Текст книги "Евангелие отца"

Автор книги: Герман Сад

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

– Что я начал понимать? Я прослушал занимательную лекцию о похождениях неизвестного мне рыцарского ордена в неизвестной мне замерзшей душой России. И не более. Хотя, я понял, что в Вашем бизнесе слишком много игроков и, кажется, и мне, как и России придется отнестись к Вам серьезно.

– Вы поняли то, что должны были понять, как умный человек: в любом квадрате может быть сколько угодно треугольников.

– Вы о каком квадрате?

– Вера, власть, деньги, человек. Каждый выбирает свой треугольник, а может быть и несколько, но в итоге – этот квадрат все равно является крестом, понимаете?

– То есть, выбор сделать придется независимо от собственного желания?

– Правильно. И какой бы Вы не сделали выбор, он все равно будет неверным.

– Получается, что из всех зол надо выбрать наименьшее.

– Мало того, надо умудриться остаться при своем выборе до конца. Потому что выбор перед человеком вечен, а человек нет – соблазн делать его еще и еще раз будет велик.

– Так, коротко и ясно: что Вы от меня хотите? Теперь, когда я знаю, кто Вы и кого представляете, в общих чертах, конечно, я почти готов согласиться со всем, что Вы не скажете, кроме какого-нибудь жуткого преступления.

– Никаких преступлений, Люсьен. Вы поедете сегодня в Рим. Там Вас встретит наш человек, который доставит Вас в Ватикан и там Вы предстанете перед Конклавом Двенадцати. Вы не должны делать ничего – вообще ничего. Вас должны увидеть, просто потому, что Вы есть главный довод для некоторых господ не отвергать предложение о создании униатской церкви.

– И все? А дальше? Что будет со мной дальше?

– Ничего страшного. Вы сможете спокойно продолжать жить, как жили.

– Разве это возможно после того, что я узнал?

– Разумное сомнение. Но, об этом мы с Вами, надеюсь, поговорим после того, как все закончится. Смею надеяться, что Вы захотите продолжать свое общение с нами и, возможно, сделать его более тесным. Кто знает, Люсьен, может быть Вы даже захотите стать следующим Папой Римским?

– Вы шутите?

– Я вообще редко шучу. Я сказал: кто знает. Все будет в Ваших и, смею заметить, наших руках. Ведь в этой жизни очень важно осознать, кто рядом с тобой идет, верно? Ошибка в выборе спутника жизни может стоить человеку самой жизни, вернее, ее смысла.

– Стать Папой Римским…. Ни фига себе! Писателем, чиновником с хорошей государственной зарплатой еще куда ни шло, но священником, пусть и с такой перспективой?

– Разве я сказал, что Вы можете стать священником? Я сказал, что Вы можете стать Папой, но это не одно и то же.

– Папа не священник? Вы что-то не то сказали, кажется.

– Сегодняшний Папа – священник. Но, я говорил про Вас: времена меняются и не обязательно, чтобы следующий Папа был таким же, как прежний. Сегодня все немного изменилось: вряд ли нужны духовники, скорее необходимы менеджеры и управленцы, умеющие, как говорят сегодня, быть в теме. Президентами же становятся люди без каких-либо заслуг, кроме одной: они правильно выбрали союзников и следовали их советам. Да, и королями становились только по крови, а не по заслугам: все возвращается на круги своя. Вы имеете полное право стать первым среди других – Ваша кровь Вам это позволяет. Вы можете стать тем, кто имеет право говорить от имени новой церкви и кому поверят.

– Теперь до меня доходит. Вы хотите, чтобы в церкви восстановилось право крови?

– Не восстановилось. Его там никогда не было. Мы хотим, что бы это право стало основополагающим и единственным правом истинной церкви.

– Но, я не из семьи Иисуса.

– Да, но Вы потомок Его лучшего и любимейшего ученика, который взял на себя самую тяжелую ношу: исполнение Его воли. Ученика, ставшего апостолом Его веры, признанного предателем, принявшего презрение и очерненного клеветой других учеников. То есть, мучеником. Кому, как не Вам принять ношу не менее тяжкую, чем Вашему предку: принять на себя Его крест. Из его семьи остался только один – больше никого нет. По той или иной причине больше никого не осталось, уж поверьте.

– Вы обладаете документами тамплиеров, раз так говорите?

– Да, они у нас, хотя не все. Но, тех, которые есть – достаточно, чтобы утвердить это право. И с этим невозможно бороться – несогласным придется принять Вас. Есть прямые доказательства, что со смертью Христа история не закончилась, хотя это не очень популярная информация. Дело в том, что один из братьев Иисуса уже был главой церкви.

– Шутите? Когда? Его брат? Но, о нем ничего такого нигде нет.

– Давно. Иаков, брат Иисуса и один из руководителей Иерусалимской общины, был убит в шестьдесят первом году нашей эры. О нем и его казни говорит Иосиф Флавий в двадцатой книге "Иудейские древности" и Евсевий Кесарийский в "Церковной истории". А это все-таки ближе к реальности, чем Библия. Впрочем, Вы не читали эти книги?

– Увы. Виноват. Хотя, уже где-то слышал об этом.

– Ну, может быть позднее, если придет время, прочитаете.

– Словом, я еду в Рим и мне предстоит что-то важное и это не больно.

– Мне нравиться, что Вы начинаете шутить.

– Только обещайте, что больше никаких порошков, ок?

– Порошков не будет, Люсьен. А все, что будет позднее, зависит теперь от Вас и во многом от нас, если Вы нас не подведете и будете делать то, что мы просим. Надеюсь, что я смог Вам немного разъяснить общую ситуацию и наши планы.

– Остался только один вопрос, который меня беспокоит: кто был такой мсье Пико?

– Достойный человек. Но, если честно, он не совсем «был». Он есть, но с Вами он не имеет никаких родственных связей. Он с Вами даже не знаком, как и с Вашей матерью, кстати.

– А как же мама? Она же прожила с ним много лет, да и я его помню.

– Хотя, это не один вопрос, а целая куча, что бы с этим покончить, я Вам отвечу. Человек, который жил с Вашей матерью называл себя мсье Пико, но проблема в том, что Вас воспитывал и не он и не Ваша мать. Ваша мама, увы, давно скончалась: почти сразу, как Вы родились. А мсье Пико жив, правда о Вас знает только по нашим докладам. Кстати, он Вам не так давно прислал письмо – Вы не помните?

– Письмо? Какое письмо?

– С Камышового острова.

– Точно. Был такой старый конверт.

– Скорее, старинный, Люсьен. Это очень старинная бумага и конверт. Даже представить не могу, сколько за нее дали бы на «Сотбис».

– Значит, он живет посредине Сены в Париже.

– Когда-то там сожгли последнего Великого Магистра Ордена тамплиеров.

– О, как! Он живет в таком странном месте, Ваш мсье Пико, который мне даже не отчим?

– Там сейчас никто не живет. Этот конверт был своего рода проверкой: если бы Вы поняли, что это такое и соответственно отреагировали, мы бы знали, что Вы уже в контакте с теми, от кого мы Вас берегли и тогда, увы, Вы бы выпили порошок только один раз и уже вряд ли бы проснулись, понимаете? А так, мы Вас сберегли от неприятностей. Так что считайте, что Вы мне обязаны продолжающейся жизнью. Но, убить Вас все-таки пришлось, но только понарошку.

– То есть, тот, второй, кто был с Вами хотел меня убить?

– Ну, если быть корректным в терминах, это не совсем убийство – это скорее подготовка к казни. Осужденным всегда давали некую смесь, чтобы они приняли неизбежное неизбежным и не противились воле судей, чтобы не портить чистоту обряда.

– Вот, спасибо. Я лучше еще раз что-нибудь возбуждающее выпью и поеду в Рим. Когда еду?

– После обеда. Через час Вы спуститесь вниз через служебную лестницу, поедете в аэропорт и частный самолет Вас доставит в Рим. Вас встретят, и Вы будете следовать указаниям: просто помните, что дальнейшее зависит только от Вас. У каждого человека наступает момент, когда он должен сделать выбор и это навсегда. Больше шансов не будет.

Рыцарь позвонил в серебряный колокольчик, который стоял на журнальном столике и через пару секунд в номер вошел один из тех, кто встречал Люсьена в аэропорту.

– Скажите нашему другу, что молодой человек готов.

– Да, сэр. – Человек вышел.

– Как в армии.

– Да, Люсьен, как в армии. Я же все-таки рыцарь, Вы помните? Это единственная возможная форма организации, которая имеет право на существование в таких делах. Сегодня, к сожалению, все больше армию пытаются подменить спецслужбы и секретные формирования, типа всяких доморощенных разведок. Они думают, что они могут что-то создать, тогда как все, что они умеют это шпионить за собственными гражданами. Люсьен, разведка – это не лекарство, разведка – это болезнь. Она умеет разрушать, но никогда ничего не создает. Люди из секретных служб не умеют воевать – они умеют только уничтожать то, что завоевано армией. Я, конечно, не говорю об армейской разведке: у нее совершенно другие цели и задачи. В ней военные: люди чести и присяги, которые никогда не работают против своих. Я говорю о правительственных разведках, которые меняют свои приоритеты в зависимости от того, кто у власти каждые четыре-пять-шесть лет и кто им платит. Честь еще никому не удавалось купить. Продать свою собственную честь можно дорого, а вот купить себе ее назад никак нельзя. И не забывайте, что армия состоит, прежде всего, из народа, поэтому народ уважает свою армию, как бы трудно ей не было. Хорошо. Давайте пообедаем и будем собираться – мне есть еще кое-что Вам сказать перед дорогой. Так сказать, небольшие инструкции.

– Так против Вас работают секретные службы? Это, как мне кажется, может быть опасно. Там крутые ребята

– Не волнуйтесь, Люсьен. Не настолько, как в кино, которое они про себя любят снимать. Крутые у них, в основном, солнечные очки. Мы умеем работать и против тех, кто думает, что уже победил. Вы что предпочитаете: мясо или рыбу?

– В каком смысле?

– В смысле – пообедать.

– А Вы?

– Мясо. Предлагаю немного баранины, тушеной в красном вине с черносливом, фаршированном чесноком, и латук. Не тяжело и вкусно. И еще немного вина.

– И никаких порошков?

– Обещаю, сегодня больше никаких порошков. – Рыцарь улыбнулся. Если все пойдет не так, как задумывалось, то действительно порошок потребуется не сегодня. В конце концов, не так много вариантов решения серьезного вопроса: человек ли ты чести или просто у тебя такая работа.

Гл. 38

Сады Ватикана. Прекрасное место. Надо бы проникнуться чем-то возвышенным, но в голову приходят всякие неприличные мысли с визгом девок, реками выдержанного вина и всякими нехорошими семейками типа Борджия. Все это проходит достаточно быстро, как только среди деревьев проявляются контуры базилики Святого Петра.

Можно сколь угодно противиться вере, не соглашаться с догматами церкви, находить белые пятна и несостыковки в Библии, удивляться наивности Истории и доказывать свои собственные варианты присутствия или отсутствия Бога. Но, вот странность: как только навстречу тебе попадается человек в сутане, глаза которого прозрачны и спокойны, ты внутренне затихаешь и думаешь, что вот этот человек что-то знает про ответы на твои вопросы, потому что он на шаг ближе к Тому, кто создал тебя и весь твой мир. Тайна окутывает этих людей и не стоит недооценивать эту тайну: они из маленьких государств, где горят свечи, где поют странные песни на непонятном большинству языке, где чай и мед вкуснее, где лики святых по праву или нет, оживают на мгновения. Эти люди могут ничего не знать, но они могут чувствовать и, возможно, это сильнее, чем все знания мира. Их любовь совершеннее, потому что неконкретна и им нет необходимости ждать ответа – это освобождает. И в результате, им нечего бояться, потому что все уже предрешено и все написано. Бояться надо тем, кто словом или делом объявляет им войну: война с Богом обречена на поражение. Да, и трудно воевать с тем, кто сразу и везде под десятками имен. Люди и борются с этими именами, как с соседями: Иисус, Мохаммед, Будда, Кришна, но Бога стараются не трогать. Если быть до конца честными, то каждый знает, что Бог один, как Его не назови. Борются потому что их гложет зависть, ненависть и недоверие к тем, кто говорит, что знает, как должно быть. К тем кто, как и они, был на этой земле – любил, страдал и умер. Почему их надо слушать? Кто сказал, что они с Богом на одной волне? Чем они так уж лучше? Чем достойнее?

Быть пророком дело незавидное. Почести приходят после боли и смерти, а зачем это надо? А вот стать почти божественным при жизни – это хорошо. Стать Богом – мечта. Чтобы все поклонялись, чтоб никто не узнавал, чтоб боялись и молили о помощи, а ты ничего не делал и все бы это понимали, как знак свыше о собственном несовершенстве и ничтожестве. Богу нельзя проявлять себя ни в коем случае! Стоит один раз явить свою силу и любовь и все – больше ему покоя не будет. Люди не простят ему молчания и тоскливого созерцания их собственных бед, тупости и лени. Поэтому вожди, назначившие себя богами, так независимы от своего народа. Поэтому, чем слабее вождь, тем выше его трон, тем божественнее, недоступнее, глубокомысленнее и прекраснее он в глазах своего народа. И тем меньше в нем от человека, а все больше от идола, наскоро вырезанного неумелыми руками в погоне за прибылью наперегонки со временем. Сейчас нет времени на качество создания местного бога. Это раньше все создавалось на века: дома, музыка, картины и даже мебель. Сегодня срок действия произведения искусства – это дата проведения аукциона: не успеешь продать, к следующему аукциону это будет уже никому не интересно. Так что на чудеса у саморожденного бога слишком мало времени. Его надо изготовить быстренько, и на небольшой период, потому что слишком долго вода не может быть похожа на вино. И чем хуже становятся дела у местного бога, тем все больше вокруг него приближенных, поющих осанну. Нарисовать свой портрет и повесить его рядом с ликом пророка не значит стать таковым. Следующий шаг: убрать пророка-конкурента и дать людям свой собственный лик. И идет вор в церковь, кланяется, бьет поклоны, истово крестится и с аппетитом ест просвиру, и думает, что Бог смотрит на него. А Он смотрит в сторону – Ему неприятен человек, которого Он должен простить и полюбить: тяжело такое и не под силу даже Ему. Как полюбить человека, который смотрит на икону, а видит только свое отражение в стекле золотого оклада? Никак, но Ему приходится это делать, потому что наступит час, когда и этот человек будет просить прощение за свою глупую жизнь.

А пока – море надежд и самое важное на сегодня, чтобы средства наконец упали на его счет и он смог купить этот домик на берегу моря. Вот тогда он поверит в Его силу и оденет еще один золотой крест на свою загорелую шею, чтобы все увидели, что он верит в Него в два раза сильнее. Господа! Все что нужно для веры это хороший баланс, хороший адвокат и хороший домик у тихого теплого моря. Ведь если этого нет – о каком Боге может идти речь? И жить в абсолютном согласии с собой при молчаливом одобрении Господа – мечта и жизненно необходимая реальность!

Зажжем ароматные свечи, включим погромче виниловую пластинку с записью «Паяцев» пятьдесят восьмого года, накроем стол на берегу Средиземного моря и прочтем молитву. Спасибо Тебе, как бы Тебя ни звали, за этот сыр, за это вино, за этот рай – спасибо, но больше ничего не надо, потому что Ты сделал все, что обещал две тысячи лет назад своим ученикам. Теперь я готов стать благородным, честным и святым: у меня все есть. Ты выполнил свое обещание – займись другими. Я верую в Тебя – Ты человек слова. Я в долгу не останусь: чтобы недалеко ходить, построю собственную церковь, заведу себе собственного священника и художники распишут образами потолок. Ничего, если Мадонна будет немного похожа на мою девочку? Ну, и ладушки. Я построю свое собственное маленькое государство и объявлю себе королем. Я буду править самым испытанным способом: чем меньше людей в моем государстве, тем на больший срок хватит средств, ведь каждый понимает заветы по-своему. Плодитесь и размножайтесь не во всех случаях относиться к людям. Я отношу это к деньгам.

Прелесть маленьких государств в том, что они совершенно не беспокоятся по поводу своей обороноспособности, безопасности и независимости. Армию всегда могут заменить деньги, которые не надо на нее тратить. Зачем платить зарплаты, закупать оружие, тратить собственные средства на благосостояние других? Можно просто купить врагов на деньги от продажи и независимость обеспечена: независимость от друзей. Все сами отойдут в сторону – кто захочет связываться с психом ненормальным? Но, можно поступить по-другому, и есть тому примеры: Андорра, Лихтенштейн, Монако, Мальта и, конечно, Ватикан. Никто никого не предал, никто никого не выдал – так, торгуем потихоньку секретами, деньгами и временем. Ничто так хорошо не продается, как вечность! Легко вложить в голову клиента мысль, что чем длиннее цифра на банковском вкладе, тем длиннее и прекраснее жизнь. Если есть свободные деньги, значит есть свободное время: можно слетать в «Прадо» (это музей, а не фирма!) и посмотреть пару картинок на стенках. А не понравятся картинки – купи пару чего-нибудь «Прада»! (это фирма, а не музей). Можно даже заказать в ресторане на одного лобстера меньше: вдруг потом это сойдет за борьбу с голодом в Африке или в крайнем случае за сохранение подводного мира. Кто знает в каком Он будет в тот день настроении?

Люди в маленьких государствах не лучше меня, но счастливее. Вокруг войны, а они даже не перестают обедать в это время. Как будто ты в таверне на берегу моря наблюдаешь за морским сражением, отправляя в рот очередной кусочек фаршированного сыром «Филадельфия» кальмара: жутко интересно чем все это закончиться. Но, вопрос чисто риторический, потому что все кончится как всегда: победитель заберет приз и приумножит количество своих врагов в несколько раз. Потому что победы не прощают даже друзья – прощают только поражения. Но маленькому государству до этого дела нет. Главное, чтобы касса всегда была открыта и каждый мог положить на хранение свои деньги, чтобы потом, когда станет понятно кто победил, их оттуда забрать. Принцип простой: мы храним – вы воюете, а пока вы воюете – мы пользуемся вашими деньгами и из ваших денег делаем свои. Кто захочет напасть на нас, если все хранят у нас свои заработанные, накопленные, награбленные средства? Но, если бы можно было и вправду все купить! Как хороша стала бы жизнь. К сожалению, обязательно в конце концов сталкиваешься с каким-нибудь существом, с которым невозможно договориться или который настолько уверен в своем праве, что нет выхода, кроме самого печального.

Лео по фамилии Барт! Персонаж из мультика. Изредка даже завидуешь такому вот человечку: все у него просто и понятно. На все есть ответы, но он не похож на человека в сутане, даже если бы ему пришлось ее надеть. Он похож на человека, который может здорово осложнить жизнь.

Сколько же в одном месте одновременно появилось тех, кто старается общаться только скрытно и, по возможности, редко, используя в основном нейтральные государства и банковские переводы. Такое ощущение, что кончилось время: на одном поле сошлись четыре войска по разные стороны света. Каждый хочет победить, но как это возможно, когда никто не может понять кто чей враг? Или друг? Для войны необходимы только две стороны, а когда их больше – это уже не война – это цирк какой-то. Нельзя воевать всем со всеми – это пустая трата средств и сил. Нет проку в победе, которую придется делить на несколько частей – так начинаются еще большие войны.

Наследник отца Иосифа, мальтийцы, ессеи, масоны, мусульмане, католическая церковь и еще кто-то, о ком сегодня наверняка скажет кардинал. Все это сразу в одном месте – кажется, что взрыв просто неизбежен. Надо еще учитывать, что в этой странной игре нет спецслужб, президентов и правительств – они, как назойливые дети со своими игрушками, просто оставлены дома на попечение нянек. Никогда еще мир не знал такой абсурдной ситуации, когда правительствам и президентам было отказано не только в участии, но даже в элементарной информации. Это не просто неуважение и даже не шлепок по попе – это точное указание места, в котором должны находиться все президенты с их правительствами вместе взятые.

ООН, всякие двадцатки, восьмерки, другие сборища, альянсы и группировки – что они против небольшого квадратного стола в душной комнате скромного дома на окраине какого-нибудь Бейрута или другого городка, где встретятся те, кто и вправду решает судьбу человечества? Не Бог, который далеко – они, которые гораздо ближе. И от их встречи будет зависеть, как сложится жизнь и судьба твоей страны, потому что твой президент просто выполнит решения этой встречи. А если он не захочет – твоя страна обречена в лучшем случае на другого президента. А если он будет упорствовать? Если он пойдет своим собственным путем? Если он уверен, что его путь – путь избранного народа, что тогда? Тогда конец стране, потому что в этой душной комнате никто никого покупать не собирается: тут не будут говорить о деньгах – тут будут говорить о Боге. А Бог бывает крайне раздражителен и жесток и Его решения обязательны к исполнению.

Кардинал один из тех, кто обязан мистеру Гутьересу. Ну, или мистер Гутьерес так думает, потому что систематически и щедро жертвует католической церкви. Хотя, если говорить правду, то священники воспринимают пожертвования сообразно ситуации: чаще всего, когда речь заходит об ответной услуге они делают удивленное лицо. Разве эти дары предназначались нам? Разве не Господу? И приходит на ум нехорошая мысль, которая успокаивает: у Господа с деньгами все в порядке, а священники как были бедными так такими и остались. В любом случае, одно то, что кардинал согласился встретиться с журналистом, в котором сразу опознал военного, говорит в его пользу. Он умен. Кардинал прекрасно знает с кем, когда и зачем ему стоит встречаться. Назначенная встреча сегодня лишнее тому доказательство. Если бы кардинал и в правду не был готов к этой встрече, ее бы попросту не было.

Но, не кажется ли Вам, мистер Дюпон, что кардинал хочет через Вас что-то передать тем людям, которые платят Вам? И уж точно не мистер Гутьерес интересует кардинала. Почему? Да просто потому, что, как Вам известно, мистер Гутьерес один из тех, кто совершенно не интересен кардиналу. Ох, не получить Вам акции Вашей газеты, мистер Дюпон. Оставил бы хотя бы мистер Гутьерес Вам Вашу жизнь. Но, самое опасное заключается в том, что кардинал, кажется, понимает кто Вы, мсье Дюпон.

Гл. 39

– Глупость и жадность уже давно живут не на церковном дворе, дорогой мой. Они уже внутри церкви. Если вдруг Вы услышите, что Вам говорят «сын мой», то знайте, что либо перед Вами ваш собственный отец, либо Вы стали избранным и к Вам обращается Господь. Если последнее верно, то спешу Вас поздравить – мне это не грозит.

– Отчего же? Вы в самом сердце веры – кому как не Вам грозит стать святым.

– Не грозит, уж поверьте. Священники святыми становятся крайне редко. Чаще это судьба самых далеких от церкви людей: далеких от церкви, но близких к Богу.

– Да, Вы просто протестант какой-то. Как возможно с такими мыслями сделать такую карьеру в католической церкви?

– Я не протестант. Я считаю, что церковь необходима, но она должна выполнять только те функции, которые ей предопределены и не более того.

– Интересный разговор получается у нас. Непонятно по какой причине Вы так со мной откровенны.

– Откровенен? А что такого секретного или опасного для церкви или для кого бы то ни было, я говорю? Что нового Вы от меня слышите? Пока ничего, но в конце разговора, думаю, Вы не пожалеете, что потеряли время.

– Бог с Вами, кардинал. Какое время? Да я даже и не предполагал, что мне доведется откровенно говорить с человеком, чье имя в мозгах каждого журналиста, который бредит церковными тайнами! Вы же начальник тайной канцелярии, идеолог католической церкви.

– Вы серьезно так думаете?

– Конечно.

– Вынужден разочаровать. Нет такой должности в церкви, это, во-первых. Никакой я не идеолог, так как вся идеология изложена в Библии, это, во-вторых. Ну, а в-третьих, хочу посоветовать Вашим коллегам чаще ходить на исповеди, а не к психотерапевтам – больше пользы для мозгов.

– Ценный совет, я подумаю. Так почему, Вы говорите, церковь берет на себя излишние полномочия? Вы что-то сказали про глупость и жадность.

– Церковь, мой дорогой, мсье Дюпон, не более, чем администрация Бога, а Папа – руководитель этой администрации. Можно сказать, что это министерство Господа или управление Его делами. Но, не более.

– Все-таки, Вы странно рассуждаете, кардинал. У меня только один вопрос: почему я Вами избран для подобной беседы?

– Да потому что Вы такой же журналист, как я архангел Гавриил. Я просил мистера Гутьереса прислать для беседы именно Вас, хотя он также как и Вы, страшно этому удивлялся. Но, Ваши удивления, как бы точнее выразиться, разной эмоциональной окраски.

– В смысле?

– В том смысле, что мистер Гутьерес не знает, кто Вы, а я знаю. Он не понял, почему я попросил, чтобы его представляли Вы, а у Вас в глазах напряжение и страх, потому что Вы поняли, что речь пойдет совсем не о том, о чем Вы предполагали. У меня остается не так много времени для беседы. Давайте перейдем к тому, зачем я Вас пригласил. Попробуем?

– Давайте. Хотя, я не очень понимаю, что Вам лично от меня надо.

– Конечно, не понимаете, но это пока.

– Заинтриговали Вы меня, кардинал.

– Мое Высокопреосвященство.

–Что?

– Я говорю, что лучше использовать вместо армейского: полковник, генерал или, как Вы сейчас коротко сказали, кардинал, привычное в этих местах Ваше Высокопреосвященство. Знаете, я привык уже как-то к такой форме. Но, если она Вам кажется слишком длинной Вы можете использовать стандартное обращение – отец мой, как Вам мое предложение? – Кардинал хитро взглянул на Дюпона.

– Кто-то не так давно говорил мне, что так обращаться не стоит к кардиналу.

– Вы правы – не стоит. Но, во-первых, это общеупотребительно, а во-вторых, льстит самолюбию.

– А, в-третьих, не так далек тот день, когда такое обращение будет соответствовать Вашему новому титулу.

– Вы про папскую шапку? Увольте, мсье Дюпон. Она не по мне. Но, думаю, что Вам такое обращение вовсе не потому не нравиться, не так ли?

– Что Вы имеете в виду?

– Пора бы нам уже начать наш разговор, тем более, что от обеда Вы отказались.

– Вынужденный пост, точнее, борьба за восстановление талии. Я знаю, чем заканчиваются ваши церковные обеды.

– И чем же? Яд уже давно не подают на третье.

– Двумя новыми килограммами в области того места, где не должно быть живота. Плюшки, ватрушки, пироги и печенье, от которых нормальный человек не может отказаться, так как они хоть и не заменяют бифштекс, но чертовски аппетитны.

– Есть одно средство, которое Вам поможет в Вашей борьбе – исключите из репертуара пиво с чипсами. И еще, я современен, мистер Дюпон, и не признаю суеверий, но на всякий случай не стоит призывать лишний раз на помощь падшего ангела.

– Ага. Боитесь! Как вообще Вы собираетесь договориться с миром, если не можете договориться с собственным, пусть и заблудшим, коллегой. Пошел ангел своей дорогой, отклонился от курса партии, создал собственное независимое ведомство и все? Нет ему прощения? А ведь без него у Вас дела шли бы вообще непонятно как. Что, съели?

– Вы совершенно распоясались, мой дорогой мсье Дюпон. Хотя, Вам идет такой образ, Вы органичны. Тем более, что я понимаю Ваше ехидство.

– Понимаете и не проклинаете мерзкого журналиста, на которого непонятно зачем тратите свое время.

– Мистер Дюпон, время действительно истекает и мне нужна Ваша помощь.

– Моя? Вам?

– Не совсем Ваша, но в данном случае именно Ваша.

– Готов услужить, чем могу.

– Можете, можете. Тем более, что именно за этим Вы и здесь, чтобы я помог Вам и Вашим братьям.

– Это точно чертовщина с хвостиком. То я Вам нужен, то оказывается Вы мне. И как Вас понять?

– Я ждал Вас, мистер Дюпон. Ну, или кого-то из вашего ордена. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы все обставить так, чтобы даже Ваш наилюбезнейший мистер Гутьерес ничего не заподозрил.

– Слушайте, Ваше Высокопреосвященство! Вот за кого Вы все-таки меня принимаете, мне интересно?

– За того, кем Вы и являетесь. Ведь Вы же ессей, мой дорогой мсье, пусть будет, Дюпон. И дело в том, что именно я могу Вам помочь в решении Вашей проблемы, как Вы можете очень помочь мне в решении моей.

– Как-то даже птички петь перестали, Ваше Высокопреосвященство. Или в Ватикане пойдет дождь, или я сегодня зря ел какую-то дрянь на обед. Вы серьезно все это сказали?

– Более чем серьезно. Вы хотите знать, кто и зачем предал смерти несколько уважаемых людей в Монпелье, не так ли? Я могу Вам помочь, но и мне необходима Ваша помощь. Таким образом, я предлагаю Вам сотрудничество. Негласное, разумеется.

– Вы меня смутили. Что еще Вы про меня знаете?

– Достаточно, чтобы Вы мне поверили. Но, я никоим образом не хочу Вас, ни смущать, ни пугать, ни шантажировать. Хотя, если честно, хотелось бы. Руки прямо чешутся. – Кардинал улыбнулся. – Но, дело, которое я Вам хочу предложить обсудить, слишком серьезное, чтобы попусту тратить наше с Вами время. Итак? Может быть, все-таки поговорим, как равный с равным?

– Ну, меня еще никогда не называли Ваше Высокопреосвященство, хотя не скрою, хотелось бы.

– Поправимо. Хотите я Вас так буду называть?

– Спасибо, я подумаю. А в чем подвох-то?

– В том, что тот, на кого Вы надеетесь и в кого верите, совсем не тот человек. Да это и нормально в наше время. Часто в жизни случается, что тот, кого ты считаешь соперником и врагом, чаще оказывается куда более преданным союзником, чем твой ближайший друг и партнер.

– Это Вы к чему?

– А вот к чему. Вы ведь давно подозреваете, что Вашему ближайшему соратнику, который называет себя мальтийским рыцарем, доверять нельзя, не так ли?

– С чего Вы взяли, что среди моих товарищей есть рыцари? Я слишком юн для таких знакомств.

– И слишком верны идее? Преданность, честность, любовь, сочувствие, прощение…. Перечислять можно долго, да? Конечно, я сам часто задумываюсь над тем, что ни в одной великой книге, включая Библию, нет слов эффективность, экономичность и целесообразность, а все те слова есть. Что случилось с миром? Мы даже с любимыми говорим на языке программистов. Хотя, сейчас и любимых чаще предпочитают называть партнерами.

– Ваше Высокопреосвященство, Вы начинаете стареть и потом – с каким такими любимыми? Вы меня пугаете.

– С теми, например, которым Вы звонили из Нью-Йорка. С теми, кто ждал Вашего возвращения из Америки, с теми, кто сев за торжественный ужин, не знал, что он будет последним. Я про тех, кто воспитал Вас таким, какой Вы есть, со всеми Вашими гримасами и прибаутками актера из бурлеска. Кто сделал Вас человеком, который умудряется не наступать на грабли, потому что знает, что они понадобятся тому, кто идет за Вами след в след. Я о тех, для кого Вы делаете очень не простую работу, играя несколько ролей сразу, что крайне опасно во все времена, и в наше особенно.