Текст книги "Победа достается нелегко"

Автор книги: Георгий Свиридов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)

Глава девятнадцатая

1

Выключив свет, Руслан подошел к окну, открыл форточку и, опершись локтями о подоконник, прислонился лбом к прохладному стеклу. В домах военного городка гасли огни. Надвигалась ночь. Надо бы лечь, постараться заснуть. Но разве уснешь, когда знаешь, что завтра решающий поединок?

В форточку, обдавая свежестью, вливался прохладный воздух, настоянный на полевых цветах, пряных ароматах яблоневого сада и сдобренный терпким запахом сосновой смолы и душистой хвои. Где-то вдали, за садом, за лесом, с глухим шумом и характерным свистом промчалась электричка. Руслан представил себе полупустой вагон, сонных пассажиров. Со стороны проходной, которая находилась за домами, донесся короткий, требовательный сигнал автомашины, послышался тихий лязг железного засова, скрежет открываемых тяжелых ворот, отрывистые команды и натужный рокот вездеходов.

«Со стрельб приехали», – определил Руслан и отчетливо представил себе, как солдаты, усталые и голодные, поспешно ставят в гараж боевую технику, сдают оружие, боеприпасы, считают гильзы, шумно моются, чистятся, спешат в столовую, с аппетитом уплетают ужин, а потом, расслабленные, довольные прожитым днем, шагают в казарму и разбредаются по своим жестким койкам.

Он вспомнил свой городок, расположенный у подножия гор, командиров ракетного дивизиона, солдатскую казарму, ставшую теперь далекой и дорогой, обветренные, смуглые от загара лица товарищей.

«Интересно, кто сейчас устроился на моем месте?» – подумал Руслан с легкой грустью, и перед глазами встали ряды двухъярусных коек.

Руслан мысленно прошагал по надраенному до янтарной желтизны деревянному полу и у самого окна влез на второй ярус, или, как называли солдаты, «второй этаж». Как она манила к себе, эта двухъярусная койка, когда, намаявшись на полевых занятиях, усталой походкой входил в казарму, торопливо сбрасывал каменные сапоги, стягивал через голову задубевшую от пота, в белых разводах соли, выгоревшую гимнастерку и снопом валился на постель.

«А тут, в Подмосковье, не служба, а малина», – подумал он, снимая тренировочный костюм, и, не подняв одеяла, лег на кровать. Первое время в казарме он никак не мог привыкнуть ко «второму этажу», спал почти не шевелясь, боялся свалиться. Его пугало не само падение, а смех товарищей, которые подолгу подтрунивали над «парашютистом». Рядом, тоже на «втором этаже», спал сержант Петр Мощенко, донецкий шахтер с зычным голосом и добрым сердцем. «Петро на повышение пошел, – Руслан вспомнил телеграмму от ракетчиков. – Подписался новым званием „старший сержант“». Внизу, под ложем Коржавина, на «первом этаже», спал длинный и тощий, типичный волейболист, ленинградец Евгений Зарыка. Женька… Были закадычными друзьями… мечтали об одном – после окончания службы пойти в военно-инженерное. Всю зиму готовились. Достали программу вступительных экзаменов, запаслись учебниками и в свободное время писали конспекты, штурмовали пособия. А теперь их осталось двое, да и они далеко друг от друга, неизвестно, когда встретятся. Только Женька рядом. Тенью. Памятью… Женька… До сих пор не верится. Руслан закрыл ладонями лицо. Женька…

2

Раздался легкий стук в дверь. Коржавин, приподняв голову, хотел произнести «Войдите!», как дверь уже распахнулась.

– Русланчик, не спишь? – В комнату широким хозяйским шагом вошел Бондарев. – Не притворяйся. Знаю по себе, полночи спать не будешь. Зажечь свет?

– Только сначала я форточку закрою, – отозвался Руслан.

Степан Григорьевич был в офицерской форме. Его давно уволили в запас, однако он любил ходить в форме. Она шла ему, делала моложе, подчеркивала стройность тренированного тела. Бондарев умел носить форму с достоинством и с какой-то неуловимой щеголеватой элегантностью, которая вырабатывается у кадровых офицеров годами службы. Он прошелся по узкой комнате, распространяя запах дорогих мужских духов, и уселся на свободной койке, закинув ногу на ногу.

– Может, тебе соседа дать? Для компании? А?

Три дня назад на этой койке спал Дмитрий Марков, по после поражения он взял свои вещи и уехал домой, к жене и сыну.

Нет, Степан Григорьевич, не надо. Если есть возможность, оставьте одного.

– Как хочешь. Только мне кажется, тебе одному тоскливо. Мысли всякие лезут, особенно перед боем.

– Одиноким можно быть и в толпе.

– Колючий ты, словно дикобраз. – Бондарев засмеялся. – С характером! Но это хорошо. В нашем деле без характера нельзя, сломают быстро.

– Как Дмитрия Маркова? – сказал Руслан и осекся: получился открытый намек.

В светлых глазах Бондарева мелькнул холодный блеск, однако он тут же взял себя в руки и спокойно ответил, давая понять, что намек понят правильно:

– Нет, Димуня не сломался. Димуня просто кончился… Когда-то это должно было произойти. – И грустно добавил: – Такова жизнь. Думаешь, я по своей охоте покинул ринг? Эх, зелено-молодо, вам этого не понять!

Степан Григорьевич встал, дважды прошелся по комнате, остановился возле окна и некоторое время молча глядел в темное стекло, задумчиво барабаня пальцами по подоконнику. Руслан корил себя за опрометчивость, с искренним сочувствием смотрел на тренера, на его лицо – он видел тренера в профиль, – на седеющие виски, на морщинки возле глаз, сосредоточенно сжатые губы и, как на странице книги, прочел грустное сознание того, что людям, как и городам, не дано возможности заново войти в собственное прошлое, заново пережить ушедшие годы.

– Эх, скинуть бы мне годков двадцать, да оставить опыт и знания… Показал бы я себя! Наверняка был бы чемпионом Европы, а то и Олимпийских игр. Боксировал я прекрасно… Больше половины боев закончил нокаутом или явным преимуществом.

Бондарев увлекся воспоминаниями:

– Ты еще под стол пешком ходил, а меня на ринге цветами засыпали, на руках носили. Особенно после выхода кинофильма, где я снимался в главной роли. А какие девчонки!

Бондарев снова прошелся по комнате, но уже другой походкой, мягкой, кошачьей, потирая руки и самодовольно ухмыляясь.

– Помню, первый раз в Ташкент приехал лет пятнадцать назад. В той самой гостинице, где с тобой беседовал, слышу робкий стук. Открываю – мечта! Лет восемнадцати. Волосы черные, смоляные, в две косы на голове уложены, свежесть чуть загорелого лица оттеняют. А глазищи – синие-синие, до черноты, и лучистые, насквозь прожигают. Взглянешь раз и все позабудешь. В платье таком воздушном, из местного тонкого шелка. Думаю про себя, что она ошиблась, не в ту дверь постучала. Спрашиваю робко: «Вам кого?» А она смотрит на меня, ресницами длиннющими хлоп-хлоп и одними губами: «Вас…» Протягивает мне открытку, где я обнажен до пояса, волосы всклокочены, на руках перчатки боксерские, ну, в общем, кадр из фильма. И добавляет: «Автограф, пожалуйста!» Ну, думаю, была не была, приглашаю в номер, мол, в коридоре неудобно. Что ты думаешь, заходит с радостью. Разговорились. Она студентка второго курса, забыл какого института, не то политехнического, не то хореографического. На столе у меня фрукты, шампанское, шоколад. Включаю радио, двери на ключ и приглашаю танцевать. Идет. Обнимаю, а она, как струна, вздрагивает. Хочешь верь, хочешь не верь. Да, были автографы! – Бондарев, возбужденный приятными воспоминаниями, сел на койку рядом с Коржавиным и мечтательно произнес: – А у тебя все впереди. И слава и прочее… Поездки за границу, Олимпийские игры… Лондон, Париж, Нью-Йорк, Токио… Озаренный прожекторами ринг, орущая в темноте толпа, и судья поднимает твою руку: «Победил Коржавин!» А потом цветы, банкетный зал, улыбки женщин…

– Степан Григорьевич, вы до армии зубным врачом не работали? – спросил Руслан самым невинным тоном.

– Нет, – поспешно ответил Бондарев, не понимая, куда тот клонит. – При чем тут дантисты?

– При том, что вы большой мастер по этой части. Помните, как сказал поэт? – Руслан продекламировал: – «Заговариваю зубы, только слушать согласись!»

Тренер моментально перестроился, громко рассмеялся, как бы давая понять, что прощает шутку, и погрозил пальцем:

– Спрячь колючки, дикобраз. А не то придется перевоспитывать! – И, немного погодя, уже другим, деловым тоном добавил: – В общем-то, Руслан, я к тебе по делу зашел.

– Слушаю, Степан Григорьевич.

– Приятные вести. Первое. Как мне передали друзья, просмотровая комиссия Всесоюзного тренерского совета включила тебя кандидатом в состав сборной страны. Это уже кое-что значит. После вчерашней победы ты вышел в полуфинал, и фактически бронза за третье место у тебя в кармане. Уверен, что независимо от результата завтрашнего поединка – как-никак, а боксируешь с трехкратным чемпионом и призером Олимпийских игр Олегом Чокаревым, – президиум Федерации бокса утвердит предложение тренерского совета. Ты на сегодня самый молодой призер чемпионата, так сказать растущий и перспективный. Я рад за тебя и доволен, что оправдал мои надежды. Не зря старался.

– Спасибо, Степан Григорьевич, спасибо.

– Вот так-то, а ты не верил, когда я о заграничных поездках пророчил, даже назвал знахарем, который зубы заговаривает. Эх, молодо-зелено!

Руслан изобразил раскаянную улыбку, сложил ладони перед лицом своим и, закатив глаза, молитвенно прошептал:

– Пронеси, господи, гнев офицерский мимо солдата грешного.

– Ладно, ладно, не болтайся, как сопля на проволоке. – Бондарев немного помолчал и добавил серьезно: – Конечно, дела у тебя, прямо скажу, не больно веселые. Тут уж ничего не попишешь! Жеребьевка! Еще в первый день состязаний было известно. Мой совет, вот так соберись. – Степан Григорьевич сжал кулак и потряс им. – Выходи, как на подвиг. Не скаль зубы, победить Олега Чокарева – это подвиг. Спортивный подвиг! А если не хватит пороху, так на своей шкуре прочувствуешь, что значит боксировать с мастером международного класса. Думаешь, нам легче доставались медали?

И Степан Григорьевич снова ударился в воспоминания, начал рассказывать Руслану о том, как ему в молодости пришлось боксировать с самим Виктором Михайловым, королем нокаутов («Да, да, с тем самым, который вчера судил твой поединок!»), и как Михайлов восемь раз посылал Бондарева на пол и тот восемь раз вставал и продолжал вести бой.

Коржавин знал эту историю почти наизусть – Бондарев не раз рассказывал ее, и сейчас она вызвала у Руслана лишь раздражение, ибо в голосе тренера звучало неприкрытое хвастовство.

– Вторая приятная весть. – Бондарев уселся поудобнее. – Наконец-то договорился о встрече с самим председателем райисполкома. Послезавтра вместе с начальником спортклуба заявимся на прием с документами и ходатайством. Будь уверен. Квартиру для члена сборной Советского Союза выбьем! Можешь считать, что ключ от однокомнатной квартиры лежит у меня в кармане…

Сегодня вечером Руслан не боксировал, был свободным, и он вместе с Бондаревым побывал дома у матери. Люсиновский переулок произвел на Руслана удручающее впечатление. После роскошных улиц новых районов, расположенных на окраине Москвы, после шумного Садового кольца, высоких многоэтажных зданий родное Замоскворечье, особенно начало Люсиновского переулка, показалось частью захудалого провинциального городка. Невысокие, в основном одноэтажные, деревянные дома, многим из них давно перевалило за сотню лет. Одинокая кирпичная шестиэтажная громада, торчащая, как айсберг, лишь подчеркивала убогость и ветхость домов и домишек.

Руслан с щемящей болью смотрел на родной переулок. Не верилось, что он находится почти в самом центре столицы. Было непонятно, почему, застраивая окраины, создавая новые жилые массивы, обошли стороной Замоскворечье, оставив почти без изменения дряхлые купеческие особняки и кривые переулки.

Дверь открыл сосед Волков, лысый, небритый, в поношенной фланелевой рубахе. От него дурно пахло водкой, луком и селедкой. Волков театрально развел руки. На обрюзгшем лице появилась гримаса, похожая на улыбку.

– Милости просим, дорогой Руслан Сергеевич! – И, повернувшись, вдруг закричал в глубь полутемного коридора: – Варвара, с тебя причитается! Встречай наследника!

Мать выглянула из своей комнаты, радостно вскрикнула и, вытирая о передник руки, поспешила к Руслану.

– Сын! Сыночек!..

Руслан осторожно обнимал мать, отвечал на вопросы и впервые смотрел на нее глазами повзрослевшего сына, с острой грустью отмечая про себя, какая она, его «грозная» мама, в сущности, хрупкая, молодая еще женщина, с чуть поседевшими волосами. Он впервые понял, как ей нелегко было воспитывать такого сорванца, каким был он.

Руслан представил матери Бондарева. Тот, щелкнув каблуками, галантно поцеловал ей руку. Мать, польщенная таким вниманием, зарделась, у нее лукаво сверкнули глаза, и она засуетилась, выставляя на стол имеющиеся продовольственные запасы.

Бондарев подошел к комоду и стал рассматривать портреты родителей, висевшие на стене. Мать Руслана, молоденькая и красивая, в летнем платье, с тяжелой русой косой на плече, беззаботно улыбалась с раскрашенной фотографии. Отец, слегка выставив левое плечо, чтобы были видны звездочки на погоне, в лихо сдвинутой набекрень фуражке, смотрел из квадратной деревянной рамки пристально и пытливо, пряча под небольшими светлыми усами добрую улыбку.

В комнате становилось все теснее. Жильцы их квартиры и соседи по подъезду под разными предлогами заходили к Варваре Николаевне, чтобы своими глазами взглянуть на Руслана. Подумать только, этот непутевый парень, сорвиголова, разбивший в детстве не одно окно тряпичным футбольным мячом или хоккейной самодельной шайбой, неудачник, провалившийся на экзаменах и вместо института очутившийся в цехе завода, вдруг стал знаменитостью. О нем пишут в газетах, напечатали портрет, Президиум Верховного Совета своим Указом награждает медалью, а теперь показывают по телевизору, как он дерется на боксерском ринге.

Мать, безмерно счастливая, принимала поздравления, предлагала чашечку чая, морщинки на ее лице разгладились, на щеках вспыхнул румянец. Счастье делает людей моложе и красивее, и мать Руслана впервые за многие годы по-настоящему радовалась и гордилась своим сыном.

Сосед Волков, наспех побрившись и вылив на себя чуть ли не полфлакона жениных духов, водил Руслана по квартире, показывая перемены. Недавно закончили капитальный ремонт. Старый двухэтажный сруб купца Караковского заново оштукатурили, и он стал похож на каменный дом. Убрали печки, провели паровое отопление. К их квартире добавили еще одну комнату и сделали наконец кухню (раньше газовая печь стояла в коридоре) и отдельную туалетную. Все сияло свежей краской и чистотой.

Руслан смотрел на перемены и с грустью думал: капитальный ремонт свидетельствует о том, что ломать дом в ближайшие годы не планируют, а его мать уже много лет мечтает пожить в квартире, где будут ванна, мусоропровод и горячая вода… С этой невеселой мыслью он и ушел.

И когда сейчас подполковник Бондарев заговорил о возможности получить квартиру, Руслан ни единым движением не выдал внутреннего волнения, не показал, что затронуто самое больное место. Он лишь невесело усмехнулся.

– Бондарев слов на ветер не бросает. Думаю, что даже ты успел убедиться в этом, – ответил Степан Григорьевич. – Но все, между прочим, будет зависеть от твоего поведения. Мы еще подумаем, давать тебе ключ или повременить.

– Буду паинькой! – ответил Руслан.

– Посмотрим, посмотрим, – лукаво произнес Степан Григорьевич, довольный тем, что ему удалось перед боем «взбодрить» Коржавина, отогнать мрачные мысли: «Пусть лучше думает о квартире, о девчонке, нежели о кулаках Чокарева». – И вслух сказал: – Вот такие-то дела, зелено-молодо. Ну, пока, отдыхай, набирайся сил.

Бондарев встал и, уже направляясь к выходу, остановился, вынул из кармана билет участника личного первенства.

– Передай своей златокудрой, – протянул билет Коржавину. – Девчонка что надо! Пусть сидит возле ринга и вдохновляет. – Тренер многозначительно улыбнулся и помахал рукой. – Ну, пока!

3

После ухода Бондарева Руслан погасил свет и долго лежал с закрытыми глазами. Сон не приходил. Думал о матери, о новой квартире, о завтрашнем бое и, конечно, о Тине. Давно о ней не думал. Руслану казалось, что вычеркнул ее из своей памяти. Вычеркнул навсегда. Особенно с тех пор, как появилась Гульнара. Без Гульнары он не мыслил своей жизни. Она, только она одна могла стать подругой его жизни. И вдруг – опять Тина…

Нет, не о такой встрече с Тиной мечтал Коржавин. Он хорошо помнил тот день, когда она гордо прошла мимо него. С тех пор Руслан сознательно избегал встреч. За годы службы не написал ей ни одного письма, хотя мать неоднократно упоминала о Тине и передавала от нее приветы. Время стирает грани, сглаживает острые углы. И Руслан тешил себя мыслью, что их дороги еще скрестятся и тогда он так же холодно и надменно произнесет:

– Да, я Руслан. Ну и что?

Однако так не сказал, хотя носил в груди эти слова больше двух лет.

Тина появилась неожиданно, словно выросла из-под земли, нарядная, красивая, она возникла около самого ринга с большим букетом в руках, когда Руслан, потный, усталый, озаренный счастьем победы, под аплодисменты десятитысячной толпы шагал вместе с тренером в раздевалку.

Проскользнув мимо оторопевшего лейтенанта милиции, Тина бросилась навстречу ему, сунула букет цветов, потом порывисто обняла, прижалась к нему так, что он невольно ощутил ее плотное тело, грудь, и стала целовать.

– Русланчик! Поздравляю!

Удивлению Руслана не было границ. Они никогда раньше не целовались и не обнимались. Единственное, что иногда Тина позволяла ему, это взять под руку. И вдруг… Руслан от неожиданности не мог произнести ни слова. Но этого и не требовалось. Говорила Тина.

– Я увидела тебя еще вчера, по телевизору. Не могла усидеть дома, полетела сюда, в Лужники. Глупо, конечно. Билетов нет, кассы закрыты… Бродила вокруг Дворца спорта, заглядывала в автобусы. Хотела тебя встретить. Но мне сказали, что армейские боксеры уже уехали. Смешно, конечно.

– Прошу вас, разрешите Руслану помыться и одеться.

Типа наградила тренера обворожительной улыбкой и зашагала рядом с Русланом, прижимаясь к его сильной руке. Руслан растерянно улыбался и, не зная, как себя вести, искоса поглядывал на Тину. Он узнавал и не узнавал ее. Она изменилась. Похорошела, выглядела ослепительно. И она, зная себе цену, шла рядом, гордо вскинув голову, и ее волосы, выкрашенные в модный медно-красный цвет, мягко касались его плеча.

Потом, уже в автобусе, боксеры и тренеры только и говорили о том, какую «кралю» подцепил Коржавин. А Бондарев, подсев к Руслану, спрашивал:

– Когда же ты успел поймать такую золотую рыбку? Вроде бы глаз с тебя не спускали, держали на строгом режиме, свободного времени не было, даже в город ни разу не возили. И вдруг – на тебе! С ходу девчонку закадрил. Да еще какую!

4

Руслан отвернулся к стене, стараясь отвлечься от предстоящего боя, но чей-то голос назойливо повторял и повторял: «Да, победы были. Но над кем? Над такими же, как и ты. А тут надо выходить против чемпиона. Не только страны, но и Европы…» Руслан стал вспоминать службу, учения. Поход в песках… Да, туго пришлось тогда в пустыне, когда в дивизионе произошла авария и они остались без пищи и воды, а командир послал его вместе с Серегой Нагорным сообщить о беде. Серега раскис, не выдержал, набил кровавые мозоли. Пришлось тащить его на себе, а потом, выбившись из сил, оставить отдыхать в тени бархана. Почти полсотни километров отмахал в одиночестве. Как дошел, сам не знает. Падал, но шел. И, главное, не сбился с пути. А то бы и ему и всему дивизиону крышка. Пустыня шутить не любит. Тогда его марш-бросок по пескам называли подвигом. Но что тот подвиг перед тем, что ему предстоит завтра? А победить хочется, ох как хочется…

Руслан заснул далеко за полночь. Но и во сне он продолжал сражаться с Олегом Чокаревым, на котором была надета кольчуга из золотых и серебряных медалей.

Глава двадцатая

1

Бондарев задержал Руслана перед входом в раздевалку.

– Хочу посоветоваться с тобой.

– Слушаю, Степан Григорьевич.

– Понимаешь, меня вызывают… Срочное дело. Начальство, оно ни с чем не считается. – Бондарев испытывающе заглянул в глаза Коржавина. – Через час-полтора обратно. К твоему выходу на ринг, думаю, вернусь… Но, сам понимаешь, могу опоздать. А у тебя бой с Чокаревым…

Руслан оторопел. Вот так штука! Неужели на такой поединок ему выходить без тренера, без секунданта? Он растерянно посмотрел на Бондарева.

– Если ты не возражаешь, – Степан Григорьевич понизил голос, – я попрошу Данилова. Он твой бывший тренер, знает тебя и видел бои Чокарева. Думаю, не хуже меня подсказать сможет. Договорились?

Коржавину ничего другого не оставалось, как утвердительно кивнуть. Конечно, отвык от Данилова, но раз так случилось, пусть секундирует.

– Но это только на всякий случай, если я задержусь. – Бондарев положил ладонь Коржавину на плечо. – А теперь слушай внимательно. Веди бой осторожно, не зарывайся. В случае чего, клинчуй. Держи, не давай работать. Помни, этот бой начало нашей стратегической атаки на титул чемпиона. Сегодня с достоинством продержаться три раунда – уже победа, твоя личная победа. Ты узнаешь, так сказать, личным опытом, что из себя представляет мастер международного класса, а через год, на следующем чемпионате, скрестишь по-настоящему шпаги. – Тренер заговорщицки подмигнул. – Время работает на нас!

Руслан опустил голову и ничего не ответил. Ему было обидно слушать такие наставления, тем более от Бондарева. Неужели Степан Григорьевич, тот самый Степан Григорьевич, который поверил в Руслана там, в Ташкенте, едва увидев на ринге, теперь, после стольких побед, сомневается в нем?

– Возьми себя в руки, – сказал Бондарев, словно угадывая состояние Руслана. – Пора разминаться.

В просторной раздевалке, несмотря на распахнутые окна, воздух был насыщен запахом пота, канифоли, кожи, мужского одеколона и цветов. Под самым потолком – электрические светильники. На стульях и низких креслах – одежда, тренировочные шерстяные костюмы, открытые спортивные чемоданчики. У стены и под стульями поблескивают модные штиблеты, солдатские сапоги и мягкие боксерские ботинки. Через бетонную стену, отделявшую раздевалку от огромного зрительного зала, глухо доносится дыхание многотысячной толпы, заполнившей до отказа помещение Дворца спорта. Все звуки: топот, выкрики, аплодисменты, свист – сливаются в какой-то единый тревожный гул, то нарастающий, то затихающий, чем-то отдаленно напоминающий грохот лавины в горах.

Раздевалка, как барометр, чутко реагирует на этот шум, на то, что происходит там, за стеной, хотя и живет своей, особой жизнью, сдержанно напряженной и нервной. Отсюда уходят в зал, где стоит на помосте освещенный юпитерами ринг, и сюда возвращаются усталые после тяжелой работы, к которой готовились годы. Одни приходят счастливые, радостно взбудораженные, с букетами в руках. Небрежно бросив цветы на подоконник, они не спешат одеваться, громко разговаривают. Другие – сумрачные. Эти долго сидят в душевой, потом, не обтеревшись, нервно натягивают на мокрое тело одежду и поспешно уходят.

В раздевалке людно. Тот, кому выходить на ринг через несколько минут, уже в перчатках, накинув на плечи халат, мягко подпрыгивает возле двери, ждет вызова. А те, чей поединок еще не скоро, разминаются, сосредоточенно делают гимнастические упражнения.

Коржавин нашел свободное местечко у огромного, во всю стену, зеркала и стал разогреваться. Потом мягко, без напряжения, попрыгал со скакалкой. Посмотрев на часы, усмехнулся: до боя еще много времени, впереди тягостные минуты ожидания. Ох, уж эти минуты! Бесконечные и ровные, как ступеньки, по которым боксер приближается к заветному мгновению выхода на ринг, мысленно переживая перипетии будущего поединка. В эти внешне спокойные минуты, если не отвлечь внимания, мозг работает с предельным напряжением и фантазия так взбудораживается, так зажигается, что порой спортсмен еще задолго до боя вхолостую растрачивает драгоценную, накопленную по крупицам нервную энергию. В спорте, а тем более в боксе таких случаев сколько угодно. Легкоатлеты подобное состояние называют «предстартовой лихорадкой», тренеры по боксу говорят проще – «сгорел до ринга». Быть хладнокровным, сдержанным накануне поединка – большое искусство, оно вырабатывается годами тренировок и опытом. Новички, как правило, всегда переживают и волнуются больше, чем закаленные турнирные бойцы.

Конечно, подобные истины Руслан усвоил давно, однако всякий раз накануне ответственного поединка мучился, переживал и ничего не мог с собой поделать. Единственное, что ему удавалось, это сохранять внешнее спокойствие.

Переживать Руслан начал еще позавчера, после второй победы, когда судья на ринге поднял его руку. Уже тогда Руслан знал, что ему предстоит встретиться с самим Олегом Чокаревым, неоднократным чемпионом страны и Европы, заслуженным мастером спорта. Об этом знали все – участники соревнований, тренеры, судьи и зрители. Ведь узнать не стоило большого труда, нужно было лишь взглянуть на турнирную таблицу второго среднего веса, напечатанную в программе соревнований. А ее можно купить за пятак у входа во Дворец спорта. Некоторые тренеры смотрели на Руслана, как на кролика, которого ожидают когти льва. Чокарев разделывал своих соперников, как правило, в первых раундах, быстро и жестоко. И, как писали в газетных репортажах, «зрители не успевали рассмотреть очередного противника, как судья на ринге уже останавливал поединок».

Коржавин, скользя на носочках, вел легкий бой с тенью. Увлеченный, он не заметил, как к нему подошел Виктор Иванович. Данилов некоторое время молча наблюдал за Русланом, потом посоветовал:

– Больше расслабься. – И добавил: – Ноги не нагружай, пусть мышцы отдыхают.

Руслан, продолжая легко подпрыгивать на носках, повернулся к тренеру.

– Здравствуйте, Виктор Иванович! – И почувствовал, как его щеки, шея, мочки ушей полыхнули жаром. Он вспомнил, что записку, которую ему вручил Данилов перед первым боем, так и не прочел, она до сих пор лежит в кармане тренировочных брюк.

Данилов понял смущение Руслана по-своему и поспешил успокоить своего ученика.

– Мы с Бондаревым договорились… По его просьбе сегодня буду тебя секундировать. – После такого краткого вступления сразу перешел к делу: – Чокарева в бою видел? Почерк атак разобрал? Он с хитринкой. На первый взгляд все легко и просто, а на самом деле замысловато. Пальцы забинтовал? Ну тогда доставай перчатки, побалуемся.

Он говорил знакомым хриплым голосом, спокойно и уверенно, и Руслану на мгновение показалось, что он никуда не уезжал из Москвы, что в его жизни не было никаких перемен: ни армии, ни пустыни, ни Бондарева, что все по-старому, как было раньше, три года назад, когда Данилов вот так же перед выходом на ринг предлагал ему надеть перчатки и побаловаться.

«Побаловаться» – это значит, что Данилов с боксерскими лапами на руках будет имитировать, повторять излюбленные приемы противника, а он, Руслан, должен реагировать на них и тут же находить ответные атаки.

Руслан мысленно уже двое суток вел поединок с Чокаревым, а теперь, в последние минуты перед выходом на ринг, с помощью Данилова проводил как бы генеральную репетицию боя.

– Виктор Иванович! – В раздевалку заглянул шустрый парнишка. – Федьку не пускают и пропуск забрали. Говорят, маленький еще…

Данилов недовольно хмыкнул, снял плоские боксерские лапы.

– Поработай пока один в том же плане, – сказал он Руслану. – Я на одну минутку отлучусь.

2

Торопливо, толчком ноги раскрыв дверь, в раздевалку вбежал невысокий спортсмен в сером модном пиджаке из дешевой грубой шерсти и узких синих брюках. В одной руке он держал за шнурки большую связку новых боксерских перчаток, похожих на огромные темные груши, а в другой – лист бумаги с машинописным текстом.

Боксеры и тренеры делали вид, что не обращают на него внимания, продолжали заниматься своими делами, хотя каждый внутренне насторожился, особенно те, чей выход близок. Вошедший был судьей при участниках. В его обязанности входило подготавливать спортсменов, согласно очередности, к выходу на ринг, проверять форму, выдавать и собирать перчатки. Должность, прямо скажем, невидная, однако важная. От его действий, от его расторопности зависел ровный ход состязания. Он обязан знать, где, в какой раздевалке находятся соперники, загодя предупредить их и вывести к рингу. Кроме того, ему, естественно, хочется подольше побыть в шумном полутемном зале, посмотреть поединки. Вот и приходится метаться между рингом и раздевалками.

Ни на кого не глядя, судья поднес к самому носу листок, поискал глазами нужную строчку.

– Коржавин! Кто тут Коржавин?

– Здесь я…

– Чего не отзываешься?

Судья хмуро взглянул в его сторону. Он спешил. Там, на ринге, шел интересный поединок, и ему хотелось поскорее вернуться в зал, досмотреть последний раунд.

– Пора бы и в лицо знать, четвертый день идут соревнования, – ответил с улыбкой Руслан, давая понять, что участников финальных состязаний не так уж много.

– Много вас тут понаехало, всех не приметишь, – пробурчал судья и, отвязав пару перчаток, бросил их Коржавину. – Получай! Скоро твой выход. Абитуриенты! Но ничего, через день будет легче.

У Руслана кровь прилила к лицу: «Абитуриент!» Вот, оказывается, как смотрят на него. Новичок, пытающийся протиснуться в когорту знаменитых, случайный гость на большом ринге… И его две победы, которыми Руслан внутренне гордился, оказывается, не так уж много весят в глазах этого франтоватого судьи.

Конечно, можно махнуть рукой на ехидные слова, обозвав судью «пижоном», «стилягой», и тут же забыть обо всем. Сейчас главное – сосредоточиться, подготовиться. Как-никак, а через несколько минут бой.

Руслан так бы и поступил, если бы не заметил на лацкане модного серого пиджака значок судьи республиканской категории. Значок говорил сам за себя. Его не дают просто так. Не год и не два покрутился этот «пижон» на ринге и возле него, пока получил этот маленький, как двухкопеечная монета, значок с красной звездочкой в центре. За это время он успел много повидать. И его последняя фраза «через день будет легче» была цинично-откровенной. Через день закончатся четвертьфинальные и часть полуфинальных поединков, и вся «мелочь», случайные гости, абитуриенты, отсеется. Останутся лишь основные претенденты, которые и начнут делать главное – делить между собой золото, серебро и бронзу наград. Тогда и судье при участниках будет легче, ибо тут он знает всех и в лицо и поименно: постоянные соперники, мастера международного класса, чемпионы страны, Европы, обладатели олимпийских медалей…

Данилов накинул на плечи Руслана халат.

– Пошли, зовут тебя.