Текст книги "Победа достается нелегко"

Автор книги: Георгий Свиридов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

Глава двадцать третья

1

Послав Коржавина проводить Тину, Бондарев задержался в дверях проходной и некоторое время смотрел им вслед. Они шли в полосе света, и на темном фоне леса отчетливо выделялись стройные фигуры, словно нарисованные художником. В прохладной тишине приятно постукивали каблучки дамских туфель.

Бондарев самодовольно усмехнулся, вспоминая красноречивые взгляды Тины. Он понял их сразу, ибо знал толк в женщинах и безошибочно разбирался в психологии. Избалованный женским вниманием и легкими победами, Бондарев постоянно томился жаждой нового, хотя по личному опыту знал, что всякое новое – это всего лишь повторение прошлого. Знал и другое, что своему успеху он обязан не столько личными физическими качествами, сколько популярностью чемпиона и киноактера.

Он смотрел на Тину и считал ее уже своей. «Прибежит после первого телефонного звонка», – рассуждал он, мысленно перебирая свои возможности и намечая срок.

– Товарищ тренер, а девчонка что надо, в стиле модерн.– Солдат с красной повязкой дневального выразительно присвистнул.

Бондарев не обратил на него внимания. Тогда дневальный, не скрывая обиды, произнес с грустью:

– Ваши боксеры всех милашек позакадрили, нам ничего не осталось.

– Уметь надо,– бросил Бондарев.

– Мы-то умеем, да разве сунешься под кулаки. Бьют-то они как! Я сам видел в спортивном зале, как на приборе стрелки подскакивали. У этого вашего Коржавина удар-то полтонны.

– О! Да ты, видать, парень гвоздь! – усмехнулся Бондарев и, не оглядываясь, направился к зданию гостиницы.

Спать не хотелось, да он и не привык ложиться так рано. Степан Григорьевич подсел к телефону и начал разыскивать председателя жюри. Свои люди уже сообщили Бондареву о том, что Першин, тренер Игоря Долгопалова, принес справку от врача и снял своего боксера. Видимо, тот, не надеясь на Долгопалова, который вряд ли сможет бороться с Коржавиным, решил не рисковать и довольствоваться вторым местом. Однако эти факты, хотя их и сообщили друзья, следовало проверить.

Председатель жюри, узнав по голосу Бондарева, подтвердил сообщение.

– Степан, ты меня слышишь? С тебя бутылка коньяку. Да, да, Першин принес бумагу от доктора... Правильно сделал... Так что твой уже чемпион. Понимаешь, чемпион! Без финального боя. Поздравляю! – И тут же посоветовал Бондареву: – Степан, ты только не спеши, не радуй парня. Пусть до утра потерпит. Утром пусть явится на взвешивание, чтобы чин чином. Ясно? А там мы ему объявим. Вот так. Ну, еще раз поздравляю! А насчет коньяка не забудь. Не зажиль!

Бондарев положил телефонную трубку и, потирая руки, заходил по комнате. Вот это да! Ай да Руслан! Вывез. Бондарев снова на виду. В тренерском совете завтра лопнут от зависти.

2

Бондарев проснулся поздно. Лениво потянулся под шерстяным одеялом. Степан Григорьевич посмотрел на большие стенные часы и снова потянулся. Вставать не хотелось, а надо. До окончания взвешивания боксеров остался ровно час. «Автобус давно ушел», – подумал он и стал одеваться.

Не заходя в военный городок, Бондарев направился на станцию, сел в электричку. В Москве, на вокзальной площади, взял такси.

– В Лужники, во Дворец спорта. Побыстрее!

Взвешивание подходило к концу, когда Степан Григорьевич ровной, уверенной походкой вошел в просторную комнату, освещенную утренними лучами солнца. Бондарев, широко улыбаясь, поприветствовал врача, осматривавшего спортсмена, похлопал по плечу боксера– тяжеловеса, который одевался после взвешивания, поздоровался за руку с тренерами, судьями.

Старший судья на взвешивании – ветеран бокса, грузный, рано облысевший,– показал пальцем на часы.

– Осталось пятнадцать минут до конца, а твой Коржавин даже прикидку не делал.

Бондарев, продолжая улыбаться, внутренне насторожился. «Неужели опаздывает?» Вслух же сказал, что боксеры живут за городом, возможно, что автобус застрял на перекрестке и спортсмены вот-вот явятся сюда.

– Армейцы давно взвесились, все, кроме Коржавина, – сказал секретарь соревнований. – Может, вы уже дали своему новому чемпиону персональную машину?

– Победители всегда заслуживают внимания, – отпарировал Степан Григорьевич и направился к телефону в соседнюю комнату: разговаривать при всех он не хотел.

Дозвониться до военного городка было нелегко, но Бондарев упрямо набирал номер, пока наконец не пробился. Дежурный сообщил, что рядовой Коржавин не ночевал, а утром не пришел на завтрак.

Положение осложнялось. Винить было некого, сам послал провожать. Бондарев потер лоб ладонью. Куда звонить? Где искать? Хорошего настроения как не бывало. Не хотелось верить, что Коржавин мог так поступить. До сих пор он отличался дисциплинированностью и примерным поведением. Неужели, уцепившись за юбку смазливой девчонки, позабыл обо всем? Степан Григорьевич снова потер лоб ладонью, припоминая детали вчерашнего вечера. Нет, он не говорил Руслану о том, что тот уже чемпион. Коржавин ничего не знает. Так почему же он не явился на взвешивание? Бондарев чертыхнулся, ругая Коржавина самыми последними словами.

В комнату заглянул секретарь соревнований, невысокий, большелобый тип с въедливым взглядом. Бондарев презирал этого типа, который никогда не перелазил через канаты ринга, но десятки лет околачивается около боксерского помоста в качестве судьи. Но сейчас важно выиграть время, и Степан Григорьевич на немой вопрос секретаря произнес тихим просящим голосом:

– Подождите еще несколько минут.– Бондарев запнулся и тут же придумал: – Мне сказали, что Коржавин на электричке выехал.

– Рано начинаете баловать, Степан Григорьевич. Дисциплина должна быть для всех одна.

– Не волнуйтесь, он свое получит. Но сейчас, прошу вас! Еще подождите.

Время шло, а Коржавин не приходил. Бондареву пришлось упрашивать судей, врача, унижаться, извиваться, уговаривать. Он надеялся, что Коржавин вот-вот появится.

В одиннадцать часов старший судья стал складывать бумаги в папку.

– Все, хватит! Битый час зря торчали.

Тут зазвонил телефон. Секретарь снял трубку. Звонил председатель жюри, справлялся, как прошло взвешивание. Секретарь, взглянув на Бондарева, чуть усмехнулся и доложил, что взвешивание прошло нормально, только один финалист, мастер спорта Коржавин, не явился на взвешивание и, естественно, выбывает из соревнований. Председатель жюри что-то долго говорил секретарю, тот, поджав губы, кивал большелобой головой, потом ответил:

– Да, да, Бондарев тут, рядом со мной, – и протянул Степану Григорьевичу трубку. – Председатель жюри хочет с вами поговорить.

Бондарев схватился за трубку, как утопающий за соломинку. Он надеялся упросить, уговорить. Но голос председателя жюри был холоден, бесстрастен.

Через несколько минут комната, где проходило взвешивание боксеров, опустела. Последним, тяжело ступая, ушел врач.

Бондарев, сжав ладонями виски, некоторое время молча стоял у окна. Недобрые предчувствия охватили его. Куда делся Коржавин? Где его искать?

Исчезновение Коржавина было странным и непонятным. Как доложить начальнику спортивного клуба?

3

Руслан медленно приходил в себя, словно выплывал из тягучей вязкой темноты. Сознание почти прояснилось, он очнулся, но не открывал глаза. Веки, казалось, слиплись. А открыть надо, потому что кто-то настойчиво освещает лицо лучом карманного фонаря. Хотелось отвернуться от света, но тело не слушалось, Стало тяжелым и чужим, и при малейшем движении тупая ноющая боль разливалась по спине из-под лопатки, а правая рука, сдавленная чем-то твердым, полыхала огнем. Во рту пересохло, хотелось пить. И еще этот надоедливый луч света. Руслан попытался крикнуть: «Уберите фонарь!»–по из горла вылетел слабый хрип, и Коржавин открыл глаза.

Прямо в лицо ему светило солнце, теплое, ласковое. Все вокруг сияло ослепительной белизной, как иногда бывает зимою после обильного снегопада, только от этой белизны не веяло холодом. Правая рука в гипсе до самых пальцев, грудь по шею плотно забинтована. «В больнице», – догадался Руслан и стал осматриваться. Продолговатая чистая палата, большое окно, рядом еще койка, но пустая. Между койками тумбочка, покрытая белой скатеркой, и на ней какие-то таблетки и маленькая мензурка со светло-коричневой жидкостью.

Коржавина охватила тревога. «Там взвешивание, а я...я здесь прохлаждаюсь!» – подумал он и попытался по положению солнца определить: утро сейчас или вечер. По небу плыли редкие белые облака, а солнце не двигалось, казалось, остановилось около окна. Слабость и боль давали себя знать, и Руслан устало опустил веки.

Коржавин лежал с закрытыми глазами, вспоминая события в вагоне электрички. В том, что он случайно встретился с убийцей Евгения, Руслан не сомневался. Его волновало лишь одно: задержали бандита или нет? Руслан мысленно корил себя за медлительность, за нерешительность. Когда тот, Джек, встал между ними, Руслан мог бы одним ударом нокаутировать его и тут же вторым ударом бросить на пол убийцу. И на этом бы все закончилось. Двое дружков наверняка не решились бы ввязываться. А Руслан тоже почему-то промедлил, почему-то не стал бить. Все размышлял, не верил себе. Глупо конечно, если посмотреть со стороны. Сам себя наказал. Они-то никого не жалеют! Потом спохватился, да поздно, слишком поздно пустил в ход кулаки... К тому же распсиховался, потерял самообладание. Никогда еще Руслан таким не был. Ошалело, очертя голову бросился на бандита... И попался. Теперь лежи и гадай: схватили его или не схватили?

Руслан открыл глаза, долго лежал, рассматривая потолок. В палате унылая тишина. Только мысли роем носились в голове.

Он перевел взгляд на загипсованную руку. Пошевелил копчиками пальцев. Двигаются. Попытался пошевелить рукой, приподнять ее. Рука оказалась свинцово-тяжелой. «Вот так, Руслан», – сказал он себе и закусил губу. Мрачные мысли, одна чернее другой, нахлынули, закружили и понесли. Он смотрел на загипсованную руку и видел белую полосу, которая разделяла прошлое от будущего. За настоящее Руслан не беспокоился, он знал, что вылечится, восстановит силы. Но сможет ли он надеть боксерские перчатки, вернуться на ринг?

Руслан не хотел думать об этом, но не мог не думать. Он себя утешал, строил радужные планы, но откуда-то сбоку другой голос, холодный и расчетливый, тихо шептал жестокую правду: «Гипсовую повязку, как правило, накладывают при переломах, а у тебя к тому же пулевое ранение, да еще нож всадили под лопатку. Так что будь мужчиной и не тешь себя пустыми детскими мечтами...» О чем бы Руслан ни думал, назойливый голос, противный, как скрип ножа по дну кастрюли, когда счищают пригоревшую пищу, шептал и шептал одни и те же мысли.

Прошлое, с победами на ринге и соленым потом тренировочных залов, отодвигалось назад, становилось историей, частью биографии, которая может никогда уже не повториться. А будущее, неясное, туманное, было неопределенным и пугало своей неизвестностью. Руслан не представлял себе жизни без ринга. Терзаясь и мучаясь, он ждал встречи с врачом, ждал с надеждой и страхом, как ждут вынесения приговора. Что врач скажет? Нет, Руслан не хотел слушать бодрого утешительства. Ему нужна была правда, колючая, неприятная, но правда. Это он и выпалил врачу, едва тот переступил порог.

Хирург был мужчина в годах, с крупным мясистым лицом и большими крестьянскими ладонями. Он посмотрел на Коржавина долгим спокойным взглядом, в котором не чувствовалось ни превосходства, ни доброй насмешки, а скорее можно было прочесть сочувствие и теплоту, и сказал просто, словно говорил не больному, а своему младшему коллеге:

– Ножевое ранение неглубокое, в грудную полость не проникло, повреждены лишь мягкие ткани. Рану обработали, наложили швы. Через пару недель заживет. А вот с рукой дела посложнее. Тут пулевое ранение в плечевую кость. С месяц придется поносить гипсовую повязку. Пока кость не срастется.

– Доктор, а смогу ли я... – у Руслана перехватило дыхание, и он закончил вопрос шепотом, – смогу ли я хоть когда-нибудь снова выйти на ринг?

– Вы хотите, чтобы я сразу ответил?

– Да, доктор.– Руслан весь собрался.– Только правду!

– Все больные одинаковые, – сказал хирург и присел на кровать. – Не успеют попасть в больницу, а уже требуют от врачей категоричных ответов на то, в чем мы еще не вполне уверены.

– Меня не надо утешать!..

– А я и не собираюсь. – Хирург положил Руслану на плечо свою большую теплую ладонь. – И скажу правду. Но только придется немного подождать. Ровно с полгодика. Не меньше. А тогда, если кость хорошо срастется, мы посмотрим рентгеновские снимки и определим.

– Не скрывайте, доктор.

– Молодой человек, я врач, а не гадалка, – строго произнес хирург. – Процесс лечения кости всегда длителен. Восстанавливая нарушенные функции, человек как бы заново учится владеть рукой. Он вроде новорожденного. Ну, а, глядя на новорожденного, разве можно определить, кем он станет: гением или прохвостом, крупным деятелем или домоуправом? – И, улыбнувшись, добавил: – Все впереди. Поживем, увидим. Тут спешить не надо. Важно, чтобы кость хорошо срослась.

Хирург, откинув халат, достал из кармана пачку газет и протянул их Руслану.

– Вы, оказывается, знаменитость! Вся центральная пресса пишет о вас.

4

Руслан здоровой рукой разворачивал газеты.

Сначала читал сообщение из Ташкента. Там все еще продолжаются подземные толчки. За короткими строчками он видел город, напряженные, задумчивые лица. Трудно там, сложно... Вспоминал знакомых, мысленно бродил по улицам. «Я вернусь, – думал он, – а Женька там навсегда остался... Эх, Женька!» Потом рассматривал каждый фотоснимок, на котором был изображен он, Коржавин, читал статьи, репортажи, и щемящее чувство непоправимой утраты сдавливало грудь, подкатывалось к горлу тяжелым комом горечи. Руслан до боли кусал губы.

С газетных страниц смотрел молодой, сильный, взволнованный боем, уставший, но счастливый солдат. Вот эпизод поединка, когда противники сошлись в ближнем бою; вот момент минутного отдыха: Руслан, откинувшись на жесткую подушку угла ринга, положив расслабленные руки на канаты, слушает наставления тренера; вот самая счастливая секунда – судья на ринге поднял руку Коржавина в знак победы...

Читая газеты, Руслан узнал, что у него имеется свой боксерский «почерк» и «стиль», что бой он проводит в «агрессивно-контратакующей манере», что он демонстрировал «образцы отшлифованной техники» и «блистал тактическим разнообразием», что победы над сильнейшими спортсменами подняли его, Руслана, на вершину отечественного бокса. Журналисты, каждый на свой лад, описывавшие поединок Руслана с чемпионом, единодушно утверждали на страницах газет, что на большом ринге появилась звезда «первой величины», «мастер экстракласса». В военной печати делали упор на армейскую службу рядового Коржавина, рассказывали о его походе в песках, за что был недавно награжден медалью «За отвагу». В других газетах расписывалось житье-бытье Коржавина в Москве, работа токарем на заводе имени Владимира Ильича, а «Комсомольская правда» опубликовала очерк. В нем написали и о том, как однажды, будучи подростком, Руслан переплыл Москва-реку и «ласточкой» прыгал с дерева в водоворот.

«Не с дерева, а с моста, – подумал Руслан, читая очерк, – и все из-за нее, Тинки. Хотел, чтобы обратила внимание. Как давно это было!»

Коржавин смотрел в потолок и снова переживал неповторимое ощущение полета. Он тогда не слышал ни возгласов удивления, ни криков оторопевших пешеходов, спешивших к станции метро, ни длинных милицейских свистков. А когда он благополучно вынырнул и торопливо хватанул открытым ртом воздух, к нему уже мчался быстроходный милицейский катер.

«Детство, детство, – думал Руслан. – Сейчас, пожалуй, не стал бы прыгать с моста». Он хотел чуть повернуться – у него заныла спина, – при малейшем движении загипсованная рука пылала огнем. Руслан кисло усмехнулся: а смогу ли я вообще когда-нибудь прыгать «ласточкой»?

Глава двадцать четвертая

1

– Разрешите войти!

В палату, осторожно ступая большими сапогами, вошел сотрудник милиции. Рослый, плотный, он, казалось, стеснялся своего роста, своей силы и добродушно улыбался крупным ртом.

– Здравствуйте, товарищ Коржавин! – сказал он. – Давайте знакомиться. Сотрудник уголовного розыска капитан Ельников Юрий Александрович.

– Здравия желаю, товарищ капитан, – ответил Руслан и, предчувствуя, что разговор будет долгим, показал глазами на табурет. – Присаживайтесь.

Ельников разложил на столике свои бумаги.

– Я к вам по делу...

– Догадываюсь, – произнес Коржавин.

– Тогда начнем. Расскажите все, как было. С самого начала.

– А что рассказывать? – Руслан пожал плечами. – Вам больше известно. Я ведь потерял сознание. Даже не помню, как сюда доставили. В общем, невеселая история.

– Почему вы такой мрачный? – Ельников недоуменно посмотрел на Коржавина.

– Радоваться нечему... Упустил гада... Он моего товарища, Женьку... Евгения Зарыку то есть... в Ташкенте... прямо в упор...

– Одну минутку, товарищ Коржавин. Полковник Широкоступ уже беседовал с вами?

– Какой полковник? – спросил в свою очередь Руслан. – Никакого полковника не видел. Из милиции вы первый...

– Тогда все понятно! – Капитан Ельников засмеялся. – Приятное еще впереди. Вы помогли органам. Полковник Широкоступ запоздал, видимо, сначала заехал в штаб округа, а потом прибудет сюда. Мне же поручено вести дело. С вашей помощью, товарищ Коржавин, мы задержали опасного рецидивиста, за которым давно охотились.

И капитан Ельников рассказал Руслану о Борисе Овсеенко, по кличке Боб Черный Зуб, о дальнейших событиях в вагоне электрички, о которых Руслан уже не мог знать. Группа туристов оказалась все-таки смелым дружным коллективом. Одна из девушек, увидев пистолет в руках хулигана (они еще не знали, с кем имеют дело), дернула стоп-кран. Электропоезд резко затормозил, и тут ребята-туристы бросились на хулиганов. В этот момент подоспели два милиционера. Они обезоружили бандитов и помогли доставить Коржавина в госпиталь.

О Тине капитан не сказал ни слова, словно ее там и не было. «Смылась, – подумал Руслан. – Бросила и смылась! Это на нее похоже... А Гульнара так бы не поступила. Она бы не бросила».

2

После капитана Ельникова в палату вошел, вернее, влетел Бондарев. Белый халат, накинутый на плечи, развевался, как кавказская бурка. Бондарев, не останавливаясь, дважды прошелся по узкой палате, распространяя запах дорогих духов. Гладковыбритый, холеный, в щеголеватом новом мундире, плотно облегавшем его мускулистую фигуру, он скорее напоминал педантичного штабника, чем тренера по боксу. Руслан, стараясь скрыть волнение, молча наблюдал за Бондаревым.

Наконец Бондарев остановился у кровати и, не глядя на Руслана, побарабанил по спинке кровати. Руслан заметил, что ногти тренера покрыты бесцветным лаком.

– Ты поступил благородно! Да! – начал Степан Григорьевич, растягивая слова. – Прими и мои поздравления. Герой! Такими солдатами армия может гордиться. Да! Великолепный поступок!

Руслан настороженно смотрел на Бондарева. Тренер произносил добрые слова, но как произносил! За каждой фразой сквозило еле сдерживаемое раздражение.

Руслан пытался сказать, что на его месте любой другой спортсмен поступил бы так же. Бондарев не желал слушать никаких оправданий. Он кривил губы, насмешливо щурил бесцветные глаза, холодные, колючие, и, наконец взорвался:

– Идиот! Дубовый ортодокс! – И выразительно постучал себя кулаком по лбу. – Думать надо! Зачем ввязался? Для борьбы с бандитами есть специальный орган, который называется ми-ли-ция. А у тебя финал! Да знаешь ли ты, что такое финал личного первенства?

Степан Григорьевич больше не сдерживался, ругался, как портовый грузчик, махал руками и бегал по палате. Руслану казалось, что тренер вот-вот кинется на него с кулаками. Руслан молчал, невольно съежившись. Он не сердился на Бондарева, он понимал его состояние.

По итогам личного первенства тренер, воспитавший чемпиона страны, получает награду. Ежегодно у Бондарева были чемпионы, и только на этот раз награды выскользнули из рук, как у нерасторопного рыбака пойманные рыбы: Дмитрий Марков проиграл, а этот дурак солдат сам лишил себя золотой медали! Он был уже почти чемпион, оставалась лишь пустая формальность – утром встать на весы и зафиксировать в протоколах, что вес у него в норме и к бою он готов...

Когда запас ругательств иссяк, Бондарев, тяжело дыша, как после бега по пересеченной местности, продолжал ходить по узкой палате. Руслан смотрел на надменно вскинутый подбородок и чуть прищуренные глаза, стараясь предугадать ход мыслей тренера. Хотелось верить, что еще не все потеряно.

– Вот что, рядовой Коржавин, – подчеркнуто вежливо начал Бондарев, и Руслану сразу все стало ясно. – Служить тебе осталось мало. В спортивную роту ты, сам понимаешь, не попадешь. Так что выбирай, где после госпиталя будешь донашивать форму – здесь, в нашем округе, или там, в Азии?

В словах Бондарева был приговор. Надежды рухнули. Конечно, тренер, прежде чем зайти в палату, встречался с хирургом, просматривал рентгеновские снимки, консультировался со специалистами. Если бы имелась хоть малейшая возможность возвращения на ринг, Степан Григорьевич воспользовался бы ею. Но медицина, видимо, бессильна... Комок подкатил к горлу. Руслану стоило больших усилий сдержать себя. Облизнув языком пересохшие губы, он тихим твердым голосом произнес:

– Хорошо. Выписывайте проездные документы.

Бондарев внутренне улыбнулся. Он приготовился услышать крик отчаяния, упреки, мольбу, взывание к совести, к справедливости. Но ничего подобного не произошло, все обошлось гораздо проще.

– Как хочешь! Проездные так проездные. Завтра они будут у тебя, а выехать можешь в любой момент. Только не думай, что я выдворяю тебя из центра. Просто ты еще окончательно не оформлен и считаешься временно прикомандированным.

– Выписывайте проездные!..

Когда Бондарев вышел из палаты, Руслан здоровой рукой закрыл вспотевшее от напряжения лицо. Заскрежетал зубами. А в ушах стоял звон и скрипучий голос Бондарева.

К ночи у Коржавина резко поднялась температура, и он впал в беспамятство. Медсестра подняла тревогу. Коржавин метался в бреду. Дежурный врач не отходил от постели. Лишь перед самым рассветом Коржавин наконец успокоился и заснул. Но и во сне он двигал губами, вздрагивал, махал рукой, словно продолжал с кем-то ожесточенно спорить.

– Это от большой потери крови, – многозначительно произнес молодой врач, недавно окончивший институт. – Ввели новую, а организм ее тяжело усваивает.

А медсестра, поседевшая за тридцать лет работы в госпитале, лишь сокрушенно покачала головой. Она видела разных тяжелобольных, которым вливали крови значительно больше, чем Коржавину, но никогда не было такого беспокойства. Нет, тут что-то другое.

– А еще говорят, что бокс не влияет на здоровье,– сказала она, как бы отвечая молодому врачу, и, вздохнув, снова вытерла крупные капли пота на лбу больного.

3

Подполковник Афонин возвращался из отпуска. Путь из Донецка в Среднюю Азию лежал через Москву. В столице Афонин намеревался задержаться, побывать в театрах, посетить музеи, осмотреть выставки, послушать лекции. Так поступал он всегда: возвращаясь из отпуска, обязательно останавливался в Москве. Афонин хорошо знал столицу, хотя и не был москвичом, имел в городе много друзей, следил за всеми новшествами и заранее планировал свое пребывание, рассчитывая чуть ли не каждый час. За короткое время он успевал вобрать в себя очень много нужного и полезного и часто удивлял своими обширными познаниями культурной жизни столицы друзей– москвичей, которые порою и за год не находят времени побывать и осмотреть все то, что сумел за неделю обойти подполковник Афонин.

Правда, к концу такой недели у Афонина гудели ноги от усталости, но это была приятная усталость. Время, проведенное в Москве, он называл «днями аккумуляторного наполнения». Приобретенные знания подполковник Афонин потом использовал в своей работе. Заместитель командира ракетного подразделения по политической части хорошо знал, что воспитывать людей, влиять на чувства и мысли, настраивать душевную жизнь человека во много раз труднее, чем настраивать сложнейшие кибернетические приборы.

На этот раз, останавливаясь в Москве, Степан Кириллович хотел непременно попасть во Дворец спорта, посмотреть финальные поединки личного первенства страны по боксу. В дороге, показывая соседям по купе газету с фотографией Коржавина, подполковник с гордостью говорил:

– Из нашего гарнизона! Отличный солдат. Представляете, в мирное время совершил подвиг и награжден медалью «За отвагу».

Однако попасть во Дворец спорта и посмотреть соревнования боксеров подполковнику не пришлось. Едва он прибыл в Москву, как из свежих газет узнал: Коржавин вступил в неравную схватку с бандитами-рецидивистами. Вое они задержаны, скоро предстанут перед судом. А смелый боксер находится в госпитале...

4

Утром, после завтрака, подполковник Афонин объявил Тамаре Сергеевне и ее мужу Андрею Харитоновичу, своим фронтовым друзьям, что отправляется на розыски рядового Коржавина.

– Степа, ты забыл, что находишься в Москве! – ответила Тамара Сергеевна, полногрудая, рано располневшая женщина. – В столице можно все узнать, не выходя из квартиры.

Она взяла карандаш, бумагу и подошла к телефону, Степан Кириллович смотрел на Тамару Сергеевну, которая куда-то энергично звонила, кого-то спрашивала, записывала, снова набирала цифры на диске телефона, и мысленно переносился в недавнее, но ставшее уже далеким по годам прошлое, когда Тамара Сергеевна была просто Томой, остроглазой и бойкой девушкой с тонкой талией и задорной челкой на лбу. И в нее, отчаянного санинструктора батальона, влюбились тогда многие фронтовики. Но она выбрала веснушчатого и застенчивого Андрюшку Уралова, молодого лейтенанта, командира взвода разведчиков, и осталась беспредельно верна ему.

– Степа, пожалуйста, вот телефон военного госпиталя и адрес,– Тамара Сергеевна, довольная своим успехом, протянула листок.

– Спасибо! – Афонин пробежал глазами адрес госпиталя, прикинул в уме, как к нему добираться. – Да, далековато... Ну, ничего! В Москве, кажется, близкого ничего нет. Доберемся на попутном транспорте.

– Подожди, не торопись. Это еще не все, – сказала Тамара Сергеевна. – Теперь нам надо выяснить, когда в госпитале разрешают встречаться с больными.

Она снова принялась названивать. Потом, все разузнав, сообщила Афонину:

– Сегодня в госпитале, вернее, в хирургическом корпусе, где лежит твой солдат, неприемный день. А завтра с двенадцати утра разрешают посещения больных. Так что поход в госпиталь отменяется.– Она посмотрела на мужчин, улыбнулась и тоном приказа сказала: – А сейчас все вместе отправляемся выполнять ранее намеченный план: едем на Выставку достижений народного хозяйства. Мужчин прошу пятнадцать минут увлечься газетами и журналами, пока дама приведет себя в порядок.