355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Георгий Свиридов » Победа достается нелегко » Текст книги (страница 1)
Победа достается нелегко
  • Текст добавлен: 27 июня 2017, 14:00

Текст книги "Победа достается нелегко"


Автор книги: Георгий Свиридов


Жанр:

   

Военная проза


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

Георгий Свиридов
ПОБЕДА ДОСТАЁТСЯ НЕЛЕГКО
Роман

Роман удостоен премии Министерства обороны СССР



РЯДОВОЙ КОРЖАВИН

Глава первая
1

ронированные вездеходы, приспособленные к движению по песчано-пустынной местности, отмеряют своими мощными рубчатыми колесами километр за километром, уходят все дальше и дальше в степь. Позади остались бело-розовые сады, глиняные дувалы кишлаков, ровные карты хлопковых плантаций, журчащие нитки арыков. Впереди, до самого горизонта, расстилается бесконечная степная равнина, покрытая хрупкими маками и тюльпанами, ярко-красными, как пионерские галстуки. Их неисчислимое множество, они алеют на сочной зелени травы и вместе с голубыми ирисами, желтыми одуванчиками и другими цветами делают степь нарядной, похожей на гигантский хорезмский ковер. Весна полностью вступила в свои права, было тепло и по-мартовски солнечно. Встречный ветер, настоянный на весенних цветах, обдувает дубленые лица солдат, треплет расстегнутые воротники гимнастерок, наполняет грудь светлым предчувствием радости, ощущением силы, и песня, вырвавшись на простор из глубин солдатских луженых глоток, устремляется в бездонную синеву каракумского неба:

 
Вьется, вьется знамя полковое,
Командиры – впереди!
 

В кузове первого вездехода во втором ряду сидит, положив руки на автомат, и поет рядовой Коржавин. Он такой же, как и его друзья по службе, запыленный, обветренный и обожженный азиатским солнцем. На нем такая же, как и у всех, выгоревшая, не раз стиранная и вновь просоленная солдатским потом гимнастерка с отложным воротником и рукавами без манжет. Такие гимнастерки носят только в войсках на юге, и солдаты называют их «разгильдяйками». Возможно, потому, что в такой гимнастерке можно ходить с расстегнутым воротом и ни один патруль не сделает замечания, ибо так «положено».

У Коржавина самое обыкновенное русское лицо, мужественное и доброе. Он из тех характерных славянских типов, которые обычно отбираются для исполнения главной роли в художественных фильмах по мотивам русских народных сказок: высокий лоб, крупный нос и сильный подбородок. Но суровые черты сглаживаются мягкой улыбкой, которая никогда не потухает, и задумчиво добрым взглядом больших голубовато-зеленых глаз. И имя у него тоже сказочное, старинное – Руслан. А в остальном он самый обыкновенный солдат, рядовой боевого расчета ракетной установки, едет на очередную тренировку, держит путь на полигон, или, как говорит старшина Танукович, «движется походным строем в район полевых занятий». Коржавин хорошо знает, что собой представляют эти очередные полевые занятия, особенно сейчас, когда ракетный дивизион готовится к предстоящим учениям. Знают это и его друзья, товарищи по службе, и поют:

 
А для тебя, родная,
Есть почта полевая…
 

Впереди – квадратная спина и коричневый затылок старшины Тануковича, рядом локти и плечи товарищей. Руслан оглядывается назад. Горы давно отступили, уменьшились, поблекли, опасные гранитные скалы и вершины слились в одну цепь дымно-фиолетового хребта, стали похожими на силуэт далекого леса. Где-то там, на линии горизонта, у подножия гор расположен военный городок. Его отсюда не видно, но он есть, существует, пристально следит за подразделением, ловит чутким ухом радиоантенны сообщения командира, капитана Юферова, который сидит впереди, в кабине вездехода, рядом с водителем. Песня кончилась, и слышно, как монотонно работают моторы.

– Ого! Отмахали сколько!

– Да, чешем здорово! – соглашается сержант Мощенко. – Только тюльпаны жалко, давим колесами… Красота-то какая!

Руслану тоже жаль тюльпаны. Позади вездехода остается широкий след. Коржавину кажется, что этот след двумя жирными линиями перечеркивает красоту каракумского праздника жизни и весны.

– Нашел, что жалеть! Тюльпанчики, букетики, мещанская сентиментальность, – вставляет Евгений Зарыка. – Лучше себя пожалей.

– А что мне себя жалеть? – удивляется Мощенко. – Я человек военный.

– То-то и оно, что военный.

– Злюка ты, Женька, – говорит Руслан.

Но Зарыка не обижается:

– Нет, просто рассудительный. По-моему, лучше вот таким манером чесать на вездеходе по разным тюльпанам и макам, чем на своих двоих пыхтеть с аппаратурой в зубах.

– Разговорчики! – вставляет старшина и прекращает дискуссию. – Коржавин, запевай!

2

Район полевых занятий – дикая пустынная степь. Ни кустика, ни деревца. Только небольшой холм да остатки разрушенной кибитки у засыпанного колодца мрачным, серым пятном выделяются, как грубая заплата, на ярком зелено-красном фоне ковра. Неподалеку от этих развалин, и остановился ракетный дивизион.

К полудню солдаты уже не замечали весенней прелести, давили сапогами тюльпаны и маки, торопливо копали землю, снимали с машин тяжелое специальное оборудование и думали лишь об одном – скорее закончить, скорее выполнить задание. Соль белыми обводами проступала на гимнастерках, большие пятна пота темнели вокруг подмышек. Приказы сыплются один за другим, только успевай выполнять. Солнце застряло в зените и оттуда щедро поливает зноем, а изнутри, царапая горло, томит жажда.

– Нажимай, ребята! Разведчики обходят!

Руслан взглянул направо. Солдаты соседнего расчета быстро монтировали ажурную антенну локационной станции, подготавливали к работе сложную и в то же время простую в обращении радиолокационную аппаратуру.

«Неужели опять локаторщики обойдут? – Коржавин ребром ладони торопливо смахнул со лба капли пота. – Неужели первыми доложат о готовности?»

Коржавин с яростью вонзил лопату в твердый грунт. Быть в числе отстающих он, как и его товарищи, не хотел. Весть о том, что их могут обойти, подхлестнула, придала силы. Минуту назад Коржавин, честно говоря, возмущался тем, что командир зря гоняет их, заставляет действовать вручную, когда можно было бы с успехом, применить механизмы. Думал о том, что завтра в городском Доме культуры открывается первенство области по боксу и ему предстоит трудный бой, а он сглупил, не послушался физрука части старшего лейтенанта Никифорова, который принес ему освобождение от полевых занятий.

– Осторожнее! Это тебе не ящик с гвоздями! – командует Мощенко. – Поворачивай направо!

Голос у сержанта зычный. Мощенко работает с увлечением и не замечает, что, отдавая приказы, повышает голос. Это его слабость. Солдаты не обращают на это внимания, ибо привыкли к характеру сержанта. Они знают, что Мощенко повышает голос без злости, в нем нет издевки, только одна забота. Сержанту не терпится скорее выполнить поставленную задачу.

Солдаты стараются вовсю. Они почти закончили оборудование боевой позиции огневого расчета. Коржавин, не чувствуя усталости, работает за двоих. Стартовая установка, или, как ее любовно называют ракетчики, «пушка», занимает свое место. Выкрашенная в защитный зеленый цвет «пушка» тускло поблескивает в лучах солнца. Ее короткий плоский «ствол» готов принять в свои объятия ракету.

Капитан Юферов стоит у кабины вездехода и нетерпеливо поглядывает на секундомер. Коржавин мысленно представил себе бег стрелки по кругу. Кто раньше – мы или она?

Мощенко быстро, уверенными движениями устанавливает пусковое устройство. Солдаты поспешно тянут провода, подключают электрическую сеть. Коржавин, выполнив свои обязанности, взглянул на Зарыку, на его напряженно согнутую спину и скорее догадался, чем увидел: у Женьки произошла заминка. Не ожидая приказания, Руслан бросился на подмогу.

3

Едва все звенья ракетного дивизиона успели доложить капитану Юферову о готовности, взревела сирена – сигнал боевой тревоги. Локаторщики обнаружили и засекли цель. «Враг» приближается к району досягаемости ракетного оружия.

Весь дивизион пришел в движение. Данные о цели поступают на станцию наведения и к «пушкарям» – к огневому расчету, который возглавляет сержант Мощенко. Получив приказ, Мощенко командует:

– Ставь «акулу»!

«Акула» – черная сигарообразная ракета. Установка ее – обязанность рядовых Коржавина и Зарыки.

Как только «акула» заняла свое место на стартовой установке, сержант Мощенко сообщает по телефону командиру:

– Первая ракета к пуску готова!

Счет времени идет на секунды. Ракетчики знают, что от их быстроты и точности зависит исход боя. Приняв от разведчиков координаты цели, станция наведения рассчитала траекторию полета ракеты. Цель искусно маневрирует, меняет направление движения. Но цепкие лучи радара держат ее в своих объятиях.

Один за другим докладывают командиру расчеты дивизиона. Капитан Юферов сосредоточен. Малейшая ошибка одного из звеньев может повлечь за собой тяжелые последствия. Едва «враг» пересек границу, вошел в район досягаемости ракетного оружия, Юферов скомандовал в микрофон:

– Внимание!

Офицер станции наведения склоняется к приборному щиту. На щите смонтированы различные приборы автоматического управления. Офицер нажимает первую кнопку.

На стартовой установке вспыхивает зеленый сигнальный глазок.

– Расчет, в укрытие! – командует Мощенко и широкими прыжками устремляется к свежевырытой щели.

Вслед за ним на дно укрытия прыгают Коржавин и Зарыка.

Наступают секунды напряженного ожидания.

– Пуск! – У Юферова в руках секундомер.

Автоматическое устройство срабатывает точно и безотказно. Раздается взрыв, и из хвоста металлической «акулы» вырывается сноп огня и дыма…

4

После сигнала «Отбой тревоги» солдаты выскакивают из укрытия, спешат к стартовой установке и, снимая закопченную «акулу», ворчат на изобретателей.

Мощенко и Зарыка многозначительно переглядываются, на их усталых, запыленных лицах сияют улыбки. Еще бы! Ведь они – изобретатели «акулы».

Месяца два назад учебная тренировка в полевых условиях проходила значительно проще, особенно для огневого расчета. И солдаты окрестили эту тренировку «немыми стрельбами». Название соответствовало действительности. «Немые стрельбы» были и в самом деле немыми. Сложный комплекс, работ всех звеньев заканчивался тем, что офицер станции наведения нажимал кнопку пускового устройства, хотя ракеты на стартовой установке не было. Никакого запуска, в сущности, не происходило, только точные и чуткие аппараты фиксировали результат «стрельбы».

«Немые стрельбы» были на руку некоторым солдатам огневого расчета. Они умело пользовались своим небольшим преимуществом. Пока другие расчеты, согласно инструкциям, подготавливали полный профиль укрытий для своих сложных аппаратур, «пушкари», наспех отрыв неглубокие щели (и так сойдет!), спешно устанавливали стартовую установку и первыми докладывали командиру о готовности. И огневой расчет ходил в передовиках соревнования.

Мощенко первым восстал против такой славы. Он хотел честно состязаться с другими расчетами дивизиона. Сержант проштудировал много технической литературы, подолгу засиживался в библиотеке, читая специальные журналы. И у него родилась идея создания холостой ракеты – «акулы». Командир поддержал инициативу сержанта. Евгений Зарыка помог товарищу в свободное от службы время сконструировать макет. Инженер-лейтенант внес некоторые поправки в конструкцию и разработал состав «заряда». Испытания прошли успешно. Сноп огня и дыма, вырывающийся из хвоста «акулы», как нельзя лучше имитировал запуск настоящей ракеты.

Чтобы спрятаться от него, солдатам огневого расчета теперь приходилось потеть по-настоящему, сооружая укрытия полного профиля.

5

Конечно, рядовой Коржавин понимал, что поражение «цели» ракетой – плод напряженного труда всего коллектива. Он отлично понимал и действия капитана Юферова, который, добиваясь согласованности и четкости в работе всех звеньев дивизиона, объявлял одну тревогу за другой. Но когда над головой знойное небо, без единого облачка, и некуда укрыться от палящих лучей солнца, а ты в полном боевом снаряжении, с противогазом и автоматом, мотаешься от пусковой установки к укрытию и обратно, стаскиваешь и укрепляешь одну «акулу» за другой, то невольно закрадываются в сознание разные невеселые мысли и начинаешь мечтать, ожидая как манну небесную последний спасительный сигнал – сигнал на обед.

Коржавин не был исключением. Он выдохся, как и его товарищи по расчету. Выдохся, правда, значительно позже. Его тренированное тело, привыкшее к большим физическим нагрузкам, начало сдавать не сразу. Но и у Коржавина, незадолго до обеда, уже ныла спина и сосало под ложечкой.

– Расчет, в укрытие! – сипло кричит Мощенко – он уже охрип.

Снова удар грома и сноп огня.

Коржавин первым выскакивает из укрытия. «Когда же наконец все это кончится?» Думать некогда, надо действовать. Азарт боя захватывает. Солдаты, шатаясь от усталости, спешат к стартовой установке. И откуда только берутся силы!

6

После обеда солдаты отдыхали. Капитан Юферов дал сто двадцать минут на отдых. Руслан стянул через голову потную гимнастерку, постелил ее на заросли мака. Маки пружинисто покачивались, удерживая тяжесть рубахи. Снял сапоги. Комья земли покалывали ступни. «Мало хожу босиком, – подумал он. – Ноги совсем разнежились».

Коржавин сел рядом с Зарыкой.

– Жень, ты хоть разуйся!

Но Зарыка не шелохнулся. Вытянув длинные ноги, он монотонно посвистывал носом. «А я вот так сразу не могу уснуть, – с завистью подумал Руслан. – Не могу, и все. А надо бы… Завтра на ринге работать». Он стащил с товарища сапог, размотал портянку. Потом стал снимать второй.

– Может, и меня разуешь, – сказал Мощенко, подымая вверх левую ногу.

– Пошел к чертям!

– Заботливый ты у нас, Руслан, – миролюбиво заключил Мощенко.

Коржавин ничего не ответил, лег, подставив спину солнцу. Теплый ветерок ласково гладил кожу. От земли шел влажный запах. Черные маленькие муравьи деловито сновали по стеблю тюльпана. «Ишь ты, бегают строем, как солдаты, – подумал Руслан. – Интересно, кто их обучил этому?» Веки опускались сами. Приятная дремота обволакивала. Руслан старался ни о чем не думать. Но сон не приходил. Обостренный слух улавливал каждый шорох, каждое слово. Рядом разговаривали солдаты.

– Говорят, что маки усыпляют. У них такой запах, что ко сну клонит.

– Вкалывали мы сегодня, как в настоящем бою!

– Устали. Вот и спится…

– Да, обед был классным. Особливо каша. Одно сало!

Конечно, ему не уснуть. Руслан чертыхнулся: и маки не помогают. В голову лезут разные мысли, все о завтрашнем дне. Бой предстоит трудный. О большой физической силе Николая Мурко, его завтрашнего противника, ходят разные слухи. Конечно, разговорам можно не верить. Но с фактами считаться приходится. А факты говорят о том, что Николай Мурко уже несколько лет подряд бессменно является чемпионом области и занимает призовые места в республиканских соревнованиях. Так что, видно, орешек крепкий.

Коржавин опять вспомнил разговор со старшим лейтенантом Никифоровым. Может быть, тогда зря не согласился! Физрук полка, отговаривал его, советовал не связываться с Мурко, согнать пару килограммов и выступить в другой весовой категории.

Но Коржавину очень хотелось встретиться с местной знаменитостью и победить.

В подразделении любят спорт, есть лучшие в области волейбольная и баскетбольная команды, есть даже чемпион Туркестанского военного округа по бегу – сержант Мощенко. А вот боксеров не имеется. Даже потренироваться не с кем. А о тренировках с гражданскими спортсменами капитан Юферов не желает и слушать.

Конечно, Коржавин мог бы настоять, обратиться за помощью к физруку полка, но он этого не хотел делать. Он сознавал всю ответственность службы в ракетных частях, гордился званием ракетчика и не хотел, чтобы товарищи по огневому расчету считали его «филоном». Просто не позволяла совесть.

7

– Подъем! – Голос у Мощенко снова окреп и звучит, как труба.

Солдаты нехотя протирают глаза. Мощенко толкает Зарыку, но тот отмахивается:

– Отстань…

– Подъем, тебе говорят!

– Отстань…

– Подымайсь, тебе говорят! Кириллыч зовет, беседа будет!

Кириллычем солдаты ласково называют заместителя командира подразделения по политической части подполковника Афонина Степана Кирилловича. Афонин бывалый человек, участник трех войн. Десятилетним мальчишкой пристал он к кавалерийской бригаде, которая в здешних местах громила басмаческие банды. И Кириллыч принимал участие в последних боях гражданской войны. Потом, уже в качестве наводчика противотанковой пушки, сражался с японцами в песках Монголии, на Халхин-Голе. В Отечественную войну проделал путь от Воронежа до Праги. Участвовал во многих крупных сражениях, таких, как битва на Курской дуге, штурм Харькова, переправа через Днепр, освобождение Будапешта. В каких только переделках он не побывал! Четыре раза разбивали орудие, два раза был «заутюжен» фашистскими танками. А сколько раз приходилось отбиваться гранатами и бутылками с воспламеняющейся жидкостью? И ни разу за все годы войны Афонин не был ранен. Казалось, что и войну закончит без царапины, с орденами и медалями. Но в последний день, буквально в последний день войны, когда уже объявили о победе, о полной капитуляции врага, батальон эсэсовцев попытался прорваться из окружения на запад. Там матерые гитлеровцы надеялись найти спасение. И в этом бою разрывная пуля угодила командиру батареи в левый локоть. Превозмогая боль, Афонин остался на командном посту и руководил огнем батареи. Эсэсовский батальон был уничтожен.

В госпитале хирург настаивал на ампутации, но Афонин отстоял свою руку. Потом, через полгода, когда его выписывали, профессор сказал:

– С армией, молодой человек, придется распрощаться навсегда. Какая у вас гражданская специальность?..

Степан Афонин не мыслил жизни без армии. Спрятав на дно чемодана удостоверение инвалида Отечественной войны, он три года изо дня в день занимался специальной гимнастикой, тренировал руку. Сначала она не разгибалась совсем, потом стала чуть-чуть двигаться. Афонин торжествовал: это была первая победа.

На медицинской комиссии врачи удивленно пожимали плечами, подозрительно вчитывались в историю болезни, придирчиво рассматривали рентгеновские снимки и – ахали от изумления. Афонин добился своего, он вернулся в строй. А когда страна начала оснащать армию новейшей боевой техникой, коммунист Афонин был в числе первых, кто успешно освоил ракетное оружие.

На его глазах менялась армия. Если раньше звание «инженер» вызывало представление о саперных войсках, то теперь инженеры встали во главе боевых частей. В войска пришли молодые офицеры с дипломами инженеров и техников. Технически грамотные, образованные, влюбленные в свою профессию, они горячо брались за дело. Но им не хватало командирского опыта, который был – и не малый! – у Афонина и который он считал своим долгом передать молодым командирам. Когда подполковнику Афонину предложили перейти на политработу, он воспринял это как повышение по службе. Ведь воспитывать людей, влиять на чувства и мысли, «настраивать» душевную жизнь человека во много раз труднее, чем настраивать сложнейшие кибернетические машины.

Глава вторая
1

В гарнизон вернулись поздним вечером. Мыли машины, чистили технику, ставили в склад аппаратуру. Усталость давала себя знать. Тело ныло. Хотелось есть и спать.

– Шевелись, ребята. Ужин остывает! – подбадривает Мощенко.

Солдаты и так стараются. Выполнив свою работу, спешат на помощь товарищам.

Потом – в душ. Теплая вода ласково плещет, смывая вместе с грязью и потом накопившуюся за день усталость.

– Рядовой Коржавин! На выход!

Руслана толкают в бок.

– Тебя, Корж!

– Сейчас! – отзывается Руслан.

– Рядовой Коржавин! На выход! – повторяет Мощенко.

В раздевалке, возле узкой скамейки, на которой лежит солдатская одежда, нервно прохаживается старший лейтенант Никифоров. Заметив Коржавина, он устремляется к нему:

– Почему не выполнил приказ командира?

– Приказ? – Руслан перестал вытираться и удивленно посмотрел на офицера.

– Тебя освободили от полевых занятий. Завтра состязания. А ты прикидываешься новичком. Будто не знаешь, что накануне соревнований дается полный отдых…

– Я не мог не поехать, товарищ старший лейтенант.

– Глупости! Одевайся быстрее. Машина ждет. Поужинаешь в Доме офицеров. У меня твои талоны на питание.

Дом офицеров находился рядом, всего в нескольких кварталах, можно было бы и пешком дойти. В зале ресторана играла радиола. Коржавин чувствовал себя смущенно.

– Может, обойдешься двумя плитками шоколада? – предложил Никифоров. – Калорийно и вес не прибавляет. Думаю, после полевых занятий ты пару килограмм– чинов сбросил.

Коржавин понял, куда клонит физрук. Открыто не говорит, но все ясно. Хочет, чтобы выступил в другой весовой категории, напрасно не рисковал, выходя против Мурко.

– Я хочу работать с ним. Только с ним! – Коржавин взял графин, наполнил водой бокал, выпил и снова наполнил. – Вот так! К утру все будет в порядке, товарищ старший лейтенант. Чистый средний.

– Я же о тебе беспокоюсь.

– Не надо обо мне беспокоиться.

– Знаешь, Руслан, один весьма умный человек сказал еще сотню лет тому назад, что мужество не равнозначно состоянию, которое именуют отсутствием страха.

– Вот именно, Лев Петрович. Мужество – это умение смотреть опасности в глаза. Так, кажется, говорил этот умный человек?

– Я хочу, чтобы ты в полную силу работал на окружных соревнованиях. Они не за горами! – Никифоров говорил без обиняков. – А после кулаков Мурко ты будешь иметь бледный вид.

– А я хочу прежде всего поесть. Чтобы не иметь бледного вида. Где талоны?

Они несколько секунд смотрели друг на друга. Упорство Коржавина раздражало Никифорова. «Юнец!» Но он сдержал себя. Достал талоны и положил на стол.

– Здесь на два дня. Сегодняшние на завтра недействительны.

– Мы им сейчас найдем применение. Мне одному не справиться.

– Спасибо. Я уже поужинал. – Никифоров встал. – Спать будешь в гостинице, в пятнадцатом номере. Койка у окна.

– Хорошо, товарищ старший лейтенант.

– Еще. Взвешивание с восьми до десяти утра.

– Ясно, товарищ старший лейтенант.

Коржавин развернул меню, выбрал ужин. Официантка, пожилая полная женщина, уставилась на него строгим взглядом: рядовым солдатам в ресторане быть не положено.

Руслан протянул ей талон:

– Ужин.

Официантка поджала губы. Записала что-то на клочке бумаги:

– Все?

Руслан протянул ей второй талон:

– Вот еще.

– На спортивные талоны спиртное не отпускается.

– Я не прошу спиртного. На этот талон повторите ужин.

– Два ужина. Все?

– Нет, не все. – Коржавин оторвал третий талон. – А на этот принесите шоколад.

«Сытная еда делает человека добрее». После двойной порции жирного гуляша Коржавин по-иному стал воспринимать сказанное физруком полка. «Может быть, не стоило так резко разговаривать с ним. Все ж таки он и по годам старше, и опытнее. Он знает больше и хочет добра. Чего ершиться перед ним?»

2

В пятнадцатом номере свет был погашен. Спортсмены уже спали. Коржавин нашел свою койку. Постарался раздеться тихо, чтобы никого не разбудить. Но сосед заворочался, приподнял голову. Видно, ему не спится перед состязаниями. Он тихо спросил:

– Ты тоже боксер?

– Вроде бы…

– И в какого дивизиона?..

Коржавин ответил.

– Был у вас, смотрел «акулу», – проворчал сосед. – Выдумали на нашу голову.

Коржавин вступился за честь своих товарищей. Какая бы ни была «акула», ее сконструировали его друзья.

– Слушай ты, салага, «акулу» выдумали для пользы дела. Чтоб ты мог по-настоящему тренироваться. Ясно? Вроде «бой с тенью», если ты боксер.

– Что?! Это я – салага? Да как ты разговариваешь с офицером?!

Коржавин опешил. Разве знал он, что под одеялом лежит офицер?!

– Заткнитесь! – взвизгнул кто-то из дальнего угла. – Не мешайте спать!

Руслан молча лег, укрылся одеялом. «Черт знает что за день выдался! Все время нарываюсь на неприятности.

Перед носом, на спинке кровати, гимнастерка с желтыми погонами, а я даже не взглянул. Так лишь салаги поступают. Ведь в уставе что сказано: сначала осмотрись, оцени обстановку, потом действуй. А я надействовал. На свою голову. Придется извиниться». Руслан вздохнул.

Сосед заворочался. Но только Руслан хотел раскрыть рот, как сосед сказал шепотом:

– Ты, солдат, на меня не серчай. Погорячился я.

– Это я погорячился.

– Нет, ты не виноват. Ты правильно сказал. – И перевел разговор на другое: – В каком весе работаешь?

– В среднем.

– Тяжело тебе будет.

– Ринг покажет.

– Нет, я без дураков. Работать с Мурко – это вроде самоубийства.

– Чего вы все так боитесь его? Он что – чемпион страны? Я что-то не помню такой фамилии среди призеров.

– Конечно нет. В Москве, на большом ринге, с него быстро сбивают спесь.

– Так я тоже из Москвы, – ответил Коржавин, делая акцент на последнем слове.

Сосед умолк. Потом снова заворочался:

– Прости, друг, а как твоя фамилия?

– Коржавин. Рядовой Руслан Коржавин.

– Коржавин? Гм… И твоей фамилии я что-то не помню в числе призеров страны. Ты мастер спорта?

– Нет, перворазрядник.

– А Мурко мастер. Так-то, москвич!

3

«Конечно, у меня дурной характер, – думал Руслан. – Ну в кого я уродился? Люди говорят мне одно, я делаю другое. Наоборот. Зачем? На этот вопрос и сам не могу ответить. Просто так. Просто потому, что хочется самому видеть жизнь, чувствовать ее, понимать и – принимать решения.

Конечно, можно быть благоразумным. Паинькой в солдатской форме. Согнать пару килограммчиков, выступить в низшей весовой категории, где нет даже настоящего соперника, одни второразрядники, и стать чемпионом, героем дня. Все просто, все законно, все продуманно. Только я не хочу так! Не хо-чу! И точка. И баста. И конец. Хочу по-другому. Хочу не расчета, а борьбы. И я иду навстречу ей. Наперекор всему. Пусть я потерплю поражение, пусть упущу возможность стать чемпионом, но я узнаю радость борьбы, самостоятельно принятых решений, пусть ошибочных и неверных, но моих, мною принятых.

Старший лейтенант обиделся. Считает меня глупым щенком. Возможно, так. Он человек опытный, на спортивной работе, как говорят, собаку съел. Он знает, как иногда делается успех. А я не желаю быть бумажным чемпионом. Не желаю быть лишней строчкой в отчете. Товарищи узнают, что Коржавин схитрил, побоялся боксировать с Мурко и сделал благоразумный ход конем. Победил с помощью весов. Так сказать, попотел, отказался от супа и, пожалте, – очутился в другой весовой категории!

Такой ход конем в военной терминологии называется уклонением от боя, а попросту говоря, имя ему трусость. Самая настоящая. Все боятся Мурко. Последние два года ему присуждают звание чемпиона области без боев, за неимением противников. Так он, рассказывают, получив приз и грамоту, обращается к зрителям:

– А может, кто из вас желает со мной стукнуться? Выходи!

Конечно, публика робко жмется. Жмутся и спортсмены. Потому что Мурко на ринге работает грубо и безжалостно. Второй раз встречаться с его кулаками, как правило, желающих не находится».

Мурко родился и вырос в Средней Азии. Его родители поселились здесь еще в годы гражданской войны. Просидев четыре года в шестом классе, Мурко счел себя вполне грамотным, бросил школу и начал учить других, став тренером в детской спортивной школе. Руководители местных спортивных организаций вполне довольны им. Ведь на республиканских состязаниях Мурко приносит очки. И грамоты. Этого достаточно, для того чтобы закрыть глаза на все остальное.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю