Текст книги "Царь Дмитрий - самозванец "

Автор книги: Генрих Эрлих

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

Захарьина, делами добрыми снискавшего великую любовь среди простого народа.

Отныне первым боярином при великой княгине состоял князь Иван Телепнев-Оболенский-Овчина, сестра же его Аграфена была мамкой-боярыней при молодом великом князе Иоанне и брате его, бедном Георгии.

Великая княгиня по женской слабости своей и вдовьей доле в делах державы не участвовала и, отдавая долг благочестию, часто вместе с великим князем Иоанном ездила на богомолье в монастыри, но любви народной так и не снискала.

[1538 г.]

Апреля 3-го великая княгиня Елена неожиданно скончалась на тридцать пятом году жизни и в тот же день была погребена в Девичьем Вознесенском монастыре. Народ и бояре не изъявили даже притворной горести и сочувствия к осиротевшим великому князю Иоанну и бедному брату его Георгию. Лишь князь Иван Телепнев-Овчина и боярыня Аграфена утешали их в горе. По прошествии недели князь Иван Телепнев-Овчина был заключен в темницу, где он повторил судьбу князей Юрия (Звенигородского) и Андрея (Старицкого), а Аграфену насильно в монахини постригли и следы её затерялись в каком-то дальнем захудалом монастыре.

После событий скорбных власть в думе Боярской и в державе перешла в руки князей Шуйских, Василия Васильевича, Ивана Васильевича и Андрея Михайловича, сменявших поочередно друг друга по мере того, как десница Божия воздавала каждому по делам его. Противостояли им ближайшие свойственники великого князя Иоанна князья Дмитрий Федорович и Иван Федорович Бельские, а также митрополиты, сначала Даниил, а после его удаления происками Шуйских Иоасаф.

Великого князя Иоанна Шуйские держали в небрежении, о чем сам великий князь в последующие годы не раз вспоминал в речах своих. Скудное питание, худое платье и постельное белье, отсутствие образования, даже и грамоте не учили, никакого почтения. Князь Иван Васильевич Шуйский никогда не стоял перед Иоанном, часто заходил в комнату, бывшую ве-

ликокняжескую спальню, где великокняжеские отроки забавлялись играми, садился на лавку, ногу в сафьяновом сапоге на кровать великокняжескую закидывал и призывал отроков для внушения неподобающего. Последующий розыск выявил и другие прегрешения Шуйских: расхищение казны, отписыва-ние земель государевых.на своих родственников и на монастыри, похищение и клеймение сосудов драгоценных именами своих предков, возведение хором за счет казны, шитье шуб из мехов казенных, неправый суд.

[1540 г.]

Молитвами митрополита Иоасафа и стараниями князей Бельских князья Шуйские были отставлены от двора великокняжеского. Тогда же постановили освободить из заточения ближайших родственников великого князя Иоанна, его троюродного дядю Дмитрия Андреевича, сорок девять лет назад посаженного великим князем Иваном Васильевичем в темницу для спокойствия державы, а также дврюродного брата Иоанна, отрока Владимира, сына князя Андрея (Старицкого), и мать его Евфросинью. Последним вернули богатую Стариц-кую вотчину и дозволили иметь двор, дали новых бояр и детей боярских.

[1542 г.]

Января 3-го, темной ночью Шуйские с боярами своими и детьми боярскими затеяли дело лихое, напали врасплох и на митрополита, и на князя Бельского, и на всех их друзей верных. Бельского со товарищи быстро скрутили и в темницу заточили, а за митрополитом, хоть и немолод он был, побегали. Как окружили злодеи палаты митрополичьи и стали бросать каменьями в окна, Иоасаф утек на Троицкое подворье, приступили и к нему, но игумен Лавры и князь Дмитрий Палецкий именем Святого Сергия безбожников на время сдержали, дав владыке возможность скрыться в великокняжеском дворце, в спальной великого князя Иоанна. И туда охальники с великим шумом ворвались, митрополита всякими срамными словами ругали, а потом скрутили, как татя, и в телегу простую бросили.

Иоанн испытал великий страх, а у брата Георгия случился приступ черной немочи, едва не лишивший его жизни.

Во главе Думы вновь Шуйские встали, князья Андрей и Иван Михайловичи и их родственник ближайший Федор Иванович Скопин. Князя Ивана Бельского в темнице умертвили, прочих в места отдаленные сослали. Тишина и спокойствие восстановились. Митрополитом же избрали благочестивого Макария.

[1543 г.]

Стремясь привязать к себе юного великого князя и в то же время удалить его отдел, Шуйские всячески потворствовали ему во всех забавах диких и жестоких. Любая прихоть Иоанна немедленно удовлетворялась, любая вина прощалась, любая его шалость вызывала восторг, а любая шутка смех. Рассказывали, что в детские года Иоанн развлекался отрыванием крылышек у мух, потом свертывал головы у мелких пичуг, которых специально ловили для него, затем вешал кошек и скидывал собак с высоких помостов, куда заманивал тех мясом. Когда дали ему в руки лук, то сразу же поставили перед ним живую мишень, и вскоре Иоанн расстреливал десятками кур и зайцев, мечущихся в ужасе по загону, а Шуйские довольные кричали, что так из него вырастет искусный охотник и воин. Говорят еще, что он как-то зазвал на крышу терема дворового мальчика, который ему всегда прислуживал, и спихнул его вниз, а потом стоял и смотрел, как из него, умирающего, вытекает кровь. Воспитанием же и образованием Иоанна, вплоть до избрания Макария на митрополичий престол, никто не занимался.

[1544 г.]

Января 3-го впервые изошла гроза от великого князя Иоанна Васильевича. Ничего ее не предвещало, двор казался спокойным, великий князь, следуя обычаю, ездил осенью молиться в Лавру Сергиеву и на охоту в Волок Ламский с знатнейшими боярами, весело праздновал Рождество в Москве, потом созвал он бояр своих и без долгих разговоров с твердо-

стию объявил, что много лет они употребляли во зло юность его, беззаконствовали, самовольно, без его на то согласия, людей убивали, землю во вред казне грабили, но больше он самоуправства их терпеть не намерен. Знаю, сказал Иоанн, что многие из вас виновны, но он казнит только виновнейшего, и указал на князя Андрея Шуйского, первого боярина, которого помимо прочего считал виновным в смерти матери своей Елены. Шуйскому руки повязали и выдали псарям, которые растерзали его на улице на глазах у всего народа московского. Помимо этого сослали в места отдаленные нескольких клевретов князя Андрея: князя Федора Шуйского, князя Юрия Темкина да Фому Головина. Друзья Шуйских безмолвствовали, народ же буйно изъявлял удовольствие, превознося Иоаннову мудрость и решимость. С того времени бояре начали иметь страх от государя. '

Вскоре выяснилось, кто подвиг Иоанна на поступок решительный. Власть в Думе и державе перешла к государевым дядьям, Глинским, князьям Юрию и Михаилу Васильевичам. Не наученные печальной судьбой Шуйских, они продолжали их линию в отношениях с великим князем, потворствовали всем его прихотям, воспитанием же и образованием не занимались. Внедрили в него единственную мысль, что будет он когда-нибудь властвовать безраздельно на Руси, да объяснили, что властвовать – значит делать все, что тебе пожелается, награждать без дела и карать без вины. При этом не озаботились растолковать ему обязанности святые помазанника Божия, что такое есть справедливость и милосердие. И к церкви христианской не приучили, ибо Глинские по происхождению своему сами были нетверды в вере православной.

Иоанн предался забавам, ничем не сдерживаемым. Едва ли не каждый день вырывался он на коне вместе с ближними своими за ворота Кремля и скакал по улицам московским, давя жен, старцев и детей и веселясь их криками. Наслаждался он и пожарами и всей суматохой, вокруг них происходящей. Говорили, что иные ласкатели для развлечения великого князя специально поджоги устраивали. Бояре же на все забавы эти смотрели посмеиваясь: «Веселится державный!»

Внешность тогда великий князь имел такую: очень высокий для своего возраста, тонкий в кости, с лицом пригожим, гладкостью своей на девичье похожим, с таким же по-девичьи капризным ртом, в противоположность этому серые глаза глядели холодно и настороженно. Волосы имел светлые, с легкой рыжинкой, пышными волнами спадавшие на плечи.

[1547 г.]

Иоанну исполнилось шестнадцать лет, определенные в завещании отца его великого князя Василия Ивановича как возраст совершеннолетия, но Иоанн не спешил взять полноту власти в свои руки, предаваясь забавам. Но после перерыва вынужденного на пост рождественский он призвал к себе митрополита Макария, имел с ним беседу долгую, а как вышли они из палаты, то все, ожидавшие их, поражены были происшедшей с Иоанном переменой, лик его был светел, а в глазах сияла решимость. Объявил Иоанн торжественно, что решил он венчаться на царство, приняв титул царя Всея Руси, доселе неведомый, и тем сравняться с врагами нашими, царями неверными и королями нечестивыми. А еще Иоанн сказал: «Уповая на милость Божию и на Святых заступников Земли Русской, имею намерение жениться. Хотел по примеру славных пращуров наших искать невесту в иных царствах, но, рассудив основательнее, отложил эту мысль. Во младенчестве лишенный родителей и воспитанный в сиротстве, могу не сойтись нравом с иноземкою. Будет ли тогда супружество счастием? Желаю найти невесту в земле родной по воле Божией и благословению первосвятительскому». Макарий же ему с умилением ответствовал: «Сам Бог внушил тебе намерение, столь вожделенное для твоих подданных! Благословляю оное именем Отца Небесного!»

И бояре со святителями вместе со всем народом московским слились в крике восторга. Так все устали от безвременья и лихолетья, что, узрев истинное величие, тут же пали перед ним ниц. «Владей нами, царь-государь, казни и милуй, мы твои верные холопья. Но направь нас на подвиг, дай жизнь прожить в славе, а уж мы не посрамим ни тебя, ни предков наших,

ни всю Землю Русскую!» Даже старцы седобородые рыдали навзрыд.

Венчание на царство было делом небывалым, поэтому чин венчания долго составляли, взяв за образец предание о временах Владимира Мономаха и свитки о византийских порядках. В женитьбе же государевой следовали древнему русскому обычаю. На следующий же день по объявлению Иоаннову разослали по всем землям русским, к князьям, боярам и детям боярским грамоты с печатью великокняжеской. И написано там было следующее. «Когда к вам эта наша грамота придет и у которых будут из вас дочери девки, то вы бы с ними сейчас же ехали в город к нашим наместникам на смотр, а дочерей девок у себя ни под каким видом не таили б. Кто же из вас дочь девку утаит и к наместникам нашим не повезет, тому от меня быть в великой опале. Выбирать из тех девок ростом не мелких, телом не худощавых и не плоских, с лицом приятным, с кожей белой и чистой, с волосом густым. Смотру быть в Москве на тридцатый день от Рождества Христова».

Первым приспело венчание на царство. Утром января 16-го Иоанн торжественно вышел в столовую палату, где его уже ждали все бояре, а воеводы, князья и чиновники, числом более трехсот, стояли в несколько рядов в коридоре, лестницах, и сенях, оставляя между собой свободное место для прохода. Ход открыл Благовещенский протоиерей Феодор, которому Иоанн вручил золотое блюдо с лежащими на нем Крестом Животворящим, шапкой Мономаховой и бармами царскими. За ним ступал князь Михаил Глинский, как старший ближайший родственник. А в сопровождении люди служивые, казначеи да дьяки.

Иоанн вступил в храм Успения, приложился к иконам и подошел под благословение к митрополиту, который ждал его во все время в храме. Митрополит отслужил молебен, потом подошел к Иоанну, поднял с колен и препроводил его за руку к амвону. Амвон же возвышался на двенадцать ступеней посреди храма, и стояли на нем два кресла резных, одетых золотой паволокой. Как поднялись они на амвон, так грянуло многолетие великому князю Иоанну. Архимандриты вынесли

богато украшенный налой, установили его перед амвоном, положили на него утварь царскую, Иоанн же в это время сидел в кресле. Когда все приготовлено было, Иоанн вместе с митрополитом поднялись со своих мест, Макарий возвестил: «Яко есть твоя держава и твое царство, так да будет хвала и честь Богу Отцу и Сыну и Святому Духу ныне и во веки веков», – после чего возложил на Иоанна Крест Животворящий на цепи царской, бармы царские на плечи его и венец Мономахов на голову его. А как возложил венец, так грянуло новое многолетие, на этот раз государю и царю Всея Руси Иоанну Васильевичу.

Как отслушали божественную литургию, Иоанн сошел с амвона и торжественно пошел один по середине прохода, отвечая благосклонно на поздравления и славословия бояр, которые падали на колени и целовали руки новому царю.

У дверей храма князь Михаил Глинский и брат государев Георгий осыпали Иоанна деньгами золотыми из огромных мис, народ же взорвался криками приветственными, и Иоанн кивал на обе стороны милостиво.

Из храма Успения Иоанн отправился торжественно сначала в храм Михаила Архангела, где выслушал литургию над гробницами предков своих и где через крестное знамение их благословение получил, а затем в храм Благовещения, где Иоанн отдал себя под защиту Пресвятой Богородицы. Завершилось венчание на царство пиром великим.

Выбор невесты царской проходил так. Явились девицы числом одна тысяча восемьсот девяносто две. Проводить пер_г вый отбор Иоанн поручил боярам своим ближним, дяде Михаилу Глинскому, князьям Андрею Шуйскому, Михаилу Воротынскому, Василию Серебряному и Ивану Мстиславскому, из двадцати четырех, ими выбранных, боярыни во главе с бабкой царя Анной Глинской после осмотра придирчивого шестерых избрали, а уж среди них Господь Иоанну достойнейшую указал, Анастасию Захарьину-Юрьеву, чей отец Роман Юрьевич, незадолго до этого умерший, верно служил и отцу Иоанна, и ему самому в его малолетство. Невеста была сосудом всех добродетелей: целомудрия, смирения, набожности* чувствительности, благочестия, соединенных с умом основательным; красоты же воистину небесной. Народ же славил выбор юного царя еще потому, что с ним вернулся ко двору древний и благочестивый род бояр Захарьиных, несправедливо удаленный после кончины великого князя Василия Ивановича.

Обряд венчания был совершен митрополитом Макарием февраля 13-го в храме Пресвятой Богоматери. Царь Иоанн щедро раздавал милости, особо выделяя родню новую, царица же молодая питала нищих, чем сразу заслужила себе доброе имя в народе и благословения неизменные.

А как кончился пир, то у всех прощение испросив и прощения раздав, царь с царицей отправились пешком на богомолье в Троицу и провели там первые недели Великого поста, ежедневно молясь над гробом Святого Сергия о благоденст-вйи державы нашей и о быстром прибытке в их семье.

Несмотря на обретенный венец царский, на любовь искреннюю супруги молодой, на благотворное влияние родни новой Захарьиных, Иоанн не отступил от забав привычных, проводя дни на охоте, а вечера в пирах в окружении скоморохов, недостойных осыпал милостями, а достойных подвергал опале без вины.

По весне сразу после светлого праздника Воскресения Христова Иоанн вместе с царицей Анастасией, братом Георгием, князем Владимиром Старицким с матерью Евфросинь-ейи почти всем двором отправился в Ростов, Владимир, Суздаль, Нижний Новгород, но не для того, чтобы своими глазами посмотреть на свои владения, узнать всякие неудовольствия народные и определить, что надобно сделать для улучшения управления, а только для увеселения. Время проводили в пирах, которые давались едва ли не каждый день. По утрам устраивались охоты, особливо часто соколиные, до которых Иоанн был большой охотник.

Уже двинулись в обратный путь, чтобы, обогнув Москву, посетить Можайск, Волок, Ржев и так до Пскова, но тут прискакал из Москвы гонец от князя Юрия Глинского, которого Иоанн оставил правителем на время своего отсутствия, с сообщением о больших пожарах и народных волнениях в Москве. В ту весну два раза горело, первый раз выжгло Лубянку, а

10-4370 Эрлих

во второй – Зарядье. В день возвращения Иоанна занялся Арбат и выгорел полностью с прилегающими улицами, позже подсчитали, что тогда тысяча семьсот семей осталось без крова. Огонь перекинулся в Кремль, так что даже митрополиту пришлось спасаться, причем он сильно расшибся, когда спускали его на веревках со стены Кремлевской к Москве-реке. Иоанн же с семьей и двором остановился во дворце в Воробьеве и с высоты наблюдал, как огонь бушевал в Кремле и окрест и как потом бушевал народ в поисках виновных в несчастье.

Повелел Иоанн сделать розыск, послал в Москву бояр: дядю своего князя Юрия Глинского и Григория Захарьина-Юрьева, дядю царицы. Едва появились они перед толпой у храма Успения в Кремле, как уж крикнул кто-то, что вот он главный враг, и указал на Глинского. Князь Юрий Глинский бросился в храм под защиту алтаря, но и оттуда выволокли его злодеи, долго били дубьем, а как забили, так повлекли труп его по земле и бросили на торгу на съедение собакам.

Пошли громить палаты Глинских, разграбили и дома, и кладовые, и амбары. Побили до смерти множество дворян и слуг Глинских, которых выволакивали из всех щелей. А разгорячившись кровью и вином из погребов боярских, посягнули на дворец царский.

Обо всем этом Иоанн узнал от Григория Юрьевича Захарьина, который прискакал в Воробьево в одиночестве, без шапки и в кафтане изодранном. Он рассказал и о речах подстрекательских и прямо указал на Шуйских как на зачинщиков, мстящих за опалу.

Ночь прошла в волнении, с утра толпа, вооруженная топорами, дрекольем и даже пищалями, ворвалась во двор усадьбы царской и подступила к самому терему. Немногочисленная стража государева не могла им противостоять, бояре же и дети боярские, за исключением верных Захарьиных, разбежались или попрятались. Иоанн трепетал в верхних палатах дворца, не надеясь на спасение, тут неведомо откуда явился удивительный муж, иерей Сильвестр, и, призвав громко Господа, крестом смирил нападавших. Тут рядом с ним явился отрок, именем Алексей Адашев, низкий происхождением, но высокий душой, и, подъяв саблю, изгнал бунтовщиков со дво-

pa. Иоанн же продолжал молиться, вознося Господу благодарность за счастливое избавление. А потом вышел просветленный на крыльцо и явил царскую милость – всех простил и отпустил с миром, даже против Шуйских, вина которых была очевидной и неоспоримой, приказал не цскать улик.

Свое чудесное спасение преобразившийся Иоанн решил отметить подвигом во имя Господа и сокрушить мусульманскую ересь, невероятно на южных рубежах наших усилившуюся. Особенно неистовствовал крымский царь, который требовал дани отступной. Каждое лето конники крымские то в одном месте, то в другом налетали, как саранча, из степи, деревни грабили и сжигали, людей в полон уводили, женщин насиловали. Пользуясь слабостью Земли Русской в малолетство Иоанна, его примеру последовали Астраханское ханство, Казанское царство и дикие ногаи. Все они с крымчаками сговорились, крымский царь в Казань даже войско отдельное послал, чтобы вернее нанести удар по Москве. До того в своей гордыне дошел, что прислал Иоанну грамоту ругательную: «Я открыто иду против тебя. Возьму твою землю, а если ты окажешь сопротивление, в моем государстве не будешь».

Иоанн собрал рать и сразу после праздника Рождества Христова двинулся на Казань.

Погода не благоприятствовала походу. Ратники с превеликим трудом выдирали обозы и пушки из грязи под снегом с дождем. Так дошли до Волги и начали переправу. Когда вереница пушечная почти достигла противоположного берега, вдруг треснул лед и вскипела вода, поглотив всю русскую силу огненную. Иоанн без славы вернулся в Москву.

[1549 г.]

Несмотря на неудачу, царь Иоанн с еще большим усердием занялся делами государственными, мысля переменить всей строй жизни державы. Бояре злокозненные, привыкшие к своевольству в молодые годы великого князя, ему в этом препятствовали, и Иоанн обратился к древнему как мир обычаю, созвал Собор Земли Русской. К назначенному сроку потянулись в Москву люди лучшие из всех городов, из всех областей, со всех концов Земли Русской. Вотчинники, бояре, наместники, воеводы, дьяки, дети боярские, было трое и из купцов. По многочисленности собрания установили ему быть на Троицкой площади перед Кремлем.

Иоанн в полном облачении царском в сопровождении митрополита вышел из Кремля и прошел к Лобному месту. А как отслужили молебен, поклонился он глубоко Макарию и, глядя на него, начал свою речь:

«О, владыко! К тебе первейшему обращаюсь я. Благослови меня в чистых моих намерениях. Аты, народ православный, внемли слову моему царскому, разумей его и делай по нему. Знаете вы, что с малолетства остался я, горемычный, сиротой, после отца – четырех лет, а после матери, невинно изведенной, – восьми. Росли мы с братом единственным в небрежении и забвении, в слезах и обидах, бывало, досыта и не ели. Бояре сильные ни обо мне, ни о державе нашей не радели, а лишь о своем прибытке. Сами себе саны и почести нашим именем присвоили, земли и угодья наши к своим вотчинам приписали, а что осталось, раздарили, кому хотели. Казну царскую богатую, стараниями деда и отца нашего собранную, разворовали, шубы на себя надели, посуду золотую перечеканили, монеты в кладовые свои ссыпали. От них пошло разорение земли, и смута в окраинных областях, и церковное шатание, и скудость, и раздоры, и разбой! – Тут Иоанн воззрился грозным взглядом в сидящих бояр и загремел на всю площадь: – Лихоимцы жадные, судьи неправедные! Какой ответ дадите ныне мне, царю вашему?! Как оправдаетесь перед народом русским за море слез и крови, что по вашей вине пролилось?! Отныне один только суд будет в державе нашей – мой! Отныне всем обездоленным, бедным, обиженным я – защита. А своевольникам и насильникам я – меч карающий, Так оставим ненависть и вражду, начнем жизнь новую, соединясь любовью христианской. И возрадуется Господь, и в милости своей пошлет Земле Русской мир и процветание».

Сей проповедью мира и прощения Иоанн смирил бояр своевольных, и они вместе С Собором единодушно утвердили все предложенные великим князем новые законы.

Отменили обычай кормления наместников за счет тех земель, что входили в их наместничества, а заодно лишили их

права высшего суда в этих владениях, ибо не может быть в державе другого суда, кроме царского. Установили быть в войске без мест, служить верой и правдой под началом того, кого царь поставит. Для оживления торговли отменили всякие сборы с торговли и прочих продаж, которые собирали наместники на местах в свою казну, а заодно и тамгу, которая взималась при пересечении границ областей. А вместо того установили единый для всей Руси налог на торговлю и промыслы городские, который пойдет в казну царскую. Постановили пересмотреть Судебник, ввести в него новые статьи, а противоречивые в соответствие привести. Утвердили новый земский суд, чтобы жители городов и волостей, купно служилые, посадские и вольные крестьяне, избирали для этого присяжных людей, излюбленных судей, старост и целовальников, и те решали все дела сами, по приговору своему на основе законов царских. А суд царский мелкими делишками пусть бы не обременяли, кроме дел о душегубстве, разбое с поличным, колдовстве, бесчестии и измене. И пусть бы сами вершили дела местные: ратников в походы военные снаряжали, дороги мостили, мосты наводили, церкви строили, охранялись от татей и бедствий, подати в царскую казну собирали и отвечали за них всем миром. Истинный же восторг охватил весь Собор, когда Иоанн предложил расширить чин святых православной Церкви и включить в него сорок русских чудотворцев и муче-нйков! Это ли не свидетельство чуда преображения, случившегося с государем?! Как славили царя за благочестие, за попечение его отеческое о благоденствии и спасении народа!

Примирившись с боярами, царь Иоанн держал их тем не менее в отдалении, отставил и беспутных друзей юности, к себе же для дел каждодневных и великих приблизил людей новых, князей Андрея Курбского, Михаила Воротынского, Александра Горбатого-Шуйского, Морозовых, Михаила, Владимира и Льва, Курлятьева, а также отличившихся во время московского бунта Алексея Адашева, ставшего постельничим царя, и Сильвестра, ставшего протопопом храма Благовещения в Московском Кремле. Но более других в этом сонме достойных Иоанн отличал и привечал бояр Захарьиных, братьев и дядьев благо-

ГЕНРИХ ЭРЛИХ

честивой супруги своей Анастасии. Эта ближняя Дума царя Иоанна получила в народе прозвание Избранной Рады.

В семье царской родился первенец, к великому горю всей Земли Русской дочь, нареченная Анной.

Ноября 26-го, отлив пушки новые, царь Иоанн во главе рати вновь двинулся в поход на Казань, оставив князя Владимира Старицкого наместником на Москве.

[1550 г.]

Был холод ужасный, кони падали в пути, люди тоже, зато Волга была крепка и к концу февраля войска благополучно подошли к стенам Казани.

Штурм по недостатку опыта был татарами легко отбит, потом вдруг’ сделалась оттепель, порох отсырел и не хотел загораться, обозы с продовольствием застряли в грязи, через несколько дней ожидания погоды благоприятной пришлось со всей быстротой отходить, пока не взломало реки. Когда перешли Волгу, то в двадцати верстах от Казани, в месте впадения речки Свияги боярин Никита Романович Юрьев обратил внимание царя Иоанна на место, весьма для крепости пригодное. Так был основан город Свияжск. Марта 25-го царь Иоанн вернулся в Москву.

Скончалась дочь царя Анна. Устрашенный сим знаком, Иоанн обратился кустройству дел семейных. Брат царя Иоанна Георгий, подверженный черной немочи и скорбный умом, так что и говорить толком не умел, равно как и двоюродный брат царя, князь Владимир Старицкий, также умом недалекий, в Избранную Раду не входили и в делах управления участия не принимали. Но царь по доброте душевной вниманием и заботой их не оставлял, брату Георгию определил в жены благочестивую Иулианию, дочь князя Димитрия Палецкого, воеводы знатного, а князю Владимиру Старицкому избрал в жену девицу Евдокию из рода Нагих, жил с первым в одном дворце, ласкал, чтил обоих, присоединяя имена их к своему в государственных указах, писал: «Мы уложили с братьями и боярами».

Из других великих дел того года: вышел Судебник, или вторая Русская Правда. >

[1551 г.]

Февраля 23-го царь Иоанн созвал в Москве Собор Священный для устройства Церкви православной, искоренения остатков древнего язычества, в последние годы размножившихся, исправления обрядов, равно как и книг священных, искажаемых невежественными писцами. Иоанн сам означил все более или менее важные предметы для внимания отцов Церкви в ста вопросах, по числу которых Собор получил название Стоглавого.

Начался же Собор с покаянной речи царя Иоанна за юношеское беспутство и за пожар Москвы, в наказание ему Господом ниспосланный. «Простите меня, люди русские! За боль, за кровь, за храмы разоренные, за жен обесчещенных, за слезы детей и гибель близких – за все простите! Примите покаяние мое, от сердца идущее, не отталкивайте душу заблудшую, в грехах погрязшую, но отныне к жизни светлой возродившуюся».

Умиленные смиренной речью царя, святые отцы с жаром отдались делу исправления обрядов, повышения благочиния церковных служб и благонравия жизни монастырской. Запретили книги еретические и безбожные, запретили и осудили мирские забавы: шахматы, зернь, гусли, сопели, всякое гудение, переряживание и публичное плясание женщин.

Потрясенный картиной невежества и суеверия, открывшейся на Соборе, Иоанн озаботился просвещением народа русского и обратил свой взор к странам европейским, во всем нас превзошедшим. Решил Иоанн пригласить в Землю Русскую ремесленников, лекарей, аптекарей и художников, чтобы воочию показали они свое умение и наших людей, если удастся, обучили бы. Для того послал он некоего Шлитта в Германию, дал ему с собой письмо императору Карлу, в котором смиренно просил оному Шлитту во всех его делах не препятствовать.

В семье царской родилась дочь, нареченная Марией.

[1.552 г.]

Устрашенные решительным приступом царя Иоанна к стенам Казани, татары более года вели себя тихо, но в марте вдруг взбунтовались, свели с престола кроткого царя Шах-

Алея и возвели царевича астраханского злобного Едигера Магомета. Не дожидаясь неизбежного в сих обстоятельствах нападения Казани на Москву, царь Иоанн положил немедля двигаться на Казань. Июня 16-го царь Иоанн с братом двоюродным князем Владимиром Старицким, с боярами ближними Никитой Романовичем и Данилой Романовичем Захарьиными-Юрьевыми и со всей ратью выступил из Москвы, поручив царицу Анастасию, в тягости пребывавшую, и державу попечению Господа и брата своего Георгия, оставшегося наместником на Москве.

Сей поход, один из величайших в истории русской, воспет в сказании, написанном безвестным очевидцем событий:

«Августа 13-го открылся перед нами Свияжск. С живейшим удовольствием царь Иоанн разглядывал этот юный град, созданный всего два года назад по его велению и по совету его возлюбленного боярина Никиты Романовича Захарьина-Юрьева. Крепкий тын окружал город, что вкупе с необычайно выгодным расположением делал его крепостию неприступной в пределах зловерия.

Из Свияжска Иоанн в который раз послал казанцам грамоту, что если захотят без крови бить челом государю, то он их пожалует. Переправились через Волгу и уже через три дня сто пятьдесят тысяч ратников были на Луговой стороне Волги, а еще через два – за речкой Казанкой, у стен Казани. Тут пришел к царю Иоанну ответ от царя казанского самозваного Едигерки, сплошь ругательства на христианство, на Иоанна, на Шах-Алея. Опечалился царь такой неразумности и с тяжелым сердцем постановил ответить бранью на брань.

Но тут колдовством татарским был наслан на наш лагерь вихрь неистовый, который снес даже и шатер царский, лишь церкви полотняные устояли. Вслед за тем разверзлись хляби небесные и обрушился на землю такой ливень, что навел всех на покаянные мысли о потопе Всемирном. Но царь крестом чудотворным вихрь смирил, а молитвой долгой и обращением страстным к защитнику своему Небесному потоп тот прекратил и установил погоду ясную на все время осады.

Ободренные явленной Милостью Божией, воинники спо-

po принялись за дело. Окружили Казань со всех сторон, установили сто пятьдесят тяжелых орудий для сокрушения стен, против ворот и на местах высоких сооружали туры, поднимая на них пушки легкие и пищали разные, а где нельзя было установить тур, там ставили тын, придвигая его как можно ближе к стенам. И такой был порыв, что и спали тут же в очередь, и варево не заводили, перехватывая кусок хлеба на ходу.

И казанцы крепко к схватке изготовились. Понимая, что безрассудством бунта своего они снисхождения царского лишились, все они от мала до велика исполчилися. Встало в Казани на стены тридцать тысяч, а еще столько же в лесах окрестных рыскало под командой князя Япанчи, доставляя нам большую досаду и докуку, особливо кормовщикам, которые не смели удаляться от стен. Против сих волков и выступил первым князь Александр Борисович Горбатый и разбил их воинство в сече жестокой.