Текст книги "Горняк. Венок Майклу Удомо"

Автор книги: Генри Питер Абрахамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

Слуга позвал его завтракать. Он поел в одиночестве, распорядился вызвать такси и вернулся к себе. Перед самым уходом написал Удомо записку:

«Дорогой Майк.

Хону проститься с Вами. Я уезжаю назад в Англию. Бы мне дали сегодня понять, что я Вам мешаю. Вероятно, я Вам очень мешаю, раз дошло до того, Вы чуть не ударили меня. Я не потерпел бы этого от белых и не вижу, почему должен терпеть от черных. Передайте мой прощальный привет остальным. Спасибо за все. Больнее всего сознавать, что когда-то мы были товарищами.

Томас Лэнвуд».

Машина увезла его в порт; скоро он был уже на пароходе.

Письмо Лэнвуда нашел Эдибхой, приехавший узнать, что случилось с Удомо. Вскоре Удомо вышел из своей комнаты. Он уже вполне владел собой.

Эдибхой протянул ему письмо:

– Том уехал.

Прочитав записку, Удомо сказал:

– Я не люблю, когда читают мои письма, Эди.

– Оно лежало на столе открытым, его мог прочитать каждый.

– Том – форменный идиот.

– Что произошло?

– Позвони в агентство, узнай, когда он едет и где он сейчас… Бой!

Эдибхой взял телефонную трубку. Удомо пошел в кухню. Немного погодя он вернулся, держа в руке куриную ножку.

– Он уехал на грузо-пассажирском судне, которое отчалило полчаса назад. Что произошло?

– У меня голова была занята одной мыслью, и я сказал ему, чтобы он оставил меня в покое. Ты ведь знаешь его манеру вечно торчать посреди комнаты. Он загородил мне дорогу. Я оттолкнул его и пошел к себе. И вот, пожалуйста, это письмо… – Удомо швырнул на стол скомканную записку.

– Он все равно уехал бы, – примирительно заметил Эдибхой.

– Уехал бы, но не так… – сказал Удомо.

– А может, оно и лучше, земляк. – Эдибхой улыбнулся, однако взгляд его остался хмурым. – Ничего. Ты напишешь ему, и все уладится. Там он будет полезнее.

– А ты почему здесь? – вдруг спросил Удомо.

– Когда из твоего секретариата позвонили, что совещание отменяется, я поехал туда. Мне сказали, что ты дома… Что с тобой, земляк?

– Ничего страшного, Эди. Голова что-то разболелась. Но теперь уже прошла.

– Очень рад, земляк. Как поездка?

– Прекрасно. Я расскажу тебе обо всем вечером. А сейчас отчаливай. Мне предстоит важный телефонный разговор. Увидимся вечером на заседании исполнительного комитета.

Эдибхой, явно недовольный, ушел. Удомо поднял телефонную трубку.

4

Дождь лил не переставая. Тяжелые, крупные капли больно били в лицо. Ночь была черным-черна, как джунгли за спиной Марии.

Она всем телом прижалась к стволу молодого деревца. Как хорошо, что идет дождь. Пусть ей больно, пусть она промокла насквозь, пусть хоть в кровь иссечет ее кожу. Это все не важно. Только потому, что идет дождь, они до сих пор здесь. Она верит – Мхенди вернется… Только найдет ли он дорогу в этой кромешной тьме, под дождем? Конечно, найдет. Ведь он командовал когда-то целой армией. Он не заблудится. Он придет. Дождь – хорошая примета. Это значит, что он жив и вернется. Дождь начался четыре дня назад, накануне того дня, когда они, прождав условленный месяц, должны были возвращаться через джунгли в Панафрику. Если бы не дождь, их бы уже давно здесь не было. Но дождь все льет, и они не уходят. А это значит, что Мхенди жив и вернется.

Что это?

Напрягая зрение, она вглядывалась во тьму. Может быть, крикнуть? В такой ливень белые сидят дома. Она поднесла ко рту сложенные рупором руки.

– Мхе-енди! – крикнула она. Ее протяжный крик походил на стон. – Мхе-енди!

Что-то холодное заскользило по ее ноге. Она судорожно вцепилась в неровную кору дерева и замерла. Но вот «оно» соскользнуло с ноги. Может, ползет сейчас по стволу! О Мхенди… Только бы не шелохнуться, а то некому будет тебя встречать. А вдруг они схватили его? Убили? Нет, нет, не может быть. Он придет!

– Мария, где ты?

– Я здесь, Джозеф.

Джозеф включил электрический фонарик и, осторожно нащупывая ногой землю, подошел к ней.

– Я ведь говорил тебе, одной ходить опасно, – сказал он. – А ты еще и без фонаря…

– Наверное, змея… – начала она и вдруг схватила его за руку. – Джозеф! Смотри!

Она шагнула вперед, во тьму. Джозеф удержал ее.

– Там что-то мигает.

Где-то далеко-далеко вспыхнул слабый огонек. Мария вырвалась из рук Джозефа. Он понял, что она сейчас закричит, и зажал ей рот.

– Подожди, – шепнул он. – Подожди, Мария.

Вдруг это чужие.

Она перестала сопротивляться, и он убрал руку.

– Это Мхенди, – сказала она.

– Мы должны подождать, – сказал он.

– Опять свет! – Теперь огонек вспыхнул ближе.

– Считай вспышки, – сказал Джозеф. – Их должно быть три, пауза и еще две.

– Раз, два, – шептала Мария, – три… Ну, ну!.. Еще один раз, два…

Мария вырвалась и побежала.

– Мхенди! Мхенди!

– Мария!

– Сэр! – заорал Джозеф, забыв всякую осторожность.

Внезапно из мрака и ливня выступила фигура Мхенди. Мария, простирая руки, кинулась к нему и, не рассчитав расстояния, упала к его ногам. По земле струились потоки воды. Мхенди опустился на колени. Он пришел не один, кто-то за его спиной зажег фонарик. Джозеф отпрянул назад, выхватил из кармана пистолет.

– Кто эти люди, сэр?

– Не бойся, Джозеф. Это мои земляки, мои солдаты.

Джозеф успокоился и сунул пистолет обратно в карман. Мхенди помог Марии подняться.

– Ты вернулся?

– Я ведь обещал.

– Идемте скорее в лагерь, – сказал Джозеф.

Он шел первым. За ним, обнявшись, Мария и Мхенди. Два молчаливых плюральца замыкали шествие. Дождь все лил и лил. Но он уже потерял силу, и было ясно, что к утру он кончится, и снова засияет солнце.

– Я боялся, что вас уже нет, – сказал Мхенди Джозефу, – потому и взял двух солдат. Одному трудно идти через джунгли.

– Мы задержались из-за дождя.

– Я на это и надеялся.

– Я знала, что ты придешь, – сказала Мария, – но все-таки очень боялась.

– Мы никак не могли прийти раньше, – сказал Мхенди.

Они вошли в джунгли. Джозеф сложил руки у рта и трижды прокричал совой.

– Это ты, Джозеф? – спросил кто-то совсем рядом.

– Я, – ответил Джозеф. Он включил фонарик. Молодой человек, совсем голый, если не считать набедренной повязки, стоял прямо перед ним с автоматом в руках.

– Надо окликать издали, – сказал юноша.

– Мистер Мхенди вернулся.

– Здравствуйте, сэр. А мы тут за вас боялись.

Джозеф, не выключая фонарика, пошел дальше.

Часовой остался на своем посту. Скоро они были в лагере. Парни из отряда Джозефа переплели ветви деревьев лианами и устроили над головой зеленую крышу, так что лагерь походил теперь на просторный зал с высоким сводчатым потолком. Посредине, разбрасывая искры, ярко горел костер. Солдаты, отдежурившие свою смену, отдыхали вокруг него.

– Мистер Мхенди! – воскликнул один из них.

Все мигом вскочили и окружили пришедших, пожимая руки и радостно сверкая зубами.

– Ну, как вы там, сэр? – спросил один из солдат. – Мы очень боялись за вас.

– Дайте сперва мистеру Мхенди переодеться. Он совсем промок, – сказал Джозеф.

– Позаботьтесь о моих людях, – напомнил Мхенди.

– Не сомневайтесь, сэр, – ответил Джозеф.

– Пошли, – сказала Мария.

Она взяла Мхенди за руку и повела в палатку. Он снял с себя мокрую одежду. Она тоже разделась.

– Как вы тут жили? – спросил он.

– Я так тебя ждала, – сказала Мария. – Сколько ночей я ложилась спать одна, в твою постель. Как трудно ждать, когда любимый в опасности.

– Я все время думал о тебе, Мария…

– Когда я встретила тебя, ты говорил мне, что одинок. А этот месяц, когда ты был там один, испытывал ты чувство одиночества?

– Нет, дитя мое. Оно ушло навсегда.

– Я рада.

– Мне опять придется идти туда.

– Я буду ждать.

– Только теперь ты будешь ждать по ту сторону джунглей. Джунгли не место для женщины.

– Нет, мой господин. Я буду ждать тебя здесь. Я исполню любое твое приказание, только не это. И не говори больше ничего. Для меня это очень важно.

Они стояли друг против друга обнаженные. Он словно впервые увидел, как она прекрасна.

– Мария…

Мхенди привлек ее к себе, ощутил трепет молодого, сильного тела. Желание овладело им.

– Потом, – прошептала Мария. – Подожди немного… – Она мягко отстранила его, завернулась в сухое покрывало и помогла ему скрепить на плече тогу.

– Ужинать, – крикнул им кто-то.

Мхенди ласково гладил Марию по голове, успокаивая. Они лежали, утомленные ласками. Мария, прижавшись к нему, плакала.

Он гладил ее, пока она не перестала всхлипывать. «Слишком долго пришлось ей ждать, – думал он, – мужчины часто забывают, как трудно дается женщинам ожидание. Спи, дитя мое. Я буду с тобой много дней. И тебе не надо будет ждать, а мне жить в постоянном страхе. Если правда, что великие вожди, ведущие народ к свободе, не знали страха, значит, я не вождь, а робкий самозванец, который продолжает, борьбу только потому, что так велит ему совесть. Я вовсе не храбрый. Всякий раз, когда враги настигали меня, я умирал от страха. Только я умею прятать свой страх. Вот и все. Спи, дитя мое. Я очень тебя люблю. Ты завладела моим сердцем. Ты даже не представляешь, сколько покоя ты принесла мне. Спи, дитя мое…»

Она уснула. Он встал с постели, оделся и вышел. Несколько юношей прикорнули прямо у костра. Остальные, включая солдат-плюральцев, спали в большой палатке. Мхенди прислушался – дождь затихал… Черт! Забыл взять бумагу. Он вернулся в палатку, взял блокнот и ручку. Потом сел у костра и стал писать. Он писал, посмеиваясь. Приходится бить на эффект. Без этого не обойтись. Люди любят такие слова. Они вдохновляют, поднимают на борьбу. А на врагов нагоняют страх. Такая листовка годится и для того, и для другого: испугает белых хозяев и вселит храбрость, в черных рабов. Как же ее назвать? Послание Мхенди? Нет. Коммюнике номер один. Точно! Коммюнике номер один. Сначала опишем все боевые операции. Так. Теперь объясним цели нашей борьбы. Они и без того известны, но повторить не мешает. Мы боремся с белыми вовсе не потому, что у них белая кожа… Колонизаторам это известно, но не лишнее напомнить им еще раз… И под конец припугнем: коммюнике будут выходить каждый месяц!

Мхенди кончил писать. И тут он услышал какой-то шорох. Огромная буро-зеленая змея, толстая и длинная, медленно ползла к огню. Мхенди потянулся к пистолету, лежавшему у его ног. Но не успел даже прицелиться. Слева от него прогремел выстрел. По длинному телу змеи волнами пошли судороги. Все проснулись. Из палаток высыпали люди. С автоматом наперевес прибежал часовой.

– Я услыхал, как она ползет, сэр. И бегом сюда!

Все стали рассматривать убитую змею. Потом Джозеф сказал:

– Ну, ладно, пошли спать.

К Мхенди подошел один из плюральцев.

– Дождь кончается.

– Вам пора уходить?

– Пора. Лучше идти затемно. А то еще нарвемся на полицейских.

– Хорошо, идите. Листовку я написал. Что с ней делать – вы знаете.

К ним подошли Джозеф, Мария и второй плюралец.

– Он говорит, что пора уходить, – сказал Мхенди. – Передайте друзьям, что я вернусь через месяц, и тогда, возможно, мы устроим здесь постоянный лагерь. Скажите, что я в безопасности, среди друзей. Скажите, чтобы готовились к новому этапу борьбы, как было намечено. И помните, никакого насилия, никаких убийств. Мы ведем теперь совсем особую войну.

– А вдруг понадобится что-нибудь вам передать, – сказал плюралец. – Вы можете вернуться и угодить к ним в лапы. И так ведь бывает. Как предупредить вас? Где я могу спрятать записку?

– Здесь, – сказал Джозеф. – Мы оставим палатки.

– Боюсь, что одному мне не найти дороги.

Мхенди открыл блокнот и набросал на листке бумаги контур опушки. Затем отметил место, где находилась плюральская деревня.

– Вот деревня, от которой мы шли. Вот холм. За холмом около мили заросли кустарника. Здесь джунгли вклиниваются в кустарник. Правее растут четыре дерева, они гораздо выше всех остальных и видны издалека. Под этими деревьями мы сейчас и стоим.

– Можно мне взять с собой эту карту?

– Нет. Ты должен ее запомнить.

Плюралец некоторое время внимательно смотрел на план, затем кивнул. Мхенди вырвал листок из блокнота и швырнул его в огонь.

– Мы только переоденемся и пойдем.

– Ваша одежда в палатке, – сказал Джозеф. – Все уже высохло. Ложитесь спать, мистер Мхенди. Я провожу их. Вы должны отдохнуть перед завтрашним путешествием.

– Ладно! Ну, счастливо, ребята! Будьте осторожны.

– Пошли, – сказала Мария.

5

Одиннадцать дней спустя поздно ночью Мхенди и Мария вошли в дом Селины.

Селина обняла Мхенди.

– Здравствуй, Мхенди! Здравствуй, брат мой! Знаю, все знаю. Весть о твоих славных делах разнеслась по всему миру. Люди, которые считают себя вашими хозяевами, дрожат от страха. Как я рада видеть тебя живым и невредимым… Заходи, садись! Несите вино!.. Здравствуй, Мария, дитя мое! Ну как, угодила я тебе, Мхенди?

– Здравствуй, Селина, – сказал Мхенди. – Ты очень угодила мне. Мария настоящее сокровище! Она так дорога моему сердцу.

Селина хлопотала вокруг них, усаживала, угощала. Она принесла иностранные газеты и с гордостью показывала плюральские снимки: разрушенные электростанции, пущенные под откос поезда, сожженные фабрики.

– Они даже твой портрет напечатали, – смеялась она.

После ужина Селина погладила Марию по руке:

– Иди к себе в комнату, дитя мое, отдыхай. Путешествие было трудным. Мы с Мхенди должны поговорить. Не бойся – долго я его не задержу.

Когда Мария ушла, Селина сразу стала серьезной.

– Скажи, Мхенди, все, что пишут в газетах, правда?

Мхенди просматривал газеты одну за другой.

– Это еще не все.

– А что вся полиция поднята на ноги и тебя ищут, правда?

– Да.

– Тогда тебе нужно быть осторожным даже здесь.

У нас ведь тоже есть белые. Мы до сих пор от них не избавились. Удомо говорит, что они еще нужны нам… – Она пожала плечами. – Что ты собираешься делать?

– Скоро пойду обратно. Меня ждут через месяц.

– А как отряд, который я послала с тобой?

– Отличные ребята. И Джозеф прекрасный командир.

– Ну вот и хорошо… Теперь говори, что я могу для тебя сделать, друг.

Мхенди поднял с пола большой портфель, который принес с собой, и передал его Селине.

– Тут деньги. Деньги, которые собрал мой народ. Я не знаю точно, сколько их, но сумма большая—сама увидишь. Нам нужна газета. Все наши газеты запрещены, станки конфискованы. Мы могли бы и у себя печатать газету, но это дело ненадежное. Рано или поздно типографию обнаружат. А оборудование стоит дорого.

– И вы хотите печатать газету в джунглях?

– Да. Как по-твоему, можно это устроить? Сумеешь ты достать печатный станок?

– Сумею. Это не так-то просто, но для тебя я достану… Ты говоришь, что пойдешь обратно. Когда?

– Дней через пять. На этот раз я не скоро вернусь. Может, через полгода, а то и через год.

– Ты будешь жить в джунглях?

– Ив джунглях, и в самой Плюралии. Люди увидят, как я проскальзываю сквозь сети, расставленные белыми, и станут смелее.

– Ты правильно говоришь, Мхенди. А как насчет еды и всего остального?

– Мы организовали по всей стране комитеты. Я думаю, что можно будет доставлять еду по ночам.

– Это слишком опасно, Мхенди. И вообще, пусть тебя не отвлекают такие мелочи. Я обо всем позабочусь. Твое дело – борьба.

– Переправлять грузы через джунгли очень трудно.

– Это нужно Африке. В общем, это не твоя забота. Я поеду туда сама и все устрою.

– Да, вот еще что, Селина. Я ухожу надолго. И не надо, чтобы твои ребята ждали меня.

– Это пойдет им на пользу. Они станут хорошими солдатами.

– У меня там будут свои люди. Большой группой труднее скрываться. Я возьму с собой несколько человек. Они проводят меня, а затем вернутся.

– А Мария?

Мхенди вздохнул:

– Я хотел бы, чтобы и она вернулась с ними. Со мной ей оставаться опасно. Но я знаю, что она ни за что не согласится. Да и мне будет без нее тоскливо.

– Бери ее. И пусть она остается с тобой, ведь она теперь твоя на всю жизнь.

– Я возьму ее с собой.

– Раз в месяц я буду переправлять через джунгли припасы, а ты будешь посылать весточки о том, как идут у тебя дела… Значит, решено. А может, я и сама как-нибудь пройду сквозь джунгли и побуду в твоем лагере. А теперь, брат мой, иди отдохни.

– Что нового у моих друзей?

– Удомо и Эдибхой здоровы. Я сообщу им, что ты вернулся.

– Удомо говорил мне…

– В последнее время он стал что-то очень уж осторожен. Но твои подвиги, кажется, зажгли в нем прежний огонь. Он хочет видеть тебя. Недавно приехал еще один твой друг.

– Мэби?

– Да. На прошлой неделе он стал министром образования и национального руководства. Мэби хороший человек. Мне он понравился. Ты знаешь, это мы с Эдибхоем заставили Удомо вызвать его сюда. Он ни за что не согласился бы, да побоялся, что потеряет поддержку горских племен.

– Это, конечно, не мое дело, Селина, но, по-моему, ты ошибаешься.

Селина прищурилась.

– Ты не даешь друзей в обиду. Я тоже. Не будем больше говорить об этом.

Мхенди вдруг подумал: что-то в ней есть змеиное. И сказал:

– Как я хочу повидать Мэби! А что Лэнвуд?

– Да, ты ведь не знаешь… Лэнвуд уехал.

– Уехал?

– Месяц назад. Уехал в тот самый день, когда они с Удомо вернулись из поездки.

– Почему?

– Кто его знает. Собрал вещи и уехал.

– Не может быть!

– Спроси завтра Удомо… А теперь иди-ка лучше спать, друг. Поздно уже.

«Итак, Том уехал. Уехал, никому ничего не сказав. Уехал потому, что для него не нашлось места в той самой Африке, об освобождении которой он мечтал всю жизнь. Куда он поехал? Назад, к Мери Фельд, где его будут терпеть из милости? Конечно, у Лэнвуда много недостатков: и бестактен он, и самовлюблен, и напыщен. Но пережить такое… Злейший враг не придумал бы более жестокого наказания. Бедный Том! Нужно обязательно написать ему».

Он встал и пошел к себе.

– Спокойной ночи, Селина.

«Та же комната, в которую она отвела его в день приезда. Странная женщина: беспощадная и нежная. Ну конечно, Мария крепко спит, свернувшись, как ребенок, калачиком. Спит на той самой постели, на которой они впервые познали друг друга. А потом их близость превратилась в любовь. Спи, дитя мое, ты должна отдохнуть. И я тоже… Бедный Том! Пожалуй, лучше сразу же написать ему. А то потом забуду. Навалятся дела. Не хочу, чтобы Том думал, что я забыл его».

Он достал блокнот и написал письмо. Потом разделся и осторожно, чтобы не разбудить Марию, лег в постель. Она повернулась к нему и, не просыпаясь, обняла. Мхенди дотянулся до выключателя и потушил свет. Какое счастье, что можно наконец отдохнуть. Он закрыл глаза.

Губернатор посмотрел в другой конец зала – там в окружении иностранных делегатов стоял Удомо. Хорошо, что прием официальный, иначе им с Джонсом пришлось бы самим развлекать всех этих американцев, французов, немцев, скандинавов, да еще и англичан – членов парламентской делегации. Эдибхой, правда, немного навеселе, как, впрочем, многие из гостей, но надо отдать ему должное – пить он умеет. Удомо – молодец, никто даже не заметил, что с самого обеда у него в руках все та же рюмка хереса. Мэби, конечно, чувствует себя как рыба в воде. Все гости довольны. Плюралец Ван Линтон до того расчувствовался, что, рассказывая Мэби о работах черных художников Плюралии, даже обнял его за плечи.

Губернатор взглянул на часы: половина первого. Пора кончать. Он огляделся по сторонам, ища глазами Джонса. Джонса в зале не оказалось. Губернатор подозвал адъютанта.

– Найдите мне Джонса, пожалуйста.

К Росли подошел американец – глава делегации Совета наций.

– Прекрасный прием, ваше превосходительство.

– Очень рад, что вы довольны. Мы всегда стремимся к тому, чтобы у наших гостей остались о нас хорошие воспоминания.

– У меня, безусловно, останутся самые лучшие воспоминания. Я имею в виду не только этот прием. – Американец обвел рукой ярко освещенный зал, полный гостей. – Я имею в виду всю страну и ее правителей. Премьер-министр Удомо – замечательный человек. Такой обаятельный и скромный.

– Да, – сказал Росли. – Если бы вы могли подробно ознакомиться со всем, что уже сделано в стране, несмотря на весьма неблагоприятную обстановку, если бы знали, какие планы он строит на будущее, вы бы в полной мере оценили его талант государственного деятеля. Я горжусь, что работаю с ним.

– Вы знаете, ваше превосходительство, мы в Соединенных Штатах довольно часто с неверных позиций судим о вашей роли здесь. Что поделаешь – предубеждение против колониализма живуче. Вас, англичан, нередко осуждают.

Росли улыбнулся: экий славный старикан.

– Правителей ругают всегда. Такова уж их участь. Мы свое получили сполна. Теперь и вы, американцы, получаете то, что причитается вам. Я думаю, что приобретенный опыт будет способствовать лучшему взаимопониманию между нашими странами.

– Вот именно, сэр! Будьте уверены, вернувшись, мы расскажем своим соотечественникам все, что видели здесь. Помимо всего прочего, уже сейчас могу сообщить вам: наша делегация решила, что просьба премьер-министра Удомо о технической помощи должна быть полностью удовлетворена. Кроме того, мы будем просить Совет наций оказать дополнительную помощь в соответствии с нашими рекомендациями. Вот какое впечатление вы произвели на нас.

– Вы уже говорили об этом премьер-министру?

– Пока нет, сэр.

– Скажите. Вы не представляете себе, как он будет счастлив.

– С удовольствием сделаю это. И сразу же, не откладывая. Прошу извинить меня.

Старичок направился через зал туда, где в толпе гостей стоял премьер-министр. Росли отмахнулся от официанта, подошедшего к нему с подносом, уставленным бокалами, поклонился двум дамам и пошел к двери, в которой появился Джонс.

– Думаю, можно кончать, Джонс. Прием прошел великолепно. Кстати, я сейчас узнал, что мы получим техническую помощь, о которой просили вы с Удомо, и еще кое-что в придачу.

– Это хорошо, – немного рассеянно сказал Джонс. И прибавил – Я только что говорил по телефону со службой безопасности. Мхенди вернулся.

– Мхенди? Когда?

– Сегодня вечером.

– Где он сейчас?

– У Селины.

– Час от часу не легче. И плюральцы не требуют его выдачи?

– Пока нет.

– Сначала официальный протест с требованием выдать Мхенди, потом полное молчание. Спрашивается, почему? Я все время задаю себе этот вопрос. Из Лондона есть что-нибудь?

– Ничего. По-видимому, молчание их устраивает.

– Признаюсь, в этой истории и я предпочитаю играть роль страуса.

– Да, но мы как-никак правительство, – заметил Джонс. – Вопрос в том, что теперь делать. Разумеется, за ним будет установлена слежка. Ну, а дальше что? Сидеть сложа руки и ждать? Хотелось бы мне знать, о чем говорили в то утро Удомо и Ван Линтон.

– А знаете что, Джонс? Мне бы не хотелось. Я предпочитаю ничего не знать об этом. – Росли посмотрел в другой конец зала. – Вон он стоит, улыбается. Из всех, кто его сейчас окружает, может быть, только один-два человека имеют некоторое представление о том, какую тяжкую ношу несет он на своих плечах. И если бы кто-нибудь из нас – вы или я – сказали им: «Господа, перед вами человек, который взял на себя титанический труд – перетащить страну из одного века в другой», – они бы, конечно, поняли буквальный смысл этих слов, но никак не истинное их значение. Я могу сказать вам, Джонс, только одно: ни за какие блага не хотел бы я быть сейчас на его месте.

– Но ведь не выдаст же он своего друга?

– Не выдаст? А вы поставьте себя на его место… хотя где нам с вами. Возможно, мы способны понять это.

– Это было бы чудовищно!

– Было бы, – согласился Росли.

– И все же… – с тревогой сказал Джонс.

– От этого «все же» у меня и сосет под ложечкой.

– Может, еще ничего не случится.

– Итак, Джонс, мы с вами закрываем глаза. Может, ничего и не случится! Я не буду думать об этом, пока меня не трахнет по голове. Совершенно сознательно выбираю позицию труса… Пойдемте, надо кончать веселье.

– Я скажу ему, что Мхенди вернулся, – сказал Джонс.

– Если только это для него новость.

– Мхенди приехал уже после того, как начался прием.

– Что ж, скажите.

На следующий день, едва стало смеркаться, Удомо прислал за Мхенди свою машину.

Селина была довольна.

– Это хорошо, – сказала она Мхенди, – последнее время он стал чересчур осторожным. Премьер-министру нельзя делать того, премьер-министру нельзя делать этого… Хорошо бы ему забыть, что он премьер-министр и снова стать борцом за свободу. Африке по-прежнему нужны борцы. Вот соберетесь вы сегодня все вместе, старые друзья, – ты, Эдибхой, Мэби. Попробуйте насесть на него. Мы должны выгнать из нашей страны белых. Выгнать всех до одного. Убеди его в этом, брат.

Она передала шоферу пакет с двумя курами, которых сама зажарила. Мария осталась с ней.

Удомо был один, когда приехал Мхенди. Он сидел над какими-то бумагами, погруженный в глубокое раздумье, вид у него был усталый. Он встал навстречу Мхенди.

– Мхенди! До чего же я рад тебя видеть. – Солнечная улыбка озарила его лицо. – Поздравляю… Ничему я так не радовался… – голос его задрожал от ненависти, – ничему вот уже много лет так не радовался, как тому, что ты нагнал страху на этих белых дикарей!.. Ну, как ты сейчас?..

– Отдыхаю. Приятно иногда пожить спокойно, – ответил Мхенди. – А ты?

«Он хорошо выглядит, – подумал Удомо, – как человек, который вновь нашел себя».

– По-старому. Стараюсь обвести кое-кого вокруг пальца. Разрываюсь на части. Но будущее уже начинает вырисовываться.

«А ты научился скрывать свои мысли, – подумал Мхенди. – Хотел бы я знать, что у тебя на душе. Пожалуй, стоит предупредить тебя насчет Селины». Он сказал:

– Ты знаешь, что Селина недовольна тобой?

– Знаю. Она, Эдибхой и многие другие. А тут еще оппозиция Эндьюры. Они поняли, какая сила в лозунге «африканизация». Но я их перехитрю. Они не способны сплотить вокруг себя народ. В этом они от меня зависят. Садись. Эди и Мэби скоро приедут. Я хотел немного поговорить с тобой без них.

– Не стоит недооценивать Селину, – сказал Мхенди.

Удомо усмехнулся.

– Да, это опасно: недооценивать кого-либо. Я в этом убедился. Откровенно говоря, только ее одну я и боюсь по-настоящему, – ее, да еще Эди. Никогда не думал, что Эди такой поборник племенного строя. Как по-твоему, Селина понимает, куда я клоню?

– Не знаю, – сказал Мхенди. – Она считает, что ты слишком осторожен.

– Прекрасно! Великолепно! Я проявляю прямо-таки чудеса храбрости, а она считает, что я слишком осторожен. Великолепно!

Мхенди набил трубку и закурил. Вошел слуга и принес виски для него и фруктовый сок для Удомо.

– Мне сейчас нужно одно – время, – глядя куда-то вдаль, задумчиво сказал Удомо. – Время – и больше ничего.

– Сколько тебе нужно времени?

– Десять лет. В самом крайнем случае – пять, но за десять лет все можно сделать спокойно, без спешки… А теперь давай поговорим о тебе. Где твой лагерь? Как вы прошли через джунгли? Расскажи мне все подробно. Нужно бы как-нибудь съездить к тебе.

– Для этого тебе придется девять дней идти через джунгли.

Удомо хлопнул себя по колену и расхохотался.

– Уж не думаешь ли и ты заодно с Селиной, что я тут совсем изнежился?

– Ты человек занятой.

– Объясни мне, как найти твой лагерь, а там посмотрим, приеду я к тебе или нет. Проверь, умею ли я держать слово.

– Ладно. Только я считаю, что так рисковать собой – безумие. Дай мне лист бумаги.

Удомо достал бумагу и карандаш и сел рядом с Мхенди. Мхенди стал набрасывать план местности, одновременно давая пояснения.

– Потайная тропа через джунгли начинается здесь, неподалеку от деревушки. Ты знаешь эту деревушку. Она последняя на вашей стороне – за ней начинаются джунгли. Тропа все время поворачивает вправо. Вот тут ты выйдешь из джунглей. На бумаге все это, конечно, просто. Но чтобы попасть к нам, надо девять дней пробираться сквозь джунгли, не видя солнца. Здесь расположен наш лагерь. Со стороны Плюралии его можно найіи вот по этим четырем деревьям. Они выше всех остальных. Мы превратили наш лагерь в огромный зеленый шатер. Дождь туда не проникает, и можно разводить костер, не боясь, что дым будет виден. Даже если силы закона и порядка явятся искать меня, найти лагерь им будет очень трудно. Кроме того, я всегда услышу их и сумею вовремя скрыться. Хотя вряд ли они обнаружат лагерь.

– По-твоему, это невозможно?

– По-моему, да.

– Это хорошо… Ну, а я тебя найду. Оставь мне эту бумажку. Я ведь серьезно собираюсь побывать у тебя. Так что жди… А теперь рассказывай, что ты собираешься делать дальше.

Мхенди повторил все, что говорил Селине. Когда он кончил, Удомо вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– Господи! Как бы я хотел быть с тобой. В борьбе, которую ты ведешь, все ясно. А я хитрю, изворачиваюсь, заключаю сделки с людьми, которых ненавижу лютой ненавистью. Я должен рассыпаться в любезностях даже перед вашими белыми из Плюралии. Будь они прокляты! – Лицо его вдруг исказилось от ярости. – Если бы ты знал, Мхенди, как я все это ненавижу! – Потом он взял себя в руки, пожал плечами и виновато улыбнулся, как бы устыдившись своей вспышки.

Мхенди стало жаль Удомо. Ему захотелось обнять его, сказать что-нибудь утешительное.

– Такова цена свободы, Майк, которую приходится платить нашему поколению.

Удомо улыбнулся вымученной улыбкой.

– А те, кто придут нам на смену, будут судить нас, и судить строго, – задумчиво сказал он. – Ты это понимаешь, Мхенди? А теперь скажи мне, что бы ты сделал на моем месте или на своем, если бы перед тобой был выбор – пожертвовать одним человеком и удержать все завоеванное тобой – а может, приобрести и еще кое-что – или пожертвовать делом своей жизни? Скажи откровенно.

«Ага, значит, тебе действительно приходится туго, – подумал Мхенди. – Меня твой спокойный тон не обманет. Дело, видно, серьезное».

– В свое время мне пришлось сделать выбор, – тихо сказал он. – Я в ответе за гибель многих людей.

Удомо обнял Мхенди за плечи.

– Как всякий офицер в бою.

– Это все равно. Мундир и высокая цель дела не меняют.

– А как бы ты поступил сейчас? – негромко спросил Удомо.

Мхенди вдруг рассердился: «Решай сам! Мне никто не давал советов, когда я должен был делать выбор. И ты решай сам».

– Такой вопрос можно решить только тогда, когда он возникнет, – сказал он.

– Допустим, что он возник. Допусти на минуту – ты узнаешь, что кто-то из твоих людей, кому ты веришь, как себе, способен выдать врагам местонахождение вашего лагеря. Как бы ты поступил?

– Что-нибудь, конечно, предпринял бы.

– Хорошо. Теперь допустим, что этот человек предан тебе, что он не замышлял предательства. Но может, сам того не ведая, привести врага в лагерь. Отдал бы ты приказ застрелить его?

– Это зависит от многих обстоятельств.

– От чего, например?

– Ну хотя бы от того, что случится, если враги найдут лагерь.

– Допустим, что от этого зависит судьба восстания.

Мхенди пожал плечами.

– Тогда я отдал бы приказ. Но зачем ты спрашиваешь об этом?

– А если бы это был твой брат?

– Трудно представить более страшный выбор, но, пожалуй, это ничего не изменило бы. А теперь скажи мне, Майкл, в чем дело.

– Я думаю об Эди. У нас с ним серьезные разногласия. Может, все еще уладится… Как мне хорошо с тобой, Мхенди. Ты все понимаешь. Как бы я хотел, чтобы ты работал со мной, вместо того чтобы рисковать жизнью среди этих белых варваров… Какую бы ты принес пользу! Скажи честно, Мхенди, велика опасность, что тебя поймают?