Текст книги "Горняк. Венок Майклу Удомо"

Автор книги: Генри Питер Абрахамс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 27 страниц)

– Сколько времени вы сможете ждать меня здесь?

– Сколько прикажете, сэр.

– На месяц еды у вас хватит.

– Хватит. Даже больше чем на месяц. Кроме того, я могу послать своих ребят за провиантом. Второй раз им будет легче идти через джунгли. Надо еще доставить оружие для людей, которых вы приведете с собой. Чтобы у вас был свой ударный отряд, их следует обучить.

Мхенди улыбнулся.

– Я передумал, Джозеф. Сейчас нужны новые методы борьбы. Мы уже выступили однажды с оружием в руках, но одолеть их не смогли. Конечно, оружие вещь хорошая, хотя мы постараемся не прибегать к нему. Но главное другое – надо вернуть людям мужество, заставить их поверить в то, что мы победим, внушить им, что никто не должен выходить на работу, когда мы объявим забастовку. Я напишу обо всем этом Селине. И пусть твои люди захватят письмо с собой, когда пойдут через джунгли.

Мы создадим отряды молодежи – ударные отряды, как вы их называете. Пусть режут провода электростанций, пускают под откос товарные поезда. Пусть жизнь в стране станет для белых невыносимой. Пусть они нас боятся. Когда люди узнают, что за этим стою я, они поймут, что это означает. И тогда мы объявим всеобщую забастовку, которая парализует жизнь в стране. Конечно, они меня будут искать. Но я вернусь сюда, и меня не найдут. Потом я опять пойду к своим землякам, расскажу им, что делать дальше, и снова вернусь сюда… И они никогда не смогут найти меня. – Мхенди помолчал немного. Затем сказал – Я напишу об этом Селине, а вы позаботьтесь, чтобы письмо не попало в чужие руки.

– Замечательный план, сэр! Как бы я хотел пойти с вами.

– Ты должен остаться здесь и беречь Марию – хорошенько беречь, – и ждать меня. Если же я не вернусь через месяц, значит, меня взяли…

– Нет… – воскликнула Мария.

– Это может случиться, дитя мое. – Он погладил ее по щеке. – А теперь я займусь письмом.

– Ваша палатка готова, сэр, – Джозеф проводил их в палатку.

Мхенди сел на походную кровать и, положив блокнот на колени, принялся писать. Писал он долго, обдумывая каждое слово. Может быть, это письмо станет его завещанием.

Потом им принесли ужин. Они поели, и Мария ушла, чтобы не мешать ему.

Наконец письмо было написано. Он позвал ее, и они остались вдвоем.

Когда на землю спустилась ночь, Мхенди отправился в путь. Мария и Джозеф проводили его до опушки. Прощаясь, Джозеф дал ему автоматический пистолет.

– Доброго пути, сэр. Да здравствует свободная Африка!

Мхенди пожал ему руку.

– Я вернусь через месяц, Джозеф. До свиданья! Береги Марию.

Мария прошла с ним еще немного. Потом остановилась и обняла его.

– Будь осторожен, муж мой, береги себя!

– Я вернусь, – сказал он. «О, женщины, которые любят и ждут!» – Я вернусь, милая моя!

Он высвободился из ее рук и быстро зашагал прочь. Тьма поглотила его. А Мария все стояла, напряженно вглядываясь в даль.

Прошло много времени, прежде чем Джозеф подошел к ней и дотронулся до ее руки.

– Пойдем! Он ушел. Теперь мы должны ждать.

– Да, – прошептала Мария. – Теперь я должна ждать!

Глава вторая

1

Эдибхой встретил Мэби в аэропорту.

– Мэби, дружище! Господи, до чего же я рад тебя видеть. Ну, как ты там? Добро пожаловать домой!

Кучка людей, не скрывая улыбок, наблюдала, как их министр здравоохранения и градостроительства обнимает маленького человечка и пляшет вокруг него от радости.

– Очень рад тебя видеть, – сказал Мэби, – а я боялся, что и меня ждет такой же балаган, какой вы устроили Тому и Мхенди.

– Ты же знаешь наш народ, – хохотал Эдибхой. – Он обожает зрелища, вот мы и устраиваем их… Пошли, надо ехать в город. За багаж не беспокойся, его привезут… До чего же хорошо, что ты приехал, брат.

Их проводили аплодисментами до машины и долго махали им вслед.

– Я думал, вы все приедете встретить меня, – заметил Мэби.

– Удомо ездит по стране. И Лэнвуд с ним. Они вернутся только на будущей неделе.

– А Мхенди?

– Мхенди здесь нет.

– Значит, Майк сдержал обещание…

– Конечно! А ты как думал?

– Каков он теперь?

– Кто? Удомо?

– Да. Каким он стал, оказавшись у власти?

– Он ничего. Спокойнее, чем прежде, но в общем тот же.

Мэби пристально посмотрел на Эдибхоя. Эдибхой захохотал.

– Меня ты своим смехом не обманешь, – оборвал его Мэби. – Ну-ка рассказывай!

Машина неслась по новому восьмикилометровому шоссе, соединившему город с аэропортом. Черная асфальтированная дорога лоснилась под лучами палящего солнца. Мгновенная тень пробежала по лицу Эдибхоя.

– Да что тут рассказывать, – сказал он. – Все прекрасно. Народ за нас. Просто кое-кто считает, что Удомо мог бы действовать быстрее. Да ты сам увидишь…

– А ты? – спросил Мэби. – Ты тоже так считаешь?

– Прошло еще слишком мало времени, – уклончиво ответил Эдибхой. – Дело в том, что мы многое обещали народу. Да ты сам все увидишь… А как Лондон? Он мне иногда снится.

– Лондон – город старый. Он не меняется от того, что кто-то уехал или приехал. Лондон все тот же.

– Это правда, – усмехнулся. Эдибхой. – И ты все тот же.

– Зато здесь большие перемены. Теперь скажи, какая мне уготована роль. Я уверен, что Удомо совсем не хотел вызывать меня сюда.

– Наше дело выше личных отношений, – сказал Эдибхой. – Но об этом потом. Исполком устраивает сегодня в твою честь прием. После приема поговорим.

– Надеюсь, обойдется без балагана?

– Тихонечко поужинаем, и все, – сказал Эдибхой и расхохотался.

Черное небо успело засыпать звездами, к тому времени как прием наконец окончился и они приехали домой к Эдибхою. Был час ночи.

– Нечего сказать, поужинали тихонечко, – иронически заметил Мэби.

– Скажешь нет?.. А ты им понравился. Знаешь, как это важно… Ну, теперь можно и поговорить… Выпьешь что-нибудь?

– Я и так хватил лишку.

Эдибхой, слегка покачиваясь, налил себе виски.

– Будь здоров!

– Скажи мне, кто такая Селина, – спросил Мэби. – Я о ней ничего не слыхал.

– Ага, значит, и ты обратил внимание? Это, земляк, наша сила. Она говорит женщинам, что они должны говорить своим мужьям, а мужья делают то, что говорят им жены. Без нее мы не создали бы нашу партию.

– Сразу видно настоящую дочь племени.

– Все мы дети племени, Мэби. Без помощи Селины нам никогда бы не одолеть Совет вождей и старейшин.

– Значит, Майк теперь – вождь племени, заменивший всех остальных; что-то вроде верховного вождя всех племен и отец народа?

Эдибхой покатился со смеху.

– Скажи ему это, Мэби. Обязательно скажи.

– Ты пьян?

– Я пьян? Министр пьян? Никогда. Чуть-чуть навеселе, и только.

– Ладно уж. Так что же я буду делать?

– Тебе дадут министерство образования и национального руководства.

– А теперешний министр?

– Ну, это произойдет не сразу. Член палаты Ассамблеи, представляющий горцев, уже получил новое назначение и подал в отставку. Скоро выборы, и мы выставим твою кандидатуру. Ты, безусловно, пройдешь. И сразу же будешь назначен заместителем министра, а через месяц примешь министерство.

– Значит, все организовано?

– Все организовано, брат. Но времени терять нельзя. Банда Эндьюры не дремлет.

– Когда выборы?

– Через две недели.

– Значит, нужно торопиться.

– Самолет заказан на завтра. Вот почему ты должен был сегодня же встретиться с членами исполнительного комитета. Удомо заедет к тебе дня на два и поможет с предвыборной кампанией.

– Удомо?

– Я же сказал тебе, что наше дело выше личных отношений.

– Только потому я и приехал, – вскипел Мэби.

– Ладно, ладно… Пошли-ка лучше спать. Давай по последней?

– Не хочу. Есть какие-нибудь новости о Мхенди? Когда он уехал?

– Я ничего не знаю. Я – министр. Не забывай, что и ты скоро станешь министром. Поэтому нам лучше ничего об этом не знать. Понимаешь? Но Селина сказала бы, что он покинул Куинстаун около двух месяцев назад.

– Когда можно ждать от него вестей?

– Не знаю. Забудь пока об этом. У нас здесь сейчас огромная делегация дельцов и инженеров из Плюралии. Народ недоволен, но Удомо считает, что это жизненно необходимо. Кое-кого из них ты можешь встретить и в своих краях. Поэтому лучше не упоминать имени Мхенди. Ясно?

– Ясно.

– Спокойной ночи, брат. Я очень рад, что ты приехал. Мы с Удомо все тащим на себе. Теперь нам будет легче.

– Спокойной ночи, – сказал Мэби, но так и не двинулся с места. Эдибхой ушел.

Мэби давно отвык от звона цикад и во время разговора с Эдибхоем все прислушивался к их хору.

Сейчас в тишине ему чудился уже не хор, а мощный слаженный оркестр, звучание которого наполняло комнату. В горах, в его родной деревне, молодые женщины делали прорези в стеблях тростника и развешивали их у дома. Ветерок, пролетая мимо, наигрывал на этих самодельных свирелях нежные мелодии. Давным-давно, еще будучи мальчишкой, он любил полежать ночью на траве и послушать их мелодичные голоса, которым аккомпанировал громкий хор цикад. Сейчас не хватало только этих свирелей, чтобы вернуться в далекое прошлое и снова почувствовать себя мальчишкой. Мэби закрыл глаза и слушал.

Кто-то вошел. Он открыл глаза. В дверях стоял Самсон – слуга Эдибхоя.

– Извините, сэр. Я думал, вы спать пошли. Комнату хотел убрать.

– Входи, убирай, – сказал Мэби.

– Спасибо, сэр. Принести виски, сэр?

– Не надо, Самсон.

– Может, кофе, сэр?

Самсону так хотелось сделать Мэби что-нибудь приятное, что Мэби кивнул и улыбнулся. Нигде в мире услуги не предлагают так щедро, от всей души, и нигде в мире они не принимаются с таким пренебрежением – и не только белыми, но и черными.

Мэби подошел к окну. Интересно, можно ли увидеть этих ночных оркестрантов? В детстве ему казалось, что он видит их. Но это был самообман, в который он поверил с годами… Завтра он будет дома, среди своих. Мэби слегка побаивался этой встречи. Ведь они все те же, а он изменился. Хорошо, что горцы не так экспансивны, как жители равнин. Завтра он увидит мать – такую старенькую и милую. Но прежде чем ему позволят обнять ее, предстоит выполнить весь этот идиотский ритуал с начала до конца…

А Лоис… Как это он сказал тогда в свое оправдание? Эдибхой еще повторил его изречение. Да – наше дело выше личных отношений! Прекрасная ширма, за которой можно предавать друзей. И люди охотно пользуются этой ширмой. Прости меня, Лоис! Моя Африка всей душой стремится к свету, и я не могу не откликнуться на ее зов. Возможно, потому, что народы ее даже не понимают, как сильно это стремление. Но можно ли зовом родины оправдать предательство друга? Можно ли вообще оправдать предательство? Для тебя ответ на этот вопрос был всегда ясен, был он ясен порой и для меня. Ну, а как быть с Африкой, которая дала мне жизнь? Что мне делать, если я поставлен перед выбором, – предать тебя, Лоис, или предать мечту всей моей жизни? Неужели всегда нужно выбирать из двух зол? Неужели не бывает выбора между добром и злом? Если так, то это очень жестоко. Поколению, стоящему на перепутье эпох, всегда приходится делать самый мучительный выбор.

– Прости меня, Лоис…

– Вы что-то сказали, господин?.. – В комнату вошел Самсон с чашкой кофе.

– Нет, Самсон. Спасибо. Я возьму кофе к себе. Спокойной ночи.

Крошечный самолетик, выбравшись из очередной воздушной ямы, задрал нос и стал набирать высоту, словно карабкался вверх по отвесному склону. Необъятное озеро отступило назад. Надвинулись горы. Потом они вдруг оказались прямо под крылом. Слева, сбегая со склонов гор, расстилались джунгли – темное пятно на светлой земле. Летчик-африканец повернул голову, улыбнулся во весь рот и крикнул:

– Через несколько минут садимся, сэр? Держитесь крепче. Немного потрясет.

Мэби кивнул. Говорить было невозможно – тарахтел мотор. «Тебе, мой друг, кажется, очень весело, но мне не до шуток. Об одном только прошу – доставь меня на землю в целости и сохранности».

Самолетик продолжал набирать высоту. «Бог мой, – думал Мэби, вцепившись в сиденье. – Этот болван непременно угробит нас». Вдруг самолет резко пошел вниз. Мэби прижало к сиденью. Кровь гулко стучала в ушах. Сквозь шум мотора до него донесся голос пилота. Этот идиот еще и пел! Честное слово, таких за решеткой нужно держать! Земля приближалась с угрожающей быстротой. Внезапно она выровнялась, самолет резко сбавил скорость. Вскоре он уже, подпрыгивая, бежал по полю. Там их ждала кучка людей. Летчик снова повернулся к нему, сияя радостной улыбкой.

– Ну как, сэр? Порядок?

Мэби с облегчением вздохнул и неожиданно для себя улыбнулся.

– Где вы учились летать?

– Служил в британском военно-воздушном флоте.

– И они позволяли вам такие фортели выкидывать?

– Ну что вы, сэр, – расхохотался летчик. – Англичане народ осторожный.

– Вот бы мне англичанина, – сказал Мэби.

Летчик воспринял это как чрезвычайно удачную шутку.

Самолет остановился. Его обступили люди. Главным образом молодежь. Здесь, в горах, старики не выходят встречать молодых. Приветствовать Мэби будут только ровесники и те, кто моложе его. А уж идти к старейшинам придется Мэби самому. Если ему повезет, если старейшины сочтут его достойным сыном племени, они соберутся в одном месте, и он сможет засвидетельствовать свое почтение всем сразу. Если нет, придется ходить из деревни в деревню. Только после этого он сможет переступить порог материнского дома.

Мэби и летчик вышли из самолета. Встречающие разделились на две группы – одна побольше, другая поменьше. «Начинается…» – с горечью подумал Мэби. Он подошел к маленькой группе. Кровная родня. Он смотрел на них и никого не узнавал. Его сестра, конечно, вышла замуж и живет теперь в какой-нибудь дальней деревне.

Он стоял в ожидании. Родственники подходили к нему, соблюдая старшинство. Каждый касался его руки, кланялся и уступал место следующему. Все как положено. Сперва родственники, затем соседи. Наконец церемония окончилась. Какой-то человек в европейском костюме подошел к Мэби:

– Я здешний учитель.

– Очень приятно. Вы не скажете, где мне найти старейшин?

Учитель улыбнулся.

– Они ждут вас, хотя сторонники Эндьюры уговаривали их не собираться для встречи с вами. Нас, членов партии, здесь только двое – я и доктор. Доктор прислал за вами свой джип. Он и сам приехал бы, да его вызвали к больному. Но он заедет к вам, как только освободится.

Доброхоты резво перетаскали багаж Мэби в машину. Мэби пожал летчику руку. Чтобы покрасоваться перед деревенскими жителями, тот надел шлем и очки и только тогда сел в самолет. Самолет взмыл в воздух, описал над площадкой круг, набрал высоту, сделал бочку и полетел обратно в Куинстаун.

Посадочная площадка находилась в полумиле от деревни. Мэби с учителем сели в машину. Кое-кто вскочил на подножку, на тендер, В окружении толпы машина медленно двинулась к деревне. Скоро они подъехали к околице.

Мэби посмотрел налево – там, в стороне от дороги, стояло несколько хижин. Вот он – его дом… Здесь он родился. Здесь его мать. Она покорно ждет, когда же наконец ей разрешат увидеть сына, ждет, потому что так велит нелепый обряд. Почему люди мучают себя никому не понятным ритуалом? Или так всегда было в горах? Мама! Тяготишься ли ты этим так же, как я? Зачем все это? Он быстро повернулся к учителю.

– Вы говорите, у Эндьюры здесь много сторонников?

– Прежний депутат Ассамблеи был ставленником Эндьюры. Но Селина сумела его подкупить. Если бы вместо вас партия выдвинула в Ассамблею кого-нибудь другого, кандидат Эндьюры обязательно победил бы.

– Но если Эндьюра так силен, он может и меня прокатить?

– Ни в коем случае! В глазах наших людей вы – герой. Вы единственный горец, который уехал в страну белых и добился там успеха. Все английские журналы и газеты со статьями о вас и ваших работах каким-то чудом попадают сюда, и их выставляют в школе, чтобы все могли на них посмотреть. Да вы сами увидите такую выставку. Молодежь будет голосовать за вас, что бы ни говорили старейшины. Потому-то старейшины и решили собраться сегодня все вместе. Они знают, как сильно здесь ваше влияние.

– Что ж, посмотрим, – сказал Мэби.

Джип остановился посредине деревни у большой хижины – здесь обычно совещались старейшины.

– Они ждут вас, – сказал учитель. – Желаю успеха.

Мэби пошел к хижине. Люди, сопровождавшие его, смолкли. Стало очень тихо. Только лаяла чья-то собака на другом конце деревни.

Мэби чуть задержался у двери, потом распахнул ее и решительно шагнул вперед. В центре хижины сидел вождь, рядом с ним полумесяцем расположились старейшины. Отец Мэби – по правую руку от вождя. Оставь свои замашки, Мэби; помни, ты вступил в мир, где живут по законам племени.

– Приветствую тебя, вождь мой! – Он поклонился вождю, затем отцу – И тебя, отец мой! – Мэби повернулся к старейшинам, отвесил им низкий поклон: – И вас, старейшины горских племен! Приветствуя вас, я склоняюсь перед мудростью своего народа, перед его законами, перед властью, которой он облек вас.

Все взоры были устремлены на него. Интересно, долго они будут так пялиться?

Вождь откашлялся.

– Добро пожаловать домой, юноша. Ты долго отсутствовал. Какую мудрость ты постиг в чужих краях?

– Я не постиг ничего такого, что было бы неизвестно вождю и старейшинам моего народа… Прошу простить меня за то, что пришел к вам в одежде белого человека. Я не хотел заставлять вождя и старейшин ждать.

Человек, сидевший слева от вождя, кашлянул. Вождь кивнул.

– Ты хочешь сказать, что за все эти годы ничего нового не узнал? – спросил старейшина.

– Я узнал многое. Но вождь спрашивает о мудрости. Постигнуть мудрость нелегко.

– Значит, ты считаешь, что мудрость можно постигнуть? Смотри в оба, Мэби!

– С годами – да.

– А что человек может постигнуть в молодости?

– Он может получить знания.

– Знания! А зачем они?

– Человек, который привез меня сюда в летающей машине, молод, у него нет мудрости. Но зато у него есть знания – он знает, как заставить машину лететь. Поэтому я смог, вылетев утром с побережья, оказаться здесь еще до наступления темноты.

– Это белый. Белым свое, а нам свое.

– Нет, он не белый. Спросите у людей. Его все видели. Он черный. И он знает, как заставить машину летать.

– А зачем это нужно, если от знания нет мудрости? – вмешался вождь.

– Это нужно для того, чтобы мудрые люди, вроде вас, могли побывать на побережье, где ваши мудрые слова выслушают те, кто управляет страной, и засветло вернуться домой.

– Мало радости в таких путешествиях, – пробормотал кто-то.

– Но польза в них есть, – заметил вождь.

Мэби решил использовать момент.

– Если вы захотите полететь на побережье, я помогу вам сделать это.

По лицу вождя скользнула улыбка.

«Какого черта они не предложат мне сесть», – подумал Мэби.

– Мы слышали, что некоторые молодые люди привозят на родину белых жен… – негромко сказал отец Мэби.

– У меня нет жены.

– Мы слышали, что ты за Удомо? – вступил в разговор еще кто-то.

– Я за свой народ.

– Значит, врут, что ты приехал, чтобы выставить свою кандидатуру в Ассамблею?

– Нет, не врут. Я действительно приехал для этого. Но это еще не значит, что я за Удомо.

– Как это так, юноша? – резко спросил вождь.

Смотри в оба, Мэби! Смотри в оба.

– Я считаю, что голос нашего народа должен быть слышен на побережье. Я считаю, что горские племена должны иметь своего представителя в палате Ассамблеи. Пусть он говорит от их имени, защищает их интересы, помогает вырабатывать законы, по которым они будут жить.

– Значит, молодые хотят вырабатывать для нас законы, – раздался чей-то ехидный голос.

– У молодых есть знания, как у того летчика, который заставляет самолет летать, у вас – мудрость. Молодые придут за мудростью к вам. Я приду к вам. Меня хотят сделать министром, который будет ведать образованием и воспитанием молодых людей нашей страны.

– Ты будешь министром? – переспросил вождь.

– Да, если меня изберут в Ассамблею.

– Наш человек еще никогда не стоял над жителями равнины. Тебе будут подчиняться молодые всей страны?

– Да.

Вождь улыбнулся, посмотрел на отца Мэби и важно кивнул. Мэби почувствовал, что это поворот. Надо было с этого и начинать.

– Не верю я ему, – сердито заявил седобородый старик, – люди равнины ненавидят нас. Они хотят править нами.

– Я сказал правду.

В спор вступил еще один старик.

– Говорят, Удомо не уважает стариков. Говорят, он хочет уничтожить наши обычаи, обычаи наших предков. Говорят, он хочет заставить нас жить по обычаям белых, хочет, чтобы молодые не уважали стариков и не подчинялись законам племени. Говорят, он не боится наших богов и не почитает их. Что ты скажешь на это?

Господи, как он устал! К черту всех этих стариков, если они даже не могут догадаться предложить ему сесть после долгого пути. Или молодые не люди? Спокойно, Мэби, спокойно! Он повернулся и медленно обвел взглядом старейшин. Только вождь смотрел на него приветливо.

– Почтенный старейшина, вы сказали «говорят». Кто же это «говорит»?

– Отвечать на вопросы должен ты, а не мы.

– Я спрашиваю, потому что у меня есть на то причина.

– Он дело говорит, – сказал вождь. – Ответь молодому.

– Мне это не нравится, – пробормотал кто-то.

– Ответь сейчас же, – приказал вождь, – посмотрим, какая у него причина.

– Так говорят те, кто за доктора Эндьюру и за Совет вождей и старейшин, – сказал старик.

– Вождь и старейшины! – сказал Мэби. – Разве ваша мудрость не подсказывает вам, что, когда два человека добиваются одного и того же, не стоит верить всему, что они говорят друг о друге? Разве соперники когда-нибудь хвалили друг друга?

– Верно говорит молодой, – кивнул вождь. – Теперь нам ясно, почему он задал свой вопрос. Он напомнил нам о нашей мудрости. Я одобряю.

Но упрямый старик не сдавался:

– Юноша, ты говорил мудро, но на вопрос ты не ответил. Уважает ли Удомо, этот новый повелитель страны, наши седины, почитает ли он наши старинные обычаи и богов наших предков? На этот вопрос я не слышал ответа.

– Вы услышите ответ, почтенный старейшина. Я мог бы сразу сказать вам, что он уважает и ваши седины, и старинные обычаи, и наших богов. Но я не стану говорить вам это. Скоро – через два или три дня – Удомо приедет к вам и сам ответит на ваши вопросы. Я обещаю вам это.

Старики взволновались.

– Премьер-министр приедет к нам! – воскликнул вождь.

Мэби подавил ироническую улыбку.

– Я пригласил его, и он приедет.

– Потому что ты пригласил его? – прошептал вождь.

Мэби кивнул. Старейшины переглянулись.

«Да, – подумал Мэби, – как бы вы ни относились к Удомо, он теперь власть, а основа всей вашей жизни, всех ваших традиций – почтение к власти».

– У этого юноши большая сила, – шепнул вождь старейшине, сидевшему слева от него, – а мы даже не предложили ему сесть. Он пригласил Удомо, и Удомо приедет. Никто, ни белые, ни Совет вождей и старейшин равнинных племен, не смогли бы сделать этого. – Он встал. – Мы остались довольны тобой, сын Мэби. Ты не посрамил свой народ. Сегодня мы устроим пир в твою честь, и все старейшины придут на него, хотя они и старше тебя. Я так прикажу. И сам я приду на этот пир. А потом мы начнем готовиться к приезду премьер-министра Удомо. Вы согласны, старейшины?

Старейшины пробормотали слова согласия, хотя и не все были согласны. Но они не зря были старейшинами: они знали, что не стоит плыть против течения.

– Ты можешь идти, сын Мэби.

Вождь и старейшины встали со своих мест и подошли к нему. Вот оно, самое страшное зло племенного уклада: этот строго продуманный ритуал, основанный на страхе и беспрекословном подчинении, это полное подавление человеческой личности. Какая благодатная почва для создания диктаторского государства!

Он покорно обнял отца. Этот человек был ему совсем чужим. У них не было проявляющейся в мелочах близости, свойственной отношениям отца и сына.

Он проделал все, что полагалось, сказал все, что должен был сказать старейшинам, вождю и старику, который зачал его, но никогда не был ему отцом. Наконец все было кончено. Теперь он мог идти к матери. Ее лицо он всегда хранил в памяти. Бедная, что она пережила в эти последние часы перед встречей, зная, что он здесь, рядом.

Толпа на улице рассосалась, но учитель с джипом ждал его. Мэби сел в машину.

– Ну как дела?

– В честь моего приезда устроят пир. Придут вождь и старейшины.

– Замечательно! Мы знали, что вы завоюете их уважение.

– Не я. Удомо. Ведь Удомо теперь верховный вождь всех племен.

Учитель не понял, что имел в виду Мэби, и, чтобы скрыть это, громко рассмеялся.

Джип остановился возле усадьбы отца Мэби. Мэби вышел из машины и помахал учителю.

– До свиданья!

У ворот огороженной частоколом усадьбы копались в золе куры, вертелись под ногами ребятишки. Возле хижин хозяйничали жены отца. Завидев Мэби, они громко приветствовали его. Он машинально отвечая им, ища глазами мать. И вдруг увидел ее. Она выходила из хижины, служившей кухней.

Мама! Круглое покорное лицо, иссеченное временем и тяжелой работой, полные слез, истосковавшиеся, пытливые глаза. Дрожащий подбородок и запах дыма, въевшийся в одежду. Маленькая-маленькая, совсем как он сам. Мама! Мои глаза, мое сердце тосковали по тебе все эти годы.

По ее щекам покатились слезы. Глаза засияли счастьем.

– Где моя хижина? – спросил он на родном языке.

Она скользнула мимо, чуть коснувшись его рукой.

Он пошел за ней. Женщины провожали их взглядом.

Она вошла в маленькую хижину, повернулась к нему. Наконец-то они одни, совсем одни, укрытые от чужих глаз. Она почти упала ему на руки.

– Сын мой… сын мой… – всхлипывала она.

Мэби обнял ее, крепко прижал к себе.

– Мама, – прошептал он по-английски.

Прошло много времени, прежде чем она высвободилась из его рук и торопливо утерла глаза.

– Я так боялась, – прошептала она.

– Чего ты боялась, мама?

– Что белые отберут у меня сына.

– А теперь?

– По глупости я боялась. Ты все равно мой сын. Большой человек, но все равно мой сын. – У нее снова хлынули слезы, слезы радости.

– Милая ты моя, – шепнул он по-английски и снова притянул ее к себе.

– Обед подгорит, – тоже шепотом сказала она.

2

Мэби протянул руки к огню. Он и забыл, какие холодные бывают здесь ночи. Взглянул на Удомо, сидевшего рядом с вождем по другую сторону костра. Поразительно, как быстро Удомо сумел расположить их к себе. Он изменился: приобрел выдержку, научился скрывать свои мысли, научился обращаться с людьми. Просто удивительно, как благотворно подействовала на него власть. Он стал хладнокровен, рассудителен и прячет все это под маской беззаботной приветливости. Он просто обворожил тут всех.

Удомо прилетел рано утром. Когда он выходил из самолета, у него был очень усталый вид. Но он тут же стряхнул с себя усталость, знаменитая улыбка осветила его лицо. Вслед за Удомо из самолета вышел Томас Лэнвуд, которого никто, кроме Мэби, не заметил. И весь день, и на всех собраниях и встречах Том оставался в тени, никем, кроме Мэби, не замечаемый. Но даже Мэби не мог подбодрить его: ему нужно было быть рядом с Удомо.

Удомо и вождь сидели, обняв друг друга за плечи, и смеялись. Да, он действительно постиг искусство покорять людские сердца. Они еще ни разу не оставались наедине. И слава богу! Пока они борцы за общее дело, за Африку – все в порядке. Но, оставшись с глазу на глаз, он может заговорить о прошлом. А это ни к чему хорошему не приведет.

«Заискивать перед ним я не стану», – твердо решил Мэби.

Но что это с Лэнвудом? Огонь, который горел в нем, погас. А как он был возбужден, как счастлив, когда они с Мхенди три месяца тому назад покидали Лондон. И вот он здесь. У него потухший взгляд, он подавлен и кажется сильно постаревшим. Что случилось? Конечно, известную роль играет языковой барьер. Но дело не только в этом.

Он повернулся к Лэнвуду. Лэнвуд сидел, сгорбившись, безучастно глядя в огонь. Он даже не пытался поговорить со старейшиной, сидевшим рядом. Ни рокот барабанов, ни голоса людей, по-видимому, не трогали его.

– Том!

Лэнвуд повернул голову и через силу улыбнулся.

«До чего постарел», – подумал Мэби. Он вдруг почувствовал к нему острую жалость.

– Что случилось, Том? Вы чем-то расстроены?

– Мне здесь нет места, Пол…

– Не выдумывайте ерунды. – Мэби сел поближе к Лэнвуду, обнял его за плечи. – Просто все это слишком непривычно для вас. Погодите немного. Вы ведь очень долго жили в чужих краях. Чтобы привыкнуть, нужно время.

_ Я уже стар, Мэби. Не то что все вы… Я…

– Глупости! Просто вы не знаете, с чего начать, вот и пали духом. И без языка вам, должно быть, очень трудно. Пройдет два-три месяца, и вы будете смеяться над собой.

– Если бы у меня было дело, как у всех вас… – Он посмотрел туда, где сидел Удомо.

Мэби прочел в его глазах отчаянную мольбу.

– у вас здесь очень много дел, Том. Не говорите глупостей. Не забывайте, вы – Том Лэнвуд, человек, который вот уже четверть века борется против империализма…

– Я здесь не нужен, Пол. Я не так глуп, чтобы не понимать этого.

О черт! Ну что на это ответишь?

Удомо бросил на них быстрый взгляд, улыбнулся, кивнул и снова повернулся к вождю. Мэби почудилась в его взгляде ирония.

Женщины принесли еще еды и вина. Юноши подбросили сучьев в огромный костер. Били барабаны, смеялись и пели люди. Ярко горели звезды – казалось, здесь они были ближе к земле, чем на равнине. Дул холодный ветер.

– Я даже Мхенди завидую, – хрипло сказал Лэн-вуд. – Он опять среди людей, которые нуждаются в нем.

– А как с книгой, о которой вы говорили?

– Кому она здесь нужна? Только белые и будут читать ее.

Утешить его было невозможно.

– Вы говорили с Удомо?

– Он старается найти для меня что-нибудь поспокойнее.

– Ну тогда…

– Он все утешает меня, говорит, что книга моя совершенно необходима.

– Она и правда нужна, вы сами знаете.

– Нужна? Вы так думаете?

– Конечно. Что с вами, Том?

– Ну а что случится, если я ее не напишу? Ровным счетом ничего! Все будет идти по-прежнему… Вот если бы вы не приехали сюда и не сплотили горцев вокруг Майка, то мог бы разразиться правительственный кризис. Мог бы! Значит, вы нужны для единства страны, для ее будущего. Так же, как Майк, как Эдибхой, как Мхенди у себя в Плюралии.

– А идеологическая работа, Том? Вопросы философии? То, чем вы занимались в Лондоне. Ведь в конечном счете это гораздо важнее, чем все остальное. Честное слово.

– Вы ошибаетесь, Пол. Две недели я езжу с Майком по стране. И убедился, что настоящая Африка совсем не похожа на ту, о которой я писал в своих книгах. Мне сейчас очень тяжело, Пол, и не надо меня утешать. Вы нужны. А я нет. Я ничего не понимаю в племенном укладе. И не хочу понимать. Майк прав. Слишком долго я жил в Европе… Я очень устал, Пол.

Как вы думаете, я не нарушу этикета, если уйду сейчас?

– Конечно, нет, Том, – мягко сказал Мэби.

Он подозвал одного из юношей.

– Отведи гостя к моей матери. Скажи ей, что он будет спать на моей постели. А мне пусть постелют на полу…

Они встали. К ним подошел Удомо.

– Том устал, – сказал ему Мэби.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Лэнвуд.

– Конечно, – кивнул Удомо. – Мне очень жаль, Том, что поездка получилась такой утомительной. Новы сами понимаете, я должен объяснить людям принципы государственного управления. А времени у меня так мало. Где вы будете ночевать?