Текст книги "Дорога во тьму (СИ)"

Автор книги: Гай Северин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 56 страниц)

Мне очень быстро пришлось признать, что все, что я видела до этого оказалось, сущей мелочью, по сравнению с тем, с чем нам приходилось сталкиваться теперь. Наши новые враги были сильнее, опытнее, быстрее. Чаще всего Тирону приходилось очень туго, сложно было справиться даже с единичным вампиром, не говоря уже о группах. Поэтому он работал быстро, методично, по необходимости привлекая меня непосредственно к убийствам, не тратя времени на демонстрации и показуху. Я уже была рада даже тем ночам, когда на мою долю приходилась лишь роль помощника и подстраховки.

Слежка и выбор подходящего места убийства и так отнимали много времени и сил, а также более тщательно приходилось заметать следы. Нельзя было допустить, чтобы охота началась уже на самих охотников. И так каждую ночь. У нас больше не было времени на споры и ссоры, вымотанные, мы возвращались домой, расходились по комнатам и практически не общались, ведь вся работа по дому по-прежнему оставалась на мне.

Короче, в Чикаго нам приходилось несладко. Несколько раз я вынуждена была вытаскивать брата практически с того света. Он очень сильно пострадал в схватке, и мне нужно было приложить все силы, после чего сама чуть не попрощалась с жизнью, приходилось использовать свои собственные резервы организма. Благодарности я, конечно, не ждала, но меня хотя бы не трогали, и на том спасибо.

Мне в то время казалось, что этот бесконечный кошмар никогда не закончится. «Даже если Тирону и удастся осуществить свою мечту – убить древнего вампира, – так ведь он не единственный в своем роде, как известно, а значит, впереди ждут новые поиски. К тому же, и обычных кровопийц самых разных возрастов и обличий на наш охотничий век хватит. И если этому и придет когда-нибудь конец, то, скорее всего, он будет означать для нас то же, что и для остальных ушедших в небытие эльфов. Однажды вампиров окажется слишком много или брат совершит ошибку, ведь когда-нибудь ошибаются все», – думала я тогда, а судьба уже приготовила для меня новый крутой поворот, да еще такой, который мне и во сне не мог привидеться.

========== Часть 11. Преисподняя ==========

Глава 01.

На календаре одиннадцатое ноября 1922 года – День перемирия. Париж празднично и победно украшен триколорами и цветами. На Елисейских полях сегодня пройдет торжественный парад, президент возложит цветы к Могиле неизвестного солдата под сводами Триумфальной арки, вечером загремят фейерверки. Нашим согражданам есть что

праздновать, есть чем гордиться в этот день. Но, вопреки своему обыкновению, отказавшись от участия в официальных мероприятиях, я встречал этот праздник вдвоем с отцом, и тому есть причины.

Прислуга отпущена; во Франции, наряду с Рождеством, День перемирия – семейный праздник. Для каждого гражданина он отмечен своей горечью, мало найдется семей, не задетых тяжелым молотом страшных событий недавних лет. Мои соотечественники вспоминают не вернувшихся с войны родных и друзей. А сколько осталось

израненных и искалеченных… Для них сегодня торжественные речи, благодарности, особые почести. Но это не вернет и не восполнит им утраченное на полях сражений.

Выпив за Победу, отдав дань погибшим, помянув знакомых, друзей, моих одноклассников и однокурсников, бельгийских кузенов и соседей, мы переместились в гостиную. По радио негромко играла классическая музыка, отец тихо задремал в уютном кресле, разомлев от огня, жарко пылающего в камине.

Сегодня четвертая годовщина со дня окончания войны, к тому же, недавно исполнилось девять лет как, распрощавшись с человеческой жизнью, я обрел свою новую сущность – подходящий повод подвести какие-то итоги, вспомнить прошлое. Зачастую вампиры, получая вечность и практически безграничные возможности, в придачу к этому приобретают скуку и однообразие. У меня же за это время произошло столько разнообразных событий, что многим на несколько жизней хватило бы. Жаль, не чувствую тяги к перу, написал бы мемуары.

За зашторенными окнами слышались отдаленные залпы салютов, в очаге потрескивали поленья, рассыпая искры, пляшущее пламя отбрасывало причудливые тени в полумраке комнаты. Мирная и уютная, идиллическая картина. Но в этот момент мне вспоминался совсем другой огонь и орудийный грохот отнюдь не праздничного фейерверка. Для

памяти четыре года – недолгий срок, а моя вампирская и вовсе воссоздавала мельчайшие подробности.

Для французского народа растянувшаяся на несколько лет тяжелейшая битва была и остается Великой войной (Grande guerre – фр.). Перед моими соотечественниками тогда не стояло морального выбора: защищать Родину, нещадно бить врага, отдать все для победы – естественное и безальтернативное решение для каждого гражданина Республики независимо от его сущности, политических убеждений или материального достатка. Война собрала чудовищную жатву, люди пожертвовали всем, что у них было, что отчаянно стремились защитить от агрессора – жизнями, здоровьем, силой, материальными благами.

Свыше сорока лет, со времен позорного поражения во Франко-прусской войне, позволившей Пруссии завершить объединение и возрождение Германии, утрата Эльзаса и Лотарингии не давала покоя ни ветеранам, ни молодому поколению французов. И я не исключение. Тот факт, что родной дом отца и могилы наших предков находятся под

пятой оккупантов, много лет был «занозой» нашей семьи.

Германии, ставшей крупнейшим европейским государством, захваченных территорий, в свою очередь, было недостаточно, она стремилась потеснить нашу страну и в банковской сфере, и путем захвата западноафриканских колоний. Немецкое правительство искало любой повод, чтобы нанести Франции еще один удар и навсегда сломить ее

мощь. Таким образом, в начале ХХ века отношения между нашими государствами стали буквально взрывоопасными. Это вынудило мою вольнолюбивую Родину заключить союз, получивший название Антанта (Entente – «согласие», фр.) не только с Англией, но и с монархической Россией.

Тем не менее, многим, в том числе и мне, тогда казалось, что в эпоху гуманизма в Европе больше нет места для сражений, и нарастающая угроза со стороны милитаристских Австро-Венгрии и Германии в союзе с Италией до поры не воспринималась французским обществом всерьез. Странным образом мы одновременно не хотели этой войны, не верили в ее возможность, но и жаждали ее.

«Фитиль догорел» летом 1914 года, и все оказалось совсем иначе, чем представлялось. Нападения мы ожидали со стороны Эльзаса, однако просчитались. Второго августа немцы без сопротивления оккупировали Люксембург. А еще через два дня германские генералы начали вторжение в Бельгию, отказавшуюся пропустить через свою территорию

немецкие войска, быстро продвигаясь к франко-бельгийской границе.

Четвертого августа наши газеты вышли под заголовком «Священная война цивилизации против варварства». Уже тогда, наряду с массовым патриотическим подъемом, сплотившим нацию, стало ясно, что мы стоим на пороге трагедии общемирового масштаба. И действительно, вся предыдущая история человечества не знала подобного. Эта война обернулась самой кровопролитной и жестокой из всех, какие знал мир до 1914 года. В ней приняли участие тридцать восемь государств, что составило три четверти населения земного шара. Мобилизовано было больше семидесяти миллионов человек, число погибших превысило десять миллионов, а раненых вдвое больше – невиданные доселе потери. Примерно столько же погибло во всех европейских битвах за предшествующую тысячу

лет.

Со своей стороны, седьмого августа наши войска перешли франко-германскую границу, чтобы вступить на земли Эльзаса и Лотарингии. Французский театр боевых действий стал основным с первых дней войны. Началось кровопролитное Пограничное сражение.

Первым делом в результате ожесточенных боев нашим частям удалось отбросить германские войска за Рейн и захватить Эльзас. Однако ликование, охватившее парижан в связи с началом освобождения исконных французских земель от вражеского владычества, оказалось преждевременным. Слаженные действия германских войск в Бельгии

позволили им уже двадцатого августа выйти к нашей границе. В ходе Пограничного сражения три наши армии и союзный английский корпус были разгромлены.

Поражением закончилось и наше наступление в Эльзасе и Лотарингии. Немцы стремительно двигались вглубь страны, к Парижу, охватывая основные силы противника с флангов. Их кавалерия подошла к столичным предместьям, а самолеты и дирижабли систематически бомбили город, создав ему непосредственную угрозу. Второго сентября французское правительство было вынуждено перебраться в Бордо. Все это вызвало у населения тревогу и серьезные опасения за судьбу столицы.

Опасаясь, что, как и во время минувшей войны, отец может оказаться в заложниках, если Париж не удастся отстоять, я предложил ему тоже эвакуироваться вглубь страны. Но когда он категорически отказался, решил не настаивать, понимая, что это не просто упрямство, а осознанный выбор, и свой дом он не оставит.

Однако вскоре ситуация на фронте изменилась. Французы сформировали из резервистов две новых армии и выдвинули их на линию обороны по реке Марна. При этом для быстрой переброски войск использовались все средства, включая частные автомобили, конные повозки и парижские такси.

Важную роль в этой сложной ситуации сыграли наши союзники – русские войска, вторгнувшиеся в Восточную Пруссию. Благодаря их активным действиям Германия была вынуждена перебросить на восток два корпуса, что позволило нам получить численное преимущество на фронте.

Свежие французские армии ударили во фланг наступавшим немцам. В ходе недельной битве на Марне неприятель потерпел разгром и откатился назад почти на сотню километров. Это событие послужило переломом в ходе войны. Непрерывно отступающие англо-французские части, теперь получили моральное преимущество.

Эта первая победа над германцами после франко-прусской войны имела для нашей нации колоссальное значение. Она вдохнула в защитников новые силы, а захватчиков заставила оставить мечты о блицкриге. Германский план молниеносного разгрома Франции провалился, от Северного моря до франко-швейцарской границы боевые действия

приняли позиционный характер.

В 1915 году фронт практически не двигался, несмотря на неоднократные попытки обеих сторон возобновить наступление. Глубоко эшелонированная оборона – несколько линий окопов, проволочные заграждения, доты и блиндажи – позволяла с успехом противостоять любым атакам.

Весной произошла битва при Ипре, трагично известная тем, что двадцать второго апреля немцы впервые применили химическое оружие. В результате газовой атаки от хлора пострадало более пятнадцати тысяч человек, почти половина из них погибла в течение нескольких минут в жестоких муках. Имел несчастье наблюдать это своими глазами – до сих пор воспоминания приводят к содроганию даже мое вампирское сердце.

Врагу удалось, воспользовавшись паникой, прорвать фронт и выйти к Изерскому каналу, но форсировать его не смогли. Брешь закрыли спешно переброшенные на грузовиках английские и французские резервы.

Война дала толчок крупномасштабному развитию авиации: обе стороны активно взялись за разработку новых конструкций двигателей. Немцы впервые начали практиковать дальние бомбардировки, используя для этого дирижабли, обладавшие значительно большей дальностью и грузоподъемностью чем современные им самолеты. Воздушные тревоги нарушали работу предприятий, устрашали население, что вынуждало страны Антанты оттягивать с фронта солдат, зенитные установки и аэропланы для организации противовоздушной обороны.

Все достижения науки и техники использовались для истребления людей. Убивали всюду: на земле и в воздухе, на воде и под водой.

В начале XX века флоты всех ведущих морских держав начали срочным порядком пополняться подводными лодками различных типов и конструкций. Пусть это были еще весьма несовершенные модели, но все предчувствовали пугающую мощь скрытных ударов из-под воды.

Деятельность флотов обеих сторон сосредоточилась на уничтожении боевых кораблей друг друга. К началу войны в Атлантике царили военно-морские силы Великобритании. Флот Германской империи, активно строившийся в предвоенные годы, стал вторым в мире по своей мощи. Франция, хотя значительно уступала им по надводным

кораблям, тем не менее, наряду с Великобританией имела внушительные подводные силы. Однако к концу 1916 года появление у врага «крейсерских» подлодок, обладавших внушительными размерами и большой дальностью хода, застало союзников врасплох и едва не явилось причиной их поражения.

Вопреки Правилам ведения морского боя, установленным Гаагскими конвенциями 1899 и 1907 годов, Германия начала проводить политику неограниченной подводной войны, в результате чего нарушались элементарные общепринятые нормы гуманности, которые обычно старались соблюдать даже во время боевых действий. Многие немецкие

субмарины, уничтожая не только военные корабли, но и пароходы, не спасали при этом даже мирных пассажиров и экипажи.

В ходе этого были потоплены и несколько крупных судов, в том числе трансатлантический лайнер «Луизитания». Его уничтожили одной немецкой торпедой, выпущенной с подводной лодки, из-за чего погибло свыше тысячи человек, включая американских граждан. Подобная агрессивная политика принудила США, хоть и с запозданием, вступить в войну.

К началу 1916 года силы сторон на Западном фронте фактически сравнялись. Преимущество, которые союзники получили к концу 1914 года, исчезло: Франция, принимавшая основные удары на своей территории, оказалась изнурена и обескровлена. Германское командование решило воспользоваться ситуацией и вывести нашу страну из

войны одним крупным сражением. Таким стратегическим районом они выбрали Верден, неподалеку от границы с Бельгией. Численность немецких частей на этом участке почти вдвое превышала французскую армию, а на направлении главного удара они создали превосходство в численности и артиллерии в три – четыре раза. Подразумевалось, что, если войска агрессора возьмут Верден, это откроет им путь к Парижу.Немцы пошли в наступление двадцать первого февраля. В ответ французы ввели в бой свои армии и организовали в практически окруженный город переброску резервов на автомобилях по дороге, которую назвали Священным путем.

В мае изнурительная битва окончательно превратилась в так называемую «мясорубку», продолжавшуюся все лето. Противники бросали в бой новые и новые силы. В результате, осенью немцы перешли к обороне, и к Рождеству наша армия смогла вернуться на прежние позиции. Замысел Германии вывести Францию из войны провалился, однако с обеих сторон количество погибших оказалось ужасающим.

К 1918 году обе противоборствующие стороны воевали из последних сил. Немецкое командование пришло к выводу, что в создавшейся ситуации у Германии остается один шанс на победу и спасение: совершить прорыв к Парижу, войти в нашу столицу и заключить там почетный мир. Собрав все остававшиеся силы, двадцать первого марта немцы обрушили на участок фронта на севере Франции град снарядов тысяч орудий, однако через два дня их наступление вновь захлебнулось, а затем агрессор был отброшен к бельгийской границе.

Казалось, что хуже быть уже не может, однако, в то же тяжелейшее время, миру пришлось столкнуться с новым, пожалуй, еще более страшным врагом. Точно неизвестно, откуда он пришел, но в конце апреля 1918 года вспышка тяжелейшей болезни, напоминающей легочную чуму, поразила Париж. В мае инфекция распространилась по странам южной Европы, а к середине лета охватила весь континент.

Люди очень быстро гибли от кашля, захлебываясь собственной кровью, некоторые умирали уже на следующий день после заражения. Всего за несколько месяцев эпидемии погибло около двадцати пяти миллионов человек, что значительно превышало все боевые потери. Вопреки обыкновению, жертвами страшной болезни становились в первую очередь молодые крепкие люди. В воюющих странах данные об эпидемии тщательно старались скрывать, поэтому информация о ней пошла из нейтральной Испании, отчего болезнь и была названа «испанкой». Вероятно, эта страшная пандемия, вскоре охватившая весь мир, также подтолкнула воюющие стороны к завершению войны.

Двадцать седьмого сентября, французы вместе с союзными войсками начали наступление по всему Западному фронту, и вскоре немцы обратились с просьбой о заключении мира. Конец Германской империи был близок и хозяевами положения стали союзники. Восьмого ноября немецкая делегация получила в Компьенском лесу к северу от Парижа условия капитуляции. На следующий день Вильгельм II отрекся от престола, и Германия была объявлена республикой.

А еще через два дня, в пять часов утра одиннадцатого ноября 1918 года, в штабном вагоне главнокомандующего войсками Антанты на Западном фронте французского маршала Фоша, союзники подписали перемирие с Германией, вступившее в силу в одиннадцать часов по парижскому времени. По условиям Компьенского перемирия немцы обязывались вывести свои войска с оккупированных территорий Франции, а также Бельгии и Люксембурга, вернуть Эльзаса и Лотарингию, очистить колонии, возместить убытки, причиненные войной и вернуть военнопленных.Известие о победе вызвало во Франции бурное ликование. С наступлением условленного момента в Париже был дан сто один орудийный залп – последние выстрелы Великой войны, и она закончилась. Улицы заполнились ликующими толпами горожан. К сожалению, самым распространенным «украшением» собравшегося народа оказались марлевые повязки, закрывавшие рот и нос – дань незавершившейся эпидемии. Тем не менее, незнакомые люди обнимались, пели, плясали, выражая свою радость по случаю окончания тяжелой, кровопролитной и, как все мы тогда надеялись, последней войны.

Неудивительно, что именно она, объединившая в себе невиданные человеческие потери, отчаяние и воодушевление, гуманизм и страшное саморазрушение цивилизации, со счастливым концом и морально безупречной победой, почитается нашими гражданами как важнейший урок истории и выдающийся подвиг нашей страны. День перемирия – одиннадцатое ноября во Франции стал государственным праздником и еще одним символом национального единства, как и День взятия Бастилии.

Однако, всё это лишь факты, которые хорошо известны любому французскому школьнику. А у меня, как, наверное, у каждого солдата была своя война, оставившая в душе отметины и раны, а также свои воспоминания, тоже ставшие частью Великой войны. И в моей судьбе она сыграла мрачную роль. Можно сказать, что последствия могли стать для меня фатальными. Конечно же, я говорю не о возможности физической гибели. Не страдая излишней тонкостью и ранимостью души, многое, из произошедшего в те годы, хотел бы буквально выжечь из памяти.

На моем парадном мундире два ордена Почетного легиона – высшие награды Франции – предмет особой гордости отца. Но он гордился бы мной в любом случае – я не запятнал честь семьи и проявил то, что считается героизмом. Я склонен смотреть на это с другой стороны, ведь получены они в первую очередь благодаря особым нечеловеческим способностям, а не личному мужеству или храбрости, что во многом для меня их обесценивает.

Однако, в чем-то могу согласиться с отцом, по крайней мере начало моей военной службы вполне соответствовало его мнению и убеждению в моих заслугах. Мысленно я вернулся в то время.

Глава 02.

Четвертого августа 1914 года Париж разительно изменился, ушло ощущение вечного праздника, на лица прохожих легла печать серьезных проблем и особого тревожного воодушевления. Пачки свежей прессы моментально разлетались из рук мальчишек-газетчиков, а возле мобилизационных пунктов выстроились очереди.

Как мужчина и патриот своей страны, я не собирался оставаться в стороне. Случись эти события год назад, как должно резервисту, уже стоял бы в подобной очереди. Но, несмотря на мое желание и потребность непременно принять участие, я сомневался, как это осуществить, ведь в силу своих новых слабостей не мог поступить на службу и принимать участие в боях наравне со всеми. Солнце для меня куда опаснее немцев, значит, следовало

выбирать другой путь.

Не представляя, с чего лучше начать, я решил обратиться к тем, кто имел опыт прошлых баталий. Посоветоваться с Женевьев? Едва ли она, подобно Жанне Д`Арк, участвовала в сражениях, война – не женское дело, уж в этом твердо убежден. У министра Катри сейчас и без меня в избытке проблем, к тому же, он оборотень. Оставался Оливер, который повидал на своем веку не одну войну и наверняка мог что-то подсказать.

Остро взглянув на меня поверх очков, тот слегка усмехнулся:

– Признаться, большого желания вдыхать пороховой дым не испытываю, и возможность возглавлять военный госпиталь меня полностью устроит. Более подходящих условий, чем война, для моей научной деятельности и представить невозможно. А уж грядущая бойня, судя по всему, будет ни чета прежним. Уверен, что исследовательского материала появится в избытке.

«Знает же, как меня бесят такие разговоры, – раздраженно подумал я, – но все равно распинается».

Очевидно, заметив, что я едва не скривился при его последних словах, Оливер снова усмехнулся и впился в меня немигающим взглядом.

– Поверь моему опыту, Джори, пройдет совсем немного времени, и ты на многие вещи посмотришь гораздо проще. Война – очень подходящее время для вампиров. Ты скоро поймешь, насколько удобно, когда вокруг льется кровь и нет нужды даже прятать трупы. Предстоящая бойня для тебя, друг мой, как нельзя кстати, поможет стать не таким

брезгливым и щепетильным. Раз уж ты пришел ко мне, советую обратиться к месье Толе. Скорее всего, он, как и прежде, возглавит штабную контрразведку. Допрос военнопленных, раскрытие планов противника – это очень важно для победы, и помощники ему всегда нужны. Даже твоего покорного слугу прежде иногда привлекали.

Не знаю, с какой целью приятель предложил мне этот вариант, но уж кого, а Эйдриана видеть, а тем более служить под его началом мне хотелось меньше всего. Наверняка, найдутся другие варианты. Поняв, что только впустую трачу время, вернулся домой.

– Сынок, тебе посыльный принес предписание из мобилизационного пункта, – отец протянул небольшой листок бумаги, в котором приказывалось явиться завтра в Управление связи Генштаба для прохождения службы в соответствии с военной специальностью.

В глазах отца застыла тревога: похоже, его мучили те же вопросы, что и меня.

– Раз уж нам обоим не спится, может, выпьем по чашке чая, заодно и посоветуемся? – предложил я.

Устроившись в столовой, стали тщательно продумывать возможные для меня варианты службы. К сожалению, обратной стороной вампиризма явилась невозможность находиться в большинстве строевых частей, а выслуживаться на штабном паркете молодому здоровому лейтенанту, когда враг на пороге, по нашему обоюдному мнению, просто бесчестно.

Взвесив все «за» и «против», обратили пристальное внимание на подводные лодки – боевую технику нового века. Военно-морское министерство Франции в последние годы уделяло особое внимание этому виду судов. Насколько позволяли предполагать материалы, попадающие в прессу, в нашем флоте находилась в строю почти сотня субмарин, а значит, на одной из них могло найтись место для меня.

Однозначно, это неплохое решение: отсутствие солнечного света, новая современная техника, служба, достойная настоящих мужчин. К тому же, длительность боевых походов едва ли превысит несколько дней в силу технических особенностей лодок, что позволит не злоупотреблять кровью членов экипажа.

На следующий день вполне успешно удалось решить этот вопрос. Пока удача мне улыбалась.

На одной из подлодок типа «Плювиоз» перед самой войной установили экспериментальное оборудование – новейшую рацию, а также шифровальную машину, и туда срочно требовался молодой офицер – специалист моего профиля.

Вопрос с катакомбами решился сам собой, теперь это казалось несерьезными детскими играми. Осталось лишь наскоро попрощаться с друзьями. Мобилизация успела затронуть и их: Золтана откомандировали в провинцию на военный завод, так что он завтра покидал Париж, а Лука, по его словам, приступал к службе настолько секретной, что даже нам не мог рассказать.

Быстро собрав в дорогу все необходимое, хотел вызвать такси, но взволнованный отец предложил сам проводить меня на вокзал на ночной скорый поезд Париж-Брест.

– Служи честно, сынок, – напутствовал он на прощанье. – Уверен, что не посрамишь нашу фамилию, и, главное, обязательно возвращайся, – голос его предательски дрогнул, и он отвернулся.

Отец сильно сдал и изменился после страшной трагедии, постигшей нашу семью. Прошел почти год после смерти мамы и сестры, а он так и не стал прежним, и, боюсь, уже не станет. Конечно, я обязан вернуться, ведь еще одной потери он не переживет.

– Береги себя, – обнял я отца. – Надеюсь, что скоро все закончится, и мы снова будем вместе. Когда появится возможность, непременно позвоню. Можешь считать, что я в обычной рабочей поездке. А за меня не беспокойся. Я же теперь бессмертный, и пуля мне не страшна.

Брест – небольшой портовый город на крайнем западе полуострова Бретань, куда поезд прибывал еще затемно, встретил меня грозой, что было вполне обычным для этого времени года и очень кстати для меня. Кто знает, сколько могло пройти времени, пока попал бы на субмарину.

База, где швартовались подводные лодки, находилась на городской окраине и представляла собой узкую длинную бухту среди мокрых темных скал. Возле дощатых причалов скрежетали, покачиваясь на волнах, чернеющие, словно фантастические чудовища, громады кораблей и субмарин, изредка освещаемые вспышками молний. Зрелище довольно

мрачное, но величественное. По берегам вокруг расположились двух – и трехэтажные постройки, в которых находились казармы, склады, офицерское общежитие и штаб.

Мой командир – фрегат-капитан Лапорт – солидный мужчина средних лет, аристократической внешности, с легкой проседью на висках, встретив меня, удовлетворенно кивнул, пробурчав что-то вроде: «Наконец-то, заждались

Вас». Теперь его экипаж полностью укомплектован и готов к выполнению боевой задачи. Торопясь, он перепоручил меня старшему помощнику флот-лейтенанту Ферре – подтянутому молодому офицеру с аккуратной шкиперской бородкой.

Вскоре все формальности были соблюдены. Получив на складе новые комплекты обмундирования, быстро переоделся в темно-синюю форму с золотыми пуговицами и, сменив лейтенантские погоны на флот-мичманские и накинув прорезиненный плащ с капюшоном, проследовал за старпомом на подводную лодку, чтобы представиться экипажу.

Издали напоминающее вытянутое морское млекопитающее, вроде дельфина, вблизи это чудо кораблестроения 1908 года постройки представляло сигарообразный темно-серый корпус, длиной около пятидесяти метров и шириной около пяти. Внутри, когда я скользнул в люк, типа спусков в катакомбы, только гораздо уже, оказалось влажно, душно и очень тесно, из-за многообразия различных механизмов и приборов. Было заметно, что лодка содержится в образцовом порядке. Паросиловая установка позволяла субмарине осуществлять походы дальностью почти до полутора тысяч морских миль, что давало ей возможность патрулировать Атлантику от Северного моря до Бискайского залива.

Лодка разделялась на несколько отсеков, которые, при необходимости, герметично закрывались с помощью вентилей, опять же, напомнивших мне катакомбы. Экипаж состоял из четырех офицеров, включая меня и двух десятков матросов и старшин. Радиорубка – мое место службы – представляла собой маленькое помещение, напичканное современным оборудованием, где с трудом можно повернуться. В подобных стесненных условиях еще не приходилось существовать, если не считать три дня в подземной камере, однако, разве пристало офицеру сетовать на неудобства? К тому же, здесь я по собственной воле.

Началась служба, которую я тогда, довольно наивно, счел наиболее подходящей для вампира. Впрочем, в первое время почти не было сомнений в правильности выбора. С месье Ферре у нас установились хорошие приятельские отношения. От него узнал, что до войны многие из штабного начальства довольно скептически относились к боевым возможностям подводных лодок. В них не видели серьезного противника. Так, например, одним из методов борьбы с субмаринами на полном серьезе предполагалось вооружать экипажи шлюпок молотками. Обнаружив перископ вражеской лодки, следовало подплыть к ней и разбить его, ослепив ее таким образом. И подобных историй он знал великое множество. Дружный веселый экипаж, особый дух морского боевого братства, новая техника, постоянная

напряженная занятость во время патрулирования – это казалось именно тем, что нужно.

К сожалению, известия, приходившие с полей сражений, которые я по долгу службы узнавал первым, оказывались безрадостными и даже трагичными. Немецкие войска подступили к окраинам Парижа, одновременно нанося по городу удары с воздуха. Опасаясь за отца, в перерывах между выходами в море регулярно звонил ему с городского

телеграфа, оборудованного кабинками междугородней связи. Однако старик неизменно держался молодцом, утверждал, что у него все отлично и категорически отказывался говорить о возможности эвакуации.

Боевые походы продолжались, как правило, несколько дней, после чего лодка возвращалась на базу для заправки топливом и пополнения припасов. После сна в тесной душной каюте, вмещавшей только узкую двухъярусную койку и откидной столик, которую приходилось делить с месье Ферре, отдых в личной комнате общежития казался вполне

комфортным, почти роскошным, а еда в офицерской столовой не хуже, чем в парижских ресторанах.

Основной нашей задачей в патрулировании Северного моря являлась морская блокада Германии. В одном из походов нам удалось с помощью торпед потопить немецкую подлодку, шедшую в надводном положении. Выживших членов ее экипажа мы передали на борт английского эсминца, находившегося поблизости.

Однако, на этом наша удача закончилась. Следующий выход в море оказался для субмарины роковым. В этот раз нам встретился немецкий транспорт, идущий в сопровождении двух крейсеров, и капитан Лапорт отдал приказ о торпедной атаке. К сожалению, нас тоже заметили. Не успела лодка погрузиться на перископную глубину, как была обстреляна и едва не протаранена немцами. Капитан скомандовал срочно погружаться, что спасло нас в тот момент, тем не менее, оба винта серьезно пострадали.

Лодка легла на грунт и затаилась. Мы надеялись переждать, предполагая, что немцы решат, что мы ушли, не зная точно о наших повреждениях. Оставаться им здесь надолго в качестве неподвижной мишени – неоправданный риск. Через некоторое время, как передал акустик и как я убедился, научившись за последние месяцы не хуже его на слух различать звуки разных типов судов, транспорт в сопровождении одного крейсера покинул эти воды. Второй же затаился неподалеку от нас.