Текст книги "Дорога во тьму (СИ)"

Автор книги: Гай Северин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 56 страниц)

старика, но я отчаялся увидеть тебя прежним. Знаю, пройти тебе пришлось через многое, война ломает даже сильнейших, а на что была похожа твоя, даже представить невозможно. Но моя эгоистичная старость не могла

смириться с тем, что от сына осталась лишь темная, почти пустая оболочка. Я не нашел бы покоя, не хотел видеть, как тебя уничтожает прошлое. Не ведая, что предпринять, испробовав все человеческие методы, как ты и

сам знаешь, я понял, что придется обратиться к другим силам. Даже не имея представления, существует ли средство, способное вернуть мне тебя прежнего, расколоть лед, сковавший твое сердце, попытался найти и

связаться с сильной ведьмой. «Возможно, – подумал я, – сверхъестественные силы, магия, эликсир или ритуал возымеют действие». Поэтому и отправлялся почти каждый вечер из дома, пытаясь разыскать старых знакомых вампиров, имеющих связи с ведьмами или с кем-то из их окружения. К сожалению, война многих раскидала по другим адресам, некоторые погибли, поиски затянулись, но то, что ты даже ни разу не заметил моего отсутствия вечерами и ночами, говорило мне, что действовать необходимо. Прости еще раз сынок, я знаю, что сегодня ты мог потерять меня навеки, и знаю, что это не оставило бы тебя равнодушным, и, конечно, не желал тебе заплатить такую цену.

Я крепко обнял отца, мысленно роняя себе на голову бетонную плиту. Я немыслимый, непередаваемо эгоистичный негодяй…

В мою переполненную чашу грехов добавилась последняя капля. Чем я стал за эти полгода? Глядя на себя со стороны, не мог распознать знакомых очертаний. Словно прозрев или вынырнув на поверхность из бездны, я понял, что едва не переступил грань, возврата из-за которой могло не быть.

Отец заснул, ему еще предстояло оправиться от значительной кровопотери. Я же по-прежнему сидел в гостиной у остывшего камина, не отрываясь глядя на подернутые золой угли, и сам себе казался такой же выгоревшей

головешкой, покрытой пеплом. Есть ли еще возможность воскреснуть, подобно Фениксу, или для меня все кончено и из тьмы назад дороги нет? Не позволил в этот раз заглушить алкоголем раздирающие душу муки совести,

скрываться более не имело смысла.

Все последние месяцы, словно страус, спрятав голову в песок, делал вид, что это был мой выбор, по сути, дав обстоятельствам сломать себя. Сдавшись низменным демонам, утрачивая остатки человечности, покрывшись корой

черствости и цинизма, трусливо отгородившись от всего, что могло причинить боль, я оправдывался, что это присуще вампиру, такова моя природа. Безрассудно обрубая все корни, я уже потерял лучших друзей, и лишь счастливая случайность, единственный лучик надежды, позволила не остаться один на один перед разверзшимся мраком вечности.

Вглядываясь в возможные перспективы будущего, отшатнулся в последний момент, ясно почувствовав впереди только трясину полного равнодушия с кочками озлобленной скуки. Разве о таком бессмысленном и практически бесконечном существовании я мечтал когда-то? Неужели вкус жизни лишь в примитивном удовлетворении основных вампирских инстинктов – крови и похоти? Ведь я не сгинул, не погиб ни в Северном море, ни на линии фронта, ни в проклятой лаборатории. Судьба дала мне шанс вернуться, начать все с начала. И вот так я воспользовался этим благом!

Я даже не заметил, что у старика закончилась вербена, и он не имел возможности достать ее в период массового закрытия цветочных лавок и оранжерей, сделал легкой добычей для ночных тварей и едва не потерял его. Я насмехался над горем Дюкре, людьми, знакомыми мне с раннего детства, не сожалел о друге, которому не повезло, в отличие от меня. Бездушно отвернулся от Золтана, даже не попытавшись исправить ситуацию, а ведь он всегда понимал и поддерживал меня. Утратил уважение Женевьев; вспоминая выражение ее глаз, отчаянно хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Да что там, растеряв остатки мужской чести, я желчно считал, что

сограждане чем-то мне обязаны, упивался кровью напуганных домохозяек и пожилых торговцев.

Лорд Гэбриэл, принимая решение завершить мою инициацию, когда-то справедливо опасался, не желая пускать в мир очередного монстра. Мой мудрый создатель лучше других знал, как легко слиться с мраком, и как непросто, однажды ступив, свернуть с этого пути. Не зря предупреждал: «Не разочаруй меня».

Всю глубину собственного падения я ощутил в полном объеме. А это уже немало. Впустую заниматься самобичеванием и рвать волосы на голове – не в моем характере. Пора принимать решение. Не так уж много у меня

вариантов: продолжать скольжение вниз или, ухватившись за последнюю соломинку – великую силу отеческой любви Гаэтана, сделать все, чтобы вернуться. Пережив очищающий катарсис, я понял, что мне вновь хочется

почувствовать утраченный вкус жизни, наполнить ее смыслом и яркими красками. И, по крайней мере, пока мне есть ради кого жить, есть тот, кому я нужен, я не имею права выбирать легкий путь.

За окном рассвело. Весело защебетали птицы. Погромыхивая по мостовой, проехала тележка молочника. Сквозь щель между портьерами проникло солнце, узким лучом медленно приближаясь к моему креслу. Запахло свежей выпечкой, кухарка поставила в плиту круассаны. Скоро должна явиться горничная. Отец заворочался во сне, похоже, просыпается. Я отметил, что невольно прислушиваюсь к его дыханию. Начинался новый день.

Глава 03.

Почему мне не дает покоя мысль о положении дел в городе, относительно разгула и беспутства расслабившихся после войны вампиров? Да что там вампиров! Я же читал в газетах о вопиющих происшествиях в прошедшее полнолуние – в пригороде растерзано несколько семей, только что вернувшихся в свои владения земледельцев, пара свидетелей, чудом оставшихся в живых, рассказывают о бешеных диких зверях, демонах и монстрах в ночи. Мне тогда недосуг было вникать, сам не хуже того монстра был. Однако память услужливо вернула упущенное. Городские власти списали на послевоенную истерию и постарались дело замять, успокаивая население обещаниями вскоре навести порядок. Наверняка сейчас министр Катри рвет и мечет, ведь кровавые бани оборотней, это его непосредственная ответственность.

Впрочем, скорее всего, городские власти не впервой сталкиваются с подобной проблемой, и рано или поздно порядок будет наведен. Совет существует не для красоты, их обязанность справиться с угрозой для жизней

горожан, и, что еще важнее, с вероятностью разоблачения видов. Но как именно это происходит? Вариантов, на мой взгляд, много. Не будет ли проблема решена по примеру зачистки катакомб? Когда по городу просто пройдет чья-то сильная рука и сметет неугодных без суда и следствия, а те, кто избежит участи, научатся таиться. Решение вполне в духе Совета – без лишних усилий и пыли избавиться от мороки. Лично меня подобное не

устраивало. Мы старательно обращали молодых, работали с ними, даря им новую жизнь и шанс не для того, чтобы после победы стереть с лица земли и забыть.

Еще, как вариант, бездействие Совета может привлечь в столицу охотников, а то и ведьмы с радостью посодействуют. В общем, как ни крути, а ситуация сложная. Ну, и в конце концов, это задело лично меня, что точно не оставлю без внимания. Едва не лишившись отца, я так и не умерил свой гнев, даже смерть американца не послужила утешением. Что же, теперь моему старику и из дома не выйти без опаски? У меня много друзей и знакомых в родном городе, никому из них не пожелаю окончить жизнь, напоив своей кровью таких упырей, как я, или быть растерзанными при полной луне на кровавые лоскутья когтями оборотней, плевавшими на запреты и правила. Соотечественники и так много потеряли в этой войне, страна зализывает раны, несмотря на триумфальную победу, а создания ночи, как стервятники, слетелись в ослабленные и безуправные города.

Могу ли я что-то изменить в свете сложившейся ситуации? Никогда не ощущал в себе тяги проявлять лидерство, привык заботиться лишь о себе и о членах семьи. По силам ли мне опека над целым Парижем? Не слишком ли я

замахнулся? Но и сторонним наблюдателем быть претило. Если уж имеешь в себе качества, способные принести пользу не только тебе, то стыдно отмахиваться от этого, отговариваясь несуществующими проблемами.

Конечно, о самовольном провозглашении себя кем-либо не могло быть и речи. Насчет Совета старейшин не обольщался, они только с виду скучающие и уставшие от жизни, но делить свои привилегии ни с кем не станут, и всех моих заслуг не хватит. Значит, нужно провернуть все так, чтобы они сами предложили мне некий неофициальный пост в городе и захотели дать карт-бланш на любую полезную для общества деятельность. Я говорил однажды Катри, что не имею желания прыгать выше головы и карабкаться наверх, и не соврал, что попирать чье-либо место в Совете не испытывал нужды. А вот создать себе автономную ячейку, почему бы нет? Париж – город бесконечных возможностей, в конце концов.

Обдумав и тщательно все взвесив, решил начать с визита к своей так называемой патронессе. По крайне мере, Женевьев нравилось считать, что у нее есть на меня особое влияние, а потому и оказывала покровительство. И

советы ее всегда приходятся к месту и отличаются мудростью и проницательностью. Необходимо разузнать о том, с чем собираюсь иметь дело в подробностях, а женщины, как никто, подходят для этой роли, пусть и очень умные женщины. Следующим в списке стоял министр Катри, попасть на прием к которому сейчас было не просто, но уверен, для меня он сделает исключение. Удастся ли связаться с остальными членами Совета, пока не знал, но надеялся на это, так как известная французская пословица гласит: «Ecoute les conseils de tous et prends celui qui te convient» – выслушай все советы и выбери тот, что тебе подходит. Именно этим и планировал заняться, попутно прощупывая почву и пытаясь заручится поддержкой глав сверхъестественной власти города.

Женевьев приняла меня приветливо, но довольно холодно и отстраненно. Причина известна, в последнюю нашу встречу я был неадекватен, если так можно выразиться, чем порядком разочаровал величественную вампиршу, хотя она и доверилась мне в сложное время последних военных судорог. После положенных приветствий, дозволения поцеловать руку и краткого вступительного разговора на ничего не значащие темы, я быстро перешел к сути своего визита. А именно, меня интересовало, когда же все-таки сильные мира сего проявят себя и установленные правила вновь заработают, положив конец произволу. Женевьев слушала молча, слегка склонив голову, но я видел, что мои слова вызывают у нее недоумение, граничащее с восхищением.

– Признаться, милый друг, весьма неожиданная причина твоего визита. Со дня нашей встречи в госпитале, меня не покидало ощущение, что мы потеряли того перспективного юношу, так триумфально заявившего о себе. Закономерная ситуация с неконтролируемым размножением вампиров для таких как ты должна скорее на руку быть, вызывая восторг, по крайней мере большинство молодых и горячих пользуются моментом в своих целях. Я слежу за тобой издали в своем эгоистичном интересе, и до недавнего времени все говорило о полностью противоположном тому, о

чем сейчас толкуешь, – женщина в порыве чувства взяла меня за руку. – Скажи же, Джори, не разыгрываешь ли ты меня?

Ее сомнения конечно справедливы. Со всей серьезностью заверив Женевьев в твердости своих убеждений, тут же получил от нее исчерпывающую информацию по своему вопросу, а так же заверение, что в случае успеха она

полностью поддержит меня на неизбежном в таком серьезном деле Совете. Итак, если все пойдет по плану, мне предстоит встреча со всеми старейшинами, которые должны сойтись во мнении относительно моего предложения. Вот уж не знаю, по силам ли выдержать подобный экзамен. Но колебаться и сомневаться в себе – не по мне. Тем более, выслушав патронессу, окончательно уверился, что решительные действия необходимы. Подозрения не обманули, не изменись ситуация в ближайшее время, вскоре по Парижу пролетела бы смертельная длань, сметающая неугодных.

Как и планировал, получив поддержку и одобрение Женевьев, встретился с министром Катри, назначившим аудиенцию в том же кабинете префектуры, где познакомил меня однажды с существованием высшей власти города. Несмотря на крайнюю занятость в период весьма неспокойный период для Парижа и правительства, префект готов был уделить мне столько времени, сколько потребуется. Очевидно, старый лис чувствует себя в неоплатном долгу. Хотя орден, выданный по тому случаю вполне уравнивал наши с ним взаимные обязательства. Как нетрудно предположить, после моего обстоятельного изложения сути просьбы и предложения, только многолетняя выдержка прожженного политика и профессиональное владение собой удержали Катри от явной демонстрации победоносных чувств.

Да он и так едва не издал торжествующий вопль, блеск глаз говорил, что я едва ли не все его мечты воплощаю. Сдается, он сам себе выпишет внеочередной орден, хотя бы и мысленный, за то, как проницательно поставил в свое время на серую лошадку, в лице моей скромной персоны. В общем, в министре я и не сомневался. Он не преувеличивал, заявляя при первой встрече, что интересы города и граждан для него не пустой звук. Префект, в свою очередь, как обычно, дал мне пару весьма дельных подсказок.

Для начала он предложил устроить встречу с отцом Боливаром Дюбуа, уверяя, что и в лице умного священника я найду поддержку своей идеи. К тому же, он посоветовал намекнуть настоятелю храма донести мое предложение и до трех оставшихся членов Совета. Объяснял он это тем, что мадам Летайя – ведьма, скорее всего и вовсе не станет принимать участия и вообще интересоваться нашими телодвижениями, но как одну из старейшин известить ее все же обязаны. И лучше, если это сделает человек, а не вампиры или оборотни. Практически то же касалось Жана-Баттиста Лазара и Эйдриана Толе. Если бы меня направила к ним Женевьев, это выглядело бы как попытка продвинуть своего фаворита, и никакие заверения бы не помогли, особенно для женоненавистника Эйдриана. Стоит ли говорить, что выдвини мою кандидатуру сам Катри, мои заслуги и вовсе рассматривались бы как попытки предательства и шпионажа в пользу оборотней. В мире сверхъестественных существ, царила та же банальная гнилая система, что и в мире людей.

Однако свои планы мне пришлось немного попридержать, ведь помимо личных интересов, вновь накопились обязанности в конторе. Не знаю, зачем я до сих пор занимаюсь этим, скорее всего из уважения к отцу и его

многолетнему труду. Я прекрасно понимал, что ему было бы тяжело принять факт о закрытии дела, которому посвятил пол жизни. На пару дней я опять зарылся в юридические бумаги, однако не переставая прокручивать в

голове собственные идеи и дальнейшие необходимые действия.

Глава 04.

Обычно не назначаю деловых встреч на дневное время. Это, разумеется, обусловлено моими особенностями. Но сегодня, поверив свинцовым, тяжелым тучам весеннего неба, поливавшего уже около недели проливным дождем, подгоняемый неугомонным секретарем, рискнул согласиться встретиться с одним из заказчиков днем в его офисе. Выехав заблаговременно из дома, успокоенный моросящими каплями по стеклу Пежо, свернул на бульваре Сен-Мишель к мосту, ведущему на остров Сите.

Именно в этот момент небесная канцелярия просто гомерически посмеялась надо мной, и прямо на глазах вырвавшееся из-за облаков солнце спутало все планы. Едва успел свернуть на боковую улицу, чтобы, моментально сориентировавшись, попасть в ближайшее доступное мне здание, а именно, в собор Сен-Северин. Было ли это перстом судьбы, и благоволил ли Всевышний моим замыслам? Ведь я попал прямо в вотчину уважаемого члена Совета отца Боливара Дюбуа, с коим как раз планировал переговорить по рекомендации министра.

Скрежеща зубами от досады, что не смогу попасть на встречу вовремя, я бросил машину и, едва не задымившись, ворвался под мрачные, прохладные своды храма, где от самого входа на меня в немой печали взирали гипсовые

ангелы с грустными благочестивыми глазами, сложив руки в отчаянной молитве.

Мои шаги по мраморному полу церкви отдавали гулким эхом в полной тишине, когда шел мимо чаши со святой водой для омовения, длинного ряда скамей и толстых колонн вглубь куполообразного зала, величественного образца так называемой пламенеющей готики, с огромными, арочными окнами, выложенными мозаикой, по праву признанной шедевром этого вида искусства. В полумраке роспись, выполненная, несомненно, талантливейшими художниками прошлого, будто оживала, и на меня со всех сторон пялились осуждающие взоры святых и им подобных. Не обладая

особым благочестием, слегка посмеивался про себя, было чувство, словно я ворвался на чужую территорию. Что, в общем-то, так и было.

Не дошел еще до алтаря, когда на звук моих шагов, из темной арки, за которой, находятся кабинки для исповедания, вышел сам отец Боливар. Он почти не изменился со времени нашей последней встречи пять лет назад.

Такой же статный, хорошо сложенный мужчина, с аккуратной бородкой, уже чуть тронутой сединой, в добротном черном костюме с неизменным, положенным ему по статусу белым воротничком католического священника. Лицо приветливое, глаза участливые. Он никогда, насколько я слышал, не проявлял ни к кому ни гнева, ни агрессии.

Он не склонен вести долгие, нудные и утомительные беседы, читать нотации о добре и зле, и не пытался настойчиво направлять всех вокруг на путь истинный, но всегда каким-то образом чувствуя, кому помогли бы его

поддержка, беседа о высшем и добрый совет. Все это я слышал от тех, кто его давно знает, но кое-какие выводы успел сделать и сам, поэтому не сомневался, что мои идеи найдут в нем живейший отклик. Но в отличие от

облегчения Женевьев, которая надеется сбросить с плеч неприятные обязанности, переложив это на кого-то другого, и от министра с его личным эгоистичным интересом, отец Боливар искренне будет рад возможности

облегчить жизнь парижан, уберечь кого возможно от беды.

Вслед за священником из кабинки исповедальни вышла девушка в монашеском облачении. Высокая, пышногрудая, очень аппетитная, на мой взгляд, к тому же, судя по светлой коже и голубым глазам – блондинка, хотя ее голову полностью покрывал традиционный для католических монахинь барбетт.

Она прошмыгнула мимо нас, обменивающихся приветственным рукопожатием, но при этом обдав меня таким выразительным оценивающим взором, совершенно неожиданным для служительницы церкви, что я даже глаза недоуменно распахнул. Показалось, что меня раздели на месте и поимели одним лишь взглядом. Даже от озадаченного смешка не удержался, настолько это было для меня непривычно. Зачастую это именно я оценивал

подобным образом своих будущих пассий.

– Джори, друг мой, – негромко, но вежливо прервал мое удивление Боливар, демонстрируя отличную память, ведь виделись мы лишь однажды и довольно давно. – Ваши собратья редкие гости в святых местах, однако очень рад тебя видеть.

Я улыбнулся ему.

– Не обольщайтесь, святой отец, – ответил я. – Меня привели сюда не потребности жаждущей просветления души, а, скорее, просветлевшее неожиданно небо. Рискнул, знаете ли, и проиграл природе.

– На все воля Божья, сын мой, – склонил голову священник. – Может, это он указал тебе таким образом путь ныне.

– Конечно, все возможно, – не стал спорить я, вспомнив промелькнувшую мысль о судьбе.

Только понятия мы с ним вкладывали в это разные. Мою душу уже ничем не освятишь, только слова тратить. Вот и сейчас уже не о спасении думал, а о странной монахине, отвлекшей меня от первоначальных чисто деловых

намерений визита сюда.

– А что это Вы служительницу церкви исповедуете? – спросил я, меняя тему. – Разве они не лишаются всех грехов своих, отрекаясь от мира и принимая посвящение?

Боливар глубоко вздохнул и жестом пригласил следовать за ним в кабинет.

– Сестра Джулс у нас особый случай, – объяснил он, наливая мне воды из графина. Мог бы и вина предложить, передо мной-то не обязательно притворяться. – У этой женщины непростая судьба, что и привело ее к нам. Ее все время пожирают собственные внутренние демоны. Я еженедельно принимаю у нее исповедь, и, честно говоря, хоть это и против правил, вынужден признать, что она, кажется, не ту дорогу выбрала, да простит меня Господь за такие слова!

Я расхохотался, от души. Видно, не ошибся и девица действительно та еще штучка. Как не ошибся и в священнике. Сан не придал ему занудства и ханжества, часто присущего его коллегам. После этого без лишних предисловий и виляний перешел к интересующей меня теме, раз уж выпала такая возможность. Боливар слушал очень внимательно, не перебивая и не высказываясь до тех пор, пока я не изложил всю суть идеи.

– Твоя затея весьма интересна и рискованна, сын мой, – потирая лоб в раздумье, наконец сказал он. – Безусловно, нет сомнений, что подобного рода связующего звена нам и не хватало в Париже. И рад, что именно ты

готовы взять на себя такую ответственность. Но уверен ли, что такое тебе по силам? Одна ошибка – и наши многоуважаемые члены Совета раздавят тебя, списав любую неудобную проблему на твою замахнувшуюся персону. Я

всей душой за то, чтобы в городе воцарился мир и порядок, а мои соотечественники могли спать спокойно и ходить по улицам родного города без опаски. Но и бездумно рисковать тобой не хочу. Понимаю, ты человек

целеустремленный и сильный, ума тебе не занимать, как и твердости. Поэтому и отговаривать не собираюсь, но все же прошу не бросаться очертя голову в омут. Постарайся сохранить себе жизнь, не совершай ошибок, будьте бдительным и продумывай каждый шаг. Со своей стороны, разумеется, обещаю всестороннюю поддержку и любую помощь.

Снова пошел дождь, к тому же, судя по стуку капель и струям воды на стекле окна кабинета, самое время отправляться дальше. Даже вполне успевал на встречу запланированную, избежав тем самым бурю неудовольствия

моего требовательного секретаря. Порой я задумывался, кто у кого служит под началом.

Тепло попрощался с Боливаром, полностью удовлетворенный встречей, для начала попросил аккуратно донести мою мысль до глав вампирского Совета и ведьмы, после чего связаться со мной. Когда же выходил из ворот собора,

кожей затылка почувствовал, как меня пронзает чей-то острый взгляд.

После деловой встречи, тоже вполне удачной, вернулся в офис к Шарлю. Он непременно желал лично прочитать документы, привезенные от клиента. Едва я скинул мокрый плащ и снял шляпу, с которой стекали струйки воды,

как Галлен выхватил папку и бросил через плечо, что меня ожидают. Не успел я открыть рот, чтобы узнать, что за поздний клиент такой, как секретарь уже полностью ушел в себя, зарывшись в бумаги. Пожав плечами,

направился в кабинет.

Был ли я удивлен, увидев в кресле посетителя прямо сидящую, нервно стискивающую руки сестру Джулс из собора Сен-Северин? Пожалуй, слегка, хотя удивляться и нечему было, судя по ее горящему страстью взгляду, которым она буквально прожигала меня. Давно не видел столько сильного желания в женщине, еще до того, как я прикоснусь к ним. Интерес, кокетство, похоть, это наблюдал довольно часто, особенно в том обществе, где обо мне и моей репутации знали. Но что бы незнакомка, с которой и парой слов не обмолвился, готова была сорвать с себя монашеский балахон и отдаться мне прямо на рабочем столе? Не припомню подобного. От такой мысли, и от все того же пламенного взгляда и тяжелого дыхания падшей монашки, почувствовал живой интерес к происходящему и как кровь приливает к чреслам.

– Могу чем-то помочь Вам, сестра? – все-таки решил проявить вежливость я.

Она с трудом кивнула, не сводя с меня широко распахнутых глаз, и слегка облизнула нижнюю губку. Ай да монахини пошли! Да она же знакома с искусством обольщения не хуже дорогих проституток.

– Я пришла, – охрипшим от страсти голосом произнесла Джулс, – чтобы попытаться привести Вашу заблудшую душу к свету. Там, в соборе, от одного взгляда на Вас поняла, насколько Вы нуждаетесь в помощи.

«О да, как же ты права, детка, – ухмыльнулся я про себя. – За обилием недавних событий, отодвинул свои нужды на дальний план, поэтому твоя помощь мне просто жизненно необходима».

Не тратя слов на дальнейшие выяснения, спросил прямо:

– Едем?

Монахиня вскочила без малейших колебаний.

– Я живу совсем неподалеку, – быстро сообщила она, как будто боялась, что передумаю и сбегу. – Вернее, неподалеку осталось земное жилье, от которого я отреклась, как и от всей своей прежней жизни, но ради Вашего спасения вновь переступлю порог этого дома.

Что же, все весьма удачно складывалось. Провожаемые недовольным ворчанием Шарля, мы спустились к машине, и я погнал Пежо в указанном Джулс направлении. Ехать оказалось относительно недалеко, и все время пути боковым зрением ловил воспламеняющий взгляд монахини, от которого приятно бурлила кровь и назревало острое желание.

Едва по приглашению переступил порог ее довольно респектабельной двухэтажной квартиры, как, немедля ни секунды больше, женщина буквально вцепилась в меня, как дикая кошка, и впилась в губы животным поцелуем. Я едва успевал срывать с себя предметы одежды, таща обезумевшую девицу на второй этаж в спальню. Не напрягаясь особо, просто задрал полы ее широкого хитона, и странная страсть нашла выход.

Время пролетело совсем незаметно. Я, ухмыляясь про себя, втыкал свое копье в распутную монашку. По изобретательности она вновь и вновь срамила самых опытных жриц любви, попутно не прекращая взывать к Господу, наверняка красневшему в этот момент, если призывы достигли цели.

Ближе к утру, давая передышку обессилившей девице, сжалившись над ее человеческой сущностью, я неспешно дымил сигарой, размышляя о бокале коньяка. А вскоре и вовсе озвучил свое желание вслух. Недовольная сестра Джулс, немного отдохнувшая, потому что принялась неспешно ласкать сама себя в надежде, что я присоединюсь к ней, не обременяясь одеждой, слегка пошатываясь, вышла из комнаты, направляясь вниз за требуемым коньяком. Я же в это время переключил мысли на то, что, возможно, было совсем нелишним оставить похотливую монашку в роли временной пассии. После возвращения в мирную жизнь, не успел еще озаботиться постоянной партнершей. Не скажу, что Джулс мне понравилась или чем-то привлекла, девица оказалась довольно примитивной и недалекой. Но она так явно

помешана на плотских утехах, что могла скрасить некоторое время. Из этих раздумий меня вывел громкий вскрик хозяйки квартиры и последующий за этим грохот падающего тела. Выскочив вслед за Джулс из комнаты, замер на

месте в немом хохоте, на лестничной площадке. Картина, представшая передо мной, прямо так и просилась на холст художника маслом. Монахиня, на нетвердых ногах прошагав несколько ступеней по лестнице, очевидно,

запнулась о разбросанные вещи, которые я в спешке срывал с себя. Пролетев донизу кубарем, Джулс остановилась в такой позе, что этот вид женского тела я, вероятно, никогда не забуду. Вывернувшись самым нелепым образом

вверх большими круглыми ягодицами, выставив на мое обозрение причинные места во всей красе. Эдакий экзотический цветок раскрытым бутоном, а сверху подергиваются ноги. К тому же девица издавала

душераздирающие звуки, пытаясь вернуться в нормальное положение. Утирая глаза от слез смеха и радуясь, что она хоть шею себе не свернула, спустился вслед за ней и помог несчастной подняться. Джулс была растрепанной, помятой и ошалевшей, но, как и думал, вполне целой и невредимой, если не считать пострадавшее, на мой взгляд, достоинство. Хотя, особо смущенной она не выглядела, будто привыкла летать нагишом с лестницы.

Результатом сего инцидента стал немедленный отказ от ранее всплывшей идеи. Нет, с этой женщиной больше в постель не лягу, да и вообще. Так и вижу, как каждый раз перед глазами встает ее зад и иже с ним, и я вместо страстной дуэли умираю со смеху. Быстро оделся пока до рассвета оставалось еще время, практически на ходу внушил сестре Джулс оставить церковь, не мучить бедного Боливара своими исповедями и податься в элитное заведение на улице Пигаль с красными фонарями на фасаде, там ей самое место.

К слову сказать, при следующей встрече с отцом Дюбуа немного опасался, что добрый святоша попеняет на мое поведение, но он лишь благодарно пожал мне руку, выражая одобрение. Хотя вслух, конечно, выразить свое облегчение и признательность не мог по положению.

Глава 05.

Обещание святой отец выполнил очень скоро, это выразилось тем, что через несколько дней я был приглашен на аудиенцию к Жану-Баттисту Лазару в его городском доме по улице Фабер в ХІІ округе. Судя по тому, что передал священник, явиться предстояло сразу же после заката, из чего следовало, что путь мой выпадет на светлое время. Это что-то вроде проверки? Дабы соблюсти пунктуальность, пришлось отказаться от автомобиля и воспользоваться сперва вагоном метро, а после – проходом через катакомбы.

Хозяин дома встретил в элегантно и современно обставленной гостиной, куда меня провел молчаливый дворецкий, осанкой и кислым лицом дающий понять, что он англичанин. Наверняка какой-нибудь потомственный «butler» с родословной до пятого колена.

При моем появлении Лазар дернул уголком губы.

– Когда многоуважаемый отец Боливар ходатайствовал у нас за некоего молодого человека, имеющего, по его словам, потенциал принести значительную пользу городу, я мысленно представил именно Вас, господин Ансело, хотя месье Дюбуа и не называл имен, – вместо приветствия сообщил глава Совета. – Даже не знаю, радоваться ли тому, что интуиция не подвела, или насторожиться. Очень уж твердо и напористо Вы прокладываете себе дорогу в вечность.

– Предпочитаю использовать дарованные мне способности, месье Лазар, – в тон ему ответил я, выбирая уверенную, но уважительную манеру разговора, чувствуя, что излишняя самоуверенность, как и лицемерное раболепие в данном случае неуместны. Жан-Баттист на своем веку повидал многое, и место свое занимает неспроста, думаю, отлично разбирается в людях, поэтому наиболее выгодно мне быть самим собой, демонстрируя, таким образом, лучшие качества. – Глупо, я полагаю, обзаводиться вечной жизнью, бездействуя и паразитируя при этом на теле человечества.

Лазар медленно прошелся по комнате, не сводя с меня внимательного цепкого взгляда, изучая и словно прощупывая со всех сторон. На вид он представительный мужчина средних лет с прекрасными манерами, отличным вкусом, довольно спокойный и уравновешенный в общении, что не мешало ему быть при этом жестким и беспощадным вампиром.

– Жаль, что Вашу точку зрения не разделяет большинство наших собратьев, – констатировал он. – Не было бы нужды в Вашей идее.