Текст книги "Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 37 страниц)

9

Иоанн послал Клеопу и еще одного молодого человека созвать всех, кто приходил к нему раньше, чтобы сообща посоветоваться о том, как можно покинуть Ефес. Через несколько часов в доме апостола собралось множество мужчин, женщин и детей. Из всех собравшихся Рицпа знала только Пармену, мастера кожевенных изделий.

Пармена пришел со своей женой, Евникой, и тремя детьми, Антонией, Капео и Филоменом. У Пармены была своя лавка, в которой продавались его знаменитые кингулы. Эти искусно сделанные из кожи специальные пояса предназначались для римских воинов и служили знаками отличия. Передняя часть таких поясов во время боя защищала воину пах, а во время марша воинов пояса издавали такой звук, что большинству противников поневоле становилось страшно.

Иоанн представил присутствующим и всех остальных, по мере того как те приходили. Тимон, у которого на теле остались следы жестоких побоев, был мастером фресковой живописи. Он попал в сложную ситуацию, когда жрец храма Артемиды вызвал его и приказал написать фреску, прославляющую эту богиню.

– Я отказался. А когда жрец потребовал от меня объяснений, я ответил, что мои убеждения запрещают мне делать что–либо, прославляющее языческих богов. Ему мой ответ явно не понравился.

Жена Тимона, Поркия, держала за руки детей, взгляд у нее был испуганный, затравленный.

– Вчера вечером к нам ворвались какие–то люди, которые перевернули все в доме вверх дном.

– А мама потом плакала, – сказал один из мальчиков, его глаза так и горели от гнева. – Я хочу, чтобы теперь эти люди плакали.

– Тише, Петр, – сказала ему Поркия. – Господь хочет, чтобы мы прощали своих врагов.

Мальчик выглядел явно возбужденным, как и его младший брат Варнава, а совсем маленькие Мария и Вениамин теснее прижались к маме.

Прохор, который был пекарем, пришел со своей женой Родой и сестрой, Камеллой, у которой была дочь, Лизия. Этот человек выглядел совсем измученным, не столько преследованиями за веру, сколько этими двумя женщинами, которые стояли по обе стороны от него. Все трое избегали смотреть друг на друга. Лизия в этой семье была единственной, кто выглядел вполне спокойно.

Пришли четверо молодых людей, которые услышали, что группа христиан собирается покинуть Ефес. Вартимей, Нигер, Тибулл и Агав, которым не было еще и двадцати лет, уже получили от своих родных благословение на то, чтобы идти в мир и проповедовать Благую Весть.

– Здесь столько голосов, – сказал Нигер, – но этого нельзя сказать о Галлии или Британии.

– Мы хотим нести Благую Весть тем, кто ее еще не слышал, – добавил Агав.

Последним пришел Мнасон. На Рицпу сразу произвела впечатление его манера разговора.

Евника наклонилась к Рицпе.

– Это известный гипокрит, – сказала она и улыбнулась. Рицпа обратила внимание, как при этом у Евники загорелись глаза. Очевидно, этой женщине было очень приятно находиться в компании известного актера. – Его часто приглашают выступать перед проконсулом и другими римскими вельможами. Он великолепен, правда?

– Да, – согласилась Рицпа, хотя про себя подумала, что в этом человеке есть что–то неискреннее, наигранное. Было видно, что Мнасон – человек с обостренным чувством собственного достоинства, любящий лоск, в его голосе чувствовалась тщательная выучка, нарочитость. Он привлекал к себе внимание, и ему это нравилось, он практически заранее этого ожидал.

– Мнасон читал псалом царя Давида гостям одного городского чиновника, которые собрались на пир накануне Плебейских игр, – тихо сказала Евника, посадив себе на колени маленькую Антонию.

– А какой псалом он читал?

– Второй. «Служите Господу со страхом и радуйтесь с трепетом. Почтите Сына». Поначалу гости думали, что Мнасон воздает хвалу новому обожествляемому императору, Веспасиану, и его сыну, Титу, нашему новому прославленному кесарю. Но некоторые заподозрили неладное. От Мнасона потребовали объяснений, но в этот момент, по его словам, смелость изменила ему. Он ответил тогда, что автора этих слов вдохновил Бог, но что он якобы не знает, какой именно бог, и пусть каждый из гостей сам решит, что эти слова означают. «Имеющий ухо слышать да слышит», – сказал он им. Большинство гостей подумало тогда, что здесь кроется какая–то загадка, и стало гадать, что же все это значит. Некоторые гости тогда задумались над этими словами всерьез.

К разговору присоединилась Поркия:

– Я не думаю, что Мнасону нужно идти с нами. Он обязательно будет в центре внимания.

Рицпа подумала, что Мнасон привлечет к себе гораздо меньше внимания, чем Атрет. Этот германец тут же затмит собой Мнасона. И для этого Атрету даже не нужно будет открывать рта и что–то говорить. Достаточно будет его физических данных и той харизмы, которой он обладал.

– Единственный корабль, который берет людей, – это корабль из Александрии, – сказал Клеопа. – Он отплывает через два дня, если позволит погода.

– А куда он направляется? – спросил Иоанн.

– В Рим.

– В Рим! – потрясенно произнес Прохор.

– Ты когда–нибудь слышала, как выступает Мнасон? – спросила Евника Рицпу.

– Нет, – сказала Рицпа, желая при этом, чтобы ее собеседница больше внимания уделяла своим сыновьям, Капео и Филомену, которые никак не могли поделить какую–то игрушку, и оставила Рицпу в покое, чтобы она могла послушать, о чем говорят мужчины.

– Господь наградил его удивительным голосом и памятью, – продолжала Евника, забыв о перебранке своих детей и с восхищением глядя на Мнасона. – Когда он стал христианином, ему захотелось выучить наизусть Писание, и он сделал это. Он может без конца цитировать псалмы, знает полностью послание Павла нашей церкви. И когда он читает что–то из Писания, мне кажется, что я слышу голос Бога.

– Мне кажется, что здесь преследования усиливаются, – сказал Пармена.

– Мама, мы поплывем в Рим? – спросила Антония, растерянно и испуганно глядевшая на то, с каким эмоциональным настроем говорили между собой взрослые. Евника поцеловала девочку в щечку.

– Куда бы мы ни поплыли, Господь всегда будет с нами, – сказала она, поглаживая дочку по волосам.

– Как мы поплывем в Рим? – сказала Поркия, чье лицо побледнело и вытянулось. – Кто защитит нас?

– Нас защитит Господь, – произнес Мнасон, к голосу которого тут же все прислушались.

– Так же как защитил нас здесь? – воскликнула Поркия со слезами на глазах. – Как защитил Стахия и Амплия? Как защитил Юнию и Персиду? Как защитил Хадассу? – с надрывом перечисляла она тех христиан, которых приговорили к смерти на арене.

– Тише, Поркия. – сказал ей Тимон, смущенный ее эмоциональным взрывом.

Но женщину уже было не остановить:

– Тебя самого избили, Тимон. Все, ради чего мы трудились, погибло. Мы теперь боимся за свою жизнь, за своих детей. И теперь мы еще собираемся в Рим, где из христиан делают факелы, чтобы освещать свои арены? Да лучше я сдохну в пустыне от голода.

Маленькая Мария заплакала:

– Я не хочу умирать от голода.

– Ты пугаешь детей, Поркия.

Женщина крепче прижала к себе двух малышей.

– А как же наши дети, Тимон? Мария и Вениамин такие маленькие, что еще вообще не понимают, что значит верить в Иисуса. Что будет, если…

– Довольно! – оборвал ее Тимон, и Поркия замолчала, борясь со слезами.

Рицпа положила ладонь на руки Поркии и сжала их. Она хорошо понимала страх этой женщины, потому что сама больше всего беспокоилась о Халеве. Для чего она пришла сюда, к Иоанну, как не для того, чтобы придумать, как защитить Халева от происков Серта? Она хотела, чтобы Халев вырос сильным в Господе, а не в рабстве, будучи заложником против собственного отца. Если Атрет или Серт отберут у нее Халева, он никогда не сможет узнать Господа.

О Боже, покажи, как нам вывезти отсюда наших детей. Есть ли где–нибудь такое место, где можно поклоняться Богу свободно, никого не боясь? Можно ли вообще будет когда–нибудь увидеть, как люди возводят храмы, для того чтобы воздавать славу Богу, а не каким–то мертвым языческим идолам? Рим терпимо относится ко всем религиям, которые выдумали себе люди, но отвергает Самого живого Бога, Который сотворил и Рим, и весь мир со всеми, кто его населяет. Рицпа закрыла глаза.

Отец Всемогущий, Ты сотворил небеса над нами и мир вокруг нас. Все остальные религии человек придумал, чтобы достичь Бога, Истинный путь – это стремление Бога достичь людей, когда Ты оставил престол и принял облик человеческий. Всякая религия, созданная людьми, приводит человека в рабство, но Христос готов с любовью принять каждого человека, освободив его.

О Отец, почему мы так слепы? Во Христе Иисусе мы свободны. Нам нет нужды чего–то бояться. Даже раб может обрести крылья и парить в небесах. Даже раб может открыть свое сердце, чтобы Бог обитал в нем. Почему Мы не можем принять этот дар и убедиться в том, что ни стены, ни оковы, ни даже смерть не могут поработить сознание, сердце и душу, которые принадлежат Христу?

Только увидев, в каком страхе пребывает Поркия, Рицпа увидела собственные недостатки.

Ты – моя поддержка, Иисус, и моя жизнь. Прости мне забывчивость.

После молитвы Рицпа почувствовала прилив радости, такой яркой и теплой, что ей хотелось петь от переполнявших ее чувств.

– Даже страх можно обратить на исполнение Божьей воли, – говорил тем временем Иоанн Поркии. – Я боялся смерти в ту самую ночь, когда Иисуса схватили в Гефсиманском саду. Меня охватило отчаяние, когда я видел, как Он умирал. Страх оставался во мне даже после того, как я узнал, что Иисус воскрес. Мне было страшно, когда по приказу царя Ирода моего брата, Иакова, зарубили мечом. Иисус доверил мне заботу о Своей Матери, и мы с братьями были вынуждены вывезти Ее из Иерусалима в безопасное место. Я привез Ее сюда, в Ефес, где Она и жила до тех пор, пока не ушла в вечность, к Господу.

Иоанн грустно улыбнулся.

– Мы все знаем, что такое страх, Поркия, и в нашей жизни наступают моменты слабости, растерянности. Но страх не от Бога. Бог есть любовь. А в любви страха нет, но настоящая любовь изгоняет страх. Иисус Христос – наше убежище, наша крепость против всех врагов. Доверься Ему.

Рицпа почувствовала, что Поркия успокоилась. Слова Иоанна отражали живущую в нем веру во Христа. В присутствии апостола невозможно было не поверить. Но что будет потом?

Когда все слушали апостола, Тимон подошел к Поркии и положил ей руку на плечо. Поркия положила свою ладонь на его руку и посмотрела на него.

– Преследования заставили нас покинуть Иерусалим, – сказал Иоанн, – но Христос обратил это во благо. Куда бы мы ни пошли, будь то Ефес, Коринф, Рим или даже такое удаленное место, как Германия, – добавил он, улыбнувшись Рицпе, – Сам Господь идет с нами. И когда мы несем Благую Весть Его детям, Он заботится обо всем.

Германия, – подумала Рицпа. Наверное, не такое уж это варварское место, как она себе представляла.

Пока мужчины обсуждали, как лучше покинуть Ефес и Ионию, Рицпа почувствовала невероятную усталость. Повернувшись на бок и прижав к себе Халева, она уснула. Прошло какое–то время, и Халев разбудил ее. Он проголодался. Приподнявшись, Рицпа увидела, что кто–то накрыл ее одеялом и оставил рядом горящую жаровню. Гости ушли. Начав кормить Халева, она подошла к окну и посмотрела на улицу. Того, кто следил за ней, на том месте уже не было.

В комнату вошел Клеопа.

– A-а, ты уже проснулась.

– Он ушел, – сказала Рицпа, отойдя от окна.

– Несколько часов назад его кто–то сменил. Этот новый человек сейчас в фануме, на другой стороне улицы. Садись. Тебе надо поесть, прежде чем ты уйдешь. Времени у тебя осталось мало, а мне надо многое сказать тебе. Я разбудил Ликию. Она согласилась поменяться с тобой одеждой. Она пойдет в твоей одежде, со свертком размером с Халева. Будем надеяться, что тот, кто следит за тобой, последует за ней. – Клеопа вышел и вернулся через несколько минут с подносом, на котором была разложена еда, и с кувшином разбавленного вина. Пока Рицпа ела, он подробно объяснял ей то, о чем шел разговор накануне вечером, когда она спала.

– Мы сделаем все так, как договорились. Тебе только нужно сообщить об этом Атрету и быть на корабле завтра в полночь.

– А кто–нибудь из тех, кто поплывет с нами, знает, как добраться до родины Атрета?

– Нет, но Иоанн отправился поговорить с одним человеком, который был в Германии десять лет назад. Его зовут Феофил, и он хочет нести Благую Весть к границам империи. Если он решит отправиться с тобой и Атретом, он покажет путь. Если нет, он сможет нарисовать карту и объяснить, как лучше всего туда попасть.

– Наверное, я его не знаю.

Клеопа улыбнулся.

– Если бы ты его хоть раз видела, ты бы его не забыла.

10

На следующий день Атрет вошел через открытые, никем не охраняемые ворота. Он попал на виллу через задний вход и, миновав бани и гимнасий, пошел по внутреннему коридору. Лагос сидел на кухне, ел нехитрую еду и разговаривал с поваром, когда в дверях появился хозяин. Оба удивленно уставились на него.

– Мой господин! – воскликнул Лагос и вскочил, задев стол. Взяв со стола пресный хлеб, Атрет разломил его, уселся и начал есть. Через несколько минут повар принес блюда с фруктами, нарезанным мясом и вареными яйцами и поставил перед Атретом.

– Рицпа вернулась?

Лагос слегка нахмурился.

– Нет, мой господин. Я думал, ты выгнал ее.

– Выгнал…

– Прикажешь послать за ней, мой господин?

– А ты знаешь, где ее искать? – сухо спросил Атрет.

– Где прикажешь, мой господин.

Усмехнувшись, Атрет съел яйцо. Проклятая женщина. Он знал, где живет апостол. С него Атрет и начнет. И когда он найдет эту обманщицу, она пожалеет, что вообще на свет появилась.

Он молча доел все, что было разложено перед мим. Не обратив внимания на красивый серебряный кубок, стал пить вино прямо из кувшина, опустошил его и поставил на стол с таким грохотом, что оба раба так и подскочили на месте. Презрительно оглядев их, германец вытер ладонью губы и встал.

– Пришлите Силу в мою комнату, – сказал он и вышел.

К тому времени, как охранник пришел к нему, Атрет уже оделся в новую тунику и застегивал кожаные ремни своего тяжелого пояса.

– Мы идем в город, – сказал он Силе, взял свой кинжал и засунул его в ножны.

– Я позову еще охрану, мой господин.

– Нет. Я пойду только с тобой. Много охранников привлекут внимание. – Атрет засунул кинжал за пояс и надел длинную арабскую одежду. – Рицпа взяла то, что я должен вернуть.

– Рицпа? Но она была здесь недавно.

Атрет резко повернулся к нему.

– Здесь?

– Да, у ворот, не больше часа назад. – Его лицо заметно побледнело. – Сказала, что хочет поговорить с тобой, но я отослал ее.

– И ничего мне не сказал?

Сила стоял, как каменный, с бледным лицом.

– Ты ведь выгнал ее, мой господин. Твои приказания были очень четкими.

Атрет от злости не мог найти слов. Но через секунду к нему вернулся дар речи:

– Где она сейчас? Говори, идиот!

Сила перевел дух.

– Она ушла, мой господин.

– Куда она ушла?

– Не знаю, мой господин, – заикаясь, сказал Сила. – Она повернулась, а я закрыл ворота.

Атрет схватил его за горло, внутри у него все кипело.

– Тогда иди и найди ее, и побыстрее, – произнес он сквозь зубы и отшвырнул охранника от себя.

Сила тут же выбежал, и звук его кингулы громко разносился по вилле, когда он бежал вниз по коридору. Атрет вышел на балкон и уставился на дорогу. Рицпы нигде не было видно. Выругавшись, он снова вернулся в спальню. Раздражение закипало в нем, он сорвал с себя арабскую одежду и разразился проклятиями на германском языке.

В доме все было тихо. Разумеется, все слуги попрятались по углам.

Атрет снова вышел на балкон. Ворота оставались открытыми. Сила бежал по дороге, ведущей в город. В отчаянии Атрет стиснул зубы.

– Атрет, – услышал он вдруг тихий голос за спиной. Обернувшись, он увидел Рицпу, стоявшую на пороге его комнаты, приложив палец к губам. Входя, она тихо закрыла за собой дверь.

Раздосадованный тем, что при ее появлении его сердце забилось чаще, Атрет был немногословен:

– Ты опоздала!

Рицпа удивленно засмеялась.

– Но мне оказали у ворот не очень приветливый прием. Пришлось пробираться сюда тайком.

Внутри у Атрета по–прежнему бушевали эмоции. Рицпа раскраснелась, ее глаза горели. Но самым худшим было то, что она казалась спокойной, умиротворенной, в то время как он эти два дня места себе не находил.

– Сила сказал, что не пустил тебя. Как же ты пробралась сюда?

Он говорил таким тоном, как будто не хотел ее возвращения.

– Кто–то оставил задние ворота открытыми, – Рицпа развязала шаль, проходя через комнату. – Ты?

– Упущение, – произнес он. Ему это и в голову не пришло, когда он сегодня прошел через заднюю дверь, возвращаясь из леса.

Рицпа улыбнулась Атрету, положив Халева на его огромную постель.

– Если бы она была закрыта, я бы перебралась через стену. – Его сын радостно засмеялся и задергал ножками, почувствовав неограниченную свободу.

– А я уже собрался было тебя искать, – сказал Атрет, дотронувшись до ее талии и отстраняя в сторону, чтобы подойти и взять на руки сына.

Рицпа обратила внимание на нож у него за поясом.

– Ты собирался перерезать мне горло, как только меня найдешь?

– Не исключал этого, – сказал Атрет и улыбнулся малышу, пытавшемуся ухватиться за его волосы. Он уткнулся носом в шею мальчику, явно радуясь тому, что сын снова с ним.

– Теперь ты видишь, Атрет, что можешь доверять мне.

– Возможно, – сказал германец, не глядя на Рицпу. – Ты сдержала свое слово. На этот раз. – Он снова положил Халева на постель. Вынув из–за пояса кинжал в ножнах, он бросил его рядом с сыном. Халев повернулся на бочок и дотронулся до кинжала.

– Что ты делаешь? – испугалась Рицпа и тут же бросилась к постели, чтобы забрать эту «игрушку».

Атрет схватил ее за руку.

– Не мешай ему.

– Я не позволю! – Рицпа попыталась вырваться.

Атрета поразило то, какие у нее хрупкие кости, и он старался быть осторожнее, чтобы не сломать ей руку.

– У него все равно пока не хватит сил, чтобы вынуть кинжал.

– Ребенку не нужны такие игры, – сказала Рицпа и попыталась дотянуться до кинжала другой рукой. Атрет оттащил ее назад. Она взглянула на него и замолчала. Он смотрел своими голубыми глазами в ее черные глаза. Она не могла понять, о чем он думает, да и не знала, хочется ли ей это понять. В его взгляде можно было прочесть многое, о чем она предпочитала не думать.

– Он – сын воина, – сказал Атрет, глядя на ее губы, – и когда–нибудь он сам станет воином.

– Не стоит обучать его этому с семимесячного возраста.

Атрет едва заметно улыбнулся, проведя большим пальцем по гладкой и мягкой коже ее запястья. Потом он отпустил ее руку. Рицпа тут же отвернулась, взяла у Халева кинжал и положила его на столик возле кровати. Халев, лишенный новой интересной игрушки, перевернулся на спину и нетерпеливо закричал. Рицпа тут же вынула из складок своего пояса деревянную трещотку и потрясла ею над мальчиком. Звук трещотки отвлек Халева, но когда она вложила погремушку ему в руку, он немного потряс ее и швырнул так, что она пролетела мимо головы Рицпы.

Атрет довольно ухмыльнулся.

– Да-а, это мой сын.

– Действительно, – сухо согласилась Рицпа, наблюдая за тем, как личико Халева постепенно краснело и он начинал кричать все громче.

Атрет сжал губы. Он снова взял со стола кинжал и показал его Рицпе.

– Он в ножнах, – сказал он, – видишь?

После этого он опять положил кинжал рядом с Халевом. Когда Рицпа снова попыталась отобрать его у ребенка, он схватил ее за руку и повернул к себе.

– Оставь его. Он не причинит этим кинжалом себе никакого вреда. Лучше расскажи мне, что ты узнала за эти два дня.

Рицпа вздохнула, но больше не пыталась забрать оружие у ребенка. Атрет все равно снова даст ему этот кинжал.

– Мы можем отплыть в Рим завтра утром, на рассвете. Сейчас самое главное для нас – добраться до корабля.

– Хорошо, – сказал Атрет, впервые за долгое время почувствовав удовлетворение. Он отправится домой! – Значит, тех денег, что я тебе дал, оказалось достаточно.

– Их хватит только на часть пути, но тебе нечего беспокоиться. Иоанн и остальные позаботятся о средствах на оставшуюся дорогу.

Атрет нахмурился, его мускулы опять невольно напряглись.

– Остальные? Что еще за остальные? – Его глаза помрачнели. – Скольким еще людям ты разболтала о наших планах?

– Двадцать человек…

– Двадцать!

– …отправятся вместе с нами. – Увидев выражение его лица, Рицпа подняла руку. – Сначала выслушай, а потом разрывайся от злости и теряй голову. – Она как можно быстрее рассказала ему об остальных беглецах. Когда же она закончила перечислять всех, кто решился на побег, кроме одного, которого лучше было не упоминать, по крайней мере сейчас, Атрет произнес всего одно слово по–гречески, но такое, от которого Рицпа сначала съежилась, а потом покраснела.

– И мне надо будет охранять этих твоих… попутчиков, – сказал он, сверкая на нее глазами.

– Я этого не говорила. Мы просто будем все вместе.

– Лучше я отправлюсь один.

– Если так, то заявляю тебе перед Богом: мы с Халевом останемся здесь.

В глазах Атрета загорелся настоящий огонь.

О Господи, я опять оступилась! Рицпа закрыла глаза, но тут же снова открыла их и посмотрела на германца.

– Атрет, ну неужели тебе так же наплевать на судьбы этих людей, как Риму наплевать на твою? Неужели ты допустишь, чтобы с ними поступили так же, как когда–то поступили с тобой? Им действительно необходимо бежать из Ефеса, – сказала она. – Если они останутся здесь, для них все кончится ареной.

Атрет стиснул зубы, но ничего не сказал.

– Рим все менее терпим к истине, – продолжала Рицпа. – Никто из правителей не понимает нашей веры. А большинство из них считает, что мы вообще проповедуем бунт против империи.

– Бунт? – удивившись и одновременно заинтересовавшись, переспросил Атрет.

– Рим считает богом своего императора, но существует только один истинный Бог, Христос Иисус, наш Господь, Который умер за нас и воскрес из мертвых. Сам Иисус призвал нас отдавать кесарево кесарю. Мы платим налоги. Мы повинуемся законам. Мы проявляем уважение и отдаем почести там, где это необходимо. Но все свои дела и всю свою жизнь мы посвящаем славе Господа. И поэтому сатана натравливает этих людей, чтобы уничтожить нас.

Из всего того, что сказала Рицпа, Атрет понял только одно.

– Бунт, – снова произнес он, как бы пробуя слово на вкус. – Значит, если эта вера распространится по всей империи, Рим может пасть на колени.

– Все не совсем так, как ты думаешь.

– Она может ослабить империю.

– Нет, но она может выхватить меч из ее рук.

Атрет тихо засмеялся, и его смех прозвучал довольно ехидно.

– Но, если отнять у Рима меч, Рим погибнет.

Рицпа никогда не видела в глазах Атрета такого огня, такого азарта.

– Не погибнет, Атрет. Он изменится.

– Мы отправляемся с ними, – сказал германец решительным тоном. – Я готов поддержать все, чего Рим боится.

Рицпа хотела что–то сказать, но тут раздался стук в дверь.

Атрет быстро подошел к двери.

– Кто там? – спросил он, прислушавшись.

– Галл, мой господин. Сила так и не нашел эту женщину.

– Она здесь, со мной.

Халев радостно замычал, достав ртом до кожаных ножен.

– Сила очень обрадуется, мой господин. А она принесла назад твоего сына?

Рицпа вся напряглась при этом вопросе.

– Атрет, не надо…

В этот момент Атрет открыл дверь и Галл увидел ее.

– Да, она принесла его. А теперь возвращайся на свой пост. Ты нам понадобишься позднее.

– Она вернется в город, мой господин?

– Я пойду вместе с ней. – Закрыв дверь, Атрет повернулся к Рицпе. Та слегка нахмурилась. – Что тебе не нравится?

Она покачала головой.

– Мне кажется, я становлюсь похожей на тебя. Такой же недоверчивой. Я бы никому в этом доме не рассказывала о том, что Халев со мной и что мы сегодня уходим. В особенности Галлу.

Атрет прищурил глаза.

– Я выкупил его из лудуса. Он обязан мне жизнью.

Рицпа закусила губу, но ничего не сказала. Она подозревала, что в доме полно шпионов. Она также знала, что Галл один из них. Однажды, стоя на балконе соседней комнаты, она видела, как он говорил с каким–то человеком через небольшое окошко в воротах. Спустя мгновение тот человек отошел и присоединился к другому, сидящему в тени терпентинного дерева. Они о чем–то кратко переговорили, и потом один из них направился в Ефес. Сам Атрет позднее сказал ей, что сидящие под этим деревом – люди Серта. Рицпе стало интересно, есть ли еще в доме шпионы, кроме Галла, которые наблюдают за тем, что Атрет говорит и делает, и сообщают Серту.

И теперь, глядя в холодное лицо Атрета, Рицпа пожалела о том, что высказала ему свои подозрения. Она испугалась того, что он может сделать с этими людьми.

– Мы можем уйти, никому не сообщая об этом, – сказала она. – Галл ведь не знает, куда именно мы идем.

Атрет прошел мимо нее. Пройдя через комнату, он подошел к балкону и выглянул на улицу.

В этот момент Халев заволновался, и Рицпа села на постель рядом с ним, чтобы успокоить его. Она игриво покусывала пальчики его ног, и смех ребенка заставил засмеяться и ее. Мальчик выпустил из рук кинжал в ножнах, а Рицпа, продолжая играть с малышом, одновременно убрала кинжал так, чтобы он не мог не только дотянуться до него, но и его видеть. Невозможно придумать более отвратительной игрушки для ребенка.

Атрет по–прежнему стоял возле балкона, что–то высматривал на улице и ничего не говорил. Рицпе не нравилась эта его холодная сосредоточенность. Зачем только она заговорила о своих подозрениях?

Пробормотав проклятие, Атрет повернулся к ней.

– Что случилось? – спросила она.

– Ты была права, – сказал он, пройдя через комнату.

Ее сердце тревожно забилось. Какой будет цена моих слов, Господи?

– Подожди! – она вскочила и подбежала к двери, чтобы преградить ему путь. – Куда ты идешь? Что ты собираешься делать?

– То, что нужно, – сказал он и оттолкнул ее с дороги.

– Атрет, прошу тебя…

– Накорми ребенка и собери его в дорогу.

– Атрет, не надо…

Дверь за ним закрылась.

Когда Рицпа попробовала открыть дверь, Атрет снова закрыл ее и запер на засов.

– Молчи и ни с кем не разговаривай, – приказал он, когда она снова попыталась его окликнуть.

* * *

Атрет спустился по лестнице и направился через атриум. Он пошел по коридору, ведущему в гимнастический зал, а не к передней двери. С Галлом он разберется позднее. А сейчас ему нужно сделать все, чтобы Серт не получил последних сообщений.

Проходя через гимнасий, он снял со стены фрамею. Затем он устремился в бани, прошел между двумя бассейнами и вышел на задний двор. Выйдя за ворота, он направился вдоль южной стены, подальше от дороги, чтобы Галл и Сила не смогли его заметить.

Он быстро нагнал человека, с которым Галл говорил возле ворот. Тот человек одиноко шел по дороге, торопился доставить Серту важную информацию. Атрет узнал его по лудусу.

– Гай! – окликнул Атрет, и человек резко обернулся. Увидев Атрета, он застыл, но уже через мгновение бросился бежать. Это промедление оказалось для него смертельным, фрамея ударила его в спину, и он рухнул на землю, в пыль.

Атрет оттащил убитого с дороги и столкнул его в придорожные кусты.

Вынув фрамею из тела убитого, Атрет посмотрел на небо и прикинул, сколько времени осталось до захода солнца. Еще два часа. Теперь, когда посланник Галла к Серту был обезврежен, они могли дождаться сумерек.

* * *

Когда Атрет открыл дверь и снова вошел в спальню, он увидел Рицпу, стоящую возле балкона и смотрящую из окна. Она резко обернулась к нему, ее лицо было бледным, заплаканным, в красных пятнах.

– О, слава Богу! – воскликнула Рицпа, убедившись в том, что ничего страшного не произошло. Галл по–прежнему стоял у ворот. – Я так боялась, что ты убьешь его. Я все время молилась, чтобы ты не брал на себя грех из–за моей… – Атрет в этот момент остановился и уставился на нее – лицо его было лишено эмоций, глаза ничего не выражали. Рицпа снова встревожилась. – Куда ты ходил? – спросила она дрожащим голосом. – Что случилось?

Атрет отвернулся.

– Мы уйдем, как только зайдет солнце. – Он взял с постели кинжал и засунул его себе за пояс. Потом он снова повернулся к ней, и его безжизненные глаза заблестели, подобно голубым стекляшкам. – Не вздумай предупредить Галла. Помни, что решается судьба Халева.

Испытывая невероятное напряжение, Рицпа накормила Халева, умыла его и перепеленала, подготовив к долгому пути. Последующие два часа Атрет ничего не говорил. Рицпа никогда в жизни не встречала такого неразговорчивого и хладнокровного человека.

О чем он думал?

– Оставайся здесь, – сказал вдруг Атрет и вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Она услышала, как он звал Лагоса, а потом, спустя всего минуту, отдавал какие–то нетерпеливые приказания.

Он хотел, чтобы немедленно был приготовлен роскошный пир. Он хотел, чтобы Пилия вымылась и нарядилась в лучшие свои наряды. – Скажи ей, что она будет танцевать для меня.

Рицпа уже решила, что он сошел с ума.

– Сколько в доме золотых монет?

Лагос сказал ему.

– Принеси их мне. Я хочу сам подсчитать.

– Да, мой господин, – сказал Лагос, привыкший к странным переменам в настроении Атрета. Он вернулся через несколько минут.

– Сегодня утром задние ворота были открыты, – услышала Рицпа голос Атрета. – Скажи Силе, чтобы он встал там на страже, пока я не прикажу ему оставить этот пост. – Каждому слуге в доме было дано какое–то приказание или поручение. – Но сначала золото. Иди! – Сказал Атрет, и Рицпа услышала, как сандалии Лагоса спешно застучали по мраморному полу.

Атрет тем временем открыл дверь, прошел в комнату и взял неприметный плащ. Надев его, он привязал мешочек с золотыми монетами к тяжелому кожаному ремню с медными украшениями. Только сейчас Рицпа поняла, чего добивался Атрет. Он разослал слуг с разными поручениями, чтобы отвлечь их внимание от верхнего коридора и атриума. Дрожа от волнения и страха, Рицпа взяла Халева и привязала его к себе шалью.

– Пошли, – сказал Атрет, и она последовала за ним.

Атрет осторожно шел впереди по ступеням. Никто не заметил их ухода, пока они не вышли из дома и не пересекли пустой двор.

Но тут появился Галл, который остановился и стал наблюдать за ними.

Когда Рицпа посмотрела на холодное лицо Атрета, ее сердце забилось чаще.

– Атрет…

– Заткнись, – оборвал он ее грубым шепотом. – Еще одно слово из твоих уст, и, клянусь всеми богами, я… – Его недосказанная угроза повисла в воздухе.

Галл перешел со своего поста к передним воротам.

– Прикажешь позвать Силу и других слуг, мой господин?

– Нет. С нами пойдешь ты. – Атрет прошел мимо него и сам открыл ворота. Кивком головы он приказал Галлу идти вперед. Рицпа подняла голову, Атрет больно сжал ей руку, удержав ее на месте. – Ты пойдешь тогда, когда я тебе скажу.

– Атрет, ради Божьей любви…

Он с силой вытолкнул ее за ворота.

Они пошли по дороге мимо теревинфа. Там никого не было. Они двинулись дальше; здесь дорога заворачивала, и со стороны виллы их уже не было видно.