Текст книги "Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]"

Автор книги: Франсин Риверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 37 страниц)

38

Разгоряченный от гнева Атрет вышел из дома. Если бы он остался там еще на минуту, то точно поколотил бы своего брата, а потом принялся бы и за остальных. Пусть же Бог прольет им горящую серу на головы! Они это заслужили.

Тут он увидел Марту, сидящую за своей работой на другой стороне улице, и направился к ней.

– Ты не видела Рицпу?

– Она пошла в ту сторону, – сказала Марта, избегая встречаться с братом глазами. Лицо у нее было бледным.

– Ты плачешь?

– Почему ты так решил? – спросила Марта, проталкивая челнок между ниток.

– По тебе все видно. Что случилось?

– Ничего. Ничего особенного. – Руки женщины заметно затряслись. У нее перед глазами все еще стояло лицо Рицпы в тот момент, когда она позвала Эльзу и Дерека. Удивление. Боль.

Ей было стыдно.

– Что–то с матерью?

– Нет.

Атрет раздраженно взглянул на нее.

– Почему ты говоришь таким тоном?

– Каким? – Марта повернула к нему голову, приготовившись защищаться.

– Не разговаривай со мной так, Марта. – Неужели и сестра настроилась против него?

– А почему нет? – сказала женщина, и ее эмоции выплеснулись наружу. – Ты же считаешь, что имеешь право кричать на меня, на Вара, Юзипия и остальных? – Марта встала. – Не спрашивай, что случилось со мной, Атрет. Скажи лучше, что случилось с тобой. – Она со слезами убежала в свой дом.

Атрет смотрел ей вслед, растерявшийся и еще более огорченный.

– С ней все будет в порядке, – раздался вдруг за его спиной знойный голос.

Обернувшись, Атрет увидел Аномию. В этот момент ему меньше всего хотелось ее видеть.

Аномия пристально смотрела на него, пока он медленно оборачивался в ее сторону. Туника сидела на ней идеально, и юная жрица прекрасно знала о том, как белая полотняная одежда идеально подчеркивает ее изящную фигуру.

Атрет обратил на это внимание. Тут он ничего поделать с собой не мог. Аномия умело выдержала паузу, наслаждаясь своей победой. Его глаза померкли. Прекрасно. Она пробудила в нем похоть, и ему приходится бороться со своими чувствами. Ну и пусть борется. Тем значительней будет ее окончательная победа. И страсть.

– Нам нужно поговорить, – сказала она.

– О чем?

Такой немногословный. Все чувства напряжены.

– Я тут слушала, что ты сегодня говорил. Тот Бог, о Котором ты рассказываешь… кажется мне интересным.

– Да, действительно, – сухо произнес Атрет.

Аномия улыбнулась ему.

– Ты мне не веришь?

– А я обязан?

Он не похож на Вара, но это даже хорошо. Вар скучный, слабый, предсказуемый.

– Может, ты боишься говорить о своем Иисусе с молодой жрицей Тиваза?

Атрет сжал губы.

– Я просто не могу спокойно смотреть, как младшая сестра Ании несет какое–то служение.

Аномия не показала ему, что разгневалась. Как он смеет насмехаться над ней, как будто над какой–то глупой и хилой девчонкой? Скрыв свои истинные чувства, Аномия иронично надула губы, изобразив притворное удивление.

– Может, ты боишься, что я задам тебе вопрос, на который ты не сможешь ответить?

Атрет посмотрел на нее с вызовом.

– Спрашивай.

– Как мы можем отвечать за то, что сделали какие–то мужчина и женщина тысячи лет назад?

Атрет рассказал ей о встрече Адама и Евы с сатаной, повторив то, что когда–то рассказал ему Феофил, но жрица только засмеялась.

– Забавная, но глупая история, Атрет. Неудивительно, что никто тебе не верит.

– Что же в ней глупого?

Аномия сделала вид, будто удивилась его вопросу.

– Как легко тебя одурачили, – сказала она, изобразив на лице огорчение. – Ты сам–то подумай, что говоришь. Почему мы должны быть виноваты в том, что тысячи лет назад сделали какие–то мужчина и женщина в том месте, которого ты сам никогда не видел и о котором никогда не слышал? Ты был там? Нет. Может, я там была? Тоже нет. Ты бы мог стоять и спокойно смотреть, как кто–то соблазняет твою жену? Я всеми силами пыталась представить себе такое, но… – Аномия выдержала эффектную паузу, как будто с ней произошло что–то очень неприятное. Потом она повернула голову в сторону леса, где римлянин заканчивал строительство своего грубенхауза.

Взглянув мельком на Атрета, она увидела, что Атрет смотрит туда же. Он – страстный мужчина, и в нем легко пробудить самые разные эмоции. Поэтому нетрудно будет пробудить в нем подозрительность по отношению к этому римлянину и сомнения в верности маленькой ионийской ведьмы.

Атрет нахмурился. Где же Рицпа? Он велел ей выйти, думая, что она вернется, как только Халев успокоится. И вот теперь ее уже нет больше часа. Атрету стало не по себе от мысли о том, что она осталась наедине с другим мужчиной, пусть даже с Феофилом.

Аномия с нарастающим раздражением почувствовала, что Атрет забыл про нее. Он двинулся прочь, но она преградила ему путь и положила руку ему на плечо.

– Куда ты, Атрет?

– Искать жену.

Она видела, как Атрету хочется поскорее отыскать жену, и ревность разожгла ей кровь. И что он нашел в этой смуглой чужестранке?

– Она в лесу, с этим твоим другом из Рима, – сказала Аномия, посеяв в нем семя злобы.

Атрету не понравилось, как она это сказала. Что за игру она затеяла?

– Еще один вопрос, Атрет. Что это за непонятный грех такой, в котором ты якобы виновен? И почему ты позволяешь какому–то римлянину убедить тебя в этом? – сказала Аномия, поливая водой семя, которое только что посадила. Глядя в красивое лицо Атрета, она молча помолилась Тивазу, чтобы сомнения в сердце Атрета пустили корни и выросли.

Пусть Атрет отвернется от этого пришельца и повернется ко мне! Нашли на него свои чары. Пусть он станет моим!

Атрет убрал ее руку со своего плеча.

– Поговорим как–нибудь в другой раз, – сказал он и пошел прочь.

Аномия смотрела ему вслед, приоткрыв рот и сжав руки в кулаки.

* * *

Атрет шел по главной улице деревни.

«Она в лесу, с этим твоим другом из Рима».

Атрету стало досадно, что одной этой фразы оказалось достаточно, чтобы пробудить в нем нехорошие мысли. Рицпа еще ни разу не дала ему повода усомниться в ее верности, как и Феофил. И все же какая–то явно лживая фраза заставила заиграть его воображение! Он понимал, что пыталась сделать Аномия, но опять же ничего не мог с собой поделать. И воображение уже рисовало ему картины – его жена лежит в грубенхаузе Феофила…

Атрет издал хриплый и протяжный стон. Он резко замотал головой, пытаясь отбросить от себя такие мысли. Рицпа была полной противоположностью Юлии. Ей и в голову никогда не могло прийти быть замужем и иметь при этом любовника. И все же он чувствовал в себе необходимость разыскать их и развеять свои подозрения.

Все в родных местах складывалось не так, как он думал. Да, он ожидал, что односельчане не примут его веру так просто, но он не рассчитывал на то, что его начнут мучить другие проблемы. Он посмотрел вокруг, на деревню, состоящую из грубо сколоченных хижин, на грязных и неодетых детей, бегавших по улицам, и вспомнил вымощенные камнем улицы и мраморные дворцы Рима. Он сидел в длинном доме, вдыхая запах немытых тел своих односельчан, и вспоминал чистые римские бани, наполненные запахами ароматических масел. Он слушал Вара и других, пил и кричал, лишь бы поддержать спор, и вспоминал при этом о долгих часах, проведенных в спокойных, хотя и жарких спорах с Феофилом. Одиннадцать лет! Одиннадцать долгих, изнурительных лет он мечтал о том, что вернется домой. И вот, теперь он дома… И он не чувствует себя здесь своим.

С Феофилом, римлянином, ему было гораздо легче, чем со своими соплеменниками. Эта мысль угнетала Атрета. Он начинал думать, что предает свой народ, свое наследие, свой род.

Атрет шел через лес, пока не увидел впереди просвет. Феофил сидел возле маленького костра и угощал мясом Халева. При этом он о чем–то говорил, а Рицпа, сидевшая по другую сторону костра, внимательно его слушала. Сцена была вполне невинная – два друга вместе обедают у костра и мирно беседуют, и обоим вполне от этого хорошо. Никаких подозрений у Атрета возникнуть не должно было, но беспокойство оставалось.

Феофил увидел его первым и поприветствовал.

Рицпа повернулась в сторону Атрета и встала. Она улыбнулась ему, и он внезапно почувствовал такую нежность, что у него даже дух захватило. Почувствовал он и еще кое–что. Он понял, что может целиком и полностью доверять жене. Он взял ее руку и поцеловал.

– А я все думал, где ты, – сказал он, и его голос прозвучал неожиданно грубо.

– Папа… папа… – Халев приветливо замахал Атрету куском недоеденного кроличьего мяса.

Атрет радостно засмеялся, почувствовав огромное облегчение. Слова Аномии тут же выветрились из памяти.

– Красиво тут, правда? – сказала Рицпа. – Так тихо, что слышно пение птиц. Посмотри, какой дом получился у Феофила. – Она взяла его за руку. – Пойдем, посмотрим.

Чтобы войти, Атрету пришлось нагнуться, но, войдя в дом, он смог выпрямиться. Дом Феофила оказался больше, чем дома в деревне, и достаточно крепким.

– Хорошая работа, Феофил! – крикнул Атрет из дома. – Ты строишь, как настоящий германец!

Феофил в ответ только рассмеялся.

– Было бы хорошо, если бы и у нас был такой дом, правда? – сказала Рицпа, отойдя от Атрета и обходя все помещение. Атрет взглянул на нее и увидел на ее лице непривычную грусть. Их снова окружила тишина. Он слышал только пение птиц в лесу, да биение собственного сердца в ушах.

Атрет смотрел, как она ходит по вырытому в земле помещению. Было бы хорошо не жить с Варом под одной крышей, даже если при этом им досталось бы только открытое небо над головами. Зато они снова были бы вдвоем.

«Надо сделать все возможное, чтобы у нас был свой дом, – подумал Атрет, глядя на нее. Улыбка осветила его лицо. – И как–можно скорее».

* * *

– Наверное, ты права, – сказал Атрет, лежа на боку и подперев голову рукой. Когда Рицпа не ответила, он улыбнулся и провел пальцами по ее губам. – Не спи, либхен. Нам пора возвращаться.

– Я знаю. Просто я наслаждаюсь тишиной.

Наклонившись, он нежно поцеловал ее.

– Что тебе снилось? Наш собственный дом?

Рицпа провела рукой по его волосам и слегка нахмурилась.

– Твоя мать, наверное, обидится, если ты уйдешь.

Атрет заметил, что она ни словом не обмолвилась о самой себе.

Но она опять была права. Атрет лег на спину и стал смотреть на вершины сосен. Мать и вправду обидится.

– Все было бы лучше, если бы Вар прислушался ко мне.

– Или если бы ты прислушался к нему.

Он резко повернул голову в ее сторону.

– Прислушаться? К чему? К его глупой болтовне о Тивазе?

– Нет, – спокойно сказала Рицпа, – к его страху.

Атрет усмехнулся.

– Вар никогда в жизни ничего не боялся, – сказал он, даже мысли такой не допуская.

Рицпа чувствовала, как гнев Атрета слегка поутих. Она не хотела злить его снова, но ей надо было сказать ему.

– В тот вечер, когда Феофил победил в поединке Рольфа, ты вернулся таким радостным, помнишь?

Атрет тихо засмеялся.

– Еще бы. Бог показал, что Он гораздо сильнее Тиваза.

– Тогда подумай о том, что должны чувствовать твои соплеменники. – Рицпа повернулась и посмотрела на него. – Разве тебе не было страшно, когда Господь воскресил меня из мертвых?

– Еще как, – ответил Атрет, и ему вдруг многое стало ясно.

– К тому же, ты был к этому готов.

– Готов?

– С того самого дня, как мы покинули Ефес, и потом, когда мы скрывались в катакомбах, шли к Альпам, ты слышал Благую Весть. – Рицпа улыбнулась. – Большую часть времени, как ты ни сопротивлялся этому.

Атрет засмеялся.

– Да, выбора тогда у меня не было.

– Сейчас ты смеешься, любимый мой, но тогда тебе было не до смеха.

– Это верно, – сказал Атрет, вспомнив те времена. – Тогда я не смеялся. – В те дни он делал все, чтобы только не слышать Благую Весть. Божье Слово давило на него, не давало ему покоя.

Рицпа положила ладонь на его руку.

– А Вар, твоя мать и все остальные никогда не слышали имени Иисуса, – Рицпа заметила, как напряглось лицо мужа. Она нежно провела пальцами по его бровям. – Бог был терпелив по отношению к тебе, моя любовь. Будь и ты терпелив к этим людям.

Атрет привстал.

– Вар оскорбляет Бога. Он смеется над Ним прямо мне в лицо.

Рицпа быстро помолилась про себя.

– А ты сам так не делал? – сказала она, стараясь выразиться как можно мягче.

Вздохнув, Атрет закрыл глаза и потер заднюю сторону шеи.

Рицпа приподнялась и стала на колени за спиной Атрета. Проведя пальцами по его длинным волосам, она поцеловала его и стала массировать напряженные мышцы его шеи и плеч.

– Их надо любить, Атрет.

– Наверное, мне это не так просто сделать, как тебе.

Рицпа вспомнила, как Марта отозвала детей и как заплакал огорченный Халев, который хотел играть с ними.

– Мне это тоже нелегко, но если мы позволим гневу завладеть нами, на нас будет грех еще больший, чем на них, потому что мы знаем путь спасения. Гневом нельзя достичь Божьей праведности, и он не откроет сердца этих людей для Божьего Слова. Гнев настраивает на противодействие. Поэтому и тебе надо победить в себе свой гнев, Атрет. Иначе ты просто не услышишь, что нам говорят Вар и остальные, и не узнаешь, что мешает им принять Христа.

– Но я не могу просто сидеть и молчать, как ты.

– Тогда говори, но говори с любовью.

– С любовью… – иронично повторил Атрет. Убрав от себя ее руки, он встал и отошел. – Если я последую твоему совету, на это уйдет очень много времени. А мой народ должен принять истину сейчас, пока не поздно.

– Это не мой совет, Атрет. Так учит нас Господь. Помни, чему учили нас самих. «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим… и возлюби ближнего твоего, как самого себя». Любить нелегко. Любовь – это осознанное решение следовать за Иисусом. И если ты любишь Иисуса, ты должен исполнять Его волю. А Его воля в том, чтобы мы любили других так, как Он изначально возлюбил нас.

– Я так не могу.

– Это верно, – сказала Рицпа. – Ты так не можешь.

Атрет с досадой покачал головой, потому что не понимал ее.

– То ты говорила, что я должен, а теперь говоришь, что я не могу. Чего же ты хочешь от меня?

– Я хочу, чтобы ты понял, но, наверное, не нахожу нужных слов, чтобы объяснить тебе все. Я не Феофил, который так хорошо знает Писание. Но я знаю то, что мне говорит Господь.

– И что же Бог говорит тебе?

– До Вара дойдет вовсе не наша любовь, а любовь Христа. И каждый раз, когда над нами хочет взять верх наша собственная гордость, мы должны прислушиваться к Господу.

– То есть, ты хочешь сказать, что я не должен обращать внимания на оскорбления Вара?

– Да.

– И не должен ничего говорить ему в ответ, когда он смеется над Богом?

– Да.

– Быть добрым? – усмехнулся Атрет.

– Да.

– Вар должен научиться уважению, если не к Богу, то хотя бы ко мне как к старшему брату и вождю хаттов.

Рицпа увидела в глазах мужа гнев, гордость, желание оправдать себя. Нельзя было допустить этого. Нельзя было спокойно смотреть на это со стороны. Рицпа беспокоилась за Вара, Фрейю и остальных, но больше всего она беспокоилась о том, что происходит с Атретом.

– Атрет, как ты можешь ненавидеть своего брата и при этом любить Бога?

Он нахмурился, почувствовав, что ее слова запали ему в сердце.

Рицпа увидела это и помолилась про себя: «Господи, пусть он услышит». Она встала и подошла к мужу.

– Если ты гневаешься на Вара, ты идешь против Бога. И чем дольше ты держишь в себе этот гнев, тем больше он становится. Чем больше места ты оставляешь для гнева, тем меньше места у тебя в сердце остается для Господа, и может наступить момент, когда в твоей жизни вообще не останется места для Него. – Рицпа боролась со слезами. Ей так хотелось, чтобы муж все понял. – Неужели ты не понимаешь? Невозможно служить двум хозяевам.

Услышав дрожь в ее голосе, Атрет повернулся к ней. Его сердце смягчилось, когда он увидел слезы на ее глазах. Он протянул к ней руку и дотронулся до ее щеки.

– Какая же ты добрая.

– Путь нам выпал тяжелый, но прямой. – Рицпа положила свою ладонь на его руку. – Если ты любишь Вара, ты служишь Господу, – сказала она, и слезы покатились по ее щекам. – А если ты ссоришься с ним, ты служишь Тивазу.

– И ты готова ему все простить?

– Господь простил нам все.

«Господь простил меня», – подумал Атрет, зная, что его преступления в тысячу раз больше, чем ее. Он притянул ее к себе.

– Я постараюсь, – тихо сказал он и поцеловал Рицпу. Когда она обняла его, его напряжение исчезло. Подняв голову, он посмотрел на небеса. – Я постараюсь.

39

Сердце Аномии забилось чаще, когда она смотрела, как Атрет идет по улице. Совсем недавно он уходил от нее в мрачном, подавленном настроении. Его одолевали сомнения, которые она посеяла в его сердце. И вот теперь, спустя всего несколько часов, он возвращался улыбающимся, обняв одной рукой эту ионийскую ведьму, державшую на руках их сына!

Его смех едва не вывел жрицу из себя. В ее крови вовсю кипела зависть. А когда Атрет наклонился и поцеловал чужеземку, возмущению Аномии не было предела.

Закрыв глаза, она с огромным усилием совладала с бурей, которая бушевала внутри нее. Она вся тряслась от ревности.

Тиваз, бог тьмы! Почему ты допускаешь этот отвратительный брак? Атрет должен принадлежать мне, а не ей! Этот ребенок тоже должен быть моим. Аномия снова посмотрела на Атрета, приоткрыв глаза. Он так прекрасен, так силен, так энергичен. Он должен принадлежать только ей.

Атрет нежно провел рукой по темным волосам чужеземки и снова обнял ее.

Пусть эту женщину постигнет смертельная болезнь! Дай мне вырвать у нее ее сердце и принести его тебе в жертву! Атрет принадлежит мне!

Никто из мужчин, которых Аномии довелось встречать в своей жизни, как среди хаттов, так и среди других племен, не мог сравниться с Атретом по красоте, силе, ауре. В животе у нее свело, сердце забилось в болезненном ритме похоти к тому, кого она так желала, но не могла добиться.

Отдай его мне, Тиваз! Отдай его мне!

Ты получишь то, что заслуживаешь.

Скажи мне только, что я должна сделать, и я сделаю это. Я сделаю все. Все!

Атрет и Рицпа остановились, чтобы поговорить с Мартой, к ним подошли Дерек и Эльза. Маленькая Луиза вышла из дома и направилась прямо к Рицпе. Аномия стала ждать, когда Марта остановит ее. Когда Марта не сделала этого, жрица снова испытала прилив ярости. Эта безмозглая дура ничего не сказала. Сидит себе за своим станком и спокойно смотрит, как ее ребенок подошел к этой ионийке. Аномия же предупреждала ее!

Рицпа, засмеявшись, наклонилась и заговорила с маленькой Луизой. А девочка ее совершенно не боялась. Она дотронулась до нее, и опять Марта ничего не сказала. Рицпа поцеловала Луизу в щеку, а потом дала ей погладить своего сына, спящего у нее на руках.

И вот теперь Марта заговорила. Не со своей дочкой, а с этой ионийкой. Она даже улыбнулась ей!

Аномия скрылась в своем доме. Из ее груди вырвался стон. Ей хотелось кричать. Ей хотелось убивать! Стиснув зубы, она разодрала свою белую полотняную одежду.

– Она еще пожалеет, что не послушалась меня. Она еще пожалеет, – с этими словами Аномия яростно разрывала свою одежду. – Она еще пожалеет об этом. Я заставлю ее пожалеть. Они еще все пожалеют!

Сорвав с плеч порванную одежду, она отбросила ее в сторону. Потом прошла в темный угол и опустилась на колени перед жертвенником, у которого всегда молилась Тивазу.

Раскачиваясь взад–вперед, она молилась своему мрачному богу:

– Открой мне заклинание, которое необходимо мне, чтобы добиться своего. Дай мне силу, чтобы я смогла заставить Марту страдать за ее непослушание.

И тут к Аномии пришло озарение. Оно вошло в ее сознание с шумом, подобным шуму пролетающей стаи саранчи. Шум этот нарастал и стал напоминать шум крыльев голодных летучих мышей.

– Да, – застонала жрица. – Да! Открой мне еще. Еще!

Вооруженная силой черных заклинаний Тиваза, Аномия затрепетала. Она злобно рассмеялась и вскочила на ноги, чтобы исполнять волю своего господа. Ей прекрасно было известно, что и в каких пропорциях смешивать и какими заклинаниями это сопровождать.

Она подошла к своей полке, взяла нужные ей ингредиенты: сонную одурь, змеиный корень, ядовитые ягоды, побеги тисового дерева и, наконец, небольшую шкатулку. Открыв ее, она взяла оттуда матерчатый мешочек. Там находилась драгоценная мандрагора, за которую Аномия отдала весь свой янтарь. Она зажала в ладони корень, напоминающий по виду человеческую фигуру. С вожделением она долго держала корень в руке, потирая его большим пальцем. Мандрагора обладает многочисленными свойствами. Она залечивает раны, способствует исцелению от многих болезней, приносит удачу влюбленным, лечит от бесплодия.

А еще мандрагора может убивать.

Аномия аккуратно положила корень на свой маленький столик, пробормотала заклинания, отрезала от корня небольшой кусок и снова спрятала мандрагору в шкатулку.

Ей не хватало только свежей крови, но это было делом поправимым.

Взяв остро заточенный нож, Аномия стиснула зубы и сделала небольшой надрез на своей правой руке. Ее кровь закапала в чашу. Потом она наложила на рану белый тимьян и тщательно перевязала руку куском белого чистого полотна.

Затем она нарезала и растерла все, что приготовила, и смешала со своей кровью. Когда снадобье было готово, Аномия вылила его в сосуд, стоявший на слабом огне. Тихо напевая, она дождалась, когда снадобье закипело, сняла сосуд с огня и отставила его в сторону.

Удовлетворенно вздохнув, она села и стала ждать наступления темноты.

Когда в небе появились луна и звезды, а деревня погрузилась в сон, Аномия взяла свой ядовитый отвар и проникла в дом к Марте. Там она промазала этим отваром южную часть основания дома. При этом она шептала заклинание, которое должно было дать отвару силу. Закончив работу, она поспешила к себе домой.

Закрыв за собой дверь, Аномия почувствовала неописуемое злорадство и стала, ждать страшных результатов своей работы.

Завтра Марта узнает, что значит быть неверной.

Беда придет очень скоро.

Аномия знала, что Юзипий обратится к ней за помощью, и она, конечно, великодушно поможет. Она откроет Марте причину ее болезни. Не словами. Просто намекнет ей, как бы невзначай, но эти намеки окажутся куда как мучительнее и страшнее. И куда как радостнее для Аномии. Ей так хотелось испытать наслаждение от вида людей, которые мучаются от неосознанного страха.

О Тиваз! Мой, бог, мой бог! Как это великолепно – иметь власть над людьми. Я люблю это. Дай мне больше власти. Больше!

Ты получишь то, о чем и не мечтала.

– Дай мне Атрета.

Если ты будешь служить мне.

– Я буду тебе служить. Я всегда буду принадлежать только тебе. Дай мне то, что я хочу. Дай мне Атрета.

И ее хозяин ответил ей, пробуждая в ней все больше темных желаний, все большую жажду власти, все более мрачные мысли, которые толкали ее все дальше в водоворот нечестивых планов. А она все смеялась в темноте, высокомерно и злорадно.