Текст книги "Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]"
Автор книги: Франсин Риверс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 37 страниц)
ФРАНСИН РИВЕРС
РАССВЕТ НАСТУПИТ НЕИЗБЕЖНО
ЧТО ГОВОРЯТ О СЕРИИ «Под ЗНАКОМ ЛЬВА»
«Роман «Рассвет наступит неизбежно» – эмоциональная драма, которая пробуждает в вас забытые понятия чистоты и нежности. Восхитительная книга!»
Беверли Ла Хей,
президент организации «Concerned Women for America»
«Роман «Рассвет наступит неизбежно» – это история об обыкновенных людях, обладающих необыкновенной верой. Фрэнсин Риверс снова написала книгу, которая полна истины, надежды и учения Бога о беззаветной любви ко всему человечеству. Создавая жизненные персонажи, которые, как и все мы, совершают ошибки и испытывают сомнения, Фрэнсин Риверс делает Атрета, Рицпу и Феофила по–особому близкими для читателя. Это книга напоминает нам о величии Бога и о том, что, если мы доверяемся Ему, Он обращает во благо даже наши недостатки».
Робин Ли Хэтчер,
автор бестселлеров
«Роман «Рассвет наступит неизбежно» через увлекательное повествование о жизни персонажей показывает нам неизбежность гибели зла и силу прощения! Книга захватывающая и в то же время сильная по своему содержанию».
Стивен Артербёрн,
соучредитель и председатель организации «Minirth Meier New Life Clinics»
«Самая настоящая жемчужина христианского свидетельства, лучшая из всех, которые мне только довелось прочесть».
Джилберт Моррис,
автор бестселлеров
«Со времени появления на свет книг Фрэнка Перетти о духовной войне до появления серии романов Фрэнсин Риверс в мире христианских художественных произведений не было книг, обладающих такой же силой. Романы серии «Под знаком льва» не просто показывают всемогущество Бога, но и сами свидетельствуют о том, что они созданы с Божьего благословения. Как и две предыдущие книги, роман «Рассвет наступит неизбежно» сочетает в себе библейские истины с писательским мастерством. Показывая без прикрас все те невзгоды, с которыми сталкиваются христиане, Риверс смело указывает, что некоторые проблемы люди создают себе сами. Будучи незрелым христианином, Атрет должен еще многому научиться, как и Рицпа, чья вера является более зрелой. Феофил – мудрый человек, но в этом вовсе не его заслуга. Вся слава принадлежит Богу. В этом и состоит главная идея романа».
Джейн Оркётт,
обозреватель журналов «The Christian Communicator» и «Affaire de Coeur»
«Я не мог оторваться от романа «Рассвет наступит неизбежно» с того самого момента, как начал его читать! Фрэнсин Риверс обладает удивительным пониманием выбора между гневом и прощением, который стоит перед каждым из нас. Увлекательнейшая книга!».
Д-р Дэвид Ступ,
писатель, руководитель радиопередачи «Minirth Meier New Life»
OCR & SpellCheck: TANYAGOR
Francine Rivers «AS SURE AS THE DAWN», 1995
Христианское общество «Библия для всех», Санкт – Петербург, 2007
ISBN 0–8423–3976–0(англ.)
ISBN 978–5-7454–0969–1(рус.)
Переводчик М. А. Думчев
Моему брату
ЭВЕРЕТТУ МЕЛБУРНУ СТАРШЕМУ
и его жене
ЭВЕЛИН.
Я люблю вас обоих
и благодарна Богу за то,
что трудные времена
не разлучили нас.
ВЫРАЖЕНИЕ ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ
Я хочу выразить благодарность своему мужу, Рику, за его неустанную поддержку и помощь, благодаря которой я могла расправить крылья и парить. Я также благодарю Бога за моих детей – Тревора, Шеннона и Трэвис, – которые преподали мне бесценные уроки, касающиеся жизни и любви.
Я также признательна своему редактору, Карен Болл, за ее талант и опыт, которые помогли ей усилить многие идеи книги и тем самым сделать мою работу лучше. Но, прежде всего, я благодарна Богу за то, что Он помог мне встретиться с редактором, который разделяет мое видение и обладает верой, превосходящей мою.
Вот, вышел сеятель сеять; и когда сеял, случилось, что иное упало при дороге, и налетели птицы и поклевали то; иное упало на каменистое место, где не много было земли, и скоро взошло, потому что земля была не глубока; когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло; иное упало в терние, и терние выросло и заглушило семя, и оно не дало плода; и иное упало на добрую землю и дало плод, который взошел и вырос, и принесло иное тридцать, иное шестьдесят и иное сто.
Марка 4:3–8
Иисус же сказал им в ответ: пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, упав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода.
Иоанна 12:23–24
ПРОЛОГ
79 г. по Р. Х.
Стражник темницы отодвинул засов и пошел впереди. Стук кованой обуви римлянина заставил Атрета вспомнить Капую. Пока он следовал за стражником, от запаха холодного камня и человеческого страха его прошиб пот. Из–за запертой двери доносился чей–то крик. В других камерах кто–то стонал от отчаяния. Атрет и стражник шли дальше, и вдруг Атрет услышал доносящееся издалека пение – голос был необычный и настолько приятный, что он невольно заслушался. Где–то в темноте пела женщина.
Стражник замедлил ход, слегка наклонив голову.
– Ты когда–нибудь слышал в своей жизни такой голос? – сказал он. Пение прекратилось, и он пошел быстрее. – Она здесь уже не первый месяц, и как будто все ей нипочем. Не то, что другие. Жаль, что завтра она вместе с остальными умрет, – добавил он, остановившись перед тяжелой дверью. Затем он отодвинул засов.
Атрет стал на пороге и начал вглядываться в каждое лицо. Сбоку на стене висел факел, который освещал верхнюю часть стены и потолок, остальные уже давно догорели. Большинство узников составляли женщины и дети. Среди них было менее десятка старых бородатых мужчин. Атрет не удивился. Более молодых мужчин берегли для сражений на арене.
Кто–то окликнул Атрета по имени, и он увидел, как какая–то исхудавшая женщина встает из массы грязных и оборванных узников.
Хадасса.
– Эта? – спросил его стражник.
– Да.
– A-а, певица, – сказал стражник. – Так вот ты где! Иди сюда!
Атрет смотрел, как Хадасса пробирается к ним через камеру.
Люди протягивали к ней руки. Кто–то взял ее за руку, и она улыбнулась, прошептала какие–то слова ободрения и пошла дальше. Дойдя до двери, она подняла на Атрета свои яркие глаза.
– Что ты здесь делаешь, Атрет?
Не желая ничего говорить в присутствии римского стражника, Атрет взял ее за руку и вывел в коридор. Стражник закрыл дверь и задвинул засов. Потом он открыл дверь напротив и зажег в том помещении факел, затем вышел и встал в другом конце коридора.
Проследовав за Хадассой в камеру, которую открыл для них стражник, Атрет прислушался к грохоту его удаляющихся шагов и сжал кулаки. Когда–то он поклялся никогда больше не возвращаться сюда, но теперь он снова был здесь, причем по собственной воле.
Хадасса увидела его мучения.
– Тебе ненавистно это место, – тихо сказала она. – Что же привело тебя ко мне?
– Я видел сон. И не знаю, что он значит.
Хадасса чувствовала, в каком он отчаянии, и помолилась Богу о том, чтобы Он наделил ее умением дать Атрету нужный ответ.
– Сядь со мной и расскажи мне свой сон, – сказала она, чувствуя слабость после нескольких дней, проведенных в ужасных условиях заточения, без еды. – Я, может быть, и не знаю этот сон, но о нем знает Бог.
– Я иду сквозь темноту, и темно настолько, что я буквально чувствую, как эта темнота давит на меня. Все, что я могу видеть, – это мои руки. Я иду довольно долго, ничего не чувствуя, хочу найти что–то вечное, незыблемое, и вот я вижу перед собой какого–то скульптора. Перед ним стоит сделанная им статуэтка, мое изображение. Она похожа на те, что продаются на рынке возле арены, но только эта настолько реальна, что мне даже кажется, будто она дышит. Скульптор берет молоток, и я знаю, что он собирается сделать. Я кричу ему, чтобы он не делал этого, но он одним ударом разбивает мое изображение на тысячи кусочков.
Весь дрожа, Атрет встал.
– Я чувствую боль, которой раньше никогда не испытывал. Я не могу пошевелиться. Потом я вижу свои родные места, кругом лес, и я тону в болоте. Рядом стоят отец, мать, жена, друзья – все они давно умерли или погибли. Я кричу, а они лишь смотрят, как я погружаюсь все глубже. Болото сдавливает меня, как та темнота. Но вот передо мной появляется какой–то человек, который протягивает мне руки. Его ладони в крови.
Хадасса смотрела, как Атрет устало присел, откинувшись спиной к противоположной стене.
– Ты взял Его за руку? – спросила она.
– Не знаю, – мрачно ответил он. – Не помню.
– Ты проснулся?
– Нет, – Атрет медленно задышал, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. – Еще нет. – Он закрыл глаза и судорожно сглотнул. – Я слышу крик младенца. Голенький, он лежит на берегу моря. Я вижу, что на него идет с моря волна, и знаю, что она его смоет. Я пытаюсь его взять, но волна накрывает его. И вот тут я просыпаюсь.
Хадасса закрыла глаза.
Атрет откинул голову назад.
– Расскажи мне. Что все это значит?
Склонив голову, Хадасса молилась о том, чтобы Господь дал ей мудрости. Так она сидела довольно долго. Наконец, она подняла голову.
– Я не пророчица, – снова сказала она. – Толковать сны может только Бог. Но кое–что я, наверное, смогу объяснить точно.
– И что же?
– Человек, протягивающий тебе руки, – это Иисус. Я рассказывала тебе, как Он умер, как был пригвожден к кресту, как Он воскрес. Он протягивает к тебе Свои руки. Возьмись за них и держись. В этих руках твое спасение. – Она помолчала. – А вот ребенок…
– Я знаю о ребенке, – на лице Атрета отразилось плохо скрываемое волнение. – Это мой сын. Я много думал о том, что ты сказала мне тогда, когда пришла в пещеру. Тогда я ответил тебе, что мне все равно, что будет с этим ребенком. – Он замолчал, потом заговорил снова. – Я посылал весть о том, что хочу взять ребенка, когда он родится.
Заметив встревоженный взгляд Хадассы, Атрет резко встал и беспокойно зашагал по камере.
– Поначалу я подумал, что, если я заберу его, это причинит боль Юлии. Но желание взять его к себе становилось непреодолимым. И я решил забрать его и вернуться в Германию. Я ждал, и вот, мне принесли весть. Ребенок родился мертвым.
Атрет горько засмеялся.
– Но это была ложь. Ребенок родился живым и здоровым. Она приказала бросить его в горах умирать. – Голос Атрета задрожал от слез, и он провел руками по волосам. – Я тогда сказал тебе, что даже если Юлия положит его к моим ногам, я отвернусь и уйду. Но именно это сделала она. Положила его на камни и ушла. Я ненавидел ее. Я ненавидел самого себя. Ты говоришь, что Бог смилостивился надо мной. Да уж, конечно, Бог смилостивился.
Хадасса встала и подошла к Атрету.
– Твой сын жив.
Он застыл на месте и посмотрел на нее сверху вниз.
Она дотронулась до его руки.
– Я не знала, что ты хотел забрать его, Атрет. Иначе я принесла бы его прямо к тебе. Пожалуйста, прости меня за ту боль, которую я тебе причинила. – Хадасса обессилено опустила руку.
Атрет схватил ее за руку.
– Ты говоришь, он жив? Где он?
Хадасса помолилась Богу о том, чтобы все то, что она сделала, в дальнейшем было для людей Божьим благословением.
– Я отнесла твоего сына к апостолу Иоанну, и он передал его в руки Рицпы, молодой вдовы, потерявшей своего ребенка. Она полюбила твоего сына с того самого момента, как увидела его. Рука Атрета ослабла, и он отпустил руку Хадассы.
– Мой сын жив, – удивленно произнес он, и тяжесть боли и вины оставила его. Он закрыл глаза, испытав необъяснимое облегчение. – Мой сын жив. – Прислонившись спиной к стене, он опустился на корточки, не в силах стоять на ногах. – Мой сын жив! – повторил он дрожащим голосом.
– Бог милостив, – тихо сказала Хадасса, нежно прикоснувшись рукой к его волосам.
Это ласковое прикосновение напомнило Атрету о матери. Он взял руку Хадассы и прижал ее к своей щеке. Только сейчас он смог разглядеть синяки и ссадины, покрывающие доброе лицо девушки, то, как сильно она исхудала, как изорвана и грязна ее туника. Хадасса спасла его сына. Разве он может уйти отсюда, оставив ее умирать?
Он встал, решив немедленно действовать.
– Я пойду к Серту, – сказал он.
– Нет, – сказала она.
– Да, – решительно возразил он. Он никогда не сражался со львами и знал, что у него практически не будет шансов выжить, но он приложит к этому все силы. – Одно только слово, и завтра я буду биться на арене за твою свободу.
– Но моя свобода уже завоевана, Атрет. Битва уже закончена. Он уже победил. – Хадасса крепко сжала своими руками ладонь Атрета. – Как ты не понимаешь? Если ты выйдешь сейчас на арену, ты умрешь, так и не узнав Господа.
– Но что будет с тобой? – Завтра она выйдет на арену один на один со львами.
– Все в Божьих руках, Атрет. Он все усмотрит.
– Ты умрешь.
– «Вот, Он убивает меня, но я буду надеяться», – сказала Хадасса. Потом она улыбнулась ему. – Что ни делается – все к исполнению Его воли и для Его славы. Мне не страшно.
Атрет долго изучал ее лицо, потом кивнул головой, подавляя эмоции, которые разрывали его изнутри.
– Пусть будет так, как ты говоришь.
– Все будет по воле Господа.
– Я никогда тебя не забуду.
– И я тебя, – сказала она. Она объяснила ему, как разыскать апостола Иоанна, потом положила свою руку на руки Атрета и молча смотрела на него глазами, излучавшими мир и покой. – Ну а теперь иди из этой обители смерти и не оглядывайся.
Она вышла в темный коридор и позвала стражника.
Атрет стоял в коридоре с факелом в руке, когда пришел стражник и открыл дверь камеры Хадассы. В тот момент девушка еще раз повернулась к Атрету и посмотрела на него своими добрыми глазами.
– Да благословит и хранит тебя Господь, и да воссияет Его лик над тобой, и будет Он милостив к тебе. Пусть Он обратит Свой лик к тебе и даст тебе мир и покой, – сказала она с доброй улыбкой. Отвернувшись, она исчезла во мраке камеры.
Оттуда раздался шум приветствий заключенных, после чего дверь с глухим и непреклонным звуком захлопнулась.
СЕМЯ
Вот, вышел сеятель сеять…
1
Чувствуя невероятную усталость и стыд, Атрет решил, что с него хватит. Его физические и моральные силы были на пределе.
Как только Хадасса сказала ему, что его сын жив и что апостол Иоанн знает, где его найти, Атрет стал строить планы на будущее. Поскольку толпа преклонялась перед ним и не давала ему прохода, он не мог спокойно войти в Ефес, когда ему заблагорассудится, – нужно было дожидаться наступления темноты. Что он и сделал. Разыскать жилище апостола оказалось делом нетрудным – Хадасса все ему подробно объяснила – но даже в такое позднее время этот Божий человек был занят, утешая какого–то больного ребенка и выслушивая исповедь умирающего.
Атрет ждал Иоанна несколько часов, после чего ему передали от апостола, что тот собирается на утреннее собрание верующих на берегу реки. Рассердившись, Атрет последовал за ним и, в конце концов, оказался среди большого количества людей, собравшихся слушать, как Иоанн будет говорить об Иисусе Христе, их воскресшем Боге. Плотник из Галилеи… и Бог? Атрет решил не слушать Иоанна, а отойти в тихое место возле теревинфа, или терпентинного дерева, чтобы дождаться окончания служения.
И вот теперь он почувствовал, что больше ждать не может! Давно рассвело, солнце стояло уже высоко, а собравшиеся все пели песни хвалы своему Небесному Царю, рассказывали о том, как чудесным образом избавились от своих болезней, горестей, привычек и даже демонов! Он уже не мог всего этого слушать. Были среди них такие, кто зачем–то окунался в реку! Да что они все тут с ума сошли, что ли?
Встав, Атрет пошел к толпе и ткнул локтем одного из собравшихся.
– Сколько времени длятся эти собрания?
– Столько, сколько Дух будет побуждать нас к этому, – ответил тот, бегло взглянув на Атрета и снова вернувшись к пению.
Дух? Это еще что такое? Атрет привык к дисциплине, строгому режиму, к тому, чтобы все делалось по часам и минутам; он привык иметь дело с реальными фактами, поэтому слова этого человека были для него совершенно непонятными.
– А ты здесь первый раз…
– И последний, – оборвал Атрет собеседника и уже собрался было уйти. Верующий снова посмотрел на него, и по мере того, как он вглядывался в германца, улыбка на его лице становилась все шире. Глаза его округлились.
– Ты Атрет!
От ударившего в кровь адреналина Атрет напряг мускулы. Он видел перед собой только два пути – либо бежать, либо драться. Стиснув зубы, он решил идти до конца. Первый вариант был ему не по душе; он столько времени ждал, что теперь было просто глупо отступать.
«Глупец!» – распекал он себя. Лучше бы он молчал и терпеливо ждал в тени какого–нибудь дерева, а не привлекал к себе внимание. Но теперь уже было поздно.
Он стал придумывать оправдания своей ошибке. Мог ли он предполагать, что люди до сих пор его помнят? С тех пор как он покинул арену, прошло уже восемь месяцев. Вот он и подумал, что все о нем давно забыли.
Но очевидно, что у ефесян хорошая память.
При упоминании имени Атрета в его сторону стали оборачиваться и другие люди. Какая–то женщина, увидев его, вздрогнула и стала шептаться с теми, кто стоял с ней рядом. Весть о присутствии бывшего знаменитого гладиатора разлетелась, как разлетаются гонимые сильным ветром сухие листья. Люди обращали внимание на возникшее среди собравшихся оживление и тут же узнавали Атрета, поскольку ростом он был на голову выше остальных, да и светлые волосы его выдавали.
Он пробормотал слова проклятия.
– Это Атрет, – сказал еще кто–то, и германец почувствовал, как мурашки пробежали у него по спине. Атрет понимал, что ему следует уходить, и чем скорее, тем лучше, но его упрямство и ярость, которые были присущи ему едва ли не с рождения, взяли над ним верх. Он больше не римский раб и не сражающийся на арене гладиатор. Его жизнь теперь снова принадлежит ему! В чем разница между стенами роскошной виллы и стенами лудуса? И тут, и там он одинаково находился в плену.
«Время пришло!» – подумал он, чувствуя нарастающий гнев. Он узнает то, что ему нужно, и уйдет. И всякий, кто попробует его остановить, горько об этом пожалеет.
Расталкивая стоявших рядом людей, Атрет стал протискиваться вперед, сквозь толпу.
Люди вокруг него восторженно перешептывались.
– Дайте дорогу! Это Атрет. Он идет вперед! – воскликнул кто–то, и те, кто стоял впереди, прекратили петь, повернулись в сторону германца и уставились на него.
– Слава Господу!
Атрет лишь стиснул зубы, слыша усиливающийся вокруг него шум восторга. Даже после десяти лет сражений на арене германец не привык к тому фурору, который неизбежно вызывало в толпе его присутствие.
Серт, организатор зрелищ в Ефесе, который выкупил Атрета из римского большого лудуса, наслаждался реакцией толпы на присутствие самого дорогого гладиатора и не упускал случая заработать на этом немалые деньги. За большие взятки богатых покровителей этот ефесянин приводил Атрета на пиры. Другие гладиаторы наслаждались подобными почестями, стремясь получить все удовольствия, которые им могло дать такое времяпрепровождение, и расслабляясь перед смертью на арене. Атрет ел и пил на пирах очень осмотрительно. Он поставил перед собой цель выжить. Он вел себя сдержанно, не замечая своих хозяев и глядя на них с такой ненавистью и с таким презрением, что многие предпочитали держаться от него подальше.
– Ты ведешь себя, как дикий зверь в клетке! – однажды упрекнул его Серт.
– Таким меня сделал ты и все остальные.
Воспоминания о тех временах только еще больше разозлили сейчас Атрета, пробирающегося вперед, сквозь толпу. Хадасса сказала ему, чтобы он шел к апостолу Иоанну. И все эти глазеющие на него и что–то бормочущие вслед идиоты не помешают ему это сделать.
Гул восторженных голосов тем временем нарастал. Несмотря на свой внушительный вес, Атрет чувствовал, как толпа по–прежнему давит на него. Люди дотрагивались до него, проталкивая его вперед. Он инстинктивно напрягался, отталкивая их от себя. Он ожидал, что они схватят его и захотят разорвать, подобно тем аморате, которые часто преследовали его на улицах Рима, но эти люди лишь прикасались к нему и приглашали выйти вперед.
– Слава Господу…
– Он был гладиатором…
– Я видел его на арене еще до того, как стал христианином.
Люди сзади сомкнулись, и Атрет, поняв, что пути назад нет, почувствовал, как сильно бьется у него сердце. Он очень не любил, когда люди стоят у него за спиной.
– Пропустите его, – сказал кто–то. – Пусть он пройдет!
– Иоанн! Иоанн! К тебе идет Атрет!
Неужели они уже знают, зачем он пришел на это собрание? Может быть, Хадасса каким–то образом сообщила о нем?
– Еще один! Еще один приходит к Господу!
Кто–то снова стал петь, и от голосов поющих, которые теперь окружали Атрета со всех сторон, у него по спине снова пробежали мурашки. Перед ним открылся проход. Он как–то не задумался, почему именно, но пошел вперед, к берегу реки.
В воде стояло несколько мужчин и женщин. Один из них окунался с головой. Другой, окунувшись, поднимался из воды, смеясь и плача одновременно, тогда как другие шли ему навстречу, чтобы обнять его.
Какой–то старик, одетый в старую тунику и подпоясанный полосатым поясом, помогал еще кому–то подняться из воды, говоря при этом: «Ты омыт Кровью Иисуса Христа». Пение становилось все более громким и радостным. Поднявшийся из воды человек быстро направился к своим друзьям, которые окружили его и стали обнимать со слезами на глазах.
Атрету отчаянно хотелось покинуть это место, оказаться как можно дальше от сборища всех этих ненормальных людей.
– Эй, ты! – закричал он старику с полосатым поясом. – Это ты Иоанн? Тебя зовут «апостол»?
– Да, это я.
Атрет вошел в воду, удивляясь, чему так радуются все, кто стоит за его спиной. Серт как–то говорил, что апостол Иоанн представляет для Рима куда большую угрозу, чем все повстанцы и внешние враги империи вместе взятые, но сейчас, глядя на стоявшего перед ним человека, Атрет не видел в нем ничего страшного. Более того, Иоанн вообще казался совершенно неприметным.
Однако Атрет давно научился никогда не судить о чем–либо только по внешнему виду; горький опыт научил его, что человека никогда нельзя недооценивать. Трус порой может оказаться гораздо хитрее самого первого храбреца, а, казалось бы, совершенно беззащитный человек способен иногда нанести смертельные раны. Разве сам он не попал в грязные и лживые сети Юлии?
У этого человека было против Атрета единственное оружие, которое Атрет намеревался у него отобрать. Германец крепко стоял на ногах, его голос был тверд, а его лицо было подобно камню.
– У тебя мой сын. Хадасса принесла его к тебе месяца четыре назад. Я хочу его забрать.
– Хадасса, – голос Иоанна стал мягче. – Я волновался за нее. Мы не видели нашу маленькую сестру уже несколько месяцев.
– И не увидите. Она оказалась среди тех, кого посадили в темницу под ареной.
Иоанн вздрогнул, будто его ударили, и что–то пробормотал про себя.
– Хадасса сказала, что отдала моего сына какой–то вдове по имени Рицпа, – сказал Атрет. – Где мне ее найти?
– Рицпа живет в городе.
– Где именно?
Иоанн вышел к Атрету, положил свою руку ему на плечо.
– Пойдем, поговорим.
Атрет дернул плечом.
– Только скажи мне, где разыскать ту женщину, у которой мой сын.
Иоанн снова посмотрел ему в глаза.
– Когда Хадасса пришла ко мне с ребенком, она сказала, что ей приказали положить младенца на камни умирать.
– Я этого не приказывал.
– Она сказала мне, что отец отказался от ребенка.
Лицо Атрета раскраснелось. Он стиснул зубы.
– Это мой ребенок. И больше я тебе ничего не скажу.
Иоанн нахмурился.
– Хадассу бросили в темницу, потому что она принесла ко мне ребенка?
– Нет. – Безусловно, когда Хадасса проявила непослушание, не бросив ребенка умирать, это могло быть достаточным основанием, чтобы Юлия отправила ее на арену. Атрет в этом не сомневался. Но, насколько ему было известно, Юлия не знала о том, что ее сын жив. Она могла осудить Хадассу за все, что угодно, просто по своему капризу. Атрет единственный знал о том, что случилось с Хадассой.
– Мне сказали, что Хадассе было велено зажечь курения, чтобы прославить императора. Она не стала этого делать и единственным истинным Богом назвала вашего Христа.
Глаза Иоанна засияли.
– Слава Богу.
– Оно оказалась просто дурой.
– Она прославила Христа.
– Тебя это радует? – воскликнул Атрет, не веря своим ушам. – Оно же умрет за свои слова!
– Нет, Атрет. Всякий, кто верит в Иисуса, не погибнет, но будет иметь жизнь вечную.
Атрет начинал терять терпение.
– Ладно, я пришел сюда не для того, чтобы спорить о ваших богах или о вашей вере в жизнь после смерти. Я пришел за своим сыном. Если тебе нужно доказательство того, что я его отец, достаточно ли тебе будет слов его матери, этой шлюхи? Я приволоку Юлию Валериан сюда, поставлю ее перед тобой на колени и заставлю во всем признаться. Этого с тебя будет довольно? Можешь потом ее утопить, если захочешь, потому что другого она не заслуживает. Могу тебе в этом даже помочь.
На гнев варвара Иоанн ответил совершенно спокойно:
– Я и не сомневаюсь в том, что ты отец. Меня только беспокоит сам ребенок, Атрет. В этой ситуации один неверный шаг может дорого стоить. Как, например, быть с Рицпой?
– Ребенку нужно только, чтобы он был в тепле и не голодал. А что до этой женщины, так дай ей другого ребенка. Кого–нибудь другого. На моего сына она не имеет никаких прав.
– В жизнь твоего сына вмешался Господь. Если бы не…
– Вмешалась Хадасса.
– Но ведь не случайно она принесла ребенка ко мне, и именно в тот момент.
– Хадасса сама сказала, что если бы она знала, что я хочу забрать ребенка, она бы принесла его прямо ко мне!
– Почему же она не знала?
Атрет застонал от бессилия. Если бы не толпа, наблюдающая за ними, он бы применил силу, чтобы узнать все, что ему нужно.
– Где мой сын?
– В безопасности. Хадасса решила, что, для того чтобы спасти твоего сына, она может сделать только одно – отдать его мне.
Атрет прищурил глаза и посмотрел на Иоанна холодным взглядом. На его скулах заиграли желваки, и краска снова залила его лицо. Он пытался скрыть свой стыд за маской гнева, но понимал, что из этого ничего не выйдет. В своей жизни он знал только одного человека, который всегда смотрел на него так, будто видит его сердце и мысли насквозь, – это была Хадасса. По крайней мере, до нынешнего момента. И Иоанн теперь смотрел на него так же.
На Атрета нахлынули воспоминания. Когда Хадасса пришла к нему и сказала, что ребенок, которого родила Юлия, – его, Атрет ответил, что ему все равно. Как он мог быть уверен в этом? Несмотря на заверения Хадассы, Атрет не мог забыть измену Юлии и от гнева вряд ли был способен здраво мыслить. Он тогда сказал Хадассе, что даже если Юлия придет сама и положит ребенка к его ногам, он уйдет и ни разу не оглянется. Ему никогда не забыть тех страданий, которые он причинил Хадассе этими словами и которые прочел у нее на лице… Не забыть и того, как он пожалел о своих словах, когда она уходила. Но ведь он Атрет! Он не мог попросить ее вернуться обратно.
Разве мог он ожидать, что Юлия окажется совершенно бесчувственной к собственному ребенку? Ни одна германская женщина никогда даже мысли подобной не допустит. Ни одна германская женщина. На такое оказалась способна только цивилизованная римлянка.
Если бы не вмешательство Хадассы, его сын был бы сейчас мертв.
Мысли Атрета снова вернулись к настоящему, к человеку, который терпеливо стоял перед ним.
– Этот ребенок мой. Что я сказал или чего не сказал, теперь уже значения не имеет. Хадасса направила меня сюда, и я заберу своего сына.
Иоанн кивнул.
– Я пошлю за Рицпой и поговорю с ней. Скажи мне, где ты живешь, и я пришлю к тебе твоего сына.
– Скажи мне, где она, и я все сделаю сам.
Иоанн нахмурился.
– Атрет, это будет очень трудно. Рицпа любит этого ребенка как своего собственного. Ей нелегко будет просто так расстаться с ним.
– Тогда тем более мне нужно идти туда. Будет неразумно, если я позволю тебе предупредить эту женщину о моих намерениях, чтобы у нее было достаточно времени покинуть город.
– Ни я, ни Рицпа не собираемся прятать от тебя твоего сына.
– Это все только слова, а я тебя совершенно не знаю. Ты такой же ненормальный, как и они все, – с этими словами Атрет кивнул в сторону остальных собравшихся. – У меня нет никаких причин тебе доверять. – Усмехнувшись, он добавил: – А уж женщинам тем более.
– Ты же доверился Хадассе.
Лицо Атрета потемнело.
Иоанн какое–то время внимательно вглядывался в него, а потом рассказал, как разыскать Рицпу.
– Я буду молиться о том, чтобы в твоем сердце пробудились сострадание и милость, которые Бог оказал тебе, пощадив твоего сына. Рицпа – это женщина настоящей веры.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Она испытала много горя в собственной жизни.
– Это уже не мое дело.
– И все же я прошу тебя не винить ее в том, что произошло.
– Вся вина лежит на матери моего сына. Я ни в чем не виню ни Хадассу, ни тебя, ни эту вдову, – сказал Атрет, несколько смягчившись, потому что ему наконец удалось узнать то, ради чего он сюда пришел. – Кроме того, – добавил он, – я нисколько не сомневаюсь, что этой твоей вдове станет гораздо лучше, когда она получит щедрое вознаграждение за все свои страдания. – Он не обратил никакого внимания на то, как поморщился Иоанн при этих словах. Обернувшись, Атрет увидел, что толпа притихла. – Чего они все ждут?
– Просто они думали, что ты пришел креститься.
Презрительно смеясь, Атрет пошел вверх по склону холма, больше не оглядываясь на тех, кто собрался у реки.
* * *
Атрет вернулся на свою виллу по окружной дороге. Было бы безопаснее войти в город после наступления темноты, кроме того, имелись и другие вопросы, о которых он в спешке не подумал.
– Лагос! – его зычный голос отдавался эхом по мраморной лестнице. – Лагос!
По верхнему коридору к нему уже спешил слуга.
– Да, мой господин!
– Пойдешь на рынок рабов и купишь мне кормилицу.
Лагос стал поспешно спускаться вниз.
– Э-э… кормилицу, мой господин?
– Только обязательно смотри, чтобы она была из Германии, – Атрет направился через внутренний двор в бани.
Потрясенный, Лагос последовал за ним. У него уже было несколько хозяев, но этот оказался самым непредсказуемым. Лагос считался самым везучим среди рабов – ведь он теперь прислуживал самому Атрету, самому знаменитому гладиатору всей Римской империи, но кто бы мог предположить, что этот бывший гладиатор окажется едва ли не на грани сумасшествия. В первую же неделю проживания на своей новой вилле Атрет разломал в щепки всю мебель, сжег свою спальню, а потом исчез. По прошествии месяца Сила и Аппель, два гладиатора, которых Атрет выкупил у Серта и сделал своими охранниками, отправились на его поиски.
– Он живет в горах, в пещере, – сообщил Сила, когда они вернулись.
– Так нужно его вернуть!
– Рискуя быть убитым? Нет уж! Иди ты, старик. Только не я. Мне еще моя жизнь дорога.
– Он умрет от голода.
– Он питается мясом диких животных, на которых охотится со своей ужасной германской фрамеей, – сказал Аппель. – Опять стал варваром.
