Текст книги "Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]"
Автор книги: Франсин Риверс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 37 страниц)
Удивленный, Атрет смотрел, как она уходит. Нахмурившись, он слушал, как постепенно стихал звук ее шагов в коридоре. Он сел и стал смотреть на своего спящего сына, но в душе продолжал испытывать какое–то непонятное беспокойство.
* * *
Пребывая в мрачном настроении, Атрет прошел через двор, резким кивком головы приказал Галлу отойти, в сердцах рванул засов и открыл ворота. Выйдя на дорогу, он оглянулся. Вдова была там, где и обещала. Она сидела на земле, прислонившись спиной к стене. Колени она прижала к груди, голову опустила на колени и закрылась шалью, чтобы было теплее.
Рицпа проснулась в тот момент, когда тень германца упала на нее. Вдова подняла голову. Под глазами у женщины виднелись темные круги.
Атрет стоял над ней, подбоченясь.
– Кормилица снова пыталась его покормить, но опять безуспешно, – сказал он, осознавая на сей раз, что в этом есть и его вина. – Пойди, покорми его.
Рицпа заметила, что в его голосе звучал приказ, а вовсе не просьба. Вдова медленно встала, чувствуя боль во всем теле от долгого неподвижного сидения на холоде. Халев был вовсе не единственным на этой вилле, кто чувствовал голод. Рицпа ничего не ела со вчерашнего утра, с тех пор как отправилась сюда из Ефеса.
– Ты останешься здесь, – сказал ей Атрет таким тоном, что ясно было – решение уже принято, независимо от того, хочет она этого или нет. Рицпа радостно улыбнулась и помолилась про себя молитвой благодарности, идя на виллу вслед за Атретом. – Сила принесет сюда твои вещи, – добавил Атрет. – Жить ты будешь рядом с кухней. – Оглянувшись на нее, он увидел ее улыбку. – Только не думай, что это ты меня уговорила.
– Я никогда не буду считать Халева костью между двумя собаками, – сказала Рицпа, следуя за Атретом через атриум. Отсюда уже был слышен детский плач. – Просто нам всем будет лучше, если он будет со мной.
Атрет остановился и резко обернулся.
– Ты не вынесешь его за пределы этих стен.
– Я и не собираюсь этого делать. Я только хотела сказать, что будет лучше, если он вообще будет рядом со мной, чтобы я могла быть с ним и заботиться о нем.
Смутившись, Атрет опустил голову.
– Вот так и будет, – мрачно произнес он. – Довольна?
Рицпа посмотрела на его тяжелое лицо и поняла, что его гордость уязвлена. Смирив собственную, она высказала такую просьбу, от которой почувствовала себя просто нищенкой:
– Можно мне чего–нибудь поесть и попить?
Атрет приподнял брови, вспомнив, что она, должно быть, действительно голодна.
– Скажи Лагосу, что тебе нужно, и он проследит, чтобы тебе приготовили. – Тут его губы скривились в ироничной улыбке. – Гусиная печень, говядина, страусы, вино из Северной Италии? Все, что пожелаешь. Думаю, если ты захочешь чего–нибудь сверх перечисленного, это можно будет купить.
Рицпа сжала губы, удержавшись от ядовитого ответа. Всякий ответ подобного рода лишь разжег бы гнев гордого германца, а она своим языком и без того уже попортила всем нервы.
– Мне хватит хлеба, чечевицы, фруктов и разбавленного вина, мой господин. Кроме этого я ничего не буду просить.
– Пока ты будешь здесь, будешь получать один динарий в день, – сказал Атрет, спускаясь по коридору на кухню.
– Не надо мне денег…
Она осеклась, когда Атрет остановился и повернулся к ней. Наклонившись, он посмотрел на нее в упор.
– Один динарий в день, – повторил он, стиснув зубы и сверкая глазами. – Запомни, я тебя нанял. Когда мой сын перестанет быть грудным, ты отсюда уйдешь!
Но запугать Рицпу было не так просто. Пусть будет так, зато я буду с Халевом, – подумала она, снова возблагодарив Бога. Она удержалась от слез. Ее утешением оставалась теперь мысль о том, что за год еще многое может измениться, в том числе и сердце этого человека.
Атрет прищурил глаза. Когда стоявшая перед ним женщина ничего ему не ответила, он медленно выпрямился. Мужчины боялись его даже тогда, когда он не был в такой сильной ярости, однако эта женщина сейчас спокойно стояла и смотрела на него, не выказывая страха.
– Дальше ты знаешь, куда идти, – сказал Атрет, настороженно косясь на Рицпу.
Рицпа прошла мимо него и вошла в зал.
Поразившись тому, с каким достоинством она держалась, Атрет смотрел ей вслед, пока она не вошла в кухню.
Спустя несколько секунд ребенок перестал плакать.
4Серт прислонился к двери в восточной стене виллы и улыбался, глядя издалека на Атрета.
– А он в прекрасной форме, – сказал он, наблюдая за тем, как германец бежит вниз по склону горы.
Галл хрипло засмеялся.
– Не питай иллюзий, Серт. Атрет тренируется, чтобы выбить дурь из головы.
– Да не дадут ему боги сделать это, – сказал Серт, слегка улыбнувшись. – Толпа по нему до сих пор с ума сходит. Никто еще не восхищал людей на арене так, как он.
– Забудь об этом. Он ни за что не вернется.
Иониец в ответ тихо рассмеялся:
– А ведь он скучает по арене. Просто пока не хочет в этом признаться даже самому себе, но когда–нибудь до него это дойдет.
Серт надеялся, что это случится скоро. Если же нет, ему придется подумать о том, как пробудить в германце желание вернуться, что было довольно просто, потому что гладиатор, как правило, уже не представлял себе жизни вне арены. А уж гладиатор с такой страстью и харизмой, каким был Атрет, просто был создан для зрелищ.
Серт смотрел, как Атрет бегом преодолевал последний холм на пути к вилле. Лицо германца помрачнело, едва он увидел Серта, но Серта это нисколько не смутило. Более того, он широко улыбнулся.
Перейдя на быстрый шаг, Атрет начал освобождаться от мешающей ему одежды, отшвыривая ее в сторону, и мимо Серта прошел на передний двор виллы.
– Что ты здесь делаешь, Серт? – бросил он, не останавливаясь.
Серт самым непринужденным тоном ответил:
– Да вот, пришел посмотреть, каково тебе тут, на свободе, – эти слова Серт произнес не без доли юмора в голосе. Он работал с гладиаторами уже более двадцати лет и знал, что спокойная жизнь им просто не по нутру. Однажды испытав неистовое возбуждение и близость смерти на арене, человек уже не мог оставить такую жизнь, не изменив свою природу. Серт видел, что сама природа направляла этого германца, управляла им, хотя сам Атрет этого еще не понимал. Как–то Серту довелось наблюдать, как вел себя тигр в клетке. Атрет сейчас поразительно напоминал такого тигра.
Войдя в бани, Атрет снял тунику и пошел во фригидарий. Серт направился вслед за ним, прошел по дорожке вдоль стены и с восхищением оглядел его. Какое мощное тело, какие мускулы! Неудивительно, что женщины просто с ума по нему сходили. Атрет вышел из бассейна с другой стороны, в каждом его движении отражалась невиданная мощь. Серт гордился им.
– Твое имя до сих пор скандируют на трибунах.
Атрет взял полотенце и обернул бедра.
– Мои сражения давно закончились.
Серт слегка улыбнулся, и в темных глазах мелькнула насмешливая искра.
– Ты даже не предложишь своему другу вина?
– Лагос, – позвал Атрет и жестом дал рабу указания. Лагос налил вина в серебряный кубок и поднес его Серту.
Серт поднял кубок для тоста.
– За твое возвращение на арену, – сказал он и выпил вино, ничуть не смутившись от того взгляда, которым одарил его Атрет. Отставив кубок, он добавил: – Я пришел к тебе с предложением.
– Оставь его при себе.
– Сначала выслушай.
– Оставь его при себе!
Серт снова взял кубок, задумчиво помешивая вино.
– Может, все–таки передумаешь?
– Меня ничто не заставит снова сражаться на арене.
– Ничто? Ты бросаешь вызов богам, Атрет. Уверяю тебя, это неразумно. Не забывай, что в Ефес тебя призвала сама Артемида.
Атрет цинично засмеялся.
– Ты хорошо заплатил Веспасиану. Вот почему я здесь.
Серта эти слова оскорбили, но он решил не реагировать на такое богохульство, а пойти другим путем.
– Думаю, я тебя обрадую, если скажу, что Веспасиан мертв.
Атрет взглянул на него.
– Надеюсь, он был убит. – Атрет щелкнул пальцами. – Лагос, принеси еще вина. Наполни кубки до краев. Сегодня у меня праздник.
Серт тихо засмеялся.
– Тогда я вынужден тебя огорчить, потому что он умер своей смертью. Хотя нельзя сказать, что кроме тебя некому было пожелать ему смерти, и особенно это касается старой аристократии, которой пришлось потесниться в Сенате, так как Веспасиан призвал туда провинциалов из Испании. Говорили, что отец Веспасиана был испанским сборщиком налогов, и как там теперь повернутся дела, никто не знает.
– Не все ли равно?
– Этим испанцам, думаю, нет. Он ведь им покровительствовал. Он предоставил им все права, какими обладают граждане Рима, во всех магистратах. – Серт засмеялся. – А уж аристократические семьи этого ему простить не могли, считали его плебеем. – Серт снова поднял кубок. Но, кем бы он там ни был на самом деле, он был все же великим императором.
– Великим? – Атрет пробормотал ругательство и сплюнул на мраморный пол.
– Да, великим. Думаю, величайшим со времен Юлия Цезаря. Несмотря на его скупость, его финансовые реформы спасли Рим от финансового краха. Его философия состояла в том, чтобы сначала восстановить хотя бы начатки стабильности, а потом развить их. И здесь он добился немалых успехов. Памятником его усилиям сейчас в Риме стоят Форум и Храм мира. Жаль только, что он так и не закончил колоссальную арену, которую начал строить на развалинах Золотого дворца Нерона.
– Да, очень жаль, – иронически поддакнул Атрет.
– О да, я знаю, ты его ненавидел. Это и понятно. В конце концов, разве не его брат подавил восстание в Германии?
Атрет мрачно взглянул на него.
– Восстание живет.
– Больше нет, Атрет. Тебя долго, очень долго не было на родине. Веспасиан присоединил к империи часть Южной Германии и треугольник между Рейном и Базелем. Германцы теперь совершенно рассеялись и никакой угрозы Риму не представляют. Все–таки, что ни говори, Веспасиан был военным гением. – Серт видел, как Атрету не нравилось все это слушать. В нем так и закипала ненависть. Этого только Серту и нужно было. Не давать огню угаснуть.
– Ты наверняка хорошо помнишь его младшего сына, Домициана.
Атрет прекрасно все помнил.
– Кажется, это он устроил тебе последний поединок в Риме, – как бы невзначай добавил Серт, распаляя Атрета еще больше. – Так вот, императором теперь стал его старший брат, Тит.
Атрет допил оставшееся в его кубке вино.
– Его военная карьера оказалась такой же блестящей, как и у его отца, – сказал Серт. – Ведь это Тит подавил восстание в Иудее и не оставил камня на камне от Иерусалима. И если не считать того, что ему так и не удалось покорить сердце иудейской царицы Вереники, то его карьера просто безупречна. Pax Romana любой ценой. Теперь нам остается только надеяться, что и в административных делах он окажется не менее талантлив.
Атрет отставил в сторону пустой кубок и взял с полки еще одно полотенце. Он тщательно вытер голову и торс. Его голубые глаза блестели.
Серт удовлетворенно наблюдал за ним.
– Я слышал, ты несколько дней назад был в городе, – сказал он как бы невзначай. При этом Серт не сказал, что эти слухи ему подтвердил Галл, хотя и не смог объяснить, что именно заставило Атрета тайно отправиться туда. Наверное, причина была очень важная, и Серт хотел знать, какая именно. Кто знает, может быть, он попробует использовать это обстоятельство, чтобы вернуть Атрета на арену.
– Я пошел поклониться богине, но меня чуть не растерзала толпа, – сказал Атрет, решив больше ничего к этому не добавлять.
Серт тут же решил ухватиться за такую возможность:
– Я ведь на дружеской ноге с проконсулом. Не сомневаюсь, стоит мне замолвить словечко, и он охотно выделит тебе легионеров для охраны. Ты сможешь приходить в город в любое время, поклоняться своей богине, когда захочешь, и не думать, будет тебе это стоить жизни или нет.
Серт улыбался про себя. Те меры, которые он предлагал, без внимания остаться не могли. Поскольку Атрета уже узнали, ажиотаж вокруг него снова распространится по городу, подобно лихорадке, и этот ажиотаж должен разогреть в Атрете остывшую было кровь. Пусть он услышит, как толпа, подобно заклинанию, повторяет его имя. Пусть он знает, что ему поклоняются почти как богу.
– Мне бы так хотелось, чтобы все вообще забыли о моем существовании, – сказал Атрет. Он не поддастся на ухищрения Серта. – А твои предложения только раззадорят толпу, так ведь? – добавил он, насмешливо приподняв одну бровь.
Серт насмешливо улыбнулся и покачал головой.
– Эх, Атрет, друг мой дорогой, неприятно мне слышать, что ты мне не доверяешь. Разве я до сих пор не отстаивал твои интересы?
Атрет холодно усмехнулся.
– Только тогда, когда они совпадали с твоими.
Серт скрыл свою досаду. Атрету трудно было отказать в проницательности. Ведь на арене он побеждал не только за счет своей физической силы и храбрости. Для германского варвара Атрет был невероятно умен. Такое сочетание ненависти и проницательности опасно, но от этого его поединки становились только зрелищнее.
– Ну, я думаю, мы сможем договориться так, чтобы учитывались и твои желания.
– У меня сейчас одно желание – чтобы меня оставили в покое.
Серта эти слова нисколько не смутили. Он знал Атрета лучше его самого. Он наблюдал за поведением германца как в рабстве, так и потом.
– Ты и так пребываешь в покое, – сказал он, глядя, как Атрет снял с пояса полотенце и облачился в новую, богатую тунику. Перед Сертом стоял самый сильный и красивый атлет из всех, которых он когда–либо видел. – Этот твой покой длится уже несколько месяцев. И я могу с уверенностью сказать, что он тебя совершенно не радует.
Подпоясываясь широким кожаным ремнем, Атрет посмотрел на Серта таким взглядом, что тот понял, что перегнул палку. Но Серт все равно не смутился своей неудачной попыткой уговорить Атрета вернуться на арену. Можно воспользоваться множеством других вариантов. Только не стоит торопиться – всему свое время. Сейчас же он лишь махнул рукой, как бы не желая больше вести разговор на эту тему.
– Ладно, – сказал он, широко улыбнувшись. – Давай поговорим о чем–нибудь другом. И сам первым переменил тему. Он ушел от Атрета спустя час, но перед этим пригласил его на один из тех пиров, которые предшествовали зрелищам. Он сказал, что Атрета хочет видеть римский проконсул. В этом Атрет тоже усмотрел для себя скрытую опасность. Личные встречи с правителями Рима ни для кого в империи не проходят бесследно. И он отказался.
Серт заговорил более прямо:
– Я бы на твоем месте поостерегся так неуважительно относиться к сильным мира сего.
– За годы рабства я многое усвоил, Серт. Даже сам кесарь боится толпы. А ты прекрасно знаешь, что толпа любит меня.
– Но тогда ты усвоил и еще одну истину – толпа подобна женщине легкого поведения. Уйди от нее на долгое время, и она тебя забудет. К тому же она хочет от тебя только одного – видеть тебя снова сражающимся.
Атрет ничего не сказал, но Серт увидел, как эти слова задели германца за живое. Отлично. Спускаясь по ступеням рядом с Атретом, он увидел, как по солнечному двору виллы гуляет молодая женщина с ребенком на руках. Поначалу ему показалось, что это Юлия Валериан, поэтому он удивился. Его люди говорили ему, что отношениям Юлии и Атрета пришел конец еще несколько месяцев назад. Ему также сообщили, что Юлия Валериан беременна и что Атрет – отец будущего ребенка. Серт тогда приказал своим людям следить за домом Юлии, пока ребенок не родится. Ему доложили, что ребенка отнесли умирать на скалы. Как жаль. Если бы ребенок остался жить и его отцом действительно был Атрет, этим можно было бы выгодно воспользоваться.
Остановившись, Серт внимательнее всмотрелся в молодую женщину. Она была маленькой и грациозной. В какой–то момент она посмотрела в их сторону. Серт широко улыбнулся ей. Она отвернулась и исчезла за углом здания.
– У тебя всегда был прекрасный вкус. – Серт лукаво взглянул на Атрета. – Кто это?
– Служанка.
От Серта не ускользнуло то обстоятельство, что Атрет как–то слишком резко отвернулся и торопливо повел гостя к выходу, и ему это показалось любопытным. Он с интересом посмотрел вслед ушедшей женщине.
– А ребенок? Он твой?
– Это ее ребенок.
Серт больше ничего не сказал, но в его голове уже зрел замысел.
* * *
Рицпа повернулась и увидела Атрета, идущего к ней решительным шагом. Она знала, что германец зол. Вся его внешность выдавала его настроение. Прижав Халева к себе, Рицпа тяжело вздохнула. Что она сделала на этот раз такого, что разозлило его?
– Ты не должна выходить из дома, пока я не разрешу!
– Мой господин, ты хочешь сделать своего сына пленником? – спросила Рицпа, пытаясь его успокоить.
– Я хочу, чтобы он был в безопасности!
– Я тоже, Атрет. Меня окружают стены.
– Ты останешься в доме!
– Но что может грозить Халеву здесь? У тебя есть охрана…
– Женщина, ты будешь делать то, что я тебе скажу!
От его повелительного тона ей стало не по себе. С этим человеком невозможно было разговаривать. Она никому не позволяла так к себе относиться, никому не позволяла командовать собой. Семей всегда относился к ней с большим почтением и уважением, чем этот грубиян германец.
– Если в твоих словах есть здравый смысл, – сказала она ему ледяным тоном, – я тебя послушаю. Сейчас в твоих словах его нет.
Атрет зловеще сощурился.
– Еще одно твое слово – и я вышвырну тебя за ворота.
Рицпа посмотрела ему прямо в глаза.
– Ты этого не сделаешь.
Горячая кровь ударила Атрету в голову.
– Почему ты в этом уверена?
– Потому что ты так же любишь Халева, как и я. Я не понимаю, почему ты злишься, Атрет. И вчера, и позавчера ты видел, как я гуляла с Халевом по двору, и у тебя не было никаких претензий. Сегодня ты похож на дыню, которая вот–вот взорвется.
Атрет с трудом сдержался. Рицпа была права, но это заставляло его злиться еще сильнее. Он действительно видел ее вчера и позавчера, и ему было приятно смотреть на нее, вероятно, по той же самой причине, по которой приятно было на нее смотреть и Серту. Она была красива. И она знала, что ради собственного сына он не посмеет вышвырнуть ее за ворота. Ему хотелось задушить ее. Он видел, какими глазами смотрел на нее Серт, перед тем как уйти.
Рицпа видела, какие противоречивые эмоции отражались на лице этого германца. Нужно было отреагировать на ситуацию иначе. Можно было бы просто, не говоря ни слова, пойти в дом, а для отстаивания своего мнения найти более подходящее время. Она посадила Халева на колени.
– Что случилось, почему ты считаешь необходимым держать Халева дома?
Атрет смотрел, как его сын вцепился в переднюю часть ее туники.
– Хватит с тебя и того, что я тебе приказываю.
– Неужели нам снова нужно проходить через это? – терпеливо спросила Рицпа. – Может быть, все дело в этом друге, который навестил тебя?
– Никакой он не друг! Его зовут Серт, и он распорядитель зрелищ в Ефесе.
– А-а, – сказала она. – И он приходил уговорить тебя снова сражаться, так?
– Да.
Она нахмурилась.
– И что, уговорил?
– Нет.
Рицпа почувствовала, что за гневом германца стоит что–то серьезное, не просто уязвленная мужская гордость.
– Расскажи мне, в чем опасность, Атрет. Я, наверное, была не права, но не знаю, в чем именно.
Он понял, что может осадить эту упрямую женщину только одним способом – рассказать ей всю правду.
– Если Серт сможет найти способ заставить меня снова сражаться, он сделает это. Он спросил меня, кто ты. Я сказал, что ты моя служанка. Он спросил о нем. – С этими словами Атрет кивнул в сторону сына.
Теперь Рицпа сама почувствовала, какая им всем грозит опасность.
– И?..
– Я сказал, что это твой ребенок.
Она вздохнула и печально скривила губы.
– Должно быть, тебя это повергает в уныние.
– А тебя что, забавляет? – сквозь зубы спросил Атрет.
Рицпа вздохнула. Еще немного, и он из–за своей ярости перестанет вообще здраво мыслить.
– Нет, – спокойно сказала она, – забавного здесь мало. Все очень серьезно, и я сделаю так, как ты говоришь.
Ее уступчивость обескуражила его. Не в силах ничего сказать, Атрет смотрел, как Рицпа идет в дом. Она обошла виллу кругом. По–прежнему испытывая жажду к перепалкам, Атрет последовал за ней. Она вошла в заднюю дверь виллы, где германец ее догнал. Она обернулась и посмотрела на него.
– Ты не хотел бы немного поиграть с сыном?
Атрет остановился в дверях.
– Поиграть? – растерянно произнес он.
– Ну да, поиграть.
– У меня нет времени.
– Время – это все, что у тебя есть, – сказала Рицпа и вошла в банное помещение.
– Что ты сказала?
Она повернулась к нему и посмотрела ему в глаза.
– Я сказала, что время – это все, что у тебя есть. Если ты поиграешь с Халевом, это доставит тебе куда больше радости, чем бег по горам, прыжки по камням или многочасовые занятия в гимнасии, где ты поднимаешь тяжести и тренируешься со своими охранниками.
Атрету показалось, что его лицо вспыхнуло огнем.
– Вот, – сказала Рицпа и, прежде чем он успел придумать достаточное основание для отказа, передала ему ребенка.
Гнев Атрета мгновенно испарился, уступив место тревоге.
– Куда ты идешь?
– Нужно найти чистое белье. Халеву его необходимо менять, – слегка улыбнувшись, Рицпа направилась к выходу.
Атрет состроил гримасу. Он почувствовал, что его новая туника стала влажной в том месте, где он прижал своего сына к груди. Когда ребенок припал губами к груди Атрета, тот отстранил сына от себя.
– Он голоден! – крикнул Атрет вслед Рицпе.
Рицпа остановилась.
– Не волнуйся, Атрет. В этом смысле он не голоден. – Отделанное мрамором помещение заполнил ее мелодичный смех. Ее глаза весело смотрели на германца. – Кроме того, я не думаю, что он сможет высосать у тебя кровь. Зубов у него пока нет. – С этими словами она вышла.
Оставшись наедине с сыном, Атрет нервно зашагал по комнате. Халев корчился и готов был заплакать – так сильно Атрет сжал ребенка в своих ладонях, чувствуя, как холодный пот выступил у него на спине и шее. Ему показалось до смешного странным, что он в своей жизни видел сотни жестоких смертей, но никогда не видел перед собой такое беззащитное создание и никогда не чувствовал такого страха, как сейчас, когда держал в руках ребенка, – собственного ребенка.
Крохотные, пухленькие пальчики Халева вцепились в костяное изделие, висевшее на золотой цепочке у папы на шее, и малыш взял уголок этого украшения в рот.
Нахмурившись, Атрет вынул медальон изо рта сына. И тут же сунул украшение себе под тунику, чтобы сын больше не смог его достать, прокляв про себя женщин, которые бросают своих детей. Губы у ребенка задрожали.
– Не смей плакать, – резко сказал ему отец.
Халев широко открыл рот.
– О боги, только не начинай опять, – простонал Атрет. Он поморщился, услышав пронзительный визг. Как такое маленькое создание способно производить столько шума? – Ну хорошо. На, ешь! – сказал он, снова вынув медальон и показывая его сыну. Не переставая хныкать, Халев вцепился в медальон и опять сунул его в рот.
Атрет отнес сына к массажному столу и положил на него.
– Рицпа! – ее имя эхом отразилось от мраморных стен. Халев выронил из рук медальон и снова закричал. Стиснув зубы и затаив дыхание, Атрет снял с младенца грязные пеленки и бросил их в кучу ненужного тряпья возле стены. – Тебе нужно вымыться, мальчик. Посмотри, какой ты грязный! – Он взял ребенка на руки и понес его в бассейн. Почувствовав, как его обступает теплая вода тепидария, Халев перестал плакать. Весело плещась в воде, он снова схватил медальон и бросил его Атрету в грудь, от чего брызги полетели Атрету в лицо.
Держа сына на вытянутых руках, Атрет осторожно окунал его и вынимал из воды. Халев пищал от радости и бил по воде кулачками. Довольный таким радостным состоянием сына, Атрет все же отвернул лицо в сторону от брызг. При этом он внимательно присматривался к ребенку. У мальчика были темные глаза и темные волосы – как у Юлии. Нахмурившись, Атрет подумал о том, какие еще черты сына напоминают о ней.
Рицпа стояла в дверях и держала чистое белье.
– Ты звал, мой господин? – сказала она, глядя на Атрета смеющимися глазами. Подойдя к краю бассейна, она стала смотреть, как Атрет купает Халева. Смеясь, она заметила: – Он ведь ребенок, Атрет, а не грязное белье.
– Его нужно было вымыть, – сказал Атрет.
Когда Атрет выходил из бассейна, Рицпа почувствовала невероятное смущение, потому что влажная туника плотно облегала его тело. И хотя германца, судя по всему, подобное обстоятельство не волновало, молодой женщине было крайне неуютно. Она быстро отвернулась и стала изучать росписи на стенах, вряд ли понимая, что именно на них изображено.
Халеву не понравился прохладный воздух после теплой воды, и он снова стал проявлять недовольство.
– Возьми его, – сказал Атрет, протягивая Рицпе ребенка.
Положив белье себе на плечо, Рицпа сделала так, как он просил, почувствовав облегчение оттого, что у нее появилась возможность отвлечься. Она поцеловала мальчика в мокрую щечку.
– Ну как, понравилась тебе баня? – сказала она, радуясь его счастливому смеху. Осторожно держа мальчика на руках, она понесла его к массажному столу.
Атрет стоял и наблюдал за ней. Он заметил ее смущение, когда выходил из воды: она сначала взглянула на него и тут же отвернулась. Он вспомнил, как она была смущена, когда кормила ребенка.
В этой женщине непонятным образом сочетались, казалось бы, взаимоисключающие качества: яростная, энергичная, не боящаяся бросить ему вызов, она испытывала непреодолимое смущение от одного вида мужской фигуры. Нахмурившись, Атрет пристально смотрел на нее.
Голос Рицпы был тихим и нежным, она смеялась, склонялась над Халевом, давая ему возможность ухватиться за пальцы ее руки. Целуя ребенка в грудку, она делала резкий выдох. Халев в этот момент визжал от удовольствия. Сжав губы, Атрет подошел ближе и стал смотреть, как его сын радостно размахивает ручками и ножками. Рицпа не обращала внимания на присутствие Атрета и разговаривала с мальчиком все время, пока пеленала его в чистое белье, но, взяв Халева на руки, она быстро взглянула на Атрета. В ее взгляде сразу появилась настороженность.
Его сердце забилось сильнее. Он уже видел раньше такие прекрасные темные глаза.
Рицпа пришла в замешательство от той страсти, которую она увидела в глазах германца. Когда он стал пристально оглядывать ее, она почувствовала, как по всему ее телу прошла волна жара. Рицпа отступила на один шаг, держа перед собой Халева, будто это был щит.
– Позволь мне уйти, мой господин, – сказала она, готовая в любую минуту взять Халева и унести его куда угодно, лишь бы не видеть этих хищных глаз.
– Нет.
Рицпа пристально посмотрела на него.
– Мой господин?
Отнеси его в триклиний.
– Зачем?
– Я должен тебе все объяснять?
Она замешкалась, не понимая, что ему надо, и волнуясь от всех тех эмоций, которые испытывала.
– Должен? – повторил Атрет, сощурив глаза.
– Нет, мой господин.
– Тогда делай, что тебе говорят.
Почему он разговаривает с ней таким тоном?
– Халева пора накормить и уложить спать, – сказала она, стараясь сохранять спокойствие.
– И то и другое можно сделать и в триклинии.
Видя, что германец не собирается уступать, Рицпа понесла Халева из бань, следуя за Атретом. Во внутреннем коридоре было прохладно. Рицпа вошла в уютно обставленную гостиную и села на диван. Халев уснул очень быстро, и она завернула его в свою шаль, положила на диван и обложила подушками. Когда она складывала их у себя на коленях, ее руки дрожали.
В помещение вошел Лагос.
– Госпожа Рицпа? – удивленно произнес он. Поскольку ей было дозволено жить в доме в качестве служанки, она могла питаться на половине слуг. Что же тогда она делает в столовой владельца дома?
– Атрет сказал, чтобы я была здесь, – ответила Рицпа на вопрос, который она прочитала в его глазах.
– А-а…
Она чувствовала, что ее нервы напряжены до предела, как будто Дух предупреждал ее о какой–то грядущей битве.
– Почему ты спрашиваешь об этом таким тоном, Лагос?
– Да так…
– Он просто хочет больше времени проводить со своим сыном.
Лагос не мог себе представить Атрета, играющего с сидящим у него на коленях младенцем, но все же сказал: «Да, конечно…» – чтобы хоть как–то ее успокоить. Он не раз видел, как Атрет стоит на балконе и смотрит во двор, когда Рицпа выходила туда с малышом погулять. Видели это и Сила с Галлом. Они даже поспорили, сколько пройдет времени до того момента, когда Атрет затащит ее в постель.
Рицпа стала наблюдать за тем, как Лагос поправляет подушки.
– Скажи что–нибудь, Лагос.
– Что я должен тебе сказать?
– Ты ведь знаешь его лучше, чем я.
– Я его почти не знаю, но одно я знаю точно – он непредсказуем и опасен. А женщин он вообще за людей не считает.
– Ты говоришь о нем так, будто это какое–то животное.
– Отчасти это так и есть, – мрачно произнес Лагос.
– Но ведь он же человек, Лагос. Как ты. Как все остальные.
Лагос нервно засмеялся.
– Только не как я и не как кто–либо из тех людей, которых я знаю. Он варвар и гладиатор, и поверь мне, госпожа Рицпа, в этом он настолько похож на зверей, что ты и представить себе не можешь.
Тут они оба услышали шаги Атрета. Рицпа прикрыла рукой Халева, как бы намереваясь ого защитить; Лагос подошел к двери и поприветствовал своего хозяина.
– Прикажешь принести поесть, мой господин?
Атрет посмотрел на Рицпу.
– Ты голодна? – сухо спросил он.
– Не очень… – На самом деле она совсем не была голодна. Слова Лагоса заставили ее утратить остатки аппетита.
– Принеси вина, – сказал Атрет, отпуская Лагоса.
Чувствуя, как Атрет пристально смотрит на нее, Рицпа взяла Халева на руки, ощущая тепло его маленького тельца.
Атрет смотрел, как она нежно баюкала его сына у себя на коленях.
– Так уж получилось, что я очень мало знаю о тебе, – сказал он, откинувшись на своем диване, напротив Рицпы, и изучая ее лицо.
Слегка успокоившись, Рицпа все же продолжала осторожно поглядывать на него.
– Что случилось с твоим мужем? – спросил ее Атрет, понизив голос.
Удивленная этим вопросом, она ответила:
– Он умер.
– Я знаю, что он умер, – сказал Атрет, холодно усмехнувшись. – Иначе ты не была бы вдовой. Я хочу знать, как он умер.
Рицпа опустила голову и посмотрела на милое личико Халева, чувствуя, как в ней пробуждается боль. Зачем он об этом спрашивает?
– Моего мужа задавила колесница, – тихо сказала она.
– Ты видела, как это произошло?
– Нет. Он шел на работу. Домой его принесли друзья.
– Он умер не сразу?
– Через несколько дней. – Воспоминания о тех днях по–прежнему отдавались в ее сердце болью.
Атрет посмотрел на ее бледное лицо и с минуту помолчал. Он понимал, что такие воспоминания были для нее болезненны. Или она просто умело притворялась? Лагос принес вина. «Поставь», – кратко приказал ему Атрет. Лагос быстро поставил поднос на стол и торопливо вышел. Атрет не отрываясь смотрел на Рицпу. Он чувствовал, что его расспросы тяжелы для нее.
– А ты узнала, кто правил колесницей?
