Текст книги "Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь."

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 46 страниц)

ГЛАВА 6

Кикаха пришел в себя, лежа на спине. Небо начинало покрываться горизонтальными полосами, темно-красными и огненно-алыми. Близился «рассвет».

Перевернувшись на живот, Кикаха встал на четвереньки. Голова раскалывалась от боли, а ребра ныли так, словно он выстоял двенадцать раундов в боксёрском матче. Пошатываясь, Кикаха поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Он, конечно же, находился на берегу – волна вынесла его наверх и за край канала, а затем отступила, оставив лежать его здесь вместе с другими телами животных, не успевших вовремя выбраться из воды.

Неподалеку находился огромный валун – настоящая гранитная скала размером с дом. В этом мире отсутствовали такие скальные пласты, какие встречались на Земле, однако здесь по милости Владыки Лaвалитовой планеты, Уртоны, имелось сколько угодно небольших камней, а иной раз попадались и подобные этому валуны.

Анана как-то предположила, что в некоторых из них могли находиться замаскированные «врата». Произнеся нужное кодовое слово или прикоснувшись к особому участку камня, их можно было открыть и оказаться в замке Уртоны – или в какой-нибудь другой карманной вселенной. Уртона, конечно же, этого предположения ни подтверждал, ни отрицал.

Будь у него рог Шамбаримена, Кикаха мог бы проверить, есть ли врата в этой скале, протрубив секвенцию из семи нот. Но рог либо унесло потоком, либо Анана вылезла с ним на берег. В последнем случае наследие Шамбаримена теперь у Уртоны.

В миле от валуна виднелась коническая гора. Вулканом она быть не могла, так как на этой планете таких просто не существовало. Высокие холмы тянулись вдоль канала, а большая часть равнины исчезла – значит, изменения протекали в ускоренном темпе.

Его лук и колчан исчезли, из вооружения остался только охотничий нож. Что касается одежды, то рубашка пропала без вести, майка превратилась в лоскутья, брюки – все в дырах и прорехах, а ботинки уплыли в неведомую даль.

Кикаха ошалело огляделся в поисках тел своих спутников. Ни одного – значит, есть надежда, пусть и слабая, что Анана уцелела. Спустя некоторое время у него появился повод обрушить на Владыку этого мира проклятия. Орды больших черных мух с зелеными головами набросились на валявшиеся вокруг него трупы животных, за компанию атаковав и Кикаху. Укус одного насекомого можно было бы вытерпеть, но сотня... тело словно драили наждаком! Неужели Уртоне, когда он создал этот мир, понадобилось обязательно включить в экосистему и мух?

Несмотря на ощущение, что проглоченной им воды хватит на всю жизнь, Кикаху вскоре одолела жажда. Стоя на коленях на берегу канала, он зачерпнул ладонями воду. По словам Уртоны, даже морская вода годилась здесь для питья.

* * *

На следующий день около канала появилось несколько ходячих деревьев примерно шести футов в высоту. На красно-бело-синих полосатых стволах располагалось несколько отверстий, ветви отягощали крупные оранжевые плоды. Щупальца отсутствовали, но наверняка Уртона наделил растения иным способом защиты.

Кикаха осторожно приблизился к одному из них, и дерево мгновенно отреагировало, повернувшись к нему одним из отверстий. Глаз у растения не было, но оно, должно быть, обладало острым слухом или ультразвуковым приемником – как у летучей мыши. Спустя несколько секунд из отверстия выступила короткая трубка телесного цвета, больше всего напоминавшая дуло пистолета. Кикаха бросился на землю, хотя это резкое движение вызвало боль в ребрах и голове. Раздался звук, как от вылетевшей пробки, и над его головой что-то просвистело. Он откатился вбок и увидел лежавшую неподалеку костяную стрелу – достаточно острую, чтобы пронзить человеческое тело. Острие покрывало что-то зеленое и липкое. Выстрелившее в него дерево с громким чавканьем втягивало в себя воздух. Значит, эти растения – плотоядные, если только выпускаемые ими стрелы не применялись для самозащиты. Но в такое верилось с трудом.

Кикаха отполз подальше, стараясь оказаться за пределами досягаемости стрел. У деревьев не было ни глаз, ни щупальцев, но они замечали добычу и каким-то способом съедали ее. Что ж, подождем – увидим.

Долго ждать не пришлось. Оседлав разлагавшиеся туши антилоп и газелей, деревья приступили к трапезе: на основании стволов выступила пара гибких губ и принялась в буквальном смысле рвать мясо.

О такой разновидности плотоядных растений Уртона не упоминал. Возможно, он сделал это сознательно, надеясь, что Кикаха с Ананой окажутся в непосредственной близости от них и попадут под обстрел смоченных в яде стрел.

Прежде чем отправиться в путь, Кикаха решил обзавестись кое-каким оружием. Он подходил к растению ровно на расстояние выстрела, а потом бросался наземь. Подобные маневры причиняли ему некоторую боль, но дело того стоило. Когда количество стрел перевалило два десятка, он завернул их в тряпку, пожертвовав куском собственных штанов, и засунул пакет в задний карман. Приветливо помахав рукой деревьям, Кикаха тронулся в путь.

К этому времени прилегавшая к каналу местность начала заполняться животными, почуявшими воду. Так, Кикахе повстречалось стадо слонов – они не уступали в росте своим африканским собратьям, но отличались более длинными ногами и менее массивными телами. Вожак, огромная самка, настороженно поглядела на него, но не сделала никаких угрожающих движений.

Слоны атаковали рощу стреляющих растений, однако крошечные стрелы не причиняли никакого вреда их толстым шкурам. Животные врезались в растения, сшибали их с ног, а потом принимались обрывать со стволов короткие ветви. После этого стволы направлялись в пасти с помощью хобота. Начиналось пережевывание, гигантские зубы крошили покрытые корой тела, в огромные глотки уходило все – и растительные, и протеиновые части. Слонята постарше хватали упавшие куски и поедали их.

Некоторые растения вперевалку спешили убраться прочь, что не спасло их от семейства гигантских лосей, тоже оказавшихся невосприимчивыми к яду стрел. Кикаха заметил, что лоси остерегались употреблять в пищу орган, содержавший, как он полагал, стрелы, – они отталкивали его в сторону. Все прочее, включая и мясистые на вид ноги, отправлялось в утробу.

Кикаха терпеливо ждал, пока один из таких «мешочков» не оказался от него поблизости. Вскрыв его ножом, он обнаружил внутри дюжину стрел, причем каждая находилась в отдельной трубочке. Разумеется, он присовокупил их к своей прежней добыче и отправился дальше.

Несколько раз ему перебегали дорогу семейства саблезубых кошек темно-рыжего цвета размером с льва. Они его видели, но, по крайней мере в данную минуту, не интересовались им. Игнорировали они также и копытных зверей. Очевидно, их самой непосредственной заботой стала вода.

Поблизости от него протрусила стая диких собак с высунутыми красными языками и пылающими изумрудными глазами. Ростом они были около двух с половиной футов, пятнистые, как леопарды. За ними следовало семейство огромных кенгуру. Головы их, однако, походили на головы гигантских кроликов. На брюхе у самок имелись покрытые шерстью сумки, и из них торчали головы детенышей «кролгуру».

Разумеется, такое разнообразие животного мира наводило на мысли о буйной фантазии Владыки этого мира. Причем водный мир тоже не был обойден его вниманием. Однажды Кикахе показалось, будто посередине канала плывет человеческое тело, и у него болезненно сжалось сердце. Но, взглянув более внимательно, он рассмотрел животное из семейства моржовых. Вильнув раздвоенным хвостом, походившим на сведенные пятками вместе человеческие ноги, оно внезапно исчезло, однако миг спустя всплыло, зажав в усатой пасти добычу: у существа, издававшего булькающие звуки, была рыбья голова и четыре короткие толстые ножки.

Что касается птиц, то небо часто становилось черным от стай, насчитывавших не меньше сотни тысяч пернатых – и с Земли, и похожих на известных ему по миру Джадавина. Попадались и настолько необычные, что, судя по всему, их предков Уртона создал в биолабораториях. Откуда бы они ни происходили, вели они себя очень шумно. Воздух был наполнен карканьем, клекотом, мелодичным пением, трелями, пересвистыванием, чириканьем. Одни питались рыбой, либо падая с высоты, либо плавая по поверхности и ныряя за рыбой и лягушкообразными тварями. Другие садились на слонов и лосей и выклевывали паразитов. Некоторые добывали пищу, выклевывая ее из зубов огромных крокодилов.. Деревья, а точнее, их плоды, тоже не были обделены вниманием птиц. Но иногда растение падало, не выдержав веса рассевшихся на его ветвях «посетителей». Пронзительно крича, пернатые поднимались в воздух, словно дым от горящего бревна. Растения со щупальцами спешили снова поднять своих беспомощных собратьев. Остальных предоставляли собственной участи, и чаще всего их поедали слоны и лоси.

Интересно, где же птицы откладывали яйца? В этом мире никакое гнездо не будет безопасным. Например, трещина в горе через несколько дней сомкнется, да и сам горный массив спустя некоторое время превратится в равнину, а то и в овраг.

У него имелась уйма времени для наблюдения за зоологией этого мира. Если он проживет достаточно долго.

Час спустя Кикахе стала ясна одна из причин стремительного характера жизни в этом мире. Над горизонтом поднялась красноватая «луна», напоминавшая своей формой очень вытянутый овал. Когда она перевалила за горизонт, то заняла половину неба, вращаясь вокруг своей продольной оси так медленно, что за два часа поворачивалась по вертикали не больше чем на два градуса. По словам Уртоны, это небесное тело представляло собой один из отколовшихся кусков не больше ста километров длиной. Таким большим он казался из-за своей близости к поверхности планеты.

Несмотря на то что знания физики и небесной механики ограничивались усвоенными в школе, Кикаха, однако, знал, что тело с такой массой не могло проходить по орбите, столь близкой к планете. Но, побывав много лет тому назад в мире Джадавина, он уже перестал чему-либо удивляться. Различное распределение пространства и материи, обращения материи в энергию были не только возможны, но и реализованы Владыками.

Сколько пройдет времени, прежде чем спутник планеты превратится в планету? Уртона не знал, точнее, не помнил. Не помнил он также, когда запланировано неизбежное падение крейсировавшей по небу огромной штуковины. Температура в зоне этой катастрофы окажется достаточно высокой, чтобы изжарить любое живое существо в радиусе пятидесяти миль. Неизбежны и крупные землетрясения.

На «луне» водились звери, птицы, рыбы и растения – словом, те же самые формы жизни, что и на основной планете. Их участи вряд ли можно было позавидовать в случае падения.

Уртона, однако, говорил, что отколовшиеся массы никогда не падают в районе океанов. Кикахе оставалось надеяться, что он находится неподалеку от одного из пяти и не увидит внезапно появившегося на поверхности горного хребта сверх-Гималайских масштабов. Спустя несколько месяцев, как утверждал Уртона, где-то в другом месте от планеты отколется следующий кусок. Кикаха содрогнулся, представив колоссальную дыру, а затем процесс заживления этой раны, когда стенки потекут вниз, заполняя ее, а остальная планета в очередной раз изменится, компенсируя это смещение.

В дороге незаметно прошло три часа, и угрожающая масса над ним заметно уменьшилась в размерах. В этом мире только она отбрасывала тень, достаточно бледную по сравнению с тенями Земли. Однако эмоциональная тень беспокойства и почти панического страха редко уступала чему бы то ни было в родном мире Кикахи. Сравнение с ней выдерживали только дымящийся вулкан, сильное землетрясение и ревущий ураган.

Кикаха внимательно наблюдал за реакцией птиц и зверей, пока «луна» находилась над ними. Отсутствие тревоги свидетельствовало лишь об одном: они каким-то образом «знали», что небесное тело не представляла никакой угрозы. По крайней мере, в данное время.

Не снабдил ли Уртона свои создания инстинктивным механизмом, благодаря которому они обладали способностью предвидеть, в каком районе упадет отколовшаяся масса? Если да, то, значит, в подобных природных катаклизмах есть какая-то система. Однако как это знание распространяется на существ, привезенных из других вселенных? Они пробыли тут недостаточно долго, чтобы можно было говорить о каких-то эволюционных механизмах.

Он обязательно спросит об этом Уртону, когда найдет его. Еслинайдет – незадолго перед тем, как убить его.

Минул «день», пока Кикаха размеренно шел вдоль канала, который постепенно начал расширяться. Он сделал привал и поужинал несколькими полуисклеванными плодами, по вкусу похожими на папайю. Посреди «ночи» мимо него проскакало несколько кролгуру, преследуемых двумя длинноногими бабуинами. Кикаха метнул нож в шею проносившегося мимо самца, и животное упало, заставив бабуинов вернуться к более легкой добыче. Кикаха вытащил нож и погрозил им приматам. Те дружно оскалили грозные на вид клыки, и один из животных сделал короткие броски в его сторону. Кикаха не хотел связываться с ними, поэтому отрезал ноги кролгуру и отправился дальше, оставив тушу бабуинам. Их такой дележ вполне удовлетворил.

Найти безопасное место для сна оказалось почти невозможно. Не только «ночь» кишела рыскавшими хищниками, угрозу представляла и разлившаяся вода. Дважды Кикаха просыпался почти погруженным в воду и поневоле двигался дальше. Наконец он дошел до подножья ближайшей горы – еще совсем недавно это был всего лишь холм. На ее склоне валялось несколько больших валунов. Кикаха лег как раз над одним таким камнем. Когда склон станет слишком крутым, валун покатится вниз, и это движение разбудит его – так, по крайней мере, надеялся он.

Из долины доносились рев, лай, рычание и визг. Однако охота шла достаточно далеко от места ночлега. А возможно, то и дело будившие его звуки были частью его кошмарных снов.

Незадолго до «рассвета» Кикаха, охнув, сел, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Слышался грохот. Землетрясение? Нет, земля не дрожала. Затем он увидел, что по склону, ставшему теперь еще круче, неслось примерно с полдюжины камней, подскакивая на выступах, вновь со стуком ударяясь о склон. Они, постепенно набирая скорость, неслись, словно увлекаемые неведомой силой, в долину, которую теперь сплошь покрывала вода. Из зверей виднелось только несколько больших кошек, продолжавших преследовать свою добычу. На смену зверям в долину устремились миллионы птиц, среди них приблизительно двести тысяч фламинго, зеленых, а не розовых, как их земной эквивалент. Вода бурлила от слишком большого количества живности.

Кикаха спустился вниз по почти отвесному склону (даже если бы он решился еще немного поспать, вряд ли ему удалось бы удержаться на поверхности, а не скатиться вниз), а затем зашел по колено в воду. Наклонившись, он напился; заодно, изловчившись, сумел схватить существо, похожее на амблистому. В этот момент на него едва не налетел один из фламинго. Когда Кикаха выпрямился, птица стояла перед ним, сердито щелкая клювом. Тот не обратил на него внимания и с жадностью вцепился зубами в амблистому, которая оказалась на вкус вполне съедобной.

Итак, набив желудок и искупавшись, Кикаха побрел по колено в воде вдоль основания горы. Час спустя он миновал ее и зашагал по равнине. Примерно в «полдень» равнина накренилась в одну сторону, примерно на десять градусов к горизонтали, и по ней полилась вода. Через три часа она начала крениться в другую сторону. Кикаха на ходу доел амблистому и отшвырнул кости и кожу в сторону. На них тотчас набросились алые вороны.

Отколовшаяся масса-«луна» больше не появлялась. Оставалось только надеяться, что, когда она упадет, то это произойдет достаточно далеко. Кикаха никому не пожелал бы оказаться рядом с тем местом, где за несколько мгновений появится горный хребет – своего рода Гималаи. Потом, спустя несколько месяцев, – так утверждал Уртона, он сольется с планетой, заодно изменив свою форму. Через некоторое время где-то в другом месте от планеты отколется еще один кусок в форме клина, более крупный, примерно одна шестнадцатая от массы всей планеты – 67 700 000 000 кубических километров. Боже, помоги тем, кто останется на нем в этот момент. А какая участь ожидает их, когда кусок начнет падать на планету...

Кикаха содрогнулся. Если только представить себе катаклизмы, землетрясения, колоссальных размеров дыру... А каков будет процесс заживления этой «раны», когда она начнет «зарастать», как поверхность планеты компенсирует это смещение! Представить себе такое было просто невозможно.

Это чудо, что на Лавалитовом мире существовала жизнь, причем всевозможные особи водились тут в изобилии.

* * *

Перед «сумерками» Кикаха оказался между двумя монолитными горами, за весь день их форма осталась неизменной.

Канал проходил по центру ущелья, его берега возвышались над поверхностью воды на несколько дюймов. По обоим участкам суши вдоль канала хватило бы места для шеренги в десять человек.

Кикаха направился вдоль канала, время от времени поглядывая на отвесную стену горы, которая плавно уходила вправо, и русло канала послушно изгибалось вместе с ней. Он не хотел ночевать здесь, поскольку на таком узком пространстве ему не удалось бы спрятаться от любых крупных хищников или не попасть под копыта промчавшегося стада.

Время от времени Кикаха замедлял шаг, когда мимо пробегали большие кошки или дикие собаки. К счастью, звери не обращали на него внимания – вероятно, они сталкивались прежде с людьми и поэтому боялись их. Кстати, это не могло не навести на мрачные размышления о том, что здешние «гомо сапиенс» представляют определенную угрозу. Впрочем, хищники могли воспринимать Кикаху как незнакомое им существо, от которого лучше держаться подальше. Тем не менее они наверняка напали бы, застав спящим на земле, и поэтому он, не останавливаясь, шел дальше. К «рассвету» Кикаха уже пошатывался от усталости, ноги гудели, а желудок требовал пищи.

Наконец ущелье осталось позади, и перед путешественником, насколько хватало глаз, простиралась широкая равнина, которую канал делил почти пополам, устремясь к видневшимся вдали коническим горам. Повсюду мирно паслись многочисленные стада, над передвигавшимися рощами деревьев проносились стаи вездесущих птиц. Идиллическую картину не нарушали хищники – если они здесь и водились, то вели себя тихо.

Некоторое время Кикаха, устремив взгляд на далекие горы, размышлял, какова длина канала от начала до конца. Как ему представлялось, поток пронес его не больше чем на десять миль. Но теперь стало очевидным, что его могло протащить и все пятьдесят или даже больше. Воображение услужливо нарисовало мрачную картину. Земля внезапно раскололась по прямой линии, словно по ней ударил огромных размеров топор, из моря в образовавшуюся трещину хлынула вода, гигантская волна пронесла Кикаху по каналу и выбросила на берег. Ему очень повезло, что дно оказалось достаточно ровным, а поток воды – не очень сильным.

Нет, разумеется, ни о каком везении здесь не было и речи, его спасло чудо.

Тронувшись в путь, Кикаха прошел всего сотню ярдов. Внезапно раздавшийся стук копыт заставил его обернуться.

Из-за выступа горы появилось несколько всадников, вооруженных длинными копьями, которые, заметив его реакцию, пустили своих лосеобразных скакунов галопом.

Бежать было бесполезно. Тех, кто стоит и ждет, на этом корте обслуживали точно так же. Но ситуация ничуть не походила на теннисный матч.

ГЛАВА 7

Эти лосеобразные были чуть покрупней чистокровных коней и так же различались по масти: чалые, вороные, гнедые и пегие. Морды им стянули уздечками, а еще в сбрую входили кожаные седла и стремена.

Обнаженные по пояс воины из одежды предпочитали кожаные штаны, очевидно уберегавшие кожу ног от раздражения, а из украшений – перья, которые торчали из длинных темных волос. Но на этом сходство с индейцами заканчивалось, так как всадники были светлокожими, с густыми бородами. Когда они подъехали достаточно близко, Кикаха разглядел на их лицах татуировку – наверняка дань принадлежности к этому славному племени.

Что касается копий, то некоторые из них представляли собой шесты с заостренными и потемневшими от пламени концами. Другие имели наконечнки из кремня, или антилопьих рогов, или львиных зубов. Луки и стрелы явно не были известны жителям этой планеты, так что остальное вооружение представляло собой каменные топоры и тяжелые боевые бумеранги, притороченные к седлам. Ни одна рука не потянулась к круглым, обтянутым кожей щитам, висевшим на привязанных к седлам кожаных тесемках. Очевидно, туземцы решили, что Кикаха для них не опасен, – и были правы.

Первые подъехавшие к нему воины остановили сво-. их животных всего в нескольких шагах от Кикахи. Другие рассыпались цепью и затем быстро окружили его. Вождь – коренастый мужчина с заметной сединой в волосах – направил своего «скакуна» к Кикахе. Животное подчинилось, но его большие навыкате глаза выражали явное беспокойство.

В это время к ним начали потягиватся остальные члены племени в сопровождении вооруженных всадников, ехавших по бокам каравана. Женщины, дети и собаки шли за лосеобразными, тащившими волокуши, нагруженные шкурами, деревянными шестами и кое-каким нехитрым скарбом.

Вождь заговорил на неизвестном языке. Не питая особых надежд, что его поймут, Кикаха тем не менее произнес приветствия на двадцати различных языках: Владык, английском, французском, тишкетмоакском, хровакском, исчезнувшем верхне-немецком диалекте Дракландии, нескольких лакотских и микенском наречии, присовокупив к ним несколько известных ему фраз на латыни, греческом, итальянском и испанском. Никакой реакции не последовало, хотя Кикаха надеялся, что их предки происходили с Земли.

Хорошо, что его не убили на месте. Однако, зная, как поступали с пленниками племена на индейском уровне мира Джадавина, Кикаха не испытывал излишнего оптимизма.

Вождь махнул украшенным перьями копьем и что-то сказал двум воинам. Те спешились и начали осторожно двигаться, выставив вперед копья. Кикаха улыбнулся и протянул руки вперед, ладонями вверх. Воины остались безучастными к его улыбке.

Если бы Кикаха находился в своей обычной – то есть превосходной – физической форме, он попытался бы бежать к ближайшему лосю с пустым седлом. Но даже тогда у него был только один шанс из двадцати прорваться сквозь кольцо. Раньше ему приходилось сталкиваться и с худшим соотношением шансов, но тогда он чувствовал себя способным на что угодно. А теперь – нет. Он слишком устал и утратил прежнюю сноровку.

Оба воина были ниже его ростом, один – примерно пять футов шесть дюймов, а другой на дюйм повыше. Более рослый держал в одной руке копье, другую вытянул вперед. Кикаха решил, что он хочет получить у него нож, и, пожав плечами, медленно подчинился. Какую-то секунду он подумывал метнуть нож воину в горло, затем схватить копье, выдернуть нож, побежать к... Нет, забудь об этом.

Воин взял нож и, пятясь, отошел. Выражение его лица свидетельствовало о том, что он раньше никогда не видел металла. Вождь что-то сказал приказным тоном, и воин подбежал к нему, протягивая нож. Седовласый повертел его, осторожно ощупал ладонью лезвие, а потом испробовал его на кожаной тесемке, державшей щит. Все дружно вскрикнули, когда щит с глухим стуком упал на землю.

Вождь что-то спросил у Кикахи. Вероятно, он хотел узнать, где пленник его раздобыл. Кикаха был не прочь соврать, если это спасет ему жизнь, и показал на горы, к которым держал путь.

Судя по сдвинутым бровям, старик напряженно размышлял. Затем он заговорил, и двое спешившихся воинов связали Кикахе руки спереди кожаным ремнем. Вождь снова произнес несколько слов, и разведчики выдвинулись вперед. Примерно через пятнадцать минут голова каравана поравнялась с ними. Вождь обратился к своим соплеменникам, то и дело указывая копьем в указанном пленником направлении. Настороженная тишина, в которой толпа выслушала своего предводителя, сменилась нестройным шумом взволнованных голосов. Наконец вождь предупреждающе поднял руку, и все смолкли. Тем временем Кикаха подсчитывал количество людей, окружавших его. Включая разведчиков, приблизительно девяносто душ. Тридцать мужчин, сорок женщин и двадцать детей – от младенцев до подростков.

Женщины, среди которых Кикаха заметил немало привлекательных особ, были сплошь брюнетками с карими глазами, лишь немногие удивляли контрастом темных волос и светлых глаз. Достоинства и недостатки фигуры подчеркивала единственная деталь туалета – короткая юбка-кильт из дубленой кожи. Дети – как малыши, так и подростки ходили голышом, предпочитая любой одежде слой грязи. Впрочем, последнее было характерно и для взрослых – так же, как и запах, словно туземцы не мылись больше месяца.

Последовал короткий приказ вождя, и несколько воинов раздели Кикаху до трусов. Предводителю досталась знатная добыча – драные джинсы. Судя по выражению его лица и радостному смеху, старик никогда прежде не видел ничего похожего на них. Однако когда он попытался натянуть джинсы, то обнаружил, что его широкие ягодицы и отвислый живот не помещаются в них. Проблема довольно просто разрешилась, когда пояс украсили несколько надрезов.

Найдя в заднем кармане джинсов пакет с ядовитыми стрелками, вождь передал их воинам с копьями без наконечников. Те привязали стрелки сыромятными ремнями к концам копий, а потом устроили небольшой показательный бой, играючи тыкая друг в друга оружием и с визгом отскакивая в сторону.

Из табуна выволокли крупную лосиху, быстро оседлали; вождь жестом велел Кикахе забраться на нее. Он так и сделал, и теперь сидел, ожидая дальнейшего развития событий, держась за поводья. Один из воинов, продев под брюхо животного длинный ремень, завязал его концы на голенях Кикахи. Затем караван тронулся, и старуха – единственная среди женщин – заиграла странную мелодию на сделанной из длинной кости флейте.

Ехали они примерно час, затем племя разбило лагерь – эта процедура оказалась достаточно быстрой – у канала. В то время как Кикаха сидел на животном, игнорируемый всеми, кроме своего сторожа, туземцы шумно принимали водные процедуры. Через полчаса, очевидно выждав, пока пленника жестоко искусает орда синих мух, сторож наконец развязал ремни у него на ногах. Кикаха с трудом спешился и жестом показал, что хочет напиться воды. Сторож, стройный юноша, кивнул, разрешая. Кикаха подошел к краю канала, опустился на колени и зачерпнул ладонями воду. В следующий миг он очутился в воде, сброшенный туда пинком, за его спиной раздался громкий хохот.

Кикаха поплыл назад, затем, когда ноги коснулись дна, обернулся и бросил тоскливый взгляд на противоположный берег, находившийся примерно в трехстах футах. Он мог бы добраться туда даже со связанными руками и уйти от преследователей – если бы только поблизости были лес или гора, а отнюдь не равнина примерно в две мили шириной. Верховые догонят его прежде, чем он пересечет ее.

Когда Кикаха неохотно вылез на берег, охранник встретил его какой-то незатейливой фразой, услышав которую туземцы дружно расхохотались. Наверняка замечание не было лестным – а впрочем, почему бы не узнать, что он сказал? Кикаха решил, что может приступить к урокам изучения языка прямо с этой минуты. Он показал на копье и спросил, как оно называется. Некоторое время юноша морщил лоб, пытаясь понять, чего от него хочет пленник, а затем ответил:

– Габол.

Слово габол, как оказалось, не являлось общим названием для этого рода оружия, а означало копье с наконечником, закаленным в огне. Древко, увенчанное каменным наконечником, называлось барос; с наконечником из антилопьего рога – ява; из львиного зуба – градос.

Позже Кикаха узнал, что у туземцев не было слова для обозначения человеческого рода. Племя просто называло себя «люди», а остальные, не принадлежавшие к нему, считались «врагами». Детей любого пола обобщали одним словом, буквально переводившимся как «несложившийся». Взрослые мужчины разделялись на воинов, убивших врага, не прошедших боевого крещения юношей и бесплодных особей мужского пола. Последний мог быть храбрецом, отправившим на тот свет не одного своего противника, но все равно оставался тайру. Если же, однако, он сумел похитить ребенка из другого племени, то переходил в разряд виру, славных воинов.

Женщины тоже распределялись на три категории, и к высшей относились те, кто имел детей. Чтобы принадлежать ко второй, бесплодная женщина должна была убить двух врагов – мужчин или женщин. Шонка– слово, когда-то называвшее мелкое животное, обозначало женщину, не имевшую детей и не пролившую вражеской крови.