Текст книги "Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь."

Автор книги: Филип Хосе Фармер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 46 страниц)

ГЛАВА 24

Из Пещерного мира Зазеля Орк вышел в мир, который местные жители называли Лактер. Пробыв там какое-то время, молодой Владыка определил, что тоанам он известен как Джадавин-Тар, то есть Мир Джадавина. Когда-то это был Мир Туллоха, то есть Туллох-Тар. Но Джадавин сумел пройти через врата-ловушки, и Туллоху пришлось спасаться бегством.

Особенностью Лактер было то, что на его ночном небе звезды, казалось, порхали, как светляки. Орк не случайно подумал именно так – «казалось», потому что многое в личных вселенных принадлежало к числу иллюзий. Врата вывели его в пещеру у подножия горы на большом тропическом острове, и, пройдя через джунгли, Орк оказался на берегу моря. Понаблюдав несколько дней за туземцами, он решил познакомиться с ними поближе. Это был мирный и дружелюбный народ, хотя некоторые их обычаи представлялись Орку экстравагантными, а порой и жестокими.

Язык поашенков не был родствен тоанскому. Орк выучил его довольно быстро, несмотря на необходимость освоить некоторые незнакомые звуки. Он жил с миловидной женщиной в хижине из травы и дерева вроде бамбука, охотился, ловил рыбу, досыта ел, много спал и залечивал телесные раны. Душевные же раны заживали не так быстро. Владыку не покидало желание найти следующие врата. Научившись бегло объясняться на местном языке, он стал расспрашивать всех, кто утверждал, будто что-то знает о мире за пределами острова. Сведения из этих рассказов удалось почерпнуть скудные и большей частью полулегендарные.

Гостеприимные темнокожие хозяева предложили ему попробовать наркотик под названием афлатук, сделанный из сока трех растений. Орк пил его, а также курил измельченную кору сомакатина. Оба снадобья вызывали у него мечтательное состояние, движения и мысли становились замедленно-тягучими. Вкус сладкого ароматного плода или жареного мяса держался во рту несколько часов – так, во всяком случае, казалось после употребления этих наркотиков; оргазмы продолжались вечность. Местные жители утверждали, что афлатук и сомакатин не обладают никакими отрицательными последствиями, к ним также не развивается привыкание.

Однако через некоторое время юноша заметил, что взрослые члены племени не отличаются хорошей памятью. А потом у жены Орка случился выкидыш, и выяснилось, что это здесь довольно частое явление. Сначала эти факты не слишком обеспокоили молодого Владыку. Но когда он начал промахиваться на охоте – а Орк всегда был превосходным лучником, – его охватила тревога. Она только усилилась, когда Орк обнаружил, что у него начались провалы в памяти. Случилось это после очередного ритуального праздника, и всю ночь, несмотря на мучительные позывы выпить сока и покурить коры, Орк устоял. Ни с кем не попрощавшись, он вышел в море на своем челноке, захватив с собой воду и пищу.

На следующий день Владыка уже сожалел, что отказался от афлатука и сомакатина. Еще до наступления ночи тело его корчилось в судорогах от мучительного неутоленного желания выпить или сделать пару затяжек, и ветер уносил его крики, которые слышали только морские птицы. Остров исчез в дали, и на горизонте, насколько хватало глаз, не было видно суши.

Джим Гримсон тоже страдал и мучился и тоже, хотя и фигурально, кусал свои запястья и раздирал пальцами тело. Он в унисон Орку вопил благим матом, видел, как и молодой Владыка, демонов, встававших из моря, и огромные призрачные фигуры, глядевшие из-за туч, чувствовал вместе с ним, как кости пытаются прогрызть себе дорогу сквозь плоть и кожу.

В просветах между этими пытками Орк, а следовательно и Джим, впадали в депрессию. В конце концов юноша чуть было не прыгнул в море, не в силах более выносить подобное состояние.

Затем его муки внезапно прекратились – кровь очистилась от наркотиков, и Орк поклялся, что никогда больше не притронется ни к какому зелью.

К несчастью, во время одного из приступов депрессии он выбросил за борт все запасы еды и питья. И теперь ему приходилось сражаться с жаждой и голодом. Орк проиграл бы эту битву, если бы его не подобрал корабль. Однако, к несчастью, это оказалось судно работорговцев, оснащенное парусами и веслами, и Владыку, заковав, бросили в трюм, где уже томились сотни других пленников.

Пираты-работорговцы, с более светлой кожей, чем поашенки, вооруженные стальными пиками, совершили два набега на какой-то большой остров и, набив свой корабль до отказа чернокожими аборигенами, вот уже три недели плыли на север.

Орк пережил заточение в трюме, но впереди его ждало рабство. Его продали на плантацию и отправили работать в поле. Тяжкий труд от зари до темна под убийственным солнцем, дурная пища, беспрестанные унижения, не знающие устали бичи надсмотрщиков – все это подвергло испытаниям его терпение и выносливость. Орк знал, какое наказание грозит за неподчинение приказам и чем может обернуться для него возражение надсмотрщику или даже чуть угрюмый взгляд. Несмотря на это, ему едва удавалось держать себя в руках. Он внимательно наблюдал за всем, что происходило вокруг, и искал пути к побегу.

Джим Гримсон не только разделял страдания Орка – у него хватало и своих. Еще когда юноша пережил самую настоящую «ломку», Джим попытался освободиться, но безуспешно. Охваченный ужасом, Джим повторял попытки вновь и вновь – но избавиться от Владыки не мог, и его поглотили без остатка кошмарные видения. Он стал слишком Орком, чтобы быть Джимом Гримсоном.

Когда муки прекратились, Джим обрадовался – теперь он сможет вернуться на Землю. И все-таки что-то мешало ему оставить Орка – возможно, то обстоятельство, что Владыка не счел плен и рабство невыносимыми. Однако в один не самый прекрасный день Джим решил: хватит, пора покидать эту вселенную. А когда пройдет достаточно времени и ситуация, возможно, изменится, он вернется к Орку. И снова Джима охватила паника, потому что он не мог вырваться. Однако теперь его удерживал мозг-призрак. Придвинувшись поближе, он «схватил» его своими призрачными клешнями (Джим почему-то знал, что мозг-призрак пустил в ход именно клешни, вроде крабьих). После этого мозг-призрак затих, словно удовольствовался тем, что держит добычу. Джим продолжал бороться – он читал заклинания и громко, хотя и фигурально, взывал к Богу, в которого не верил. Но все напрасно.

Вскоре после этого пришел черед взбунтоваться Владыке. В его намерения это не входило – просто закончилось терпение. Надсмотрщик Нагер питал неприязнь ко всем рабам на плантации, но особенно невзлюбил Орка. Он насмехался над белой кожей Орка, хлестал бичом чаще, чем других рабов, и за меньшие провинности. Тем вечером, сразу после того как Нагер велел водоносу не давать Орку пить, потому что тот не похож на жаждущего, юноша все же протянул руку и поднес ко рту ведро. В следующий миг Нагер сбил его с ног, ударив ногой в живот, а потом обрушил бич на спину. Молодой Владыка стерпел шесть ударов, прежде чем его ослепила ярость. Он ринулся вперед сквозь алый туман, который застлал все вокруг, и пнул Нигера в пах. Прежде чем подоспели другие надсмотрщики и стражники, Орк свернул Нигеру шею. Несмотря на ожесточенное сопротивление, в ходе которого он убил стражника и изувечил еще одного надсмотрщика, его все же одолели. Главный надсмотрщик отдал приказ немедленно обезглавить Орка. Владыку поставили на колени и, заломив руки за спину, нагнули голову вперед. Главный надсмотрщик приближался к нему, обнажив длинный меч.

– Держите крепко! Один удар – и я снесу ему башку!

Джим испытывал нечто большее, чем просто ужас.

Если Орка казнят, умрет и он, Гримсон был убежден в этом. Его горло напряглось, выкрикивая освобождающее заклинание, а затем возникло ощущение прохождения сквозь бесцветную пустоту, которая обжигала холодом.

В палате горел свет. Джим стоял, нагнувшись вперед, его руки сжимали горло Билла Крэнама, больничного охранника.

ГЛАВА 25

Два удара дубинкой по тыльным сторонам локтей парализовали пальцы Джима, и они сами собой разжались, отпустив горло Крэнама. Теперь самого Джима захватили сзади за шею полусогнутой рукой, оттащили его, полузадушенного, от Крэнама и швырнули на пол. Над ним стоял, держа дубинку, другой охранник, Дик Мак-Донрах.

– Не шевелись, черт бы тебя взял, не шевелись! – прохрипел он.

Несмотря на это предупреждение, Джим сел. Он был голый. Перед последними двумя вхождениями он снимал с себя одежду, почему-то решив, что она мешает легкости перехода.

– Что случилось? – прохрипел Джим, глядя снизу на Мак-Донраха и ощупывая шею.

– Мы устроили внезапную проверку по поводу наркотиков, – ответил охранник. – Тебя мы застали сидящим на стуле; ты, казалось, не слышал нас. Мы обыскали твою палату и нашли вот это!

Мак-Донрах сунул руку в карман и достал пластиковый пакет с несколькими черными капсулами.

– Стимулянты! – торжествующе объявил он.

Джим чувствовал себя ошеломленно-отупевшим.

– Это не мои... – пробормотал он. – Клянусь, не мои!

Гримсон повернул голову. В дверях толпились пациенты в пижамах и халатах. Санди Мелтон выглядела очень опечаленной, Джилмен Шервуд ухмылялся.

Билл Крэнам, осторожно ощупывая шею, нетвердыми шагами подошел к Мак-Донраху.

– Черт побери, Гримсон! – просипел он – Что это на тебя нашло? Я еле-еле растолкал тебя, а потом ты взял да и напал на меня! Почему? Разве мы не были всегда добрыми приятелями?

– Извини, Билл, – Джим вздохнул. – Я был в... том другом мире. В смысле, не совсем здесь. И даже не знал, что же делаю.

– Боже правый! – изумился Мак-Донрах. – Да у меня вся рубашка в крови!

Джим видел пятна на белом полотне, но мысли его пытались сосредоточиться на другом: он мог бы поклясться, что спустил «черных красоток», которых дал ему Шервуд, в унитаз.

– Это ты испачкался, когда схватил Джима сзади, – сказал Билл и зашел Джиму за спину. – Господи! У тебя из спины кровь хлещет, как из зарезанной свиньи! Откуда у тебя такие глубокие раны? Мы же не притрагивались к твоей спине, могу поклясться на целой куче Библий!

Теперь и Джим почувствовал боль от кнутов и жжение текущей крови.

– У меня... – Он умолк.

Как можно было это объяснить? Да и нужно ли... Важнее всего узнать, как попали наркотики к нему в палату. Сукин сын Шервуд! Без него тут наверняка не обошлось! Но зачем ему пытаться кого-то подставить? И как он это сделал?

Мак-Донрах, рослый толстопузый здоровяк средних лет, отвел Джима в ванную и поставил его спиной к зеркалу. Вывернув насколько возможно шею, Джим осмотрел спину, которую пересекало по меньшей мере шесть длинных и глубоких рубцов, кровь уже начинала запекаться. Бич надсмотрщика нанес их Орку, и все же они отпечатались и у него на теле.

– Я тебя помою, – сказал Мак-Донрах. – Только не делай резких движений. Не доверяю я тебе.

– Я ж не сумасшедший, – обиделся Джим. – Просто я был, ну, это, погружен в себя. Я совершенно не осознавал, что делаю. Но те капсулы, Мак, они не мои. Кто-то пытается меня подставить.

– Все так говорят в подобной ситуации.

Мак стер полотенцем кровь, потом обмыл раны водой с мылом и промокнул досуха бумажными полотенцами, после чего протер их спиртом. Джим крепко стиснул зубы, но не издал ни звука.

– Тебе надо будет сходить в травматологию, там их обработают как следует. Но, думаю, инфекция в раны не попадет. Надевай халат и шлепанцы.

– Ладно, – согласился Джим. – Но я эти наркотики не покупал и не приносил их сюда. В этом я не виноват.

– В твоем возрасте невиноватых уже не бывает.

– Философ долбаный! – прорычал Джим.

Красный туман, окутавший Орка, теперь поглотил и его. Последняя реплика Мак-Донраха выпустила на волю ту ярость, которую Орк – Джим всегда носил в себе, словно легкую лихорадку. А несправедливое обвинение в употреблении наркотиков превратило лихорадку в настоящую горячку.

Дальше что-то случилось. Но как бы Джим ни поступил, воспользовался он при этом боевым мастерством Орка, и теперь Мак-Донрах лежал навзничь на зелено-белом кафельном полу, покрытом красными пятнами. Он был без сознания, и из уха у него текла кровь. Джим завопил благим матом и бросился вон из ванной, успев краем глаза увидеть, как Крэнам обрушивает дубинку ему на голову. А потом – темнота.

Когда Джим пришел в себя, он лежал на столе – судя по всему, в травматологии, на первом этаже больницы. Спина болела, но голова просто раскалывалась на части. Доктор Порсена, в клетчатой шерстяной рубашке и джинсах, разговаривал с дежурным интерном. Рядом с ним стояли двое полицейских в форме. Через несколько минут к ним присоединилась сотрудница в штатском. Переговорив с копами, она стала вполголоса совещаться с доктором Порсеной, затем он подошел к Джиму.

– Как ты? – спросил он.

– Все выше и выше, – ответил Джим.

Порсена натянуто улыбнулся.

– Ты попал в чертовски скверную историю. Но думаю, мы сумеем во всем разобраться, хотя и не только ради того, чтобы облегчить тебе жизнь. Перевернись-ка. Я хочу осмотреть твою спину.

Джим подчинился. Порсена присвистнул.

– Откуда они у тебя? Не мог же ты сам нанести их!

– В некотором смысле... Это раны Орка. Он получил их от одного надсмотрщика, с которым был дерзок.

– У тебя уже бывали стигматы, Джим.

Жалея, что не видит лица Порсены, Джим начал объяснять:

– Да, но у меня бывали только кровотечения, доктор. А это настоящие рубцы, глубокие. И болят к тому же. Никакие они не психогенные, как выражаетесь вы, специалисты. Вы ведь не хотите дискредитировать мои приключения, не правда ли?

– Поговорим о рубцах позже. Надо еще разобраться в деле с наркотиками. Как я понял, ты утверждаешь, что их тебе подбросили. Пока тебя оставят переночевать здесь для наблюдения – возможно, у тебя сотрясение мозга. Завтра попробую выяснить, что произошло. Спокойной ночи, Джим.

На следующий день Джим вернулся в свою палату. Его рубцы прикрыли марлей, приклеив ее по краям, и они болели уже гораздо меньше. Возможно (но это лишь предположение), что он перенял способность Орка быстро заживлять раны.

Джиму удалось провести собственное расследование, хотя ему теперь разрешали выходить из палаты только в столовую и на групповую терапию. Торазин [12]12
  Препарат из группы нейролептиков.


[Закрыть], прописанный доктором Порсеной, делает человека чересчур послушным, затуманивая ему мозги. Несмотря на это Джим без особого труда сообразил, что именно произошло, пока он находился в Многоярусных мирах – или в трансе, как считали все.

Шервуд получал «товар» через санитара Нейта Роджерса. Пациенты знали об этом, Джим даже один раз видел, как это происходило, но своеобразный «кодекс чести» запрещал им сообщать администрации. Прошлой ночью неожиданный обыск застал Роджерса врасплох – и он в панике спрятал свой товар в палате Джима. Он запросто мог это провернуть прямо под носом у пациента, ведь Джим ушел в мир иной – причем в самом что ни на есть буквальном смысле. Конечно, это могло быть и делом рук Шервуда – просто из вредности.

Хватит теоретизировать! Перейдем к делу, возьмем быка за рога. Так поступил бы Орк – значит, и Джим Гримсон будет так действовать.

Время ленча еще не подошло. Джим шел по коридору, здороваясь с немногими встречными пациентами. Ни сотрудники медцентра, ни медсестры, ни санитары, которые могли бы прогнать его обратно к себе в палату, ему не попадались. Нейт Роджерс, мужчина лет под сорок, высокий и мускулистый, но безобразный на вид, стоял, прислонившись к двери бельевой. Заметив Джима, он улыбнулся.

– Как у мальчика на душе?

– Скверное настроение, сволочь ты поганая!

С этими словами Джим схватил Роджерса, развернул его и втолкнул в бельевую. Тот споткнулся, пытаясь удержаться на ногах. Джим включил свет. Санитар резко обернулся.

– Какого черта, засранец?

– Ты скажешь Порсене, что это твоих рук дело, иначе я буду бить тебя, пока не признаешься.

– Что? Спятил ты, что ли? Ну, конечно, спятил! Вы ведь все тут чокнутые!

– Так не забывай этого, – посоветовал ему Джим. – Стоит тебе только повернуться к нам спиной, как мы тебе раз – и горло перережем. Во всяком случае, я – точно. Так ты идешь со мной к Порсене или нет?

– Дерьмо, – выругался Роджерс. – Да у тебя на меня ничего нет, совершенно ничего! Отвали, подонок, а то по стенке размажу!

– Ты мне, может, и не поверишь, но я знаю, как убить тебя за две секунды голыми руками.

– Враки! – презрительно ухмыльнулся Роджерс. – А если бы даже и мог, то не посмеешь! Хочешь в тюрягу сесть до конца жизни?

– Я видел, как ты давал Шервуду наркотики, – веско бросил Джим. – И другие тоже. Если они поймут, что меня подставили, то вряд ли станут молчать.

– Ну да, разумеется! Держи карман! Думаешь, им охота остаться без снабжения?

– Нелегальные наркотики у Шервуда покупают лишь немногие. Ладно. Даю тебе пять секунд. Раз, два, три, четыре, пять!

Роджерс, размахивая кулаками, кинулся на Джима. В следующий миг он уже лежал на спине с остекленевшими глазами и открытым ртом. Джим подождал, пока Роджерс не пришел в себя.

– Это я всего лишь двинул тебе в зубы. И здорово ушиб себе руку. В следующий раз я пну тебя в живот или воткну тебе три пальца под сердце и буду сжимать, пока оно не остановится. Мне не хочется это делать, Роджерс. Нет, неверно – на самом деле я получу огромное удовольствие.

Джим лгал. Ему вдруг пришло в голову, что следовало бы заставить Роджерса сознаться с помощью какой-нибудь хитрости, а не насилия. Разве Орк не поступил бы именно так? Возможно, он, Джим, все-таки вел себя неправильно, и ситуация становится еще хуже. Однако теперь уже поздно, обратного пути нет.

– Ты можешь все это сделать? – не очень-то испугался Роджерс. – Вот погоди, увидишь, в каком глубоком дерьме ты еще окажешься!

Дверь распахнулась, чуть не задев Джима. Он посторонился и увидел Шервуда. Рослый белобрысый юнец моргал в удивлении и тревоге.

– За товаром пришел, Шервуд? А я за тебя уже договорился!

У Роджерса в карманах наверняка лежали наркотики, которые и пришел купить Шервуд. Не тратя время на размышления, Джим толкнул юнца вперед. И сразу же выскочил в коридор, захлопнул дверь и навалился на нее всем телом. Мимо шла Санди Мелтон, и он велел ей сбегать за охраной.

– Скажи им, что я поймал Шервуда и Роджерса на сделке с наркотиками!

– Что? Ты их сдаешь? – пришла в замешательство Санди. – Но ведь...!

– Либо меня возьмут за задницу, либо их, – огрызнулся Джим. – Скорей!

Она вернулась через минуту вместе с двумя дежурными охранниками Элиссой Радовски и Айком Вамасом. Джим едва удержал дверь, в которую беспрестанно молотил Шервуд.

– Скорее! – крикнул он охранникам. – Роджерс и Шервуд рассчитываются там за товар! Я их поймал! Вам лучше зайти поскорее, пока Роджерс не отделался от наркоты!

Джим отступил в сторону – и Шервуд вывалился в коридор на четвереньках. Охранники ворвались в бельевую. Джим увидел Роджерса с пластиковым пакетом в руке – очевидно, он только что проглотил его содержимое. Тем не менее охранники извлекли еще шесть пакетиков из внутреннего кармана его белой куртки санитара. А потом его забрали в травматологию, где ему промыли желудок. Через несколько минут туда в смирительной рубашке препроводили Шервуда.

Джим стоял прислонясь к стене, мотая головой. Красное облако снова закрыло его разум, и он пнул бы Шервуда по ребрам, если бы Санди Мелтон не вцепилась в него и не завопила.

* * *

Закончив допрос, Порсена распорядился, чтобы Джима заперли в его палате.

– В основном для того, чтобы помешать тебе ввязаться еще в какую-нибудь историю и дать время успокоиться, – сказал он. – Я зайду к тебе, когда разберусь со всем этим.

Обыкновенно невозмутимый психиатр был рассержен – это ясно видно было по его лицу и голосу. Джим безропотно отправился в палату. То, что он довел даже доктора Порсену, произвело на него очень глубокое впечатление. Доктор, вопреки ожиданиям Джима, не вызвал его к себе в кабинет, только опять прописал Джиму торазин.

Транквилизатор не принес успокоения. Вместо того чтобы лечь спать после отбоя, Джим расхаживал взад-вперед по палате, холодея от душевной муки и кипя от ярости.

ГЛАВА 26

Джим пришел в кабинет психиатра на индивидуальный сеанс. На стене висел новый диплом в рамке, а к семье бюстов со слепыми глазами и пышными бородами – сплошь древнегреческие и древнеримские философы – добавился новый. Изваяние изображало доктора Порсену, но надпись гласила: «НЕИЗВЕСТНОМУ ПСИХИАТРУ».

Хотя Джим был совсем не в смешливом настроении, он не выдержал и прыснул. У этого доктора отменное чувство юмора.

В начале сеанса Порсена кратко изложил, как обстоит дело с историей, в которую попал Джим. Говорил он очень быстро, но четко и без пауз – почти как аукционист. Это была его обычная манера речи, когда ему приходилось разбирался с вопросом, который требовалось решить, прежде чем перейти к главному делу – терапии.

Роджерсу позволили уволиться с работы по собственному желанию, без обвинений в торговле наркотиками. Чтобы заслужить это, ему пришлось полностью во всем признаться и забыть про столкновение с Джимом. Джилмен Шервуд тоже не стал обвинять Джима – доктор ясно дал ему понять, что если он не откажется, то его выгонят из группы и обвинят в торговле наркотиками. Шервуд вернулся к себе в палату, но под строгий надзор. Крэнам и Мак-Донрах тоже получили по заслугам, поскольку доктор Порсена утверждал, что они неправильно действовали в ситуации с Джимом. Хотя они продолжат работу в больничной охране, в психиатрическое отделение их больше направлять не будут.

– Я твердо верю в то, что человеку нужно давать шанс, возможность исправиться, – сказал доктор. – В данном случае тебе он тоже предоставляется. Итак, я говорил о твоем необычайно живом воображении. Оно помогло тебе быстрее продвинуться в лечении, чем многим пациентам из твоей группы. Но я не хочу, чтобы тобой овладела гордыня. Тебе просто повезло родиться с таким даром.

Доктор замолчал. Его голубые глаза наводили на мысли о викингах, про которых рассказывал Джиму дед. Вот такие глаза могли быть у Лейва Счастливого, глядящего на хмурое, полное опасностей море, которому, казалось, нет конца. А где-то там, за каким-то далеким горизонтом, лежала неоткрытая земля. Не слишком ли далека она? Не следует ли повернуть в Гренландию?

Выражение лица Порсены слегка изменилось. Он принял решение.

– Настало время, – сказал он, – начать избавляться от нежелательных черт характера Рыжего Орка.

Джим не ответил.

– Как ты к этому относишся? – спросил доктор.

Джим поерзал на сиденье, поискал что-то на потолке, а затем провел языком по губам.

– Мне... мне, надо признаться, страшно. У меня такое чувство... словно меня постигла... большая утрата. Не знаю...

– Знаешь, – кивнул Порсена.

– Это действительно необходимо? Не торопите ли вы события? Я только-только соединился с Орком. Господи, сколько же дней прошло с тех пор, как это началось?.. На самом деле, не так уж и много!

– Для терапии неважно, сколько дней прошло. У нас не исправительное заведение. Учитываются только темпы продвижения в лечении. И не надо стыдиться, если тебе страшно. На этой стадии все пациенты сильно напуганы. Прореагируй ты равнодушно, у меня возникли бы сильные подозрения. Пришлось бы теряться в догадках, по-настоящему ли глубоко ты проник в образ Орка? Но теперь у меня кет ни малейших сомнений по этому поводу.

– Даже слишком глубоко? – догадался Джим.

– Надо выяснить.

– Какие же у Орка плохие черты? – спросил себя вслух Джим.

– Это ты мне скажи.

– Я бы предпочел сначала поговорить о его хороших чертах.

– Порядок выбираешь сам. Только перед этим скажи мне, каковы в данный момент твои ощущения, эмоциональные и физические? Помимо страха.

– Мне лучше на душе, когда я говорю о хороших чертах Орка. Но сердце все еще сильно колотится. А в кишки точно жира напихали. И помочиться требуется.

– Потерпеть можешь? Или тебе будет слишком неудобно?

– Не знаю, – Джим пожал плечами. – Полагаю, да.

– Итак, каких же черт характера Орка, по-твоему, тебе не хватает, или они слишком слабо развиты?

– Слушайте! – выпалил Джим. – Не могу я бросить его! Я ему нужен! Там мозг-призрак... я Должен избавить Орка от него! Если призрак возьмет верх, Орк уже не будет больше самим собой! Я не захочу больше отождествляться с тем человеком, если его разум перестанет принадлежать Орку! Кроме того, какой в этом будет смысл? – Джим остановился, чтобы сглотнуть. Рот и губы у него совсем пересохли. – Думаю, вы и сами мне не позволите!

– Я этого не говорил, – возразил доктор. – Разберись сам, почему у тебя сложилось такое впечатление, скажи мне, почему ты думаешь, что я заставлю тебя бросить Орка. А ты ведь думаешь именно так, не правда ли? Мне хочется, чтобы ты некоторое время не входил в него – какой именно период, это определится твоими успехами в лечении. Потом ты продолжишь свои визиты. Так какие же у него хорошие качества?

– Ну... смелость. Решимость, которую ничто не остановит. Изобретательность – он использует любые материалы, какие окажутся под рукой, для достижения своей цели. Желание научиться всему. Любопытство. Высокая самооценка – вот бы мне такое самоуважение! Он умеет приспособиться к любой ситуации, ладить с людьми и высокого, и низкого звания, если ему это выгодно. Терпение, как у черепахи. Однако в случае необходимости он проворен, как кролик.

– Что еще?

– Его отношение к родным. Он по-настоящему любит свою мать, хотя и злится на нее за то, что она не отличается твердостью и недостаточно часто противостоит отцу. И все-таки она сильная. И еще Орк без ума от своей тетки Валы. Что касается его отношения к туземкам, в особенности к сводным сестрам, то он никогда не был с ними жесток. Конечно, соблазняя этих женщин, он ведет себя не вполне по-христиански. Но Орк никогда их не принуждал, тем более что, по мнению туземцев, родить ребенка от Владыки – большая честь.

– В какой степени тебе удалось перенять положительные качества Орка? Например, удалось ли повысить собственную самооценку?

– Мне кажется, о подобных вещах судить полагается вам!

– А я спрашиваю тебя.

– По-моему, да. Только...

– Только что?

– Моя ли это самооценка? Или я позаимствовал ее у Орка? Возможно, я, находясь на Земле, продолжаю играть роль Орка... Теперь так будет всегда?

– Человека, искренне уважающего себя, не волнует, что о нем думают другие, – заметил доктор. – Такой человек знает, чего он или она стоит. Я бы сказал, что настоящим индикатором твоего истинного самоуважения служит твое поведение, когда ты сталкиваешься с проблемой. Похоже, теперь ты берешь инициативу в собственные руки. Ты не хандришь. Не ограничиваешься только лишь одним желанием изменить ситуацию. Я правильно подметил?

– Да, вроде, – кивнул Джим. – Я не так труслив, как раньше. Во всяком случае, так мне кажется.

– А может, ты никогда и не был таким трусом, каким считал себя? Дрался же ты с тем хулиганом, Фрихоффером, хотя мог и уклониться.

– Ну да, разумеется! – хмыкнул Джим. – Чтобы все подумали, будто я наклал полные штаны от страха?

– Случись это сейчас, из-за чего бы ты дрался: из-за боязни общественного мнения, которое сильнее даже страха перед физическим насилием, или просто потому, что не боялся его? И считал, что хватит терпеть его грубость?

– Ну, полагаю, по второй причине. Но... откуда мне знать, больше же такого не случалось?

– В каком-то смысле это произошло вновь. Как только ты понял, какая сложилась ситуация, то тут же взялся за дело и разрешил ее. Мог бы, конечно, сделать это по-другому и получше. Но суть в том, что ты отреагировал без промедления... А теперь давай обсудим отрицательные качества Орка.

– Легко! Он высокомерен. Но это не его вина – так воспитывают Владыку. А они считают себя избранным народом Бога, хотя в Бога не верят. Фактически людьми они считают только себя. Остальные – не настоящие люди.

– Ты его оправдываешь. Ты считаешь высокомерие нежелательной чертой характера? Для тебя?

– Ну, разумеется.

– Далее?..

– Жестокость. Но, похоже, без нее и нельзя быть Владыкой. Поначалу, когда я только вошел в него, Орк еще проявлял какое-то сочувствие к другим. Он и с отцом поссорился из-за того, что отказался убить своего сводного брата, пусть тот и был леблаббием. И потом – его нестихающая ярость. Он почти всегда зол. Но это потому, что мать не сумела помешать отцу отправить сына на Антему. Почему они так поступили с сыном? Орк просто не желал пресмыкаться перед отцом, все время лизать ему задницу и терпеть от Лoca незаслуженные пинки и оскорбления, вот и все. Я бы из-за такого тоже чертовски разозлился.

– Мы уже говорили с тобой об адекватном и неадекватном гневе, – напомнил ему доктор Порсена. – По твоим словам, Орк хотел применить машину разрушения для того, чтобы уничтожить свой родной мир. А ведь при этом должен погибнуть не только его отец. Смерть постигнет также его мать, братьев, сестер и несколько миллионов туземцев – все живое в том мире. Разве это адекватная месть?

– Да ведь это была только фантазия! – возразил Джим. – Черт возьми, у всех бывают подобные фантазии! Но никто же их не осуществляет! Кроме того, Орк сначала собирался спасти мать и брата!

– И дать погибнуть всем остальным. Что же касается этих обычных фантазий о мести, то те, кто лелеет подобные мечты, в жизнь их, как правило, не воплощают. Орк обязательно воплотит, если сумеет вернуться за машиной разрушения. Пустит ли он ее в ход?

– Надеюсь, что нет. Это было бы ужасно. Но я не узнаю, сделает ли он это, если снова не войду в него.

– Вероятно, у тебя есть соображения на этот счет, – не согласился с ним психиатр. – Только ты не хочешь ими делиться. Однако как поступил бы Орк, если б его подставили так же, как тебя?

– Точно так же, как я, – гордо произнес Джим.

– Напал бы на охранников? Вряд ли – если он в большинстве ситуаций рассуждает так хладнокровно, как явствует из твоих слов. Да, признаю, тебя спровоцировали. Но, по моей оценке, не настолько чтобы так буйно реагировать. Была ли необходимость нападать на Шервуда и Роджерса? Неужели нельзя было разоблачить их как-то иначе?

– Да, разумеется – если б я настучал на них. Но я ничего б не смог доказать, если бы просто донес на них охране или вам. Требовалось поймать их с поличным – никакого иного способа не было!

– Ты их разоблачил. Но при этом разбил лоб Шервуду.

– Он на меня напал!

– Твоя оборона больше походила на нападение. Очень яростное.

– Именно так поступил бы Орк!

– Вот-вот. И это представлялось тебе адекватным действием?

Джим нахмурился и прикусил нижнюю губу. А затем ответил:

– Вы говорите, что действовать подобно Орку было неверным выбором в моей ситуации.

– Я такого не говорил. Ты сам это сказал. И...?

– Ладно, теперь понимаю. Я не разобрался как следует, что в поведении Орка адекватно, а что неадекватно.