Текст книги "Кости Авалона"

Автор книги: Фил Рикман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)

Глава 26
ФЕЯ

Моя работа – давать предсказания, используя звездные карты, зодиаки, таблицы расчетов и конфигураций… Мог ли я хотя бы однажды утверждать, что такое случится?

А те, другие, кто тоже способен предсказывать, – какие книги, недоступные мне, они читали? Что за священную чашу сокровенного знания тайно передавали из рук в руки? Не знаю. И это самое страшное. Я, презирающий невежество, – и не знаю!

– Кто это написал, Джон?

В лучах свечи лицо Дадли вспыхнуло бисером свежего пота. Я поднес письмо ближе к постели, и он попросил меня прочесть его вслух еще раз, но я лишь повторил главные строки.

Ее ночи полны кошмаров. Моргана не оставит ее в покое до тех пор, пока героического предка королевы не погребут во славе.

– Ладно, – сказал Дадли, – тогда кто мог бы написать такое?

– Или кто-то из наших, или из-за границы. В Лондоне провидцы на каждом углу. В Европе тоже полно пророков. Особенно после того, что случилось с королем Франции [16]16
  Речь идет о короле Франции Генрихе II Валуа, погибшем в 1559 году на рыцарском поединке в результате того, что обломки копья противника вонзились ему в лоб и в глаз. Считается, что именно такая смерть монарха действительно была предсказана Нострадамусом.


[Закрыть].

Дадли подвинулся к свету.

– Ты ведь был там? Во Франции, когда это произошло.

– Нет. Но мне написали об этом.

Один ученик, посещавший мои лекции в Париже. Я получил от него письмо с подлинным текстом гороскопа, присланным якобы из Рима. Предупреждение королю Генриху избегать любых поединков в закрытом пространстве, особенно в возрасте сорока одного года. В гороскопе намекали на рану головы, которая приведет к слепоте.

– Из Рима? – удивился Дадли. – Я-то думал, его составил Нострадамус, звездочет при французском дворе.

– Нет, это был итальянец, Лука Гаурико. Он знаком мне не лучше, чем Нострадамус, которому французская королева поручила проверить этого Гаурико и его пророчество. После того, как король посмеялся над предупреждением. На мой взгляд, оно в высшей степени сомнительно.

– Ну, конечно. Все знают, Джон, что ты у нас выявляешь только настроения вселенной…и никогда не рискнул бы предсказать ранение или смерть.

– И не стал бы доверять тем, кто этим рискует. – Не обращая внимания на сарказм, я сложил письмо кузины. – Я полагал, что королева ценит во мне именно это свойство – способность видеть обман и давать совет, основанный на фактах. Видимо, я ошибся. Похоже, у нее тайное пристрастие к сенсациям.

– Разумеется… Поэтому она так любит меня. Но что бы ты сказал об этом римлянине, если бы он предвестил гибель нашейкоролевы? Невозможно?

Я подумал о восковой кукле в гробу, обнаруженной в переулке у реки. Не был ли я слишком беспечен, полагая, что изваяние не причинит королеве вреда? Опираясь на свою ученость, разве не отвергал я всякий раз то, что считал невозможным?

– Думаю… это возможно, но маловероятно. Видимо, есть такие, кто видит те же самые звезды, что и я, чертит те же самые графики, но потом… то ли вмешательство Господа Бога, то ли действие некоего врожденного дара, какого-то тайного органа чувств… которого нет у меня.

– Твое слепое высокомерие лишает меня дара речи, – ответил Дадли.

– В большинстве случаев, однако, это обман ради наживы.

И все же…

Я прикусил губу, хорошо сознавая, сколько страху и ужаса посеяло пророчество, сбывшееся на турнире в ознаменование свадьбы дочери французского короля и Филиппа II Испанского.

Если вы не забыли… Французского короля, который, несмотря на свои сорок и один год, был намного крепче нашего Гарри, избрали фаворитом рыцарского турнира в тот роковой день – 30 июня 1559 года.

О том, что там случилось, нам известно из рассказа приглашенного на турнир сэра Николаса Трокмортона, королевского посланника в Париже. Трокмортону выделили хорошее место. Он видел, как копье поразило шлем Генриха, отчего шлем раскололся и осколок копья вонзился королю в глаз, войдя в мозг. Генриху помогли сойти с лошади, затем сняли с него доспехи. Сначала сообщалось, что рана не настолько серьезна, как опасались, – не зная о том, что французские хирурги, как одержимые, отсекали головы только что казненным преступникам, чтобы попробовать понять, как безопасно извлечь осколки.

Усилия были напрасны. К началу второй недели июля король Франции скончался, и вскоре вся Европа поняла значение пророчеств, сделанных с помощью астрологии.

– Ты вроде не веришь, что пророчество вообще существовало? – поинтересовался Дадли.

– Очень похоже на то. Но это неважно. Скажи, – я постучал пальцем по письму Бланш, – ты впервые услышал о пророчестве, в котором Артур связан с Анной Болейн?

Он, конечно, читал только Мэлори, склонного преуменьшать роль чародейки Морганы в повести об Артуре.

– Думаю, это зашифрованное указание придумала сама Бланш.

Фея Моргана. Хотя в ранних преданиях ее иногда называли сводной сестрой Артура, она – по крайней мере, наполовину – сверхъестественное существо. И определенно колдунья.

– Дурное влияние? – предположил Дадли. – Никогда не был в этом уверен.

– Не совсем. Действительно, ее обвиняют в попытке расстроить брак Артура и Гвиневеры. По человеческим меркам, ей нельзя доверять. Приносит несчастья.

– Ну, это точно Анна.

– Однако в истории Артура – в ранних рассказах – роль Морганы, кажется, в том, чтобы испытывать веру и мужество рыцарей Круглого стола. И в заключение истории все заканчивается примирением, а Моргана – в числе дев, которые сопровождают короля в его последнем путешествии на Авалон. Что указывает нам на суть сегопророчества… То есть, если останки Артура вернутся на Авалон…

– Тогда колдунья прекратит донимать королеву.

– Поначалу я принял это за чушь, выдумки памфлетистов. Однако в пророчестве слышатся отзвуки древнейших преданий об Артуре. Возможно, если задуматься, это обстоятельство и есть причина нашего приезда сюда. Или одна из главных причин.

Дадли долго молчал. Наконец он промолвил:

– Откуда известно, что Бланш не сочинила все это сама?

– Доверься хотя бы моему знанию своей кузины. Пойми, ведь даже если предсказание состряпал какой-то мерзавец, чтобы огорчить королеву, он хорошо знал, на что надавить. И таким образом… – Я хотел увидеть глаза Дадли, но он отвернулся. – Как приближенный ко двору, скажи, ты слышал другие пророчества подобного рода?

– Нет.

Его взгляд по-прежнему был обращен к стене, как будто огонь свечи резал глаза. Дадли что-то знал. Он не лицемерил – по крайней мере, со мной, – поэтому я допускал, что единственная причина скрывать от меня правду заключалась в опасении пролить свет на их отношения с королевой.

– Или о чем-то подобном, что могло бы потревожить покой королевы? – добавил я. – Потому что, если кто-нибудь…

– Сам знаешь, что такое королевский двор, – огрызнулся Дадли. – Слухи сыплются со всех сторон. Будто снова замышляют посадить на английский трон шотландскую королеву. Рассказывают даже историю о том, будто правление Марии было незаконным, потому что Эдуард не умер.

Я кивнул. Я и сам слышал об этом, но появление такой истории предсказуемо – либо мечта о возвращении возмужалого Эдуарда, либо намек на то, что Елизавете пора обзавестись достойным мужем, чтобы править страной. Королеве придется до последнего дня доказывать, что вручить английскую корону женщине было волей небес.

Дабы поддержать напряженность момента, я вновь процитировал строку из письма.

Ее ночи полны кошмаров…

Оконные стекла задребезжали от раската грома. Тело Дадли содрогнулось под одеялом. Он повернулся ко мне.

– Что ты хочешь этим сказать?

– О чем ты пытаешься умолчать?

– Я болею, – по-ребячьи обиженно ответил он. – Что за бес вселился в тебя, Джон? Ты же тихоня, книжный червь. Почему бы тебе не пойти почитать?

Я поднялся и взглянул на него сверху. С болезнью он лишился прежнего лоска, усы потускнели, волосы спутались.

– Я должен это знать, Робби. Нам надо понять, зачем мы здесь на самом деле.

Дадли присел, потянулся за кувшином с водой и кружкой. Кувшин оказался для него слишком тяжелым, и вода пролилась на пол. Взяв кувшин, я налил ему немного воды, но Дадли только слегка смочил губы. Гром, точно далекий грохот боевых барабанов, грянул в тот же миг, когда Дадли заговорил:

– Однажды ночью… недели три назад, может, четыре… меня вызвали ко двору в Ричмонд. Записку передали тайно – кое-кто, известный нам обоим.

Возможно, Бланш, подумал я.

– Меня провели в королевские покои. Минула полночь, всех фрейлин отослали, и я застал ее… в полном отчаянии. Она нуждалась в утешении.

– В утешении, – повторил я.

– И мы разговорились. Почти до утра. Говорили.

Хм. Я ждал. Наверное, я был первым человеком, кто это слышал. И, возможно, последним.

– Бет была… сильно обеспокоена, можно сказать, предсказаниями грозящей ей смерти.

– Какой смерти? От кого?

– Да Бог знает. Предначертания и знаки. Едва ли это было первое предсказание. Даже не тридцать первое. Но она требует, чтобы ей докладывали обо всех. Не утаивать ничего. Все письма и записки выкладывают перед ней каждый день. То пророчество содержалось в памфлете, найденном на улице, – бредовые измышления изменника. Бет слышала, как две ее фрейлины шептались об этом.

Неспокойно стало у меня на душе.

– О чем в нем говорилось?

– Мол, ее смерть случится… не знаю точно, когда… Но что ей не стоит тревожиться, поскольку она будет не одинока… ее проведут сквозь загробную тьму. И та, что принесла ее в этот мир, увидит, как она покидает его.

– Прямо так и сказано?

– Что-то в таком роде. Что Анна увидит, как она покинет его. И будет следить за ней весь путь до…

– Самого ада?

Молчание. Вспышка молнии осветила стену.

– Всем известно, – сказал Дадли, – что в Тауэре живет призрак Анны Болейн.

На сей раз тишину не нарушило грохотание грома. Дадли сглотнул слюну.

– Представь, что случилось потом. В следующую ночь ей был сон. Как наяву. Знаешь, такой, будто ты спишь в своей постели, вдруг просыпаешься и…

– Анна?

– О боже, да. С такой милой улыбочкой, как на портрете, а вокруг шеи – полоса запекшейся крови. Будто она ради приличия приставила башку назад, по случаю визита.

Я кивнул. Мифический образ в полной красе: Анна Болейн улыбается с лисьим притворством на краю бездны. Губы на поднятой в воздух отрубленной голове еще шепчут слова. Требуется не так много воображения, чтобы представить, какое впечатление произвел простейший намек на то, что своенравная Анна таится рядом под покровами ночи, дожидаясь случая протянуть руку дочери через порог смерти.

– После этого она не хотела спать в своих покоях одна, – продолжал Дадли. – Несколько ночей подряд с ней до рассвета оставались разные фрейлины, и зажигали дополнительные свечи.

– Видения продолжались?

– После того случая – дважды.

– И что это… Анна что-нибудь говорила?

Дадли покачал головой и выпил еще воды.

– Бет спросила меня, не следует ли ей позвать Джона Ди, чтобы создать вокруг ее постели защитный круг, через который… через который не смогла бы пройти ее мать. Я ответил: почему нет?

– Спасибо за доверие.

– Тем не менее, сдается, что кто-то скоро отговорил ее. Вместо этого тайно пригласили архиепископа Кентерберийского, чтобы тот сделал, что в его силах.

– Паркера?

– Ты хотя бы благослови ее ложе.

Я не стал спрашивать, пошли ли на пользу услуги архиепископа, и придвинулся к свету.

– Насчет этого пророчества смерти королевы… кто-нибудь предпринял попытки установить его источник?

– Какой смысл? Ты же знаешь этих собак. Какая-нибудь мелкая печатная мастерская в подвале, где-нибудь в самом сердце Саутварка. Внизу на памфлете стояла подпись. Какой-то библейский пророк – не то Илия, не то Елисей или…

По крайней мере, не доктор Ди. Но меня это все-таки обеспокоило. Однажды из-за такого вот гороскопа для королевы я очутился в опасной близи от пламени инквизиции.

– Послушай, – сказал Дадли. – Ее мать… тебе надо понять, что в этом нет ничего нового. Когда детьми мы жили в Тауэре, она часто рассказывала… В общем, чего еще можно ожидать в таком месте, где твой отец отсек голову твоей матери? Она выросла в мире, полном всяческих знаков и дурных предзнаменований, где постоянно живешь рядом, можно сказать… с внезапной смертью.

С визгом карающего топора. Или, в случае Анны, благодаря милосердию Гарри, – карающего меча в твердой руке мастера.

– Хорошо, разберем, что у нас есть, – предложил я. – Анна… Моргана. Две женщины-колдуньи, приносящие разрушение. Бессмертный король, чей священно-магический ореол позволил Тюдору…

– Пока все это священное наследие не было осквернено нечестивым желанием Генриха завладеть Анной.

– Которая, как он заявил впоследствии, когда ему это было выгодно, очаровала его. Так же, как Моргана околдовала Артура и его рыцарей.

Меня даже бросило в дрожь от того, как гладко все выходило.

– Раз королева, как дочь ведьмы и монстра, боится проклятья, наложенного на ее род… и предполагается, что единственно возможный способ разрушить проклятье…

– Если пойдем по этой дорожке, – сказал Дадли, – тогда кости, если они найдутся, должны оставаться здесь, на Авалоне. То есть не должны попасть в Лондон, как хочет Сесил. А королеве надо приехать сюда, как сделал это Эдуард I, и увидеть своими глазами, как кости заново погребут со всеми почестями.

– В аббатстве, возрождение которого разорит казну?

Вспышка молнии осветила окно.

– Говорю тебе, Джон, завтра же я выбираюсь отсюда, – сказал Дадли.

– Из города?

– Из постели. Мне нужны эти чертовы кости. И, как только найдем их, мы не станем сообщать о них Сесилу сразу, я прав?

– Робби, он же твой друг и был другом вашей семьи целых…

– Не будь таким наивным. У него свои планы на правильный брак. И не с англичанином. По мнению Сесила, монархам следует вступать в брак только по политическому расчету.

– И с кем же?

– Есть разные варианты. Мне точно известно, что он носится с идеей объединить нас с Шотландией – и окончательно покончить с влиянием Франции через Марию Стюарт. И если… если избранный Сесилом подходящий иностранец узнает, что его королева-девственница вовсе не…

Закашлявшись, Дадли упал на подушку. Гром прогремел ближе. Свеча у постели потухла.

…не девственница. По мне пробежала дрожь.

– Кажется, мы заболтались, – сказал я. – Поспи немного, дай отдых горлу.

Задув вторую свечу, я вышел и закрыл за собой дверь. Меряя шагами лестничную площадку, зажег масляную свечу канделябра.

Я так много не сказал Дадли. Например, как бы он отнесся к тому, что теперь по крайней мере двое знали, кто я, и одним из этих двоих была женщина, которую разыскивал Файк в связи с убийством Мартина Литгоу? Кому в такой ситуации могли мы довериться? Что сказал бы Дадли о кузнеце, который мне показался честным, добропорядочным человеком? Хотя… что я об этом знал? Что знал я о жизни за пределами книжных страниц?

Я прошел в свою комнату и сел в темноте у подножия пыльной кровати. Не допустил ли я роковую ошибку, дав ответ на простой вопрос Монгера?

Сумасшествие. Ночные мысли.

Зачем вы здесь на самом деле, доктор Ди?

Дождь хлыстнул по стеклу и вдруг перестал, и я задумался над тем, что сказал Монгер, когда я рассказал о том, что мы ищем.

«Сначала с крыши сняли свинец, потом пропали оконные стекла. Мраморная гробница? Она просто исчезла».

Без остатка? И сразу?

«Я слышал, нашли крест – тот, что обнаружили на первой могиле, – но я не знаю, где он теперь. Думаю, это никого уже не заботит. Наше сердце разбито. Некоторые монастыри продолжали действовать, но мы были слишком близко к Веллсу. Уж лучше бы нашего аббатства и вовсе никогда не существовало, чем остаться вот так, с открытой раной».

Я спросил кузнеца, правда ли, что аббата Уайтинга пытали из-за того, что подозревали, будто он прячет знаменитый святой сосуд Тайной вечери, Святой Грааль. Спрашивал Монгера, верит ли он, что сосуд вообще существует.

«Все зависит от того, что вы называете существованием. Возможно, он существовал как предмет – из металла, глины или дерева. И, возможно, был здесь. Но, возможно, он существует как духовный объект, священный символ, являющийся только в видениях».

Снова эти видения. Монгер недоуменно покачал головой.

«Для кого-то это самое святое место на наших островах, тогда как для других это лишь жалкий городишко, история которого полна мошенничества и обмана, и монахи – гнилой корень всех этих зол».

В былые времена, рассказывал Монгер, ходили слухи – даже среди монахов – о скрытых таинствах, неких чудесах, предшествовавших христианству. Слухи и теперь еще разносились шайкой городских полуязыческих мистиков… хотя последние находились под чарами совершенно другого Артура, представлявшего магическое наследие древнекельтских племен и друидов.

До чего мы дошли?

Трясясь от холода, я быстро разделся и накинул поверх ночной рубашки халат. Присел на край постели. За окном тихо рокотал гром, словно подкрадываясь черным зверем с холмов, и я не мог не задуматься о Джоан Тирр с ее мечтой о встрече с Гвин-ап-Нуддом, живущим в недрах дьявольского холма.

В комнате послышалось чье-то шуршание. Должно быть, крысы. Они повсюду. Мысли сами собой обратились к королеве Елизавете. И я представил Бет в ее покоях, озаренных красным светом огня в камине. Не решилась спать в одиночестве, боясь, что ее разбудит Анна Болейн, говорящая голова с кровавым ободком вокруг шеи.

Боже… останови это.

Встав с кровати, я нащупал на столе свечу и вышел, чтобы зажечь ее от светильника на лестнице. Хотел достать те немногие книги, которые привез с собой, и поработать, пока не наступит рассвет или сон не сморит меня…

Неожиданно перед окном показалась тень.

Я тут же повернулся, коснувшись пальцами губ.

– Кто здесь?

Тень сидела во мраке перед окном.

Глава 27
СЕСТРА ВЕНЕРЫ

– Я думала оголить грудь, – сказала она.

Свеча повалилась на стол.

Буря, словно хищный зверь, подкрадывалась все ближе. Я неуклюже подхватил свечу, не дав ей скатиться на пол, и торопливо зажег ее от другой свечки. Теперь их горело три, включая ту, что я вынул из лестничного светильника. Я поставил их вместе, и три огненных языка слились в единое пламя.

– Я подумала, – осторожно произнесла она, сидя на стуле возле окна, – вдруг вам захочется удостовериться, что у меня нет третьей груди.

На ней было синее платье, волосы опускались на плечи. В свете пламени цветные стекла оконного витража стали мутными, будто жидкая грязь.

– Говорят, – добавила она, – будто третьей грудью я кормлю своего любовника.

– Я слышал об этом, – ответил я. – То есть знаю… для чего предназначена лишняя грудь.

Я шагнул назад, в полумрак, чтобы перевести дух. Если хотите знать, с тех пор, как закончилось мое детство, всего одна женщина оголяла передо мной грудь.

Миссис Борроу улыбалась мне будто издалека, словно из другого конца громадного лекционного зала.

– Конечно, из книг, – тихо произнесла она будто самой себе. – Он прочел об этом в своих книжках.

Я запахнул домашнее платье дрожащей правой рукой. Мы не виделись с Элеонорой с тех пор, как она спустилась с вершины дьявольского холма, когда Файк назвал ее ведьмой. Она словно перенеслась оттуда сюда: будто по линии, прочерченной с геометрической точностью между двумя точками в прошлом и настоящем, и…

Так и быть… сестра Венеры, если хотите знать. Дело было в Кембридже. Такое случалось редко, но как-то вечером я сильно напился, чтобы стать вровень с товарищами по учебе. Все они были старше меня, еще не искушенного жизненным опытом, слишком застенчивого и неуклюжего и не имевшего… Бог мой, как же она смеялась, та женщина, – холодным и хриплым смехом, похожим на долото, крошащее каменные стены домов, что окружали нас в тесном переулке.

Горькие воспоминания о том событии, должно быть, и задержали мое взросление.

– Вы знаете, что вас ищут? – спросил я.

Глухими, сдавленными словами, похожими на крысиный писк. В тот же миг беспощадная вспышка молнии выдала стыдливый румянец на моем лице.

– Я не дозволяю трудностям мешать мне в работе, – почти сразу ответила Элеонора. – К тому же, как вам известно, это вопрос жизни и смерти. Прошу простить меня, доктор Ди, если мой визит беспокоит вас, но для меня спальня мужчины… я столько их повидала…

Снова ударил гром, и стекла окна зазвенели.

– В качестве доктора, – пояснила она. – Боже мой, что же за ночь нас ждет.

При этом она возложила руку себе на грудь, а я мысленно снова помчался вниз по зеленому склону дьявольского холма, крича ее имя. Небо и земля складывались вокруг меня, точно каскад игральных карт… Элеонора…

…Нел…

О мой Бог, какой же маленькой казалась она теперь – узкие плечи, полузакрытые веки, пряди волос по щекам…

– В общем-то, – сказала она, – я пришла справиться о вашем друге. Думала сначала постучать к вам в дверь, но та оказалась открытой, так что… – Она подняла глаза на меня, ее белая кожа отливала золотом в свете яркого пламени свечей. – Как он?

– Пока не очень.

– Тогда ему нужна я?

Доктор потянулась за черной холщовой сумкой, лежавшей под сложенным у ее ног черным плащом.

Нужна… Боже мой…

– Он спит, – быстро ответил я. – И… физически ему намного лучше, чем вчера, спасибо. Хотя дух сломлен убийством слуги.

– О да, это…

Она замолчала. Всего несколько секунд спустя громового раската молния вспыхнула вновь, озарив окно ярким, словно дневным, светом. Элеонора содрогнулась от неистовства небесной стихии, и в то же мгновение я заметил в ее глазах то, что так искусно скрывал ее голос. Ее докторский голос, натренированный смягчать свою собственную и чужую боль. Но изумрудные глаза… на миг мне показалось, что я видел в них страх испуганного зверя в хищном лесу. И мне стало спокойнее, ибо эти глаза, определенно, не были похожи на глаза ведьмы.

В комнате вновь воцарился мрак. Возможно ли, чтобы миссис Борроу некуда было деваться, кроме как укрыться здесь, где Файк и его соглядатаи не угрожали ей?

Однако насколько безопасным в действительности было для нее это место?

– Вы видели сегодня Джо Монгера? – спросил я.

– Нет, – ответила она. – Я не встречалась с ним.

Я кивнул, почувствовав, что она говорит правду. Стало быть, было самое время спешить на охоту. Не на нее, разумеется, ведь если бы охотник был я, тогда она попала бы прямо мне в сети.

Придерживая свое платье левой рукой, чтобы оно не распахнулось, я протянул правую руку Элеоноре.

– Джон Ди, – представился я.

Вот так и начались перемены. Ночь стремительного превращения.

Как мне рассказать об этом? С чего начать?

Скажите-ка, доктор, каким образом может душа?..

С помощью алхимии.

Мы говорим о ней. Мы рассуждаем о трансформации– мы, книжники, люди науки. Мы заявляем: есть формула, должна быть некая формула, с помощью которой простой металл превратится в чистое золото, а человек трансформируется в существо, приближенное Богу. Некая древняя тайна, быть может, известная Пифагору и Платону. Вопрос оккультизма.

Обычно мы заявляем, будто потребуется пройти трудный путь через тьму к далекой планете света. Но жестокая правда состоит в том, что ни один из нас никогда не достигнет того источника света, увидев лишь краткие вспышки, подобные всполохам молний на черном грозовом небе. И потом, увидев те вспышки и глубоко покопавшись внутри самих себя в поисках более надежной основы, мы лишь останемся навсегда в кромешной тьме.

Элеонора Борроу рано покинула дом в то утро, спеша к больному ребенку на бедной ферме, на болотах близ Уэлса. Всадник, посланный туда с письмами, нагнал ее в пути и сообщил об убийстве. Возвращаясь назад в Гластонбери, Элеонора понимала, что должна проявлять осторожность, ибо хорошо знала, как некоторые люди могут поступить с одинокой путницей, когда объявлен розыск преступника.

Оставив главную дорогу и пробираясь в город овечьими тропами, она встретила Джоан Тирр, и та рассказала ей худшую новость о том, что Элеонору ищут повсюду. Пришлось спешно вернуться обратно в лес, откуда она вышла лишь затемно, хорошенько укутавшись в плащ.

Элеонора не побежала домой, но прямиком отправилась к Ковдрею, который, проводив Файка с его коннетаблями, накормил ее и выделил комнату на чердаке. Затем тайно отправил весточку ее отцу сообщить, что дочь в безопасности. Элеонора сказала, что Ковдрей чудесный человек, если, конечно, вы готовы ждать по полгода с оплатой ваших услуг. Ее отец заботился о жене Ковдрея перед ее смертью, делая все, что было в его силах, чтобы облегчить страдания несчастной, и трактирщик не забывал об этом.

Я уверил ее, что мой друг, мастер Робертс, расплатится в срок. Разумеется, я опасался, что Дадли, назвав мое имя, выдал и себя самого. К счастью, этого не случилось, но, похоже, мой товарищ едва не раскрыл свой секрет.

– Когда ваш приятель проснулся в то утро, – сказала она, – он не знал, где находится. И не знал, кто я. Один раз он даже назвал меня Эйми.

– Слава богу, – прошептал я.

Слава богу, он не назвал ее Бет.

– А потом, в бреду, он дважды назвал вас по имени. «Где Джон Ди? Позови Джона Ди!»

– Ну… мало ли на свете людей с таким именем, – возразил я.

– Других я не знаю. И, в любом случае, в поведении вашего друга было что-то особенное. Видно, что он привык повелевать и ждет, что другие будут повиноваться одному щелчку его пальцев. Но меня он интересовал уже меньше, чем вы. Я должна была догадаться. Это очевидно.

Наконец я увидел ее улыбку и вспомнил ее ученую речь о влиянии небесных светил на свойства трав, о чем она рассказывала мне во время нашего путешествия к святому источнику. И потом, когда мы беседовали о природной энергии земли, во мне все сильнее пробуждался интерес к этой женщине. И все, о чем мы говорили тогда, граничило с ересью.

Ересь!Внезапно мне захотелось кричать, заявить во всеуслышанье, что мне нравится эта ересь.

Или… Элеонора.

– Конечно, я старалась изучать ваши труды, – сказала она. – Насколько это было возможно по листовкам с памфлетами, которые оставляют в городе проезжие путники. Кое-кто утверждает, что вы умнейший человек в Европе, хотя другие…

– Мне известно, что говорят обо мне другие. И то, и другое – искажение действительности.

– Но все говорят, что королева о вас высокого мнения. Это тоже неправда?

Элеонора сидела с очень серьезным, благопристойным видом, опустив взгляд на свои маленькие ручки на коленях. Почему же руки тряслись у меня? Я сел на кровать и подсунул их под себя. Не подобало садиться на постель в присутствии женщины, но она заняла единственный в комнате стул.

Свечи, горевшие на столе между нами, пускали в стороны золотые стрелы-лучи, образуя яркий световой шар. Миссис Борроу наклонилась, откинула плащ и сунула руку в черную холщовую сумку.

– Вы, наверное, уже видели это, – сказала она.

Я привстал, взял у нее сложенный в четверть памфлет и поднес его ближе к свету.

ВАЖНО ДЛЯ ВСЕХ

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

Знаю, что королева получила ясное предупреждение о близящемся конце света. То, что предсказано в Книге откровений от Иоанна, скоро свершится. Доктору Ди, королевскому звездочету, поручено предсказать число, когда Англия, в коей находится Новый Иерусалим, увидит второе пришествие Нашего Спасителя….

Читать дальше не было смысла.

– Полное дерьмо, – сказал я. И тут же покраснел. – Прошу простить меня за грубость…

– Ерунда, я же врач. – Она закатила глаза. – Мужчины выражаются и похлеще, когда им отрезают ногу.

Простое упоминание о хирургии привело меня в напряжение. Однако в тот момент я едва ли обратил на это внимание. Вернув памфлет, я подумал, не сочинил ли его тот павлин с лондонских улиц, или были еще и другие? Было ли это лишь тонкой веточкой громадного дерева лжи? Или – что гораздо серьезнее – я не заметил чего-то в конфигурациях звезд?

– Откуда это у вас?

– Привозят купцы.

– Тогда вам следует знать, что никто в мире никогда не просил меня назвать точный день апокалипсиса или второго пришествия.

– Никогда?

– Вы, кажется, разочарованы.

– Фу, доктор Джон, вы же королевский астролог.

– Так меня называют.

Элеонора молчала. Но рано или поздно должна была спросить меня о том, какая нужда привела королевского звездочета в Гластонбери. И в свете событий, произошедших со времени нашего появления в городе, казалось, больше не имело смысла скрывать причину нашего приезда.

Поэтому, дождавшись, когда стихнет очередной раскат грома, я все рассказал ей. Рассказал, не разоблачая личность Роберта Дадли, о том, что цель нашей миссии – найти кости, которые находились в могиле короля Артура, кому бы они ни принадлежали.

Нечто похожее на облегчение появилось в ее глазах, напряжение покинуло тело. Похоже, она ожидала худшего.

– Но ведь кости исчезли.

– Исчезли из аббатства.

– Из города.

– Откуда вам это известно?

– Я… – Элеонора немного замешкалась, затем пожала плечами. – Мама как-то рассказывала мне.

– Да?

– Хотите спросить, откуда узнала об этом моя мать?

Я ничего не сказал. Миссис Борроу перевела дух.

– Она поддерживала связь с аббатством. Всегда. То есть с его настоятелем. Я говорила вам, что запомнила аббата. Это потому, что он часто бывал у нас дома. Отец, который редко общался с церковнослужителями, хорошо относился к нему, потому что аббат интересовался целительством.

– Однако аббат доверял только вашей матери?

– Но все, о чем они говорили, оставалось в строжайшей тайне. Мама ничего не рассказывала ни отцу, ни мне, и мы научились не задавать ей вопросов. Но однажды вечером отец читал нам Мэлори, хотя и не любил его версию рассказов…

– Не без оснований.

– Книгу читали только ради забавы. И мы завели разговор об Артуре и его погребении на Авалоне, и отец заметил, что с гробницы воруют мрамор. Но позже мама сказала мне, что это не имеет значения, поскольку гробница к тому времени уже опустела. Она была пуста.

– Думаете, что кости забрал аббат, догадываясь, какая грядет беда?

– Кто-то должен был это сделать.

– И ваша мама сказала, что костей в городе нет.

– Кажется, она сказала: бесполезно искать их в Гластонбери.

– Намекая на то, что ей известно, где они спрятаны?

– Этого я не знаю. Правда, не знаю. Она больше никогда не заводила об этом речи, хотя иногда, когда мы оставались наедине, кажется, она хотела что-то рассказать мне.

Не много, но это было только начало. Однако миссис Борроу еще не закончила – только замолчала ненадолго, словно оценивая, насколько священной была эта тайна теперь, когда все посвященные в нее мертвы.

– Мать… думаю, знала, где находятся многие секретные реликвии. Или останки Артура.

Я даже выпрямился, вспомнив, что говорил Монгер о сокровенных чудесах. Но улыбка Элеоноры Борроу была полна сожаления.

– Я не имела в виду Святой Грааль. Хотя большинство людей считает, что его не существует в материальном мире. Это только видение.

– Только ви…

– Но как-то раз упоминался Круглый стол короля Артура.

– Ваша мать верила в остатки Круглого стола короля Артура? Где он? Здесь, в городе?

– Она только обмолвилась о нем… Почему это важно?

Я рассказал ей о Бенлоу-костолюбе и кусочке дуба в деревянном ларце. Я мог бы забрать его, но, в конце концов, велел костолюбу сохранить его у себя. Элеонора рассмеялась.