Текст книги "Кости Авалона"

Автор книги: Фил Рикман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)

Глава 33
ДОРОГОЙ МУЖЧИН

Не стану скрывать, у меня был свой интерес. Мэтью Борроу – знаток медицины и хирург – был бы для нас наилучшим свидетелем. Он смог бы подтвердить наши предположения о том, что Мартина Литгоу пытали. Но, возможно, он также знал, где искать свою дочь.

И я побежал.

Нел.Мое тело еще содрогалось нежными и призрачными воспоминаниями о ней.

И чувством тревоги.

Небо, почти безоблачное в то утро, ясно синело над моей головой, и ноги быстро уносили меня все дальше от аббатства по грязным улицам, покрытым лужами и бурой грязью, оставленными ночной грозой. Что-то побуждало меня продолжать бег, промчаться через весь город с двумя церковными башнями на разных его концах и бежать еще дальше, в сырые поля, прямо к солнцу.

Однако вскоре кое-что показалось мне странным, и я замедлил движение.

После бури воздух был прохладнее и свежее, однако теперь, в девятом часу, на улицах не было никого, кроме меня.

Я остановился и огляделся вокруг: каменные дома, мазанки, дым растопленных поутру очагов. Я будто увидел этот город впервые – до чего беспорядочным и безобразным казался он теперь, когда аббатство лежало в руинах! Мертвая планета без солнца, отдавшая всю жизненную энергию дьявольскому холму.

Он сноваобрел ее. И самый холм казался на первый взгляд безмятежным и окутанным ореолом святости… только святость эта, его магия, была стихийна и не имела ничего общего с дисциплиной аббатства. То была магия хаоса.

Совершенно внезапно передо мной предстало мрачное зрелище. На миг мне почудилось, будто я смотрю на Гластонбери глазами сэра Эдмунда Файка. И чувствую то же, что чувствует он. Ощущение потери. Пустоту, заполненную ныне гневом.

Я понял, что за мной наблюдают, и повернулся. Я начал замечать серые лица в дверных проемах и окнах, украдкой раздвинутые занавески.

Немой страх. В маленьком городе новости разлетаются со скоростью звука. Будто гонимый инстинктом, я побежал по улицам и переулкам. Наконец добрался до улицы, где стояла новая церковь Святого Бениния, и тут до меня донеслись голоса…

–  Остановите их!

Пронзительный женский крик заставил меня резко остановиться. Прижавшись к ветхой глинобитной стене, я осторожно выглянул за угол. В облаках утреннего печного дыма у колокольни танцевали фигуры людей, точно куклы на лесках.

– Убирайтесь! – Громкий голос отрезал, словно удар хлыста. – Кто сунется, пойдет с нами.

Давясь от кашля, я медленно подвинулся к краю стены и увидел десятка два людей: женщины с детьми и старики выстроились по обеим сторонам улицы, как на парад.

Между ними двое мужчин держали за руки третьего, постарше их возрастом, который тщетно сопротивлялся им. За его спиной, на ступенях дома, появился еще один человек, в кожаном камзоле, и, вероятно, ударил пленника короткой дубинкой, отчего тот рухнул на мостовую, будто он марионетка и ему обрезали лески.

–  Гос…Стойте!

Упавший на камни мужчина тотчас попытался откатиться в сторону. И я узнал в нем доктора Борроу. Нога занеслась над его беззащитной головой. Закричав, я бросился вперед.

– Прекратите! Немедленно прекратите, подонки, именем королевы!

Воцарилось молчание. Сапог застыл в воздухе.

– Не суйся не в свое дело. – Обломанные зубы сверкнули в седеющей бороде. – Тебя это не касается… кто бы ты ни был.

Под кожаным камзолом промелькнул полуобнаженный клинок. Все внимание теперь было обращено на меня, кто-то шевельнулся в дыму, и мне стало ясно, что их было пятеро, а я оказался в неприятнейшем положении. Никто из горожан не повел бы и пальцем, чтобы спасти меня.

– Тут мы – закон, приятель, – сказал человек в кожаном камзоле. – Даже думать не смей одурачить нас.

Я стоял один посреди улицы, но меня не беспокоило это.

– Я – доктор Джон, из королевской комиссии. Прибыл сюда вместе с сэром Питером Кэрью. Если этот человек получит увечья, вам достанется. Это я обещаю. Каждому. Понятно?

Боковым зрением я заметил, как пытается уползти Мэтью Борроу.

– Не смейте, – сказал я. – Оставьте его.

Мой голос звучал тихо, но, похоже, возымел действие. Странно, но я чувствовал себя спокойно. Я пристально глядел на человека в кожаном камзоле, сумев каким-то образом выдержать долгую паузу, прежде чем заговорил вновь.

– Теперь уходите, все. Иначе сами не заметите, как вернетесь к прежней убогой жизни бродяг и воров.

Быть может, подействовал мой тон – даже не знаю, как это звучало, – но человек в камзоле, похоже, был готов сделать шаг назад – глаза забегали из стороны в сторону, будто я наступал на него. Потом он покачал головой.

– У тебя только слова, приятель. Твое слово против моего… и его… – Он показал поднятым большим пальцем в сторону своих спутников. – И его.

– За вас не дадут и гроша, – тихо произнес я. – За любого из вас. Вы всего лишь шайка наемников. Расходная часть.

Возможно, он недопонял последнее выражение, но, несмотря на то, что я был небрит и одет кое-как, он все же уловил элемент угрозы и мою уверенность в себе, которой не ожидал даже я. Он огрызнулся, но избегал смотреть мне прямо в глаза. Наконец, фыркнув, пихнул клинок в ножны под кожаным камзолом. Я же оставался на месте и ждал. И чувствовал… будто отделился от себя самого. Дурман возвращался. Казалось, что я парю в воздухе, обозревая сверху происходящее, и жалкие дома, и грязные улицы, и заваленные мусором дворики.

– Проваливайте, – сказал я. – Пока я не запомнил ваши лица.

Человек в кожаном камзоле подал короткий знак своим людям и грозно зашагал на меня. Но я не тронулся с места, и он грубо задел меня сбоку своим плечом. Я почувствовал боль, но странный восторг овладел мною, и я не дрогнул.

Сопротивляясь желанию потереть плечо, я обратил внимание на его руки, когда после столкновения человек в кожаном камзоле вернулся в равновесие. Кинжал не покинул ножен во второй раз. Я смотрел прямо перед собой, будто ничего не случилось, и обратил внимание на некоего юношу. Он озадаченно наблюдал за мной, и на мгновение мне показалось, что я уже видел его, только не в камзоле и не в чулках.

Две женщины, одной из которых была Джоан Тирр, помогли Мэтью Борроу подняться по ступеням дома, однако доктор явно не желал заходить в него. Взгляд Мэтью был устремлен в другой конец улицы, мимо церкви; правая рука повисла, словно пустые ножны.

Я подошел к старику.

– Ради всего святого, доктор Борроу, что все это значит?

Старик раскашлялся, и женщина рядом с Джоан Тирр обратилась ко мне.

– Они пришли с рассветом, сэр, постучали в дверь и потребовали дать им обыскать дом.

– Ублюдки, – прошипела Джоан Тирр.

– Отведи его в дом, Джоан, – велела женщина. – Ступай, приведи себя в порядок, Мэтью. Я скоро буду. – Она говорила с валлийским акцентом, характерным для южного Уэльса. Потом снова повернулась ко мне. – Я живу в доме на той стороне. Мой муж – викарий. Я видела, как они вошли в дом. Едва дверь открылась, прижали доктора к стенке и ворвались внутрь.

– Но ведь они знают, кто он. Наверняка он даже лечил…

– Нет, – возразила жена викария. – Они не знают его. Эти люди не из Гластонбери. Мы никого из них не знаем.

Ничего удивительного. Желающих поучаствовать в поимке преступника хватало. Некоторые даже приходили издалека просто ради охоты и насилия и возможности поживиться за чужой счет.

– В городе их полно, это точно, – сказала жена викария. – Прошлую ночь, во время бури, сидели в тавернах. Приехало несколько дюжин.

– Ублюдки, – снова выругалась Джоан.

– Несколько дюжин? – Я пошел по улице следом за женой викария. – Что им здесь было нужно?

Жена викария посмотрела на меня задумчивым взглядом. Полная женщина с желтоватыми волосами, убранными под чепец.

– Была страшная ночь, сэр. Мой муж, викарий, с самого рассвета у алтаря молится о прощении. Грех тяжелым грузом лежит на всех нас.

– Джо Монгер может за меня поручиться, – заверил я. – Что они искали здесь, миссис?

– Они нашли, что искали, – ответила она. – Но этого было мало. Конечно, уж они-то знали, что отец не станет стоять в стороне, и, когда он побежал следом за ней, они набросились на него. Не его вина, что она его кровь и плоть.

– О чем…

– Зачем она вернулась, так того я не ведаю.

– Кто? – Небо словно треснуло пополам. Я едва сдержался, чтобы не схватить жену викария за плечи. – Говорите.

– Должно быть, они следили за домом всю ночь. Я так думаю.

Казалось, небо вот-вот рухнет на землю.

– Вы не видели, как ее увели? – удивилась жена викария.

– Боже…

Она испуганно смотрела на меня недоверчивым взглядом, и мне хотелось встряхнуть ее, вытрясти из нее все это показное сочувствие, заменившее здравый смысл.

– Говорите же!

Моя голова словно пылала огнем, и, вероятно, заметив в моих глазах признаки бешенства, жена викария попятилась назад. Я снова обратил внимание на юношу, наблюдающего за нами, и понял, что это брат Стефаний, один из двух монахов, которых я видел с Файком в день нашей первой встречи на вершине дьявольского холма.

Жена викария убрала под чепец выпавшие пряди волос.

– Говорю, она… В общем, мы слышали ее, все слышали. Кричала с лестницы, что пойдет сама, если отпустят отца. Конечно, как только ее потеряли из виду…

Я огляделся по сторонам. Толпа уже начала расходиться. Мои губы бесплодно двигались, будто лишенные дара произносить слова.

– Это ведь несправедливо – избивать человека за грехи его дочери, – сказала жена викария. – Да?

Я посмотрел на нее пристальным взглядом.

– Грехи?

– Она даже ничего не сказала, когда они зачитали ей приговор. Когда ей сказали, что она ведьма и убийца, она не сказала им, что они неправы. Люди предвидели, что так и будет, – молодая девица, которая думает, будто может идти дорогой мужчин, когда ей пора выходить замуж и быть помощницей мужа в домашних делах.

– Миссис, – ответил я, – клянусь Богом, если у женщины есть способности…

Но ее лицо уже погрузилось в выражение пустоты и целомудренного безразличия, которое я так часто видел в этой разобщенной стране.

Из сердца города донеслись вопли и злые насмешки.

Глава 34
ПЕРЧАТКА ВЕНЕРЫ

– Вы могли сейчас быть покойником.

Коренастый, бескомпромиссный, чернобородый, сэр Питер Кэрью, предводитель рыцарства, пытался сокрушить меня своим презрением.

– Валялись бы сейчас, как падаль в грязной луже. Это вы понимаете?

Я молчал.

– И все ради какого-то знахаря и его ведьмы, – не унимался Кэрью. – Рассказы о вашей учености, похоже, сильно преувеличены. У вас мозги мягкие, как кусок дерьма.

Питер Кэрью и его спутники приехали около полудня из Тонтона, где они задержались на ночь. Он, Дадли и я сидели в гостиной «Джорджа» одни, и на столе перед каждым из нас стояло по бутыли ядреного сидра. К своему напитку я даже не прикоснулся. Сделав глоток, Кэрью выплюнул его на каменный пол.

– Уж не думаете ли вы, что в этой дыре все как в Лондоне?

– При нынешнем состоянии города, – заметил Дадли, – любой усомнился бы в этом.

– Я только хочу сказать, что закон тут с острыми зубами, лорд Дадли. С острыми зубами.

Остывающий пот холодил мне кожу. Одетый лишь в то, что осталось от потрепанного полотна ночных видений, я несся очертя голову по улицам города мимо церкви Крестителя, пока дьявольский холм не встал на моем пути. Я был почти убежден, что, догнав их, смогу остановить. И вернуть ее.

Но они исчезли. Вместе с ней, и я теперь просто жаждал наброситься на Кэрью и повыдергать ему бороду, прядь за прядью.

Дадли предупредил меня грозным взглядом. Он полагал – и, должно быть, не без причины, – что Кэрью только и ждал подходящего повода, чтобы швырнуть меня на каменный пол.

Поэтому я сохранял спокойствие.

– Я так понимаю, сэр Питер, что до роспуска монастыря правосудие в городе отправлял аббат. Сколько ведьм он изловил?

Дадли сердито посмотрел на меня.

– Это не дело, – сказал я. – Файк возомнил себя божьим ставленником для надзора за религиозным культом в городе, и это опасно…

– Для надзора за колдовством, – перебил меня Кэрью.

Сегодня я больше не желал ввязываться в бесполезные споры о том, что считать колдовством.

– Послушайте, доктор, – сказал Кэрью. – Насколько известно мне, никто из тех, кто предстал перед судом за колдовство, не был совершенно безвинен.

– Просто…

– Выслушайте меня. Этого требует народ. Люди не могут удержаться от того, чтобы не прикоснуться к божественному. – Опустив руки на колени, он откинулся на спинку стула. – В наших краях, доктор, жизнь и религия, с тех пор как мы послали подальше первосвященника Рима, стали простыми и непритязательными. По субботам ходишь в церковь, стоишь там часик на коленях, думаешь, с кем проведешь следующую ночь, и – если ты не викарий и не епископ – идешь по своим делам. У меня нет времени на тех, кому этого мира, пока они пребывают в нем, недостаточно. Что же касается вашей ведьмы…

Он с отвращением отвернулся. Дадли опустил веки, и выражение его лица сказало мне: «Не заводись». С улицы донесся шум, и Дадли вздрогнул, покосился на окно, но не сдвинулся с места.

– Я только хотел сказать, Кэрью, – елейно произнес он, – что если она и прибегла к помощи демонов, чтобы выгнать мою лихорадку, то это намного лучше пиявок.

Он не имел в виду ничего дурного, однако упоминание о демонах было лишним. Голоса на улице продолжали кричать, и я не удержался: встал и подошел к окну, но стекло было скверным и мутным. Оба моих собеседника остались сидеть.

– Я был о вас лучшего мнения, – сказал Кэрью. – В самом деле, какая была бы польза для человека с репутацией колдуна прилюдно выступать в защиту признанной некромантки?

Я тяжело опустился на стул.

– Джона никто здесь не знает, – резко заметил Дадли. – Но если его имя стало бы всем известно, то я знаю, от кого…

– Почему некромантка? – перебил его я.

Кэрью наконец повернулся ко мне и расплылся в широкой бородатой улыбке, обнажив черный просвет на месте выбитого зуба.

– Вы ничего об этом не знаете, доктор?

– Мы оба об этом не знаем, – быстро отозвался Дадли.

– Это при том, что убили вашего слугу? Ах да… вы ведь, кажется, захворали, милорд?

– Сейчас мне уже лучше, Кэрью.

–  Некромантия, – заметил я.

– Я, конечно, не такой знаток, как вы, доктор, но если свежий труп используется для приманки духов…

– Какие имеются доказательства, что эта женщина причастна к убийству?

– У нас есть орудия убийства! На них осталась кровь!

– Так, но чья это кровь? Это инструменты ее отца, кажется? А он в ту ночь проводил операцию.

Кэрью посмотрел на меня с любопытством.

– А почему, позвольте спросить, вас это так беспокоит, доктор?

Я стоял на зыбучих песках, но мне уже было все равно.

– Я скажу почему, – начал я, но вмешался Дадли.

– Я отвечу, Кэрью. Потому что пришло новое время. Потому что и королева, и Сесил против религиозных преследований.

– Королева еще молода, – тяжело произнес Кэрью. – И однажды она поймет: то, что вы называете преследованием, а я называю порядком, есть единственное средство удержать под каблуком мятежников, которые пока еще в состоянии низвергнуть ее. К тому же это еще и расследование убийства.

– Убийства, которое используют, чтобы спровоцировать охоту на ведьм. Обвинить в убийстве проще всего, и мы знаем, как часто это делалось в прошлом. Но мы живем в просвещенное время, и прогресс человеческих знаний позволяет объяснить то, что когда-то отметалось, как ведовство…

Дадли с шумом подтащил бутыль сидра, отхлебнул, поморщил лицо и обтер губы.

– Два дня назад, – сказал он, – я думал, что умираю, но знание трав помогло этой женщине излечить меня. Так что, можно сказать, ее арест больше всего меня беспокоит.

Я посмотрел на Дадли взглядом признательности, но он спрятал глаза.

– Ну, а что, если я скажу вам еще кое-что? – возразил Кэрью. – Если я сообщу вам о других мертвецах, вырытых из могил?

– Где?

– За церковью Святого Бениния, как мне сказали. Мертвецов вырыли ночью.

Я вспомнил, что Файк говорил об этом. Упоминал некромантию. Все это не нравилось мне, но я не мог показывать свои чувства.

– И как связана с мертвецами эта женщина?

– Вам лучше поговорить с Файком.

– Аббатство в твоем ведении, Кэрью, – заметил Дадли.

– Но закон – в его, – ответил Кэрью. – Прошу извинить меня – кажется, я должен еще осмотреть труп. В своем аббатстве.

Мы с Дадли проводили Кэрью в аббатство. Внутрь надворной постройки, где лежал труп Мартина, я не входил. Кэрью формально осмотрел мертвеца и, с выражением исполненного долга, ушел. Позже Дадли признался мне, что не стал говорить Кэрью о наших подозрениях насчет пыток. Теперь мой друг соглашался со мной в том, что нам не следовало доверять верноподданническим заверениям этого человека. Невольно мне вспомнились слова несчастного Мартина Литгоу, которые он сказал мне накануне нашего приезда в Гластонбери, когда Кэрью упрекнул меня за то, что я никогда не служил своей стране с оружием в руках. «Этот сукин сын слишком часто воевал под чужими знаменами, доктор Джон».

Позже мы с Дадли поднялись поговорить ко мне в комнату – свою мой друг велел вычистить и привести в порядок, чтобы ничто больше не напоминало ему о болезни. Однако ее остатки все еще проявлялись в градинах пота, блестевшего на его лбу в разноцветных потоках света, проникавшего сквозь окно.

– Рассказывай, – начал Дадли. – Все рассказывай.

Я плотно закрыл за собой дверь и встал к ней спиной.

– Хирургические инструменты принадлежат ее отцу. Он использовал их той же ночью, чтобы сделать кесарево сечение, когда принимал роды. Отсюда и кровь на ножах.

– И это можно доказать?

– Он подтвердит.

– Он же ее отец.

– Она не ведьма.

Кого я старался убедить? Колдовство – что это? Где лежат его границы?

Дадли обвил руку вокруг кроватного столбика, который всего на несколько часов, в ночном дурмане, стал для меня стволом яблони.

– Джон, если этому Файку понадобится доказать связи с демонами, он сделает это. Он – мировой судья. Он знает законы. Знает судей. Он добьется своего. Ее повесят.

– Если только кто-нибудь…

Я замолчал. Отвращение сдавило мне горло, когда я вспомнил, что сам недавно говорил Нел: «Мы живем в просвещенное время. Сравнительно просвещенное. То, что произошло с вашей матерью, никогда больше не повторится».

– Людей вешают каждую неделю и за меньшие преступления, – добавил Дадли. – Ейэто должно быть известно. Какого черта она вообще вернулась? Могла бы просто сбежать в другой город. С такими способностями она непременно…

– Ради отца. – Я нервно подошел к окну. – Только ради него она вернулась домой прошлой ночью. Она боится за своего отца. Файк повесил ее мать за то, что она всего навсего…

Мы уже говорили об этом. Я стоял у окна, вцепившись пальцами в подоконник, и смотрел вниз. На главной улице, возле пекарни, где в базарные дни продавались свежие пироги с бараниной; у той самой пекарни, хозяин которой штудировал старые книги по магии, мечтая получать золото из свинца, – собралась толпа.

– Кэрью – грубая скотина, – сказал Дадли, – но он знает, как устроен мир. Его предупреждение тебе… в нем явно есть смысл. Если узнают, что ты просишь сохранить жизнь ведьмачке, и, чего доброго, откроется твое настоящее имя, ты окажешься в дерьмовом положении, Джон. – Он пожал плечами. – Мы оба, если на то пошло.

Дадли был прав. Мы оба могли нажить неприятностей, и не только потому, что наша дружба была широко известна. В сплетнях и памфлетах его самого неоднократно ставили на порог колдовства, чем нередко пользовались в своих интересах люди, стоящие на одном уровне с Сесилом.

Я вспомнил, что Дадли говорил прошлой ночью о Сесиле, который хоть и считался его другом, но все же не одобрял его близости с королевой. Станет ли Сесил рисковать своим положением ради спасения Дадли, если тот окажется вовлеченным в скандал, связанный с черной магией и убийством его слуги?

Повсюду ловушки. Я сел на стул у окна. За несколько часов моя жизнь поднялась в такие выси, о которых я никогда не мечтал, но затем сорвалась вниз и разбилась вдребезги.

Моя жизнь – тусклое, ограниченное книгами существование ученого. Я опустил голову на ладони и сквозь пальцы уставился на свое отражение в стекле. Дадли был моим другом, и при дворе у меня не было друзей лучше, чем он. Благодаря его поддержке и влиянию я добился благосклонности королевы. Должен ли я был теперь усложнять ему жизнь рассказом о подозрениях Нел в том, что Файк нажил свои богатства и положение предательством своего настоятеля? Ведь этому не имелось никаких доказательств, кроме совпадений. Хотя часто ли в суде располагали более надежными уликами?

– Что это?

Я почти не заметил, как Дадли соскользнул с кровати. Когда я обернулся к нему, он стоял на коленях, доставая что-то из-под стола. Потом поднялся, зажав какой-то предмет между большим и указательным пальцами; взгляд простого любопытства быстро сменился лукавой улыбкой.

– Так, так…

– Что ты там нашел?

Дадли протянул мне открытую ладонь, на которой лежал влажный, сморщенный, желтоватый предмет. Своей формой он напоминал трубку. Возможно, кусочек звериной кишки. Вещь была мне незнакома.

– Джон, ну ты подлец…

Лицо Дадли выражало озорной восторг. Я не видел его таким со времен его детства – проказливый мальчишка, замысливший сорвать наш урок. Я встал со стула.

– Что это?

– Что это? – закатил глаза Дадли. – Боже, Джон, сколько лет мы знаем друг друга?

Я не понимал его. Дадли потряс кусочком кишки, снова зажав ее между большим и указательным пальцами.

– Я видел их в Париже. Даже воспользовался один раз такой штукой – во Франции лучше не играть с судьбой в прятки, но это уже другая история. – Он уставился на меня. – Черт возьми, взгляни-ка на свою рожу! Похоже, ты ничего не помнишь… Ты что, был пьян?

– Я почти не напивался за последние пятнадцать лет, ты знаешь…

– Думаешь, я не рад, что в наше опасное время ты воспользовался «перчаткой Венеры»?

Я снова уселся на стул.

– Чем?

Дадли положил предмет на стол, вынул платок и вытер руку. Улыбка сохранилась на его лице, перекосив губы, словно подвешенный к ним сбоку груз. Я молчал. То, что Дадли назвал «перчаткой Венеры», должно быть, осталось от бывшего постояльца. Или так, или…

– И кто это был, Джон? – спросил Дадли. – Можно спросить? Какая-нибудь кухарка, соблазненная твоей застенчивой красотой или изысканной замкнутостью?

– Я…

Возможно, тут на мои глаза навернулись слезы.

И думаю, он их увидел. Поднес руку к губам, затем резко отвел ее и вернулся к кровати. Обняв кроватный столбик, он стоял там и слегка раскачивался из стороны в сторону.

– Вот болван, – сказал он. – Не смог разглядеть очевидное.