Текст книги "Кости Авалона"

Автор книги: Фил Рикман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 29 страниц)

Глава 16
ПОЛЮБИ МЕРТВЕЦОВ

Войдя в лавку, я не увидел ни одной кости – только сырую кожу? – и уже начал подозревать, что меня разыграли.

Я нашел лавку в бедном, зловонном переулке, примыкавшем к улочке Магдалины, напротив главных ворот аббатства. Небо потемнело и набухло, как гигантский пузырь, грозя пролиться дождем.

В лавке, напротив, все находилось во власти бледных и мягких тонов: повсюду были разложены шкуры и охапки овечьей шерсти, грубые шерстяные кафтаны и громоздкие шляпы. В таком ли заведении ожидал я увидеть Бенлоу-костолюба?

Я представлял его усохшим старцем в лохмотьях, однако торговец оказался не старше меня. Высокий, светловолосый, со свежим лицом. Да и одет он был куда лучше меня и, определенно, роскошнее, чем приличествовало человеку его положения: серебряная брошка на шляпе и модный красный разрез на дублете, похожий на свежую рану.

Он поклонился и размашистым жестом показал на готовые платья, развешенные на стене.

– Овечьи мантии, милорд?

– Овечьи?..

– Вы же не хотите обмануться нашей чудесной погодой. Все пастухи говорят, что к концу недели будут злые морозы, а никто не знает погоду лучше, чем пастухи.

– Но мантия у меня уже есть, – отказался я.

– Из овечьей шерсти?

– Ну…

– Подумать только! – Он приподнялся на цыпочках и заговорил мягким, словно пух, голоском. – Вы, милорд, кажется, не из здешних мест. Из Лондона, верно? И здесь недавно?

– Меньше одного дня.

Боже, мне казалось, что я прожил тут уже целый месяц.

– То-то я думаю, что ваше лицо мне незнакомо! Так вот, позвольте сказать вам, милорд, что ваши лондонские зимы не идут в сравнение – не идут ни в какое сравнение – с тем, что бывает у нас, когда выпадают снега. И зима еще покажет себя перед началом весны. Это так же верно, как то, что я стою перед вами, милорд. Не хочу нагонять на вас страху, но это, ей-богу, чистейшая правда – без шерстяной накидки на ваших плечах, милорд, вы погибли. Спросите любого.

После этого он оглядел меня с головы до ног, словно прикидывая размеры гроба, который мне скоро потребуется. Его акцент был скорее лондонским, чем западным, чем, видимо, и объяснялось то, что Ковдрей сразу указал мне на этого человека.

Немного помолчав, я посмотрел хозяину лавки прямо в глаза.

– Человеку незачем бояться холодов, – сказал я, – если в сердце своем он хранит любовь к Богу.

– Ах… – Его лицо немедленно стало серьезным. – Как это верно. Как же верно сказано, милорд.

– Вы мастер Бенлоу?

– Матушка так величает меня.

– Видите ли, я приехал с товарищем.

– С товарищем… Ясно.

– Мы были в пути много дней. Мой товарищ… – мой голос слабел —… разболелся.

– Что вы!

– Разболелся серьезно.

– Я огорчен, милорд, страшно огорчен.

– И теперь ему сделалось хуже.

– Ужасная новость, милорд. – Он скрестил руки на груди. – Сами знаете, как говорят. Как бы ни была крепка вера человека…

– Одной молитвы порой недостаточно.

– Я тоже слышал об этом.

Вы помните, что я не мастер в подобных делах, но я держался с ним наравне.

– Мы приехали сюда, – сказал я, – поскольку наслышаны о… чудесах.

Не меняя положения рук, он, наконец, чуть подался назад и криво сжал губы.

– Тут их хватает, что верно, то верно. Гластонбери славится на весь мир чудесами. След Спасителя лежит на этом городе с тех пор, как он побывал тут ребенком, а его старый дядя, Иосиф Аримафейский, заложил первые камни аббатства. Но, думаю, вам это известно.

Я кивнул в ответ.

– В былые времена истинные пилигримы, видимо, шли в аббатство и читали молитвы над мощами святых. Сотни святых погребены здесь.

– Теперь всё исчезло.

Я вздохнул, уловив при этом его косой взгляд.

– Всё?

– Пропало из аббатства, – пояснил он.

– Но необязательно… – Я не мог больше ходить вокруг да около. – Мастер Бенлоу, мой друг – человек немалого состояния.

– Где он сейчас, милорд?

– В трактире «Джордж».

– О да, – сказал он. – В «Джордже» действительно лежит человек, я слышал об этом. Думали, что это чума.

– Мы надеемся, что это не так, – возразил я. – Но он, в самом деле, сейчас очень ослаб.

– Знаете, – сказал лавочник, – две женщины излечились от чумы после того, как побывали у раки святого Иосифа. Верно, как то, что я стою перед вами. Вы знали об этом?

– И где же… та рака?

Насколько мне было известно, не существовало ни одного свидетельства того, что Иосиф Аримафейский вообще когда-либо ступал на английскую землю, не говоря уже о том, что был похоронен здесь. Всего лишь красивая легенда.

– Тс! – Бенлоу приложил палец к губам. – Немногим известно об этом, а те, кто знает, держат язык за зубами.

– И вы один из этих людей, мастер Бенлоу?

– Или вот наместник Уэльса, – продолжил Бенлоу. – Едва мог ходить, но однажды приковылял сюда – и мгновенно излечился! Еще был мальчик – истинная правда! – которого принесли на носилках едва не при смерти, и тот сразу поправился и встал на ноги. О, ваш приятель приехал в нужное место.

– Пожалуй.

– В наши дни, правда, стало совсем нелегко… отыскать косточку, чтобы приложиться к ней устами.

Он в первый раз упомянул косточку. И я сказал ему, что мы думали привезти что-нибудь домой, какую-нибудь мелочь, святую реликвию, которую можно хранить в нашей церкви… и, разумеется, втайне.

– О, она непременно должна храниться в секрете, милорд. Непременно! – Он глянул на дверь за моей спиной. – Что вы думали приобрести? Щепку истинного распятия? Пузырек с водой из Святого Грааля? Или… кусочек…

– Кусочек?

– Кусочек… – Он подошел ближе и шепнул мне на ухо: – Осколок святого скелета.

Я немного помедлил, дабы не показывать излишнего рвения.

– Сколько?

– Видите ли, это будет зависеть от величины кусочка… и почитаемости святого.

– И кто у вас самый почитаемый?

Глаза торговца застыли. Я видел в них алчность.

– Мне, – сказал я, – вы можете доверять.

– Тогда следуйте за мной, милорд.

Склад позади лавки освещала единственная свеча, горевшая на выступе в стене. У подножия чердачной лестницы запах свежей шерсти внезапно сменился удушливослащавым ароматом ладана.

– Агнцы божьи, – изрек Бенлоу. – Несчастные создания.

Он тихо хихикнул. Схватив метлу, быстро размел шерсть посреди дощатого пола и отошел в сторону от небольшого углубления в полу.

– Думаю, вас ко мне кто-то направил?

Я кивнул.

– Знаете, обычно я не занимаюсь делами в городе. Кое-кто из жителей сильно возражает против того, чтобы некоторые вещи вывозились отсюда, если вы меня понимаете. Когда погода становится лучше, я иду на дорогу – с большим лохматым другом, естественно. Кражи святынь, знаете ли, еще встречаются кое-где. Хотя лично я убежден, что краденая святыня – проклятая святыня, и тот, кто похищает ее, не проживет долго.

Склонившись над углублением в полу, он вынул сначала одну короткую дощечку, потом другую.

– Передайте мне свечку, милорд.

Передо мной открылась деревянная лестница, ведущая в темноту.

– Можете пойти первым, – предложил Бенлоу, держа мне свечу. – Берегите голову.

Я крепко держался за лестницу, не представляя, насколько глубоким может оказаться этот колодец. Но после трех-четырех ступеней обе мои ноги встали на землю. Подполье было не глубже…

…могилы. И тот же холод. И тот же воздух. Насыщенный кисловатым запахом сырой земли и влагой, и я подумал, не сошел ли я в чей-то склеп.

Бенлоу опустил мне свечу, и я смог разглядеть пол – земляной, вымощенный грубыми каменными плитами. Деревянный потолок оказался слишком низок, чтобы я мог стоять во весь рост.

– Там, слева от вас, есть скамья, – сказал Бенлоу. – Лучше присесть, иначе потом вам будет не разогнуть шею. Сам я всегда сижу. Или лежу. – Он хихикнул. – Не всегда в одиночестве…

Бенлоу спустился сам. Отряхнулся и указал мне на лавку возле стены, выложенной как будто из булыжника, затем взял свечку и зажег два светильника на стене.

Неуютно погрузившись на скамью, я почувствовал, как запах сырой земли приобрел теперь необычный сладковатый привкус. Свет медленно разгорался. Повернув голову, я увидел новую улыбку и содрогнулся: на подлокотнике скамьи стоял человеческий череп. Лишенный челюсти, он словно впился верхними зубами в деревяшку. Мой локоть уперся во что-то твердое, я повернулся в другую сторону и на противоположном подлокотнике увидел еще один череп – с продырявленным лбом.

И затем, когда глаза привыкли к полумраку, я понял, что стена выложена не из камня. Сотни сложенных вплотную костей – черепов, тазовых костей, рук – были вдавлены в землю; некоторые помечены номерами, нанесенными черной и красной краской. Шевеля пальцами, Бенлоу окинул их взглядом, затем подскочил к стене и вынул чтото оттуда. В тот же миг я разглядел, что чаша ближайшего ко мне светильника, несомненно, сделана – о, праведный Боже, – из перевернутой черепной коробки.

Заметив, что увиденное удручило меня, Бенлоу осклабил ряд мелких заостренных зубов.

– Из смерти исходит свет. Ужасно люблю мертвецов. Вы – нет? И где еще на земле найти мне такое общество, как здесь? Ответьте, милорд.

Он подошел и присел рядом со мной, держа в руке тонкую, искривленную кость, бурую, как ивовый прут.

– Видите? Ребро святого Патрика. Одна из костей, что защищали его благородное сердце. Вы знаете, что святой Патрик и все его ирландские монахи-последователи бывали в наших местах? Взгляните…

Он раскрыл другую руку. Крупинки у него на ладони были похожи на птичий помет.

– Зубы святого Бениния. В его честь назвали новую церковь. Он был преемником святого Патрика, вы знали об этом?

– Почему они не в церкви? Откуда у вас все эти?..

– Реликвии? В церкви? Где были вы раньше, милорд? – фыркнул Бенлоу. – Кажется, вы еще не представились.

– Доктор Джон.

– Доктор?

– Я не врач. Скажите… что у вас есть из других реликвий?

– Сколько вам нужно, милорд?

Я не ответил, не зная, как завести разговор о том, что мне нужно. Он придвинулся ближе, и я теперь понял, что сладковатый запах исходит от него самого. То ли его одежда, то ли тело пропитались им насквозь. Чем-то похожим на смесь пота и ладана. Внезапное чувство тревоги заставило меня придвинуться к краю скамьи. В полуулыбке Бенлоу вытянул длинные ноги и заложил руки за голову. Ребро святого Патрика осталось лежать у него на коленях.

– У меня имеются, – шептал он, не поворачивая ко мне глаз, – апостолы.

– В Гластонбери?

– Многие известные личности приходили сюда умирать, почить в вере. А все потому, что смерть приходит легко в этих местах, где грань между сферами тоньше муслина.

Я не растерялся.

– Например, король Артур?

Быть может, это было только дурное предчувствие, а может, и нет. Но я ощутил какую-то перемену. В воздухе повисло необъяснимое беспокойство. Бенлоу выпрямил спину, делая вид, что никуда не спешит, хотя я знал, что это не так.

– В этой стене сотни святых, – горько произнес он, – а всяким проходимцам подавай только Артура.

– Кому подавай?

Я заметил, как сжались его пухлые губы.

– Кто прислал вас ко мне, милорд?

– Владелец трактира «Джордж», только и всего.

Бенлоу повернулся ко мне.

– И как же Артур может помочь вашему больному другу?

– Артура почитают за его силу и доблесть.

– Сдается мне, нет у вас никакого больного друга.

– Конечно, есть. И вы знаете о нем. Потому что следите за всем, что происходит вокруг вас, мастер Бенлоу. Как сделал бы всякий в вашем положении.

Он шмыгнул носом. Вытер его тыльной стороной руки.

– А мне показалось, – сказал он, – что такой миловидный молодой человек, возможно, не прочь немного развлечься со мною.

– Что?

– Я вижу, ты много путешествовал. И ты спустился сюда, не сказав ни слова. Это надежный знак. Большинство покупателей говорят мне, чего хотят, и ждут меня наверху, где светло. Но если мужчину тянет во тьму, влечет к смерти… Могу сказать, что здесь, среди мертвецов, у тебя имеется редкая…

– Мастер Бенлоу!

Боже мой, да он содомит! В Лёвене их было полно. Я еще ближе прижался к черепку за спиной.

– Мастер Бенлоу, кто еще спрашивал вас об останках Артура?

– Кто вы такой, чтобы спрашивать?

– Я член королевской комиссии древностей.

– Какой же я слепец! – Бенлоу залился громким смехом. – А дулю не хочешь?

– Боюсь, это единственное, что вы можете получить от меня. Ну же, кто приходил к вам?

– Еще чего!

Блики огней яростно замерцали в его глазах.

– Послушайте меня, – сказал я. – Я не Леланд. Я здесь не для того, чтобы лишить вас заработка. Или дорогих вашему сердцу реликвий. Кости, как вы сказали, нынче не в цене.

– Кроме костей Артура, кажется.

– К вам приходили французы?

– Кто?

– Они представляются торговцами шерстью из Нормандии. Кости Артура могли бы стать ценным трофеем для французов.

– Не понимаю, о чем вы толкуете.

– Кто-то побывал тут в поисках костей Артура.

Он не отвечал. Лицо имело понурый вид.

– Они у вас были?

– Нет.

– Вам известно, где кости теперь? Кто взял их, когда разоряли аббатство и взломали гробницу?

– Ничем не могу помочь. Насчет костей – не ко мне.

– Как это понимать?

Он привстал, тяжело и часто дыша.

– Если я дам вам то, что у меня есть от Артура, вы оставите меня в покое?

– Посмотрим.

–  Подождите.

Он подскочил и тут же исчез во мраке. Я напряженно следил за лестницей на случай, если вдруг он решит сбежать и замуровать меня в этом подвале со смертью. Но я слышал его шаги; слышал стук костей, падавших на каменный пол. Святых костей, которые никогда святыми и не были.

Затем я понял, что подземелье длиннее, чем я предполагал. И вдруг вдалеке, куда едва проникал свет, я разглядел деревянную дверь. Дверь? Куда она могла вести? Вероятно, мы находились уже за пределами стен лавки Бенлоу.

Я не полный идиот и хотел было броситься к лестнице, когда хозяин, наконец, вышел из тени, неся в руках деревянный ящичек, явно современной работы и достаточно большой, чтобы в нем поместились кости ступни Артура. Бенлоу опустился передо мной на колени и открыл крышку.

– Глядите…

На подложке из шерсти лежал кусочек – не кости, но расколотой деревяшки.

– Вот, – сказал Бенлоу.

– Что это?

– Прикоснитесь.

Я приложил палец к кусочку дерева. Оно было твердым – возможно, дуб – и черным от времени.

– Только представьте, милорд, – сказал Бенлоу, но голос его теперь звучал неестественно и отвратительно льстиво. – Вообразите огромный зал, увешанный стягами и освещенный тысячью факелов. Прислушайтесь, как стены вторят преданиям доблести.

– Не юли передо мной, Бенлоу.

Он закрыл ящичек крышкой и протянул его мне.

– Возьмите, – взмолился он, дрожа нижней челюстью. – Заберите это с собой в Лондон. Прошу вас. Не возвращайтесь назад! Много ли людей в наши дни могут сказать, что возлагали руку на Круглый стол?

Глава 17
БЕЗУМНАЯ ВЕДЬМА

Было далеко за полночь, когда я натянул старое бурое платье и пошел в комнату Дадли посидеть рядом с ним.

Одинокая свеча догорала на столике для воды. Дадли лежал неподвижно и ровно дышал во сне. Вечером он у меня на глазах отхлебнул полкувшина святой воды, морщась от ее металлического привкуса.

Откупорив бутыль с назначенным ему снадобьем, я предусмотрительно понюхал его, будто запах снадобья о чем-то мог мне сказать. Да и кто бы распознал в нем сонную одурь? Ерунда. Я без колебаний напоил Дадли отваром, и он уснул.

Теперь, потеряв сон, я присел на невысокий табурет возле темного окна и завороженно глядел на пламя свечи. Математик и астроном, не знающий геометрии любви и не умеющий начертить траекторию желаний. В особенности своих собственных.

Еще до полуночи я трижды просыпался в пустом и холодном безмолвии трактира, ворочаясь в постели и думая поначалу, что заразился лихорадкой от Дадли. Наконец меня осенило, что лихорадки наступают по разным причинам. Похоже, телесные желанья, подавляемые во времена моей «книжной» юности, теперь прорвались наружу все сразу. В недолгие минуты сна я вновь и вновь видел ее изумрудные глаза, распущенные темные волосы и соблазнительную улыбку кривоватых зубов. Дочь ведьмы.

И я отправлюсь на Авалон, к честнейшей из дев…

…и она исцелит мои раны и излечит меня чудесными травами…

Колдовство… магия… ведовство. Несмотря на заброшенность, скуку и неустроенность этих богатых водами мест, теперь я охотно верил, что некая сила, неизвестная нашим научным знаниям, обитала в этих краях, и кости Артура – далеко не последняя их тайна.

– Хотел рассказать тебе…

Я резко обернулся. Дадли лежал на боку, глаза, казавшиеся выпуклыми в свете свечи, были открыты.

– Как ты, Робби?

– Горло болит, как будто я проглотил кинжал.

– Это пройдет.

– Так говорит твой доктор?

Мое тело затрепетало теплом.

– Она придет ко мне еще раз, – пробурчал Дадли.

– Когда?

– Без понятия, – ответил он, подперев голову рукой. – Знаешь, Джон, а она хорошенькая. Если бы у меня хватало сил приподнять одеяла, она оказалась бы тут, возле меня, раньше, чем ты успел бы сказать… – Не в состоянии подобрать подходящее слово, он опустил голову назад на подушку. – По крайней мере, у меня появилось чувство, что мне не придется торговаться с дьяволом… в ближайшее время.

– Жаль, – сказал я. – Угроза смерти пошла тебе на пользу. Впервые за многие годы ты говорил с такой искренностью.

– Что я сказал?

– Это подождет. Что ты собирался мне рассказать сейчас?

– Я?

– Ты говорил, что хочешь мне рассказать о чем-то.

– Да Бог его знает. – Дадли снова повернулся на спину, заставив пламя свечи содрогнуться. – О… может, о медведях? Я хотел рассказать о травле медведя?

– Не знаю.

– Ну, я тебе все равно расскажу. Королева обожает травлю медведя, хотя эта забава так удручает тебя. С тех пор, как мы были детьми – лет по одиннадцать или двенадцать. Однажды намечалась травля…

– Мы?

– Бет и я. Мы подслушали, как мой отец и мой дядя обсуждали развлечение на вечер. Мы были в саду, прятались за кустами, и мой отец сказал: «Чем будут развлекаться в наше отсутствие женщины и фрейлины?» Он ясно давал понять, что травля зверя исключительно для мужчин, а женщины могут попадать в обморок при виде… фонтанов крови и мяса и испортить мужчинам праздник.

Я поднялся и налил для него воды. Дадли взглянул на меня и скривил лицо.

– Хотя кое-кто из мужчин – половина мужчин – забывают, что… В общем, помню, сидим мы за кустами, и я наблюдаю за Бет. Не забудь, ей всего только одиннадцать лет. Никогда не видел такого упрямства. Топала своей маленькой ножкой, пока ей не позволят прийти посмотреть. И ей разрешили. Бет пошла на травлю медведя… и, хотя время от времени у нее на глаза наворачивались слезы, она ни разу не отвернулась, а под конец хлопала в ладоши дольше и звонче всех мужчин, сидевших вокруг арены.

– Представляю, – ответил я.

– Я думал, тебе будет интересно узнать об этом, – сказал Дадли.

– Многое объясняет.

– Думаю, в тот день, – тихо произнес Дадли, – я видел в ее глазах предчувствие уготованного для нее самой судьбой места в мире мужчин. Не оставалось ничего иного, кроме как восхищаться мужеством девчонки.

Хотелось бы знать, почему он никогда не рассказывал мне об этом раньше. Быть может, он испытывал передо мной чувство долга за спасение – в очередной раз – от преждевременной смерти. Хотя в действительности за это следовало благодарить Элеонору Борроу. Ведьму.

– Боже, почему я так ослаб, Джон? Еле доношу задницу до горшка.

– Только не рассчитывай, что я буду держать его для тебя. – Я вспомнил о Бенлоу и содрогнулся.

– Ладно, не буду. – Дадли выдавил слабую улыбку. – Так кто она на самом деле?

– Доктор?

– У докторов не бывает пухленьких титек. Доктора – бледнолицые, скучные ублюдки, у которых… так она еще здесь, в трактире?

– Не знаю, где она. Я… пытался ее разыскать.

Я спросил у Ковдрея, где она живет, и он послал за ней одного из мальчишек, однако тот вернулся и сказал, что дома никого нет. Потом я пробовал найти Мартина Литгоу, чтобы узнать, говорил ли он с кузнецом, но Мартин к тому времени еще не вернулся, и мне пришлось ужинать одному в окружении местных почитателей сидра.

– Какого черта мы с тобой делаем в этой дыре, Джон? – спросил Дадли. – Напомни-ка мне.

– Мы здесь, чтобы найти кости Артура.

– Мы их нашли?

– Пока нет. Я ходил, по совету Ковдрея…

– Ты рассказал Ковдрею, зачем мы?..

– Нет. Не совсем так.

– Боже, Джон!

– Я навестил торговца реликвиями. Так у него немыслимое количество костей… каких пожелаешь…

– Откуда?

– Не знаю. Украдены из церковных крипт, выкопаны из могил… Думаю, народ приносит ему – за деньги. А он продает их легковерным паломникам, выдавая за святые реликвии.

– Кажется, мы могли бы воспользоваться этим источником, – допустил Дадли, – если не найдем настоящие кости. Хотя потом, возможно, придется его убить.

Я недоуменно посмотрел на него. Сказал ли он это в горячечном бреду или всерьез? Как бы там ни было, а время признаться ему в моих подозрениях о том, что Бенлоу действительно мог бы знать, где искать подлинные останки, пока не пришло. И еще мне было ясно, как белый день, что нечто связанное с делом Артура сильно обеспокоило торговца реликвиями.

– Я бы нашел их, – сказал Дадли, – если бы смог подняться с койки.

– Подожди до лучшего дня. Встанешь слишком рано, и болезнь вернется, будет только хуже. Робби…

– Не мог бы ты принести мне завтра новую ночную рубаху? Эта воняет до невозможности.

Я отодвинул стул от стены и сел у самой границы света и мрака.

– Он предложил мне явную подделку.

– Кто предложил?

– Торговец реликвиями. У него был кусочек дерева – якобы осколок Круглого стола Артура.

– Ты слышал, чтобы Круглый стол сохранился до наших дней?

– Не здесь. Только тот, что стоит в Винчестерском соборе. Но мы оба знаем всю правду о нем.

Все соглашались с тем, что сей огромный предмет почитания был не более чем подделкой Плантагенетов, восходящей к временам короля Эдуарда III, который обожал предания о Камелоте, или даже Эдуарда I, посещавшего аббатство в Гластонбери, чтобы посмотреть на кости Артура. Винчестерский стол впоследствии был подправлен Великим Горнилом, который в пору своего восхищения артуровскими древностями велел изобразить на нем себя самого.

– Этот Бенлоу сказал бы мне, что деревяшка не что иное, как кусочек подлинного Святого Распятия, если бы знал, что оно интересует меня. Похоже, Гластонбери – такое место, где всегда сложно отличить истину от подделки. Во всяком случае, если ты сам не здешний. Послушай, твое ви…

Я замолчал на полуслове. Неосознанно я вдруг озвучил новую мысль, которая окончательно лишила меня сна. Теперь слишком поздно.

– Робби, ты говорил, что прошлой ночью, когда ходил в аббатство, ты видел…

– Не помню, чтобы я ходил в аббатство.

– Я видел тебя из окна. Ты шел по улице.

– Тебе приснилось.

– Ты сказал, что видел старика. Сказал, что старик смотрел на тебя сверху, будто парил в воздухе, и ты видел еще, как луна…

– У меня была горячка. – Дадли плотнее укутался в одеяла. – Избавь меня от моих бредовых фантазий!

– Как насчет королевы?

Дадли удивленно уставился на меня.

– У королевы бывают видения?

– Тебе надоело жить в безопасности, Джон?

– Говорят, королеве… является ее мать.

– Кто говорит? – Он попытался привстать, но упал назад на постель. – Что еще за чепуху болтают теперь за стенами дворца?

– Я бы не сказал, что об этом болтают. Мой источник… благоразумен.

Дадли закрыл глаза.

– Анна Болейн. Боже…

– Это правда?

– Безумная ведьма.

– Анна Болейн?

– Могла бы прекратить все эти разговоры. Отец всегда говорил. Но, может, они нравились ей.

– Разговоры о колдовстве?

– Возможно, думала еще, что это нравится Генриху. Добавляли ей шарма. Помимо одного лишнего пальца и всего прочего. И ее родинок. Говорят, у нее была волосатая родинка, похожая на… – Он снова закрыл глаза. – Может быть, Генриху это нравилась. Возбуждало его. До поры. Пока Анна не стала его женой – и очарование закончилось. Боже, если кто-то подумает, что Бет… – Дадли раскрыл глаза и сердито посмотрел на меня сквозь полумрак. – Знаешь, Джон, лучше забудь об этом, если ничем не можешь помочь.

– Помочь?

– Но ты же не лечишь душу, а, Джон? Не ты ли сам однажды сказал мне об этом?

– Королева Мария…

– Я всегда придерживался мнения, что и королеву Марию тебе тоже лучше забыть.

– Помнишь, ты говорил мне несколько лет назад, будто Мария часто предрекала, что принцесса Елизавета отречется от своей матери и всего лютеранского гнезда Болейнов? Что просила ее вернуться в лоно старой веры, пока не поздно?

– Мне надо спать, – ответил Дадли. – Разве ты сам не говорил мне?

Вернувшись к себе, я стоял у окна и смотрел на залитую луной главную улицу Гластонбери. За ней высились арки аббатства – мрачные спутники смерти.

Я вспоминал разговоры людей, случайно подслушанные прошлым днем в городе, и свое ощущение, будто их повседневные заботы – только игра. Будто все эти люди знали, что в городе есть другая, подземнаяжизнь, которую нужно скрывать ради ее безопасности… кроме тех случаев, когда обращение к ней могло бы потребоваться ради спасения будущего. Как поступили монахи двенадцатого столетия, извлекая останки Артура.

Монахи. Стражи этой священной земли на протяжении почти тысячи лет.

И что это могло означать? Какой смысл имело это теперь? Все аббатства и монастыри служили хранилищами древних и эзотерических знаний, и если аббатство в Гластонбери было старейшим из них – закладной камень английского христианства, – тогда, в самом деле, оно хранило множество святых тайн.

Что же до сохранения материальных ценностей, золота и мощей… пожалуй, планы могли быть составлены загодя и избраны конкретные люди, которым поручили припрятать богатства на случай гибели аббатства в Великом Горниле.

Кое-что, вполне вероятно, могли переправить тайком во Францию или спрятать в самых глухих областях Уэльса.

И все же…

…священное место. Даже если погибнет аббатство. Есть нечто такое, чего нельзя уничтожить. Нечто такое, что составляет суть земли, принадлежит ей.

Я задумался о брате Михаиле, немом спутнике Файка. О том, какие богатства, должно быть, заключены в его безмолвном мире. И я вспомнил аббата Уайтинга, благочестивого старца, который не выдал своих секретов даже под пыткой, до последнего вздоха, пока медленная и мучительная смерть на дьявольском холме не взяла его.

Я думал, что поступил правильно, не став задавать Файку вопрос о костях. Кого бы следовало спросить о них, так это самого Уайтинга.

У меня перехватило дыхание. По другую сторону улицы, под раздутой луной, лежал неутешный, растерзанный труп аббатства.

Шел четвертый час утра. Беспокойство за мою мать и Катерину Медоуз, оставшихся в Мортлейке, кольнуло меня; я встал на колени и начал молиться об их благополучии.

Затем, сознавая, что если я снова лягу в постель, то мои думы и сны вновь устремятся на поиски дочери ведьмы, я сбросил старое бурое платье и потянулся за дневным одеяньем.