Текст книги "Кости Авалона"

Автор книги: Фил Рикман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

Глава 42
РОДСТВЕННЫЕ ДУШИ

Размышляя однажды о смерти, я наблюдал за работой могильщика в Мортлейке. У меня же все выходило иначе. Земля церковного кладбища – часто сухая, изрытая почва, полная осколков почерневших костей: одно захоронение над другим, смерть на смерть, земля освящена и все начинается заново… Но здесь почва была богата, покрыта гумусом и теплая внутри.

Мы не привыкли к такой работе и, углубившись на пару футов, решили передохнуть. У меня пересохло горло, но никто из нас не догадался захватить с собой ни эля, ни сидра. Физический труд плохо был знаком нам обоим.

– Если бы с нами был Мартин… – вздохнул Дадли.

– Тогда нам не пришлось бы приходить сюда.

– Верно.

Движение – и мы оглянулись. Неподалеку от нас по траве проскакал кролик. Нет… ночной заяц. Несколькими прыжками он домчался до живой изгороди и исчез в тумане преданий.

В эту ночь я не искал знамений.

– Как мне отвезти его сердце в Лондон? – задумался Дадли. – Никогда раньше не приходилось заниматься такими вещами.

– Тебе нужен деревянный ларец. Нечто вроде раки для мощей. Я бы предложил обратиться к Бенлоу-костолюбу, только, боюсь, он предложит… и не узнаешь, что хранилось там прежде. Лучше спросить у викария церкви Иоанна Крестителя или Святого Бениния. Они, конечно, заломят цену, но оно того стоит.

– В обычное время я бы только отдал приказ – взмах руки, и готово. – Уткнув кулаки в поясницу, Дадли выгнул спину назад. – Боже, только посмотри на меня… среди ночи, и все руки в могильной грязи. Великий поход. Напомни-ка мне, когда это у Мэлори Артуровы рыцари опускались до рытья могил?

Над нами в полном безмолвии пролетела сова, и Дадли натянул шляпу на голову.

– Знаешь, что она мне подарила? Монастырь, один черт.

– Еще один?

–  «Дарую тебе монастырь,– говорит. – Вильям подготовит бумаги».

– Когда?

– Дней десять назад, недели две… Хуже всего, что я не могу даже вспомнить названия этого чертова места. Просто монастырь, несколько сотен акров земли. Только когда я приехал сюда и пару часов походил среди людей, для которых лишняя краюха грубого серого хлеба…

– Ты о деревне Бутли?

– Там никто не боялся меня. Старуха напоила коня, налила мне сидру и дала кусок пирога. Она бы не вышла из дома, если б знала, кто… – Дадли посмотрел на меня. – Странно… Я не думал, что у них есть своя жизнь. Мне казалось, они живут только для того, чтобы прислуживать. И вдруг я начал завидовать им. Всей моей жизнью руководят обстоятельства и борьба за положение. Монастырь или кусок пирога – что из них самое?..

– Тс.

Дадли резко обернулся. Вокруг ни души, однако даже шепот мог далеко разнестись в такую глухую ночь.

– Прости, – прошептал он.

– Разумеется, твоя зависть не продлилась бы долго.

– Конечно, нет. Надолго меня б не хватило. Пару дней в той деревне, и будничная скука одолела б меня. Но всего на пару часов… быть может, это мое выздоровление так повлияло… – Дадли сверкнул зубами в свете тусклого фонаря. – Я даже завидовал когда-то тебе – за то, что ты свободно мог ездить по Европе, учиться и плевать на границы, установленные Господом Богом.

– Теперь я квартирант в доме у матери. Однажды унаследовать дом и заставить его доверху книгами – единственное, на что я могу рассчитывать.

– На большее, Джон, и ты это знаешь. Ты же сам учил меня… Знаешь, учил бесполезным вещам…

– Я учил тебя математике. Учил арифметике, чтобы ты смог подсчитать, сколько тысяч акров земли сумела присвоить твоя семья за многие годы, и… Кажется, мы заболтались. Даром теряем время.

– Теряем, ты прав, – улыбнулся Дадли и перекинул мне через яму лопату. – Твоя очередь.

Он держал фонарь под холмиком сырой земли, которую мы накидали с краю могилы со стороны города. Хватило ума хотя бы на это.

И я с яростью копал землю, стерев нежные ладони до кровавых мозолей. Чем глубже мы продвигались, тем легче поддавались почва и камни. Или нам так только казалось. Нас словно глубже и глубже затягивало в греховность нашего предприятия. Будто мы сами себе рыли дорогу в ад.

Дадли спросил меня сверху:

– Они возвращаются? Мертвецы?

– Думаю, такое случается.

– Но ты ведь ни разу не видел… своими глазами?..

– А ты… в аббатстве?

– Лихорадка. Мы сами создаем себе привидения.

– И, возможно, с помощью магии, создаем призраков, которых видят другие. – Подо мной брызнула ледяная вода, и я отошел на шаг назад. – Кто еще видел призрака Анны Болейн у королевской постели? Хоть кто-то видел?

– Ей нужен мужчина под боком, – ответил Дадли. – И не только Сесил.

О нет. Нет. Не сейчас.

Я продолжал копать, яростно и неутомимо. Снял дублет и остался в одной, мокрой от пота, рубахе. Под сапогами чавкала скользкая, грязная жижа. Но я знал, что бывает земля поопасней, чем эта, и потому снова и снова работал лопатой, пока не сбилось дыхание, не загудело в ушах. И я мог бы поклясться, что за нами вели наблюдение, и вовсе не кролики скакали меж кустов и деревьев – там прятались люди.

Взять его.

– Давай, Джон. Говори все, что считаешь нужным сказать.

Я поднял лопату.

– Ты же знаешь, что у вас нет будущего. – Снова вонзил лопату в мокрую землю. – Ты женат.

– Пока женат.

– Нет… что бы ты там ни говорил… О боже.

Лезвие лопаты скользнуло по твердому предмету.

– Она нездорова, – ответил Дадли.

Я вынул лопату из ямы. Хотелось швырнуть ее подальше в кусты и убежать. Но я не смог даже пошевелиться. На окраине участка выросла тень, и я вздрогнул.

– Люди думают, будто я прячу ее в деревне, – продолжал Дадли. – На самом деле с ней что-то не так… Она больна.

Эйми. Его жена.

– Чем?

– Всем. Боли. Недомогание. Слабость.

– Может быть, у нее в голове?

– Кажется, нет. Мы говорили об этом. Она сказала мне… правда, сказала: «Наверное, я скоро умру». Как будто она узнала об этом от самого Господа Бога.

– Может, обратится к врачу?

– Уже обращалась. К нескольким. Шуты гороховые, Джон. Не знают, с чего начать.

Как и я. Он держал светильник у ног, и потому лица Дадли мне не было видно, но внутренним зрением я снова представил его в поту и горячке.

У меня было полужелание, чтобы она… исчезла из моей жизни… Хотя полужеланий, кажется, не бывает?

– Ты любишь ее, – отчаянно сказал я. – Ты любишь Эйми.

– Всегда любил. У нас был брак по любви. Часто ли такое случается с людьми моего положения?

Дадли уселся на земляной холм, свесив ноги над ямой и надо мной.

– Разбила мне сердце своим взглядом. Говорит так, будто думает, что это предопределено. Для высшего блага страны.

– Говорит… с кем?

– Не знаю. Не смею даже и думать. Встаю на колени в своей часовне, ненавижу себя и громко взываю к Богу… – Дадли наклонил ко мне лицо, залитое мерцающим светом. – Джон, я не знаю, о чем я молюсь. Не скрою, я прошу для себя, но чувствую, что это более…

В долине одна сова отвечала другой. Совы. Духи мертвых.

Прошу тебя, Боже, не надо знамений. Не теперь.

– Я молю Бога, – продолжал Дадли, – чтобы Он открыл мне свою волю. Чтобы я хотя бы узнал, что правильно… что предначертано…

– Помоги мне, – ответил я.

Я стоял на плоском камне.

– Мы с Бет родственные души. Родились в один час, в один день.

Похоже, Дадли сам сочинил эту легенду и старался рассказывать ее при каждом удобном случае. Но так ли было на самом деле, мне неизвестно. Однажды он попросил меня составить единый гороскоп для королевы и для него самого, но я отказался.

– Мы лежим, болтаем, смеемся всю ночь и наводим в мире порядок. Рассуждаем о том, что мы могли бы еще сделать, и это больше… Пойми ты, наконец: наша связь больше, чем просто любовь.

– Ты мне можешь помочь? – Я опустил руку и почувствовал воду. Камень лежал в воде. – Посвети мне.

– Это неправильно, – возразил Дадли. – Святотатство.

– Да.

Я не знал, что он имеет в виду – то, что мы делали, или то, о чем он говорил. Неправильно было и то, и другое.

Дадли распластался на краю ямы, опустив фонарь ниже, и я разглядел под камнем нечто похожее на окостенелую кисть руки. Быстро осмотревшись, я начал копать круговой канал, чтобы отвести воду.

– Ладно, вылезай, – сказал Дадли. – Я сам все сделаю. Моя душа – потеря.

Тело накрыли тремя плоскими камнями – либо для того, чтобы дикие звери не добрались до него, либо для того, чтобы однажды положить сверху еще одно. Сумев поднять каждый камень по очереди, Дадли передавал их мне.

Под ними, сквозь тонкий слой почвы, проглядывали ошметки материи. Остатки погребального савана.

Срезав лопатой со стен ямы тонкие пласты глины, Дадли покидал их себе под ноги, и стоял теперь в образованной таким образом нише у тела, лежащего на возвышении, словно на земляном помосте. А вокруг – канава черной воды. Стоячей могильной воды.

Бездействие было для меня еще хуже – мысли и чувства уже не утопишь в тяжелом труде. Без дублета мои плечи и грудь замерзли, пальцы рук онемели, а подозрение, что за нами следят, стало почти невыносимо. Казалось, тени крадутся через поля костей за моей спиной, поднимаются и тянут лапы…

По спине пробежала дрожь. Свет фонаря колыхнулся за мутным стеклом.

– У-у!

Дадли отскочил назад, словно пара мертвых рук потянулась за ним. Затем я тоже почувствовал запах.

– О, Бог мой…

– Все в порядке. Воняло и хуже, Джон. Просто неожиданно.

– Погоди… пожалуйста… лучше мне… Возможно, они все равно испорчены. Давно истлели. Возможно, мы напрасно тратим время.

Несколько мгновений спустя Дадли выбрался из могилы.

– Да. – В его голосе заметно слышалось облегчение. – Лучше тебе.

Ее лицо я видел лишь мельком.

Запах… скорее затхлый, чем гнилой, – ведь прошло столько времени. И все же я старался дышать через рот. Стекло фонаря запотело, и он светил подобно маленькой луне в облаках. Или ночной лампадке возле постели.

Тело лежало передо мной. Обернутое в истлевший саван. Маленькое и скорченное.

Что теперь?

Я не спросил у Борроу, но как бы я смог? Где они? Прижаты к груди? Пожалуй, самое подходящее место. Я с надеждой поднес фонарь ближе к телу, где, по моему мнению, должна была находиться грудь. Но руки были разведены, прогнившая кожа и бурые кости, и ничего больше, кроме размякшей ткани и лоснящейся слизи, похожей на гнилую мякоть плода, сорванного с ветки порывом ветра.

Что еще я ожидал увидеть? Гвиневеру? Тонкие кости и косу золотых волос, которые рассыпались бы в пыль при первом же прикосновении?

Глаза, которые когда-то, наверное, были зелеными, давно потухли; нижняя челюсть отпала; зубы покрылись черными дырами. Все почернело.

– Ты видишь их? – спросил Дадли.

– Фонарь гаснет. Света мало.

– Зато я что-то вижу. Кажется, бумаги у нее под… помоему, ее голова лежит на них, как на подушке.

– Уверен?

– Нет, но… надо поднять ей голову и посмотреть.

– Не могу понять, где голова.

– Может, лучше… вон там. Дай-ка я сам, если…

– Нет… не надо…

Я старался дышать равномерно. Вспомнил, как прозвучали тихие возгласы изумления, когда я вынул восковую куклу из гроба недалеко от набережной Темзы.

Доктор Ди, большой знаток таинств. Боже…

Я зажмурил глаза, словно это могло облегчить задачу. Однако это принесло мне воспоминания лишь ненадолго забытого образа и миг сладких мучений. Воспоминания о моментах, потерянных для меня с той грозовой ночи, и о реке ослепительно белого света. О восходе солнца в сердце и Нел Борроу в моих объятиях – колдун и ведьма, две родственные души.

Больше, чем любовь.Сердце обливалось кровью в моей груди.

– Джон, как ты там?..

– Сейчас.

Я погрузил обе руки в ее волосы, которые не рассыпались в пыль, но облипли вокруг пальцев, и влажная, гнилая кожа головы сползала склизкими лоскутами. И вдруг мои пальцы погрузились в отверстия, где когда-то сидели ее глаза. Глаза, что видели в последний раз, как занимался день, пока шею не стянула веревка.

Если тощая, так может продержаться некоторое время.

С негромким, но отвратительным хрустом костей я приподнял ее голову. Тяжелее, чем вы могли бы подумать. Вся тяжесть смерти.

Глава 43
РИСУНКИ ДЛЯ ДЕТЕЙ

Вернувшись в маленькую гостиную «Джорджа», мы плотно закрыли ставни на запотевших окнах. Затем заново развели огонь в камине, добавив к почти затухшим углям свежих поленьев, раздобыли и зажгли побольше свечей, пока, наконец, не создали вокруг себя светлое и теплое гнездышко. Но я долго не мог согреться, и меня попрежнему трясло мелкой дрожью. Вот что значит, скажу я вам, душевный холод.

– Если бумаги сгнили… – Дадли стянул мокрые сапоги и поставил их у камина. – Я даже не смогу рассмеяться.

Руки у меня раскраснелись, потрескались и покрылись множеством порезов и царапин. Я пытался размять их над огнем, когда с лестницы до нас донеслись шаги. На пороге показался Ковдрей. Сложив руки на животе, он остановился в дверях. Синеватые мешки под глазами выдавали его усталость.

– Мы не воры, хозяин, – сказал ему Дадли. – Разве что взяли у тебя охапку дров.

Ковдрей посмотрел на стол и отвел взгляд, ибо могильная грязь была повсюду вокруг стола. И на нас. От нас воняло могилой.

– Я видел, как вы уходили. Подумал, может, смогу вам чем-то помочь.

– Ты, что, никогда не спишь?

– Не сплю, если чувствую, что придется проснуться, мастер Робертс.

– Как можно быть в этом уверенным? – удивился Дадли. – Который теперь час, мастер Ковдрей?

– Четвертый. Я все равно встал бы через пару часов. Принести что-нибудь?

– Маленькая… маленькая кружка пива… была бы кстати. – Я не смог подавить волнение в голосе. – И немного покоя. Если не трудно.

– Думаю, он хотел сказать, что если заявится Кэрью, то не пускай этого ублюдка к нам, – добавил Дадли.

– Я принесу вам пива. А сэр Питер остановился в Медвеле.

– Вот как?

– Говорят, они с сэром Эдмундом уедут после утренней службы в Уэлс.

– На суд.

– Суд будет утром, – добавил Ковдрей. – В понедельник.

– Ковдрей…

Он повернулся ко мне. Хлопья подсохшей земли упали с моего рукава.

– Если вы видели, как мы уходили, то не заметили ли вы кого-либо за нами?

Дадли хмуро посмотрел на меня, но я проигнорировал его взгляд. Что должен был подумать Ковдрей, видя, на кого мы похожи?

– Нет, доктор, – ответил он. – Никого не было.

Перед уходом он мельком взглянул на то, что лежало у нас на столе. Предмет примерно в один фут длиной и шириной – дюймов девять, но не толще моего запястья. Зловонный и грязный.

– Он знает, кто мы такие, – сказал я. – Черт, он знает…

– Нет, – возразил Дадли. – Он только знает, что мы не те, за кого себя выдаем. Открывай бумаги.

Мы подвинули стол ближе к огню, и я склонился над кожаным свертком. Его со всех сторон запечатали воском.

Дадли держался на расстоянии.

– То, что ты ожидал увидеть?

– Не знаю, чего я ожидал.

Я вынул кинжал и принялся отковыривать воск. Перед возвращением в трактир мы положили камни на место, засыпали могилу землей, утрамбовали ее ногами как можно плотнее, и с помощью черенка лопаты вбили крест в грунт. Затем, несмотря на холод, страх и настойчивую необходимость поскорее уносить ноги, я просидел несколько минут у ручья на границе участка, смывая ледяной водой грязь с рук и лица.

– Если это чертова Библия… – ворчал Дадли.

Сняв печати, я медленно переворачивал листы.

– Это дневник, – ответил я. – В кожаном переплете.

Я сел и смотрел на него. На передней странице не было ни одной надписи. Листы побурели и пропитались сыростью, некоторые склеились вместе.

– Не сильно пострадал, Джон? Читаемо?

Я просунул лезвие между двумя страницами. Развернул. Взглянул на чернильные диаграммы и написанные каракулями пояснения к ним.

– Читаемо… надеюсь?

– Не спеши…

Присмотревшись поближе, я заметил, что некоторые записи были выскоблены, затушеваны и замазаны чернилами, будто в гневе. Я перевернул еще несколько листов – всего их было не более двадцати, часть страниц осталась пустой.

– Больше половины страниц занимают фрагменты карт. Некоторые расположены на двух страницах. А некоторые… – Я развернул книжку. – …сделаны в другом масштабе.

– Только о чем это все говорит?

– Не имею… – Я поднял глаза. – …ни малейшего представления.

– То есть умнейший человек в мире…

– Иногда на это уходят месяцы… даже годы.

– Но у тебя, конечно, естьэто время.

– Погоди-ка…

Запись «Холм Михаила» нельзя было перепутать ни с чем.

Я заметил ее в правом верхнем углу страницы. И чуть дальше – «Аббатство».

Пододвинув ближе еще несколько свечей, я расставил их вокруг книги, будто в надежде на то, что сама их симметрия поможет истолковать смысл записей на страницах.

– Здесь план этой местности… какой-то ее части, во всяком случае.

– Карта сокровищ?

Я пожал плечами. Постепенно я разобрал названия мест: Гластонбери, прежде всего. Затем Меар. Стрелка указывала на Уэлс. На плане были обозначены холмы, дороги, река; волнистые линии явно подразумевали болото. В центре страницы была начертана окружность, внутри которой изображались фигурки – одни нарисованы грубо, другие выведены более тщательно. Символы – крест, колокол, маленький череп. Стрелка указывала на север.

Я присел и задумался. Дадли пристально смотрел на меня, будто ожидая начала объяснений, решения загадки.

У меня ломило руки. Мозг словно окоченел.

– Нарисовано рукой Леланда? – спросил Дадли.

– Похоже на его почерк. В моей библиотеке имеется несколько его рукописей. И я видел гораздо больше. Студентом писывал с них копии, когда изучал географию и картографию. И нам известно, что он работал с Кейт Борроу.

– Над планом этих мест? Как-то связано с его планом дорог?

– Здесь его путевые заметки.

Я снова медленно пролистал дневник. Слов было мало, и все – названия мест или топографические особенности: ручей, камень, живая изгородь, граница. И рисунки различных предметов.

– Работа не завершена. Только начальная стадия. Только скелет карты.

– Тогда почему Кейт Борроу так упорно ее изучала?

– Возможно, она тоже работала над составлением карты. Думала, что когда-нибудь он вернется.

– И потом он помешался рассудком?

– Перетрудился. Как говорят. Взвалил на себя неподъемную задачу составить карту всей Англии и описание ее топографии. Вникал в исторические подробности каждого холма и долины, каждой реки королевства… Его интересовало все, что можно отметить на карте. Он даже не представлял всей трудности своей задачи. И быстротечности человеческой жизни.

Я мог ему посочувствовать. Я и сам хорошо знал, что значит просыпаться средь ночи, в страхе осознавая краткость отведенного мне времени жизни и невозможность познания всего, что должно узнать. Неудивительно, что Леланд, как и я, тянулся к алхимии и астрологии в надежде, что помощь небес приведет нас к созданию эликсира.

– Может быть, он уже потихоньку сходил с ума, пока чертил свои карты, – предположил Дадли. – И уродовал их картинками для детей.

– Что?

– Разными зверушками.

Я недоуменно посмотрел на него.

– Ты издеваешься?

– Ладно, что видишь там ты? Смотри. – Дадли склонился к карте и начал водить по ней пальцем. – Вот пес… и птица с хвостом, как у павлина.

– Робби, – ответил я. – Лучше принеси пиво.

Леланд. Образованнейший человек. И хорошо знакомый с магией карт. Необъятные просторы суши и моря в уменьшенном виде нанесены на бумагу так, что наш глаз видит их будто бы с высоты. Как и я, Леланд изучал работы Платона и Пифагора, и, кроме того, труды Гермеса Трисмегиста Египетского.

Образованнейший человек. Доведенный знанием до помутнения разума.

Дадли вышел из комнаты и зашагал по коридору к пивному залу, оставив меня снова и снова перелистывать страницы в исступленном молчании. Наклонив книгу, я едва не подпалил тонкую бумагу в свечном пламени.

Потом обнаружил еще один рисунок, где был обозначен дьявольский холм. На сей раз один из его склонов был жирно выделен чернилами, являясь частью гораздо большего изображения, принятого Дадли за птицу с павлиньим хвостом. Внутри рисунка тонкими линиями были выведены границы полей.

Возможно, будь я сейчас дома, я разобрался бы в этом с помощью тех работ Леланда, которые хранились в моей домашней библиотеке. Либо, в конце концов, понял, что все это не представляет никакой важности. Бессмысленные каракули сумасшедшего, винившего себя в падении разоренного Кромвелем Гластонбери.

Дадли поставил на стол кувшинчик пива и пару кружек – две превосходные оловянные кружки, как я заметил. Такую честь нам оказали впервые.

– Может, будет проще понять, если вырвать листы и сложить их вместе?.. – предложил Дадли. – Хотя бы какой-то шанс.

– Если бы он захотел, он так бы и сделал, – возразил я. На самом же деле мне просто ужасно не хотелось испортить книгу. – Мне нужно время, Робби.

– У тебя нет времени. – Дадли опустошил свою кружку и, позевывая, потянулся. – Не понимаю. Не считаю себя идиотом, но просто не понимаю, как можно стоять на земле и наносить на карту холмы и реки, как будто ты птица и видишь их сверху.

– Это длительный и трудный процесс, Робби. Приходится много ходить по земле… Ты едва оправился от болезни. Тебе нужен покой. Почему бы тебе не вздремнуть до рассвета?

Дадли взглянул на меня сверху кривой улыбкой.

– Не значит ли это, что ты хочешь остаться наедине?

– Кто сказал, что я не научил тебя ничему полезному?

Я засмеялся. Должно быть, смехом отчаяния.

Разочарование в бумагах, которые мы нашли, должно быть, выразилось у меня на лице.

Когда я проснулся, два часа спустя, лежа головой на руке поверх стола, три сальных свечи расплавились в зловонную жижу. Меня тошнило от самого себя. Поленья в камине истлели в уголь и пепел, и я вновь вспомнил о Нел. Еще один день в подземелье Уэлса, и она предстанет перед беспощадным судьей и самодовольными, благочестивыми присяжными заседателями из черни.

Моя одежда высохла и задубела от грязи. С первым светом бледной зари я вышел до ветру во двор. Стоял и слушал щебет утренних птиц и гулкие распоряжения Ковдрея, которые тот раздавал служанкам. С другой стороны двора осел добродушно наблюдал за мной у входа в конюшни.

Луна еще не скрылась из виду, и кое-где догорали последние звезды – остаток моего ночного сада.

Моего сада.

Джон Ди… величайший из всех искателей приключений… человек глубочайших познаний и эрудиции… ее Мерлин.

Какой же я был болван. Ничего не достиг, не продвинулся ни на йоту. Всего-навсего неудачливый собиратель костей.