Текст книги "Последний тайник"

Автор книги: Фернандо Гамбоа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц)

6

– А что, по-вашему, он должен был нам ответить? Это самый лучший ответ, который он мог дать, – сказал я, глядя на заметно приунывшего профессора.

– Ехать во Флориду только ради того, чтобы обсудить наше предложение… По правде говоря, я не ожидал, что дело примет такой оборот.

– А что, вы обременены какими-то другими делами? Может, носки надо постирать или аквариум почистить?..

– Проблема совсем не в этом, – пробормотал Кастильо. – Проблема заключается в том, что… что я не очень люблю летать на самолете.

– Вы хотите сказать, что боитесь летать на самолете?

– Не просто боюсь, Улисс, а панически боюсь, – признался Кастильо, и я заметил, что его пальцы стали нервно подрагивать.

– Но тут уж ничего не поделаешь, – безжалостно сказал я. – Чтобы убедить Хатча, нам необходимо лететь к нему во Флориду. И главным нашим козырем являетесь вы – специалист по средневековой истории.

– Да, но… – неуверенно произнес профессор и замолчал, видимо пытаясь придумать какую-нибудь отговорку.

– Вы должны принять волевое решение, проф. Я прямо сейчас забронирую авиабилеты через Интернет, и не пройдет и недели, как мы с вами встретимся с охотником за сокровищами. А до того времени мы постараемся собрать побольше информации о тамплиерах и об их исчезнувших богатствах. Нам следует убедить Хатча, что мы с вами не какие-нибудь полоумные фантазеры, и для этого представить ему, кроме колокола, еще и множество других подтверждений, что внутри этого рифа находится нечто ценное. Главное, чтобы Хатч поверил нам и решился потратить свои деньги и свое время на поиски этого «нечто».

Через пять дней мы приземлились в международном аэропорту Майами. В течение всего перелета профессор пичкал себя всевозможными успокоительными средствами, а затем бродил по проходу между сиденьями с радостно-придурковатым выражением на лице. Как мы и договорились по телефону с Хатчем, в аэропорт за нами приехал желтый пикап, принадлежащий компании «Хатч Мэрин Эксплорейшнз». Познакомившись с водителем и положив свой багаж в кузов, мы сели в кабину, и пикап помчался в направлении островов Флорида-Кис, на одном из которых находился главный офис Хатча.

Мы пересекли остров Ки-Ларго и поехали по самому длинному в мире шоссе, построенному на сваях над водой. Двумя часами позже мы прибыли в туристическую зону городка Ки-Уэст – самого южного населенного пункта Соединенных Штатов. Городок состоял главным образом из обсаженных тропическими растениями аккуратных деревянных домов со звездно-полосатым флагом у крыльца и с висевшими повсюду табличками, предлагающими морские прогулки на катере, подводное плавание и ловлю рыбы в открытом море.

Водитель доставил нас к маленькой гостинице, расположенной на окраине городка, и предупредил, что заедет за нами в пять. У нас оставалось достаточно времени для того, чтобы привести себя в порядок, перекусить и с помощью крепкого кофе окончательно вывести профессора из полусонного состояния.

Точно в назначенное время мы вошли в центральный офис компании «Хатч Мэрин Эксплорейшнз». Там нас уже ждал Джон Хатч, мужчина средних лет, ростом под метр девяносто, с проницательными голубыми глазами и наигранно-любезным выражением на лице, за которым скрывался холодный и расчетливый ум. Одет он был в цветастую рубашку и джинсы.

– Привет, Улисс! Рад тебя видеть! – воскликнул Хатч по-испански, хотя и с сильным американским акцентом, и крепко пожал мне руку.

– Привет, Джон. Как дела?

– Как всегда, хорошо. Работы у нас – хоть отбавляй…

– Да, похоже, дела у тебя действительно идут неплохо. Ты, кстати, и свой испанский заметно улучшил.

– Улисс, ты ведь знаешь, как много испанского золота я поднял с морского дна. Так что не грех было бы и поднатореть в этом языке. Шучу, конечно, – хохотнул Джон. – Истинная причина моей тяги к испанскому заключается, как обычно, в женщине. Есть тут одна кубиночка, от которой я становлюсь просто crazy[9]9
  Crazy – сумасшедший (англ.).


[Закрыть].

– Что касается женщин, то в твоем возрасте, Джон, с этим следует быть поосторожнее, а то можешь нарваться на инфаркт.

– Да ладно, у меня хоть и брюхо стало теперь побольше, а волос на голове – поменьше, I’m still[10]10
  I’m still – я все еще (англ.).


[Закрыть] в прекрасной форме, – ответил, задиристо улыбаясь, Хатч. Затем, засучив рукав, он продемонстрировал мне свой накачанный бицепс.

– Вижу, вижу… – кивнул я и, показав жестом на профессора, добавил: – Познакомься: профессор Эдуардо Кастильо Мерида, один из лучших европейских специалистов по средневековой истории.

– Рад с вами познакомиться, профессор, – сказал Хатч, протягивая руку. – Как мне следует называть вас?

– Называйте меня «профессор», – ответил Кастильо. – Я, знаете ли, больше привык именно к такому обращению, сеньор Хатч. – Затем профессор пожал плечами и добавил: – Хотя, в общем-то, если вы станете называть меня teacher[11]11
  Teacher – учитель (англ.).


[Закрыть], это тоже будет вполне приемлемо.

– Замечательно! – с добродушным видом воскликнул Хатч. – Улисс, teacher, вы не против того, чтобы пройти в мой кабинет?

Через несколько секунд мы уже сидели в черных кожаных креслах, и я с невольным любопытством рассматривал многочисленные трофеи, добытые хозяином кабинета. Это были предметы, поднятые Хатчем с морского дна во время ранее проведенных им раскопок: прекрасно сохранившийся кремниевый пистолет, золотая монета, «замурованная» в большом прозрачном пластиковом кубике, который Хатч, похоже, использовал в качестве пресс-папье…

– Это золотой дублон[12]12
  Дублон – старинная испанская золотая монета.


[Закрыть], отчеканенный в Новой Испании, – пояснил Хатч, заметив мой заинтересованный взгляд и переходя на английский язык. – Он был единственной ценностью, которую мне удалось обнаружить на затонувшем в семнадцатом веке испанском галеоне. Это жуткое фиаско произошло несколько лет назад, и я тогда едва не разорился – а все потому, что слишком увлекся энтузиазмом других людей и не провел, как того требует моя работа, предварительного анализа… – Пристально посмотрев на меня, Хатч добавил: – И раз уж жизнь преподала мне такой урок, я решил хранить эту монету здесь, у себя на столе, чтобы никогда больше не совершать подобных ошибок.

Заметив краем глаза, что профессор бросил на меня обеспокоенный взгляд, я, однако, сделал вид, будто бы не понял скрытого в словах Хатча намека, и с безмятежным видом произнес:

– Благодарю тебя за то, что ты согласился принять нас, Джон. Я ведь знаю, что ты всегда очень занят. Однако когда я объясню тебе, ради чего мы сюда приехали, ты поймешь, что наше предложение дает тебе самый большой шанс во всей твоей жизни. – Говоря все это Хатчу, я чувствовал себя ярмарочным шарлатаном, но при этом изо всех сил старался выглядеть так, словно у меня не было и тени сомнения в том, что предлагаемый нами проект обязательно увенчается успехом и что упомянутое Хатчем «жуткое фиаско» нам отнюдь не угрожает.

– Ну что ж, посмотрим, – сказал Хатч, откинувшись на спинку кресла. Он бросил на нас с профессором оценивающий взгляд и попросил: – А теперь расскажите-ка поподробнее, что вы там мне писали по электронной почте о самых огромных за всю историю человечества сокровищах.

– Ну и какое решение он, по-твоему, примет? – спросил у меня профессор, когда мы уже стояли на улице у центрального офиса компании «Хатч Мэрин Эксплорейшнз», в котором до этого провели более двух часов, провозившись с ксерокопиями, рисунками и картами.

– По правде говоря, не знаю, – честно ответил я. – Если бы речь шла о затонувшем испанском галеоне, то не было бы никакой проблемы. Но когда я упомянул тамплиеров, у Хатча неожиданно изменилось лицо и мне показалось, что он готов вышвырнуть нас за дверь. Как бы там ни было, через пару дней Хатч даст ответ, а пока нам остается только наслаждаться морем, солнцем и мохо[13]13
  Мохо – алкогольный напиток.


[Закрыть].

– Нет, я лучше потрачу время на то, чтобы более тщательно изучить все те материалы, которые мы сюда привезли.

– Об этом не может быть и речи, – энергично возразил я. – Здесь вы у меня в гостях. Сейчас мы вернемся в гостиницу, переоденемся и отправимся ставить на уши этот городишко.

– Дело в том… Видишь ли, я не взял с собой соответствующей одежды.

– Не имеет значения. Тут почти все ходят в плавках и купальниках. Уж плавки-то вы с собой взяли? – Взглянув на профессора, я и без слов понял, что ничего этого у него нет.

Нам пришлось прождать целых три дня, которые мы, кстати, провели весьма насыщенно, прежде чем позвонившая нам секретарша Хатча сообщила, что ее босс ждет нас в своем кабинете сегодня в шесть.

Слегка нервничая, мы явились в офис Хатча минута в минуту. На этот раз Хатч держался уже не так радушно. Не говоря ни слова, он жестом пригласил нас присесть. Некоторое время мы сидели почти в полной тишине, нарушаемой лишь легким шелестом вращающегося на потолке вентилятора. Хатч смотрел на нас с профессором испытующим взглядом – то на одного, то на другого, но главным образом на меня, – и в глазах его, как мне показалось, светилось недоверие. Прошло несколько томительных минут, и я почувствовал, как от волнения мои ладони стали влажными. И когда я уже подумал о том, что, пожалуй, придется обращаться в какую-нибудь другую компанию, занимающуюся раскопками на морском дне, Хатч вдруг наклонился вперед, уперся локтями в крышку огромного стола из красного дерева и взял в руки свое драгоценное «пресс-папье».

– Сделка заключена, – сказал он, наклоняя «пресс-папье» то вправо, то влево. – Возможно, когда-нибудь я об этом пожалею, – добавил он, аккуратно ставя пластиковый кубик с монетой на стол. – Однако сделка заключена, – повторил он и протянул мне свою правую руку.

– Гениально! – восхищенно воскликнул я, крепко пожимая Хатчу руку. – Когда мы начнем работу?

– Мы? – удивленно спросил он, поднимая бровь. – Вы свою часть работы сделали, и если нам удастся отыскать эти сокровища, вы получите свой процент от прибыли. Однако работа для вас уже закончена.

– Нет, Джон, – категорически возразил я. – Мы хотим принимать участие в этих раскопках.

– Извини, но торговаться по этому поводу я не намерен, Моя бригада уже сформирована, подобраны самые лучшие специалисты. В моем распоряжении есть высококвалифицированные водолазы, океанографы, археологи и историки, – сказал Хатч и, сопровождая свои слова недвусмысленным жестом, добавил: – Больше нам никто не нужен.

– Но ведь профессор Кастильо – специалист по средневековой истории, и никто так не разбирается в том, что касается тамплиеров и их тайн, как он. А я – хороший подводный пловец. Так что мы оба можем принести большую пользу.

– Я уже сказал «нет», Улисс. Это вам не лекции в университете читать и не туристов плаванию с аквалангом обучать.

Я настаивал, но Хатч, похоже, не собирался уступать. Профессор Кастильо слушал наш разговор с погрустневшим лицом, на котором было написано: «Я и не сомневался, что этим все закончится». Однако мне даже в голову не приходило, что нам придется сдаться. Поскольку я обещал профессору, что мы оба будем участвовать в этой археологической экспедиции – в том случае, если она, конечно, состоится, – то так тому и быть. Глубоко вдохнув, я решил пустить в ход свой последний, а точнее, единственный козырь.

– Джон, – сказал я таким спокойным тоном, на какой только был способен, – если ты не возьмешь нас с собой, тебе никогда не узнать, где искать эти сокровища.

Я, безусловно, блефовал, а потому молился про себя, чтобы профессор понял мой замысел и не ляпнул сейчас что-нибудь неуместное. У меня не было другого выхода: либо я любой ценой заставлю Хатча включить нас в состав экспедиции, либо нам с «профом» придется убраться отсюда как двум последним дуракам. Мы, слава богу, пока еще не сообщили Хатчу, в каком именно месте следует искать затонувший корабль, поэтому я старался проявить твердость, надеясь, что упрямый американец в конце концов пойдет на уступку.

Хатч молчал и сверлил меня сердитым взглядом, по-видимому взвешивая в уме все «за» и «против» и лихорадочно подсчитывая соотношение потенциальных расходов и пользы от нашего участия в организованной им бригаде, а также прикидывая, что он может потерять, если пошлет меня ко всем чертям. У меня не было ни малейших сомнений в том, что если бы Джон решил, что у него есть хотя бы минимальные шансы определить приблизительное местонахождение затонувшего судна без моей помощи (пусть даже это и создало бы ему массу дополнительных трудностей), то нас с «профом» тут же вышвырнули бы на улицу. Джон Хатч был не из тех людей, которые готовы смириться с шантажом. Вряд ли бы он терпел, чтобы две залетные птицы вроде нас с профессором ставили бы ему свои условия.

Он слегка поерзал в своем черном кожаном кресле, возможно ожидая, что я не выдержу и пойду на попятную.

Тот, кто заговорит в подобной ситуации первым, неминуемо проиграет схватку.

Он об этом знал.

Знал об этом и я.

После довольно продолжительной паузы хозяин кабинета заговорил.

– Хорошо, – не скрывая своего раздражения, сказал Хатч. – Я согласен, чтобы вы оба работали на судне. Оба. Но никакой зарплаты за это получать не будете. – С угрожающим видом ткнув поочередно в каждого из нас указательным пальцем, он добавил: – А если вы попытаетесь мешать работе моей бригады, я высажу вас в ближайшем порту. Договорились?

Я посмотрел на профессора, и тот легким кивком дал мне понять, что он согласен с этими условиями.

– Хорошо, Джон, такой подход мне кажется справедливым, – удовлетворенно произнес я. – И у меня к тебе все тот же вопрос: когда мы начнем работу?

7

Судно – оно называлось «Мидас» – очень сильно раскачивалось из-за волн, то и дело ударявших в его нос. От этих ударов поднимались фонтаны брызг, а сильный юго-восточный ветер затем обрушивал их на палубу. Мы еще два дня назад покинули Ки-Уэст, и погода с тех пор все время ухудшалась, что, впрочем, было неудивительно, поскольку в этих местах уже давным-давно начался сезон тайфунов. Сегодня небо с самого утра было затянуто свинцовыми тучами, которые, отражаясь на поверхности моря, придавали ему такой вид, словно оно было покрыто тонким слоем ртути.

Хотя мы плыли по теплому, как принято считать, Карибскому морю, я накинул легкую куртку, чтобы защититься от влажного, достигающего скорости почти тридцать узлов ветра, который то и дело хлестал меня, бросая в лицо мельчайшие соленые брызги и заставляя закрывать глаза.

Через несколько часов мы должны были достичь прибрежных вод Гондураса и еще до наступления темноты прибыть к тому самому рифу, где менее месяца назад я нашел маленький бронзовый колокол. За это время произошло так много событий, что мне уже казалось, будто я гоняюсь за таинственными сокровищами тамплиеров гораздо дольше.

Представляю, какое лицо было у моей матушки, когда я позвонил ей по телефону и сообщил, что не смог заглянуть еще разок, потому что нахожусь во Флориде и занимаюсь поисками затонувшего судна в компании с профессором Кастильо.

– Ты шутишь? – удивилась матушка.

– Нет, мама, это правда. Мы еще позавчера отправились на Утилу, – сказал я, тщетно пытаясь вызвать у нее хотя бы малейший интерес к происходящему.

– Сынок, но ведь ты же только-только оттуда приехал… И какое отношение к данной затее имеет этот чертов Эдуардо Кастильо?

– Мама, он всего лишь согласился помочь мне, когда я его об этом попросил, – ответил я, стараясь успокоить уже начинающую нервничать матушку. – Тебе нет никакого смысла продолжать его ненавидеть… Пришло время забыть о том, что тогда произошло…

– Я знала, что мне не следовало давать тебе его номер телефона, – перебила меня матушка. – Я сама во всем виновата.

– Послушай, я ведь позвонил сейчас, чтобы сообщить, что у меня все в порядке. Я собирался рассказать тебе о своих планах, а не спорить до хрипоты. По-моему, тебе лучше примириться с мыслью, что твой сын поступает так, как считает нужным. Кстати, некоторое время я проведу в компании профессора Кастильо. – Я вздохнул и добавил: – Так что прекрати говорить глупости и пожелай мне удачи.

– Да, сынок, конечно. Просто…

– Что «просто», мама?

– Да так, Улисс, ничего… – сдавленным голосом произнесла матушка. – Просто мне показалось, будто я снова слышу твоего отца. Будь поосторожнее, прошу тебя.

Я стоял у поручней на палубе и вспоминал этот телефонный разговор, когда вдруг услышал, как чей-то доброжелательный голос произнес за моей спиной «Привет!». Оглянувшись, я увидел приближающуюся ко мне Кассандру Брукс – симпатичную миниатюрную блондинку, главного археолога нашей экспедиции. Она встала рядом со мной, прислонившись к поручням.

– Что, интересно, ты тут делаешь? – спросила Кассандра, выговаривая слова с характерным мексиканским акцентом. – Пытаешься заработать себе насморк?

– Привет, Касси. Мне просто хотелось немножко покоя, вот я и пришел сюда. Кроме того, меня гораздо сильнее укачивает в каюте, чем здесь, на палубе.

– Меня, дружище, тоже. Честно говоря, я слопала уже половину своих таблеток от морской болезни. – Пристально посмотрев на меня, она спросила: – Ты чем-то обеспокоен?

– Нет, – поспешно ответил я, – просто немного взволнован. Мне очень хочется найти эти сокровища, но не столько из-за денег, сколько из желания совершить что-нибудь значительное.

– Хочешь стать знаменитым? – спросила, усмехнувшись, Кассандра.

– Нет, дело не в этом, – пылко возразил я. – Во всяком случае, это не главное. Я ведь не так уж молод, а все еще не нашел себя в этой жизни. Иногда меня одолевают сомнения… Так что если мы найдем сокровища, мне, возможно, удастся обрести душевный покой.

– Улисс, – ласково произнесла Кассандра, прикоснувшись рукой к моему плечу, – не нужно ставить обретение тобой душевного покоя в зависимость от успеха этого предприятия. Состояние нашей души не должно зависеть от того, сумеет ли экспедиционная команда обнаружить на морском дне затонувшие сокровища.

Теперь уже я пристально смотрел на Кассандру, невольно любуясь ее выразительными зелеными глазами.

– Да, ты права, – согласился я, кладя свою ладонь поверх ее ладошки, лежащей на поручнях. – Абсолютно права.

Мы познакомились с ней всего лишь за несколько часов до отплытия из Ки-Уэста, однако между нами сразу же возникла взаимная симпатия, и мы теперь относились друг к другу, как давние товарищи. Возможно, это случилось по той простой причине, что мы с Кассандрой, если не считать профессора Кастильо, были на судне единственными представителями испаноязычного населения среди целой толпы гринго. Я немало удивился, когда мне представили красивую светловолосую женщину с изумрудно-зелеными глазами и англосаксонской фамилией, которая, однако, оказалась уроженкой Акапулько.

– А тут нет ничего удивительного, – сказала Кассандра, когда через два дня после нашего знакомства, загорая вместе с ней на носу судна, я спросил ее, с каких это пор мексиканки стали светловолосыми и зеленоглазыми. – Мой отец – типичный американец. Как-то в молодости он решил провести свой отпуск в Акапулько и, приехав туда, познакомился с моей мамой, смазливой смуглянкой, в которую тут же по уши влюбился. Они поженились, отец остался жить в Мексике, и через некоторое время родилась я, белокурая девчонка. Цвет волос, глаза и фамилия достались мне от папы-американца, а во всем остальном я – стопроцентная мексиканка.

– Ну, тогда твоих родителей можно поздравить, – сказал я, пытаясь быть галантным. – Эксперимент по слиянию рас им явно удался.

– Большое спасибо, – смутившись, ответила на мой комплимент Кассандра. Несмотря на смуглость кожи, она покраснела, отчего, как мне показалась, стала еще красивее.

– А почему ты решила заняться подводной археологией?

– По правде говоря, это было почти неизбежно. Мой отец – бывший водолаз, а мама – археолог. Разве у меня оставался выбор?

– А тебе нравится то, чем ты занимаешься?

– Да, очень, – убежденно ответила Кассандра. – Моя семья всегда жила неподалеку от моря, и отец научил меня плавать еще до того, как я начала ходить. К тому же я, сколько себя помню, была без ума от археологии. От природы я очень любознательная, и поднятие с морского дна корабля, затонувшего сотни лет назад, вызывает у меня прямо-таки бурю восторга. Больше всего на свете мне нравится извлекать из земных недр предметы, пролежавшие вдали от человеческих глаз и рук на протяжении целых столетий.

– Однако то, чем ты занимаешься здесь с Хатчем, не совсем археология, разве не так?

Кассандра посмотрела на меня таким взглядом, как будто я только что заставил ее проглотить лягушку.

– Я знаю, – произнесла она глухим голосом. – Уже пару раз я была на грани того, чтобы послать все это к чертям собачьим. Однако работу сейчас найти не так-то просто, и при всей моей антипатии и к Хатчу, и к тому, чем он занимается, я вынуждена признать, что он платит за мою работу неплохие деньги… Кроме того, трудно устоять перед соблазном поучаствовать в поисках затонувших сокровищ.

– Я тебя понимаю. Я тоже заразился золотой лихорадкой, хотя раньше никогда не стремился к тому, чтобы быть богатым, – сказал я и с заговорщической улыбкой добавил: – Но это было раньше.

На следующий день, ровно в семь часов утра, Хатч с помощью пронзительной сирены и объявлений по мегафону созвал участников экспедиции на палубу в носовой части судна. В экспедиционной команде насчитывалось чуть меньше двадцати человек: водолазы, океанографы, специалисты по геологии морского дна и определению местонахождения затонувших предметов, компьютерщики и, конечно же, специалисты по подводной археологии, в числе которых была и Касси. Профессор Кастильо тоже вышел на палубу, однако стоял, опираясь на поручни, чуть в стороне от всех остальных: он явно чувствовал себя здесь не в своей тарелке.

Меня удивила малочисленность экипажа нашего пятидесятиметрового судна. Возможно, я и проглядел кого-нибудь из членов экипажа, но в общей сложности их было человек шесть-семь, не больше. Я вспомнил, как во время первого совместного ужина капитан Престон рассказывал мне о каких-то имеющихся на этом судне технологических чудесах, которые делали его, как он утверждал, уникальным. Однако в тот вечер так сильно штормило – и на море, и в моей одурманенной алкоголем голове, – что единственное, о чем я теперь мог рассказать, это долгие поиски моей каюты.

Наконец на мостике появился Хатч. Сюда пришел и неизменно следовавший за ним везде и всюду серб Горан Ракович, мрачный на вид человек с темным прошлым, участвовавший в свое время в войне на территории бывшей Югославии. Если верить ходившим по судну слухам, он был беспредельно предан Хатчу и сопровождал того повсюду, как доберман своего хозяина.

Хатч поднял руку, прося тишины. Гул среди собравшихся утих.

– Леди и джентльмены! – громко сказал Хатч на английском языке, официальном языке общения на судне. – Некоторые из вас уже знают, с какой целью мы находимся здесь, однако от большинства – в качестве меры безопасности – мы пока что скрывали подробности, касающиеся предстоящих работ. Мы делали это не потому, что кому-то из вас не доверяем, а потому, откровенно говоря, – Хатч лукаво улыбнулся, – что мы вообще никому не доверяем.

В толпе, стоявшей на палубе, послышался смех. Кто-то крикнул: «Эй, Джон, ну и сукин же ты сын!» Хатч сделал жест, как будто он выстрелил из пистолета, и выразительно посмотрел на того, кто это крикнул. Когда смех и возгласы поутихли, он продолжил:

– Мы прибыли сюда, чтобы разыскать сокровища, причем такие, какие вам и не снились. – Он вытянул руку вперед, показывая на играющие за бортом волны. – Где-то глубоко под килем этого судна, среди песка и кораллов, лежат, ожидая, когда мы до них доберемся, несметные богатства,

Выдержав паузу, дабы его слова успели произвести должный эффект, Джон Хатч сделал небольшой экскурс в историю:

– Семьсот лет назад, когда, как считалось раньше, нога белого человека еще не ступала на территорию Америки, из Европы отплыла небольшая флотилия. Трюмы судов были набиты золотом, серебром и драгоценными камнями. Корабли эти прибыли в здешние воды. Как минимум один из них – хотя мы и не знаем, по какой причине, – затонул со всем своим драгоценным грузом. Благодаря профессору Кастильо и Улиссу Видалю, – сказал Хатч, бросив взгляд на нас с профессором, – нам теперь известно, в каком именно месте покоится это затонувшее судно. Оно прямо под нашими ногами!

Хатч снова замолчал, чтобы перевести дух, а затем, прислонившись к поручням, произнес еще более громким голосом:

– Еще никто и никогда не находил так много ценностей в одном-единственном затонувшем судне. Даже я. – После этих слов среди присутствующих опять послышался смех, но Хатч, не обращая внимания, продолжал говорить: – Я скажу вам больше: то, чем мы с вами будем здесь заниматься, начиная с сегодняшнего дня, станет для нас не просто попыткой разбогатеть. Если нам удастся выполнить стоящие перед нами задачи – а можете не сомневаться в том, что так оно и будет, – мы перевернем историю!

Хатч поднял правую руку до уровня лица и, сжав пальцы в кулак, заорал:

– Эти сокровища ждут нас, ребята! Так давайте же возьмем их!

Раздавшийся вслед за этим дружный хор радостных возгласов и свиста еще долго не утихал на палубе судна, которое покачивалось на волнах, и никто не заметил, что море едва ли не с каждой минутой становилось все более мрачным и угрожающим.

Полчаса спустя, когда страсти немного улеглись, в конференц-зале, вокруг стоявшего там огромного деревянного стола, собралась группа из семи человек. На столе была разложена морская карта, изданная Океанографическим институтом США, с изображением района, прилегающего к островам Ислас-де-ла-Байя. Председательствовал на этом совещании Хатч, с одной стороны которого уселся его заместитель Ракович, а с другой – капитан судна Николас Престон. Кроме них Хатч пригласил на совещание Клайва Брауна – руководителя группы водолазов, Кассандру Брукс – главного археолога экспедиции, профессора Кастильо – советника по вопросам истории, а также меня – наверное, помня о моих заслугах первооткрывателя затонувшего судна.

– Господа, – сказал Хатч, когда все расселись вокруг стола, – поскольку вы, как я понял, уже познакомились, я не стану представлять вас друг другу и сразу же перейду к делу. Я хочу разъяснить вам, с какой целью мы находимся здесь и чем нам предстоит заниматься в ближайшие дни.

Он поочередно взглянул на каждого из нас, а затем продолжил совещание.

– Присутствующий среди нас мистер Видаль, – Хатч повернулся в мою сторону, – менее месяца назад нашел здесь, на рифе, некий предмет. По всей видимости, данный предмет некогда находился на судне, которое принадлежало средневековому военно-монашескому ордену, скопившему огромные богатства. Этот орден в наши дни широко известен как орден тамплиеров.

Хатч сделал паузу, давая присутствующим время вникнуть в смысл его слов.

– В один прекрасный день в начале четырнадцатого века, то есть почти за двести лет до того, как на этот континент прибыл Христофор Колумб, из Франции вышли восемнадцать кораблей, в трюмах которых находились накопленные орденом тамплиеров сокровища. Мы полагаем, что один из кораблей этой флотилии затонул в здешних водах. Наша задача состоит в том, чтобы определить местонахождение останков этого судна, тщательно обследовать их, а затем, когда мы выясним, где именно покоятся перевозившиеся ценности, поднять их со дна и увезти с собой. Перед каждым из вас лежит на столе подробное письменное изложение всего того, о чем я вам сейчас вкратце сообщил.

Хатч поерзал в своем кресле и, прокашлявшись, продолжил:

– Некоторые из вас уже участвовали в подобного рода экспедициях, некоторые находятся на этом судне впервые. Хочу предупредить и тех, и других, что на этот раз все будет намного сложнее, чем раньше. Мы не просто будем искать здесь несметные сокровища – у нас есть уникальная возможность изменить существующие представления об истории человечества. Даже не просто изменить, а кардинальным образом перевернуть! Если нам удастся доказать, что европейские корабли впервые появились в здешних водах намного раньше, чем предполагалось, придется переписать все учебники истории во всех странах мира. И когда ваши дети через несколько лет прочитают в новых учебниках, что бесстрашные исследователи на судне «Мидас» разгадали тайну открытия Америки, вы сможете с гордостью им сказать, что вы были в числе этих исследователей.

– А почему на этот раз все будет сложнее, чем раньше? – спросил известный своим прагматизмом Браун.

– Главным образом потому, что у нас почти нет информации ни о типе корабля, который мы ищем, ни о его габаритах и тоннаже. Корабль этот пролежал под водой в два раза дольше, чем любое из тех судов, с которыми нам доводилось иметь дело, и наверняка сильнее других пострадал и глубже увяз в морском дне. Кроме того, – сказал Хатч, и его лицо слегка помрачнело, – на парусных судах в те времена еще не использовались пушки. Как вам всем известно, наилучшим способом поиска затонувших судов сейчас является магнитная детекция, позволяющая обнаружить крупные металлические предметы, прежде всего корабельные орудия.

Сделав очередную паузу, Хатч обвел взглядом присутствующих и добавил:

– К счастью, «Мидас» является самым лучшим из всех когда-либо построенных судов, предназначенных для определения местонахождения затонувших кораблей. – Он самодовольно улыбнулся. – Кроме того, в нашем распоряжении имеются первоклассные технологические новинки двадцать первого века: мощные магнетометры, устройства для определения плотности вещества, самый лучший из поступивших в продажу гидролокаторов. Короче говоря, если корабль, который мы ищем, и в самом деле лежит где-то поблизости на морском дне, мы непременно его найдем.

Хатч снова замолчал, и Кассандра, воспользовавшись паузой, подняла руку.

– Слушаю вас, мисс Брукс, – сказал Хатч, строго посмотрев на Кассандру.

– Я хочу задать один вопрос, который продиктован исключительно моим любопытством. Я, как и почти все члены нашей команды, работаю здесь за заранее оговоренную плату – плату, по правде говоря, более чем щедрую. – Касси посмотрела на Хатча и глубоко вдохнула. – Однако мне все же хотелось бы знать, сделана ли хотя бы приблизительная оценка стоимости тех сокровищ, которые мы ищем?

– Наиболее точную информацию по данному вопросу может дать профессор Кастильо, – ответил Хатч и повернулся к профессору, который, увидев, что все сейчас смотрят на него, смущенно потупился.

– Хм… – кашлянул Кастильо, слегка робея от осознания, что ему придется говорить по-английски. – Дело в том, что стоимость, которую имеют данные сокровища в настоящее время, очень и очень трудно определить. Думаю, что на затонувшем корабле находились не только драгоценные металлы в слитках и драгоценные камни россыпью, но и старинные украшения, произведения ювелирного искусства, подарки, сделанные монархами, религиозные реликвии…