Текст книги "Последний тайник"

Автор книги: Фернандо Гамбоа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)

15

К счастью, я поставил будильник на одиннадцать утра – в противном случае даже жаркие солнечные лучи, освещавшие диван, на котором я лежал, не смогли бы вырвать меня в это – пусть уже далеко не раннее – утро из цепких объятий Морфея. Я громко зевнул и, все еще толком не проснувшись, поплелся в ванную. Однако дверь ванной, как я ни крутил и ни дергал ручку, почему-то не открывалась. Подумав, что ее, наверное, заклинило, я рванул ручку намного сильнее и… услышал с той стороны двери недовольный женский голос:

– Да успокойся ты, дурачок! Хочешь выломать дверь?

После секундного замешательства, в ходе которого мои полусонные нейроны слегка взбодрились, я вспомнил о том, что я в своей квартире сейчас не один, а также о том, что произошло, а точнее говоря, не произошло этой ночью.

– Извини, – пролепетал я. – Не знал, что ты там находишься.

– А кто, по-твоему, тут может находиться?

– Я просто хотел сказать, что… Нет, ничего. Тебе что-нибудь нужно?

– Только одно: чтобы ты мне не мешал.

– Да, конечно.

Полушарие моего мозга, отвечающее за логическое мышление, к сожалению, все еще не очнулось от сна, и вести даже незамысловатые разговоры мне было трудно, – а потому я отправился в кухню, намереваясь приготовить себе чашечку крепкого кофе.

Минут через десять дверь ванной отворилась и до меня донесся звук шлепающих по полу босых ног. Повернув голову, я увидел, как по коридору мимо кухни проскользнула укутанная в банное полотенце миниатюрная фигурка, и услышал мимолетное «Доброе утро!», от которого у меня почему-то защемило в груди.

– М-м… Как приятно пахнет! Ты не мог бы и мне приготовить чашечку кофе, солнышко?

– Конечно! – машинально ответил я, а затем, нахмурив брови, озадаченно пробормотал себе под нос: – «Солнышко»?..

Не успел я приготовить Кассандре кофе, как она уже сидела за кухонным столом в веселеньком цветастом платье, в котором она была похожа на беззаботную студентку, и вытирала волосы полотенцем.

– Что случилось? – спросила она, заметив, что я то и дело поглядываю на нее.

– Да так, ничего. Просто я первый раз вижу тебя в платье.

– Оно тебе нравится? – Касси привстала со стула и ладонью стала приглаживать на себе платье.

– Очень. Ты в нем такая красивая…

– Спасибо, – Кассандра поблагодарила меня за комплимент и снова уселась на стул. – Я купила его несколько лет назад, и оно уже старенькое, но я до сих пор люблю его.

В этот момент засвистел кофейник, и я, жестом показав Кассандре, чтобы она не вставала из-за стола, подошел к плите, взял кофейник и налил дымящийся кофе в маленькую чашечку. Подняв взгляд на Касси, я увидел, что она с удивлением смотрит на эту чашку.

– Что-то она уж слишком маленькая.

– Так ведь это чашка для кофе. Если хочешь побольше кофе, то мне придется налить тебе в стакан.

Кассандра взяла чашечку за ручку, поднесла ее к губам и сделала очень осторожный маленький глоток.

– Тьфу! – воскликнула она, ставя чашку обратно на стол. – Слишком крепкий, да к тому же еще и горький.

– Но ты ведь не положила сахар.

– Дело тут не только в сахаре. Этот кофе, он очень… он очень густой. Ты всегда его так готовишь?

– А-а, понятно! – прозрел я. – Ты привыкла пить кофе так, как его пьют в Америке. Надо было меня об этом предупредить!

– А откуда я знала, что ты приготовишь мне такую бурду? – стала оправдываться Кассандра, показывая пальцем на стоявшую на столе чашку.

– Это не бурда, Касси. Это – кофе. А вот то, что обычно пьешь ты, – это не кофе, а помои.

– Называй его как хочешь, но тот кофе, по крайней мере, можно пить.

Мы поехали к профессору на метро и большую часть пути пребывали в неловком молчании: сидели и смотрели через находившееся напротив нашего сиденья окно, метакриловое стекло которого было покрыто примерно такой же полосатой пленкой, как и иллюминатор в самолете, на мелькавшие мимо стены тоннеля. Рассеянно блуждая туда-сюда взглядом, я размышлял о странном стремлении некоторых людей ставить всевозможные фильтры на все предметы, через которые мы воспринимаем окружающий мир.

Время от времени мы встречались с Кассандрой взглядом. Не знаю, о чем она при этом думала, но я, глядя на нее, вспоминал тепло ее дыхания и блеск зеленых глаз… А еще ее руку, упершуюся мне в грудь и не позволившую прильнуть к ней.

Признаться, в тот миг меня охватило чувство досады и разочарования… Теперь же мне не давало покоя ощущение, что я оказался в каком-то дурацком положении. Я готов был дать голову на отсечение, что Кассандра хотела меня: ее слова и жесты однозначно свидетельствовали об этом. Но я, по-видимому, дал маху, поскольку повел себя подобно мартовскому коту, когда при первой же возможности попытался наброситься на нее. И вот я сидел и с опаской ждал, что она повернется ко мне и скажет, что не желает стеснять меня в моей малюсенькой квартире и поэтому хочет переехать в квартиру профессора.

Если она так скажет, то и поделом мне, решил я.

Когда профессор Кастильо открыл нам дверь, он был одет в элегантный шелковый халат, а от его гладко выбритых щек ощутимо пахло лосьоном после бритья. Судя по жизнерадостному выражению лица, он уже отошел и от успокоительных средств, и от перемены нескольких часовых поясов.

– Как дела? – поинтересовался Кастильо, отступая в сторону, чтобы мы могли пройти внутрь квартиры.

– Очень хорошо, спасибо, – ответила, покосившись на меня, Касси.

– И вы сумели поместиться вдвоем в твоей квартирке? – с легким ехидством спросил профессор, обратившись ко мне.

– Да, и неплохо поместились… Во всяком случае, лично я считаю, что неплохо, – промямлил я, опасаясь, как бы Касси не сказала чего-нибудь лишнего.

– Да, нам там очень хорошо, спасибо, – улыбнулась Кассандра. – Все просто замечательно. – Проходя по коридору, она незаметно для профессора подмигнула мне.

Что ж, похоже, Касси ничуть не обиделась на меня за вчерашнее. Как будто ничего и не было…

По правде говоря, мне довольно редко удавалось понять логику женщин, а на этот раз смазливая худенькая мексиканка прямо-таки загнала меня в тупик. Поэтому, входя в гостиную и усаживаясь на старомодный диван, я решил, что, начиная с этого момента, больше не буду пытаться понять мотивы ее поведения и пущу свои отношения с ней на самотек. Как в фильме с запутанным сюжетом: что-то понять можно только лишь незадолго до того, как на экране появятся слова «Роли исполняли…».

– Я рад за вас, – бодро произнес профессор и, показав рукой на стол, накрытый невзрачной скатертью, и уже расставленные на нем тарелки, спросил: – Сначала аперитив или сразу же перейдем к обеду?

Не успев переключиться со своих размышлений, я не ответил на вопрос профессора, и тогда Кассандра, весело улыбнувшись, сказала:

– Профессор, я умираю от голода.

Признаться, я не ожидал, что профессор способен на такое. Оказалось, Кастильо неплохо разбирается в кулинарии, а потому приготовленное им филе с перцем и гарниром, к которому были поданы еще и внушительные по размерам бокалы с красным вином «Риоха», стало для меня сюрпризом, и, надо сказать, приятным. Мы хорошенько приложились ко всему, что стояло на столе, а затем еще полакомились принесенным профессором ванильным мороженым с орехами и карамелью.

Едва мы успели расправиться с десертом, как профессор вручил нам обоим по бокалу бренди, после которого я, расположившись поудобнее на стуле, впал в приятное полудремотное состояние.

– Вам понравилось? – с самодовольным видом поинтересовался Кастильо, сцепив пальцы на животе.

– Вкуснятина, – облизываясь, ответила Касси.

– А что будет на обед завтра? – спросил я.

Профессор усмехнулся моей – не очень-то и глупой – шутке и, уперев локти в стол, посмотрел на меня и Кассандру с очень знакомым мне выражением лица.

– Мне удалось кое-что выяснить… – загадочным тоном произнес он.

Мы с Кассандрой уставились на профессора, ожидая, что он сейчас сообщит нам нечто сногсшибательное. Однако он наслаждался привычной для него игрой в неизвестность и выдерживал паузу до тех пор, пока я не нахмурился, сердито сдвинув брови. Наконец Кастильо запустил руку в карман своего халата и достал оттуда золотой перстень.

– Как я и предполагал, – торжественно начал он, держа перстень большим и указательным пальцами, – печать, прикрепленная к этому перстню, принадлежала ордену Храма, а надпись на перстне и в самом деле свидетельствует о том, что его хозяин был своего рода картографом.

– А раньше мы разве этого не знали? – удивился я.

– Вплоть до сегодняшнего утра это было всего лишь предположением. Вчера вечером я послал по электронной почте письмо одному своему коллеге из университета Балеарских островов и пару часов назад получил от него ответ, в котором он подтверждает правильность моего предположения.

– Вы рассказали обо всем своему коллеге? – заволновалась Касси.

– Конечно, не обо всем, дорогая моя. Я рассказал ему ровно столько, сколько счел необходимым. Однако я пообещал ему, что через несколько дней мы с ним обязательно встретимся. Он – крупнейший специалист по портуланам четырнадцатого века.

– По каким еще портуланам? – удивился я.

– Портуланами называются географические карты, которыми пользовались средневековые мореплаватели, – пояснила мне Касси.

– У вас прекрасные знания, Кассандра, – похвалил ее профессор. – Вы, наверное, хорошо учились в университете.

– А я вообще очень толковая девушка.

– И очень странная, – машинально добавил я.

Догадавшись, вероятно, о смысле, который я вложил в свои слова, Касси пристально посмотрела на меня и, когда я уже приготовился услышать в ответ какое-нибудь едкое замечание, вдруг снова с заговорщическим видом подмигнула мне:

– В этом и заключается мое очарование.

Профессор, с недоумением наблюдавший эту сцену, решил вмешаться, чтобы разговор не дай бог не пошел по какому-нибудь другому руслу и увел нас от темы, ради которой мы сюда пришли.

– Хм… как я уже сказал, я обещал этому ученому мужу, что в ближайшие дни навещу его, а потому зарезервировал на послезавтра три билета до Пальмы,

– Вам, я вижу, наконец-то понравилось летать на самолете, – с лукавой улыбкой произнесла Кассандра. – Или вам больше нравится принимать успокоительные средства?

– А я не говорил, что мы отправимся туда на самолете, – усмехнувшись, ответил профессор. – Мы поплывем на теплоходе. Отплытие – в девять утра.

– Одну минутку, – вмешался я. – А зачем нам всем туда ехать? Может, будет достаточно вас одного? Дело в том, что я еще после предыдущей поездки не успел распаковать свои вещи и мне хотелось бы провести несколько дней дома и отдохнуть.

Профессор посмотрел сначала на меня, а потом на Кассандру.

– Хм… Отдохнуть… Мне, конечно, очень жаль, ребятки, но, боюсь, вам придется поехать со мной на Мальорку… – И, зная наперед, какой эффект произведут его следующие слова, профессор с напускным равнодушием сказал: – Дело в том, что мой коллега сообщил мне об одном очень интересном объекте, находящемся на этом острове. В общем, думаю, вы не откажетесь помочь мне разведать, что же представляет собой пресловутый монастырь Мирамар.

16

– На самолете мы смогли бы добраться туда за каких-нибудь тридцать минут, – ворчал я, пытаясь поудобнее устроиться в кресле.

– Путешествие на теплоходе гораздо более приятное, да и продлится оно всего лишь четыре часа, – возразил профессор, не отрывая взгляда от книги, которую он читал.

– Четыре часа беспросветной скуки, – не унимался я, поскольку не испытывал особого восторга от предстоящего путешествия на поблескивающем на солнце теплоходе-катамаране. Эдакий гигантский морской автобус, курсирующий взад-вперед по серовато-синим водам Средиземноморья.

В этот момент появилась Кассандра: она принесла поднос с тремя чашками кофе и, подав каждому по чашке, расположилась в своем кресле между мной и профессором.

– Ну и долго же пришлось объяснять бармену, каким образом приготовить мне кофе! – раздосадованно пожаловалась она. – Мне раньше казалось, что ничего сложного в этом вроде бы нет.

– А может, все из-за твоего чудного акапулькского акцента? – решил поддеть я Кассандру. – Признаться, я не понимаю и половины того, что ты говоришь.

– Так ты что, ее еще и слушаешь? – подыграл мне профессор, не упуская возможности подлить масла в огонь.

– Идите вы оба к черту!

– Вот видите, проф, что происходит, когда колония обретает независимость. Там просто перестают уважать свою бывшую метрополию.

– Это верно, – закивал профессор, сдерживая смех. – Мы научили их читать и писать, и вот как они нам теперь отплачивают.

Касси повернулась к нему, кусая губы, а затем совершенно неожиданно с силой ударила меня локтем в живот, тем самым поставив точку на нашем издевательстве над ней.

Придя в себя от застигнувшего меня врасплох удара, я попытался сконцентрироваться на приключенческом романе, лежавшем у меня на коленях и открытом на той же самой странице, на которой я остановился перед своим отъездом с профессором Кастильо в Майами. Однако все мои мысли неизбежно возвращались к воспоминаниям о вчерашнем вечере. Я вспоминал, как мы с Кассандрой ходили в Барселонский собор, слушали игру уличных музыкантов на улице Бисбе, а затем сидели в баре «Кораблекрушение». Там, среди смеха и шуток, Касси объяснила мне, как правильно пить текилу. Оказывается, этот мексиканский напиток нужно пить, как она выразилась, «в чистом виде», а лимон и соль – это только для гринго и для показухи. Мы засиделись аж до трех часов ночи, рассуждая о том, в каких уголках мира лучше всего заниматься подводным плаванием, и если бы официанты не стали демонстративно опускать на окнах жалюзи, то мы, наверное, до сих пор еще сидели бы за столом в том баре, болтая и смеясь. Ко мне домой мы возвратились на такси и, поднимаясь в лифте, стояли вплотную друг к другу и пристально смотрели один другому в глаза, не произнося ни слова. Все мое тело было охвачено легкой дрожью, и я в тот момент понял, почему Кассандра накануне ночью не стала со мной целоваться…

Мы оставили свой скромный багаж в небольшой гостинице, расположенной в столице Балеарских островов неподалеку от площади Испании, и, совершив легкую послеобеденную прогулку, подошли к зданию исторического факультета университета Балеарских островов, в котором нам предстояло встретиться с другом профессора Кастильо.

Войдя в это здание и осведомившись у вахтера, как найти нужный нам кабинет, мы поднялись по лестнице и прошли по одному, а затем по другому коридору и в конце концов оказались перед массивной деревянной дверью, на которой висела табличка с надписью: «ПРОФЕССОР ЛУИС МЕДИНА».

Профессор Кастильо пару раз стукнул костяшками пальцев в дверь и, услышав в ответ какую-то нечленораздельную фразу, открыл дверь и решительно зашел в кабинет.

– Гляди-ка, кто пришел! – раздался громкий голос. – Эдуардо! Сколько лет, сколько зим! А загорелый какой! Проходи, проходи!

– Как поживаешь, Луис? Оторви свою профессорскую задницу от стула и дай мне тебя обнять.

Мы с Кассандрой слушали этот разговор, стоя с другой стороны слегка приоткрытой двери. Прошло несколько томительных минут, прежде чем профессор наконец вспомнил о нас и, выглянув из кабинета, поманил нас рукой. Войдя в кабинет, я с удивлением увидел там мужчину очень высокого роста, полного, с бритой головой, чем-то похожего на главного героя широко известного сериала «Коджак», но только гораздо более крупного телосложения. Он – видимо, это и был профессор Медина – приблизился ко мне, сделав два гигантских шага и, любезно улыбнувшись, протянул руку.

– Ты, должно быть, Улисс, да? – спросил он зычным голосом, вполне соответствовавшим его внешности.

– Именно так, – ответил я, опасаясь, как бы мне после его энергичного рукопожатия не пришлось обращаться к хирургу. – А эта сеньорита, – добавил я, кивнув на Касси, – Кассандра Брукс.

– Такого приятного сюрприза я не ожидал! – воскликнул великан, пожимая руку Кассандры с нарочитой осторожностью. – Nice to meet you, Miss Brooks[16]16
  Приятно с вами познакомиться, мисс Брукс (англ.).


[Закрыть].

– Вы можете разговаривать со мной по-испански, – ответила, усмехаясь, Касси. – Я говорю на этом языке достаточно хорошо.

– О, извините, я по вашей фамилии подумал, что… – стал оправдываться профессор Медина, все еще не выпуская ладошку Кассандры из своей лапы. – Очень приятно с вами познакомиться.

– Сеньорита Брукс – археолог, – пояснил профессор Кастильо.

– Так она, получается, еще и моя коллега! – восторженно воскликнул великан. – Тогда мне вдвойне приятно! – Посмотрев на профессора Кастильо, он заметил: – С такой прекрасной компанией ты можешь приезжать ко мне, когда тебе вздумается, Эдуардо. В любое время.

– Знаю я тебя, старый развратник… – с нарочитой ворчливостью ответил профессор Кастильо. Слегка похлопав своего собеседника по животу, он добавил: – Однако у тебя отросло такое брюхо, что тебе уже не то что красивую женщину, а даже и какую-нибудь заплывшую жиром толстуху вряд ли удастся соблазнить.

Стоявшие рядом друг с другом старики представляли собой любопытную парочку: один из них обладал классической внешностью слегка неопрятного ученого мужа, а другой больше походил на бывшего баскетболиста, вырядившегося в воскресный костюм, чем на респектабельного преподавателя университета. Но, несмотря на различия во внешности, со стороны было заметно, что их объединяет давнишняя крепкая дружба, которая была, конечно же, плодом страстной увлеченности исторической наукой.

Профессор Медина предложил нам присесть, однако стульев здесь было в общей сложности три, а потому я предпочел постоять. Мне бросилось в глаза, что этот кабинет является своего рода миниатюрной копией гостиной в квартире профессора Кастильо, потому что здесь вдоль стен тоже стояли высоченные этажерки с разными по размеру книгами, но доминировали среди них опять-таки фолианты традиционного формата с потертой кожаной обложкой. На одной из стен, которая была свободна от книг, висела огромная, разделенная на несколько вертикальных секций карта Европы, Азии, Северной Африки и Атлантического океана с отмеченными посреди него островами, неизвестными мне. Вся представленная на карте территория была щедро украшена изображениями королей, замков, знамен и причудливых животных.

– Что там такого необычного? – спросил уже усевшийся на свое место за столом хозяин кабинета, заметив, что я внимательно разглядываю карту.

– А какого она года? – с неподдельным интересом осведомился я, без особого успеха пытаясь разгадать смысл имеющихся на карте условных обозначений.

– Это репродукция знаменитого Каталанского атласа мира, составленного картографом с Мальорки Авраамом Крескесом. Оригинал был создан в начале четырнадцатого века в том самом городе, в котором вы сейчас находитесь, – с гордым видом пояснил профессор Медина и добавил: – Самая древняя из всех известных карт мира.

Услышав, что великан упомянул четырнадцатый век, я машинально посмотрел на профессора Кастильо, который ответил мне многозначительным взглядом.

– Не знал, что в ту эпоху уже умели составлять такие хорошие географические карты, – искренне сказал я, снова поворачиваясь к стене. – Помнится, я видел несколько карт пятнадцатого или шестнадцатого века – их хранил у себя дома мой отец. Но по сравнению с этим шедевром те карты – просто детские каракули.

– Это верно, – согласился профессор Медина. – Дело в том, что в области картографии Авраам Крескес опередил современную ему эпоху на целые столетия. В частности, качество и точность вот этой карты были настолько высокими, что король Арагона Хуан I не постеснялся поднести ее в подарок королю Франции Карлу VI.

Не в силах оторваться от изящно нарисованной карты, я внимательно рассматривал линию средиземноморского побережья, испещренную названиями находившихся там портов. Горные хребты на карте напоминали огромных золотистых змей, растянувшихся на солнышке, чтобы погреться, а города были изображены в виде крепостей (для мусульманских и христианских городов – разными по стилю). Что касается таких отдаленных и малоизвестных тогда в Европе стран, как Индонезия и Таиланд, то даже они были обозначены на этой карте и украшены фигурками слонов и темнокожих правителей. Я подумал, что человеку, жившему семьсот лет назад, для составления подобной карты наверняка пришлось немало потрудиться, чтобы собрать необходимую информацию у моряков и прочих путешественников – и это в эпоху, когда мало кто отваживался покинуть пределы графства или княжества, в котором он жил. Тех же, кто сумел добраться до владений великого Хана или хотя бы заплыть южнее Канарских островов, вообще можно было пересчитать по пальцам. Я тут же проникся большим уважением к этому самому Крескесу – к его таланту и трудолюбию.

– Итак, Эдуардо, – послышался за моей спиной голос профессора Медины, – что это за историю ты рассказывал мне по телефону о монахе-картографе и какой-то там печати?