Текст книги "Последний тайник"

Автор книги: Фернандо Гамбоа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 36 страниц)

– А что заставило тебя прийти к умозаключениям, которые, судя по твоим словам, большинство других людей просто не в состоянии сделать? – с любопытством и без малейшей иронии спросила Кассандра.

– Это очень долго объяснять и, поверь мне, не так уж важно. Кассандра удивленно приподняла бровь, но ничего не сказала в ответ.

– Ну ладно, сейчас попробую объяснить… – Я замолчал, собираясь с мыслями, и после довольно продолжительной паузы начал свой печальный рассказ: – Дело в том, что несколько лет назад я жил с одной женщиной, в которую был очень сильно влюблен. Я тогда работал в Испании водолазом и часто переезжал с одного места на другое: то занимался очисткой корпуса какого-нибудь судна, то участвовал в работах по расширению внутренней акватории в порту. И вот в одну из сентябрьских ночей Моника – женщина, с которой я жил, – заявила, что так продолжаться больше не может и мне придется сделать выбор: либо я сменю работу, либо она уйдет от меня. Она объяснила, что не хочет провести половину своей жизни в одиночестве, что ей надоело жить в страхе и постоянно думать о том, что со мной в любую минуту может произойти несчастный случай.

– Как же ты поступил?

– Бросил свою работу.

– И тем самым доказал любимой, что она для тебя дороже…

– Возможно. Только через несколько месяцев Моника все равно ушла от меня.

– Почему?

– Наверное, потому что отношения людей – это сложная штука, а еще, как я тебе уже говорил, безопасность – это всего лишь иллюзия.

– Знаешь, мне тебя искренне жаль, – с грустью произнесла Касси.

– Однако история на этом не заканчивается. Незадолго до того, как Моника меня бросила, я потерял «надежную» работу, на которую устроил меня в своем офисе ее отец. Затем со мной произошел несчастный случай: когда я ехал на велосипеде по Барселоне, я угодил в аварию, в результате чего поломал себе берцовую кость, ключицу и пару ребер. Однако самое страшное было еще впереди: мой отец по просьбе профессора Кастильо поехал посмотреть взглядом специалиста на алтарное украшение одной из церквей где-то в Пиренеях и тоже угодил в аварию. Он погиб. А моя мать, с трудом пережив тяжелую утрату, запретила мне общаться с профессором Кастильо, потому что считала его виновным в смерти моего отца. В общем, ты вполне можешь представить себе, в каком я был состоянии. Мне казалось, что окружавший меня мир рухнул. Я впал в глубокую депрессию – депрессию, из которой мне удалось выбраться только благодаря тому, что я занялся всесторонним самоанализом, который позволил мне узнать себя так хорошо, как я никогда бы не смог этого сделать, если бы на меня не свалились все эти несчастья. Поэтому, рискуя показаться тебе циничным, я могу сказать, что тот этап моей жизни стал самым важным для меня.

– Значит, по твоему мнению, если бы всего этого с тобой не произошло, ты сейчас был 6ы хуже, чем ты есть?

– Необязательно. Хотя, конечно, бывают исключения, но я считаю, что люди не бывают хуже или лучше – они просто очень разные. Если кто-то счастлив только потому, что у него есть жена, пара ребятишек и собственный автомобиль, – ну что ж, это замечательно. Каждый идет своей дорогой и в зависимости от того, что ему попадается на жизненном пути, руководствуется теми или иными принципами. Со мной произошло то, что произошло, и, сделав для себя определенные выводы, я решил следовать им, избрав свой собственный путь. Я не смотрю ни назад, ни вперед, не позволяю другим людям указывать мне, в каком направлении и как я должен идти, и, конечно же, не пытаюсь навязывать другим свою точку зрения относительно жизненных ценностей.

– Я тебя понимаю, – прошептала, немного поразмыслив над моими словами, Кассандра. – Могу даже сказать, что я в значительной степени разделяю твои взгляды. Однако, как мне кажется, при таком подходе к людям и жизни ты, в общем-то, обрекаешь себя на одиночество.

– Да, ты права, – печально сказал я. – Это действительно жертва, на которую мне приходится идти, и я уже смирился с этим. Но иногда случается так, что мой жизненный путь и жизненные пути других людей пересекаются. – Я пристально посмотрел на Кассандру. – Люди, они ведь как корабли, которые плывут в тумане, а потому плохо видят друг друга из-за этого тумана и сами толком не знают, куда они плывут. Тем не менее их курсы могут оказаться параллельными, и тогда они некоторое время плывут рядом, можно сказать, борт о борт, – пусть даже совсем недолго… Но этого для меня вполне достаточно.

Кассандра, снова посмотрев туда, где пылал багряный закат, взяла мою руку в свои ладони и с силой сжала ее.

– Знаешь, Улисс, я рада, что мне довелось поплавать с тобой в этом тумане борт о борт.

– Я тоже этому рад, Касси… – с улыбкой произнес я. – Я получил огромное удовольствие.

– Да и я тоже, – усмехнулась Кассандра. – Ты, наверное, специально привозишь сюда, в Африку, всех своих девок, чтобы их здесь соблазнять.

– Да, всех без исключения. Даже тех, у кого синее лицо.

Кассандра удивленно подняла брови:

– Синее лицо? Что ты имеешь в виду?

И вдруг – видимо вспомнив наш разговор о синем платке, —она покраснела и схватилась руками за щеки.

– О господи… Неужели это так заметно?

– Да нет, – ответил я. – Не очень.

– Правда?

–Нет.

Касси стала сердито покусывать верхнюю губу.

– И что же мне теперь делать? – растерянно спросила она.

– Ничего, – ответил я, беря ее за руки и притягивая к себе. – Я еще никогда не держал в своих объятиях женщину с таким диковинным цветом кожи. И это действует на меня возбуждающе.

Ночь, как и все ночи в пустыне, была холодной, и хотя ветер сразу же после захода солнца утих, нам пришлось спать в своих матерчатых спальных мешках прямо в одежде.

Как и во время нашего путешествия по реке, я проснулся утром, оттого что меня стали бесцеремонно трясти чьи-то руки. Разлепив веки, я с испугом увидел прямо перед собой пару чьих-то глаз.

– Сабахал хайр, сабахал хайр, – раздался хриплый голос.

– Хорошо, хорошо, – поспешно ответил я. – Сабахал хайр… Я не возражаю.

Рядом со мной заворочалась Касси.

– Что случилось? – спросила она. – Что сказал этот твой дружок?

– Ничего… Просто пожелал мне доброго утра.

Профессор, который тоже проснулся, громко зевнул.

– Ну что за люди?.. – сердито заворчал он. – Неужели они не могут дождаться, когда взойдет солнце?

– Это все из-за жары, проф, – объяснил я. – Ехать по пустыне лучше всего до восхода солнца.

– Но ведь сейчас такой собачий холод! – воскликнула, выбираясь из своего спального мешка, Касси.

– Через несколько часов ты будешь мечтать об этом холоде, – сказал я, легонько шлепнув Кассандру по коленке.

– Может, и буду, но в данный момент мне очень холодно, а я не хочу подхватить воспаление легких, – капризно ответила Касси.

– Ну, тогда давай поможем туарегам разобрать этот шатер, – сказал я, поднимаясь на ноги. – Как раз и согреемся.

Теперь мы ехали по бескрайнему морю песчаных барханов, некоторые из них достигали тридцати метров в высоту. Мы продвигались вперед зигзагами, поворачивая то влево, то вправо и все время перемещаясь по дуге, потому что туареги гнали свой караван по гребням волнообразных барханов. Правда, нам довольно часто приходилось спускаться в углубления между песчаными холмами, а затем, подстегивая верблюдов, взбираться вверх по склону очередного громадного бархана. Верблюды, как я очень быстро заметил, не испытывали особой радости от такого движения – то вниз, то вверх по склону, – и если бы погонщики-туареги не пускали в ход свои длинные плети, наши горбатые друзья и шагу бы не сделали по неровной поверхности пустыни.

Так мы ехали час за часом – то по гребню бархана, то спускаясь или поднимаясь по склону. Монотонное движение действовало на нервы. Романтическое настроение, охватившее нас в начале этого путешествия, быстро улетучилось. Покачиваясь на верблюде, я думал только о том, сумеет ли впоследствии мой организм как-то вывести из себя песок, проникавший сейчас буквально через все отверстия.

Мы друг с другом почти не разговаривали, потому что говорить было, в общем-то, не о чем, а слюна в условиях изнуряющей жары приобрела такую ценность, что тратить ее на пустые разговоры было бы неразумно. Что касается туарегов, то за целый день движения по пустыне мы обменялись с ними всего лишь парой фраз. Наверное, автоматы по продаже сигарет, которые я видел на Западе, были более многословны, чем эти угрюмые жители пустыни.

Мне очень быстро надоело разглядывать однообразный пейзаж, и я – не столько из любопытства, сколько от скуки – стал периодически поглядывать на стрелку маленького компаса, который взял с собой в поездку по Африке. Я даже не поленился и начал записывать его показания в блокнот, чтобы потом определить общее направление, которого мы придерживались в течение дня.

Солнце достигло зенита, а затем очень и очень медленно начало катиться к горизонту. Лица Касси и профессора представляли собой наглядное отражение трудности нашего путешествия, а сами они, устало откинувшись на спинку своих импровизированных сидений, почти не смотрели по сторонам и предоставляли верблюдам идти, как им вздумается, лишь бы только животные не отбились от продвигавшегося вперед каравана. Начав утром переход по пустыне во главе колонны, мы, не очень-то стремясь изображать из себя Лоренса Аравийского, едущего в авангарде своих войск, к концу дня постепенно переместились к ее середине. Если бы так продолжалось и дальше, то к концу следующего дня мы, наверное, оказались уже в хвосте или вообще отстали бы от каравана.

Мы так устали, что думали только о том, как бы не свалиться с верблюда и не допустить обезвоживания организма. Мы очень часто пили воду – в общей сложности раза в три больше, чем туареги, которые не проявляли ни малейших признаков усталости, как будто этот многочасовой переход по знойной пустыне был для них не утомительнее, чем неторопливая прогулка по парку.

Наконец наступил вечер. Наш караван пересек тянувшееся с юга на север русло высохшей реки и, пройдя еще некоторое расстояние, остановился. Туареги, а вслед за ними и мы, слезли со своих верблюдов и начали готовиться к ночлегу: напоили и накормили верблюдов, перевязали каждому из них ноги, Чтобы они не могли далеко уйти, установили шатер и распределили между собой финики и верблюжье молоко.

После ужина я подошел к профессору и Касси, которые лежали на своих циновках, и предложил им совершить, пока не стемнело, небольшую прогулку.

– Мне только и осталось, что прогуливаться по пустыне! – возмущенно пробурчал профессор. – Нет, я даже с места не тронусь, если только ты не нашел там, среди барханов, бассейн с прохладной водой.

– Улисс, я тоже очень устала, – запротестовала Кассандра. – Вчера мне, конечно, было очень интересно наблюдать за закатом, но сегодня я не докарабкаюсь и до половины бархана.

Я сжал им обоим руки, пытаясь убедить их не ворчать, а сделать то, о чем я прошу.

– Я не зову вас любоваться закатом, – с серьезным видом сказал я. – У меня к вам гораздо более важное дело.

– Ну, раз важное, значит, его нужно обсудить, – вздохнув, произнес профессор и с трудом поднялся с циновки. – Но я, вообще-то, едва стою на ногах.

Когда мы зашли за соседний бархан, где нас не могли видеть туареги, я предложил своим друзьям сесть прямо на песок.

– Не знаю, заметили вы это или нет, но я весь день втихаря наблюдал по компасу, в каком направлении мы движемся, – начал я.

– Я пару раз видела, как ты к чему-то приглядываешься, – сообщила Кассандра, – но не придала этому особого значения.

Я достал из своей сумки компас и блокнот и положил их рядом с собой на песок.

– Должен вам сообщить, что, судя по моим наблюдениям, мы весь день двигались на северо-северо-запад…

– Извини, что перебиваю тебя, – сказал профессор, – но как ты смог это определить, если мы все время петляли?

– Да очень просто, – ответил я, показывая на свои наручные часы. – Я фиксировал направление нашего движения ровно каждые пятнадцать минут, а потому абсолютно уверен, что средняя величина, которую я получил, довольно точная.

Кассандра провела ладонью по своим всклоченным волосам, которые успели приобрести синеватый оттенок.

– Ну хорошо, пускай мы двигались на северо-северо-запад. Что, по-твоему, из этого следует?

Я достал из своего внутреннего кармана карту Мали и разложил ее на песке.

– Отсюда следует, что поскольку мы выехали вот отсюда, из деревни Батанга, – я показал пальцем маленький кружочек на карте, – и движемся чуть-чуть правее северо-западного направления, то нашим конечным пунктом является обозначенная здесь долина Тилемси.

– То есть… – пробормотала Кассандра, пытаясь определить ход моих мыслей.

– То есть мы едем совсем не в том направлении, в котором должны были бы ехать, – договорил я.

Профессор снял шляпу и почесал затылок.

– Уж не полагаешь ли ты, что они везут нас совсем не туда, куда мы попросили нас доставить? Неужели нас похитили?

– Хотя я рискую дать вам возможность сравнить меня с выжившей из ума старушенцией, именно так я и полагаю.

Профессор с ошеломленным видом замолчал.

– А может, это просто недоразумение? – неуверенно спросил он после паузы. – Может, они просто не поняли, куда им нужно отвезти нас?

Посмотрев на профессора, я отрицательно покачал головой.

– Я показал им на карте конкретное место, и, кроме того, у меня нет никаких сомнений, что они прекрасно знают, где находится этот самый Табришат.

– А если они – допустим, по какой-то причине – поехали более удобным для них путем? – ерзая на песке, вставила Касси.

– Вряд ли. Тогда бы наш караван двигался параллельно нужному нам направлению, а не совсем в другую сторону. Кроме того, что может быть хуже того пути, по которому мы сегодня ехали?

Ответом на мой вопрос послужило многозначительное молчание.

– Тогда мне непонятно, – задумчиво сказала через некоторое время Касси, – почему они не связали нам руки, не поехали к ближайшему телефону и не потребовали за нас выкуп. Согласись, что похищенных людей обычно не возят по пустыне, как туристов.

– Возможно, туареги считают, что мы пока не догадываемся о похищении, а значит, и не будем пытаться убежать, – предположил профессор.

– Но должны же они понимать, что мы рано или поздно догадаемся, что нас обманывают! – воскликнула Кассандра. – Кроме того, зачем им везти нас так далеко в пустыню? Где они там смогут потребовать за нас выкуп?

– Самое худшее заключается в том, – задумчиво сказал я, – что они, похоже, не собираются требовать никакого выкупа.

– Что ты хочешь этим сказать? – спросила уже начавшая нервничать Кассандра.

Я снова склонился над картой и показал на ней маленький кружочек, нарисованный посреди большого желтого пространства, изображающего пустыню. Обозначенный этим кружочком населенный пункт находился примерно в восьмистах километрах от того места, где мы сейчас расположились, а назывался он Тауденни.

– Если мы и дальше будем ехать на северо-северо-запад, – сказал я, – то это самый первый населенный пункт, который встретится на нашем пути.

– Но ведь он же находится в нескольких неделях пути отсюда! – удивленно воскликнула Кассандра. – Зачем им могло понадобиться везти нас в такую глухомань?

– Там находятся солевые шахты, практически самые большие во всем этом регионе. Я слышал, что они занимают довольно обширную площадь. Кроме того, я где-то читал, что люди, работающие на этих шахтах, выдерживают не больше нескольких месяцев. – Я кивнул в сторону лагеря. – Думаю, именно туда и направляются туареги.

– Солевые шахты?.. – потрясенная моими словами, переспросила Кассандра. – А какое отношение они имеют к нам?

Я посмотрел на Касси и увидел, как в ее зрачках отражается свет угасающего дня.

– Добычей соли занимаются исключительно рабы и пленники туарегов. И я начинаю бояться, что… что именно такую участь эти люди и хотят нам уготовить.

32

Кассандра и профессор впились взглядом в разложенную на песке карту, внимательно изучая изображенную на ней огромную пустыню в северной части Мали, где почти не было никаких населенных пунктов.

– Ну и что мы можем сделать? – наконец спросила Кассандра, нарушая напряженное молчание.

– Мы можем убежать, – пожав плечами, ответил я.

– Убежать? – недоверчиво переспросил профессор. – Куда? И как? – Он с отчаянным видом махнул рукой в сторону простиравшейся до самого горизонта безлюдной пустыни.

Опять склонившись над картой, я показал пальцем обведенный простым карандашом населенный пункт.

– Мы поедем в Табришат. Причем поедем туда, конечно же, на верблюдах...

– Одну секундочку! – перебил меня профессор. – Чтобы поехать в какой-либо населенный пункт, надо точно знать, где он находится, и если у тебя нет сейчас за пазухой системы спутниковой навигации, то мы вряд ли сможем определить, в каком направлении нам нужно двигаться, чтобы попасть в этот самый Табришат.

– Это верно. Я даже понятия не имею, где мы в данный момент находимся.

– Тогда как мы сможем добраться до городишка, который расположен посреди пустыни, раскинувшейся на тысячу километров? – спросила Касси.

– По правде говоря, – ответил я, пожимая плечами, – если нам и удастся наткнуться на Табришат, то только по чистой случайности.

Профессор, откинувшись назад, уперся локтями в песок и вытащил из кармана своих штанов прозрачный пакетик с травкой. Взяв из него небольшую щепотку, он покрошил травку на клочок папиросной бумаги.

– Блестящий у тебя план, Улисс. Ты замышляешь удрать от шайки вооруженных туарегов, украв у них верблюдов, на которых мы едва умеем ездить, и отправиться в незнакомый для нас населенный пункт, чтобы «наткнуться» на него «по чистой случайности». Замечательно! И как только тебе такое в голову пришло?

– У вас есть предложения получше?

– Да. Например, вернуться в лагерь и попытаться выяснить, почему мы едем не в направлении Табришата.

Я, не сдержавшись, презрительно фыркнул.

– Профессор, если вы сделаете это, то, уверяю вас, пятью минутами позже у нас троих будут связаны руки.

– А может, и не будут.

Я чертыхнулся про себя и вызывающе посмотрел на профессора:

– Хотите рискнуть?

Через полчаса мы спокойно вернулись в лагерь, делая вид, что абсолютно ни о чем не догадываемся. Я даже предложил сфотографироваться с нашими молчаливыми похитителями, надеясь, что беззаботное поведение иностранцев усыпит их бдительность.

Как и в предыдущий вечер, мы легли спать очень рано. Расположившись втроем с краю шатра, мы притворились, будто крепко спим, а когда громкий храп туарегов убедил нас, что уж они-то и в самом деле спят, мы принялись за осуществление плана, который придумали во время своей вечерней «прогулки».

Кассандра молча поднялась, вышмыгнула из шатра и, делая вид, что идет справлять малую нужду, прошла, кокетливо посмотрев на туарега, оставшегося дежурить перед входом в шатер и сидевшего в этот момент на сваленных в кучу переметных сумах. Туарег, проследив за виляющей задницей Кассандрой, нерешительно поднялся на ноги, видимо засомневавшись, действительно ли эта симпатичная иностранка с ним заигрывает, и если да, то стоит ли ему заняться ею или же лучше оставаться на своем посту. Пребывая, наверное, в подобных размышлениях, он сделал шагов пятнадцать за Касси, а затем, внезапно повернув назад, встретился с моим кулаком, угодившим ему прямехонько в нос.

По моему замыслу я должен был подкрасться к туарегу сзади и, прежде чем он успеет произнести хотя бы звук, заткнуть ему рот и выкрутить руку, а затем уже связать его. Однако он совершенно неожиданно повернулся, когда я был еще в двух метрах от него, и потому мне не оставалось ничего другого, как, резко бросившись вперед, ударить его по голове со всей силы, чтобы он потерял сознание.

К несчастью, мой опыт нанесения такого рода ударов ограничивался лишь теми сценами, которые я видел в американских и европейских боевиках. Именно по этой причине мне не удалось направить свой удар так, чтобы вывести соперника из строя в одно мгновение. Тем не менее он все-таки рухнул на землю – скорее всего, с разбитым в кровь носом, – и у меня появилась возможность нанести ему второй удар еще до того, как он сообразил, что происходит, и попытался оказать мне сопротивление.

Я бросился на лежащего на земле туарега, которого в эту безлунную ночь видел довольно нечетко, и зажал ему рот левой рукой, не позволяя произнести хотя бы звук. В следующую секунду я с силой ударил его коленом в живот и быстро провел правой рукой по его одежде в надежде нащупать кинжал, который все туареги носят у себя на поясе. Мой противник, очень быстро придя в себя, попытался освободиться от моей руки, зажимавшей ему рот, и если бы он сумел это сделать, нам троим пришел бы конец.

Я лихорадочно шарил правой рукой по складкам его одежды, но мне никак не удавалось найти кривой кинжал, который – и в этом я был абсолютно уверен – находился где-то у него на поясе. И вдруг я почувствовал, что правая рука туарега перестала оказывать мне сопротивление и вообще куда-то исчезла. Догадавшись, что это означает, я резко отклонился вправо – и увидел, как правая рука моего противника, молниеносно описав дугу, с силой ударила кинжалом как раз туда, где только что была моя спина.

К счастью, я успел отпрянуть достаточно далеко, и кинжал, вместо того чтобы вонзиться мне в спину, лишь слегка чиркнул по моей левой руке и по рукоятку вошел в грудь своего незадачливого хозяина.

Потрясенный столь трагической развязкой нашей схватки, я некоторое время стоял на коленях и оторопело смотрел на умирающего туарега, который изо всех сил пытался позвать на помощь своих товарищей. Однако из пробитого кинжалом легкого в гортань уже хлынула кровь, и вместо крика раздавался лишь едва слышный хрип. Этот туарег был обречен, и я уже вряд ли смог бы ему помочь. Через несколько минут ему предстояло умереть, захлебнувшись собственной кровью, и любая помощь с моей стороны лишь продлила бы его мучительную агонию. Поэтому я, будучи совершенно уверенным, что поступаю правильно, закрыл ему рот одной рукой, а нос – другой. Сначала туарег пытался сопротивляться, отталкивая меня своими слабеющими руками, но затем – то ли потому, что жизнь из него уже почти ушла, то ли потому, что он догадался о моем намерении сократить его агонию – он с силой вцепился обеими руками в мое запястье и держался за него до тех пор, пока не перестал воспринимать окружающий мир.

В этот момент появилась Кассандра. Не разглядев во тьме, что произошло на самом деле, она, вероятно, подумала, что от моего удара туарег потерял сознание, но потом, присев рядом со мной на корточки и увидев торчащую из груди моего противника рукоятку кинжала, Касси с трудом подавила крик. Даже в ночной темноте я разглядел ее перекошенное от ужаса лицо.

Несмотря на мою уверенность в том, что человек, которого я только что убил, собирался продать нас в качестве рабов на солевые шахты, где мы через несколько месяцев погибли бы, я, сидя возле остывающего трупа, чувствовал угрызения совести. Я снова посмотрел на перепуганную Касси и с досадой подумал о том, что, если бы мои действия были более умелыми, туарег наверняка остался бы жив. К счастью, ситуация, в которой мы оказались, не располагала к долгим размышлениям о происшедшей трагедии, а наоборот, требовала от меня принятия решения относительно того, как нам быть дальше. Поэтому, схватив Кассандру за руку и увлекая ее за собой, я пошел прочь от трупа, высматривая в темноте профессора Кастильо. Профессор появился буквально через несколько секунд, волоча на себе три наши дорожные сумки. Мы молча подошли к верблюдам, отдыхавшим неподалеку от шатра, и, найдя среди них тех, на которых мы сегодня ехали, с большим трудом (нам пришлось потратить на это гораздо больше времени, чем хотелось бы) развязали им ноги и закрепили на них свои сиденья.

– А вода? – спросил я шепотом у профессора.

Кастильо, пожав плечами, тоже ответил шепотом:

– Она в шатре, прямо возле туарегов.

С отчаянием подумав, что все наши планы побега могут рухнуть, я невольно повысил голос:

– У нас нет даже небольшого бурдюка? Без воды мы далеко не уедем.

– Хочешь вернуться в шатер и попросить туарегов, чтобы они дали нам воду? – раздраженно спросил Кастильо.

– Не сердитесь, проф. Вы же понимаете, что без воды у нас могут возникнуть большие проблемы.

– Я думаю, что нам поможет вот этот грязненький бурдючок из козьей кожи, – неожиданно сказала Кассандра, запуская руку в свою дорожную сумку и, словно фокусник, вытягивая оттуда наполненный водой бурдюк.

– Но… откуда? – с удивлением спросили в один голос мы с профессором.

Кассандра гордо поправила свои всколоченные волосы.

– Я предвидела, что вы можете позабыть о воде, и еще до того, как туареги стали укладываться спать, спрятала среди своих вещей один из бурдюков с водой, – пояснила она. – Воды в нем немного, но, по крайней мере, на один день хватит.

Взяв у Кассандры бурдюк и прикрепив его к своему сиденью, я негромко, словно самому себе, сказал:

– Хорошо, что хотя бы кто-то из нас троих способен разумно мыслить.

Затем мы молча взяли вожжи и, ориентируясь по стрелке компаса, а также мысленно молясь о том, чтобы какому-нибудь из наших верблюдов вдруг не вздумалось зареветь, повели животных прочь от шатра. Так мы шли приблизительно четверть часа. Наконец, решив, что мы находимся уже достаточно далеко от лагеря туарегов, мы забрались на верблюдов и пустили их рысью по окутанной тьмой и ночной прохладой пустыне.

Снова взобраться на верблюдов, почти не отдохнув после целого дня езды на них под безжалостным солнцем, было для нас, конечно же, настоящей пыткой. Усталость, невыносимая жара, а также осознание, что мы находимся в одном из самых малопригодных для жизни уголков планеты, не имея при этом опыта пребывания в подобных условиях, – все это постоянно давило на нашу психику. К тому же мы понимали, что за нами рано или поздно погонятся вооруженные люди и ничего хорошего от этой погони ждать, естественно, не приходилось.

Мы ехали легкой рысью, поскольку наши верблюды, тоже невероятно уставшие за прошедший день, долго не протянули бы, заставь мы их двигаться быстрее. Хотя эти животные были приспособлены к жизни в тяжелых условиях пустыни, их выносливость имела свои пределы и пытаться достичь этих пределов нам отнюдь не хотелось.

Ситуация была настолько напряженной, что я уже не замечал ночного холода. Мое внимание было сосредоточено на маленькой стрелке компаса, ибо от нее, возможно, зависело, выживем ли мы или погибнем ужасной смертью. Каждые пять минут, зажигая фонарик, я проверял, в правильном ли направлении мы движемся. Через некоторое время я стал ориентироваться еще и по звездам, которые в эту безлунную ночь были очень хорошо видны на небе.

С того самого момента, как мы покинули лагерь туарегов, никто из нас не проронил ни слова: наши сердца сжимались от страха перед ночной темнотой и опасностями, которые таила в себе безлюдная пустыня. Кроме того, мы понимали, что туареги, обнаружив, что иностранцы сбежали, а их товарищ убит, скорее всего, бросятся в погоню с одним-единственным желанием – прикончить беглецов, как каких-нибудь паршивых шакалов.

– Через сколько времени, по-твоему, они заметят, что мы сбежали? – словно бы догадавшись о моих мыслях, спросила ехавшая позади меня Кассандра.

– Думаю, это произойдет через несколько часов, – ответил я, не оборачиваясь, и уточнил: – Когда придет время менять часового. Однако туареги не смогут пуститься за нами в погоню до наступления рассвета, потому что они просто не будут видеть в темноте наши следы.

В голосе Касси появились тревожные нотки:

– В твоих рассуждениях уж слишком много условностей, Улисс. Если туареги заметили наше исчезновение и если у них имеется при себе фонарь, то они, без сомнений, уже гонятся за нами.

– Но разве мы можем знать наверняка, какие действия они предприняли? Единственное, что нам остается, – это надеяться на лучшее. И если окажется, что туареги поджидают нас за ближайшим барханом, то… – Я тяжело вздохнул и сказал: – В конце концов, мы сделали все, что было в наших силах.

Кассандра, чуть подстегнув своего верблюда, поехала рядом со мной.

– Ну, Улисс, ты меня и утешил…

Мне захотелось вселить в Касси надежду, а потому я проигнорировал ее пессимистический тон.

– Не переживай, – ободряюще произнес я. – Я допускаю, что они вообще не станут нас преследовать.

– После того, как мы украли у них трех верблюдов и убили их товарища? – усмехнулась Касси. – Ты это серьезно?

– А ты сама подумай. У них огромный караван, с которым они должны двигаться на север. Туареги вряд ли решатся преследовать нас со всем своим караваном, потому что их скорость в этом случае будет меньше нашей, а оставлять полсотни верблюдов без присмотра посреди пустыни – это для них слишком большой риск. Поэтому им остается только разделиться на две группы и…

– И что?..

– В настоящий момент их осталось пятеро, – продолжал рассуждать я, в очередной раз включив фонарик и посмотрев на стрелку компаса. – Для присмотра за караваном должно остаться как минимум два человека, а значит, в погоню за нами могут отправиться максимум трое из них. Но ведь нас тоже трое, так что силы становятся, можно сказать, равными.

– Равными? Они – банда вооруженных до зубов туарегов, знающих здешние места как свои пять пальцев!

– Ну, об этом нам известно, а вот они, между прочим, не знают, насколько опасны или неопасны мы, есть ли у нас с собой оружие. Туареги уже один разок недооценили нас и в результате потеряли своего товарища, так что, вполне возможно, им больше не захочется с нами связываться. Во всяком случае, они наверняка долго будут спорить между собой, как им поступить, а это даст нам дополнительное время.

Кассандра тяжело вздохнула.

– Ну что ж, буду надеяться, что ты прав.

– Мы сумеем выбраться из этой переделки, Касси, можешь не сомневаться. У меня есть план.

Вскоре мы выехали к руслу высохшей реки, которое уже пересекали с караваном туарегов.

– Проф, Касси, – позвал я. – Как только мы спустимся в это русло, сразу же сделаем поворот на сто восемьдесят градусов и поедем на север.

– На север? – недоверчиво переспросил профессор. – Ты хочешь сказать, что мы все это время ехали на юг, а теперь повернем на север?

– Я так с самого начала и планировал.

– Ты что, с ума сошел? – возмущенно воскликнул профессор. – Разве мы не решили ехать на восток?

– Туда мы и поедем, но сначала сделаем небольшую петлю.

Касси хрипло рассмеялась.

– Извини, Улисс, – сказала она, – но если ты намереваешься запутать туарегов подобными маневрами, то я тебе напоминаю, что мы оставляем после себя на песке довольно отчетливые следы и поэтому наши друзья вряд ли нас потеряют, как бы ловко мы ни петляли.