Текст книги "Последний тайник"

Автор книги: Фернандо Гамбоа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

38

Посреди ночи совершенно неожиданно начался ливень, который не только насквозь промочил все наши вещи, но и превратил тропинку, ведущую к руинам города, в сплошное месиво. Профессор, с трудом отрывая ступни от липкой грязи, шагал впереди меня. На его руках остались следы от нескольких десятков укусов москитов, а то, что еще совсем недавно было его любимой рубашкой, теперь превратилось в синюю тряпку. Учитывая отросшую за это время щетину на щеках, профессора Кастильо можно было сравнить с жертвой кораблекрушения. Казалось, что от импозантной внешности почтенного преподавателя средневековой истории ничего не осталось.

Прошло уже одиннадцать дней с того момента, как Пабло высадил нас со своей лодки на берег тропической реки. Одиннадцать Долгих и жарких дней, на протяжении которых мы напряженно работали почти в экстремальных условиях. Нам и в самом деле пришлось очень тяжело, потому что у профессора случился приступ какой-то странной лихорадки (возможно, первый симптом малярии), а меня укусил в левую ладонь решивший поселиться в моей дорожной сумке тарантул. В результате рука распухла и я пару дней мучился от головокружения и рвоты.

Счастливым исключением среди нас была Кассандра, сумевшая не только лучше меня и профессора приспособиться к окружавшему нас зеленому аду, где каждый день казался вечностью, но и избежавшая каких-либо злоключений в общении с местной фауной. К тому же она не унывала, а наоборот, по мере того как ее понимание вырезанных на каменных стенах иероглифов улучшалось, все больше и больше проникалась энтузиазмом.

Контраст между Кассандрой и нами, двумя мужчинами, был разительным, потому что если мы с профессором напоминали двух оборванных попрошаек, участвовавших в уличной драке, то Касси выглядела такой бодрой и жизнерадостной, как будто только что вернулась с какого-то курорта. Она каждое утро настойчиво призывала меня и профессора «не обращать внимания на небольшие трудности» и «не делать вид, что мы устали». К моему удивлению, ей удалось расшифровать бóльшую часть сфотографированных ею иероглифов майя – конечно же, с помощью пришедшейся очень кстати компьютерной программы, позволяющей переводить эти иероглифы на испанский язык. Усевшись на пне или камне и положив портативный компьютер себе на колени, Касси часами стучала своими изящными пальчиками по клавишам, и мне временами даже казалось, что она стала неотъемлемой частью развалин Яшчилана.

Как мы с профессором ни настаивали, Кассандра наотрез отказалась делиться с нами результатами своих исследований, мотивируя это тем, что еще рано делать какие-либо выводы. Правда, время от времени она отправляла то меня, то профессора еще раз сфотографировать какой-нибудь конкретный иероглиф или же очистить от растительности при помощи мачете ту или иную часть развалин. В сложившейся ситуации мы, естественно, вскоре стали воспринимать Кассандру как руководителя нашей экспедиции, тем более что она не только была единственным среди нас археологом, но и буквально пылала оптимизмом, которого мне с профессором, наоборот, явно недоставало. Лично я – хотя Кассандра и уверяла меня, что она уже значительно продвинулась в своей работе, – не видел никакого прогресса в наших поисках и с каждым днем все больше падал духом. Я постоянно думал о том, что сокровища тамплиеров могли находиться буквально под нашими ногами, а мы до сих пор не выкопали в земле даже маленькой ямки.

– Мы торчим здесь уже почти две недели, – сердито сказал я Кассандре, – и у меня складывается не очень-то приятное впечатление. Тебе не кажется, что мы по-прежнему топчемся на том, с чего начали?

– Топчемся на том, с чего начали? – переспросила Кассандра.

– Да, именно так. У нас до сих пор нет уверенности, что сокровища находятся среди руин Яшчилана, но вместо того чтобы искать их всеми возможными способами, мы за время своего пребывания здесь успели лишь сфотографировать пару тысяч иероглифов, от которых, похоже, все равно не будет никакого толку.

– Как сказать… – задумчиво произнесла Кассандра. – Благодаря этим иероглифам я узнала очень многое об истории Яшчилана и теперь могу понять смысл некоторых из них даже без помощи компьютера.

– Замечательно! Ты теперь – настоящий эксперт по письменности майя. Однако позволь тебе напомнить, что мы не для того рискуем своим здоровьем и жизнью, чтобы изучать граффити двухтысячелетней давности.

– Я знаю. Но если мы хотим разыскать эти чертовы сокровища, мне вначале нужно найти побольше письменных подтверждений того, что их сюда привезли.

– Побольше? Ты хочешь сказать, что ты уже что-то нашла?

Кассандра с серьезным видом посмотрела на меня и скрестила руки на груди.

– Как только я буду в этом уверена, – спокойно ответила она, – то сразу же тебе сообщу.

– А когда, по-твоему, у тебя появится такая уверенность?

– Я делаю все, что в моих силах, но вряд ли смогу определить для себя какой-то конкретный срок.

– Ну что ж, хорошо. Однако не забывай, что мы не получили разрешения на проведение подобных исследований, и если власти твоей страны узнают о нашем самовольном решении, то нас либо вышвырнут отсюда куда подальше, либо посадят в тюрьму.

Придя вдвоем с профессором на Центральную площадь, я увидел там Кассандру, которая, по-видимому, проснулась намного раньше нас и уже занималась тем, что внимательно изучала каменную стелу, расположенную у основания лестницы, ведущей к вершине «пирамиды на холме». Ее волосы были заплетены в косичку, а одета она была в простенькую рубашку и необычайно грязные шорты. Однако, несмотря на более чем скромное одеяние, Кассандра этим утром показалась мне удивительно красивой. Со своим милым личиком и изящной фигуркой она органично вписывалась в окружающее нас архитектурное и растительное великолепие, чего отнюдь нельзя было сказать обо мне и профессоре – оборванцах, оскорблявших это великолепие уже одним своим присутствием.

Кассандра так увлеклась рассматриванием вырезанных на каменной стеле иероглифов, что не заметила нашего появления, и только когда я крикнул ей издалека «Доброе утро!» – признаться, это утро мы отнюдь не считали добрым, – она повернулась к нам и сделала знак, чтобы мы подошли к ней.

– Что нового? – поинтересовался я. – Еще одна фотография для нашей коллекции?

Кассандра проигнорировала мою иронию и с бодрым видом ответила:

– Хватит с нас фотографий! Лучше взгляните вот на это.

Мы с профессором без особого энтузиазма приблизились к стеле и уставились на вереницу иероглифов, повествующих о каких-то малопонятных для нас событиях. За время нашего пребывания здесь мы успели повидать далеко не одну сотню точно таких же. Самый первый из них представлял собой изображение мужчины, тело которого было украшено перьями, на голове – что-то вроде шлема в виде головы ягуара, а руки раскинуты в стороны в знак дружеского приветствия, обращенного к странному существу. Это существо, похожее на пернатого змея с ужасными зубами, бросало сияющее солнце, снабженное глазами, носом и ртом, в открытую пасть находящегося рядом с ним еще одного фантастического существа.

Мы довольно долго рассматривали эти иероглифы, пока профессор не озвучил то, что вертелось на языке у меня самого:

– Лично я тут ни черта не понимаю, сеньорита Брукс. Даже не догадываюсь, что, по-вашему, я должен здесь увидеть.

Кассандра посмотрела на нас каким-то странным взглядом, словно бы ее удивила наша неспособность вникать в смысл иероглифов майя.

– Ладно, я вам сейчас все объясню.

Она стала поглаживать ладошкой поверхность стелы с таким видом, как будто это было ее самое ценное достояние,

– То, что вы видите здесь, – одна из самых последних иероглифических записей, высеченных на камне в этом городе в тот период, когда он был уже почти заброшенным и использовался главным образом как религиозный центр – религиозный центр индейцев племени лакандонов, которые до сих пор приходят сюда в дни разных знаменательных событий.

– Это те самые индейцы, которые населяют данный регион и живут в хижинах, сделанных из глины и соломы? – удивленно спросил я. – Это они здесь все построили?

– Да, они. Точнее, их предки. Так вот, к тому времени, когда на данной стеле вырезались иероглифы, прошло уже несколько веков, как умер последний правитель Яшчилана – Кинич Татбу Череп III…

– Ну, если у него было такое имя, то неудивительно, что он стал последним в своей династии, – усмехнулся я.

Кассандра, проигнорировав мою реплику, продолжала:

– Где-то через пятьсот тунов после его смерти, то есть примерно через пятьсот лет, произошло необычайное событие, которое заставило майя высечь на этом камне упоминание о нем.

Касси посмотрела на меня, и по блеску в ее глазах я догадался, что ей удалось узнать нечто очень важное.

– То, что вы видите слева, – это, скорее всего, жрец майя в своем ритуальном одеянии, которое украшено перьями птицы кетцаль. Справа от него – бог Кукулькан, изображенный в виде пернатого змея, кладущего в рот Ах-Пуча, бога смерти и владыки мира мертвых, подарок, представляющий собой Ицамну – бога солнца, владыку небес и создателя того мира, в котором жили майя. А вот эти иероглифы рассказывают о том, – произнесла Касси и провела ладонью по вырезанным на камне замысловатым рисункам, – что бог Кукулькан на протяжении нескольких десятков лет не раз приходил в город Яшчилан и что он, появившись здесь в последний раз, сделал большое подношение богу Ах-Пучу, а затем отправился на юг и никогда уже больше сюда не возвращался.

Произнеся эти слова, Кассандра с победоносным видом посмотрела на меня и профессора, ожидая, наверное, что мы сейчас начнем рукоплескать ей.

– Извините меня, сеньорита, – сказал профессор, явно не собиравшийся хвалить ее, – но вы упомянули так много всяких богов, что я в них просто запутался.

– Ой, нет, это вы меня извините. Я иногда забываю о том, что вы не так хорошо знакомы с мифологией майя, как, скажем, я. – Касси на мгновение замолчала, собираясь с мыслями. – Видите ли, вот этот украсивший себя перьями дядечка, как я вам уже сказала, является жрецом, а змей справа от него – это самое главное божество в религии майя. Оно более широко известно по его ацтекскому наименованию – Кетцалькоатль…

– Один момент! – перебил Кассандру профессор. – Это божество, по-моему, знакомо мне. Не тот ли это бог, с которым ацтеки спутали испанских конкистадоров?

– Именно так! – оживившись, подтвердила Касси. – Существует легенда, что за много веков до прибытия испанцев бородатый светлокожий бог приплыл сюда по морю с той стороны, откуда восходит солнце, и правил на этих землях в течение нескольких лет. Затем он, не давая никаких объяснений, отправился туда, откуда приплыл, однако пообещал, что когда-нибудь вернется, чтобы править всеми народами майя.

– Думаешь, это мог быть тамплиер? – спросил я, чувствуя, как меня охватывает волнение.

– Вряд ли, – отрицательно покачала головой Кассандра. – Эта легенда повествует о гораздо более древних событиях. Возможно, этим «богом» был какой-нибудь финикийский или греческий мореплаватель, попытавшийся определить, где же находится граница мира. Существует даже предположение, что им был человек, ставший главным героем «Одиссеи» Гомера и что именно он вдохновил знаменитого древнегреческого сказителя на создание поэмы о таком невероятном путешествии.

– Ты имеешь в виду…

– Да, Улисс, твоего тезку[48]48
  «Улисс» является латинизированной формой имени мифического царя Итаки Одиссея.


[Закрыть]. Так или иначе, но с тех пор все светлокожие бородачи, которые высаживались на побережье Центральной Америки, воспринимались местными жителями как потомки легендарного Кетцалькоатля, который вернулся, чтобы выполнить свое обещание.

– Именно так здесь и были восприняты испанцы, – подтвердил профессор, который внимательно слушал Кассандру.

– А возможно, и тамплиеры, – добавил я.

– Я к этому и веду, – сказала Кассандра. – Вы теперь знаете, что у майя была страсть к датированию всех происходивших в их жизни событий: войн, рождений, смертей, жертвоприношений, прочих религиозных церемоний. И конечно же, изображенные на этой стеле события не являются исключением.

Мы с профессором молча уставились на Кассандру, подозревая, что она сейчас сообщит нам нечто сногсшибательное.

– Если говорить более конкретно, – продолжила Касси, – то на данной стеле, посвященной подношению, сделанному Кукульканом-Кетцалькоатлем, фигурирует следующая дата: восьмой тун четвертого катуна одиннадцатого бактуна первого длинного счета. Это соответствует четыре тысячи четыреста двадцать второму году с момента создания календаря майя.

– А нельзя ли перевести это на более понятное для нас христианское летоисчисление? – пробурчал я.

Кассандра, довольная тем, что ей удалось запутать меня, улыбнулась.

– Нулевой год майя соответствует по григорианскому календарю три тысячи сто четырнадцатому году до нашей эры, а поэтому, если мы отсчитаем от него упомянутые мною четыре тысячи четыреста двадцать два года, то получим…

– …тысяча триста восьмой год от Рождества Христова! – воскликнул профессор. – Получается, что это произошло на следующий год после того, как суда тамплиеров выплыли из Ла-Рошель!

Кассандра сделала паузу, чтобы перевести дыхание, а заодно этой паузой придать весомость своему умозаключению, о котором она собиралась сообщить.

– Вы правы, профессор, но это еще не все, – с торжествующей улыбкой заявила Касси. – После того как я тщательно изучила возможные переводы высеченных на этой стеле иероглифов, – она снова сделала паузу, а затем голосом академика, выступающего на научном конгрессе, продолжила: – я пришла к выводу, что бог-солнце может означать большое подношение в виде золота. Что касается Кетцалькоатля, то, по всей видимости, он символизирует светлокожих людей, явившихся в Яшчилан в тысяча триста восьмом году. Ну а под Ах-Пучем, исходя из мифологии майя, здесь подразумевается так называемый сенот – большой природный колодец, образовавшийся в известняковой породе под воздействием подземной реки.

– Это означает…

– Это означает, что я ни минуты не сомневаюсь в том, что наши друзья-тамплиеры прибыли сюда и решили – с благословения местных жрецов! – замаскировать привезенные ими сокровища ордена Храма под видом подношения богам майя. Для этого они опустили их на дно сенота, который, если я, конечно, не ошибаюсь, должен находиться где-то поблизости.

Разложив подробную военно-топографическую карту местности на большой каменной плите, которая, по словам Касси, когда-то использовалась для совершения человеческих жертвоприношений, мы стали искать предполагаемое местонахождение сенота.

– Судя по карте, ближайший сенот находится от нас более чем в ста километрах, – разочарованно сказал профессор.

Кассандра выпрямилась и окинула нас сердитым взглядом.

– А я думаю, что данная карта недостаточно подробная или, возможно, этот колодец пока еще не обнаружили, – возразила она. – Могу вас заверить, что выводы, которые я сделала на основе анализа иероглифов, – правильные. Ошибка исключена.

– Я в этом не сомневаюсь, – спокойно произнес я. – Тем не менее, если я правильно понял, упомянутый тобой сенот необязательно должен находиться именно здесь. – Это всего лишь твое предположение.

Кассандра недовольно поморщилась.

– По-твоему, они понесли на своих спинах несколько тонн золота дальше в сельву, а эти иероглифы были высечены на стеле просто для отвода глаз?

– Касси, ну чего ты злишься? Нам необходимо учитывать все допустимые в этой ситуации варианты.

– В таком случае мой вариант, который ты считаешь ошибочным, можешь прямо сейчас выкинуть из головы, – в сердцах выпалила Кассандра.

– Да ладно, не кипятитесь, – примирительным тоном сказал профессор. – Давайте будем исходить из того, что сенот все-таки находится где-то поблизости, однако его по какой-то причине не обозначили на карте. Почему, по-вашему, такое могло произойти?

Мы с Кассандрой переглянулись.

– Возможно, он просто очень маленький и его в этом густом тропическом лесу еще не обнаружили, – неуверенно произнеся.

Кассандра неодобрительно покачала головой.

– Мне кажется, что это все-таки маловероятно, – возразила она. – Данная территория на протяжении уже многих лет активно изучается и археологами, и военными, а потому все мало-мальски важные топографические объекты, в том числе сеноты, уже должны были бы быть обозначены на этой карте.

– А что здесь нужно военным? – спросил я.

Кассандра бросила на меня удивленный взгляд.

– Ты что, забыл о Сапатистской армии национального освобождения?

– А-а, да. Если мне не изменяет память, это повстанцы из числа местных индейцев, возглавляемые неким субкоманданте Маркосом. А разве боевые действия иногда докатываются и до этой части штата Чьяпас?

– Не просто докатываются, а вовсю тут ведутся. Повстанцев уже вытеснили из густонаселенных территорий, однако они засели в тропических лесах. И хотя сапатисты обычно действуют в горах, время от времени они появляются и на такой равнинной местности, как эта, По правде говоря, уже далеко не одной археологической экспедиции приходилось с ними сталкиваться.

Профессор с обеспокоенным видом провел ладонью по своим жиденьким волосам.

– И что произошло с этими экспедициями? – поинтересовался он.

– К счастью, ничего. Ведь повстанцы не грабители с большой дорога, а националистически настроенные представители майя, борющиеся за выживание своего народа и своей культуры. Как только они убеждаются, что повстречавшаяся на их пути экспедиция не собирается расхищать национальное наследие майя, они оставляют ее в покое.

– Но если посмотреть на нас с их точки зрения, – профессор, излагая пришедшую ему в голову мысль, нахмурился, – мы как раз и собираемся расхищать их национальное наследие.

– Да нет же, то, что мы ищем, не имеет никакого отношения к культуре майя... Впрочем, вы, возможно, и правы. Если мы наткнемся на повстанцев, нам будет трудно объяснить им, с какой целью мы здесь находимся.

– А не кажется ли вам, что мы отклонились от темы? – перебил я Кассандру, чувствуя, как во мне нарастает раздражение. – Пока что мы с вами не видели ни одного повстанца, и поскольку нас в данный момент гораздо больше интересует некий сенот, то давайте-ка в первую очередь думать о том, как его найти. Не стоит забивать себе голову всякими гипотетическими событиями, на которые мы все равно не сможем повлиять.

– Я с тобой согласна, – сказала Касси, – но, к сожалению, мне не приходит в голову ни одного разумного объяснения, почему этот чертов сенот не обозначен на карте.

– А если он попросту высох? – предположил профессор, по лицу которого было видно, что разговор о повстанцах вызвал у него серьезную озабоченность. – Ты же сама сказала, что сенот – это своего рода колодец. А колодцы иногда высыхают или засоряются.

Кассандра, протестуя, покачала головой:

– Нет, профессор. Хотя сеноты являются источниками питьевой воды, как и обычные колодцы, они очень сильно от них отличаются и вряд ли могут высохнуть. Они появляются в силу того, что вода из больших подземных родников, пытаясь найти себе путь под землей, вымывает в известняковой породе целые пещеры, и, когда свод какой-нибудь из этих пещер подходит слишком близко к поверхности, он обваливается, образуя сенот. Эти колодцы бывают иногда такими большими, что в них могут уйти по самую крышу даже целые жилые дома. – Кассандра устало провела ладонями по своему лицу. – В общем, сенот едва ли может высохнуть, а тем более засориться.

Мы, похоже, столкнулись с неразрешимой загадкой. Где-то поблизости от нас должен был находиться большой подземный водоем, но его почему-то не обозначили на карте.

– У меня есть только одно объяснение, – сказал я. – Вероятно, этот сенот был преднамеренно «закрыт».

– Нет! Это невозможно, – решительно возразила Касси. – Для древних майя сеноты были входом в потусторонний мир, и вокруг них вращалась значительная часть их космогонии и религиозной жизни. Они никогда не стали 6ы «закупоривать» сенот, даже если бы он находился в завоеванном ими вражеском городе. Майя поклонялись сенотам и всегда защищали их, при-чем любой ценой.

– А я не говорю, что они «закупорили» сенот, – я имел в виду, что они «закрыли» его… от посторонних глаз. И может быть, как раз для того, чтобы защитить свою святыню.

– Я тебя не понимаю.

– В этом городе полно храмов, которые, как ты не раз объясняла мне, в одних случаях возводились в качестве гробниц правителей, а в других – как места поклонения тому или иному богу…

– Ну и что?

– Сейчас я все объясню, но сначала ответь мне на один вопрос. Тебе случайно не попадались сведения о том, что один из этих храмов посвящен богу… как его там… в общем, богу подземного царства?

– Богу смерти и владыке мира мертвых, которого звали Ах-Пуч, – поправила меня Кассандра. – Да, конечно, один из храмов посвящен именно ему. И этот храм – прямо перед нами. – Кассандра показала рукой на вершину «пирамиды на холме». Кстати, в прочитанных мною иероглифических надписях он называется Храмом сенота.

Вертевшаяся в моей голове безумная мысль при этих словах Кассандры показалась мне не такой уж и безумной.

– А не должен ли сенот находиться неподалеку от посвященного ему храма? – спросил я.

Кассанда обвела рукой простиравшееся вокруг нас пространство:

– Может, и должен, но только его здесь нет.

– А может, он есть, причем очень близко, но только его не видно.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что сенот, который мы ищем, находится прямо здесь, – ответил я, уже не сомневаясь в том, что мне удалось разгадать мучившую нас загадку. – В самом почитаемом и самом защищенном из всех мест, которые тамплиеры могли избрать для хранения своих несметных сокровищ. – Показав пальцем на каменную громадину, которая, казалось, слушала наш разговор, я добавил: – Внутри этой пирамиды.