Текст книги "Приманка"

Автор книги: Фелис Пикано

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

22

– Вставай! Тебе нужно уходить!

Ноэль перевернулся, чувствуя под собой опилки. Кто-то тряс его за плечо. Он неуверенно сел. Музыка и тела исчезли. Тишина. Пустота. По-прежнему тускло светили красные огни. Кто-то с тревожным видом склонялся над ним, встряхивал его, заставляя проснуться и повторяя, что ему нужно уйти.

– Это твоё? – мужчина протягивал ему скомканную измятую тряпку, которая развернулась в смутно знакомую рубашку. Он опустил взгляд. Брюки были на нем, пояс расстегнут. Господи! Похоже, он уснул прямо на полу. Куаалюд, который ему дал Ларри, в конечном счете, его все-таки вырубил.

– Давай, – поторопил мужчина, выпрямляясь и протягивая ему руку. – Вставай. Ты должен уйти.

Он помог Ноэлю подняться и даже надеть рубашку, не переставая требовать, чтобы он поторопился, и озираясь через плечо, как будто в комнате был ещё кто-то. Но Ноэль никак не мог полностью стряхнуть с себя дремоту. Он чувствовал, что может уснуть в любой момент, в любую секунду, но попытался сделать то, чего от него хотят, выговорив наконец заплетающимся языком:

– Который час?

– Не знаю. Шесть. Семь. Утро. Давай, застегивайся. Ну давай же!

– Где моя куртка? У меня была куртка, – с усилием припомнил Ноэль и оглянулся в поисках пропажи. Пол был усеян опилками вперемешку с окурками, раздавленными пивными банками и пластиковыми стаканами, использованными разломанными капсулами амилнитрита. Что это за груда одежды в углу? Наверное, его куртка там.

Мужчина дернул его за руку.

– Её там нет. В гардеробе. Ты её сдал.

Ему пришлось проводить Ноэля к гардеробу. Там оставалось всего две куртки, одна из них – легкая ветровка Ноэля. Надевая её, он услышал вой сирен.

– Они тут, – сообщил другой мужчина, заглядывая в комнату.

– Чёрт! Нужно его вывести!

– По лестнице, – предложил второй.

– Быстрее.

Ноэль едва успел открыть дверь на лестницу, когда навстречу ему начали подниматься двое полицейских.

– Это кто? – спросил один, заталкивая Ноэля обратно в дверь и дальше, в зал. – Кто здесь управляющий?

– Я помощник управляющего. Рид, – откликнулся тот, что будил Ноэля.

– Кто это? – снова спросил полицейский, кивая на Ноэля. – Куда это он собрался?

– Просто парень, он тут отрубился. Я хотел его выпустить.

– Задержите его. Все остальные, оставайтесь на своих местах.

– Нас тут всего трое, – сказал Рид.

– Да? Ладно, давайте-ка посмотрим, что там у вас.

Он обернулся к Ноэлю:

– Вы двое, стойте здесь.

Ноэль сполз по стене на пол, глядя, как двое полицейских идут за Ридом в большую комнату, где его разбудили.

– На-ка, возьми сигарету. Авось, поможет проснуться, – сказал второй служащий, Джерри, раскуривая им обоим по сигарете. Он казался испуганным и нервным.

– Что это? Рейд? – спросил Ноэль.

– Нет. У нас не бывает рейдов. Хуже.

– Что?

Рид и полицейские вернулись, переговариваясь о чем-то в стороне, так что Ноэль не мог разобрать слов. Тот, что был покрупнее, громко спросил, где можно найти телефон и направился к стене возле барной стойки.

Второй коп, помладше и постройней, с длинными светлыми волосами был настроен более благожелательно. Он обратился к Ноэлю:

– Хреново выглядишь.

– Кто-то вчера подсунул мне транквилизатор. Что случилось?

– Парня зарезали. Вон там, – он указал на другую комнату. – Серьезно поработали.

– Насмерть? – спросил Ноэль, уже зная ответ. Сквозь туман в голове он вдруг осознал, что было в той горе тряпок, к которой Рид не дал ему подойти.

Второй полицейский говорил по телефону и говорил громко. Его слова ясно доносились до того места, где они стояли.

– Да, по полной программе. Гениталии отрезаны. Горло перерезано. Наверное, выполз из уборной, где это, похоже, произошло, в другую комнату, к людям. Возможно, захлебнулся собственной кровью. Нет. Оружия нет…

К Риду:

– Вы ничего не нашли?

Снова в трубку:

– Нет, ничего… кто знает… возможно, это тот же псих, который убил остальных. Тут было темно. Много народу. Ничего сложного.

Ноэль начинал стремительно трезветь. Он мирно спал, убаюканный наркотиками, в нескольких метрах от того места, где этот бедняга захлебывался собственной кровью! Всего в нескольких метрах. И как долго он там был? Несколько часов?

Из маленькой комнатки появился Рид с дымящимися чашками в руках. Запахло кофе. Он предложил одну Ноэлю.

– Нужно было поторопиться, – прошептал он, пока Ноэль делал глоток.

– Установили личность? – крикнул тот полицейский, который говорил по телефону.

– Мы его знаем, – ответил Рид. Другой служащий кивнул.

Полицейский поговорил ещё с минуту и подошёл к ним.

– Мне нужно полное опознание, со свидетелями. Пошли.

Заметив колебания Ноэля, он сказал:

– Ты тоже. Идём.

В большой комнате свет не горел, приподнятые закрашенные окна пропускли в комнату серый дневной свет. Зал казался сырым и теплым. Ткань с головы и торса жертвы была откинута. Труп скрючился на полу: одна рука откинута в сторону, другая под телом. Черные густые локоны забрызганы кровью, как и лицо, грудь и плечи покрыты пятнами засохшей крови, похожими на слюнявчик, шея казалась одним красно-коричневым месивом.

– Опознаёте? – спросил крупный полицейский, держа блокнот наготове.

Ноэль взглянул на тело и пошатнулся от отвращения.

– Он раньше был тут управляющим, – слабым голосом сказал Рид, поворачиваясь к Ноэлю и закусывая нижнюю губу. – Верно?

– Ты его знаешь? – спросил полицейский у Ноэля, который снова посмотрел на тело и теперь начинал разбирать детали: глаза, нос, губы.

– Имя?

– Рэнди Нерон, – ответил Рид.

– Это так? – спросил Ноэля полицейский. – Эй, Боб, встряхни его. Это он?

Ноэль кивнул:

– Да, это он, – отвернулся, и его стало рвать, так, что, казалось, это никогда не закончится.

Часть 3
На крючке

1

июнь, 1976 г.

– Да! Приманка на линии.

– Почему вы не доложились раньше? – резко спросил Лумис.

– Не мог. Я всё утро проторчал в участке.

Был всего полдень, но Ноэль уже чувствовал себя измотанным. Он узнал Рэнди в изуродованном теле, с которым спал в одном зале, обдолбанный от наркотика, полностью утратив представление о реальности, после того как отдался на волю происходившему в задней комнате, но кошмары утра на этом не закончились. Это было только начало. Вместе с Ридом и вторым служащим, оставшимся в «Le Pissoir», его притащили в участок, где всех троих допрашивали несколько часов, потом заставили ждать и снова допрашивали. На этот раз допрос вел кто-то другой – видимо, детектив, которому поручили дело. Ноэля прощупывали, обрушивали на него град вопросов, его унижали, с ухмылками намекая на то, что и так было уже совершенно ясно – на то, чем он занимался в клубе. Это было худшее утро, которое Ноэль мог припомнить за чертовски долгое время.

– По поводу Рэнди? – спросил Лумис.

– Я смотрю, дурные вести не стоят на месте.

– Что вы там делали?

– Благодаря вашему маленькому дружку, Ларри Вайтэлу, я там проснулся. Метрах в трёх места, где уже никогда не проснется Рэнди.

– В каком смысле? Вы там проводили исследование для своей книги?

Вопрос был настолько нелепым, что Ноэль ответил:

– Конечно. Разумеется. Именно этим я там и занимался, проводил исследование. Пока мне не подсунули убойную дозу куаалюда.

– Нечего принимать наркотики, если не умеете этого делать, – отозвался Лумис, и это показалось Ноэлю ещё более нелепым.

– Мне приходится. Тут все это делают, знаете ли. Вы же хотите, чтобы я был как они, верно? Вы сами так говорили. Вы говорили, что не хотите, чтобы я выделялся. Или нет?

Лумис его не понял. Его тон был ровным, лишенным всяких эмоций.

– Вы расстроены, Приманка. Просто дайте мне ещё пару фактов, и мы поговорим об этом позже. Когда вы придёте в себя. Хорошо?

– У меня все отлично, – возразил Ноэль, желая выяснить всё сейчас, не откладывая. – И если меня расстраивает, что моему другу засунули в рот его собственный член, может быть, вашим приятелям из участка следовало проявить чуть больше уважения к моим чувствам, а? Это был весьма познавательный опыт, Лумис. Он гораздо полезнее для моей книги, чем всё, что я видел и делал до сих пор. Теперь я на собственном опыте знаю, каково это – быть геем и попасть под подозрения полиции.

– Успокойтесь. Вас же не арестовали, верно? – откликнулся Лумис так, как будто это что-то меняло. – Что вы им сказали?

– Правду. Что я был под наркотиком, что меня разбудили намного позже, чем всё произошло, и что мне велели убираться, когда приехала полиция.

– Это всё? Они ведь вас не подозревают?

– Значит, очень хорошо притворяются. Первый парень, который меня допрашивал, предположил, что я перебрал наркоты, убил Рэнди и не могу теперь этого вспомнить. Представляете? Тогда Рид и другой коп заметили, что куаалюд – это транквилизатор, под ним никого не режут. Убийственный был момент. Парень выглядел полным идиотом. Поэтому он потребовал от меня сдать анализ мочи – чтобы убедиться, что я действительно принимал именно куаалюд.

– И они по-прежнему вас там держали?

– Ну да. Судя по всему, пока меня не было в комнате, Рид обронил сенсационное замечание о том, что мы с Рэнди были знакомы. Якобы Рэнди узнал от Веги, что мы с Ларри отправились в «Le Pissoir», и поехал туда искать меня. Естественно, как только я вернулся, они на меня с этим набросились.

– Ну-ка, ещё раз, – коротко велел Лумис.

Ноэль повторил, потом спросил, зачем.

– Кто ещё знал, что вы туда собираетесь?

– Никто. Никто, кроме Ларри, который меня привёл. А что?

Но прежде, чем Ноэль успел закончить этот вопрос, у него уже возник новый.

– Вы же не думаете, что случившееся с Рэнди на самом деле должно было произойти со мной?

Он едва не запнулся на этих словах, настолько это было безумно, настолько страшно и настолько возможно.

– Кто-нибудь в баре смог бы отличить вас друг от друга?

– Рэнди крупнее меня… был крупнее, я хотел сказать. А так, не знаю. Там довольно темно, пока не привыкнешь.

– У Рэдферна вы никому об этом не говорили, так?

– Нет. Я не был там с утра.

– Ах да, верно, – спохватился Лумис. – У вас же было свидание. И что с ним?

– Прошло, – ответил Ноэль. – А потом я в метро встретил Вайтэла, мы с ним поехали в «Хватку», выпили там, а оттуда поехали в «Le Pissoir». Я был совершенно под кайфом задолго до того, как мы туда добрались.

– Маленький паршивец, – пробормотал Лумис так тихо, что Ноэль засомневался, правильно ли он его расслышал.

– Продолжайте, – велел он громче, когда Ноэль замолчал.

– Ну, когда Рид всё это выболтал, мне, как вы понимаете, пришлось признать, что я знал Рэнди и всё такое. Они пытались вынудить меня сознаться, что я убил Рэнди во время какой-то любовной ссоры. Я им сказал, что мы не были любовниками. И Рид с Джерри заявили, что хотя все знали, что мы с Рэнди встречаемся, всем было также известно, что у нас открытые отношения. Так что и эта теория провалилась. Но опыт был ещё тот, я вас уверяю.

– Что вы сказали им о «Шёпоте»?

Ноэль ждал этого вопроса. Он заставил Ноэля помедлить, точно так же, как и в участке.

– А что я мог сказать? Когда там сидели Рид и тот второй парень?

– Что вы сказали? – настойчиво повторил Лумис.

– Ну, я подумал, что я должен им рассказать и попытался это сделать, но, знаете, так, не впрямую. Делал всякие дурацкие намёки: они меня о чем-нибудь спрашивали, а я отвечал, что расскажу им об этом шёпотом. Они меня не поняли.

– Даже детектив?

– Даже он. Я уверен, что он меня не понял.

– Сомневаюсь, что он знает об операции, – удовлетворенно сказал Лумис. – В будущем, Приманка, если случится что-нибудь подобное, не говорите ни слова. Даже намеков не делайте. Мы со всем разберёмся.

– Как в этот раз?

– Мы узнали об этом позже.

– На пять часов позже?

– Я был занят. К тому времени, как я вас нашёл и позвонил, вас уже отпустили.

– Чушь собачья.

– Приманка, вы расстроены. Я же сказал, я был занят.

Это было бы вполне в духе Рыбака: дать Ноэлю проторчать в полицейском участке весь день – как он позволил ему остаться без всякой защиты в заброшенной федеральной тюрьме несколько месяцев назад. Но Ноэль не собирался показывать Лумису, что ему известно об этом. Он собирался хранить при себе и это знание и эту горечь.

– Вы ещё там, Приманка?

– Тут.

– Хорошо. Мы поговорим с вами позже. Возвращайтесь к Рэдферну и отдохните.

– Я туда не поеду.

– Послушайте, Приманка, я понимаю, что вы чувствуете, но…

– … но я в этот дом не поеду! Во всяком случае, не в ближайшую пару дней. Я не желаю сейчас видеть Эрика. Я боюсь того, что могу с ним сделать.

– Это совершенно естественно, Приманка. Но сейчас вам как никогда раньше надо стараться ничего не испортить. После всего этого достаточно одного неверного движения, одного намека на враждебность, и он поймет…

– Я вел себя с ним враждебно с того дня, как мы познакомились. И он вел себя со мной ничуть не лучше.

– Но вы не можете давать ему понять, что считаете его ответственным за случившееся. Он поймет, в чем дело, – и он поймет, кто вы такой.

– Именно поэтому я и не хочу его сейчас видеть, – объяснил Ноэль. – Пока не успокоюсь настолько, что перестану хотеть придушить его, как только увижу.

– Хорошо. Возможно, так будет лучше всего. Возьмите себя в руки. Это самый верный способ прищучить этого бессердечного ублюдка!

Когда Рыбак произнёс эти слова, ненависть в его голосе показалась Ноэлю почти осязаемой. Почему-то даже более осязаемой, чем его собственное горе и гнев из-за Рэнди. Возможно, потому, что к нему не примешивалась не осознанная до этого момента благодарность за то, что Рэнди мертв – Рэнди, который так глубоко втянул Ноэля в гомосексуальный образ жизни. Да, конечно, в этом причина того, что его гнев не мог сравниться по силе с гневом Лумиса – Лумису не за что было чувствовать себя виноватым, то, что случилось, не вызывало у него смешанных чувств.

А ещё, вешая трубку, Ноэль задумался: не потому ли вражда Лумиса была более всеобъемлющей, не потому ли держалась так долго, что была связана с большими переживаниями и большим горем, и в счёте, который Рыбак собирался выставить Эрику, значилось куда больше смертей и увечий, чем одна эта?

Что с того, что Лумис знал о групповом изнасиловании в колледже? Что с того, если он считал, что у Ноэля нарушения в психосексуальной сфере? Что с того, что Лумис его жестоко испытывал и продолжает это делать? Ведь всё это делается ради непоколебимой, важной и справедливой цели, верно? Другие преследуют свои цели ещё безжалостней и не разбирают средств. Ничтожные цели – богатство, влияние, власть. Лумис же всего лишь хочет избавить мир от сумасшедшего преступника.

Стоило ему подумать об этом, как Ноэль понял, что это и был тот самый противовес, которого ему так не хватало прошлой ночь, когда он впал в истерику, – как мгновенно указал ему Вега. Глядя на ситуацию только со своей точки зрения, Ноэль разозлился на Лумиса. Теперь, поднявшись над ней, над своим ничтожным эго и его проблемами, Ноэль видел, как вписывается в общую картину. Почти священная цель Лумиса станет и его целью; его справедливый гнев станет праведной яростью Ноэля; поставленная Лумисом цель – его миссией.

Ноэль поквитается с Эриком за смерть Рэнди по-своему. И он не станет с этим спешить.

Несмотря на принятое решение, прошло ещё три часа, прежде чем Ноэль сумел заставить себя позвонить в дом Рэдферна.

Ему улыбнулась удача – на звонок ответил Окку.

– Пожалуйста, передайте мистеру Рэдферну, что я не смогу вернуться в ближайшие несколько дней, – попросил Ноэль, делая вид, что это обыкновенная работа, а он – обыкновенный служащий.

– Подождите! Подождите! – попросил дворецкий.

Ноэль услышал жужжание, потом гудок, и прежде, чем он сообразил, что Окку вовсе не прервали звонком на другую линию, просто тот соединяет его с Эриком, он услышал:

– Ноэль?

Слишком поздно. Ноэль попытался взять под контроль собственный голос и все ещё не улегшийся гнев.

– Я побуду у себя пару дней, – сообщил он.

– Слушай. Рид и Джерри рассказали мне, что…

– Разумеется, – перебил Ноэль, не желая слышать больше ни единого лицемерного слова. Рид и Джерри ему рассказали! Ну ещё бы.

– Увидимся, – сумел выдавить из себя Ноэль и быстро повесил трубку.

Он отключил телефон, принял валиум, сходил душ и лёг спать. Он опасался снов и жутких кошмаров, но, к счастью, ему ничего не снилось.

2

Когда три дня спустя снизу позвонили, и консьерж сообщил, что к Ноэлю пришла какая-то дама, первой его мыслью было, что это Мирелла Трент. Он не хотел её видеть и как раз звонил Гердесу, чтобы тот её не пропускал, когда раздался громкий гудок, и его ударило током. Это значило, что Гердес давит на кнопку со своей стороны. Старый надтреснутый голос сообщил:

– Она поднимается.

Ноэль выругался и посмотрел на себя в зеркало. Небритый, грязный и всклокоченный, в джинсах, которые следовало постирать ещё неделю назад. Он терпеть не мог, чтобы его видели в таком состоянии. Ну, может, у Миреллы это вызовет такое отвращение, что она просто уйдёт. Конечно, такой извращенке, как она, это может показаться очень возбуждающим; она всегда признавалась, что ей нравятся рабочие. Но он её не хотел. Он все ещё слишком злился на неё за то, что узнал о себе в последний раз, когда они были вместе.

Вдруг оказалось, что уже поздно делать что-либо со своим видом или бардаком в квартире – в дверь позвонили.

С вызовом он распахнул перед ней дверь.

– Ну?

– Ты ужасно выглядишь. Ты что, болел?

Перед ним стояла не Мирелла, а Алана.

Ноэль отступил от двери. Она взглянула на него ещё раз, потом вошла, закрыла за собой дверь, повторила свой вопрос и положила холодную ладонь ему на лоб. Он отмахнулся.

– Я здоров, – ответил он.

– А по виду не скажешь.

Сегодня на ней были духи с тончайшим оттенком пачули, но аромат казался свежим, словно запах горного водопада. Рядом с ней он почувствовал себя ещё более грязным.

– Я думал, что это пришёл другой человек, – неловко сказал он.

Он был совершенно не готов к этой встрече. В квартире настоящая помойка, и сам он выглядит не лучше. А она походила на вазу эпохи династии Минь, которую ни с того ни с сего решили поставить в китайской прачечной на полуподвальном этаже. Она не вписывалась в обстановку.

Она опустилась в большое кресло-качалку, позволила ему принести пепельницу и лимонад и закурила «Сент-Мориц», тихонько раскачиваясь взад и вперед, поглядывая то на него, то на улицу сквозь высокие окна, словно бывала тут уже миллион раз, а он с дурацким видом опять объяснял, что не болен, просто расстроен, и что ему нужно было время подумать, побыть одному.

– Сегодня такой чудесный день, – сказала она, когда он наконец выдохся и умолк. – Может, пройдемся?

Она словно не услышала ни единого его слова, хотя он был уверен, что это не так.

– Я подожду, пока ты приведёшь себя в порядок. Можно будет погулять в парке. Или пообедать. Мы ведь так и не пообедали вместе, – напомнила она.

Такая тактичная, такая милая – Ноэль не мог ей отказать.

Пятнадцать минут спустя он следом за ней подходил к припаркованному «мерседесу». Алана вручила ему ключи и скользнула на пассажирское сидение.

Это был великолепный июньский денёк: в небе виднелось несколько высоких неподвижных облаков, похожих на клочки ваты, но яркий солнечный свет отражался от тротуаров и стеклянный фасадов вдоль Шестой авеню.

На Пятьдесят седьмой улице они остановились на светофоре, и Ноэль обернулся к Алане. Его внезапно посетила дикая, безумная идея:

– Давай сбежим куда-нибудь. В Мексику. Только ты и я. У меня есть немного денег, кредитки. Будем жить в глиняной хижине. Купаться. Заниматься любовью. Есть тако.

Она засмеялась – сначала осторожно, потом расхохоталась.

– Я не люблю мексиканскую кухню.

Прежде чем он успел предложить какой-нибудь другой маршрут, она спросила:

– Может, погуляем в парке?

Когда они заперли машину, она взяла его под руку и позволила вести себя: сначала по широкой мощёной дорожке, мимо пруда, где жили лебеди, потом по другой тропинке, убегающей на север, в глубину парка. Они молчали.

Кажется, Алана знала тут все укромные места. Она уводила его от наиболее оживленных частей парка, пока они не оставили позади карусели, «Зеленую таверну», театр «Делакорт», где по вечерам ставили Шекспира, и не оказались на уединенной холмистой поляне с зеленой лощиной, которую Ноэль не видел никогда прежде. Там они остановились. Алана огляделась по сторонам и в конце концов опустилась на плоскую базальтовую плиту, похожую на большую темно-серую таблетку среди травы. Она развязала платок, который до сих пор прикрывал её голову, и распустила волосы: длинные, почти иссиня-черные при этом свете. Никого больше в этой долине Ноэль не заметил.

– Ну вот! – с облегчением сказала она и легла на плоский камень. Её волосы рассыпались, тонкая шелковая блузка казалась хрупкой, словно японская бумага.

– Я хочу тебя поцеловать, – сказал Ноэль, наклоняясь к ней, чтобы выполнить это намерение.

Она подняла руку, удерживая его.

– Нет. Я обещала.

– Кому обещала? Эрику?

– Конечно. В первый же раз, когда мы увидели тебя. В «Витрине». Мы тогда договорились. Или мы оба – или ни один из нас.

Говоря это, Алана улыбалась, поэтому Ноэль решил, что она шутит. Он оттолкнул её руку и снова наклонился над ней.

Она села, уклоняясь от него. Улыбки у неё на лице уже не было.

– Я же сказала, что обещала, Ноэль.

– Ну, ты же не можешь говорить всерьёз?

– Разумеется, это всерьёз. Я никогда не нарушу своего обещания Эрику.

– Но ты его уже нарушила, – возразил он. – Ты уже целовалась со мной. Помнишь? В студии?

– Это было нужно для фотографии. Это было понарошку, Ноэль.

С минуту он дулся. Она снова легла на камень.

– Зачем ты тогда привела меня сюда? – спросил он.

– Чтобы поговорить с тобой.

– Почему здесь?

Он сообразил, что ведет себя так, будто подозревает её в чем-то, но ему было всё равно.

– Потому что мне тут нравится, – просто ответила она. – Я надеялась, что тебе тоже понравится.

От этого собственная подозрительность показалась ему ещё более глупой.

– Почему бы тебе не прилечь и не расслабиться? – предложила она.

Он поколебался немного, потом присоединился к ней. Каменная плита под его спиной была теплой, гладкой, успокаивающей. Облака пропали; небо над ними было бледно-голубое, звенящее.

– Ладно, – с намеренной резкостью бросил он, – говори!

Сначала она молчала и, как ему показалось, злилась, но потом она тихо произнесла:

– Мне столько нужно тебе сказать.

Он не стал ей приходить ей на выручку.

– Прежде всего я хочу быть уверена, что ты знаешь, как сильно ты нам небезразличен, и Эрику и мне, потому что это самое главное. Мы оба очень по тебе скучали эти несколько дней.

– А в чем дело? Окку был слишком занят на кухне и не мог страховать Эрика со штангой?

– Эрик тебя любит. Ты к нему несправедлив.

– Ну конечно.

– Как я тебя люблю, Ноэль. Нет. Не так, как я. Но всё равно любит.

– Ладно, допустим, я верю, что Эрик меня любит. И что дальше?

– Ты нужен ему, Ноэль. У него сейчас тяжёлые времена и ему нужна твоя помощь, твоя поддержка.

– Это у него тяжёлые времена?!

Кажется, её удивила сила его реакции. Приподнявшись на локте, она с недоумением посмотрела на него. Ему отчаянно хотелось дотронуться до её волос, но он посчитал, что это будет похоже на заигрывание.

– Да. Это правда. Уж я-то должна знать, верно? Эрик очень расстроен этим ужасным делом. Ну, знаешь, тем что случилось с бедняжкой Ронди.

Алана в это верила. Ноэль видел по её глазам: то карим, то черным, то в крапинку, то даже отливающим синим в солнечных лучах – невинным, бесхитростным глазам. Она верила, что смерть Рэнди расстроила Эрика.

– Ладно. Значит, он расстроен. Что ещё?

– Больше ничего. Эрику нужно, чтобы ты был сейчас рядом. Он хочет, чтобы ты был рядом. Я знаю, что вы не всегда сходитесь во мнениях, но попытайся…

– Это гораздо серьёзней, чем разница во мнениях. Одна из причин, по которой я не приезжал в его дом, заключается в том, что сейчас я сильнее, чем когда-либо прежде, чувствую, насколько фальшиво мое положение там.

Она озадаченно смотрела на него, и он немедленно подумал, не были ли эти слова самой страшной ошибкой. Он все равно попытался объяснить.

– Я не могу жить за его счёт, жить с ним и не могу ответить на его интерес, увлечение или что он там ко мне чувствует. Не могу. Эрик меня не привлекает. Не заводит. Всё с точностью до наоборот.

– Нет. Нет. Ты неправ. Я видела вас вместе. Вы как факир и кобра. Иногда факир он, иногда ты. Это все замечают. У вас сильное и необычное влечение, и ты поступаешь глупо и неправильно, пытаясь его отрицать.

– Ну а я этого не вижу.

Ноэль подумал, не рассказывал ли ей Эрик о той ночи, когда Ноэль увел «мерседес» и потом они дрались в гараже. Вполне возможно.

– Значит, ты просто решил этого не видеть, – заявила она. – Это влечение существует. Я думаю, сейчас ты просто немного растерян, и…

– Ты этим объясняла Эрику мои попытки ухаживать за тобой?

– Не превращай это в дурную шутку, Ноэль. Ты в самом деле немного растерян. Ты сам не знаешь, кто ты такой или кем хочешь быть.

– Хорошо, Алана, ты выиграла. Я растерян. Несколько дней назад я занимался любовью женщиной, и хотя она совершенно завелась, меня это не возбудило. Потом той же ночью я занимался любовью с несколькими мужчинами.

– В «Le Pissoir»?

– Да, в задней комнате. Тогда я по-настоящему отпустил все тормоза. Я делал с полными незнакомцами такое, чего, я думал, я никогда не сделаю. О чём я, кажется, даже не слышал. Это не вызвало у меня отвращения. Это не показалось мне ужасным или неправильным. Но и особенного удовольствия не принесло. И если бы не наркотики и не общая атмосфера, сомневаюсь, что меня бы всё это вообще заинтересовало. Ну вот и скажи мне, что вообще такого в сексе? Немного удовольствия, куча усилий – и ради чего?

– Если ты действительно так думаешь, тебе надо прекратить.

– Прекратить что?

– Заниматься сексом. Вообще. С мужчинами, с женщинами. Просто прекратить на какое-то время и не думать об этом.

– Но это не решит проблемы.

– Fou! – она легко похлопала его по щеке. – Ты же только что сам сказал мне, что не знаешь, как её решить. Или нет? Секс не настолько важен. Займись чем-нибудь другим.

За три дня яростных размышлений, прошедшие с тех пор, как он проснулся на усыпанном опилками полу задней комнаты клуба, эта мысль ни разу не приходила ему в голову. Алана повторила свои слова, и он снова был вынужден восхититься ясностью её головы.

– Отложи всё, – говорила она, – сейчас есть и более важные вещи: ты сам, я, Эрик, возможность стать друзьями. Это же очень важно, разве нет? Ты всё время хочешь поцеловать меня, заняться со мной любовью. Почему бы сначала не стать мне другом? И Эрику тоже. Сейчас ему как никогда нужны друзья. И тебе тоже, Ноэль.

Последнее замечание разозлило его. Ему захотелось схватить её и сказать, что она говорит ерунду, полную жизнерадостную ерунду. Но предложенное Аланой простое решение разрубило его смятение, как меч Александра – гордиев узел.

Должно быть, Алана понимала, что происходит у него в голове; она смотрела на него так, словно одной её красоты и сочувствия должно было хватить, чтобы он пришёл к правильным выводам.

– Никакого секса на ближайшее время, – повторил он. – И я не буду пытаться тебя поцеловать.

– Тебе станет от этого лучше. Поверь мне.

– Может быть.

– Станет-станет.

Она села и спрыгнула с камня.

– Ну вот! Идём обедать. А потом поедем к Эрику и скажем ему.

– Что скажем? – опасливо уточнил Ноэль.

– Что ты вернешься домой. Что мы все вместе поедем в Хэмптонс, ему сейчас это очень нужно. И что мы все будем друзьями. Давай, ленивец. Вставай.

Глядя на неё по дороге, пока они, держась за руки, шли через парк, Ноэль думал, как она воспримет новость о том, каким чудовищем оказался Эрик, когда правда выйдет наружу – а это непременно произойдет. Он знал, что её это просто убьет. Его единственным утешением была мысль, что он сам будет рядом – как друг и возможный любовник. Он будет нужен ей, она захочет, чтобы он был рядом, помог ей справиться с шоком.

– Ну вот, ты уже выглядишь лучше, – сказала она. – Видишь, как это просто?