Текст книги "Навсегда
(Роман)"

Автор книги: Федор Кнорре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 36 страниц)

Глава третья

– Вот у кого душа изболелась, – сочувственно сказал Ляонас, шагая рядом с возом. – Плетется за нами, точно на похоронах, глаз не спускает!

Переночевав на пригородном хуторе у верного человека, они с Аляной теперь подходили к городской заставе, каждый со своим возом. Хозяин хутора шел за ними следом с бидоном молока. Без колебаний отдал он своих лошадей, когда их попросили у него от имени Матаса. Отдать-то отдал, а приказать сердцу не болеть за них от страха никак не мог. Вот и плелся, точно чужой, за своими собственными лошадками, полный отчаяния и решимости не подвести своих.

Возы подъехали к рогаткам с колючей проволокой, которыми на ночь загораживалась дорога. Теперь рогатки были раздвинуты. Автоматчик со впалыми щеками, заросшими рыжей щетиной, остановил какой-то воз и, покопавшись, отобрал несколько пучков моркови. Хозяйка воза, придерживая лошадь, стояла и испуганно улыбалась, стараясь сделать вид, что не обращает на это никакого внимания, прямо-таки не видит, как солдат копается в ее возу.

Держа пучки моркови, как букеты, в обеих руках, рыжий солдат перешагнул через канаву и сложил их на землю около лавочки, где сидел второй автоматчик. Там лежало уже десятка два яиц и кочан капусты.

Возы с дровами солдат только окинул скучающим взглядом и, присев на скамейку, достал перочинный ножик и начал аккуратно обрезать от морковки ботву.

«Слава богу, их не тронули», – с облегчением вздохнул хозяин лошадей, сам не заметив того, что думает уже не о лошадях, а об этих двух – девушке и парне.

Рыжий автоматчик подозвал его и, когда он подошел, подставил ему граненый мутный стакан. Хозяин налил молока, немец выпил не до конца, выплеснул остаток и протянул стакан товарищу.

Тот с отвращением сморщился и потер рукой живот.

Когда хозяин опять выбрался на дорогу, возов с дровами не было видно. Он испугался и быстро зашагал к базарной площади.

Его возы стояли среди множества других таких же, а Ляонас, задав лошадям корму, как настоящий хозяин, прохаживался вокруг, переговариваясь со своими случайными соседями.

Девушки не было видно.

Хозяин пристроился в молочном ряду так, чтобы хоть издали приглядывать за лошадьми.

Аляны долго не было. Потом она на минутку вернулась и опять ушла. «Что-то не ладится у них дело», – тоскливо думал хозяин, старательно отмеряя' литровой кружкой молоко покупательницам. И вдруг обнаружил, что ни возов, ни лошадей на прежнем месте нет. «Ну и что ж, они меня предупреждали», – уговаривал он себя, чувствуя, что начинает потеть от волнения.

Немного погодя он схватил бидон, где плескалось еще порядочно молока, и, стараясь не спешить, пошел к дровяному складу. Ворота были широко открыты, из них как раз выезжал военный немецкий грузовик с длинными березовыми дровами. В глубине обширного двора другой такой же грузовик с откинутыми бортами медленно пятился к высокому штабелю. А оба воза с лошадками стояли в сторонке, видно, дожидались своей очереди.

Хозяин несколько раз прошелся мимо ворот, не смея войти и не в силах уйти.

– Долго ты будешь здесь мотаться? – неожиданно появившись в воротах, спросила Аляна. – Иди и жди, где тебе сказано.

Странно, но после того, как она его вроде бы обругала, он почувствовал себя спокойнее и, не ответив ни слова, поплелся к базару.

Аляна немного постояла, глядя ему вслед, и вернулась на склад.

Ляонас, сидя на бревне, что-то чертил кнутовищем по земле, покрытой слоем грязных опилок.

Не поднимая головы, он спросил:

– Ну что?

– Да ничего. Прогнала.

Некоторое время оба молча следили за тем, как заведующий складом со своим единственным рабочим грузили на немецкую машину дрова. Солдат-водитель, распахнув дверцу кабины, курил, развалясь на сиденье и полузакрыв глаза.

– А в каком месте это было? – вдруг спросил Ляонас.

– Как раз когда мы стали выезжать с рынка по тому переулочку. Я заметила, что кто-то на нас смотрит.

– Ну и что? На то он и полицай, чтоб смотреть. Чудо какое!

– Он шел за нами. До самого угла шел. И там остановился, будто не мог решить, идти дальше или остаться.

– Но ведь он не пошел за нами?

– Нет.

– Значит, все в порядке, и брось ты об этом думать.

Заведующий складом подтолкнул в кузов последнее длинное полено и поднял борт машины. Тяжело дыша, он липкими от смолы пальцами вытащил карандаш и сделал на листке какую-то пометку.

Водитель втянул ногу в кабину, захлопнул дверцу, нажал на стартер и сразу дал бешеный газ. Машина рванулась с места и с ревом вылетела за ворота.

– На меня он, кажется, никакого внимания не обратил, а к тебе определенно присматривался, – упрямо сказала Аляна.

– Ну и черт с ним! Если хочешь знать, мы до войны жили поблизости отсюда. Он мог меня когда-нибудь видеть.

– Глаз у него очень паршивый был.

– А какой у полицая может быть глаз?

– О чем у вас тут спор? – подойдя, спросил заведующий.

– Да вот она, – сказал Ляонас. – Все насчет этого полицейского.

– Я говорю, что морда у него больно паршивая, – сказала Аляна.

– Урод? – спросил заведующий.

Аляна наморщила лоб, припоминая.

– Хуже урода… Такой гладкий красавчик. Затянутый, точно в корсете.

– Есть и такие у нас, – сказал заведующий. – Гады у нас всякие есть. На все вкусы, только выбирай.

– Может быть, пока наши подводы разгрузить? – спросил Ляонас.

– Пусть стоят. Пока я не принял дрова, у вас тут дело есть. А если разгрузим, чего станете дожидаться?

– А долго еще? – спросила Аляна.

– Еще часок надо подождать. А если нет, – значит, сегодня ничего уже не получится.

– Мы сколько угодно согласны ждать, – сказал Ляонас, – только бы дело сделать.

– Мы сами как на раскаленных угольях сидим, пока эти ящики с гранатами под дровами лежат. Только, видно, что-то случилось с товарищем, который должен пригнать машину… Подождем… – И вдруг крикнул своему рабочему – Эй, Юлюс! Чего стоишь? Принимай у мужика дрова!

Во двор входили два немца – солдат с портфелем в руке и офицер. У двери деревянной будки-конторы офицер взял из рук солдата портфель и прошел внутрь. Следом за ним вошел заведующий, держа в руке торопливо стянутую с головы шапку.

Юлюс показал Ляонасу, куда отвести подводы. Поглядывая на дверь конторки, все втроем они начали сбрасывать на землю поленья и складывать их в штабель.

Немного погодя Юлюс тихо сказал:

– Если тут что-нибудь начнется, уходите. Уходите и не оглядывайтесь.

– А что может начаться? – спросила Аляна.

– Не знаю, мало ли что! Совсем ему не время было сегодня сюда приходить. Выводите лошадей за ворота и подождите там, посмотрим, что будет.

Дверь конторы распахнулась, и офицер, пригибаясь, шагнул через порог. Он протянул солдату свой портфель, и оба зашагали к выходу – офицер впереди, солдат с толстым портфелем на полшага позади.

Лицо у Юлюса просветлело, и он тихонько засмеялся. Аляна, невольно улыбнувшись, оглянулась на него. Это был немолодой, очень бедно одетый человек. Аккуратные заплаты на его брюках давно уже прорвались, вылинявшая голубая рубашка открывала дочерна загорелую, морщинистую шею. Теперь, когда он улыбался, видны были его большие, очень белые зубы, среди которых не хватало двух передних.

Заведующий смотрел вслед ушедшим немцам, пока они не скрылись за воротами.

– Вот так мы и живем, – сказал он.

– Зачем они приходили? – спросила Аляна.

– Ревизия. Хотели обмерять дрова. Только этого нам и не хватало!

– А почему ушли? – спросила Аляна.

– Я уговорил обложить это дело до понедельника.

– И он такой покладистый, что согласился?

Заведующий кивнул и, слегка сдвинув кверху рукав, открыл кисть руки, на которой белела незагорелая полоска от браслета часов.

– Хорошо, что они у тебя золотые были. Простых он бы не взял! – Юлюс опять засмеялся.

– Не знаю. Принял очень даже элегантно и сказал: «Уверен, что к понедельнику склад будет в порядке. Я надеюсь, что вы только немножко мошенник, не более того!» – так и сказал.

С улицы донеслось рычание тяжелого дизельного мотора, и, встряхнувшись на глубокой выбоине у ворот, во двор въехал новый грузовик. Около будки конторы водитель затормозил и, не выключая мотора, вышел.

– Наконец-то! – пробормотал заведующий и быстро пошел навстречу.

Водитель стоял, внимательно осматриваясь.

– У нас все в порядке, – сказал заведующий.

– Это они? – спросил водитель, глядя на Аляну и Ляонаса.

Заведующий кивнул.

– Ну, тогда давайте не волынить. Меня отпустили в ремонтную мастерскую, менять аккумулятор. Он еле дышит. Куда подавать машину?

Задним ходом он въехал за будку к высокому штабелю бревен, на который показал заведующий.

– Почему мотор не выключаешь? – спросил Юлюс.

– Давайте не разговаривайте! – окрысился водитель. – Мотор! Да если его заглушить, может, больше и не заведешь…

Заведующий сделал знак Юлюсу, и они вдвоем с лихорадочной быстротой начали разбирать штабель. Ляонас и водитель сунулись было помочь, но их отогнали.

– Не подходите. Ничего не трогайте…

Минуту они смотрели, как те двое работают, точно на пожаре. Аляна спросила:

– Может быть, лошадей можно теперь хозяину отдать?

– Конечно, отдай, пусть убирается поскорее, – тяжело дыша, проговорил заведующий. И, увидев, что она повернулась, чтобы уйти, крикнул – Да прикрой хоть одну половинку ворот и подопри поленом, чтоб кто-нибудь с ходу не въехал!

Аляна сделала, как он просил, и пошла к рынку. Хозяин сидел на корточках, прислонившись к забору, рядом с бидоном. Вид у него был такой, что он сидит здесь уже не первый день и приготовился сидеть еще неделю. Аляне пришлось его слегка встряхнуть за плечо, чтоб он поскорее понял, в чем дело. Спотыкаясь и цепляясь своим гремящим бидоном за углы, он суетливо поспешил за Аляной, испуганный и не верящий своему счастью.

Только когда она вывела ему на улицу лошадь, а Ляонас, следом за ней, вторую и он, привязав повод второй лошади к задку телеги, влез на свое место, сжимая в руке выписанные по форме квитанции о сдаче дров, – он почувствовал, что жизнь к нему возвращается. Он чуть было не сказал, что согласен еще подождать, если надо, но Ляонас уже дернул вожжи, безжизненно повисшие в руках у хозяина, лошадь потянула, и телеги поехали вдоль улицы, с каждым шагом удаляясь от склада, от опасностей, обратно к хуторку, к родному дому, к картофельному полю и полоске ячменя, к яблоням и огороду – ко всему, с чем хозяин в душе чуть было уже не простился.

Глава четвертая

Когда верхние ряды бревен были разобраны, Юлюс принес из конторы большие ржавые ножницы. Он стал на колени, потом лег на живот и осторожно, стараясь не сдвинуть ни одно полено, пополз вперед.

Заведующий, нагнувшись, напряженно следил за каждым его движением. Ляонас и водитель стояли за его спиной.

– Да отойдите вы отсюда подальше! Что вы мне в затылок дышите! – не оборачиваясь, раздраженно прикрикнул на них заведующий.

– А сам? – хмуро сказал водитель. – Как будто это поможет, если на десять шагов отойти…

Юлюс просунул руку с ножницами далеко в щель между бревнами. Ножницы лязгнули, перекусив проволочку.

– Раз! – сказал заведующий.

Юлюс полежал минуту, по-прежнему вглядываясь куда-то в глубь штабеля, затем уверенно протянул руку, ножницы снова лязгнули, заведующий сказал: «Два!» – и ножницы лязгнули еще раз.

Юлюс поднялся, стряхивая мусор со своих заплат на коленях.

– Здорово! – с уважением сказал Ляонас. – Заминировано? Это по-хозяйски!

– А ты как думал? – повеселевшим голосом откликнулся заведующий. – Теперь беритесь разом, поживей.

Они торопливо разбросали последний ряд бревен, прикрывавший ящики с гранатами, и, не чувствуя тяжести, стали укладывать их в кузов грузовика.

– Хватит, – сказал наконец заведующий. – Тут осталось еще на одну машину, неполную. Нужно ведь сверху место для дров оставить.

Поверх тяжелых ящиков с ручными гранатами они уложили два ряда длинных поленьев.

– Ну… – сказал водитель, и вдруг лицо у него так потемнело, что Юлюс спросил:

– Что с тобой? – и испуганно оглянулся.

– Так и есть. Сел аккумулятор! Все-таки сел, проклятый!

Он бросился в кабину, вытащил заводную ручку, сунул ее Юлюсу, а сам схватился обеими руками за баранку и, полуоткрыв рот, приготовился слушать, заработает ли мотор.

Юлюс крутнул раз, другой, третий, потом стал крутить отчаянно, исступленно, что было сил. Раза два мотор дал вспышку, точно попытался ожить, но не смог.

– Пусти-ка меня! – сказал Ляонас.

Он взялся за ручку, широко расставив ноги, навалился, потом рванул кверху и все повторил сначала. В моторе слышался тяжелый сосущий звук. Гремела железная ручка, с хрипом дышал Ляонас. И вдруг все звуки заглушил живой, веселый рокот мотора.

Аляна и Ляонас вскарабкались в кузов и легли, накрывшись грязным брезентом. Юлюс открыл ворота.

– До завтра, – сказал заведующий.

На узеньких городских улицах было пустынно. Только с рыночной площади, гремя по булыжнику, одна за другой выезжали пустые телеги крестьян, спешивших засветло добраться до дому, потому что с наступлением темноты всякое движение было воспрещено.

Полулежа на корявых березовых стволах, Аляна, приоткрыв край брезента, видела только вторые этажи домов, мимо которых они проезжали.

Внезапно машина затормозила и остановилась. Совсем рядом послышался топот приближающейся колонны. Надрывно проорал какую-то немецкую команду срывающийся голос, и шаги стали удаляться; видимо, колонна заворачивала за угол.

Кто-то заговорил с водителем, и тот ответил лениво и ворчливо, как человек, занятый повседневным, надоевшим делом.

Наконец машина снова тронулась, сделала еще один поворот и стала прибавлять и прибавлять ходу. Через минуту они шли уже на такой скорости, что грузовик мотало из стороны в сторону. Аляне в бок впивался короткий сучок, но она чувствовала лишь одно, главное: машина мчится.

Скоро она услышала запах полевых трав. Большой одинокий дуб мелькнул и остался позади, и теперь перед глазами было только небо. Не сбавляя скорости, машина съехала по какому-то спуску, на полном газу вылетела на подъем, и тут шум мотора стал утихать. Грузовик катился некоторое время по инерции и, заскрипев тормозами, стал.

В наступившей тишине было слышно, как стрекочут в полях кузнечики и шумит, налетая порывами, легкий ветерок.

– Живы? – спросил водитель, вылезая на землю.

Ляонас высвободился из-под брезента, сел и спросил:

– Опять аккумулятор сел?

– Дышит, – сказал водитель. – Кто из вас дорогу показывать будет?

– Все равно. Оба знаем.

– Тогда давай ко мне девушку. Возить в кабине запрещено. Но девушка все-таки лучше.

Аляна спрыгнула на землю и едва удержалась на затекших ногах. Водитель натягивал на себя короткий фашистский мундир. Застегнув все пуговицы, он надел защитную шапочку, а свою одежду свернул и бросил на пол кабины.

– Для полиции! – коротко пояснил он.

– А брюки? – спросила Аляна, глядя на его засаленные рабочие штаны.

– Брюк не видать… Хватит с них и курточки…

Он пропустил Аляну в кабину, захлопнул дверцу и отпустил тормоза. Машина медленно двинулась вперед под уклон, бесшумно набирая скорость, пошла быстрее и быстрее, и, когда они стали подходить к мостику, скатившись с высокого холма, ее слегка дернуло, мотор завелся с разбега и заработал.

Они снова разогнались на полную скорость и мчались, точно за ними гнались по пятам. Минут через двадцать такой гонки Аляна крикнула в самое ухо водителю, что скоро будет поворот. Потом положила ему руку на плечо и показала на правую сторону дороги, где через канаву был перекинут полуразвалившийся мосток.

Переваливаясь с боку на бок, грузовик осторожно переполз через канаву и, снова набирая скорость, встряхиваясь на корнях, помчался по извилистой, твердой, как камень, лесной дороге.

Тяжелые сосновые ветки хлестали по ветровому стеклу и бортам. Накреняясь на поворотах, машина впритирку проскакивала между толстых сосен. Наконец Аляна схватила водителя за руку, он сбавил ход и остановился.

– Где-то здесь, – сказала она и, открыв дверцу, соскочила на землю.

Шагах в ста от них из-за деревьев показался человек. Он замахал руками, подзывая подъехать поближе. Аляна вскочила на подножку, и они медленно выехали на полянку. Навстречу им высыпало человек семь-восемь автоматчиков в крестьянской и простой городской одежде.

Аляна узнала только Станкуса и Юргиса. Остальные были какие-то новые. Потом она заметила сержанта Гудкова и поняла, что это люди из его отряда. Видимо, Матас прислал их за гранатами.

– Ты предупреди-ка их, чтоб они меня в этом мундирчике не кокнули ради первого знакомства, – сказал Аляне водитель. – И вообще-то я этого не люблю. А уж от своих и подавно.

Аляна с удивлением на него оглянулась и увидела совсем новое лицо веселого, добродушного человека. Даже вот и пошучивать начал. Через минуту он, окруженный партизанами, раздавал всем сигареты, торопливо курил, не успевая затягиваться, смеялся над своим полуфашистским видом, неудержимо болтал, рассказывая про аккумулятор, про колонну, загородившую путь, и каждую фразу начинал так: «Слушайте, братцы товарищи!»

Кряхтя и потирая оббитые бока, Ляонас встал в кузове и начал сбрасывать на землю большие поленья.

– Поглядите-ка, – всплеснув руками, весело крикнул Станкус. – Умник-то наш опять что надумал! В лес дрова возить!..

Глава пятая

«Нормальный сержант» – так звали партизаны сержанта Гудкова, И в этом шутливом прозвище звучало уважение.

Гудков был одним из многих тяжело раненных в первые дни войны солдат, которых потихоньку подбирали, прятали и выхаживали на глухих хуторах литовские крестьяне. Поправившись, он во главе отряда из шести человек вполне самостоятельно открыл боевые действия против Гитлера, нападая на машины и сторожевые посты. Через несколько месяцев, раненный во второй раз, он привел свой отряд к Матасу, доложив, что общая обстановка и состояние отряда нормальные: потери – двадцать два человека убитыми, в строю налицо двадцать один боец…

Матас очень скоро оценил сумрачную пунктуальность Гудкова, его спокойную ожесточенность и, главное, удивительную способность воспринимать такие вещи, как бой в окружении, ураганный огонь противника, ночные прорывы через расположение карательных дивизий, как явления тяжелые, неприятные, опасные, но, в общем, нормальные и потому требующие нормального, толкового к себе отношения.

Операция по доставке на базу ящиков с ручными гранатами считалась очень важной. Поэтому особая группа автоматчиков под командованием сержанта Гудкова была переброшена для прикрытия на пригородный хутор.

Теперь, когда первый грузовик доставил гранаты и часть их уже была роздана бойцам, на хуторе все были охвачены почти праздничным весельем. Гранаты, о которых мечтали, ради которых прошли десятки километров по занятой врагом земле, гранаты, которые были добыты кровью и потом подпольщиков и которых так ждали «дома», на базе, были наконец в руках у бойцов.

Сидя у кухонного стола, при свете керосиновой лампочки, сержант Гудков аккуратно отсчитывал и раздавал детонаторы. Большая печь топилась и трещала вовсю, и громко шипело жидкое тесто, когда хозяйка наливала его ложкой на большие сковороды.

Аляна лежала под открытым небом на соломе, в углу двора, между сараем и кустами смородины. Закинув руки за голову, она смотрела вверх, на знакомые ясные звезды. Вокруг пахло теплым хлевом, смородиной и прохладным запахом трав, покрытых вечерней росой.

Все вокруг, до чего она могла дотронуться рукой: трава, куртка, которой она была прикрыта, даже волосы, – все было влажное от росы.

Она не думала ни о чем в отдельности, а как-то обо всем сразу: о том, что было когда-то давно в ее жизни, что было сегодня и что ее ожидает завтра. Дальше завтрашнего дня она сейчас думать не умела.

Рядом, за кустами, смеялись и разговаривали.

– Разве это так рассказывают? – перебил кого-то оживленный голос Ляонаса. – Бубнишь, точно инструкцию! Покороче сказать, эти железнодорожники у наших спрашивают, нет ли у нас какого человека похуже, кого не жалко, чтоб прямо со станции прицепился к отходящему поезду.

– Пошел трепаться! – послышался в темноте голос Станкуса.

– Ну, раз какого не жалко, – мы и выбрали Станкуса! К тому же он в америках наловчился сигать с поезда на поезд на полном ходу. Вот мы его и отправили на станцию. Железнодорожники указали состав, он вскочил на ходу и поехал с ракетницей за пазухой. Так ведь умный человек что бы сделал? Дал бы заранее ракету, а сам, перекрестясь, махнул бы под откос, где помягче. А этот? Он все боялся, вдруг фашисты рано поднимут тревогу!.. Он сидит верхом на буфере и гадает: пора – не пора?

– Слышите, как врет, – укоризненно проговорил Станкус. – Не был я на буфере. Со всем удобством сидел на площадке!

– На чем бы ни сидел, а доехал он, братцы, до самого моста, пустил ракету прямо перед нашим носом, – это он, значит, чтоб повернее было, – и скакнул под откос. А тут минуты не прошло, музыка заиграла, этого умника, наверное, раз шесть взрывной волной перекувырнуло и в болото шлепнуло. Тревога по всей линии, самое время поскорее уходить, к мосту охрана стягивается, а он лежит в луже, как водяная русалка, ручки сложил, и вокруг него лягушки квакают!

Слушатели засмеялись. Станкус закашлялся и сказал:

– Тут он как раз не соврал. Я бы долго там лежал, если бы он, дуралей, меня не потревожил. И как он меня в суматохе там нашел? До сих пор не пойму.

– Искать! Шел себе мимо да чуть не наступил! – дурашливо проговорил Ляонас.

– А зачем на спину взвалил и два часа волок на своем хребте?

– А кто мне полторы пачки табаку должен остался? А? Нет уж, думаю, пускай сперва отдаст, голубчик!

Смех еще не утих, когда кто-то быстро проговорил вполголоса:

– Сейчас все будет нормально.

Сержант Гудков вышел из дома. В темноте приближался огонек его сигареты.

– Здоровы гоготать вы, ребята! За версту слышно. Потише надо, – сказал он, подходя. – Станкус, конечно?

– Я молчу, – отозвался Станкус. – Пастушонок тут народ потешает!

– Тебе чуть свет опять в город надо, – сказал Гудков. – Лучше выспался бы.

– А мне? – спросила Аляна, приподнимаясь.

Сержант повернулся на голос и, не видя ее, сказал:

– Да нет. Тебе ни к чему. Он теперь сам дорогу знает. Правильно?

Конечно, правильно, – поддержал Ляонас, – Все будет нормально!

– Вот именно, – невозмутимо согласился сержант. – Пусть будет только нормально, больше с тебя не спросят! Спокойной вам ночи. Пойти поглядеть, как там наше охранение проявляет бдительность.

После его ухода голоса стали стихать, и скоро послышалось дыхание заснувших, усталых людей.

Аляна тоже понемногу начала дремать. Приоткрывая глаза, она видела звезды. Казалось, что они стали ниже или она поднялась вверх, и теперь уже не она смотрит на звезды, а они на нее, лежащую здесь, в закутке между сараем и углом забора.

Тихий шепот заставил ее насторожиться, и невольно она опять стала прислушиваться. Это Станкус с Ляонасом никак не могли наговориться после целого дня разлуки.

– …лучше ты все равно не найдешь, – слышался страстно убеждающий, мечтательный голос Ляонаса. – Поглядишь на нее, сам увидишь.

– Я-то погляжу… – ответил хриплый голос Станкуса. – А вот она как? Не бог весть какой я георгин, чтоб девушки, на меня поглядевши, ахали… Потрепанный я человек.

– Это уж моя забота!.. Я обещался найти ей хорошего жениха. А после писал ей, что у меня появился друг. Она даже привет велела тебе передавать.

– Ну и собачий же ты сын, – грустно проговорил Станкус. – Ничего не передал.

– Да ну, тогда я еще стеснялся… Они у меня дома, знаешь, до того радовались, когда я работу нашел. Только боялись, что ненадолго. А как получили письмо, что учиться начал, – ну-у! Сестренка с матерью, наверно, поскорей побежали в коровник и там, чтоб никто не видел, досыта выплакались от радости. Ведь я совсем темный был, соседи меня вроде за дурачка считали.

– А мне привет, значит? – помолчав, спросил Станкус.

– Да, «и твоему другу передай от меня привет»… Нет, «сердечный привет»! Вот как было написано.

– Так сразу и надо говорить, что «сердечный». А то «привет». Большая разница!

– И вот есть у меня такая мечта – поженю вас с сестренкой, обоих разом пристрою, будете жить счастливо…

Аляна слушала сквозь дремоту, пока не заснула. Когда утром она проснулась, Ляонаса уже не было.