Текст книги "Прости, но я люблю тебя (ЛП)"
Автор книги: Федерико Моччиа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)
Алессандро берёт обе папки, кладёт их подмышку и встаёт.
– Спасибо, синьор Коста, Вы были очень любезны.
– Пожалуйста, позвольте Вас проводить, – Тони Коста обгоняет его. Открывает ему дверь офиса и идёт к лифту. Нажимает кнопку вызова.
– Белли, простите, что немного задержал нашу встречу.
– Никаких проблем. Это было необходимо, не так ли? – указывает он на папки.
– Нет, дело в том, что у нас был небольшой кризис... – он показывает на Аделу, которая до сих пор красит ногти за своим столом. Тони Коста приоткрывает дверь офиса, затем подходит к Алессандро. – Она говорит, что я слишком много работаю, что мы никогда и ничего себе не позволяем. Поэтому мы съездили на неделю в Бразилию. Вы видите, мы немного загорели.
И правда, есть немного, думает Алессандро. Конечно, он ездил в Бразилию с секретаршей... Неплохо, как раз в духе частного детектива.
– Вы заметили новую картину в нашем офисе? Мы купили её в Байя-дель-Соль!
– Красивая... Это местная женщина, так ведь? Одета, как они.
– Да, – улыбается Тони Коста. – Аделе тоже хотелось так одеваться. Нам было очень весело. Словно у нас снова был медовый месяц, чего не могли позволить себе уже двадцать лет.
Появляется лифт, и открываются двери. Тони Коста протягивает руку Алессандро.
– Мы уже долгое время женаты и это был наш первый кризис, но мы его преодолели.
– Это хорошо. Я рад.
Тони Коста ему улыбается.
– Знаете, Белли? Я много лет в этой профессии и всякое повидал... Но в конце концов поянл только одну вещь: когда встречаешь стоящую женщину, не нужно терять времени.
Он смотрит ему в глаза и жмёт руку с силой. Затем поднимет подбородок, указывая на папки.
– Расскажите об этом своему другу.
82
Паола жуёт жвачку. Большая грудь, но своя, настоящая. Она высокая. Может, немного накрашена. Может быть. Но Мауро это не кажется важным. Она очень красивая. Он останавливает скутер и слезает.
– Паола, какой сюрприз!
– Мне нужно поговорить с тобой.
От её улыбки не осталось и следа. Она улетела, как одна из этих надоедливых и жирных ворон, которые уже и летают с трудом из-за обжорства. Эти вороны вдруг взлетают и покидают ветви своего дерева, даже не зная почему.
Мауро смотрит на неё. Паола опускает взгляд. И слова не нужны. Этот опущенный взгляд говорит всё. Больше, чем тысячи слов. К тому же в полной тишине. Это как крик. Мауро берёт её за подбородок и немного поднимает её лицо.
– Что стряслось, Паола? Скажи мне.
Она молчит. Вертит головой. Высвобождается из его руки. Она не может. Ей не хватает смелости вновь посмотреть в эти глаза. Тогда она решает освободиться от этого груза, который давит на неё. Снова поднимает взгляд. Встречается с глазами Мауро и на этот раз бросается в этот омут. Падает прямо на дно.
– Я хотела сказать тебе...
Мауро сощуривает глаза. Он словно не здесь. Он пытается смотреть дальше, намного дальше, в глубине глаз Паолы, ещё глубже, в этих глазах, которые были его спасением. Глаза его любви, смеха, страсти. Как она их закрывала в первый раз, когда он взял её, как она вновь открывала их после каждого нежного поцелуя. Эти глаза сейчас другие. Потухшие. Что с ними такое? Что за ними скрывается?
– Что ты хотела сказать мне?
– Я должна сказать... – Паола делает длинный выдох, слишком длинный. У Мауро вдруг все волосы на теле встают дыбом, он как нервный кот, который чувствует угрозу. Опасность. Паола отдаёт себе в этом отчёт. Изображает слабую улыбку. Наверняка для того, чтобы сделать более терпимым то, что собирается сказать. Словно это вовсе не важно, это просто увлечение, всё уладится.
– Думаю, нам лучше не видеться некоторое время.
Мауро подносит руку к лицу, как зонтик.
– Что ты хочешь этим сказать?
Паола отстраняется, она напугана. И Мауро это понимает.
– Что случилось? Чего ты боишься? Ты боишься меня? – и он начинает говорить медленнее. – Если ты боишься, что я подниму на тебя руку… значит, есть повод думать, что это случится…
Паола опускает взгляд. Она не может больше. Сколько раз она представляла и проигрывала эту сцену у себя в голове? Практически каждый вечер, по крайней мере, в течение месяца. С того дня. С тех проб. С тех пор, как встретила его. Она репетировала эту сцену чаще, чем любой сценарий, который изучала раньше. Но на этот раз не всё пройдёт гладко. Она не смогла зайти дальше. Не потому, что так бы ей больше понравилось. Потому что так было решено. Паолу разрывает на куски. Теперь пусть Мауро всё узнает. И будь что будет.
– Нет, Ма... просто я встретила кое-кого... и... – она поднимает лицо, смотрит на него, пытается улыбнуться, – ну, пока что ничего не было.
Мауро не может поверить, он не верит своим ушам.
– Пока что? Что это значит?
– Да, я клянусь тебе, это правда. Я ничего не сделала.
– Я это уже понял, но что значит «пока что»? Что должно произойти? Что будет? – Выражение лица Мауро меняется. Его лицо становится напряжённым. Он словно превращается в камень. – Я понял. Дело в том режиссёре, который дал тебе записку, в тот раз, когда я был с тобой, я не прав?
Паола улыбается.
– Ещё чего, он гей. – Выдержав паузу, она становится серьёзной. – Нет, это твой фотограф, Антонио, – улыбается Паола, счастливая, открытая, удовлетворённая своей честностью.
– Конечно... Антонио, – Мауро наклеивает на лицо странную улыбку от такого ответа. Затем он даёт ей пощёчину своей большой решительной ладнью, слева направо. Хватает её. Бьёт прямо в лицо, отчего она теряет равновесие. Он толкает её, трясёт её, оглушает её, треплет её волосы в разные стороны.
Паола поднимается, снова появляется перед ним, изумлённая, копается в своих волосах. Она поправляет их, как может, обеими руками. Убирает их с лица, чтобы вновь найти свет. Чтобы понять. И вот он перед её глазами, ошарашенными, удивлёнными, напуганными. И вдруг она начинает закрываться руками, потому что понимает, что над ней сейчас закружится ураган Мауро.
– Будь ты проклята, несчастная, жалкая тварь. Поэтому ты сегодня выключила мобильник, – он бьёт её. Его руки словно безумные лопасти ветряной мельницы. Поднимаются, опускаются и наносят удары. Ревнивые и болезненные. Как трактор без водителя, который едет сумасшедшим зигзагом. Но не тот, который собирает пшеницу. Он собирает урожай блондинок в лице бедной Паолы. Пинки, удары, пощёчины. Паола поскользнулась, и Мауро размахивается, чтобы ударить её в живот, когда вдруг кто-то его хватает. Он резко исчезает с глаз Паолы и оказывается напротив стены, рядом с забором.
– Тихо, Ма...
Паола открывает свои опухшие глаза. Она приходит в себя. Снова медленно поднимается, у неё всё болит, она сломлена и ошеломлена всеми этими ударами.
– Я убью её, эту тварь, отпусти меня! – Мауро пытается высвободиться, дрыгает ногами, прыгает, дёргается назад.
Но отец крепко держит его. Он обнимает его, как цепью. Держит его своими сильными руками пикадора с такой же лёгкостью, как он это делал, когда сын был маленьким.
– Тихо, я сказал, успокойся.
Паола убегает, почти спотыкается, скользит, оборачивается на мгновение, а затем исчезает за углом. Дверь закрывается. Машина заводится. Тёмный Вольво с визгом проезжает перед ними. Он увозит Паолу. Он увозит любовь и иллюзии, которые могли остаться навсегда. Отец и сын остаются одни здесь, на маленькой пустынной площадке.
Ренато отпускает его, вытягивает руки и освобождает его из этих кандалов.
– Идём, Ма, надо заходить, ужин уже готов, – он достаёт ключи из кармана и открывает ворота. На мгновение останавливается. Оборачивается к сыну: – Ты идёшь или нет? Твоя мать нас ждёт, чтобы сварить пасту.
Мауро смотрит на него со слезами в глазах. Подходит к своему скутеру, запрыгивает на него. Изо всех сил жмёт на газ и уезжает, ускоряясь на гальке, со слишком хорошим задним колесом, чтобы кататься по здешним улицам.
– Куда ты, Ма? Ма! Не влезай в неприятности! Её не волнует, если с тобой случится какое-то дерьмо! – кричит его папа, по-своему пытаясь быть хорошим отцом. Ренато кричит и бежит за скутером, который теряется в последних лучах солнца, заходящего после тщетной погони за счастьем.
83
Бывают в жизни моменты, для которых музыкальное сопровождение ещё не придумано. Тем не менее, ведя машину, Алессандро ищет среди своих дисков в бардачке тот, что ему кажется наиболее подходящим. Выбирает один. Крупная рыба. Саундтрек к фильму. Эдвард Блум и его сын Уилльям. Потому что иногда то, что может показаться странностью, что-то нечистое, таковым не является, просто это другая красота, красота, которую мы не можем принять. По крайней мере, в данный момент. И тут он видит его. Он выходит из своего чёрного Гольфа и осматривается. Ищет его. Они назначили встречу на проспекте дель Виньола. Здесь они прогуливали уроки, когда учились, списывали домашнее задание, перед тем, как войти, здесь, счастливые, обнимались, узнав результаты выпускных экзаменов. Положительные результаты. Мне это показалось единственным правильным местом, которое может всколыхнуть в нас какое-нибудь воспоминание о корнях. Где он будет чувствовать себя хорошо, думая о прошлом, когда будущее так пугает, где он сможет подумать, что не всё рушится только из-за одной простой временной неприятности. Алессандро смотрит, как он идёт. Энрико подходит к Мерседесу, вжав голову в плечи.
– Ветренно сегодня, – Энрико залезает в машину и захлопывает дверь. В другой момент у Алессандро могло скривиться лицо от этой двери. Но не этим вечером.
– Слушай, то, что...
– Нет, Алекс, перед тем, как ты мне что-либо скажешь, я хотел поблагодарить тебя. Серьёзно. Бывают вещи, которым цены нет. О них трудно просить, они даже могут разлучать людей. Так вот, это могло быть одной из таких вещей, а ты, наоборот, делаешь так, чтобы всё казалось проще. Возьми... – он даёт ему закрытый конверт. – Здесь внутри деньги, которые ты давал мне в долг, и небольшой подарок для тебя.
Алессандро смотрит на него с некоторым смущением. Рядом с чеком лежат два билета.
– Чёрт возьми! Это же концерт Джорджа Майкла. Их ведь невозможно достать!
– Да, это благодаря моему коллеге. Его жена работает тур-менеджером. Это было нетрудно. Я подумал о вас с Ники. Джордж Майкл может нравиться вам обоим. Если нет, то ты можешь пойти, с кем захочешь, так ведь?
Алессандро разглядывает билеты. Он кладёт их обратно в конверт.
– Тебе незачем было это делать.
– Я сделал это с удовольствием, – а затем Энрико становится серьёзным. – Ладно, расскажи мне всё. Как прошло? Что я должен узнать?
– Я не знаю, я предпочёл, чтобы он мне ничего не рассказывал.
Энрико вдруг заглядывает ему в глаза, словно безнадёжно ищет в его лице какую-то ложь. Он расслабляется. Нет, Алессандро и правда ничего не знает. Или он великолепный актёр.
Алессандро тянется назад и достаёт только одну папку. Голубую.
– Возьми, всё здесь, в этой папке.
Энрико берёт её и касается, гладит, едва ли не лаская. Видит этот маленький голубой бантик, который надёжно хранит свои секреты. Энрико смотрит на Алессандро.
– Можно?
– Она твоя, за это заплатил ты.
Энрико готов развязать бант.
– Один момент!
– Что случилось, Алекс?
– Ты уверен, что не хочешь открыть её, когда будешь один? Это касается тебя, вас. Знаешь... вдруг ты захочешь, чтобы меня здесь не было.
– Я не знаю, что найду здесь. Так что я предпочитаю, чтобы ты был со мной.
– Хорошо, как хочешь, – Алессандро позволяет ему сделать это.
Энрико медленно открывает папку. Затем, словно безумец, жадный до новостей, до правды, до обнаруженной, наконец, лжи, начинает листать эти документы, он пробегается по всем пунктам. Рассматривает даты, встречи, дни, расписание, места. Не хватает фотографий. Он открывает конверт. Вот они. Камилла. Камилла одна. Камилла с подругой. Камилла с ним. С другой подругой. Затем одна, одна, одна. Одна и с ним. Вот и всё. Всё, как вчера. Энрико выдыхает. Закрывает папку. Подносит её к лицу. Сильно прижимает её к себе, почти вдыхает её. Алессандро смотрит на него.
– Эй... Энрико, ты помнишь? Я ещё здесь.
Энрико приходит в себя.
– Да-да, всё в порядке.
– Тогда что там?
– Хорошо, всё хорошо. По фотографии практически на каждый день, и нет ничего более того, что я был счастлив увидеть. Она чиста.
– Отлично сказано, вы похожи на персонажей американского детектива... Она чиста. Что ты имеешь в виду? Значит, она ни с кем не встречается?
– Она честна. Она верна. Единственный её мужчина – это я. Ещё здесь её подруги и всё, чем она занимается в течение дня.
– Ну, ты наконец-то удовлетворён? Успокоился? Ты не чувствуешь себя запачканным, тебя устраивает то, что за ней следили, искали какие-то улики? Когда мы кого-то любим, не должны ли мы просто слепо верить? А если наше доверие предают, не лучше ли узнать об этом естественным путём?
Энрико серьёзно смотрит на него.
– У тебя нет такой проблемы. Возможно, на самом деле ты не влюблён в Ники. Возможно, и Элену ты не любил, раз позволил вот так просто закончиться такому роману, как ваш. Ты ведь хотел жениться на ней, разве не так?
– Да.
– А вместо этого ты сейчас встречаешься с девчонкой. И ты даже не кажешься разочарованным тем, что с Эленой всё кончено. Вот так, вдруг. Всё закончилось, прощай – и ладно.
– Ты ошибаешься, Энрико, я люблю любовь. Красоту любви. Свободу любви. Люблю идею того, что ничего не требуется, что любовь другого человека, его время, его внимание – это такие подарки, которые нужно заслужить, а не только притворяться. Даже когда вы уже стали парой. Мы вместе, потому что выбрали друг друга, а не потому что должны. И да, я хотел навсегда остаться с Эленой. Но она ушла. Она так выбрала. И сейчас она наверняка уже с другим. И что я могу сделать, кроме как идти дальше? Продолжать любить её за то, что у нас было, что я с ней испытал, но чего больше нет?
– Я думаю, ты мог бы подождать, вместо того, чтобы сразу же начать встречаться с Ники, ведь она могла бы вернуться.
– Энрико, прошло уже три месяца. Она ни разу мне не позвонила. Больше, чем за три месяца.
– Я уважаю твои мысли, Алекс, и не имею ничего против Ники. Надеюсь, ты будешь с ней счастлив. Но ты не понимаешь моей ситуации и моих страхов. Я люблю Камиллу, но также мне нужно чувствовать себя уверенным, – Энрико выходит из Мерседеса. – Пока, Алекс, и спасибо тебе за всё ещё раз, надеюсь, никому из нас не придётся возвращаться к таким вещам.
Алессандро улыбается.
– Я тоже! А, кстати, детектив мне сказал, чтобы я передал тебе кое-что: когда встречаешь стоящую женщину, не нужно терять времени. Иди домой, Энрико.
Его друг возвращается к машине и обнимает его. Затем он уходит, больше ничего не говоря. Быстро идёт к своему Гольфу. Но сначала он останавливается перед мусорным баком. Открывает его ногой. Берёт папку, рвёт её на тысячи кусочков и выбрасывает. Затем он залезает в машину. Смотрит на Алессандро в последний раз и удаляется.
Алессандро ещё ненадолго остаётся там, в тишине. Снова включает CD-проигрыватель. Он остановился на Sandra's Theme Дэнни Элфмана, и Алессандро вспоминает последнюю сцену фильма, последний кадр, прыжок в реку. Алессандро опускает стекло. Лёгкий ветерок уже говорит о лете, но шёпотом. Он закрывает глаза. Теряется в своих мыслях. Японцы. Элена. Работа. Любовь. И тут – неожиданность. Жасминовая девушка. Ники. Эта абсолютная нехватка уверенности. Это захватывающая прогулка по краю, нависшему над бездной. Красное и чёрное. Прыжок туда, где вода голубее. Ничего больше. Но правда ли это вода, там, внизу?
Алессандро открывает бардачок. Вторая папка, красная, закрыта здесь. Со своим крепко завязанным бантиком. Он смотрит на неё с момент. Что же может быть внутри? Ничего? Всё? Алессандро выходит и подходит к мусорному баку. Мгновение вертит бант в руках. Затем берёт папку в одну руку, другой достаёт зажигалку из куртки и зажигает. Страницы быстро начинают морщиться и гореть. Пламя слегка потрескивает, пока лёгкий дымок поднимается к небу, медленный, он танцует на ветру, почти веселится, унося с собой все эти тайны. Знать или не знать? Вот в чём вопрос. Алессандро – архитектор жизни другого человека. Маленький Бог кто знает какой бесполезной или великой правды. Должен ли он был отдать эту вторую папку или нет? Другие фотографии, другие секреты, возможно, боль, возможно, предательство... Кто знает. А папка между тем горит. Снова и снова. И это насмешливое пламя уносится ветром, оно смеётся в своей эйфории, но молча. Каким-то образом он читает. Знает. И уносит с собой любое возможное откровение. И потом больше ничего. Пепел. И любовь. На самом деле, любовь может дать свои собственные ответы.
Алессандро берёт свой мобильный телефон. Нажимает на кнопку. Быстро пролистывает список. Находит. Звонит.
– Где ты? Да, я знаю, где это. Сейчас буду.
84
Мади, молодая филиппинка, быстро протирает всё, что стоит на маленьком столике напротив дивана. Вдруг открывает дверь. Алессандро входит, целуясь с Ники. Жадно, он жадно целует её. Вдумчиво, с яростью, с желанием, с голодом, с...
– Мади? Вы всё ещё здесь?
– Синьор, по пятницам я до восьми, Вы забыли? Вы и другая синьора сказать, что я здесь три раза в неделю. Вторник, среда и пятница. Сегодня пятница, – Мади смотрит на свои часы. – Половина восьмого.
Алессандро роется по своим карманам, находит двадцать евро и даёт их Мади.
– Сегодня выходной. Сейчас выходной, уходи... Прогуляйся с подругой, по магазинам, что угодно, только уходи, – он ведёт её к черному ходу, на кухню, туда, где пожарная лестница. По дороге Мади берёт свою сумку и куртку с кухни, а затем осторожно выходит. Алессандро ставит сигнализацию, потом идёт в гостиную и закрывает входную дверь тоже.
– Эй, где ты?
В тишине дома Алессандро, развеселившийся, ищет Ники. Она точно испарилась. Он ищет в комнате. В ванной. Смотрит за диваном, в спальне, под столом. Но большой шкаф приоткрыт и предаёт её. Алессандро ставит CD: Confessions On A Dance Floor.
Затем он повышает голос.
– Где же жасминовая девушка? Куда она пропала? – он тихонько подходит к шкафу. Снимает с себя одежду. Он выбрасывает на пол рубашку, затем брюки. – Где же она? Я чувствую её запах, её дыхание, её сердце, чувствую её возбуждение, её желание, её милую улыбку... – И вот Алессандро раздет. Он гасит последние лампы и зажигает маленькую свечку. А затем залезает в шкаф. – Где самая красивая рубашка, которую я могу надеть?
Ники смеётся, закрывая рот обеими руками. Напуганная, взволнованная, удивлённая, неверящая в то, что он её нашёл. И тут она начинает его целовать, раздеваться, словно голодная, с яростью, с желанием, между одеждой, которая падает с вешалок, простые цветные комплекты, которые ласкают её, падая на пол и в один миг превращаясь в огромную разноцветную кучу. Серый, светло-серый, тёмно-серый, синий, даже цвет тростникового сахара, такой сладкий в этот момент. Они скользят во всей этой одежде. И Ники кидает на пол ещё больше одежды. Рубашки, пиджаки, брюки. Какая захватывающая путаница. Алессандро притягивает её к себе, крутится с ней, обхватывает её ноги, касается её, сжимает её и покрывает поцелуями её шею, лицо, и снова целует, и покусывает, и вот снова её ноги, которые никогда не закончатся.... Вкусы, запахи, вздохи, настроения, побеги, возвращения... Бурное море.
– Нет, нет, прошу тебя, нет... – Улыбка. – Да, да, пожалуйста, да...
Её рот и его пальцы. Теряться в каждом уголке, в каждой клеточке тела, без границ, без стыда, смотря, подглядывая, сопротивляясь... Обнаруживая себя после штормовой волны. Готовые, расслабленные, опустившиеся, лёгкие, влюблённые, запутавшиеся в простынях, немного глубже.
– Эй, что с тобой?
Алессандро возникает в простынях, в цветах в первом часу ночи. Он улыбается.
– Что? Где?
– Я не знаю, ты ещё не пришёл в себя. Ты не был похож на себя. Мы занимались любовью совсем по-другому...
– А как?
– Секс был дикий, голодный. Даже немного отчаянный. Но всё равно хороший. Это из-за вечерней встречи?
– Более или менее!
– Ладно, но только в этот раз и в виде исключения... Да здравствуют совещания! Я хочу кое-что тебе показать.
– После всего, что я уже видел?
– Дурак!
– Ещё больше звёзд?
Ники встаёт и включает компьютер.
– Сегодня, когда я занималась у Эрики, мы нашли кое-что в интернете, и посмотри, где мы собирались остановиться... – её голая спина сзади такая красивая.
Алессандро подходит к ней. Нежно поглаживает её. Медленно продвигается к её самому чувствительному месту. Останавливается.
– Эй, так я не понимаю, что ищу, и кликаю куда попало. А вот, вот оно, я нашла! www.ilfarodellisolablu.it. Смотри, как красиво!
Алессандро садится с ней рядом. Довольная, Ники смеётся, она выглядит такой счастливой, мечтательно листая эти страницы, которые вдруг перестают казаться виртуальными.
– Видишь? Там ты можешь превратиться в «lighthouse keeper», смотрителя маяка. Представь себе, за пятьсот евро в неделю можно остаться там. Ты один станешь смотрителем Голубого Острова.
На мониторе компьютера появляются один за другим снимки. Маленький светло-зелёный остров погружается в синее море внизу. Какие-то скалы. Выше, между этими скалами, огромный маяк. Волна разбивается о подводные камни. Афиша. Заметки для посетителей. Дорога, которая ведёт вверх, к птицам, в окружении кактусов и маленьких морских деревьев, которые считают, сколько же человеческих ног за всё время пытались подняться туда, вверх.
– Видишь? Там капитаны кораблей и их водные маршруты зависят от тебя. Ты освещаешь их путь, ты – это маяк... – Ники опирается на него. Абсолютно голая, горячая, нежная.
Алессандро вдыхает её запах.
– Так же, как ты – маяк для меня.
Ники улыбается и поворачивается. Она целует его этими губами, которые ещё не забыли о любви, как маленькая капризная девочка, которая хочет поцелуя и знает, что получит его. Алессандро берёт её лицо в руки и смотрит ей в глаза. Тысячи слов пробегают в этом взгляде. Тихие, весёлые, романтичные, влюблённые. Скрытые слова, слова, которые за кем-то гонятся, слова, которые рвутся наружу, как подземная река, как далёкое эхо в только что обнаруженной долине, как альпинист, который устал, но забрался на вершину горы, и оттуда он один кричит ветру и облакам, которые окружают его, о том, как же он счастлив.
Ники опускает глаза, а затем снова смотрит на него.
– О чём ты думаешь?
Алессандро ей улыбается.
– Ни о чём. Прости, я в открытом море. Ты мой маяк. Не гасни никогда.
А потом душ. Позже перекус в одних халатах. Затем прогулка по террасе, с разговорами о том о сём. Поцелуи. Шутки. Визги. Короткий перерыв на игры. Перед тем, как на террасу выходит сосед, чтобы поглазеть. И они прячутся. И смеются из-за этого. Чуть позже. После всего этого Ники снова хочет есть. Алессандро улыбается.
– Я тоже. У меня есть идея. Идём...
– Куда?
– Не к маяку на Голубом Острове, но в одно очень милое место.
И быстро, без лишних слов, они садятся в машину и подъезжают к зданию. «Ориент Экспересс». Сан-Лоренцо.
– Я и не знала об этом месте! – Ники осматривется вокруг. – Это же настоящий локомотив! Здесь едят в вагонах. Классно! Откуда ты о нём узнал, а? – Она смотрит на него с подозрением. – Ты ведь не ходил сюда с какой-нибудь другой семнадцатилетней девушкой, или, может, немного постарше, которая, ко всему прочему, уже сдала свои экзамены, и ей нечем заняться?
– Ещё чего! Мне рассказала о нём Сюзанна, жена Пьетро, которая обожает находить что-то новое, разные места, узнавать обо всём, что происходит в городе.
– Классно! Она мне уже нравится. Пьетро тоже мне показался неплохим типом, когда мы обедали все вместе.
Алессандро паркуется и выходит из машины.
– Ну... ты никогда в жизни не встречалась с Пьетро.
– Как это – не встречалась? Что с тобой, ты совсем дурачок? Он ведь даже за обед заплатил!
Алессандро берёт её руку и легонько стучит ей по лбу.
– Тук-тук-тук, можно? Есть кто-нибудь?
Ники вздыхает.
– Да, куча народу. Ужины и праздники в изобилии, радость и самые позитивные мысли. Кого тебе позвать?
Алессандро улыбается.
– Я искал ту, которая не станет говорить Сюзанне, жене Пьетро, что знает его.
– А-а, – улыбается Ники. – Поняла. Конечно. Та, что с ним знакома, вышла на секундочку...
– Всё, заходим, и будь внимательна.
– Зачем, неужели там все твои друзья?
– Ну, конечно, иначе зачем бы я стал говорить тебе всё то, что сказал? Какие же мы все счастливые, у нас здесь всегда отличная тусовка?! – Алессандро снова показывает на голову Ники. – Кроме тех случаев, когда нужно работать на японцев! Заходим, давай!
85
Роберто в гостиной. Из музыкального центра звучит выбранная им музыка. Он разливает белое вино в два бокала. Холодное, лёгкое. Он хочет побыть немного наедине со своей женой, поцеловать её, побыть в романтичной обстановке и потом – почему бы и нет? – запутаться с нею в простынях. Этого не происходило уже достаточно давно. Потому что любовная история тоже требует эмоциональных усилий. Служения. Помощи. Роберто прикрывает глаза. Нужно решить, сидя за столом, один вопрос, который никак не может оставить его. Если бы Симона его сейчас слышала, она бы его просто расстреляла в упор. Для неё любовь должна быть просто любовью и всё. Случайной любовью, естественной любовью, желанием любить. Как в том фильме, «Семьянин», когда Николас Кейдж входит в другое измерение и понимает, что никогда не жил реальной жизнью, которую Бог однажды, сделав исключение, решил показать ему. Он узнал, как всё могло пойти бы с той женщиной, если бы они поженились, если бы у них были дети, если бы он сдержал обещание, данное годами ранее, если бы... Все эти «если бы», которые слишком часто нас обуревают в течение всей жизни. И у нас нет такого хорошего режиссёра, чтобы Бог рано или поздно дал нам ответ. Джек Кэмпбелл, банкир-миллионер, живёт в шикарном пентхаусе, у него куча женщин и Феррари. Но в Рождество он просыпается в Нью-Джерси, рядом с Кейт, девушкой, с которой он встречался в колледже, которая могла стать его жизнью. И понемногу он понимает, что наверняка не стал бы таким богачом, каким является сейчас, может быть, но он точно был бы так счастлив, как никогда не был.
Если бы он не уехал работать в другой город, дав обещание вернуться. Невыполненное обещание. И теперь Бог, который иногда так делает, предлагает ему возможность вернуть всё назад и ещё лучше, даёт новую возможность завоевать Кейт, его Кейт из колледжа. Роберто поправляет подушку за спиной, размышляя о сценах этого фильма. Умиротворёный, спокойный, он закрывает глаза и вздыхает. Странный момент счастья. Но он знает об этом, быть счастливым – абслютно нормально. Счастье должно быть не целью, а образом жизни. Кто это сказал? Какой-то японец. Иногда эти японцы остаются с нами. Ну, ладно, я добавил бы также, что счастье заключается в способности осознавать всю жизнь, просто сам факт того, что ты жив, что это нельзя воспринимать, как должное. Так можно быть просто счастливым, без чрезмерных запросов. Он закрывает глаза. О чём я вообще думаю? Жизнь проста, намного проще: это карамель, не слишком сладкая, которую мы должны не спеша растворять во рту, но не разжёвывая, а рассасывая её. Что я и сделаю со своей женой через некоторое время. Я не Джек. Я сдержал своё обещание. И каждый день получаю за это своё вознаграждение. Что же ещё? Кто-то может быть не удовлетворён этим и вести себя...
Вдруг музыка смолкает. Роберто внезапно открывает глаза. Симона здесь, рядом с CD-проигрывателем. Её палец всё ещё на кнопке «стоп». Это она выключила музыку. Но она улыбается. Она демонстрирует одну из тех улыбок, которые входят в ту самую программу. У Роберто нет никаких сомнений. Он отлично знает это выражение. За этим едва уловимым движением губ, за этим появлением маленьких идеальных зубов почти всегда скрывается невероятная история... Драма, триллер, ужас. Извини, но я встретила другого. Извини, но я ухожу. Извини, но я сделала глупость. Извини, но я беременна... Извини, но я беременна и не от тебя. Извини, но я не знаю, как сказать тебе это. Извини, но... в общем, любая другая вещь, из любой оперы, с любым выводом, но точно одно... То, что Симона должна сказать, она начнёт с извинения... И Роберто не может больше ждать. Он нагибается, помогая себе руками, и садится прямо, как следует прижавшись спиной к дивану.
– Что такое, Симона, почему ты выключила музыку? Тебе нужно что-то мне сказать?
– Прости меня... Прости меня.
Вот дьявол, думает Роберто. Это не извинение, это ещё хуже... Она просит прощения! Чёрт! Этой возможности я не предусмотрел. К такому я не подготовился. «Извини» против «прости меня» ничего не стоит. «Прости меня» – это всё. Чёрт, дерьмо, дерьмо. Что ты сделала, любовь моя? Ему страшно даже думать об этом. Ладно, ладно, давай успокоимся. Будем открытыми. Доверимся друг другу. Я читал о языке тела. Не скрещивать руки. Открытость. Щедрость. Поза слушателя. Что случилось, любимая? Понимание, понимание, понимание. И лицемерие, если это будет необходимо. И всё такое, чтобы вытянуть правду.
– Расскажи мне всё, дорогая, нет никаких проблем, серьёзно, считай, что я тебя уже простил.
Роберто заставляет себя улыбнуться. Симона распускает волосы и медленно движется к креслу напротив. Она садится, но медлит. Слишком.
– Нет, я попросила прощения, потому что ты расслаблялся под музыку, а я её выключила, даже не спросив тебя.
– Ничего страшного, – Роберто кладёт руки на колени. Снова эта улыбка... Открытость. Щедрость. Поза. Принятие. Спокойствие. Язык тела. – Скажи мне, что произошло?
– Ничего, – Симона улыбается и сводит руки, кладёт их на ноги, одну на другую. Похоже немного на молитву.
Роберто обеспокоенно смотрит на неё. Боже мой. Руки на ногах, закрытые, соединённые. О чём это говорит? Я не помню. Он суживает глаза, пытаясь вспомнить ту страницу. Там и руки были. Но в каком положении? Ещё была фотография человека. Да. Боже мой. Святая Мария Горетти. Соединённые руки. Просит чего-то у высших сил. И это важней всего для неё. Необычно. Иногда невозможно что-то сделать, поэтому кладут руки так, словно молятся, потому что только так святой может сказать «да». Внимание, ответ приближается. Роберто смотрит на неё и улыбается, пытаясь быть таким святым, каким только может, таким, который безо всяких сомнений сможет понять её. Или, по крайней мере, таким, который попытается направить её своей улыбкой.
– Скажи мне, дорогая, в чём проблема?
– Ну, если бы проблема была, я бы всё равно не рассказала.
– Если ты мне расскажешь, – понимание, покой, открытость, спокойствие, – хоть что-нибудь, то я тоже смогу понять это и рассудить. – Он берёт книгу со стола, как учили в книге о языке тела, «изобразить незаинтересованность, занять себя чем-то другим, пока молящийся поймёт, что проще признаться». От слова «признание» у Роберто наступает момент слабости. Книга выскальзывает из его рук, едва не падает, но он успевает её поймать.
