Текст книги "Хей, Осман!"

Автор книги: Фаина Гримберг

«Они способны тронуться с места без всякой подготовки. Сотня французских солдат произведёт больше грома, шума, нежели десять тысяч воинов-османов. При первых ударах в боевой барабан они поднимаются и следуют маршем, не сбиваясь с шага; и они останавливаются лишь по приказу. Легко вооружённые, они способны за одну ночь проделать путь, на который у тех же французских солдат ушло бы не менее трёх дней...»

Осман был в тот же день, когда взята была Бурса, погребён в храме, который неверные именовали Манастир, преображённом в мечеть.

Во дворце, где прежде жил владетель Бурсы, теперь собрались на совет сыновья Османа. Торжественно вручили новому султану, Орхану, то, что оставил для него отец: праздничную одежду, походный мешок, солонку с крышкой, чехол для ложек и пару воинских сапог. Одежда сшита была из крепкого полотна, какое шло у франков на паруса, и на спине вышит был полумесяц большой. Также перешли к Орхану боевые стяги отца, алые и зелёные. Достались Орхану и несколько табунов добрых коней...

   – Этим землям нужен правитель – пастырь народов! – провозгласил Алаэддин. – Самое важное наследство, оставленное нам отцом, – стремление к справедливости. Брат Орхан, отец доверял тебе при жизни своей и мы верим тебе. Ты по праву займёшь место отца! Оставайся нашим правителем-пастырем!..

Прочие братья встали и окружили Орхана, приветствуя его.

   – Я хотел бы, брат Алаэддин, – заговорил Орхан, – чтобы ты оставался при мне как мой ближний советник.

   – Нет, – отвечал Алаэддин. И в голосе его послышались Орхану звуки голоса их отца, Османа! – Нет, мой брат Ор– хан, я не гожусь для таких дел. Позволь мне заниматься тем, к чему тянется моя душа!..

Орхан помолчал совсем малое время, затем сказал:

   – Я знаю, ты уже давно увлечён учением дервишей Бекташи. Должно быть, оно и есть то, к чему страстна твоя душа. Я понимаю тебя. Иди своим путём... Я знаю, все твои деяния были и будут на пользу государству османов!..

Так оно и сделалось. Орхан дал своему единокровному, единоутробному брату Алаэддину во владение местность Фотуре. Но более времени Алаэддин проводил в новой столице османов, в Бурсе. Там, в квартале Кюкюрдлю построил он дервишескую обитель; у ворот Каплуджа построил мечеть, и ещё одну мечеть – у верхних ворот. Также на его деньги построены были дома для многих людей Османа и Орхана, поселившихся в Бурсе...

Поздним вечером сидел Орхан в одном дальнем покое дворца прежнего владетеля Бурсы. Орхан велел призвать того самого рассказчика, который пел и рассказывал отцу Осману в последние дни великого султана Гази. Этот человек приехал в Бурсу вместе со многими, сопровождавшими тело Османа...

   – Сегодня, – стал говорить рассказчику Орхан, – ты пой и рассказывай для меня, как пел и рассказывал для моего отца...

И Орхан слушал рассказы и песни, певшиеся ещё совсем недавно для его отца...

 
Моя красавица, чей тонок гибкий стан,
О нежнорукая, кого ты избрала?
Я от красы твоей любовным хмелем пьян.
Нежноголосая, кого ты избрала?
 
 
О мускусная лань, твой нежный облик мил,
Твоя нагая грудь белей лебяжьих крыл.
Ты, словно горлица, нежна, бела,
О птица-лань, кого ты избрала?
 
 
Ты розой дивною цветёшь в своём саду,
Звездой упавшею мерцаешь ты в пруду,
Я раб твой – милосердия я жду.
О нежнокосая, кого ты избрала?..[325]325
  Народная песня. Перевод Н.Х. Романовой.


[Закрыть]
 

На другой день, вечером, Орхан призвал Михала и говорил так:

   – Михал Гази! Слушай вместе со мной сказки и песни, как ты слушал их вместе с моим отцом Османом! Я поминаю отца не слезами и причитаниями, но песнями и сказками, которые он любил! А ты – живая память о моём отце!..

   – Да, это так, – откликнулся Михал. – Я – живая память, но я – увы! – не вечная память! Умру я, умрут ближние сподвижники Османа Гази... Минует время Османа, отойдёт в область преданий, как отошло время Эртугрула, как отошли времена многих и многих правителей... Но ведь тот, кто при жизни думает о смерти, – живой мертвец! Потому будем поминать песнями и сказками человека, столь любимого и почитаемого нами!..

И звучали слова песен и сказок...

 
Грустно по земле скитаться, вдаль идя от дома к дому.
Как и я, томясь любовью и тая в душе истому.
 
 
Солнце, миру лик являя, дарит жар сиянья странам,
Светит солнце всем пределам – каждый миг уже иному!
 
 
Прежде верная подруга обо мне, скорбя, грустила,
А теперь она враждебна, словно бы совсем к чужому!
 
 
В сердце – горе и рыданье, от веселья отрешён я.
«В чём мой грех? За что мне кара?» – я взываю к Всеблагому.
 
 
Но повсюду взору сердца виден лик моей любимой,
Даль над душами невластна – души видят по-другому!..[326]326
  Народная песня. Перевод В.С. Гарбузовой.


[Закрыть]
 

Затем сказал Михал Гази:

   – И я хочу петь, султан Орхан! Отец Осман любил, когда я пел ему греческие песни. Ты знаешь, он звал меня «птицей»!..

И Куш Михал Гази громким голосом запел... И пусть давно уже миновало то время, когда голос его звучал юношески звонко; но и теперь этот голос звучанием своим напоминал Орхану явственно об отце...

Михал пел о греческой весне, душою уходя в пение; ощущая вдруг связанность духовную со своими предками, которую он мог бы представить себе в виде натянувшейся тетивы...

 
Вот зеленеют уже плодоносные нивы, и травы
В розовых почках цветут всюду кругом на лугах,
И в кипариса ветвях, сплетённых густо, цикады,
Не умолкая, поют и услаждают жнецов,
Чадолюбивые вновь под выступом крыши касатки,
Гнезда из грязи слепив, маленьких нянчат птенцов.
Море уснуло и лишь под веяньем нежным Зефира,
Не поднимая волны, держит спокойно ладьи,
Не разбивает кормы корабельной и в натиске бурном
Пеною не обдаёт скал прибрежных прибой.
Надо владыке морей, приводящему в гавань Приапу,
В дар, мореход, принести триглы, кальмара кусок,
Иль головастого ты на алтарь возложи ему скара
И без опаски иди по Ионийским волнам...[327]327
  Стихотворение Феэтета Схоластика, VI в. н. э. Перевод Л.В. Блуменау.


[Закрыть]
 

Орхан слушал, склонившись на малый столец, подперев ладонью щёку... Имена древних языческих богов греков воспринимали уши Орхана благозвучными и нежнозвучащими... Теперь Михал запел любовную песню:

 
Из года в год виноград собирают и, гроздья срезая,
Вовсе не смотрят на то, что изморщилась лоза;
Я ж твоих розовых рук, краса ты моя и забота,
Не покидаю вовек, с ними в объятьях сплетясь.
Я пожинаю любовь, ничего ни весною, ни летом
Больше не надобно мне: ты мне любезна одна.
Будь же цветущей всегда! А если когда-нибудь станут
Видны бороздки морщин, что мне до них. Я люблю!..[328]328
  Стихотворение Македония. См. примечание 327.


[Закрыть]
 

   – Славная какая песня! – похвалил Орхан.

   – Твой отец Осман тоже любил слушать её, – отозвался Михал.

   – Ты, Михал Гази, будь всегда при мне! – сказал Орхан. – Ведь ты – живая память об отце!..

И сделалось так! До самой смерти Михала Орхан Гази осыпал его своими милостями...

И среди многих дел султан Орхан отчего-то вспоминал часто Михалову песню о любви, которая не минует с годами... «Песни греков хороши! – думалсюь Орхану. – А вот у нас нет песен о такой любви. У нас поют лишь песни о страсти к юным девушкам-красавицам...» И Орхан подумал, что ведь его отец любил его мать, даже когда она сделалась тучной и лицо её уже не дивило нежной гладкостью девической кожи...

* * *

Бурса, которую греки звали Пронсой или Прусой, а османы назвали Зелёной, город в Северо-западном Анадоле, первая столица большая османов. Зелёная Бурса – любимица османов, жемчужина в венце османских городов...

Бурса, давний стольный город вифинского царя Прусия, город византийцев; город Орхана!

Арабский путешественник ибн Баттута[329]329
  ...ибн Батутта... - Арабский путешественник (1304-1377).


[Закрыть] писал об Орхане:

«...Это великий правитель. Он владеет многими землями, множество у него послушных воинов. Он объезжает свои крепости и смотрит, чтобы всё было как положено. Он отнял у греков-румийцев Бурсу...»

Что такое Бурса? Это самый турецкий город нынешней Турецкой республики. Что такое Бурса? Это старый, очень старый город...

Бурса сделалась для Орхана домом, новым домом. Сюда перевёз он свою жену Люлюфер и своих детей. Здесь увидел он развалины большого строения, древнего, должно быть. Он узнал из книг старых греческих, что это строение – бани, выстроенные в давние времена, в правление императора Юстиниана[330]330
  Юстиниан I Великий - византийский император (527-565).


[Закрыть]. Стали называть это место Эски Куплуджа – Старые бани. Но Орхан приказал воздвигнуть новые роскошные банные строения; а горячую воду провели по трубам из горячих источников Чекирге. Вода этих источников считалась и была целебной. В новых банях устроены были мраморные бассейны и высокие своды... Но Орхан более любил наезжать в Чекирге и погружаться в воду источника... Возвращаясь в Бурсу, освежённый, окрепший, омытый целебной водой, направлялся Орхан во главе своей свиты прямиком на рыбный базар и там, спешившись подле какого-нибудь каменного прилавка, выбирал жирную форель и просил торговца-рыбника дать мелкой рыбы для похлёбки... Торговец кланялся и хотел непременно отдать всю выбранную султаном рыбу в подарок; но в конце концов соглашался принять деньги и провожал султана и его свиту многими поклонами и благословениями... Султан любил пообедать наваристой похлёбкой, в которой плавали неспешно куски сазана или щуки. Подавали ему и форель, начиненную пряной смесью из толчёных орехов и зёрен граната...

Сколько раз проезжал Орхан по улицам своего города – несчётное число! Это город Орхана! Он и поныне – здесь! Здесь его разузоренная гробница меж стенами, также покрытыми тонкими узорами; гробница, озаряющаяся светом светильников; красотой своею говорящая не о смерти – о жизни!..

Орхан решил сделать Бурсу истинным стольным городом. Он приказал устроить торговый квартал, где возможно было купить всё – плоды земли и моря, ткани, оружие, орудия ремесленников... Орхан повелел выстроить и большой странноприимный дом-гостиницу, получившую имя – Эмир-хан. В этой гостинице было сделано всё, потребное: большой внутренний двор с прудом и садом; множество комнат, широких и узких, для помещения путников, и для помещения товаров... Орхан построил и мечеть Орхание, прелестную простотой и безыскусностью... Он ведь и сам оставался, несмотря на свою учёность, несмотря на свои выраженные способности дипломата и полководца, простым человеком, здоровым и умным; он, союзник и друг генуэзцев, он, подчинивший себе Фракию... Купол его мечети имел отверстие, из которого дождевая вода стекала в особый пруд. Вокруг большого зала пристроены жилища дервишей, живших при мечети...

И сегодня, если подняться пешком по крутому склону холма, если идти от мечети Мурада II[331]331
  Мурад II – османский султан (1421-1440); правил также с 1445 по 1451 г.


[Закрыть] к цитадели, выйдешь к гробницам Османа и Орхана. Эти нарядные разузоренные гробницы воздвигнуты уже в девятнадцатом веке. А первоначально первые османские султаны были погребены в церкви Манастир, преображённой в мечеть; строение Манастир было разрушено землетрясением...

* * *

Орхан сидел на берегах Босфора, выжидал. Его воины не пересекали море, воды пролива. Ждал. Видел слабеющую Византию. Ждал. Смотрел вокруг. Видел.

Болгарское царство переводило дыхание после долгого времени смут и сменяющихся быстро правителей. Взошёл на престол Иоанн Александр[332]332
  Иоанн Александр (1331-1371) – один из последних болгарских царей.


[Закрыть], сын деспота Срацимира и деспотицы Керацы Петрицы. По материнской линии принадлежал он к славному и древнему роду Асеней, болгарских правителей, корни начала коих уходили глубоко в далёкие степи и горы Азии, туда, где обитель Неба – Тангры-Тенгри-Тенри... Иоанн Александр приходился правнуком (или праправнуком) Иоанну Асену II, небывало расширившему пределы Болгарского царства... От титула деспота Ловеча Иоанн Александр поднялся до престола. Он сам себя поднял, свергнув своего родича Иоанна Стефана. Новый царь примирился с Сербией, выдав свою сестру Елену замуж за сербского правителя Стефана Душана. А победа, одержанная болгарскими воинами над армией императора Андроника III при Русокастро, стала для болгар триумфом. Император молил о пощаде. Иоанн Александр заключил выгодный мир... Болгарской государственности оставалось жить ещё всего лишь полвека. При сыновьях Иоанна Александра, Иоанне Шишмане и Иоанне Срацимире, Болгарское царство прекратило своё существование. Дочь Иоанна Александра, Кера Тамара, сделалась женой сына Орхана, Мурада I, ещё при жизни Иоанна Шишмана, своего старшего брата...

А меж тем, покамест близилось неотвратимо падение Болгарского царства, двинулась к своему падению и Византия... Как это и бывает всегда, начиналось всё исподволь, катилось медленно, и в конце концов привела эта дорога падения Болгарского и Сербского царств и Византийской империи к небывалому возвышению потомков Османа!..

Впрочем, история начавшегося падения Византии, право, стоит более подробного рассказа...

Но с чего же начинать этот рассказ? Какую ниточку вытянуть из клубка сплетённых коварством, надеждами, человеческим отчаянием интриг? За какую ниточку ухватиться, чтобы вести повествование? Не знаю, как решили бы вы, а я решила: пусть нашей Ариадной[333]333
  Ариадна – персонаж греческой мифологии, дочь критского правителя Миноса, дала афинскому герою Тесею клубок ниток, помогший ему выбраться из критского знаменитого Лабиринта.


[Закрыть] будет женщина! Итак!..

Император Андроник III, коронованный, подобно своим предшественникам, в храме Святой Софии, был двадцати восьми лет от роду. Перед самым своим коронованием похоронил он свою супругу, Ирину Брауншвейгскую, умершую бездетной. Для сохранения династии необходимо было спешить с новым браком. Давно, прежде, императоры Византии избирали себе жён из числа самых красивых девиц империи, приказывая доставлять множество красавиц во дворец для смотрин. Однако же те времена минули, и теперь правители империи искали невест за рубежами своей страны, стремились породниться с владетелями германских, франкских, италийских земель... Взоры Андроника обратились к областям Италии. Он велел узнавать о дочерях правителей и выбрать из них юную и красивую, пригодную в жены императору; дочь правителя, который мог бы служить своему зятю поддержкой... Избрали дочь графа Савойского Амедея V, Джованну. Она была сирота и находилась под опекой родного брата. В Савойю в одно и то же время явились два посольства; одно – от короля Франции, другое – от императора Византии. Оба владетеля искали руки Джованны. Молодой граф, её брат и опекун, рассудил, что сделаться родственником императора, как бы наследовавшего во многих поколениях великому Древнему Риму, почётнее, нежели стать родственником короля... Согласие на брак Джованны и Андроника было дано.

С этого дня девушка, прежде не окружённая роскошью, получила пышную свиту. Старший брат обращался с ней почтительно, как долженствует обращаться вассалу с императрицей! Послы императора были весьма удовлетворены. С гордостью они повторяли, что не одни лишь славяне и тюрки, но и правители государств почтенных и известных, обретающихся на землях франкских, италийских и германских, смотрят на Византию как на самую великую и славную меж всеми другими державами!

В феврале 1326 года Джованна прибыла в Константинополь. Пожалуй, прежде чужеземные принцессы никогда ещё не являлись в такой пышности. Улицы стольного города заполнили рыцари, оруженосцы, дворяне из свиты Джованны Савойской. Вместе с ней прибыло много красивых девиц, долженствующих сделаться её прислужницами и подругами.

Но морское путешествие утомило невесту. Она слегла и долго болела. Разумеется, она с самого детства знала, что достигнув совершенных лет, то есть лет четырнадцатипятнадцати, она сделается супругой какого-нибудь князя или даже и короля. Она знала, что выбирать будут её, она же будет лишена права выбора. Но это отнюдь не смущало её. И когда она, четырнадцатилетняя, узнала, что руки её добиваются король и император, она в своей девичьей комнате молила Бога сделать её мужем императора! И это сбылось. Последний месяц в стенах отеческого замка Джованна провела, уже чувствуя себя императрицей. Порою ей хотелось, вопреки логике жизни, чтобы никогда не завершалось весёлое беззаботное существование невесты правителя великой империи. Празднества, почтительность и даже раболепие окружали Джованну. Пышные процессии, торжественные трапезы, при которых развлекали гостей танцоры, певцы и акробаты, следовали чередой. Но вот всё это кончилось. Пришёл день отъезда. И вот уже савойская принцесса восходит на корабль; и вот уже гребцы погрузили весла в морские волны... Девичье сердце забилось, но Джованна не позволяла себе проливать слёзы. Она держалась несколько скованно, но всё же с величием, подобающим будущей правительнице великой империи... Пусть плачут другие, те, кто попроще! И действительно, немало слёз было пролито девицами, избранными для сопровождения Джованны Савойской.

Прежде Джованна никогда не передвигалась морским путём. И в самом скором времени юный её возраст выказался, потому что суда попали в бурю, волны накатывались на палубу. В отчаянии девочка теперь не могла удержаться от испуганного плача. Лишённая давно уже матери, она бросилась в объятия своей воспитательницы Изабеллы, немолодой дамы, отличавшейся, по всеобщему убеждению, ясным, но хитрым умом. Эта дама, вдова хорошего рода, имела нескольких сыновей, которые также вошли в свиту будущей императрицы. За время трудного морского путешествия юная Джованна сблизилась со своей воспитательницей ещё более, нежели прежде.

Когда принцесса слегла по прибытии в столицу, Изабелла проявила много ума и самоотвержения, ухаживая за ней. Опытная дама поняла, что причина болезни не только в усталости, но ещё и в употреблении непривычной воды. Изабелла уже сделалась настоящей посредницей между покоями императора и дворцом малым, куда поместили больную невесту. Умная дама всячески успокаивала молодого императора, уже усомнившегося в достоинствах невесты. Андроник хорошо говорил по-итальянски, на том самом тосканском наречии, на котором писали великие – Данте и Петрарка. Но Андронику это наречие служило для жалоб, а Изабелле – для утешения, каковое она стремилась доставить будущему супругу своей воспитанницы.

   – Один раз меня уже связали с болящей! – горько жаловался Андроник. – Неужели и во втором своём браке я буду несчастен, связанный нерасторжимыми узами с хилой и болезненной принцессой!..

Он с удовольствием отослал бы свою невесту, которой ещё не успел увидеть, назад, на её родину, если бы не опасался раздражения графа Савойского; то есть он, собственно, боялся не графа, но боялся молвы о том, что император Византии, отослал от себя невесту, оскорбив тем самым одного из правителей Италии... Андроник унывал, размышляя о грядущем браке. Он видел её портрет, но портрет был исполнен не так хорошо; и теперь он с трудом мог вообразить, как должна выглядеть эта девица на самом деле, в живой жизни. Изабелла говорила молодому человеку утешные слова, расхваливала очарование юной Джованны. Даме было уже ведомо, что Андроник не отличается целомудренными устремлениями. Город полнился историями его любовных связей с прекрасными и дорогими куртизанками...

Принцесса же металась на постели и тревожило её очень многое. Она уже сама не понимала, чего ей хочется более – то ли, чтобы её отослали назад в Савойю; то ли поскорее выздороветь... Она боялась, что может не понравиться императору... Но теперь всё чаще являлась в её юную головку неприятная мысль о том, что ведь и император может не понравиться ей!..

А болезнь всё не проходила, девушка худела, бледнела, отказывалась от еды; после каждого приёма пищи бедняжку мутило. Из всей её свиты одна лишь госпожа Изабелла не утратила присутствия духа. Она принялась советоваться с лекарями, однако византийские лекари вели себя с нею чрезвычайно вежливо, но на все её вопросы давали ответы неопределённые. Эти лекари уже знали об унынии и досаде императора. Они пытались поточнее угадать его настроение, но склонялись к решению не оказывать принцессе слишком уж значительную помощь... По городу закружились новые толки; толковали уже о том, что если иноземная принцесса умрёт своей смертью, то император освободится от своего обещания её брату самым естественным образом...

   – ...И тогда наш Андроник непременно вернётся к обычаю предков избирать себе невест из числа своих подданных! – высказывались многие.

   – Довольно с нас Иоланты Монферратской и замухрышки Брауншвейгской![334]334
  Иоланта Монферратская была женой императора Андроника II (1282-1328). Ирина Брауншвейгская – первая жена Андроника III (1325-1341), рано умершая.


[Закрыть] – прибавляли другие.

   – Да, да! Хватит с нас иноземных принцесс! – чётко формулировали третьи...

Но Изабелла не уставала выспрашивать, выведывать... Она даже решилась посещать рынки, переодевшись в одежду горожанки среднего достатка. За эти месяцы она успела достаточно овладеть греческим языком. И вслушиваясь в базарные толки и болтовню, Изабелла сыскала способ излечения Джованны, своей воспитанницы... На базарах Константинополя много говорили о дурной воде. Говорили также и о том, что больных, захворавших от употребления городской воды, следует лечить целебными водами из источников, бьющих из-под земли...

   – ...Особенно часто хворают иноземцы, – толковали торговки за прилавками, – со временем, конечно, привыкают к нашей воде, но сначала, покамест не привыкли, хворают сильно!..

   – А иные даже и умирают!..

   – Благословенна будь наша дурная вода, которая, должно быть, избавит нас от иноземки-правительницы!..

Изабелла в конце концов вызнала, что самые лучшие целебные воды находятся в окрестностях крепости Бурса, захваченной тюрками... Изабелла отправилась к императору, он приказывал пропускать воспитательницу невесты своей беспрепятственно в его покои...

Изабелла сказала Андронику о целебней воде и принялась умолять его:

   – Я знаю, в окрестностях Бурсы бьют источники горячих вод, назначенных для купания, и вод холодных, назначенных для питья. Вам остаётся лишь послать за этими водами...

Но Андроник лишь рассмеялся в ответ:

   – Вы, моя прекрасная госпожа, напрасно полагаете, будто возможно с лёгкостью отправить депутацию в окрестности Бурсы за водой! Тюрки, называющие себя османами, – враги империи! Они завоевали немало наших владений. Они своими указами освободили наших крестьян от крепостной зависимости, державшейся испокон веков! Ошалелые от этой внезапной свободы, мужики рванулись убивать своих хозяев и разграблять их имущество. Это дикое и буйное мужичье толпами уходит в отряды тюрок. Этим дикарям не дорога чистота веры, они охотно делаются мусульманами!.. Вследствие действий османов мы потеряли уже столько подданных!..

   – Я поняла, – отвечала дама, – но тогда я прошу вас лишь об одном! Позвольте мне самой отправиться в Бурсу!

Андроник моргнул чёрными глазами, но тотчас принял величавый вид и произнёс:

   – Я не вправе что-либо запрещать вам! Вы не являетесь моей подданной, прекрасная госпожа! Но я не могу и предоставить вам для вашей рискованной поездки охрану. Я не хочу рисковать жизнями моих людей понапрасну. Да и вам я не советую ехать!..

Но Изабелла ответила, что она решилась ехать, а охрана ей не нужна:

   – Со мной поедут мои сыновья со своими слугами и оруженосцами...

Андроник снова повторил, что не станет препятствовать поездке...

Принцесса не хотела отпускать свою воспитательницу:

   – Если ты покинешь меня, с кем же я останусь здесь? А вдруг ты не вернёшься? Я уже слыхала об этих тюрках: они дикие и страшные! А если они убьют тебя?!..

   – Будьте благоразумны, – убеждала принцессу Изабелла, – ведь вы прибыли сюда для того, чтобы сделаться императрицей! И вы непременно сделаетесь ею! Я верну вам здоровье. Об этих тюрках-османах говорят разное; и не только об их дикости! Говорят, что их правитель – весьма почтенный человек, совсем ещё не старый, но достигший возраста мужской зрелости и расцвета; говорят, что этот Урхан – весьма сведущ в разных науках и очень храбр. Говорят и о его благородстве. Захватив Бурсу, он приказал пощадить её жителей и не трогать их имущество!..

Джованна нетерпеливо повела головой:

   – Хорошо! Я устала слушать эти похвалы и хочу лечь! У меня нет сил!.. Поезжай, если так уж хочешь...

Изабелла собралась и отправилась в Бурсу. На нескольких ладьях она и её спутники переправились через Босфор. Далее путь лежал по берегу... Очень скоро они натолкнулись на отряд османских воинов, которые окружили их. Любимый сын госпожи Изабеллы, Арто, славившийся в Савойе своей удалью, тотчас же хотел обнажить меч, но мать поспешила утишить его горячность:

   – Что толку, если нас всех сейчас убьют? А ведь нас убьют, если мы будем сопротивляться! Мы – на чужой земле. И ведь эти воины не сделали нам покамест ничего плохого!..

Сама Изабелла, равно как и её сыновья, их оруженосцы и слуги, одеты были в костюмы своей родины... Изабелла услышала, как воины, окружившие её и её свиту, повторяют:

   – ...франга... франга...

Изабелла не расслышала в этих голосах недружелюбия. Она прикрыла лицо покрывалом головным и выехала вперёд на коне своём. Она всегда была хорошей наездницей и теперь слышала, как воины-тюрки заговорили меж собой. И снова в их голосах не слышалось недружелюбия. Тогда она решила, что они хвалят её посадку, её умение держаться в седле... Это может показаться странным, но она была права: действительно хвалили всадницу!..

   – Какие женщины у франков! – сказал один воин. – Совести и стыдливости совсем не имеют! Разъезжают на конях и всем показывают свои лица!..

   – Да ну! – перебил другой. – Жены и дочери наших пастухов тоже ездят верхом и лиц не прячут!..

Все видели, что Изабелла и её спутники одеты, как знатные господа; поэтому сравнение франкской женщины с жёнами и дочерьми тюркских пастухов показалось всем забавным. Раздался громкий хохот, немного испугавший Изабеллу. Но она собралась с силами и заговорила по-гречески:

   – Господа! Кто из вас может говорить со мной? – спросила она, прикрывая лицо.

   – Должно быть, это почтенная женщина, – сказал командир отряда своим воинам. – Видите, она имеет покрывало на голове, да и лицо она прикрывает...

   – Разве могут быть добродетельные женщины у неверных?! – заметил самый молодой из отряда. – Все они от самого своего нечистого рождения – гювендии – шлюхи!..

   – Придержи язык! – вмешался воин постарше. – Разве ты не знаешь, что султан повелел не убивать и не оскорблять иноверцев. В государстве должен быть порядок. Мы все – подданные султана Орхана!..

   – Султан говорил о болгарах и греках, о сербах, тосках и гэгах! Но я не помню, чтобы он говорил о франках!.. Франки совершенно бесстыдны; они вовсе не то что болгары или греки!..

   – Болгары, греки – это наши! – раздался голос. – Моя жена – гречанка!.. А франки – они чужие!..

Командир вскинул руки, призывая своих подчинённых к молчанию, и обратился к госпоже Изабелле:

   – Кто ты, женщина? – Он выпрямился в седле и положил пальцы правой руки на луку. – Что тебе нужно?

Изабелла, не открывая лица, отвечала:

   – Я – придворная дама принцессы Савойской, а прибыла сюда я в поисках целебной воды... – Изабелла вдруг почувствовала недоверие человека, к которому обращалась, и замолкла... Сыновья её тотчас заметили смущение матери и подъехали к ней ближе, в готовности защитить её...

Тюркские воины оглядывали отряд спутников Изабеллы. Затем командир тюркского отряда приказал:

   – Отдайте нам своё оружие!.. – По-гречески он говорил лучше, чем Изабелла.

   – Отдайте оружие! – тихо сказала она сыновьям.

   – Положите оружие на землю! – приказал тюрок.

Это было исполнено, хотя спутники Изабеллы и поглядывали настороженно.

Командир тюркского отряда приказал своим воинам собрать с земли оружие франков и велел Изабелле:

   – Следуй за мной, женщина! Не могу я понять, кто ты, но это будет вызнано!

Пришлось ехать неведомо куда в окружении тюркских воинов. Изабелла вновь собралась с духом и решилась приблизиться на своём коне к тюрку, командиру отряда. Ей не препятствовали, но тюрок смотрел на неё сурово.

   – Доставьте меня к своему правителю, – произнесла твёрдо Изабелла.

   – Мы сделаем всё, как потребно! Поезжай спокойно, женщина...

Ехали не так долго и добрались до какого-то селения. Изабелла поняла, что это застава. Ей и её спутникам велели спешиться и проводили в один дом, в большую комнату, где тотчас заперли. Двери были крепки, железные, а на окнах укреплены были железные решётки. В этой комнате, впрочем, не было никакой мебели, ни столов, ни стульев. Комната была совершенно пуста, только пол устлан простыми коврами из толстой шерсти, давно не чищенными, как было видно. Изабелла встревожилась, её жизни грозила опасность, опасность грозила её детям. Арто принялся упрекать её; он говорил, что не надо было отдавать оружие своё тюркам. Она молчала. Прошло немалое время. В комнате сделалось совсем темно. Ни еды, ни светильников не приносили; не было даже воды. Сыновья убеждали Изабеллу попытаться бежать. Мать просила их не предпринимать ни в коем случае подобных попыток:

   – Чего вы хотите? Если вы, безоружные, броситесь на тюрок, они попросту убьют вас!..

Сыновья в ответ упрекнули мать за то, что она решилась отправиться в эту поездку. Наконец она рассердилась не на шутку и повысила голос:

   – Замолчите! Оставьте меня в покое!..

Все действительно смолкли и невольно прислушались, ожидая ударов в дверь и окликов. Но было тихо.

   – Неужели нас никто не охраняет? – размышляла вслух госпожа Изабелла. Прочие молчали.

Что же оставалось? Легли на ковры и спали крепко. А наутро и вправду застучали в дверь сильно и крикнули, чтобы пленники готовились к выходу.

Вышли неумытые. Изабелла снова просила:

   – Отведите нас к вашему правителю!..

Давешний командир отряда явился и теперь.

   – Тебя, женщина, – сказал, – поведут, куда надобно; и поставят, перед кем надобно!..

Изабеллу и её спутников повели воины. Противиться не имело смысла. Прошли внутренний двор, крытый переход. Никому не связали руки... Спутников Изабеллы вдруг повели в одну сторону, а её саму – напрямик. Однако она молчала, и спутники её смолчали. Та комната, куда её теперь привели, убрана была получше – ковры почище, столец резной, несколько кожаных подушек... Изабелла догадалась прикрыть лицо. На тёмной подушке сидел, скрестив ноги в шароварах и толстых чулках, человек, показавшийся ей с первого её взгляда молодым. И лишь поглядев на него повнимательнее, она увидела, что это мужчина зрелого цветущего возраста. Дверь хлопнула. Изабелла осталась наедине с этим человеком. Он не предложил, не приказал ей сесть, только спросил:

   – Кто ты, женщина? Из какой страны франков ты прибыла и чего ищешь? Мне твои слова передали. Кто твоя повелительница? Говори одну лишь правду, иначе плохо придётся и тебе и тем, кто с тобой! Ты хотела видеть султана? Я – султан Орхан!..

Она глянула на его простую одежду, но он тотчас уловил этот взгляд и усмехнулся:

   – Ты, женщина, верь мне! Одежду продать можно, можно купить; можно одну одежду надеть, другую надеть; а величие истинное не отнимается! Оно ведь не платье...

Изабелла рассказала о себе и о болезни принцессы, но, не зная, как говорить о причине прибытия принцессы, ничего об этом не сказала. «Не знаю, как быть! – думала. – Пусть идёт, как идёт!»