Текст книги "Хей, Осман!"
Автор книги: Фаина Гримберг
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц)
СОН
ЕЩЁ ОДНО ЗНАМЕНИЕ
Годы шли, катились овечьими отарами.
Давно пал сельджукский султанат. Монголы правят. Но и кайы давно свыклись с монголами. Эртугрул старится в забвении. Сыновья его мужают. Шумно, весело выезжают на охоту с птицами ловчими. И первым среди молодёжи становища – Осман! Вкруг него – самые лучшие, самые ловкие всадники. Все признали юного Османа своим главой. Вместе с тремя сыновьями Эртугрула подросли, возмужали в становище многие юноши. Надежды на новую жизнь одушевляют. Какая жизнь? О, весёлая, стремительная, рисковая!.. Как шумные охоты, оглавляемые Османом... С ним связываются надежды!.. С ним, потому что он – весёлый, уверенный в поступках, действиях своих... Он – счастливый! Потому что перед ним – вся жизнь его будущая, грядущая; пахучая самыми разными запахами – землёй, травой, конским и овечьим навозом-помётом, свежей кровью, гниющими трупами... И розовым маслом, нежным густым сладким духом цветочной сути...
Доброе семя тюрок пронизает Малую Азию и Балканский полуостров. Родятся новые люди, красивые!.. Мир былой античности, прежних владений могучей Римской империи – откроется новым властителям – тюркам. Тем самым «turcae» Помпония Мела, Плиния, Александра Македонского!..
Сбываются предсказания сказочного праотца всех тюрок, Деде-Коркута -
«От белого цветка возродился я, Деде-Коркут. От голубоглазой дочери чудовища родился я, Деде-Коркут. Признал Бога единым, Пророка законным я, Деде-Коркут. Что случится со всеми тюрками – добро или зло, первым предсказал я, Деде-Коркут. Сам совершил насилие над собой я, Деде-Коркут. Завершил все свои дела добром я, Деде-Коркут!..»[169]169
...Деде-Коркут!.. – Из «Книги Коркута». Перевод фрагмента – Ф. Гримберг.
[Закрыть]
* * *
Эртугрул сидел на подушке на ковре, худой, стареющий уже. Против него – Осман. Нельзя узнать прежнего мальчика! Уверенно, весело, открыто смотрят чёрные глаза. Пробиваются полоской чёрной молодые усы. Две тугие чёрные косы на грудь спускаются. Нарядным кафтаном коротким воинским обтянут молодой стан. Лицо загорелое сделалось из округлого детски продолговатым ликом мужчины...
Эртугрул давно понял, этому юному воину уже и ни к чему наставления докучные. Время его пришло!..
Ближний слуга внёс на подносе деревянные чашки с айраном. Осман поблагодарил отца за угощение, как полагалось по обычаю:
– Буйурун!..
Пригубил. Отпил...
Заговорил Эртугрул, также отпив из чашки. На усах, уже седеющих, – белой густотой – капли. Заговорил:
– Все полагают меня достойным! И правоверные и неверные. Я сохранил наш народ. Среди стычек, среди воинских побед и поражений стольких царей, императоров и султанов, беев и князей, я сохранил один род, наш род из племени кайы! Теперь я чую, завершилось моё время. Твоё время пришло. Я тебе хочу передать власть.
Эртугрул замолк. Ещё отпил из чашки. Никого кроме них не было в юрте Эртугрула, слугу выслал старый вождь...
– Разве ты стар, отец? – спросил Осман серьёзно.
– Может быть, годами я и не до того стар. Но что годы? Если тебе сто лет, а ты сам знаешь, что ты молод; стало быть, ты молод! А если в пятнадцать лет чуешь себя стариком, стало быть, ты стар... Я стар. И не оттого, что так уж болен, так уж обессилел; я стар оттого, что чую: моё время миновало. Я совершил всё, что должно было мне совершить, далее держать власть в своих руках – смысла нет для меня!..
– Но сумею ли я удержать власть в своих? – спрашивал Осман даже сумрачно. Вдруг омрачилось его лицо, столь ясное. – Я знаю, меня любят в становище. Я – глава всех охот. Братья мои, твои сыновья и сыновья дяди Тундара, признали меня своим главой. Но гожусь ли я для власти? Оглавлять целый род кайы и оглавлять охоту с птицами ловчими – это ведь разное совсем!..
– Разумно говоришь. Но и я ведь ещё не умер, и, быть может, и не так скоро оставлю эту земную жизнь. Я буду помогать тебе советами. Но власть будет в твоих руках.
– Думаю, пусть люди соберутся, скажут свои слова.
– Кто же осмелится сказать мне супротивное слово? Ты знаешь таких?
– И ты знаешь их. Не буду таиться, и я знаю их. Это дядя Тундар и его люди.
– А сыновья его держат твою сторону.
– Он ведь признал твою власть.
– Когда власть очутилась в моих руках, он был сопливым мальчишкой, жался в страхе к моему боку, от меня ждал милости! И теперь не осмелится моему решению противостоять. Собирай людей, если хочешь. Скажи всем, что будет говорить с ними их вождь Эртугрул, который много лет хранил их от гибели. Не будь меня, давным-давно разорили бы наше становище все эти императоры и цари, беи и князья! Собирай людей, собирай!..
Выходя из отцовой юрты, Осман подумал, что отец и в самом деле стареет. Прежде не был отец наклонен к хвастовству...
Осман собрал людей племени, Эртугрул вышел к ним и сказал такие слова:
– Я уже давно оставил позади в своей жизни молодость свою. Хочу я при жизни своей отдать власть в руки, которые сильнее моих рук...
И вдруг, Эртугрул ещё не договорил, а люди уже догадались о его намерении и высказали это намерение, показав своё согласие; высказали короткими возгласами:
– Осман!..
– Осман!..
– Осман!..
Усмехался в усы Эртугрул. Доволен он был. Крикнул в толпу большую, в людское множество:
– Что?! Биринджи – лучший – наш Осман?
И все голоса отозвались множественным эхом:
– Биринджи!..
– Биринджи!..
– Аслан! – Лев! – крикнул Гюндюз, младший сын Эртугрула. – Наш Осман – аслан – лев! Он самый храбрый!
– Что ж! – сказал Эртугрул зычным, звучным голосом. – Я передаю сыну моему Осману знаки власти! – И с этими словами нагнулся и поднял в свои руки эти знаки власти вождя.
Осман приблизился и принял из рук отца золочёный боевой топор и старинное копьё боевое – маждрак. Но самым драгоценным знаком явился боевой стяг, зелёный, плотного шелка; и на зелёном поле вышита голова старинного богатырского зверя – волка! И это не противно воле Аллаха!
– Пусть развевается этот стяг над воинами в битвах! – воскликнул Эртугрул. – Пусть правоверные зовут моего сына именованием «гази» – «воин». Пусть будет он воином за веру!..
Приветственные радостные клики раздались, полетели на воздух меховые шапки, подброшенные сильными руками воинов как знак радостного согласия...
– Но и я остаюсь с вами, я никуда не ухожу от вас! – воскликнул Эртугрул, поглядел на своего младшего брата Тундара и засмеялся громко... И вдруг закричал-призвал: – Пусть трубят трубы, пусть стучат накры, пусть поют флейты! Пляшите, пойте! Празднуйте начало нового времени!..
Зазвучали музыкальные инструменты. И запел первым сам Эртугрул:
Укрепив на конях бунчуки,
на врагов, на неверных,
на воров и скверных собак
мы полетели, как птицы!..
Отец сделал знак рукою, и Осман продолжил пение:
Начались воинские пляски. Выходили лучшие в круг поочерёдно, пели – каждый поочерёдно:
И другой голос:
И ещё голос:
И далее голос:
И далее:
И далее:
Вспомнили старинные песни тюрок; те, быть может, песни, что входили в уши Александра Македонского и Плиния...[177]177
...Плиния... - Плиний Старший (23 или 24-79 н. э.). Ученый, писатель. До нас дошел его труд «Естественная история», содержащий множество сведений о Древнем Риме, и в частности о жизни в провинциях Рима.
[Закрыть]
Осман хотел смутиться, но почему-то не мог смутиться, не охватывало смущение душу. Ведь ещё не свершил ничего, но казалось почему-то: свершит, свершит!
Пели. Пели голоса:
– Он бился, насколько хватало его сил.
Он взывал к людям своего рода.
Он приблизился к войску.
Он сказал: «Отомстим врагам!»
Он от своего сна пробудился.
Он взывал к Аллаху.
Он упрямым был и сильным.
Кто победит такого воина?!
На врага он бросился, разгневавшись.
Зарычал он, словно лев!
Рубил он головы храбрых врагов.
Кто его теперь удержит?!
Он сражался в битве.
Он схватился с великими врагами.
Он бился на коне с белым пятном на лбу.
Он сказал: «Возьмём город врага!»
– Он погасил огонь в очагах врага.
Он погнал врага.
Порубил, погубил он врагов.
А настигла стрела – память жива!
Потому что он поднимался на великие, большие дела!
Потому что он расставлял столы для пиров.
Потому что в холодные суровые зимы
Он вселял надежду в души людей!..[179]179
См. примечание 170.
[Закрыть]
Эртугрул слушал старинные песни и чувствовал себя совсем старым. Отчего-то вдруг сделались эти старинные песни совсем новы. Песни могут жить очень долго, куда дольше людей. Песни забываются и вновь прекрасными воскресают молодыми... А человек живёт и стареет и уходит один раз! Дале – будет память или не будет о нём памяти. А песня ожила молодая. Та самая песня, которую пели звонкими голосами воины тюрок на свадьбе Двурогого Искандера с прекрасной Роксаной-красавицей!..[180]180
...Роксаной-красавицей... – Роксана (Рохшан?) – дочь среднеазиатского правителя, жена Александра Македонского (356-323 до н. э.).
[Закрыть]
Эй ты!
Вчера златоверхое жилище твоё мы унесли!
Бизимдюр! – Оно наше!
Эй ты!
Сорок стройных красавиц мы увели!
Бизимдюр! – Они наши!
Эй ты!
Сорок йигитов твоих мы увели, сыновей твоих увели!
Бизимдюр! – Они наши!
Эй ты!
Орлиных твоих коней, караваны твоих верблюдов мы увели!
Бизимдюр! – Они наши!..[181]181
См. примечание 170.
[Закрыть]
И дале:
* * *
– Послушай, – сказал Осман отцу, – а ты ещё силён и голос твой зычный. И не пойму я твоих слов о времени. Ты не кажешься мне усталым.
– Может быть, я и гляжусь тебе сильным, но время моё минуло.
– Сколько лет ты твердишь мне такие слова о времени твоём и моём! Грех мне спорить с тобою, с моим отцом, но я столько лет слышу твои слова о времени, а они остаются для меня всего лишь словами. Растолкуй мне, что же они значат?
– Значат, что я исполнял то, для чего, должно быть, был рождён.
– То есть у тебя не осталось сил для дальнейших деяний? Нет, я не верю в это. Я повторяю: ты силён.
– Я и не говорю, что я слаб. Я говорю, что я исполнил свой долг в этой жизни.
– Зачем ты хочешь отойти от жизни? Ты ведь её видишь и понимаешь. Ты ещё многое мог бы сделать, совершить...
– Для меня уже многое неясно!
Эртугрул замолчал, не договорив. Осман посмотрел на отца, глаза юноши вдруг сделались пристальными.
– Отец! А я ведь понял, я догадался, почему ты передал мне власть, а сам будешь всего лишь стоять за моей спиной, направляя меня. Я догадался. Ты больше не хочешь, не желаешь иметь всю полноту власти в своих руках. Только и всего! Всё дело – в твоём желании, или, вернее, в твоём нежелании. Ты не хочешь. Или возможно сказать, что, напротив, ты хочешь... И когда я понял это, я подумал и о своих желаниях и нежеланиях... А чего хочу я? И чего я не хочу?
– И чего же?
– Не всё ли равно?
– Отец спрашивает тебя! Ты должен отвечать...
– Чего я хочу? Я не хочу отвечать тебе сейчас...
– Нет, ты ответишь. Ты ответишь, потому что отец твой приказывает тебе ответить.
– Зачем ты передал мне знаки власти? Зачем эти приветствия некоему новому времени? Зачем это празднество? Зачем эти песни и пляски? Зачем всё это, если на самом деле мои желания и нежелания – ничто для тебя?!
– Когда-нибудь и ты сделаешься господином своих желаний и нежеланий.
– Когда придёт моё время...
– Ты затеял смеяться над отцом? Твой голос насмешлив...
– Нет, я не посмел бы смеяться над тобой. Но твои слова о времени, столь постоянные в повторении, твои слова наводят меня поневоле на одну страшную мысль, которую я не смею высказать...
– Не бойся этой мысли. Нет ничего необычайного в том, что она зародилась в твоём уме. Я знаю эту мысль.
– Тогда выскажи её ты...
– Теперь твоё лицо выражает смущение... Но я всё же выскажу твою мысль. Ты подумал, что все твои желания и нежелания сделаются свободными и весомыми лишь после моей смерти!..
Осман молчал одно мгновение. Затем произнёс:
– Отец! Посмотри сейчас на моё лицо. Моё лицо спокойно. Я не хочу твоей смерти. Никакая свобода исполнения моих желаний и нежеланий не заменит мне тебя, твоих верных слов и мудрых советов...
– Тогда...
– О, я знаю, какие будут твои слова! Тогда я лишь должен дождаться наступления моего времени. Оно, конечно же, придёт. Но если тебя не будет рядом со мною, пусть оно не приходит никогда!..
– Я слышу искренность в твоём голосе. Ты самый искренний из моих сыновей...
– Сегодня я услышал много похвал. Но я-то знаю, каков я! Аджамия – вот кто я! Неловкий, неумелый, неуклюжий. Проявлявший смелость лишь в охотах с птицами ловчими. Не бывавший ещё ни в одной битве! Вот и всё, что есть я сегодня!..
– Ты ценишь себя сурово. Но я скажу тебе, что в твоих словах суровых о себе самом я чую бабаитлык – молодой кураж, удальство молодое. Ты ведь тоже чуешь свои достоинства и оттого тебе не страшно бранить себя! Надо только, чтобы всё это пребывало в равновесии – всё хорошее и всё дурное, что ты чуешь, знаешь о себе самом!..
– Не умирай, отец! Всегда оставайся рядом со мной. И я не настолько глуп, чтобы не понимать! Наступает время битв. Ты, быть может, уже слишком возрастен для того, чтобы сражаться на коне. Это и передаёшь ты в мои руки. Я буду твоим полководцем! Но вождь нашего народа – ты, один лишь ты!..
– Не приучай себя, свой разум к подобной мысли! Думай о том, что в будущей своей жизни ты останешься одинок...
– Стало быть, и ты одинок? Ты не полагаешь себя окружённым верными содружниками? А я наконец? Разве я не верен тебе?
– Что есть одиночество? Я в своей жизни имел друзей, имел содружников, знал любовь женщин, познал радость бесед с наставником мудрым и радость самому сделаться наставником. Всё это ещё познаешь и ты! В какое-то время твоей жизни тебе покажется, что ты не одинок, потому что преданный друг слушает твои слова с внимательностью искренней, и прекрасная красавица слушает твои слова с любовью искренней. Но человек приходит в мир одиноким и одиноким уходит! Один лишь Аллах – над нами и с нами, с каждым из нас. Молись Аллаху, но не докучай Ему пустыми просьбами...
* * *
В Малой Азии правил монгол Газан-Хан, сын Аргуна[183]183
...Газан-хан... - См. примечание 63.
[Закрыть]. Сельджукские султаны утратили власть. Они всё ещё существовали, но принуждены были подчиняться монгольским правителям. Возможно было говорить, что сельджукских султанов уже нет. И так мы и говорили, и говорим. Сельджукские султаны склонились перед монголами. Монголы оказывали им милости. Газан-Хан посадил на престол Малой Азии султанов: Месуда, сына Кейкавуса, и Кейкубада, сына Ферамурза, сына Кейкавуса. Но эти султаны не могли править полновластно, а были всего лишь наместниками монгола Газан-Хана. Амид, Малатью, Сивас и Харпурт[184]184
...Амид и др. – Амид – город в юго-восточной части Анадола, ныне Диарбекир. Малатья – город в восточном Анадоле. Сивас – город в центральной части Анадола. Харпурт – город в центральной части Анадола.
[Закрыть] отдал Газан-Хан под руку Гияседдина Месуда, сына Кейкавуса; а Конья – прежняя столица сельджукских правителей, и побережье отданы были Газан-Ханом Алаэддину Кейкубаду, сыну Ферамурза. Итак, сельджукские султаны всё ещё существовали, но их государство пало, и они сделались наместниками правителя-монгола. Они подчинились ему, собирали его именем налоги с людей, живших в этих землях и городах, и отсылали собранное Газан-Хану.
– Отчего подпали под власть монголов сельджукские султаны? – спросил отца Осман. – Ведь тот прежний правитель Алаэддин Кейкубад, сын Кейхюсрева, о котором ты мне так много рассказывал, ведь он был мудр и храбр, и сражался с монголами. Отчего же всё так дурно завершилось для его потомков?..
Эртугрул задумался, затем сказал такие слова:
– Быть может, слишком рано явились в государстве сельджуков прекрасные города, мудрецы, слагатели стихов и строители мечетей, хорошо устроенные базары и караван-сараи...
Осман удивился этим словам отца:
– Что ты говоришь? Я не могу понять тебя. Растолкуй мне сказанное тобою! Разве может явиться всё хорошее, всё, что служит к благоустроению и украшению государства и власти правителей этого государства, слишком рано? Я бы не удивился, если бы ты сказал, что всё оно может явиться слишком поздно! Но слишком рано! – Нет, я не понимаю этих твоих слов!..
– А я понимаю, что мои слова могут показаться странными! Но я имею в виду одну очень простую мысль. Послушай! Мой покровитель, султан Алаэддин Кейкубад, сын Кейхюсрева, был и в самом деле храбр и мудр. Более того, он имел хорошее, хорошо устроенное войско. Но то, что я тебе сейчас скажу, воспримешь ты, быть может, как очередную странность, высказанную мною. Итак! Войско султана было хорошо устроено, однако государство его с хорошими городами, с прекрасной столицей Коньей, было устроено куда лучше, чем его войско!..
– Я и вправду не улавливаю смысл твоих слов, – произнёс в задумчивости Осман. – Разве государство должно быть устроено хуже войска? Но ведь ты не это хотел сказать мне?
– Конечно же, не это! И не смущайся своего непонимания. Я и сам знаю, что слова мои могут показаться странными. Я говорю их тебе, потому что знаю, ты способен понять меня... Я сейчас говорю вовсе не о хорошем или дурном, лучшем или худшем устройстве государства и войска. Я говорю о равновесии; о том, что государство и войско должны быть равны в своём устройстве. Если государство и войско устроены в равной степени, нет, не плохо, не дурно, а, скажем так, устроены в равной степени просто; такое государство с таким войском может победить, если вступит в войну с другим государством, у которого устройство войска выше, лучше, нежели внутреннее устройство самого государства, то есть нет равновесия... Прежде войско монголов, огромное войско, и было их государством! Но уже давно они получили, как бы в наследство от завоёванных ими династий правителей благоустроенные государства с городами, стихотворцами, мудрецами и мечетями. Все эти государства выше по своему устройству, нежели войско монголов, давно уже монголы живут, лишённые равновесия, о котором я говорю тебе. Всё подчинено монголам! Мудрецы и стихотворцы завоёванных царств славят монгольских правителей; в храмах завоёванных городов жрецы просят богов о здравии и долголетии монгольских правителей. Но всё это одна лишь видимость! Отсутствие равновесия, о котором я говорил, погубит монголов. Скоро они принуждены будут уйти из всех захваченных ими земель. Они откатятся назад, в свои далёкие степи, и будут влачить там жалкое существование, вспоминая былые походы и былую славу. Они превратятся из повелителей половины мира в маленькое племя кочевников, перегоняющее свои стада по степям бескрайним!
– Прости! Но так трудно поверить в это!..
– Это случится. Монголы погибнут вовсе не оттого, что ослабело их войско, но оттого что слишком рано получили в своё управление благоустроенные города... Эти города слишком хороши, а войско монголов слишком простое, хотя и сильное...
– А войско сельджукских султанов?
– И оно было слишком простым для этих городов, слишком хороших!
– Стало быть, устройство государства и устройство войска должны быть в равной степени просты, или же – в равной степени непросты! Но тогда жизнь нашего становища обладает идеальным равновесием. Наша жизнь – жизнь простых пастухов, а наше войско... Да ведь у нас и нет войска! Нас мало; и каждый наш муж, каждый юноша – он и воин, и пастух. В мирное время – пастух, в битве – воин!..
– Ты верно понимаешь. И мы будем созревать медленно, как хорошее, доброе вино румийцев и франков, которое они сохраняют в особых бочках под землёй. Сейчас на этой земле одни лишь мы наделены равновесием! Потому и будущее этих земель, этих краёв – за нами! Твои сыновья и внуки создадут войско, которое будет плоть от плоти великой нашей грядущей державы! В этом войске соединятся все народы, все племена державы! Это войско не будет умнее державы, но и глупее державы это войско не будет. И держава будет великой!..
– Мне кажется... – начал Осман, глядя с восторгом на отца, худощавого и зябко кутающегося в меховой плащ, – мне кажется, теперь я наконец понял, что ты имел в виду, когда всё повторял слова о времени, которое придёт и уйдёт, которое может быть твоим или моим, или чьим-то ещё... Теперь я понимаю грядущее. И я понимаю, что делать мне! Я не стану ни на кого, ни на чьи владения нападать первым. Я знаю теперь: время само принудит меня к действиям...
– Ты ещё в детстве был разумен, любопытствовал и пытался понять многое. Ты говорил недавно, что мой голос ещё зычен, что я в состоянии громко петь и кричать. Но ведь теперь ты понимаешь, почему я, в сущности, слабею всё более и более. Это время, уходящее, убегающее от меня время лишает меня сил. Оно уже не моё. Оно – твоё, сын мой! И не проси меня жить и жить, и править нашим народом. Не проси меня!..
Осман молча поцеловал руку отца, загрубелую тыльную сторону ладони воина...
* * *
Эртугрул ладил с наместником монголов, султаном Алаэддином Кейкубадом, сыном Ферамурза. Несколько раз Эртугрул отправлял в Конью посольство с богатыми дарами. Но что были богатые дары кочевников? Везли коней, овечьи выделанные шкуры, ловчих наученных и воспитанных должно птиц. Сам Эртугрул был в Конье два раза. Во второй раз он взял с собой маленького Османа. Но мальчик запомнил эту поездку смутно. Они проехали несколько городов и все эти города явились для ребёнка словно бы на одно лицо. Он теперь, будучи взрослым, не определил бы, поворошив свою память, который из городов, виденных им, и был – Конья. Да он и мальчиком не знал этого... Вскоре после того, как Эртугрул передал Осману торжественно и на глазах у всего народа знаки власти, отец позвал сына в свою юрту и велел приготовиться к поездке в Конью.
– Поезжай, мой друг и сын! И будь умён. Изъяви почтение султану, притворись, будто бы ты полагаешь его полновластным правителем, не напоминай ему о его зависимости от Газан-Хана! Присмотрись к его придворным и подчинённым. Подумай, кто из них мог бы сделаться твоим союзником, а возможно, и содружником близким! Отправляйся в путь под нашим зелёным стягом с изображением волчьей головы. Пусть все узнают, что теперь ты – вождь нашего рода из племени кайы!.. Будь храбр, умён и спокоен...
Осман начал готовиться к дороге. Он собрал свиту, и большую, определив, кто будет сопровождать его. Для всех была сделана новая одежда. Осман решил, что его одежда почти не будет отличаться от одежды его спутников. Все они носили штаны, белые или бело-голубые, полосатые, но штаны Османа были сшиты из ткани узорной. Шнур украшался кисточками. Самые ближние Осману воины носили штаны с широкими штанинами, алые, оранжевые или тёмно-бордовые. В штаны заправлены были короткие воинские кафтаны. Чёрные кожаные ремни украшены были узорными железными бляхами, но на поясе Османа бляхи были серебряные. И каждый спутник Османа имел при себе заткнутый за пояс шёлковый цветной платок. А шапки на их головах были круглые меховые, более всего – из меха зайцев. Но шапка Османа была из медвежьего меха. В прошлом году он с опасностью для своей жизни добыл на охоте медведя. То был одинокий зверь. И, быть может, от одиночества своего звериного, очень свирепый и храбрый. Его подняли собаки. Но охотники и прежде уже узнали о нём, потому что он несколько раз нападал на пасущиеся стада, чего медведи обычно не делают. Это был крупный бурый самец. Собаки погнали его. Он бежал, затем поднялся на задние лапы и заревел грозно. Тогда охотники начали метать в него копья. Осман же отъехал на коне и пустил стрелу из лука, метко пробив сердце зверя, который рухнул с воем...
В подарок султану везли хороших коней. Эти кони были сильными потомками лошадей кочевников давних, улучшенные хорошим уходом и хорошим подбором жеребцов и кобыл для случки. На таком коне, подкармливая его ячменными лепёшками, возможно было проделать путь необычайной длины. Конь подобный мог подолгу оставаться без воды. Возможно было, в случае чрезмерной устали в пути долгом чрезмерно, надрезать такому коню шейную вену, чтобы выпустить немного крови. Всадник пил для утоления своей жажды кровь коня и смачивал губы коня его же кровью. И взбодрившись таким способом, они продолжали путь. И добирались до ближайшего колодца.
Уже давно в становище Эртугрула воспитывали особенных коней. Этих коней очень хорошо кормили, но и принуждали много двигаться. Сухожилия на ногах таких коней делались совсем отчётливыми. То были кони быстрые и сильные, пригодные для битв и дальних путей. О кочевничьих конях, прародителях этих коней, рассказывал воспитатель Османа такую сказку:
– Однажды царь древности, великий Сулейман, услышал молву о табуне красивых крылатых коней, пасущихся на берегах далёкой реки. О них говорили, будто они ходят пить воду только на озеро джиннов[185]185
...джиннов... – Джинны – в исламском фольклоре – духи природных стихий, то злые, то добрые.
[Закрыть]. Сулейман приказал, чтобы этих коней поймали и привели к нему. Но ему отвечали, что нет никакой возможности для поимки этих коней, потому что уж очень они быстры и сторожки. А когда они пьют воду, джинны сторожат их. А Сулейман ведь являлся великим колдуном. Но колдовство его было не противно велениям Аллаха, и по воле Аллаха он понимал язык животных, все наречия птиц и зверей. Думая о необыкновенных конях, он отправился на охоту с ловчими ястребами. Подняли много зайцев и лисиц, затем сделали привал. Царь сел под деревом. А на этом дереве, на одной из высоких его ветвей, свила своё гнездо горлица дикая. И вот царь услышал, как его любимый ястреб сказал этой горлице:
– Я разорю твоё гнездо и убью твоих птенцов!
– О, не делай этого, не губи моих птенцов! – стала умолять горлица.
– Что ж! – отвечал ястреб. – Я, пожалуй, пощажу твоё потомство. Но какую услугу ты можешь оказать мне взамен?
– О, я могу оказать тебе одну великую услугу. Я знаю, кто может поймать для твоего царя необыкновенных коней!..
– Говори! – проклёкотал ястреб.
– В стольном городе царя, в бедном квартале-махалле живёт одна бедная вдова. Она имеет двух сыновей, которые каждый день ходят на базар и там за малую плату берутся разносить покупателям купленные товары. Никто не знает, даже сама их мать не знает, что на самом деле эти юноши – не её дети! Царевна джиннов по имени Маймуна[186]186
...Маймуна... – В легендах о джиннах часто фигурирует их царевна Маймуна. Это имя в переводе с арабского означает «обезьяна».
[Закрыть] родила двоих младенцев неизвестно от кого! И царь джиннов, её отец, разгневался и приказал отнять у неё сыновей и отдать их в людское жилище, самое бедное. Его посланец, пролетая над городом стольным Сулеймана, увидел, что в самом бедном жилище вдова, день тому назад похоронившая мужа, родила двух мёртвых близнецов. Она была так бедна, что не могла заплатить повитухе, и потому никого не было при её родах. Увидев, что она лежит без памяти, посланец правителя джиннов тотчас унёс мёртвых младенцев и похоронил их в отдалённой местности. А младенцев, рождённых царевной Маймуной, тотчас принёс в жилище бедной вдовы и приложил к её груди. Затем он принял обличье богатой горожанки и явился в жилище вдовы, преобразив нескольких бездомных собак с городского базара в своих девушек-служанок. Они принесли в жилище бедной родильницы корзины с едой, тёплые одеяла и новую одежду. Нарядная горожанка смочила потрескавшиеся губы несчастной мягкой губкой, напоенной водой. Женщина очнулась, открыла глаза, услышала плач младенцев... Она приняла их за детей, рождённых ею, и порадовалась их здоровому виду! А посланец правителя джиннов, преображённый в богатую горожанку, сказал такие слова:
– Бедная женщина! Я проходила мимо твоего жилища и услышала горестный плач новорождённых. Тогда я решила оказать тебе и твоим младенцам помощь. Сейчас мои служанки затеплят огонь в твоём очаге и приготовят для тебя варёную курицу, чтобы ты подкрепила свои истощённые силы!
И служанки засуетились, ведь на самом деле они были собаками! Вскоре силы матери восстановились и она принялась кормить детей своим молоком.
Посланец джиннов просил царя позволить ему навещать вдову и помогать ей и её детям, принося им еду и одежду. Но царь джиннов разгневался и отвечал, что желает наказать свою дочь Маймуну; и потому пусть её сыновья растут в нищете и забвении.
Так и сталось. Юноши, полагавшие себя родными детьми бедной вдовы, и выросли в бедности. Они и не подозревают о своей силе! А между тем они – внуки могущественного царя джиннов. Они могут поймать необыкновенных коней...
Сулейман услышал рассказ горлицы и обрадовался. Но всё же он хотел, чтобы ястреб исполнил обещание, данное горлице. И вот царь притворился спящим. А ястреб разбудил его клёкотом громким. Сулейман сделал вид, будто проснулся, и спросил сердито:
– Для чего ты будишь меня, бестолковая птица?!
– Я бужу тебя для того, что я узнал, кто может поймать необыкновенных коней!
И ястреб пересказал царю Сулейману рассказ горлицы.
– Ты хорошо сделал, когда разбудил меня! – похвалил птицу ловчую Сулейман. – Только помни своё обещание горлице, о котором ты мне сказал! Не разоряй её гнездо!..
И ястреб исполнил обещание, данное им горлице.
А Сулейман возвратился в свою столицу и отдал приказ привести к нему братьев, мнимых сыновей вдовы. Их привели. И царь повелел им поймать коней, и пообещал наградить юношей, если они исполнят его повеление. Юноши поклонились и пообещали всё исполнить. Но они ведь не подозревали о своей силе, и потому просто-напросто убежали из города куда глаза глядят. А отправляться ловить необыкновенных коней они и не думали!..
Великий Сулейман в конце концов понял, что они сбежали. Разгневался он и отдал приказ схватить вдову, их мнимую мать, которую они очень любили, и заточить её в темницу. А когда это было исполнено, царь приказал объявить о заточении вдовы на всех площадях, улицах и базарах своей столицы. И это возымело действие. Не прошло и трёх дней, а юноши явились к царю и наклонили свои повинные головы под грозную руку его гнева.
– Мы исполним твоё повеление! – умоляли они. – Только освободи нашу мать. И молим тебя, не заточай её снова в темницу, если мы погибнем, пытаясь исполнить твоё повеление!
И царь Сулейман дал им такое обещание.
Не зная, как быть, юноши отправились к озеру джиннов на верную гибель. А тот самый посланец правителя джиннов, который некогда спас их от гибели, смерти от голода при самом их рождении, оживив несчастную вдову, теперь увидел, как они идут к озеру. А царевна джиннов уже много лет не покидала своих покоев во дворце. У дверей этих покоев и днём и ночью стояли на страже самые чудовищные подданные её отца. Но давний его посланец, дружественный к царевне, подлетел на крыльях к её окну и постучал крылом. Царевна Маймуна распахнула окно, которое было на высоте немыслимой, и посланник сказал ей:
