Текст книги "Хей, Осман!"

Автор книги: Фаина Гримберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

   – Да, я придумал изобразить их одетыми по-людски! Но сказки об этих зверюшках, птицах и насекомых придумал не я. Эти сказки придумал в самые давние времена человек по имени Эзоп...[229]229
  ... Эзоп... – Знаменитый древнегреческий баснописец, легендарная личность; по преданию – фригийский раб.


[Закрыть]

   – Эти сказки настолько важны и значимы для вас, что вы даже рисуете этих зверюшек и птиц на стенах?

   – Да, эти сказки весьма значимы. Это не простые сказки, а притчи. Разве у вас таких нет?

   – Может, и есть... Расскажи мне одну такую сказку!

   – Я даже и две тебе расскажу, потому что это очень короткие сказки. Вот одна из них, в которой говорится о самом Эзопе. Он ведь жил тяжёлою жизнью, ему пришлось быть рабом. Однажды его продали работорговцу вместе с другими рабами и пришлось им всем брести в караване пешими, добираясь в тот город, где работорговец намеревался продать их. Он жалел ослов и потому нагрузил часть поклажи на спины рабов. Каждый из рабов старался выпросить для себя что-нибудь полегче. И только Эзоп взял на спину тяжёлую корзину с хлебами... Как ты думаешь, зачем?..

Осман вновь улыбнулся и пожал плечами:

   – Откуда мне знать, зачем? Должно быть, он был чудной человек, этот Эзоп!

   – Я ещё в детстве услышал эту притчу. Но право, я бы и взрослым не догадался сам, без подсказки, зачем это сделал Эзоп, зачем взялся нести тяжёлую корзину. А вот зачем: ведь в течение пути люди в караване питались хлебами, бывшими в корзине. И потому корзина становилась все легче и легче!..

   – А если бы работорговец складывал в эту корзину на место съеденных хлебов что-нибудь другое? – спросил один из спутников Османа.

Григорис повёл головой в некоторой растерянности. Затем возразил:

   – Обычно так не делается... Поэтому оцените хитрость Эзопа!..

   – Наверно, рабы, шедшие вместе с ним, не любили его... – предположил Осман.

   – Об этом ничего не говорится! Но у вас странные умы. Я бы подумал, что у всех тюрок умы так устроены. Но ваши из Хаджибекташа совсем другие люди. Сами складывают притчи...

   – Это мы ещё узнаем, какие люди в Хаджибекташе, – сказал Осман. – А наши умы простые, это и вправду так! Но расскажи нам и другую сказку. Ты же обещался рассказать две!..

И Григорис рассказал вторую сказку:

   – Ты, должно быть, видел, как растёт виноград, – начал он...

   – Да, – отвечал Осман. – Я видел и знаю, что из плодов винограда делается вино.

   – Ладно! А лисицы очень любят виноградные ягоды. И когда поспевают гроздья ягод, виноградари, те, что выращивают виноград на -продажу, становятся караулом в своих виноградниках с вечера. Потому что ночами лисицы прибегают лакомиться гроздьями, висящими низко. Сторожа стучат в колотушки, чтобы отпугнуть прожорливых лисиц, но это не всегда помогает...

   – А почему же они не охотятся на этих лисиц? – спросил Осман.

   – Да они охотятся! Ходят на охоту. А среди виноградных лоз лисицу не поймаешь – живо скроется!..

   – Мы охотимся на лисиц с ловчими птицами, – сказал Осман. Лицо его приняло выражение задумчивости. Перед внутренним его взором встали – одна за одной – картины многих охот, которыми он предводительствовал...

   – Рассказывать ли мне дальше? – спросил Григорис.

   – Да, да! – встрепенулся Осман. – Конечно, рассказывай... Что же случилось дальше с этой лисицей? Судя по её изображению, сделанному тобой, она была наделена человеческим разумом. Думаю, в жизни такого не бывает. Но ты рассказывай!..

Григорис колебался.

   – Рассказывай, рассказывай! – поощрил его Осман.

   – И вот, стало быть, одна лисица, та самая, которую я изобразил, как-то раз прибежала на виноградник. Она улучила время, когда сторожа отлучились, то есть ушли, то ли домой, то ли по малой нужде...

   – Плохие были сторожа, – заметил Осман.

   – Да, сторожа были плохие. И потому лисица беспрепятственно приблизилась к лозам. Одна гроздь, очень большая, висела совсем низко. Лисица легко могла бы достать её зубами и совсем уж было нацелилась, но увидела, что ягоды зелены. Она побежала подальше и видела, что и на других виноградных гроздьях, висевших так, что она могла достать их, ягоды зелены. Зато виноградины, висевшие высоко, уже поспели... И тогда лисица, поглядывая на них, сказала себе: «Эти ягоды тоже зелёные»!.. Вот и вся сказка!..

   – Так она же не слепая была! – воскликнул один из ближних спутников Османа. – Зачем она так сказала? Ведь ягоды же были спелые. Она же видела это!

Григорис коротко усмехнулся.

   – Она утешала себя. Ей очень хотелось винограда!

   – Мало ли кому чего хочется! – бросил другой Османов спутник.

   – Довольно! – приказал им Осман. – Наш собеседник может подумать, что говорит с глупцами! Это ведь всего лишь сказка. Но я понимаю, что в ней есть некий смысл. Должно быть, всё дело в том, что не следует утешаться ложью, когда нечто, желаемое тобой, недоступно тебе!..

   – Именно так, – согласился Григорис даже с некоторым воодушевлением.

   – Прости моих спутников! – сказал ему Осман. – Они вовсе не глупцы! Они – умные люди. Но они не привычны к подобным сказкам. Наши кочевые сказки – просты, в них нет хитрого смысла! А если даже и происходит в наших сказках нечто такое, чего в жизни не бывает, всё равно возможно понять... В наших сказках разное случается. И люди превращаются в зверей; и даже в солнце, звёзды и луну превращаются. И знамения происходят чудесные. Но ты пойми, всё это попросту, честно, без хитрости... Сказки этого Эзопа хороши, но не для нашего простого ума! Ты уж прости!..

Старуха вмешалась в разговор:

   – Григорис, сынок! Ты измучил гостей. Они добирались сюда сквозь снегопад. Да и не сюда вовсе они добирались, а в этот свой монастырь! И я тебе скажу сейчас, и тоже без хитрости скажу: не по душе мне, когда наши греки переходят в их веру! Не по душе, так и знай! Не хочу я обидеть наших гостей, а вот не по душе, прямо и честно признаюсь!

   – Ты, матушка, не обижаешь нас! Нам твоя прямота приятна, – заговорил Осман. – Ты, матушка, мне напоминаешь одного славного старика... – Осман улыбнулся, вспомнив старого имама из Силле. – Этот старик тоже не одобряет, если наши любопытствуют и хотят знать побольше о вашей вере. Я этого старика люблю крепко, хотя я знаю, он бы меня и сейчас не одобрил за то, что я сейчас здесь с вами...

Старуха смотрела на Османа чёрными глазами на своём лице старой женщины. И нельзя было понять, о чём она думает... А когда Осман кончил говорить, она всплеснула руками и сказала наполовину по-тюркски, а наполовину по-гречески:

   – Ты не думай, гость, будто мы позабыли о гостеприимстве! Иди за мной. Этот монастырь ещё не доделан, монахов здесь нет. Но жить здесь можно! А если всего лишь несколько дней и ночей, то и подавно можно! Пойдём в кельи, отведённые под жилье тебе и твоим спутникам. Для тебя приготовлена малая келья, а для них – одна большая, где будет общежитие послушников. Туда принесут еду. А для тебя моя товарка Анастасо уже готовит кое-что вкусное!..

Осман вновь шагал следом за старухой, шёл под сводами каменными. Вдруг совсем темнело. Белый её платок помелькивал впереди. Старуха не имела с собой ни свечи, ни факела. Впрочем, идти оказалось не так далеко.

Однако, несмотря на путь недолгий, Осман успел на этом пути призадуматься. «В сущности, меня отрезают от моих спутников, – думал Осман. – И надо ли спрашивать, зачем. Неужели мне суждено погибнуть так глупо и просто?.. Но всё же мне хочется верить этим людям! Но хороша ли дорога постоянной подозрительности? Не лучше ли поддаться своему чувству? И вот мне хочется верить этим людям и я буду верить им!..»

Старуха привела гостя в покой, где он увидел такое убранство, которое напомнило ему трапезную в монастыре святого Михаила. Здесь был поставлен стол и седалище-скамья, а у стены поставлена была широкая скамья, покрытая мягкими покрывалами.

   – Что это? – спросил Осман, указав рукою.

Старуха без улыбки отвечала, что это ложе для сна... Осман подумал, что спать на таком ложе, укреплённом на ножках и таким образом удалённом от пола, неприятно, должно быть!..

Старуха принесла скатерть и посуду. Затем пришла её товарка, неся за ручку длинную плоский металлический сосуд. В помещении распространился вкусный сладкий запах. Старуха Анастасо подала сковороду на стол и быстро выложила кушанье в сохан – миску. Осман взял нож и деревянную ложку, заранее приготовленные. Вина ему не подали, но подали кувшин с водой. Он налил в чашку. Затем принялся нарезать кушанье. Оно оказалось мягким по вкусу своему, с прибавлением каких-то плодов... Когда Осман спросил, из чего это приготовлено, ему отвечали, что приготовлено это из яиц жареных и плодов инжира, а также и мёд входил в это кушанье...

Осман съел всё, нашёл кушанье приготовленным и поданным очень хорошо. Старухи стояли перед столом, сложив руки на груди, и смотрели. Это, впрочем, не смущало гостя, потому что показывало, что они полагают себя в отношении гостя низшими. Он закончил есть и поблагодарил.

   – Накормили моих спутников? – спросил Осман.

Анастасо отвечала, что да, накормили...

Оставшись в одиночестве, Осман осмотрелся. Дверь нельзя было запереть. Но ведь он, по сути, даже и не знал, что это такое – быть при запертой двери. Он решительно снял с этого ложа на высоких ножках одеяла и покрывала и постелил их на пол. И поближе положил нож, вынув из ножен. Спал он крепко и проснулся рано. Быстро поднялся и снова уложил на постель одеяла и покрывала. Он спал, не раздеваясь. Теперь оглядывался. Приметил жаровню, но она была совсем холодная. Приоткрыл дверь и закричал:

   – Хей!.. Хей!..

Затопали босые ноги. Прибежал незнакомый парнишка, замахал руками, делал знаки. Но Осман не понимал его. Парнишка ушёл. Осман хотел поскорее увидеть своих спутников. Снова прибежал парнишка, широко раскрывал чёрные глаза, таращился на Османа...

   – Григорис... – повторял Осман. – Григорис... Анастасо... Григорис...

Парнишка снова убежал и вернулся уже в сопровождении Григориев. Осман обрадовался человеку, с которым мог объясниться на родном наречии...

   – Где мои спутники? – спросил Осман. – А что снегопад? Длится ли по-прежнему? Сможем ли продолжить путь? Я хотел бы поскорее добраться в Хаджибекташ!..

Григорис отвечал, что снег всё ещё идёт, но уже едва-едва, лёгкой сетью.

   – Я сам выведу вас на дорогу. У вас кончились припасы, мы дадим вам... Но подожди ещё немного, скоро для вас приготовят утреннюю еду...

   – Я хочу умыться.

Давешний парнишка принёс таз и кувшин с водой. Осман сказал Григорису, что хотел бы поесть вместе со своими ближними спутниками. Его проводили в большой покой, совсем сходный с трапезной в монастыре святого Михаила. Но здесь всё было попроще. Все спутники Османа были целы и здоровы. В большом покое сделалось тесно и шумно от людей, от воинов в сапогах и с чёрными косами, перекинутыми на грудь. Тёмные глаза щурились, усы тонкие повисали на смуглых лицах, ярко белели крупные зубы... Голоса переговаривались громко... Осман спросил, как переночевали его богатыри. Отвечали ему, что спалось им хорошо. Он узнал, что в покое, отведённом его спутникам, спали они на покрывалах – мягких ямболиях, постланных на пол. Ложа на ножках не стояли в большом покое... Вчера спутников Османа хорошо накормили жареной бараниной, а сейчас подали для утренней еды малосольный сыр, мягкий хлеб чёрный, оливки, молоко квашеное...

Григорис вывел всадников на хорошую дорогу тропами, которые он, по всему было видно, знал давно и мог ходить по ним с закрытыми глазами.

   – Вот идёт дорога вниз, но не круто, – говорил Григорис. – Приглядитесь, сощурьтесь. Видите, вон там, гора с верхушкой снежной, а в долине видны постройки и башня минарета...

Осман пристально смотрел из-под руки. Постройки в долине казались маленькими-маленькими, будто сделанными нарочно для детских игр...

Осман простился по-доброму с Григорисом и направился со своими спутниками вниз, в долину. Снег сыпал мелкой, лёгкой сетью...

Хаджибекташ оказался вблизи большим. Построек было много и обнесены они были стенами. Ворота были открыты. Вооружённые стражи охраняли ворота. Осман приметил хорошие копья. Он, подъезжая к воротам, вскинул руки, показывая дружелюбие.

Осман назвался стражам. Его просили подождать, затем вышел к нему человек в длинной одежде из верблюжьей шерсти. Всадники спешились и передали конюхам коней своих.

Двор обители Хаджибекташ был широким, постройки – просторными. Выделялся округлый купол мечети и высокая башня минарета.

Осман и его спутники провели в обители восемь дней. Они поклонились могиле самого основателя обители и видели, как молились у этой могилы многие люди, среди которых часто слышалась греческая речь. Осману сказали, что в тёплое время, весной и летом, бывает ещё больше паломников.

   – Многие наши обряды сходны с обрядами христиан, поэтому христиане охотно приходят к нам и через нас воспринимают правую веру!.. – сказал Осману глава обители.

В мечети Осман увидел стены, расписанные изображениями людей. Но жесты и лица этих изображений были ему ближе, чем те изображения, которые ему довелось видеть до сих пор. Но впрочем, что он видел? Не так уж и много... Ему объяснили смысл изображений на стенах мечети в Хаджибекташе; это были изображения пророков – Мусы, Исы, и самого Мухаммада...

Осман и его спутники ели в обширной трапезной, где над очагами висели на цепях огромные котлы. Вечерами собирались в большой зале дервиши обители, рассаживались на звериных шкурах, медвежьих, волчьих. Место главы сразу видно было, украшенное шкурой дорогой барса... Осман внимательно слушал богословские беседы и диспуты... Однажды он сказал главе обители:

   – Я убедился в мудрости вашей; учение ваше проще и яснее для меня, для моего простого ума, нежели учение великого Руми, о котором рассказывал мне его сын, шейх Султан Велед. Я вижу и понимаю, что вы уже и теперь делаете много для распространения правой веры. Потому я осмеливаюсь просить, не отпустишь ли ты кого-нибудь из твоих дервишей, по твоему выбору; чтобы этот человек поехал со мной в моё становище для просвещения моих людей?..

Осман ждал ответа и тревожился. Чувство подсказывало смутно, что не будет ответ хорошим для Османа... В сущности, так и вышло...

   – Нет, – отвечал на его просьбу глава обители. – Нет, вам в становище вашем нужен простой имам, честный и сведущий в самом простом богословии, не спорщик и не создатель новых учений о Божественном...

   – То же мне говорили и в обители учеников Султана Веледа, – сказал Осман с некоторым унынием.

   – Верные слова тебе говорятся! Послушайся. А ежели твоим потомкам суждено сделаться великими правителями, тогда и дервиши, принявшие учение великого Хаджи Бекташи, придут вам на помощь в прекрасном деле распространения правой веры. Я верю, что именно нам, дервишам Бекташи, суждено приводить эти и многие окрестные края к вере правой. А покамест послушайся добрых советов: сыскивай имама добродетельного, простого и честного; и пусть он и просвещает твоих людей в твоём становище...

* * *

Когда Осман и его спутники подъезжали к селению Силле, белый голубоватый снег покрывал горы – склоны и вершины – густо и плотно. На дорогах – бело-голубых – сделалось заснеженно и скользко. Небо, голубое, серое, повисло низко. Пасмурность и сырость окружали дома, улицы. Люди кутались в тёплую одежду. Верблюжий, волчий, медвежий, лисий меха одевали людей зябнувших. В комнатах жались к жаровням...

Осман вовсе не намеревался вновь посещать монастырь святого Михаила. Так он сейчас полагал. Но тогда зачем же купил он в лавке златокузнеца в Конье золотую чашу, усаженную агатами, и два бронзовых светильника, сделанных в виде верблюдов? Спешившись и отдав повод коня одному из самых ближних спутников, Осман, как в прошлый раз, ухватился за кольцо, и застучал в ворота. Он решил, что не станет входить вовнутрь, но попросит вызвать Василиса, прежнего своего толмача... Однако судьба, достаточно щедрая на знамения, послала, казалось, ещё одно... Едва отворились ворота, и Осман увидал рядом с другим монахом и своего толмача... Неожиданно Осман обрадовался и воскликнул невольно:

–Василис!..

И лицо его толмача тотчас приняло выражение радостного оживления, сменившего привычное ровное смирение... Невольно они вскинули руки навстречу друг другу, но тотчас опустили руки, и Василис поклонился прежнему монастырскому гостю...

Но скоро погас миг оживления радостного и лица сделались серьёзны.

   – Сегодня я не могу быть вашим гостем, как в прошлый раз, – заговорил Осман серьёзно. – Но передай добрые мои слова привета почтенному отцу Николаосу и Костандису...

Осман обернулся к своим спутникам и велел вынуть из поклажи светильники и чашу.

   – Возьми, Василис, эти подарки. Чашу отдай отцу Николаосу, один из этих светильников возьми себе, а другой отдай Костандису. Теперь же – прощай!..

Василис не успел ответить, а Осман уже вскочил в седло и спутники его повернули поспешно за ним... Рука Василиса поднялась на воздух и махала вслед всадникам, ехавшим быстро...

* * *

В скромном жилище старого имама Осман чувствовал искреннюю тёплую радость от встречи с ним. Здесь всё было почти бедным, но близким сердцу Османа. Во дворе мелькнула сгорбленная фигурка в покрывале, с закрытым лицом, и скрылась в доме. Осман догадался, что это жена старого имама, матушка ученика Султана Веледа. Имам встретил прежнего гостя с улыбкой. И на лице молодого человека невольно возникла улыбка ответная...

   – Грешный ваш Осман возвращается к вам! – сказал гость, улыбаясь.

   – И видно, что грешный по-прежнему! – заворчал старик с притворной строгостью. – Не жди, что я сейчас же накормлю тебя! Не жди!..

   – Я и не жду! – Осман наклонил голову в меховой шапке. – Время полуденной молитвы, отец! Совершим абдес – омовение – и помолимся рядом...

Старик был очень доволен и не скрывал своего довольства!

   – Нет, я недаром наставлял тебя! Аллах гёнлюне гёре версии! – Да исполнит Аллах твои желания!..

Они разостлали молитвенные коврики, подняли руки до уровня плеч, произнесли: «Аллах акбар! – Превелик Аллах!» Затем, вложив левую руку в правую, прочли первую суру:

   – Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала – Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, цари в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, – не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших...[230]230
  ...и не заблудших... – Первая сура «Открывающая». Коран. Перевод И.Ю. Крачковского.


[Закрыть]

Оба молящихся склонились и коснулись ладонями колен. Выпрямились, подняли руки и произнесли:

   – Аллах слушает того, кто воздаёт Ему хвалу!

И опустились на коврики, и встали на колени, и приложили ладони, и пали ниц. И присели так, чтобы пятки упёрлись в ягодицы. И вновь простёрлись...

   – Да будет на вас благодать и милосердие Аллаха! – обратились к ангелам-хранителям...

А за трапезой, такой же скромной, как и в прошлый раз, сказал старый имам молодому гостю:

   – Хорошо это, то, что началось новое твоё гостевание у меня с молитвы!..

Осман провёл в доме старого имама два дня, потому что пришлось разместить свиту Османа по домам мусульман селения Силле, а люди эти не были богаты, и дома их не были так уж просторны. Долгое гостевание принесло бы большое стеснение для этих людей, хотя Осман и расплатился с хозяевами за постой золотыми монетами... Жить в палатках было бы слишком холодно...

Перед самым отъездом Осман исполнил своё намерение и говорил серьёзно с гостеприимным стариком...

   – Отец, я в Конье предложил сыну твоему поехать со мной, оставить обитель Султана Веледа, известного тебе, и сделаться первым имамом в становище моего народа...

   – И что же мой сын? – спросил старый имам, явно встревожившись.

   – Увы! Он отказался...

   – Аллах бююктюр! – Милостив Аллах! Сын мой не сделался предателем учения своего шейха!..

   – Подожди, почтенный отец! Ведь я знаю, что ты отнюдь не одобряешь этих новых учений. Я знаю, что ты не одобряешь учения Джелаледдина Руми, но я предполагаю, что и учение Хаджи Бекташи чуждо тебе!..

   – Ещё более чуждо, нежели учение этого Руми, – сухо отвечал старик.

   – Тогда почему же ты восхищаешься нежеланием твоего сына поехать со мной?

   – Потому что путь предательства – это не путь к Аллаху!

   – Тогда осмеливаюсь спросить тебя: если неверный обращается к Аллаху, не предаёт ли он свою прежнюю веру?

   – Вопрос и вправду нечестивый и глупый! Неверный, обратившийся искренне в правую веру, отказывается от ложного во имя истинного! Если бы сын мой отошёл от правой веры, я бы сказал себе, что у меня более нет сына! Но мой сын обещался быть послушным своему шейху и это обещание исполняет!

   – Я сказал ему, что буду просить и тебя. Но он отвечал мне, что и ты не согласишься...

   – Верно он тебе отвечал! Я не соглашусь. Как я могу оставить, бросить на произвол судьбы правоверных в Силле?! Ведь столько лет я – их наставник, советник, заступник!..

   – Вот такими словами говорил о тебе и твой сын!

   – Но пришло время и для просвещения твоего народа! Я уже подумывал об этом. У азанчи нашей мечети – двое хороших сыновей. Младший учится в медресе в Конье, а старший уже воротился в Силле; он не так умён, как его меньшой брат, то есть не имеет изощрённого разума. Так вот, младшего сына азанчи я надеюсь увидеть моим преемником, он часто наезжает к отцу и мы отвращаем его от прельстительных новых учений. А старший сын азанчи пригоден, как мне кажется, для просвещения твоего народа. Он – простая чистая душа, хорошо знает молитвы и молитвенные правила... И если ты хочешь, я отправлю его с тобой.

Осман согласился. Старший сын азанчи оказался рослым, немного неуклюжим, как бы медвежеватым. Он живо собрался в дорогу; самым важным предметом в его поклаже был Коран. А старый имам исполнил своё обещание о подарке Корана Осману. Также взял с собой сын азанчи многое, потребное для убранства мечети...

Аллах эджир сабыр версии! – Да поможет тебе Аллах быть терпеливым и стойким! – напутствовал Османа славный старик...

* * *

В становище родном люди сделались для возвратившегося Османа словно бы меньше ростом. Показалось ему, что и отец Эртугрул постарел. По-прежнему Осман почасту беседовал с отцом и получал мудрые советы. И теперь Осман разрешал споры людей в становище, мирил поссорившихся; следил за тем, чтобы вдовам и сиротам доставалось причитающееся им. Осман собрал людей и представил им первого их имама:

   – Вот этот человек встанет во главе нашей общины. Теперь мы, правоверные, имеем наставника духовного!..

Молодой человек слушал речь Османа с большим вниманием и, как виделось всем, не смущался своей молодостью. Взялся имам за дело, не ленясь. Обошёл юрты и велел женщинам изготовить молитвенные коврики, показав, какими эти коврики должны быть. Собрал имам молодой мужчин рода Эртугрула и встал во главе их, засучив рукава. И не боясь чёрной простой работы, показывая, что и как надобно делать, принялся во главе правоверных за построение первой их мечети. Обжигали кирпичи, месили ногами глину... Поставили две мечети – в Эрмени и в Сугюте. И долго ещё стояли эти простые храмы. Молодой имам сам подготовил одного парня и сделал его азанчи, наставив, как надобно. Зазвучали с минаретов призывы к молитве. И молясь в этих мечетях, Осман думал, что ведь это первые прочные дома его народа, но прежде всего – Божьи дома! Впрочем, он по-прежнему полагал, что в юрте жить лучше, вольнее...

К сожалению, эти первые храмы не сохранились до наших дней. А к первому имаму Осман благоволил до самой его кончины; тот умер за пять лет до смерти самого Османа. Осман отдал ему в жены младшую дочь своего дяди Тундара, и Тундар не посмел возразить. Молодой имам и дочь Тундара положили начало хорошему роду, верой и правдой служившему османским правителям пять столетий. И лишь в начале двадцатого века дальние потомки имама уже не отождествляли в своём сознании османских султанов с государством как таковым. Один из потомков

имама и дочери Тундара входил в известный комитет «Единение и прогресс»[231]231
  ...«Единение и прогресс». - Тайное общество реформаторов, возникшее в конце правления султана Абдул-Гамида II(1876-1909).


[Закрыть]. Потомки имама и дочери Тундара и до сих пор живут в Турции...