Текст книги "Хей, Осман!"
Автор книги: Фаина Гримберг
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)
– Да, я приметил.
– Одна из жён моего великого отца, Кира-хатун, была гречанкой. Моя кормилица была гречанкой. Персидский и греческий языки – языки моего детства. Греки написали множество книг, это прекрасные книги!..
– Да, – сказал Осман, – греки мудры. В грядущей большой державе, где многие веры будут вокруг нашей правой веры, как лепестки цветка вокруг его сердцевинки, греки будут ведать верой христиан!.. Я бы так хотел...
– Аллах гёнлюне гёре версии! – Да исполнит Аллах твои желания!
– Буду надеяться на это! Но я восхищаюсь тобой! Ты решился пойти против тех, которые презирали тюркский язык и полагали его грубым базарным наречием, не достойным дворцовых щёголей и учёных богословов из медресе! А ты показал, как возможно сделать этот презренный язык языком красивых стихов!
–Не хвали меня излишне! Были славные тюркские поэты и до меня. И я ведь зачитывался стихами Ахмеда Ясеви...
– Мог бы я увидеть этого поэта и говорить с ним?
– Нет, увы! Уже более ста лет не обретается он среди живых!
– Значит, стихи на тюркском языке писались уже давно?
– Да. Ты теперь разочарован во мне как в первенце? Я не первенец в тюркском стихосложении.
– Я очарован тобою ещё более как честным человеком. Я слышал твои прекрасные стихи. Я не могу согласиться с твоим пониманием божественного, но стихи твои – хороши. Мог бы я услышать, как ты проповедуешь? Ты ведь и проповедник, я знаю!
И Султан Велед просил Османа прийти через три дня в мечеть медресе Ширази.
А когда Осман в тот вечер возвратился в хороший караван-сарай, где были отведены хорошие помещения для него и для его спутников, оказалось, что его дожидается посланец везира Муинеддина Сулеймана Перване, того самого, который потом казнён был монголами. Везир прислал приглашение Осману, гостю султана. Медресе, построенное для богослова Кутбеддина Ширази, чтобы он имел место достойное для наставления и обучения своих учеников, открывало свои двери спустя три дня.
И вот миновало трёхдневие, и Осман явился в новую мечеть, которая называлась Кайсери и помещалась при новом медресе...
Осман оказался среди многих знатных гостей и благородных учёных. Говорились многие речи, речи умные и изысканные. Осман разглядывал чалмы, повязанные щегольски и словно бы преображавшие это блистательное собрание в цветник... Речи следовали одна за одной; и чем далее, тем менее понимал Осман... Но вот взял слово Султан Велед. Он говорил о толковании Корана, а затем вдруг произнёс:
– А сейчас я прочту одно стихотворение моего великого отца, Джелаледдина Руми! Это стихотворение об устроении Рая, скажет вам о Рае гораздо более, нежели все возможные толкования мудрых богословов...
И после этих своих слов Султан Велед начал произносить строки стихотворения... Осман встрепенулся. Он знал эти стихи! Это было то самое стихотворение о Рае, которое некогда читал Эртугрулу Руми!..
– Тюркские стихи! – невольно воскликнул Осман. – Я знаю их! Великий Руми читал их моему отцу!..
Чалмы, подобные пышнолепестковым головкам цветков, заколыхались, заоборачивались, повернулись к Осману, будто цветки на стеблях длинных, поколебленные весенним ветерком...
– Кто это?
– Кто это?
Голоса зазвенели, зашелестели. Глаза глядели – чьи-то с любопытством добродушным, а чьи-то с любопытством презрения – на молодого кочевника... Осман видел и понял эти взгляды...
«О Аллах! – подумал он. – Такими же взглядами окидывали моего отца в дни его молодости, когда он приехал в Конью! Я позабыл, как это произошло: то ли султан призвал его, то ли он сам решился приехать в стольный город... И где же она, та смена времён, о которой толкует мне отец? В дни его юности презирали его в Конье как невежественного тюрка, а сейчас точно так же и меня презирают! Что изменилось? У меня волосы заплетены в косы, так же, как у моего отца. А здесь никто не ходит с таким кочевничьим убором волос!.. Аллах, что мне делать?! То ли нарядиться в здешнюю одежду и убрать голову, как здесь убирают; или же напротив – нарочно, назло всем этим презрительным взглядам, одеваться так, как одевались мои предки, и так же убирать волосы?..»
Султан Велед простёр руку:
– Это гость султана и мой гость! – сказал он, указывая на Османа. – Он прибыл в наш город послом от своего отца, мудрого вождя Эртугрула. Имя нашего гостя – Осман, по одному из праведных халифов. Осман – человек ищущий, мятущаяся душа. Я призываю вас, мои сотоварищи, принять его в нашем собрании как своего! Он горячо воспринял стихотворение о Рае, одно из стихотворений моего отца, написанных на тюркском языке. В далёком от стен нашего города становище Эртугрула помнят стихи моего великого отца и передают из уст в уста, из поколения в поколение...
И все послушались слов Султана Веледа. Теперь на Османа смотрели с большим дружелюбием и участием. Он пожимал руки, протянутые ему дружески, и не скрывал своей простой искренней радости...
Султан Велед дочитал стихотворение до конца, затем ещё какое-то время говорил, после чего уступил место Кудбеддину Ширази. А после речи Кутбеддина раздались клики, обращённые к везиру Муинеддину:
– Сегодня пятница! Сегодня пятница!
– Пусть Его Высочество Султан Велед прочитает пятничную проповедь!
– Просите его! Просите!..
Султан Велед не соглашался, говоря, что видит здесь богословов, куда более достойных для произнесения пятничной проповеди. Но всё же внял словам везира и поднялся на возвышение – мимбар. Поднявшись на мимбар, он сдвинул набок свою чалму и начал красноречиво говорить торжественную проповедь – хутбу. Затем он сотворил молитву и продолжил свою речь...
Громкий звучный голос покорил всех собравшихся. Осман также чувствовал сильное смятение. Он невольно раскидывал руки и бил себя ладонями в грудь. Он хотел было сдержаться, удержаться, но увидел, что все вокруг пребывают в таком же смятении. Сам везир Муинеддин Перване рвал на себе одежды, а Кутбеддин Ширази сорвал со своей головы чалму. И тут все обнажили головы, бросая прочь свои чалмы, как цветы под ветром усилившимся сбрасывают лепестки... Проповедь преобразилась в сема – блаженное слушание и распевание – экстатическое моление последователей великого Мевляны...
И тут Султан Велед поправил чалму, сотворил молитву и сошёл с мимбара.
Все медленно приходили в себя...
–Чудо!..
– Чудо!..
Слова о чуде пронеслись тихие...
Сам везир Перване приблизился к Султану Веледу и почтительно поцеловал ему руку:
– Ты – истинный сын великого Мевляны и хранитель и воплощатель таинств его! – сказал везир.
– Разве мы не видели, что, когда Его Высочество Султан Велед сдвинул набок свою чалму, все люди пришли в состояние забытья восторженного, а как только он поправил свою благословенную чалму, все люди в мечети сразу успокоились? Это – действительное чудо!..
–Да!..
– Да!.. – подтверждали многие голоса.
– Прав почтенный Селмаслы Шейх Мехмед! Это – действительное чудо!..
И на другой день, в беседе, сказал Осман Султану Веледу:
– Я понял, почему тебя зовут «Высочеством»! Потому что истинный правитель этого города – ты!..
– Я – вовсе не правитель этого города, – отвечал серьёзно Султан Велед. – Когда умер мой отец, я даже не хотел сделаться шейхом основанного им сообщества Мевляви! Я проливал слёзы с опущенной головой и повторял, что сироте подобает скорбь, а не обязанности шейха. Челеби Хюсамеддин, ближайший друг и первый помощник моего отца, едва уговорил меня... Но всё же я не жалею о своём согласии. Благодаря мне, сообщество Мевляви процвело. Дарения – вакуфы – в моих руках; и я достойно распоряжаюсь ими... Сильные мира сего покоряются словам учения моего великого отца. Сама Гюрджи-хатун[221]221
...Гюрджи-хатун... – То есть грузинка.
[Закрыть], красавица с далёких гор, твердила на память его стихи. Он прислал ей в дар таинственные цветы; она поднесла букет к очам своего супруга, султана Иззеддина Кейкавуса; лепестки коснулись его глаз и он исцелился от глазной болезни, мучившей его! Прислушиваются и к моим стихам. Я смягчил души многих сильных мира сего. Я нашёл для них похвальные слова. Я посвящаю свои строки не одним лишь почитателям и последователям учения великого Мевляны, таким как Аламеддин Кайсар; но и многим сельджукским беям и даже монгольским начальникам, а также султанам и даже и супругам сельджукских и монгольских беев. Мою поэму «Рюбаб-наме» я посвятил монголу Олджайту-хану... Так земные властители покоряются власти таинственных слов, вдохновлённых Небом, вдохновлённых Аллахом!..
После этой своей беседы с шейхом Султаном Веледом Осман размышлял:
«Какие они странные, эти поэты и учёные люди! Отчего они так влекутся сердцами и душами своими к тем, кто воплощает в себе земную власть, такую простую и грубую?! Все эти учёные и поэты воображают, будто возможен их союз с властью земной! А я сам – эта земная власть. И я ещё не худший; я, быть может, даже и лучший, потому что я по молодости своей ещё мягок и любопытен ко всему на свете! А каким сделаюсь, когда возмужаю? Аллах ведает!.. Но я человек простой и останусь таковым. И на самом-то деле не нужны мне советчики из поэтов и учёных богословов, которые воображают себя большими правителями, нежели сами правители! Все они – большие охотники гордиться дружбой с сильными мира сего; а более всего любят показывать, что им дозволено якобы судить и бранить правителей! Экие мудрые глупцы, глупые мудрецы! Когда они перестают забавлять правителей, покровителей своих высоких щебетом своим, тогда правители приказывают попросту казнить их и ссылать в пустыню. И вот тогда-то все эти мудрецы и поэты поднимают отчаянный писк и называют своих былых покровителей «тиранами»! А сами-то прежде как добивались, домогались дружбы с этими сильными мира сего; как подносили им хвалебные стихи!.. Аллах! Чудные, причудливые люди!..»
В другой беседе Осман спрашивал Султана Веледа:
– Содержится ли некий таинственный смысл в ваших кружениях?
Но свои мысли о невозможности дружбы поэтов с сильными мира сего Осман не высказал Султану Веледу, подумав так:
«Всё же он не из тех, которые пресмыкаются у ног правителей. Он – иной!..»
Однако эти свои мысли Осман так и не додумал до конца...
– Да, – отвечал Султан Велед. – В наших кружениях содержится особый смысл, который я попытался растолковать в своём сочинении «Круговорот». Одежда, в которой кружатся, называется хырка. Во время кружения надобно правой рукой браться за ворот своей хырки, а левой – держать правую её полу на уровне пояса... Сначала все, скрестив руки, обходят трижды справа налево вокруг шейха и молятся вместе. И непременно один младший из всех дервишей-содружников молится рядом с самим шейхом. Место шейха относится к первой сфере – мертебе-и ула. А правая сторона от шейха – начало всего движения божественных истин. А в служении шейха Богу самой важной сферой является пятая сфера – человеческий мир, потому что в этом мире завершается нисхождение божественных истин. Поэтому левая от шейха сторона – это конец движения истин. Кружение соединяет начало движения истин и конечный мир нисхождения истин; соединяет сердца... А если ты не всё понял, не горюй! Люди всю свою жизнь готовы потратить на постижение всех этих таинств...
– Да, я не всё понял. Но кое-что понял и я!..
– Не всё постигается умом! В уме человеческом есть некая сухость. Поэтому многие высокие истины постигаются не умом, но чувством, через музыку... Я сам играю на рюбабе и уже учу игре на этом благородном инструменте и моего сына, маленького Арифа... Я играю и на сазе. В музыкальном звучании порою полнее и яснее всего выражается тождественность человеческой души во многих её составляющих самому Аллаху! Я сыграю тебе мою «Аджем пешреви»...
И послушав музыку, Осман сказал так:
– И вправду в мелодии, в прекрасном напеве легче постигается некое таинство. Но я не могу выразить своими словами то, что постигли мои чувства!.. Сыграй мне ещё музыку, придуманную, сочинённую тобой!..
– Я сыграю тебе «Ирак саз самаиси» – «Музыку для иракского саза»... Ирак – страна арабская, но это вовсе не так непременно надо знать для того, чтобы слушать музыку...
И Султан Велед играл Осману и пропел для него много стихов, положенных на прекрасную музыку...
Тенрин ичюн гел бана, ким анасен Тенрийи
Вер бу джихани бу гюн, ким аласен Тенрийи
Баш не олур бу йолда? Вер таварум сен йеле
Башсуз джан гёзюн аш, ким гёресен Тенрийи
Уссуни когил бу гюн, йайлада гёргил дюгюн
Делю биги ойнагил, ким буласен Тенрийи...
Бога ради, приди ко мне, и ты вспомнишь Бога;
Оставь этот мир сегодня, и ты воспримешь Бога.
Что значит рассудок на этом пути? Пусти своё
имущество на ветер;
Безрассудный, открой глаза души, и ты увидишь Бога.
Свой разум оставь сегодня и радуйся на летнем пастбище,
Играй, как безумный, и ты обретёшь Бога...[222]222
Стихи Султана Веледа. Перевод М.С. Фомкина.
[Закрыть]
– А ведь у нас, у тюрок, – Бог и Небо – одно – Тенри! – сказал Осман. – Бог – это Небо, Небо – это Бог!.. Тенри, Тангра, Тенгри... Тенри...
Султан Велед играл и пел...
Имущество, богатство умного человека – слова,
Своё богатство он отдаёт, слова берет.
Богатство – прах, а слова остаются для живых,
Слова остаются живыми, когда умирает, пропадает
всё тленное в мире людей.
Слово остаётся вечным, богатство – тленно,
Возьми живое, оставь то, что умрёт.
Посмотри, рождённый умирает, остаётся его знак – слово;
Говори хорошие красивые слова, и ты будешь
бессмертным.
Если от меня тебе останутся злато и серебро,
Ты их не бери, а следуй моему слову.
Если возьмёшь серебро, оно кончится, исчезнет,
Если возьмёшь слово, серебра прибудет.
Наследство от человека человеку – слово.
Если он возьмёт в наследье слово, его прибыль будет
многократна.
Слово – истинное серебро! Слово – истинное золото!..
И дальше:
Я, который влюблён в Тенри-Бога, выгляжу безумным,
будучи истинно разумным.
Я пою как безумный: таралалла, таралалла!
Тот, кто наслаждается этим миром, желает этот мир, видит только один этот мир, Когда он уйдёт из этого мира в тот мир, что он будет делать, что он будет делать?..
И далее:
Господь-Тенри сказал Моисею-Мусе: «Я заболел,
Разве так человек жалеет своего друга?»
Моисей сказал: «Да уйдёт от тебя болезнь!
Ты – Создатель, зачем тебе болезнь?»
Снова сказал Господь: «Я заболел, ты не пришёл,
Сказанное мною слово ты не воспринял».
Моисей сказал: «Эту тайну не понимаю,
Что хочешь сказать ты этими словами, не знаю»...
И далее:
Ты заснёшь, // твоя душа улетает из тела, //
Как птица, где хочет, // ест, // пьёт.
Из себя самой одна душа принимает сотню обличий, //
Становится городом, //становится базаром, // становится лавкой, //
Из себя самой и землёй становится, // и небом становится. //
Душа бодрствует, // если тело спит...[223]223
Стихи Султана Веледа. Перевод М.С. Фомкина.
[Закрыть]
«И всё же Султан Велед назвал монгольских ханов «законными наследниками сельджукских султанов!» – думал Осман. И сердился. И затем думал с горечью: «А кто знает, кого я буду признавать в своей жизни?!»... И не высказал эти свои мысли вслух...
Но Султан Велед будто читал мысли своего гостя:
– Многие христиане и мусульмане зовут тюрок «бичом Божьим», «предвестниками Антихриста». Тюркам ещё долго и много придётся опровергать подобные слова...
– Мы опровергнем их, когда выстроим великую державу, где всем найдётся место! – сказал Осман решительно.
– Не думай, что будет легко!
– Не будет легко! Я знаю...
– Пусть Небо-Тенри поможет тебе и твоим потомкам создать великую державу, где соединились бы стихи греков-византийцев, арабов-мусульман, персов, тюрок, иудеев и франков...
– А тебе я желаю воспитать ещё многих поэтов-содружников. И пусть тюркские стихи сделаются известны в мире людей!..
А в последнюю их беседу Осман сказал Султану Веледу такое:
– Надумал я одну мысль. Старый имам счёл бы эту мысль, конечно же, дурною. Но ты поймёшь меня, я верю!.. – И Осман рассказал Султану Веледу свою мысль...
Султан Велед ответил:
– Мысль твоя очень любопытна! Поговори с этим сыном старого имама из Силле. А я обещаю тебе, я не стану его отговаривать. Если он выслушает тебя и согласится, стало быть, такова его судьба. И быть может, согласившись с тобой, он изберёт себе участь великую...
И Осман говорил с учеником Султана Веледа, сыном старого имама:
– Я намыслил одну мысль! Твой отец счёл бы её дурною. Но ты, я надеюсь, поймёшь меня. Мне нравится учение великого Мевляны. Но оно всё же – для людей с умом утончённым. А возможно ли создать подобное же учение, такое же сильное, но пригодное и для простых людей? И не согласишься ли ты поехать со мной на становище моего рода? Я хочу, чтобы и твой отец поехал бы со мной! Он научит людей самым простым правилам веры. А ты создашь новое учение. И пусть это учение привлекает к себе разных людей, которые верят в самое разное. И пусть будут в этом учении и обряды христиан, чтобы и они влеклись в итоге к Аллаху... Ну, что скажешь?..
– Что я скажу тебе? Нет, я не поеду с тобой, я остаюсь покорным учеником моего учителя. Я не изменю ему. Пусть ждёт меня в моей судьбе одна лишь безвестность, но я не уйду с того пути, по которому уже сделал много шагов. Что до моего отца, то я не думаю, чтобы и он согласился уехать с тобой. Он вряд ли решится оставить мусульман в Силле, там ведь люди привыкли к нему; он – их пастырь, их мудрый наставник и советчик... О таком учении, какое ты намыслил, ты, конечно же, не говори ему!.. – Сын старого имама улыбнулся. – Он у меня умеет гневаться!.. Но я скажу тебе, что учение, мысль о котором пришла в твою голову, существует на самом деле! Да, оно существует и живёт, и, должно быть, как-то изменяется и растёт в своей жизни. Хаджи Бекташи[224]224
...Бекташи... – Ордену Бекташи особенно покровительствовал султан Орхан. Орден Бекташи опекал новообращенных; в частности, янычаров.
[Закрыть] Вели, основатель этого учения, уже умер. По имени его и его учение зовётся – Бекташи. Его последователи выстроили в Каппадокии обитель их учения – Хаджибекташ... Их мечеть украшена изображениями людей, у них есть обряд наподобие христианского крещения... Полагаю, они и нужны тебе!..
– А как мне отыскать их обитель?
– В Каппадокии есть маленький город тюрок-сельджуков – Гюлынехир. Неподалёку от этого города – гробница Хаджи Бекташа. Там же – и обитель тех, кто следует его учению...
* * *
Приближалось время отъезда Османа из Коньи. Султан устроил большую охоту на лисиц. Охотники пускали ловчих птиц – ястребов и кречетов. Приглашён был на эту охоту и Осман. Радостно предался он привычной с детства забаве. Ноздри его вдыхали насладно дух степи. Руки его были ловки. Его конь мчался, едва касаясь копытами земли, направляемый умелым наездником. Осман пускал с большой рукавицы своего ловчего сокола, гикал во всё горло, затравил нескольких лисиц. Этого сокола подарил ему султан...
Но вот охота завершилась. Кроме лисиц, затравили и много зайцев. И теперь слуги уже разделывали их, обдирая шкуру... В то время как другие слуги готовили красное вино с луком и пряностями... Вскоре загорелись костры... Густо запахло вином, пряностями, луком, парным мясом... Куски жареного и варёного мяса укладывали на подогретые лепёшки и клали сверху перья лука...
Осман кусал жареное мясо с хлебом крепкими белыми зубами. Всё его существо радовалось жизни, её простым запахам, её ветрам и быстроте движений... «Что может быть лучше?» – думалось невольно...
Осман насытился и сидел, насыщая свои глаза видом костров и многих людей... Отблески огня выхватывали и озаряли ярко то шёлк тюрбана, то рукав охотничьего короткого кафтана, то пояс кожаный, то щёку смуглую и клин чёрной бороды...
Подошли к Осману двое юношей, улыбаясь дружелюбно.
– Здравствуй, Осман, сын Эртугрула! – приветствовал Османа один из них.
– Здравствуй! – повторил и другой.
– И я вас приветствую! – отвечал Осман. – Но я не знаю, кто вы!..
– Я – сын наместника султана в Эски Шехире[225]225
...в Эски Шехире. – Эски Шехир (Эскишехир) – крепость в Анадоле, на реке Порсук.
[Закрыть].
– А я – внук наместника султана в Инёню...[226]226
...Инёню... – Поселение в Анадоле.
[Закрыть]
Осман откликнулся дружески:
– Я знаю эти крепости. Они обе расположены в местности Султанёню...
– Мы здесь в Конье уже целую седмицу, а ты и не видишь нас, не примечаешь! А ведь наши деды и отцы знавали твоего отца Эртугрула, – сказал сын эскишехирского наместника...
Осман не мог припомнить, но произнёс подобающие любезные слова...
– Здесь в Конье, при дворе, о тебе много говорят! – сказал один из юношей...
– Но вы присядьте, прошу вас! – пригласил новых знакомцев Осман.
Спустя совсем короткое время все трое уже уплетали жареную зайчатину...
– О тебе, Осман, говорят, будто бы ты сделался мюридом шейха Султана Веледа!
– Ходят слухи, будто бы ты уже и не собираешься возвращаться в своё родное становище к отцу Эртугрулу!..
– Всё это ложь! – отвечал Осман. – Я с большой охотой слушаю мудрые речи Султана Веледа, но я никогда не думал сделаться его мюридом! У меня много дел в нашем становище. Я непременно вернусь туда!..
Далее разговорились об охотах, о птицах ловчих. Много общих увлечений оказалось у троих юношей. Легко они сдружились и порешили встречаться и когда разъедутся из Коньи...
* * *
Уже задували холодные ветры, когда Осман тронулся в обратный путь. Он простился с шейхом Султаном Веледом, простился и с его учеником верным, сыном старого имама из Силле. Новые приятели Османа, сын эскишехирского наместница и внук наместника в Инёню, ещё должны были оставаться в Конье...
Осман и его спутники долго плутали, отыскивая дорогу в обитель Хаджибекташ.
– Поезжайте к туфовым скалам, – говорили им жители сел и городков, через которые пришлось проезжать...
Ветер усилился, посыпал мелкий снег. Ветер сметал белизну, едва лишь она укладывалась на холодную землю. Осман и его спутники закутались в меховые плащи...
Наконец вдали, в снежной пелене, показались видимые смутно очертания коричневых гор... Теперь слева от приостановившихся всадников поднимались горы, а справа завиднелись уже стены крепости...
– Возможно, направо – Гюлынехир, – обратился к своим спутникам Осман. – Вы поезжайте туда. Я вижу вашу усталость. Отдохните там, переведите дух. А мне об отдыхе не говорите! Меня мучит нетерпение. Я поеду к этим туфовым горам...
Спутники стали отговаривать своего предводителя.
– Посмотри, какой сильный снегопад!
– Разве нельзя и тебе отдохнуть в этом городке, что бы это ни было, Гюлынехир, или другое что?
– Нетерпение – плохой советчик! Сабыр иле хер иш олур! – Без терпения не сделаешь никакого дела!..
– Всё это известно мне! Но я всё же поеду к горам!..
– Тогда и мы поедем с тобой!..
– Не оставим тебя!..
И спутники Османа не покинули его. Они направили ход своих коней к туфовым горам. И снег летел им навстречу...
Но вот ветер утих. Дорога пошла вверх. Здесь белизна снеговая легла плотно...
Ехали осторожно, опасаясь, как бы не поскользнулись их кони...
Скалы высились и громоздились удивительные. Казалось, некий великан, раздувая щёки, выдул в этих горах полости, гребни и причудливые зубцы, острые углы ребристые, а рядом – внезапные округлости, подобные женской груди...
– Эге! – воскликнул Осман, приложив ладонь ребром ко лбу над глазами: – Да здесь люди живут!.. Я вижу проёмы окон!..
Меж тем они уже въехали на тропу широкую. Две женщины вдруг вышли на тропу. Они были уже немолоды, прятали руки в рукава тёмных одежд, отороченных мехом; головы их были укутаны в белые шерстяные платки... При виде всадников женщины приостановились. Осман также сделал знак своим спутникам остановить коней...
– Не бойтесь, женщины! – сказал Осман.
Но они смотрели боязливо и молчали. Осман улыбнулся широко, показав белые зубы. Он хотел приободрить женщин и показать, что ни он, ни его спутники не хотят им зла... Женщины, потоптавшись, сделали несколько нерешительных шажков вперёд... Осман отъехал в сторону, освобождая путь... Тогда одна из женщин, та, что была постарше, всё же заговорила на ломаном тюркском наречии...
– Мы живём здесь, – сказала она нерешительно.
– Как? Здесь, в скалах?
– В пещерах, – осмелев, сказала вторая женщина. И слегка вскинула руку. – Вон там, в скальных пещерах. Там можно жить, там тепло...
Осман приметил, что женщины в разговоре пришёптывают, не выговаривают звуков «с» и «з», как отец Николаос, Василис и Костандис...
– Вы, должно быть, гречанки? – предположил Осман.
– Да, господин. А как же вы узнали?..
– По вашему выговору. Но скажите мне, чьи вы, кто над вами здесь старший, набольший? Кто защищает вас?
– У нас, господин, есть мужья, сыновья и внуки! Наши сыновья служат в монастырском хозяйстве при монастыре святого Василиса[227]227
...святого Василиса. - Популярнейший в Греции святой. Святой Василис – активный «участник» зимних праздников; считается, что он покровительствует детям, дарит им подарки.
[Закрыть].
– Здесь и монастыри есть? – спросил Осман.
– Здесь, в горах, не один монастырь! Вон там – святого Феодора, а там – святой Варвары...[228]228
...святой Варвары... – Святая, более популярная в Западной Европе; согласно церковному преданию, девушка из богатой семьи, решившая спасти свою душу.
[Закрыть]
– А слыхали вы о монастыре мусульман, который зовётся Хаджибекташ?
– Это в долине! – воскликнули старухи в один голос. – Но вам сейчас туда не добраться. Скоро пойдёт большой сильный снег...
– Откуда вы знаете?
– Мы живём здесь давно. Посмотри на небо. Видишь, как ползёт огромная тёмная туча?.. Сейчас пойдёт снег... Идемте за нами. Укроетесь на время снегопада...
Осман и его спутники переглянулись.
– Ладно, – решил Осман. – Ведите нас, женщины!..
Старухи пошли вниз по тропе, а всадники медленно поехали следом. Женщины уже не опасались их, не боялись, и охотно болтали:
– Хорошо вы сделали, что согласились! – сказала одна. – Сейчас такой снег пойдёт! Боюсь, вы здесь у нас задержитесь дней на пять!..
– Эх! – пожалел Осман. И сказал своим спутникам: – Вы были правы! Вот они – гибельные плоды моего нетерпения! Надо было нам остаться в крепости и переждать там это скверное снегопадное время!..
Спутники увидели, что он искренне огорчён и принялись утешать его:
– Не горюй! Случилось то, что должно было случиться!..
– Не горюй, Осман! Если бы мы остались в крепости, мы бы не увидели, какими бывают эти горы в снегопадное время!..
– Наши горы – самые красивые! – вступила одна из старух...
Так они добрались в разговорах до входа в большую пещеру.
– Подождите! Мы сейчас позовём людей. Они отведут ваших коней в хорошее место, где стоят монастырские ослы...
С этими словами старухи пропали в пещере...
– Как бы нас не обманули, – сказал Осману вполголоса один из его ближних спутников. – А вдруг здесь ожидает нас ловушка? Нас могут перебить даже самым простым оружием. Мы здесь чужие, ничего не знаем...
– Нас много! – сказал другой. – Прежде чем они перебьют нас, мы убьём слишком многих из них!..
– Пусть я покажусь вам ребёнком по уму своему, – сказал Осман, – но мне не верится в то, что люди могут быть коварны настолько, чтобы пользоваться любым случаем для грабежа и разбоя!..
Тут вышла из пещеры одна из старух и за ней шло несколько человек в коротких куртках и длинных штанах, заправленных в сапоги из плохо выделанной кожи.
– Они по-тюркски не говорят, – сказала старуха, обратившись к Осману. Затем обернулась к вышедшим мужчинам и быстро заговорила с ними по-гречески...
Мужчины подошли к всадникам и поклонились неуклюже...
– Не бойтесь! – Старуха вновь повернулась лицом к Осману и его спутникам. – Слезайте с коней. Мы вам зла не сделаем...
Осман захохотал, скрывая смущение:
– Эх, женщины! До чего мы докатились! Вы утешаете нас, как малых детей. Или мы выглядим такими испуганными?
– На вашем месте даже самые храбрые воины затаили бы страх! Вы здесь одни среди чужих, и выбраться отсюда не так легко! Но вы не бойтесь. Мы вам зла не сделаем. Слезайте с коней...
Тогда Осман и его спутники спешились, не говоря более ни слова. А те люди, которых привела старуха, подошли к лошадям и повели их в пещеру. Осману снова сделалось не по себе. Но он не хотел, чтобы его спутники видели и чуяли его потаённый страх...
Старуха поманила Османа и его спутников в пещеру. Осман решительно двинулся за ней, его ближние – за ним. Он думал, что сейчас они нагонят тех, которые повели лошадей. Но те будто сквозь землю провалились вместе с конями...
Старуха догадалась, о чём тревожится Осман:
– Ты не тревожься, господин! Это очень большая и глубокая пещера. Коней увели в боковой ход. Их вернут в целости и сохранности, их накормят и обиходят...
– Мы благодарим, – отвечал Осман коротко. Ему вдруг сделалось смешно... Было смешно, потому что он боялся, и потому что старухи успокаивали его...
Они вышли на лестницу и пошли вверх по каменным ступеням. Не было темно, свет проникал из широкого входа-выхода... Но когда поднялись на площадку, увидели свет, шедший из обширного помещения...
Старуха остановилась и позвала:
– Ицо!.. Ицо!..
На площадку вышел юноша и заулыбался старухе:
– Бабушка! Кто это с тобой?
– Гости, Ицо! По всему видать, знатные тюрки...
Старуха прервала свой разговор с внуком, с которым говорила по-гречески, и сказала Осману:
– Это мой внук Хрйстос, Ицо! Он вместе со своим отцом, моим старшим сыном Григорисом, расписывает большую залу для монастыря... Идемте, я покажу вам залу, там мой сын...
Осман и его спутники пошли за ней и её внуком и вступили в обширное помещение. На верхней ступеньке деревянной лесенки стоял рослый мужчина и водил кистью по стене. Прежде Осман и его спутники не видели кистей и не знали, как расписывают стены в жилищах...
Старуха что-то сказала своему сыну и тот спустился к гостям.
– Я хорошо говорю по-тюркски, – сказал он, обращаясь к Осману, потому что угадал в нём предводителя, несмотря на Османову молодость...
– А где же ты выучил наш язык? – спросил Осман дружелюбно.
– Я бывал в вашем монастыре, который зовётся Хаджибекташ. Туда уходят и многие из наших греков. Иные обряды в Хаджибекташе взяты из греческой церкви!..
– Покажи, Григорис, как ты украсил эти стены! – прервала разговор старуха...
Более всего Осману хотелось бы сейчас очутиться в Хаджибекташе, но приходилось терпеть...
Зал освещён был факелами, хорошо укреплёнными. Осман и его спутники вертели головами, оглядывались, любопытствуя...
На стенах изображены были самые разные звери, одетые в человеческую одежду... Лисица в пёстром платье и с круглой алой шапочкой на макушке стояла у виноградной лозы, протянув лапы вперёд... Черепаха, одетая как воин франков, беседовала с муравьём, большим, и также наряженным в одежду человека... Здесь, на стенах, были изображены и зайцы, и всевозможные птицы, и даже и рыбы! И все были в одежде людей и замерли, делая конечностями выразительные жесты, как делают обычно люди руками...
Осман и его спутники забавлялись и улыбались, как дети, увидев эти изображения... Сначала они даже ни о чём не спрашивали, только вертели головами, обменивались улыбками удивления... Наконец Осман спросил:
– Что это? Кто эти звери? Отчего они одеты как люди? Ты придумал всё это? – Он обратился к сыну старухи.