Текст книги "Хей, Осман!"

СУЛТАН ВЕЛЕД

Посольство, возглавляемое Османом, принято было хорошо. Кони, приведённые в подарок, заслужили похвалу. Однако Алаэддин Кейкубад, сын Ферамурза, не преминул показать послу кочевых тюрок превосходство своей столицы...

   – Передавай своему отцу благодарность мою! Кони хороши! Но бывают и получше!..

И в султанской конюшне Осману показали дивных лошадей, вывезенных из степей Аравии. Этих лошадей не купили, потому что они были непродажны. Эти лошади уведены были тайно и за немыслимую цену проданы. При взгляде, едва брошенном на них, возможно было сойти с ума от восторга. Глаза этих коней похожи были на глаза красавиц дивных. Шерсть была мягка, тонка и блестела на солнце. Стройные, крепкие, эти лошади казались выкованными из железа. О таких лошадях были слова Аллаха, записанные в Коране:

«Боевые лошади устремляются на врага с раздувающимися ноздрями и с раннего утра мчатся на поле битвы» [212]212
  Перевод И.Ю. Крачковского.


[Закрыть].

При дворе Осман видел много монголов, нарядно одетых. «Правду сказал старик, – подумал Осман. – Это двор монгольских прихвостней! И пусть кони их хороши, а на чьей стороне ещё будет благоволение Аллаха?!..»

И он вспомнил свой прекрасный сон...

В Конье увидел Осман многое из того, что видел ещё его отец в молодости своей. Но увидел и много нового. На холме – хююк, нарочно насыпанном, возвышался дворец султана. В этом дворце жили и правили султаны прежние сельджуков. Много раз пристраивали к основным постройкам новые и новые, много раз украшали покои и стены резьбой красивой. Придворные и родичи султанов также украсили город свой стольный дворцами, в которых жили. С тех пор, как монголы взяли власть, обеднели базары Коньи, но всё же могли поразить воображение такого неискушённого приезжего, как молодой Осман...

Однако были у Османа, сына Эртугрула, свои мысли. Прежде всего побывал он в мечети за холмом. Прекрасным было строение в тени султанского дворца. Полы мечети устланы были коврами, каких не видал Осман даже в юрте своей матери. Но не занимало его мысли богатое убранство. Другое занимало его, другое искал он.

В сопровождении ближних своих людей Осман являлся во всех мечетях города. Он молился с тщанием, но должен был признаться сам себе, что лучше ему было молиться в бедном доме имама в селении Силле...

Осман принялся расспрашивать имамов о молодом человеке, сыне имама такого-то по имени из селения Силле:

   – ...Он также имам в одной из мечетей Коньи. Я только не знаю, как зовут его!..

Над простодушием Османа даже посмеивались:

   – Ты, благородный гость, не знаешь, кого ищешь! Как же мы знать можем этого неведомого тебе человека?!..

Наконец один имам помоложе сжалился над бесплодными усилиями Османа:

   – Попробуй поискать в медресе Каратай. Быть может, там сыщешь этого таинственного сына имама из селения Силле!

   – Я благодарю тебя, но я не знаю, что такое «медресе»! Ты растолкуй мне!

   – Медресе – это духовное училище. Кто выучится там, сможет сделаться имамом, сможет толковать слова Корана...

   – И ты выучился в медресе?

   – Да, сначала я постиг основы знаний в мактабе, в школе для малых детей, а затем учился в медресе...

   – Не следует ли и мне учиться?

   – Я вижу по твоей одежде и по твоим волосам, заплетённым в косы, что ты – вождь кочевников...

   – Верно ты увидел!

   – Зачем же тебе учение в медресе? Твоё дело – воинские искусства – владение конём и оружием!.. – Тут имам понизил голос. – Время ли воину для учения ныне, когда мы подвластны монголам? Я говорю тебе эти слова, потому что понимаю: ты не выдашь меня!

Осман горячо схватил руку своего собеседника:

   – Я не выдам тебя! И мы с тобой ещё дождёмся расцвета новой державы тюрок. Верь!..

Затем Осман узнал от имама дорогу в медресе Каратай...

Прежде он никогда ничего подобного не видал. Но ведь он многого не видал, не знал! В медресе было много покоев, больших и малых. В одних покоях жили ученики и учителя; другие предназначались для обучения. Османа приняли хорошо и благоволили его интересу к духовному учению. Показали ему подставки для чтения книг, дощечки и бумагу для письма, калямы... Все покои были убраны не роскошно, но таким образом, чтобы возможно было спокойно приобретать знания. Ковры и мангалы давали тепло, а глиняные светильники – вечерний свет. Ступеньки деревянных лестниц были удобны для подъёма и спуска. Ученики и учителя одеты были в одежду, отнюдь не роскошную, но такую, чтобы в холод было в ней тепло, а в жару – прохладно. Осману и его ближним людям дали отведать пищу, которой здесь питались. Похлёбка и лепёшки были вкусны, хотя и просто изготовлены...

   – Что вы станете делать, когда изучите все ваши науки? – спросил Осман.

И один из учителей отвечал ему:

   – Мы сделаемся духовными наставниками – муфтиями и будем иметь право принимать решения – фетвы по всем вопросам духовным. И также многие из нас сделаются кадиями – судьями. А другие сделаются мухтасибами и ахунами и будут следить, чтобы люди правой веры соблюдали обряды веры. И сделаемся мы хатибами – будем в мечетях произносить проповеди в дни праздничных и пятничных молитв. И сделаемся мы имамами. И сделаемся муллами, чтобы направлять как должно духовную жизнь общин людей правой веры нашей. И сделаемся муэдзинами, служителями в мечети, будем призывать с минаретов к молитве. И сделаемся мы шейхами – почётными духовными наставниками. И сделаемся учителями – мударрисами, мугаллимами...

   – Сколько именований! – воскликнул Осман. – Какие головы умные надо иметь, чтобы всё постичь, потребное для того, чтобы сделаться кем-нибудь таким... Имамом, или же муллой, или этим... мугаллимом...

   – Да, много надо учиться, – говорящий спрятал улыбку, сжав губы.

   – Я вижу, вы многое познали! А можете ли вы помочь мне отыскать одного человека? Он – сын имама такого-то по имени из селения Силле...

   – А как зовут его самого?

   – Да если бы я знал! Я бы и сам отыскал его! Я знаю только, что он – также имам в одной из мечетей Коньи...

   – И больше ничего не знаешь о нём?

Осман призадумался.

   – Да нет... Или погодите!.. Знаю!.. Его отец говорил, что сын, когда приезжает к нему, спорит с ним, потому что верит в Аллаха как-то на новый лад!..

   – Вот оно что! Тогда, кажется, мы сумеем тебя направить в такое место, где, должно быть, сыщут этого человека. Ступай в обитель Мевляны...

   – Кто это?

   – Это покойный Джелаледдин Руми...

   – Я слышал это имя от моего отца. Мой отец Эртугрул говорил с ним, когда в молодости своей приезжал в Конью. По словам моего отца, этот Руми был очень умный человек! Но, кажется, Руми умер?

   – Да, его уже нет в живых.– Но он основал обитель, дом, где живут его последователи. Во главе их стоит его сын. Султан Велед...

   – Этот дом похож на ваше медресе?

   – Да, и ещё – на христианский монастырь, если ты видал их.

   – Я видал монастырь! Но чем же он может походить на обитель правоверных?

   – И тут и там люди собираются в некое единство для того, чтобы уйти от мира, от его соблазнов и суеты, и думать лишь о Боге!..

   – Я пойду в обитель, основанную Мевляной!..

* * *

Осман оставил при себе только двоих ближних людей и поехал в обитель Мевляны. На улицах и площадях ходили люди в белых, красных и зелёных одеждах. Проезжали верховые на конях, красиво убранных. Медленно катились повозки на больших колёсах... Осман и его спутники поехали через рощу молодых тополей... Теперь дорога была вымощена большими каменными плитами; видно было, что очень старыми. Из рощи свернул на дорогу высокий человек в длинной одежде белой. Чалма его была повязана так же, как чалмы учителей в медресе, – длинный конец был обмотан поверх чалмы, пропущен под подбородком, просунут под витками снизу вверх и выпущен с левой стороны, где свешивался низко... Сама чалма была зелёного цвета... А человек шагал спокойно, выйдя на дорогу перед всадниками... Осман и его спутники легко объехали пешего человека и окружили его. Он приостановился, но оставался по-прежнему спокоен. Лицо его было молодое, щёки гладкие и светло-смуглые, бородка – тёмно-каштановая и округлая; усы подстрижены аккуратно и тоже тёмно-каштановые...

Осман, удерживая коня, наклонил голову и обратился к этому человеку:

   – Я не знаю, кто ты, но я вижу, что твоя голова убрана в такой же убор, как и головы учителей в медресе. Ты, стало быть, учёный человек. Скажи мне, ведь это и есть дорога в обитель Мевляны?

   – Да, это она и есть. И сам я направляюсь в обитель Мевляны.

   – Тогда иди вперёд, а мы последуем за тобой! Но сначала я хочу задать тебе ещё один вопрос: не знаешь ли ты в Конье одного молодого имама; я вижу, что ты и сам ведь ещё молод! Я не знаю, как зовут этого имама, не знаю, в какой мечети он служит; я знаю только, что он – сын такого-то по имени имама из селения Силле!

Молодой человек резко обернулся и посмотрел прямо в глаза вопрошающего, чуть запрокинув голову, и проговорил:

   – Вот чудо! Ведь это же я! Ты ведь ищешь меня!.. – И он назвал своё ил/я. И повторил: – Аллахым! – О мой Аллах! Чудо!..

Осман соскочил с коня и подошёл к сыну старого имама совсем близко... Помотал головой по-детски... Вгляделся в лицо сына старого имама...

   – А ты не похож на отца!..

Молодой человек засмеялся:

   – Мой отец очень стар, а я – довольно молод! Но, кажется, мы с тобой – ровесники или же – почти ровесники. Кто ты? Ты похож на юношу знатного из кочевого племени...

   – Так и есть! Я – Осман, сын Эртугрула; мой отец – вождь из племени кайы. Я приехал во главе посольства к султану Алаэддину Кейкубаду, сыну Ферамурза, мы привезли в дар наших коней. Но в султанских конюшнях мне показали коней гораздо лучших!..

   – Арабских, да?

   – Да, арабских... Но куда же мы сейчас пойдём, теперь, когда я нашёл тебя?..

   – Я иду в обитель Мевляны.

   – Я хотел бы идти с тобой.

   – Так идём, как ты и намеревался. Я – впереди; ты и твои люди – за мной...

Осман вновь сел на коня. Осман и его люди двинулись вслед за своим водителем...

Осман вспомнил ещё один вопрос, который захотел задать, и спросил нетерпеливо:

   – Отчего же я никак не мог отыскать тебя? В какой из конийских мечетей ты служишь имамом?

   – Теперь – ни в какой! – отвечал сын имама из Силле, обернувшись на ходу. – Я ушёл из мечети, отец не знает. Теперь я – мюрид[213]213
  ...мюрид... – Мюрид – «желающий» – человек, поступивший под начал духовного наставника – шейха.


[Закрыть] нашего шейха Султана Веледа. Он возглавляет обитель Мевляны после смерти своего отца, великого Руми...

   – А твой отец не одобряет тебя. Говорил мне, что спорит с тобой, когда ты навещаешь его...

Теперь сын имама отвечал, не оглядываясь более:

   – Я люблю отца, но всё же отец мой и подобные ему похожи на замерзшую землю, из которой ничего не вырастет!..

   – Настанет весна, и земля замерзшая оттает, и вырастет трава. Ты поверь мне! Я-то знаю, я ведь кочевник и сын и внук пастухов-кочевников.

   – Весна – это учение Мевляны! Трава – это мы, дервиши, мюриды, входящие в наше сообщество – тарикат...

   – Знаешь, мне понравился твой отец! Но и ты мне нравишься!

   – Хей, Осман! – Молодой человек снова обернулся. – Похоже, из тебя выйдет настоящий вождь тюрок!..

   – Похоже! – Осман расхохотался...

Тут они добрались до обители.

Осман и его спутники спешились и привязали своих коней. Коновязь была хорошая. Были там привязаны и другие кони. Помещалась обитель в постройке, похожей и на мечеть и на медресе.

   – Тихо ступайте за мной! – сказал сын имама.

Осман и его спутники послушно двинулись за ним.

Зазвучала стройная музыка. Новопришедшие вступили в обширную залу. Стройная музыка, издаваемая дудками, флейтами, накрами в руках искусных музыкантов, лилась с возвышения, помещавшегося над залом и огороженного красивой оградкой... Много людей сидело на полу, устланном простыми коврами, поджав ноги... А посреди зала, освещённого светильниками, укреплёнными высоко, кружились, развевая полы белых одежд, красивые высокие мужи и юноши. Головы их украшены были колпаками белыми, удлинявшими ещё их рост... Одежды их перепоясаны были тонкими чёрными кожаными поясами... Белоснежные руки раскидывались широко... Развевалась белизна... Лица выражали радостный восторг...

Осман, его спутники и их провожатый уселись тихо среди остальных сидящих... Осман хотел бы задать многое множество самых разных вопросов, но понимал, что сейчас ни о чём не следует спрашивать...

Белизна человеческая кружилась, вилась перед его взором... Кружилась, вилась... Кружилась, вилась... Вот ещё быстрее закружились кружащиеся... Неужели возможно и ещё быстрее?!.. Это зрелище вызвало в памяти Османа некое, смутное крайне, видение из детства... Что это было?.. На что похоже?.. Или не похоже?.. Но всё же в чём-то сходное... Он вспомнил! Это был языческий жрец, шаман, которого позвала мать, когда заболела сестра Османа...

Кружение подхватывало... Сделалось чувство такое, будто сердце полетело стремительно вверх, к небу, вырвавшись в страшной боли через рот приоткрывшийся, вырвавшись со своего пололсенного места в груди...

Осман почуял, что лицо его мокро. Вода лилась на его лицо... Он открыл глаза и увидел себя уже не в зале, где кружились люди в белых одеждах, а в малом покое с низким деревянным потолком... Сын имама отставил на пол узкогорлый кувшин, из которого лил воду на лицо Османа; сказал:

   – Ты мог бы выбирать в своей жизни! Хорошим вождём ты несомненно станешь, но мог бы стать и хорошим мюридом!..

   – Что со мной случилось? – спросил Осман, не вставая.

   – Ты лишился сознания, глядя на пляску дервишей...

   – Это худо! Я ведь себя знаю как человека здорового...

   – А я и не говорю, что ты болен! Я говорю, что ты оказался чувствителен к нашему кружению. А это ведь не простая пляска, это наше таинство единения с Аллахом!..

   – Твой отец не говорил мне о подобном таинстве!

   – Да я знаю, мой отец учил тебя складывать руки и садиться на пятки, и при этом бездумно повторять непонятные тебе арабские слова молитвы!..

   – Да, он учил меня всему этому, но разве это дурно?

   – Это вовсе и не дурно, но способствует ли это постижению Бога?

   – Да разве это возможно – постичь Аллаха? Я думал, возможно только исполнять всё, что положено...

   – И не задумываться при этом исполнении о сути Божественной!..

   – Да ведь если всё время задумываться о сути, Божественной ли, человеческой ли, возможно ведь и лишиться напрочь ума!.. Наверное, можно всё время молиться, всё время размышлять о Божественном, но когда жить? Лучше уж попросту исполнять всё положенное, тогда больше времени останется для жизни...

   – А что для тебя жизнь? Битвы, кони, еда, женщины?..

   – Да... И всё это... И ещё – весна с травою и цветами высокими на лугах; и зима с белым-белым снегом... И заснёшь на траве луговой, а проснёшься – над глазами твоими – небо высоко-высоко... На зелени земной пасутся овцы, а в сини небесной медленно идут своими стадами облака белые...

   – Тебе следует стихи сочинять. Душа твоя пригодна для стихов. И всё, о чём ты сказал, всё оно хорошо; только мой выбор – иной! Я избираю наши моления – айин! Их я предпочитаю пресным молитвам моего отца! Мы впадаем в восторг забытья, мы чувствуем Бога всем своим существом! Мы живём в набожности и бедности, собирая милостыню – зекят. Мы хотим достичь истинного спасения. Мы поклоняемся тюрбе – гробнице нашего эвлия – святого шейха Джелаледдина Руми!..

   – А что, если и ты прав, и твой отец прав! И прав кто-нибудь ещё, кого я покамест не знаю, кто, быть может, ещё и не родился!.. Правая вера должна покорять всех в державе великой. Поэтому, я думаю, она не должна быть однообразной, должна иметь много лиц, хороших и прекрасных!..

   – Выйдет из тебя вождь, а не мюрид! И всё же наш шейх Султан Велед хотел бы говорить с тобой...

   – Я охотно буду говорить с ним. Когда это возможно? Я хоть сейчас говорил бы с ним!..

Но этого нельзя было совершить тотчас. Шейх назначил время для беседы, и Осман согласился.

«Мне ведь интереснее говорить будет с ним, нежели ему – со мной. Он – учёный, я – невежественный тюрок... Пусть он будет ведущим в наших беседах, а я соглашаюсь быть ведомым...»

* * *

Спустя несколько дней шейх Султан Велед принял Османа в одном из покоев обители. Прежде всего бросилась в глаза вошедшему великолепная резная подставка, на которой раскрыт был Коран. И листы этого Корана были белы и плотны. А буквы бежали прекрасным узором загадочным... Осман поклонился святой книге... Затем перевёл взгляд на сидевшего неподалёку от подставки с раскрытым Кораном шейха...

Был Султан Велед ещё молод, и лицо его казалось очень смуглым, а борода и усы – чёрными. И глаза его были чёрными и задумчивыми. А его одежда была белой, но чалма была из голубой ткани...

Гость и хозяин приветствовали друг друга, как положено у правоверных. Слуги принесли айран в кувшине, чашки и лепёшки на блюде...

«И здесь меня угощают скромно, как у имама в Силле» – подумал Осман и со словами «Бисмиллях!» – «Во имя Аллаха!» – принялся за еду...

После еды хозяин произнёс, как полагалось:

   – Аллах берекет версии! – Благодарение Аллаху!

Осман осушил чашку и, в свою очередь, проговорил:

   – Эльхамдюлиллях! – Хвала Аллаху!..

Затем, после трапезы, началась беседа.

   – Ты искал обитель Мевляны, Осман, сын Эртугрула? – спросил первым шейх.

   – Я слышал о твоём почтенном отце, но искал я... – Он назвал имя сына имама. – Однако я рад, что в конце этих поисков очутился здесь! Меня прежде наставил в вере имам из селения Силле, но вот его сын во многом не соглашается с отцом. А ведь его сын – твой ученик!..

   – Это верно, мой ученик. А чему же учил тебя его отец? Как понимал он внутреннее духовное видение – ал-Басира, видение сердца, помогающее постичь Господа?

Осман нахмурился:

   – Старый имам ничего такого не говорил мне...

   – Я так и полагал! О чём же он говорил, чему учил?

   – Он говорил о всемогуществе Аллаха. И учил меня, как надо правильно совершать молитву.Это доброе старое учение. Но я давно уже понял, что не оно приближает к самым важным и тайным истинам веры.

   – А что же к этим истинам приближает? Хотел бы я узнать...

   – Что приближает? Путь Божественного привлечения – ал-джазба. И на этом пути – духовная связь с Аллахом. Но сам не придёшь к ней. Нужен посредник-шейх, он обладает духовным сердцем-зеркалом. Он открывает способность к Божественному привлечению. И в итоге мы достигаем духовной связи через восторг забытья...

   – Должно быть, я как раз это испытал, когда лишился чувств, глядя на кружение людей в белых одеждах? Но я говорю тебе откровенно: пугает и настораживает меня подобный восторг. Не лучше ли простые молитвы, которым учил меня старый имам?

   – Как для кого! Быть может, для тебя – лучше! Я же избрал иной путь, я иду по дороге моего отца...

   – Я тоже люблю моего отца. Он – первый мой наставник в правой вере. Но я невольно завидую тебе! Твой отец проторил для тебя просторную дорогу, похожую на ту, что ведёт к этой обители. А мой, которого я люблю неизменно, всё говорит мне, что его время кончилось и начинается моё время! И для этого моего времени он сберёг наш малый народ. Он своё сделал. А дальше я должен действовать. И торной дороги нет передо мной!..

Султан Велед слушал внимательно, затем сказал:

   – Та дорога, по каменным плитам которой ты ехал сюда, это ведь очень старая дорога. Но плиты, коими она вымощена, ещё старше. Я скажу тебе, какие это плиты. Это плиты-камни, оставшиеся от пути совсем древнего, от дороги, сделанной древними румийцами...[214]214
  ...древними румийцами... – Остатки древнеримских дорог возможно видеть и по сей день на Балканском полуострове.


[Закрыть]

   – Я слыхал о древних румийцах. У них была великая держава.

   – Да, и от неё ничего не осталось, она канула в вечность!

   – Нет, нет, не канула! От неё осталась империя византийцев и, должно быть, что-нибудь ещё, о чём я не знаю....

   – Но всё это мирское...

«Что-то подобное я слышал в монастыре христиан, – подумал сын Эртугрула. – Отец Николаос говорил о мирском, земном, и небесном, духовном...»

Но сказать о монастыре Осман побоялся. Он помнил, как разгневал старого имама, упомянув о своей беседе в монастыре...

   – Имам, отец твоего ученика, научил меня словам молитв. Это ведь правильные слова?

   – Да, это старинные и правильные слова. Это слова на арабском языке, на языке нашего Пророка Мухаммада, да благословит Его Аллах и приветствует Его! Но это не единственные правильные слова! Коран – основа, вечный камень в основании правой веры. Но даже Кораном не исчерпывается наша правая вера... Слушай! Я скажу тебе по-тюркски:

 
Сини бульдум // сана гельдюм // гёзюм ачтум //
йюзюн гёрдюм / Исим верди // делю ольдум //
бини ишкун оана сальди
Сини гёрдюм // гечер идюн // канум йолин ачар идюн
// Ашиклари сечер идюн / каланин йулдурум чальди
Велед гельди // сизе айдур // не истёр сиз //
синюнледюр //
Ким услюйса // бини бильди // дениз ольди //
похер бульди[215]215
  Стихи Султана Веледа. Перевод М.С. Фомкина.


[Закрыть]
 
 
Я нашёл тебя, // я пришёл к тебе, / мои очи
открылись, // я узрел
твоё лицо. // Оно дало мне имя, // я стал называться
«безумный», // твоя любовь направила меня
к тебе. Я увидел тебя, // ты проходила мимо,
моя душа, // ты шла своей
дорогой. // Ты отбирала влюблённых, // остальных
убила молния,
Велед пришёл, // говорит вам: / «То, что вы хотите – //
у вас», //
Если кто умён, // меня понял, // морем стал, //
драгоценность нашёл[216]216
  Стихи Султана Веледа. Перевод М.С. Фомкина.


[Закрыть].
 

Осман слушал понятные слова. Невольно встал перед его внутренним взором портрет светловолосой красавицы, некогда переданный ему в дар франкским толмачом... Вдруг почудилось Осману, что эти строки о красавице, которая – душа, и которая идёт своим путём, и которая отвечает на любовь, но может и погубить; и почудилось ему, будто эти строки – о ней, о девушке с портрета!..

Меж тем Султан Велед смолк. Осман решил, что теперь возможно и ему, невежественному гостю, заговорить:

   – Прости меня, шейх! Но разве это не мирские слова? Разве они – не о любви к женщине?.. Прости моё невежество!..

   – Прости и ты меня! Я рад буду не называть тебя невежественным, если придёт такая пора! Но покамест я рад тому, что ты сознаешь своё невежество. Эти строки – о душе! И разве они не говорят тебе больше, нежели арабские слова молитв?

Задумался Осман. Затем решился говорить:

   – О молитвенных словах я узнал, что их положено произносить. Я произносил их вслед за отцом твоего ученика, не пытаясь много думать об их смысле. Впрочем, он сказал мне по-тюркски, что они означают. Мне было приятно сознавать, что я произношу правильные слова, слова на языке Пророка! Я каюсь, но мне и не так уж был важен их смысл! Я полагал, что уже одно их произнесение моими устами приближает меня к пути постижения Аллаха...

   – Ты, в сущности, и не желал продвигаться по этому пути далее светлой долины беспрекословного послушания!..

   – Пожалуй, что ты прав! Пожалуй, что так оно и есть!.. Но произнесённые тобой слова понятны мне. И если слова молитв, преподанные мне старым имамом, успокаивали меня, то твои слова тревожат меня. Потому что твои слова о душе, о её пути, слишком похожи на слова любви к женщине!..

   – Быть может, взбудораженным, встревоженным сердцем легче прийти к Аллаху? – обронил шейх, полулежа, опершись локтем на подушку...

   – Быть может! Но этот путь уведёт далеко от жизни обыденной живой...

   – Что для тебя эта жизнь обыденная живая? Что ты называешь обыденной живой жизнью?

   – Пытаюсь определить!.. Я говорил твоему ученику, что живая жизнь – это многое... Он сказал, что это битвы, оружие, женщины. Зидание великого государства – это ведь тоже и есть живая жизнь!..

   – Ты, я вижу, сам не сознаешь странности своих слов! По-твоему, живая жизнь – это смерть?

   – А теперь я не понимаю твоих слов? Отчего смерть?

   – А ты полагаешь, будто возможно создать великую державу, не убив никого, не пролив реки крови? И ты запомни: это будет кровь людей, которые и не ведают о твоём желании создать великую державу! Они и не ведают, а ты бросишь их под копыта твоих коней во имя твоей великой державы. Это ведь будет твоя великая держава, а не их!..

   – Ну, если так, стало быть, живая жизнь – это ещё и неизбежная смерть! Я никого не бросаю под копыта своих коней! И не моя вина, что люди смертны! Я сам – всего лишь покорный раб того неведомого, что мой отец зовёт временем...

   – Я хочу сказать тебе ещё слова на нашем языке, на тюркском:

 
Голоден, голоден, голоден я, Боже мой!
Смилуйся, Господи, дверь мне скорее открой!
 
 
Райской еды одну миску прошу у тебя,
Райского теста кусок пирожка небольшой.
 
 
Милость твоя велика, словно сотни морей,
Чтоб не иссякла, дари её щедрой рукой!
 
 
«Ну, подойди на вершок!» – приказал ты рабу.
Я на сажень подошёл – так открой мне, открой!
 
 
Только гяуры[217]217
  ...гяуры... - неверные, иноверцы.


[Закрыть] тебя не желают признать,
Крест нацепили они и гордятся собой.
 
 
Тот, кто, увидев тебя, не сумел полюбить,
Или осел, или камень, иль комель гнилой.
 
 
Солнце ты ясное, небо твой трон, о Паша!
Лес и долины наполнены светом – тобой!
 
 
Луком изогнута бровь, стрелы мечут глаза
Прямо мне в сердце, что раною стало сплошной.
 
 
Брови и очи твои взяли душу в полон,
Стан твой прекрасен, и лик, и твой волос густой!
 
 
Зрячих на свете у нас слишком мало, Велед,
Всех же незрячих стремись избегать, дорогой![218]218
  Стихи Султана Веледа. Перевод И.В. Боролиной.


[Закрыть]
 

   – Я не знаю, что мне делать! Но как возможно говорить о Боге, будто о любви к женщине? Такие речи надо определять как большой грех!

   – Ты произнёс: «Я не знаю, что мне делать!»; и я вспомнил ещё свои слова о странствиях человеческой души:

 
Её сердце не желает. Что мне делать?!
И душа не сострадает. Что мне делать?!
 
 
Я сказал тебе: «Вина скорей отведай!»
Мне в ответ: «Не подобает». Что мне делать?!
 
 
Я сказал: «Тебя сей ночью обниму я».
Но она не подпускает. Что мне делать?!
 
 
Нет покоя мне от этой острой боли,
А она не замечает. Что мне делать?!
 
 
К ней я страстью воспылал, горит всё тело.
Она мне не отвечает. Что мне делать?!
 
 
Я сказал ей: «Всё моё тебе дарю я!»
А она не принимает. Что мне делать?!
 
 
Она ввергла меня в пламя, я пылаю,
А она не выручает. Что мне делать?!
 
 
Вот и дом её. Велед ждёт у порога.
Она дверь не открывает. Что мне делать?![219]219
  Стихи Султана Веледа. Перевод И.В. Боролиной.


[Закрыть]
 

Осман замотал головой, чёрные косы забились на груди:

   – Нет, нет! Это не по мне. Ты говоришь о любви к женщине, говоришь о том, что надо пить вино... Женщина в твоих словах обожествлена. Но разве у язычников-многобожников не так?..

   – Мы хотим прийти к Божественной сути через нарушение запретов. Это нарушение – одна из разновидностей поиска... Поэтому мы решаемся пить вино и даже вести недостойную правоверных жизнь...

   – Это всё слишком мудрено для моего простого разума! Если вы решаетесь вести недостойную жизнь, то чем же вы отличаетесь, прости меня, от неверных, которые всегда ведут недостойную жизнь? И то, неверные также ведь ищут Бога, строят монастыри, отказываются от женщин и вина...

   – Мы нарушаем запреты Бога, чтобы прийти к нему...

   – Вы испытываете Его? Вы полагаете, Он не накажет вас?

   – Конечно же, нет, не накажет! Зачем Он станет наказывать своих верных?

   – Не понимаю! Нет, не понимаю! Мудрено для меня... Я хочу простой веры. Ведь ты сам говорил, что старый имам учил меня верно?..

   – Да, он учил тебя верно.

   – Я хочу верить так, как он научил меня.

   – Разве тебе возбраняется верить так, как учил тебя старый имам? Кто запрещает тебе это?

   – Никто! Но твои слова тревожат меня и я не могу верить просто!

   – Не слушай меня.

   – Где же честность? Твои речи соблазнительны, я не могу не слушать...

   – А я заставлял тебя?

   – Нет.

   – Я виноват перед тобой?

   – Нет.

   – Стало быть, мы завершаем нашу беседу.

   – Нет... Я не хотел бы завершить общение с тобой так скоро! Твоё учение не понятно мне, но оно красиво; и я понял, что оно пригодно для умов утончённых и обретающихся в поиске; не подобных моему простому уму!

   – Твой ли ум – не ищущий!

   – Ты и сам знаешь, что мой поиск – иной. Твоё учение – для поиска духовного*. А меня волнует земное... Но я хотел бы побеседовать с тобою не один ещё раз! Ты позволишь мне?

   – С охотой! – отвечал искренне сын великого Руми.

И они встречались ещё несколько раз и беседовали дружески...

Султан Велед рассказал своему гостю о многом и сам дивился острому уму Османа...

Рассказал своему гостю Султан Велед о цветущем некогда государстве султанов сельджукских...

   – ...Они были тюрками, они и сейчас тюрки. Но тюркский язык они презирали и называли «наречием людей базара». В Конье писали по-арабски и на персидском языке. Мой великий отец также писал на персидском. Он ведь был пришельцем в Конье, сюда привёз его мой дед, его отец. А произошёл на свет Мевляна великий в городе Балхе, там говорят и пишут на языке персов...

   – Но ведь сами вы – тюрки?

   – Я – несомненно тюрок по языку! А кто может разобрать, чья кровь с чьей кровью соединилась...

   – Я всё хотел спросить... Ты зовёшься Султаном, так зовут тебя... Твои предки были знатны, правили царствами?

   – Нет. Мои предки не правили ни одним земным царством, а только лишь неизмеримым царством духа!.. А имя моё – Мухаммад Бахаэддин Султан Велед...

   – Мой отец Эртугрул запомнил встречу с твоим отцом Мевляной и рассказывал мне о нём. Он и сейчас помнит...

   – Нет, мой отец ничего не говорил мне о своей встрече с вождём Эртугрул ом.

   – У меня нет обиды. Я знаю, многие люди искали общения с Мевляной. И если он не запомнил молодого вождя одного из родов племени кайы, я не могу быть в обиде!..

   – Зато я не забуду встречу с тобой! Вот послушай стихотворение, которое я сложил в твою честь:

   -

 
Тюрк дилине кимсене бакмаз иди
Тюрклере хергиз гёнюль акмаз иди
Тюрк дахи бильмез иди ол диллери
Индже йолу ол улу мензиллери
 
 
Элюм Тюркдюр билюм Тюркдюр дилюм Тат
Эгерчи Тат дилине вардурур йат
Великин Рум евинюн кавми йексер
Инигур Тюрк дилини сёйлешюрлер...
 
 
На тюркский язык никто не обращал внимания,
К тюркам никто никогда сердцем не склонялся.
А тюрки не знали тех языков, арабского и персидского
языков,
Изысканных фигур стиха, тех великих фигур арабских
и персидских стихов.
 
 
И пусть моя земля – тюркская, моё знание тюркское,
а мой язык – персидский.
Однако, хотя и есть сноровка, в персидском языке,
А всё же люди страны Рум – Малой Азии моей
Предпочитают говорить друг с другом на тюркском
языке!..[220]220
  На самом деле это стихотворения Ашыка-паши и Шейхоглу Мустафы, тюркских поэтов XIV в. Переводы А.Н. Кононова и М.С. Фомкина.


[Закрыть]
 

Осман улыбался и сказал:

   – Только пойми, как я благодарен тебе! Только пойми, как мне радостно слышать красивые стихи на тюркском языке!.. Но как это вышло такое, что отец твой и дед переселились в Конью?

   – Думаю, у наших с тобой предков – одна причина переселения – монголы!

Осман нахмурился, а Султан Велед продолжал:

   – Конья – многоязычный город. Здесь живут греки, иудеи, франки. Ты, должно быть, приметил в своих разъездах по городским улицам и площадям людей в самых разных одеждах?