Текст книги "Король-Бродяга (День дурака, час шута)"

Автор книги: Евгения Белякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Рэд понимающе кивнул, всем своим видом говоря: 'Вы решили поговорить без меня, что же, я это понимаю… ну хоть отвлекаете меня чем-то действительно стоящим'.

– Пойду посмотрю прямо сейчас. – Сказал мой ученик, и, ухватив какого-то слугу за ливрею, стал выпытывать, как пройти к оружейной комнате. Мы с Вито пожали плечами, и Советник пригласил меня в сад.

– Замечательный молодой человек, – заметил Вито, стягивая перчатки.

Я вспомнил услышанные во время последнего путешествия в столицу слухи о его вкусах, вздрогнул, представив, как изящный, надушенный Вито будет смотреться рядом с огромным, будто медведь, Рэдом. Но – болезненным любопытством я если и страдал, то не к чужим постелям.

Советник отлучился на десять минут (клянусь, не больше!) чтобы переодеться в домашнее. Я сменить дорожное платье отказался, и, как выяснилось, не зря – его халат был вышит так, будто над ним в остервенении трудилось два десятка бесприданниц, я бы чувствовал себя в подобном костюме неудобно.

Возле небольшого фонтана, изображающего купающуюся то ли девочку, то ли мальчика, уже стоял столик, два низких кресла и, о, да, бутылка старого вина, издали подмигивающая мне запыленным зеленым стеклом.

Вито подвинул ко мне блюдо с сыром и фруктами, налил вина.

– Я очень рад, что Вы приехали…

– Вы сами это устроили, и – да, я понимаю вашу радость по поводу удавшейся авантюры.

Он расстроено покачал головой, пропустив мою шпильку мимо ушей, в одном из которых сверкал небольшой изумруд.

– Без Вас мне не справиться с ситуацией… Эдуард не доверяет мне ни на йоту.

– Милейший Вито, я не расположен ходить вокруг да около, уж извините. Я стар, у меня каждая минута на счету. – И, словно опровергая сказанное, я сладко и неторопливо потянулся, развалясь на подушках. Их положили в кресло для удобства моих старых, ха-ха, костей. – Да, я испытываю определенную тоску по тем временам, но, поверьте – ностальгии по короне не было и нет. Так что… таким извилистым путем в нужном вам направлении вы меня не выведете. Скажите прямо, что вы хотите?

Советник вздохнул.

– Мессир, вы помните наш разговор четыре года назад?

– Это было всего четыре года назад, для меня не такой уж срок, дорогой Вито.

– Вы мне тогда, помнится, ответили отказом.

– Что вы, что вы! – замахал я на него руками, – Разве я мог умнейшего человека оскорбить примитивным 'нет'? Я витиевато сообщил о невозможности моего согласия – вот как все было!

– Пусть так, – он улыбнулся, – но сути это не меняет.

– Вот именно! Не меняет… я и сейчас готов ответить тем же, только уважьте старика – позвольте сказать, как есть.

Он кивнул. Я подцепил длинной вилкой кусочек сыра с блюда и с удовольствием произнес:

– Нет.

– То ли вы меня уже не считаете 'умнейшим человеком', то ли не боитесь оскорбить… – Вито тоже откинулся на мягкой скамье и стал разглядывать тщательно отполированные ногти.

– Дело не в этом, лорд Советник. Я просто берегу ваше время. Можете не тратить его на сумасшедшего старика. Я не возьму корону, даже если мне ее принесут на блюде.

– Но почему?

– Напомните-ка мне… – весело фыркнул я, – вы задавали мне этот вопрос в прошлый раз?

– Да.

– И что я ответил?

– Вы загадочно засмеялись.

– Загадочно? – я внезапно выразил жгучий интерес к этому определению. – Как засмеялся – 'ха-ха' или скорее 'хи-хи'? Или, может, 'хо-хо'?

Советник серьезно кивнул и задумался, будто вместе со мной решил разобраться в этой, без сомнения, важной проблеме. И, только отпив вина и заев его кусочком яблока, он наконец-то дал ответ:

– Пожалуй, это больше походило на 'хи-хи'.

– Хм… Либо я был пьян, либо очень удивился тому, что мне вообще задают такие вопросы. Разве вам так важно знать, почему я что-то делаю – или не делаю, несмотря на то, что моего решения вы все равно не измените?

– Да, мессир. Я крайне заинтригован.

Ну вот, приехали. Может, послать его подальше? Грубо, на хавирском базарном…

– Вито, вы же Советник. Вы имеете представление о власти… и о грязи, ее сопровождающей. И в то же время наверняка встречали людей, не испытывающих к ней никакого интереса. Так? – он кивнул, и я продолжил, все более склоняясь к тому, чтобы выложить ему все до конца, не выкладывая по сути ничего. – И вот представьте, что я – именно такой человек. Корона? Кусок металла. Трон – жесткая деревяшка, почтение – пустое пустобрехство. Я отвечу вам тем же загадочным 'хи-хи'.

Лорд Вито внимательно выслушал меня, кивая, как болванчик. Потом долил вина, которое оправдывало свое пышное название 'Райские сады' на все сто, и цокнул языком.

– Джоселиан – вы позволите мне называть вас так? – я ведь не о власти говорю, а…

– О, это уже что-то новенькое! – подпрыгнул я, – В прошлый раз вы мне предлагали именно ее, а что ж теперь – марионеточное раскланивание на троне? В роли дряхлого, легендарного дедульки? О, я смогу это сыграть, не сомневайтесь – только не захочу. Как я когда-то обещал себе: ноги моей не будет в замке, и задницы – на троне! С замком, я, правда, погорячился, но вот с троном маху не дам.

Советник выслушал мою речь, не моргнув глазом. Потом выждал паузу, словно проверяя – закончил я или нет. Я, все еще брызжа весельем, повел рукой по воздуху: мол, ваша очередь, высказывайтесь. Театрально так, словно передавая право выступить сопернику по стихотворному состязанию. Вито чуть сощурил глаза – мои кривляния говорили ему слишком много – ах, черт, но менять выбранный стиль слишком поздно. Будем дурить дальше.

– Как я начал говорить… я предлагаю не власть, а власть.

– Вы, Советник, верно, застудили горло, потому что по вашему тону разницы я не улавливаю, – голос мой прямо-таки сочился ехидством.

– Я поясню.

Лорд Вито встал, мягким движением подобрал полы домашнего халата и засунул руки в карманы штанов. И легкой походкой стал прохаживаться передо мной. Он начал говорить очень тихо, а смотрел и вовсе в другую сторону. Словом – создавалось впечатление, что он беседует сам с собой, просто высказывая вслух некоторые соображения. Ловко – так я не смогу вычленить его собственную реакцию на его же слова. Интриган чертов – но до чего умен, зараза!

– В нашем государстве так уж заведено, что за королем всегда стоят Советники. Я, как и все они до меня, пекусь сначала о благе государства, страны – и уж потом обо всем остальном. Сейчас же ситуация крайне удручающая. Государство беднеет, экономика рушится, мораль падает. На троне сидит сластолюбивый, и не имеющий абсолютно никакого отношения к уму и проницательности король. В нем я не вижу ни единого достоинства – говорю, как есть, и в этом нет ни моей вины, ни вашей. Я не участвовал в его воспитании, к сожалению, а вы… После вашего ухода, давно это было, на трон, если вы помните, вступил ваш брат, притом двоюродный. Линия прервалась и испортилась. Ничего от старого, истинно королевского рода не осталось. Видят Боги, моим предшественникам было легче, потому что сейчас на руках я имею венец вырождения, и никого, кто бы мог мне помочь. Да… идея с женитьбой короля принадлежала мне. Алисия, да благословят Боги ее и ее потомство, могла бы влить новую кровь в королевский род, причем кровь не из худших, но… Сами видите, как получилось. Бывает, мы строим планы, а Судьба все равно выворачивает по-своему.

Я философски пожал плечами, выражая согласие. Он продолжил.

– Единственный выход, что видится мне (если я не прав, вы меня поправьте) в том, чтобы на троне оказался некто, способный возродить страну. Ее просто необходимо возродить. А что мы имеем? Бесплодного короля. Несчастную королеву, жизни которой угрожает опасность. Ее любовника. И вас.

Я начал понимать, к чему он ведет, поэтому прерывать не стал. А он говорит более чем искренне. Будь я королевским шпионом, болтаться бы ему на виселице только за выражение лица, когда он произносил 'наш король'. Не говоря уж о другом.

– Четыре года назад, когда я имел честь с Вами познакомиться, я уже видел в нашем государе все те черты, которые сейчас проявились в нем особенно сильно. Злобу, жестокость, самовлюбленность, неумение идти на компромиссы, глупость, в конце концов… Тогда я попытался возвести на трон вас – для чего даже раскрыл ваше так тщательно охраняемое инкогнито. Кстати, прошу меня за это простить. Тогда вы отказались, я позлился, но потом понял причины, побудившие вас это сделать. Сейчас ситуация несколько иная. Что ни говори – тогда он еще не был коронован, и его смещение было не таким уж и святотатством, но теперь он – король по божественному праву. Убить его я не… в состоянии. Я поклялся служить королю этой страны, каким бы он ни был. Но вот насчет другого способа… Если королева забеременеет; если родит здорового ребенка мужского пола; если нам удастся заставить короля – обманом ли, лестью или шантажом, – признать ребенка; если мы сможем уберечь принца от 'несчастного случая' и в дальнейшем, воспитать его… Видите – как много если? Но если все это случится, тогда у страны появится новый король, взошедший на престол без отцеубийства, по праву – и гораздо более достойный. Все-таки, в жилах Алисии течет и частица вашей крови, так что за будущего нашего короля я спокоен. Он будет настоящим королем.

Я прищурился и постучал пальцами по подлокотнику скамьи, понуждая его высказать все-таки – что конкретно он предлагает? Он, все так же продолжая разгуливать передо мной, как профессор, читающий лекцию, заговорил еще тише. Но я слышал каждое слово.

– Один я не справлюсь, король итак подозревает меня во всяческих заговорах. Мне нужен человек во дворце – а лучше вас я никого не смогу найти. Помимо того, что вы – человек чрезвычайно мудрый и опытный, вы еще и… хм, простите мне это выспреннее слово, 'патриот'. Как и я… Вот, пожалуй, и все, что я хотел сказать. Пока что.

Он никак не выдал своих эмоций. Только разве что плечи чуть напряглись в ожидании моего ответа.

– Скажите, лорд Вито, – вздохнул я, – вы курите?

– Что? – он сбился со своего плавного шага.

– Я спросил – вы курите?

Он, похоже, смутился.

– Немного. Иногда – трубку.

– Поделитесь со мной. Обещаю себе изо дня в день купить трубку и табак, а все никак руки не доходят. Да, я имею в виду сейчас, пожалуйста.

Похоже, настало время действительно скрывать свое изумление за густыми клубами аромата вишни или яблока. Надо отдать Советнику должное – он меня таки зацепил.

И я уже знал, как ему помочь.

Когда-то один пожилой актер, тот самый, что научил меня фокусу с лицом, сказал:

'Вершина для каждого Актера – Шут, Паяц. Но большинство просто не доживает до момента, когда может действительно им стать. Им не хватает жизненного опыта'.

Ну, опыта-то у меня предостаточно. Я уже видел себя в костюмчике из разноцветных кусочков ткани… уже вожделел колпак с бубенцами. Пора бы совместить внутреннюю суть с внешностью, сменить шкурку.

– Вито, – сообщил радостно я, когда Советник принес мне свою трубку и кисет, вышитый чьей-то неумелой рукой, наверное, постарался его молодой любовник, а не бесприданницы, – я согласен. Согласен, демоны вас дери, и будь что будет!

Он присел на скамью и неуверенно улыбнулся. Вгляделся, и – всплеснул руками:

– Мессир, я забыл принести чем зажечь… сейчас… – и встал было, но я остановил его властным движением своего пальца, вкручивающего табак в ложе.

– Я не собираюсь ее курить – просто буду с умным видом покачивать ею из стороны в сторону, надо же мне привыкнуть… – подмигнул я, – сядьте, все просто замечательно! – Дерево приятно стукнуло о зубы. – Ну, для начала, я хочу шелковый разноцветный костюм!

– Я рад, что вы в принципе, согла… – он осекся. Похоже, теперь очередь сбивать с толку лорда Советника. – Какой костюм?

– Шелковый, шутовской, – охотно объяснил я, – из разноцветных кусочков ткани. В обтяжку. Здесь, здесь и здесь – я наклонился и ткнул себя в нескольких местах черенком трубки, – выточки, и потом еще: обязательно колпак с бубенчиками. И если, не дай Боги, они будут фальшивить – хрен вы меня затащите в свой заговор.

Пожалуй, Вито был единственным знакомым мне человеком, испытывающим возбуждение и удовольствие от процесса думания; он расчувствовался – облизал губу, сверкнул глазами и обхватил одну руку другой, чтобы сдержать дрожь. Это меня в нем всегда потрясало и завораживало.

– Королевский шут… да… о, да! Никто не относится серьезно, но все двери открыты, при нем говорят прямо даже о секретнейших вещах, и не боятся, потому что он – дурак, шут, фигляр. Не зря же мои предшественники предупреждали меня, что самые лучшие шпионы… О! Но теперь – другое дело, да, я вижу, что это – единственный способ. Лучший. Джоселиан… Вы – гений!

Я довольно захихикал. Стоило изменить короне, чтобы услышать такие дифирамбы.

– Раз уж мы с вами в сговоре против короля, давайте перейдем на 'ты'. Не люблю, когда достойные люди мне выкают, как какому-то дряхлому патриарху. И зовите меня Джоком, не на людях, естественно.

– Я почту за честь, если вы будете обращаться ко мне на 'ты', но позвольте мне и дальше выражать свое почтение к вам.

– Как тебе будет угодно, Советник. Как, кстати, тебя зовут-то?

– Никлас, мессир.

– Никлас… – я склонил голову набок и лукаво улыбнулся. – Так ты согласен с моим предложением?

– Конечно. Но… вас придется как-то загримировать, а король подозрителен, ему на каждом углу мерещатся шпионы.

– Ну, милейший Вито, думаю, у него были для этого основания. И к тому же тебе, как заговорщику, следовало бы знать, что шпионы сидят не 'на' углах, а 'в'. Что насчет грима, так про это не беспокойся. Завтра утром ты меня и сам не узнаешь.

– Уверен в ваших… способностях, мессир.

– Кстати… о подозрительности. Как думаешь, король уже знает, что сейчас я имею честь пребывать у тебя в гостях? Это его до колик доведет, я уверен.

Вито, не прекращая что-то обмозговывать, тонко усмехнулся, и покачал вино в бокале.

– Я дал понять моим слугам в городском доме, что чрезвычайно увлекся тем милым молодым человеком, которого вы мне представили, как своего ученика. Поскольку он, в принципе, соответствует моему вкусу, то… они поверили. Король мерит других по себе, и посчитает, что увлеченность новым объектом страсти может меня на время… занять. Рэда он не знает, я уверен. Зато уверен, что сейчас нужная сплетня как раз достигла ушей нашего дорогого Эдуарда.

Мы расхохотались.

Весь последующий вечер, и ночь, и утро я провел в размышлениях и изменениях. Переход в другую личность занимает некоторое время; даже у нас в труппе актеру давали как минимум день, чтобы обмозговать роль, поработать над образом, гримом, поведением… Поэтому я заперся в комнате, выделенной мне любезнейшим Вито: огромное окно в цветущий сад, безликие 'гостевые' перины и покрывала, и портрет кого-то, совершенно явно нелюбимого лордом. Вглядевшись в физиономию на холсте, я понял, почему его, этого молодого франта в наряде моей юности, изгнали сюда. С таким лицом можно смело идти в актеры; правда, всего с одной ролью – отъявленного мерзавца. Я улегся в кровать, взбил подушки и возложил на них ноги. Один врач сказал, что такая поза хорошо влияет на кровеносные токи в ногах; мне и вправду полегчало, по крайней мере пятки, ранее налитые свинцом, ожили и одна даже настолько обнаглела, что зачесалась. Со стороны могло показаться, что я предаюсь лени – но мысль кипела. Слуги, отлично вышколенные, всего раз услышав от меня невразумительное 'не', поняли намек и больше не совались ни с ужином, ни с тазиками для умывания, просто оставили все за дверью.

Я думал над внешностью, и, в конце концов, остановился на маленьком, рыжем и косом. Физические недостатки – огромная сила, если знать, как их использовать, и помнить: важно то, что ты делаешь, а не то, с каким лицом ты это делаешь. Сначала я просто бездумно перебирал в голове лица – мужские и женские, ибо природа наделила и тех, и других особенными чертами, относящимися к человеческому роду вообще и очень полезными для актера. Помню, когда я работал над образом Гонзака, пресыщенного жизнью придворного, то за образец взял одну интересную особу, крутившуюся вокруг меня ('меня' королевского розлива) на балах и приемах; уже одна только линия подбородка этой, с позволения сказать, графини со свинячьим рыльцем свидетельствовала о вспыльчивости и своенравии. Уголки рта были настолько опущены книзу, что, казалось, она сейчас заплачет – однако, постоянно подергивающая верхняя губа выдавала презрение. Так что другой пол 'образца' – еще не повод его отвергать.

Уйдите из королей в актеры, и вы станете прекрасным физиономистом – происхождение даст вам неповторимый материал, а попытки узнать, что скрывается за фасадом лица и воплотить это в гриме (иногда состоявшем из уголька, белил и румян) помогут в конце концов понять замечательную географию человеческой оболочки. Руки тоже очень важны – недаром говорят 'сильные руки', 'добрые руки', 'руки художника'. Мои вот, когда не были похожи на побелевшие от времени ветки дерева, вызвали восторг у придворного скульптора, и несколько лет подряд он мучился, стараясь изваять полное их подобие. У него ничего не вышло, и он сошел с ума, хотя я-то теперь знаю, в чем секрет. Все дело в легком подрагивании мизинца, а уж это, будь ты хоть трижды гениален, в гипсе или мраморе воспроизвести не удастся. Руки многое хранят… Есть люди, угадывающие судьбу по рукам, или, вернее, по линиям ладони – но я им не верю; не верил и в молодости, и парочку даже повесил. Когда моя двоюродная тетка по отцовской линии, стала страстно увлекаться хиромантией и уговорила меня 'попробовать', я, тогда еще юный отпрыск, не смог отказать. Меня осмотрели и даже напророчили. Я сейчас твердо могу сказать – вранье. Мне была предсказана слава, много детей, прекрасное царствование вплоть до семидесяти лет, когда я умру, окруженный внуками. Хотя, впрочем – нужно учитывать то, что бедняга хиромант держал в своих потных ладошках руку наследного принца шестнадцати лет от роду, отличавшегося вспыльчивостью, и просто не смог бы сказать ничего другого. Как знать – может, он и увидел мое теперешнее настоящее – безумное, перекрученное, прекрасное в своей занятности, и мой долгий век, и (отнюдь не прискорбное, не люблю орущих младенцев) отсутствие внуков… не знаю – но все равно им не верю. Меня возмущает сама попытка проложить ровную укатанную дорогу по извилистым тропкам жизни, если вы понимаете, что я имею в виду. Метод Ньелля, с его бесчисленным количеством жизненных нитей, мне больше по душе.

Так или иначе, руки очень важны – укутайте в тридцать локтей материи человека, и покажите его близкому другу, оставив открытыми лишь руки; друг его узнает, причем сам толком объяснить не сможет, почему – а все потому, что форма рук очень индивидуальна, и является такой же неотъемлемой частью личности, как голос, дыхание, глаза. Откройте пятку или плечо – и результат будет совсем другим. Пятки не индивидуальны.

Но хватит о руках – недостаточно изменить лицо и руки, чтобы перевоплотиться, а ведь именно такая задача стоит перед каждым актером, или, в моем случае – шпионом. Мой старый друг из труппы говорил, что мало представить, что ты купец, или воришка, или бравый вояка. 'Что с того', – учил он, – ' что ты себе думаешь в голове, это видно тебе и никому другому, возможно, ты воображаешь это очень живо, но изменения надо уметь выразить – а как? Словами, жестами, мимикой, походкой… Вот ты знаешь, как ходят купцы?' И я, уверяю вас, немало времени и с большой пользой провел, просто наблюдая за людьми. Телосложение, рост, вес, воспитание, профессия, настроение – все отражается в человеке. Самый простой пример, который любят приводить молодым, начинающим (или, как говорили в мое время, 'подающим надежды') актерам: моряк. Он ходит по земле, как по палубе, ноги чуть враскорячку, готовые к неожиданному крену корабля, руки разведены чуть в стороны, и глаз прищуренный, словно он все время смотрит против ветра. Я видел множество людей множества профессий, и в моей памяти хранятся слепки с них, вроде тех, которые безуспешно пытался сделать сумасшедший скульптор. Внутреннее состояние и внешнее выражение – вот основа истинного перевоплощения.

Но что делать, когда не видел в жизни ни одного шута? Я уж было засомневался, правильную ли я выбрал маску; но тут мне вспомнилось еще одна мудрость моего старого друга-актера: 'Если не можешь скопировать, составь из частей, потому что все, что есть в этом мире, является частью чего-то другого, а то, в свою очередь, частью чего-то третьего'. И это правда, потому что, например, пусть даже мне и противен этот зломышляющий слизняк, мой внучок, я с ним по крови все же пересекаюсь. А уж если брать в общем, философском смысле… Посему я настроился в этот вечер выяснить для себя, что же такое – шут?

Это ребенок, это стихия. 'Дети – они как море – то штиль, то шторм', говаривала моя нянька, вытирая мне нос. Это непосредственность и естественность – но это шут вообще, а мне надо, чтобы он, то есть я, еще и вызвал интерес короля. Поэтому, думаю, не помешают скабрезные истории и пошлые шутки. И, как отражение – сластолюбивая улыбка. Высокий голос. Яркая внешность – и легкость, легкость во всем… Мне придется создать персонажа пьесы, не знающего своих слов. И действовать придется импровизированно, интуитивно… А зрители будут пытаться вывести меня на чистую воду. В этом представлении кровь будет течь по-настоящему.

Это отрезвляет. Но и возбуждает тоже…

Я придумал себе новое лицо, тело, образ, кожу – но воплотить все это решил не сразу, а утром, когда ко мне заглянет Советник. Чтобы продемонстрировать ему себя, так сказать, во всей красе.

***

Советник, как я и предполагал, зашел ко мне часов в одиннадцать утра. Я из ванной комнаты услышал его стремительные шаги, топ-топ; стремительные для меня, я ведь привык вставать поздно, а этот живчик с семи часов утра на ногах. Вито громко и выразительно хмыкнул и, судя по звуку, хлопнул на кровать пачку бумаг.

Я как раз приводил в порядок лицо – брился, причесывался, – и вышел к Советнику с полотенцем на морде. Потом сделал эффектный жест – та-дам! – как обычно делают фокусники.

Со всей ответственностью заявляю, что после тех изменений, что я в себе произвел, узнать меня смог бы, наверное, только Пухлик, да и то не сразу, да и то – только по косвенным признакам. Горба не было и в помине, я помолодел лет на сто тридцать… или двадцать, смотря как считать. Длинный нос, ни бороды, ни усов, тело так и осталось сухощавым, ну да ладно. Рыжая спутанная шевелюра, и я отказался от косоглазия – вместо него разные глаза, один голубой, другой зеленый. Для загадочности и чтоб пугать дам. В нашей стране такое отклонение считалось признаком нечистой силы, как и рыжие волосы. А уж вместе – да я просто обречен на успех!

– Джоселиан?

– Именно я, Никлас…

Он сдержался, и не стал охать и ахать, но было видно, что он изумлен до крайности. Ему все-таки хватило самообладания, чтобы не начать тыкать меня в 'фальшивый' нос.

– Великолепно! Прекрасно! Да вы… Чудесно!

Я бросил заинтересованный взгляд на папку, соблазнительно топорщащуюся листками на одеяле, но раз он ее сюда принес… логично, что покажет, в свое время.

– Я надеюсь, это похвала не моей неземной мужской красоте, Советник, а всего лишь моему искусству… Вам понравилось, и это хорошо. Вы меня не сразу узнали – и это тоже хорошо, а я еще не менял ни голоса, ни походки. Но перейдем к делу. Чего мы хотим от этого маскарада, Вито?

– Передышки. – Честно ответил он.

Еще бы ему не быть со мной честным, хотя – кто знает. Советники всегда были для меня загадкой.

Я внимательно посмотрел на Вито, пытаясь понять, он просто малословен или действительно верит в то, что мы ее добьемся, передышки этой… И, хотя я предстал перед ним эдаким тридцатилетним мальчишкой (люблю этот возраст, тянет меня к нему, что ли), все же смог позволить себе наставительный тон.

– Вито, Вито… Это ведь только в пьесах есть завязка, кульминация, финал… жизнь обычно подкидывает тебе то, что ты считаешь развязкой, но на самом деле это оказывается ничего не значащим актом или даже сценой. Какого финала мы ждем? – я продолжил развивать свою мысль, потому что честность честностью, но глянцевые ответы меня не устраивали.

– Лично я, – сказал Вито, подчеркивая тоном свои слова, – просто хочу иметь время, чтобы разобраться со всей этой ситуацией…Королева должна родить наследника, и я постараюсь, чтобы он был передан на воспитание мне… со всеми вытекающими последствиями. А вы мне нужны, чтобы знать, что творится в голове у этого сумасброда… то есть Эдуарда.

– Он слишком сумасшедший даже для меня, но я постараюсь…

– Скажите, а вы долго можете пребывать в этом… облике?

– С утра до вечера, если припечет – то несколько суток кряду, но моему телу нужен отдых. Чем дольше я нахожусь в этом состоянии, тем дольше надо отдыхать. Но, будем надеяться, ничего из ряда вон не случится. Кстати. Как ты собираешься представить меня королю? В качестве подарка от горячо его любящего Советника? Он отравит меня следующим же вечером. У тебя есть план?

– Конечно, мессир. Вы… хм… хорошо разбираетесь в международной политике?

– Вито, последний раз я в ней хорошо разбирался, когда…

– Я понял. И специально взял вот это… – он вытащил из папки плотный лист бумаги, развернул его на постели, куда мы присели за неимением стульев и улыбнулся. – Карта мира. Известного нам мира, естественно.

– Предусмотрителен, как всегда, а, Вито? У тебя случайно в роду предсказателей не было? – Задавая этот вопрос, я, помимо воли уставился на небольшую красную точку в низу листа, и витиеватую надпись: 'Дор-Надир'.

– Что вы, мессир, простая логика. – Он привлек мое внимание, постучав ногтем по левому верхнему краю карты. – Вот это государство, отгороженное от нас горами Регона – Локрелеон. Маленькое, но уж очень… – он помолчал, подбирая определение, и ядовито закончил, – богатое.

Я стал смутно припоминать… Да, в мое время этот клочок земли именовался точно так же, только вот богатым его назвать было трудно. Маленьким – да, а еще заносчивым и нахальным. И, помнится, именно для торговли с ним (или же войны, я так и не узнал) мой отец пытался выторговать себе Бурый перевал.

– Богатое?

– Серебро, лес, пенька, меха, – коротко отрапортовал Вито. – Сейчас наши королевства дружны, и в этом основная заслуга дипломатии, проводимой мной, а вовсе не действий нашего многоуважаемого короля. Эдуард умудрился немного подпортить отношения с Тобиасом, тот сюда не приедет, потому что… Впрочем, неважно. Я хотел сказать, что король Тобиас достаточно щедр и при этом хорошо к нам расположен, чтобы прислать Эдуарду подарок.

– То есть – меня.

– То есть – Вас. Тем более что сам он – любитель выпить и пошутить… Вполне логично будет предположить, что…

– Постой, Никлас. А как, по-твоему, отнесется ко мне Эдди, если узнает что меня прислали из соседнего государства? Он же наверняка решит что я не тот, за кого себя выдаю, начнет проверять…

– Уверен, что нет.

– Откуда ты это знаешь?

– Я неплохо знаком с тамошним Советником. Он может дать самые что ни на есть настоящие рекомендации.

От этого признания у меня почему-то засвербело под ложечкой. А еще мне стало интересно – тот разговор, что произошел на моих глазах у Эдуарда с Тобиасом, после коронации – уж не тогда ли мой милый пра-пра-правнук вогнал первую занозу в обширное седалище короля Локрелеона? Но спросить о своих догадках у Советника то ли постеснялся, то ли счел их слишком несущественными, и промолчал.

– К тому же, вся переписка Его Величества проходит через руки моего… знакомого. Если Эдуард решит лично проверить (в чем я сомневаюсь) подлинность ваших рекомендательных писем, проблем не будет. Ему ответят: 'Да, посылали подарок, очень надеемся, что понравится'. Король, уверен, не сможет отослать вас обратно. Ему не захочется ссориться с Тобиасом… окончательно.

Я подумал – "неплохо", потом засомневался: стал бы я так же радоваться, узнав, что МОЯ переписка проходит через чьи-то руки? Хотя – понятие "пользы" меняется, в зависимости от того, откуда ты смотришь, так же как и "правды". Сейчас нам было на руку то, что Советники двух королевств втайне от своих монархов плетут интриги. Хотя – может, Вито и не собирается объяснять своему 'знакомому', зачем ему нужен шут при дворе Эдуарда. Может, у Его Величества хандра? На этом умозаключении я и успокоился, не желая рыться в несущественных вещах тогда, когда нам надо было обсудить нечто гораздо более важное.

– Как я появлюсь?

– Для начала, перед тем, как появиться, вам необходимо исчезнуть. И тут мы вплотную подходим к нашей проблеме.

И в два голоса мы с Вито произнесли:

– Рэд.

– Ха, а что – Рэд? – Я тут же кинулся на защиту своего ученика. – Он разве может помешать? Если я скажу ему молчать и хранить втайне все, что мы тут…

Вито поднял ладонь, и я предоставил ему возможность высказаться.

– Отправьте его домой, в горы. Он слишком прямолинеен и честен, для того, чтобы находиться тут…

– Не могу, – я сокрушенно развел руками, – во-первых, у него сразу возникнет миллион вопросов, если я постараюсь избавиться от него… Вы возьметесь ответить на них?… – Советник покачал головой, еле заметно улыбаясь, – Существует еще и во-вторых. Я не хочу отпускать его от себя далеко. Он слишком прямолинеен и честен чтобы находиться где бы то ни было, кроме как в присутствии кого-то умудренного жизнью… Например, меня.

– Это весьма прискорбный момент в вашей системе обучения, – не преминул уколоть меня Вито.

– Что поделать, мальчик тем и ценен… Знаете, я могу пойти на компромисс.

Советник спрятал карту в папку, скрестил руки на груди – не сомневаясь в моих способностях, просто оценивая ситуацию, – и откинулся на подушки. У меня мелькнула мысль – будь я женщиной, то есть – тьфу! – будь я мужчиной, разделяющим его взгляды, увлекся бы я им? Вполне возможно – в нем была хищная привлекательность, всепроникающий взгляд и слишком красиво очерченный рот, чтобы пройти мимо. К тому же, он являлся обладателем великолепной фигуры. Я это еще в первую встречу заметил. Плюс безукоризненный вкус в одежде и мягкий, низкий голос. Интересно, а мой Рэд не потому ли…

Я оборвал себя на середине мысли, захихикал и наконец-то высказал свое предложение:

– Рэдрогт остается здесь, но о наших планах мы ему ничего не говорим. Таким образом у него не будет возможности ляпнуть что-нибудь глупое, а я смогу приглядывать за ним – одним глазком, конечно, все остальное время уделяя благородному и возвышенному шпионажу. Как тебе идея?

– Недурно. Только как вы уговорите его…

– Это уж моя забота. Так что там у нас с моим приездом?