Текст книги "Вечные хлопоты. Книга 2"

Автор книги: Евгений Кутузов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА XXVI

Посылать свой очерк Наталья никуда не стала. Решила, что пусть полежит пока. Неплохо бы показать его и Зиновию Евграфовичу. А работа над материалом о развитии Белореченска пришлась ей по душе. По правде говоря, она была благодарна Подлясову, что он «подбросил» интересную тему. В сущности, Наталья вообще не имела ничего против Подлясова, а его требовательность даже нравилась ей. Может быть, именно требовательности как раз и не хватает Зиновию Евграфовичу. Конечно, Подлясов бывает излишне придирчив, зануден, но ведь если задаться целью выискивать в людях недостатки, их найдешь сколько угодно и у кого угодно. К тому же она недостаточно хорошо знает своих коллег, ей многое непонятно в их отношениях, а чтобы разобраться в этом по справедливости, нужно стать не просто членом коллектива, но своим человеком. Возможно – почему и нет? – та же Колесникова несправедлива в своей ненависти к Подлясову, а она пользуется авторитетом и влиянием на остальных. Бывает же, что человека не любят не за то, что он плох, а за то, что он лучше окружающих.

Сергей охотно откликнулся на ее просьбу о помощи и согласился, чтобы Наталья взяла у него интервью. Для начала он пригласил ее к себе в кабинет. Водя указкой по макету будущего Белореченска, он вдохновенно рассказывал, каким станет город через десять – пятнадцать лет. Появятся широкие улицы и бульвары, пересекая город с востока на запад – от нынешнего вокзала, который вскорости снесут, до набережной, – протянется проспект Революции, центральная магистраль Белореченска. Современные жилые дома, общественные здания, Дом быта, административный центр, гостиница на 480 мест...

– Представьте себе, – говорил Сергей, – светлый, белый город и, так сказать, вкрапленные в него островки старины...

– А эти островки не потонут в бетоне и стекле? – шутливо спросила Наталья.

– Ни в коем случае! Вокруг исторических и архитектурных памятников останется пространство. Это будут как бы маленькие музеи под открытым небом, понимаете? Вот вы идете или едете по проспекту Революции, вам нужно попасть на речной вокзал... – Указка стремительно взлетела над макетом. – И вдруг перед вами зеленая площадь, а в центре – церковь Богоявления...

– Наверное, это красиво.

– Знаете что? – оживился Сергей. – Мы можем пройтись по городу, и я покажу вам на местности, где и что намечено строить.

Оказалось, что проспект Революции протянется там, где теперь стояли дома, а гостиница под названием «Витязь» будет построена на месте редакции...

– Пока это трудно представить, – рассказывал Сергей, – а когда снесут все эти избушки на курьих ножках, откроется прекрасная перспектива. Вы обращали внимание, что церковь Богоявления стоит на взгорке? Она окажется как бы парящей в воздухе...

Наталья с удовольствием и интересом слушала Сергея. Он уже не казался ей сухарем. Его возбуждение нравилось Наталье и передавалось ей. Она явственно видела контуры будущего города и знала, как напишет об этом. Она не побоится возвышенных слов, потому что должна увлечь читателей, как ее увлек Сергей. Все правильно: человек живет ради будущего, во имя его, а иначе жизнь потеряла бы всякий смысл, перестала бы быть радостью, праздником, превратившись в скучную обязанность. А это, должно быть, страшно – жить по обязанности...

Сергей знает, зачем живет, и поэтому он счастлив.

А она?..

– Мы хорошо потрудились сегодня, – сказал Сергей, останавливая машину возле гостиницы. – Можем и отобедать.

– В другой раз, – возразила Наталья. Она была охвачена приятным волнением, когда появляется чувство, что сейчас – именно только сейчас – ты сможешь все на свете, и для этого нужно одно: работать, работать. – Если не трудно, подбросьте меня домой, – попросила она.

– Вы избегаете меня, Наташа...

– Не надо, Сергей Владимирович, оставим.

А дома Наталью ждал приятный сюрприз: приехал старик Антипов. Он сидел в комнате Натальи, тут же была и хозяйка.

– Откуда ты взялся? – Она кинулась обниматься, а хозяйка тем временем вышла.

– С поезда, – сказал старик Антипов, внимательно приглядываясь к ней: не изменилась ли внучка, а если изменилась, то в лучшую или в худшую сторону?

– Как ты нашел меня?

– Язык, говорят, до Киева доведет, – вздохнул он. – Отыскал твою редакцию, а там молодой человек... Володя, кажется? Вот он и привел меня сюда. Побеседовали с хозяйкой, приятная женщина...

– Очень, – согласилась Наталья. – Хорошо здесь, верно?

– Хорошо-то хорошо... А дети хозяйкины не живут!

– Они устроены.

– Понятно, что устроены. Все как-то устраиваются. Но почему один едет устраиваться туда, а другой оттуда?.. Вот чего я никак не пойму... А этот молодой человек, Володя, он вместе с тобой работает?

– Вместе, – улыбнулась Наталья, подумав, что дед никогда не умел скрывать свои мысли. – Он ответственный секретарь.

– Это что же, как у директора завода?

Наталья рассмеялась:

– Это другое, дедушка. Володя начальство. Просто его должность так называется.

– Ишь ты!.. – сказал старик Антипов и покачал головой. – Однако я проголодался. Кормить дома будешь или ты в ресторане питаешься?

– Сейчас накормлю.

Это немного успокоило его. Значит, не совсем внучка отбилась от нормальной жизни, раз для себя готовит. Столовых он не любил, в ресторане вряд ли и бывал когда-нибудь, всю жизнь носил на работу бутерброды и молоко, и вовсе не понимал женщин, которые обедают в столовых, считал, что это от лени. Времени, говорят, не хватает, устают, дескать, сильно... Для того чтобы приготовить обед, время найти можно, а усталость... В будни человек и должен уставать, тогда и праздник в радость, тогда, может, и смерть не страшна, потому что доберется до нее человек на исходе сил и примет ее как должный отдых. Вообще для того и жизнь, чтобы уставать, а как же иначе?..

* * *

Наталья быстро управилась с обедом. Хорошо, что был у нее бульон и рыба уже почищенная и обвалянная в сухарях.

– Молодец, – похвалил старик Антипов. – С продуктами здесь как?

– Ничего. Выбор поменьше, чем в Ленинграде, зато рыба есть.

– То-то я и вижу – сиг?

– Сиг, – ответила Наталья.

– Я и вкус его позабыл.

– У нас наешься. Ты молоко или чай?

– И молока хочется, и чаю. Молоком-то меня хозяйка угостила, давай чай.

После обеда они сидели, разговаривали, старик Антипов все расспрашивал Наталью про ее жизнь в Белореченске, а про свою не рассказывал – нечего, дескать, какая жизнь у одинокого старика: утром поднялся с постели – хорошо, слава богу, что поднялся; вечером улегся спать со спокойной душой и чистой совестью – тоже ладно, прожит еще день, есть прибавка у длинной вереницы прожитых раньше дней...

– Работой-то довольна?

Наталья задумалась. Лгать деду не хотелось, к тому же и бесполезно лгать, потому что он поймет это. И будет огорчен.

– Трудно сказать, – ответила она. – Иногда довольна, а иногда не очень...

– Это-то всегда так, если дело любишь. Худо, когда бывает все равно... Татьяна пишет тебе?

– Редко.

– А что делает она, знаешь?

– Знаю.

– Несерьезная работа, – сказал старик Антипов и с какой-то тайной надеждой посмотрел на Наталью. Более всего ему хотелось сейчас, чтобы старшая внучка поддержала его сомнения, чтобы она была заодно с ним. Хотелось найти в ней союзника теперь, когда других союзников, казалось ему, у него не осталось, когда все перестали или просто не желают понимать его, а что кого-то не умеет и не хочет понять он, этого старик Антипов не допускал.

Всегда, всю жизнь он понимал людей. По крайней мере, делал все, чтобы понимать. Так отчего бы вдруг разучился?..

Наталья догадывалась, какого ответа ждет от нее дед. И знала, что может ободрить его, поддержать в нем уверенность в собственной правоте, ей было жаль деда и, глядя на его осунувшееся, изрезанное морщинами лицо, на его большие и некогда сильные руки, которые, ослабев, сделались неуклюжими, как бы лишними, на его поникшие плечи, она винила себя, что оставила деда одного, просто – бросила... Не ошиблась ли она, не ступила ли на легкую дорогу, позабыв, что не бывает большего удовлетворения, чем жизнь ради других?.. А может, она сейчас обманывает себя, на самом деле ей нужен повод, чтобы повернуть назад, потому что дорога-то оказалась тяжелей?..

– Продолжай молчать, – сказал старик Антипов. – Или я дурак, или не понимаю, что происходит вокруг... – Он махнул рукой. – Домой не собираешься возвращаться?

– С чего ты взял? – Наталью даже пугало умение деда угадывать чужие мысли.

– Просто спросил. А Михаил женился и остался служить в армии, – неожиданно сообщил он. – Такие дела...

– Женился?! – переспросила Наталья.

– Ничего особенного, время пришло – и женился. А вот зачем остался на эту сверхсрочную, никак не пойму. Ты что думаешь?..

Наталья молчала. Она-то, может быть, и знала, почему и зачем Михаил поступил так. Вероятно, к лучшему, думала она. Однако его решение могло сказаться и на ее жизни. Она рассчитывала, что он вернется и тогда дед не будет одинок, а теперь...

– Твой отец тоже любил армию, – проговорил старик Антипов. – Как я был против, чтобы он поступал в военное училище!.. Надеялся, что станет инженером или сменит меня у молота. Не получилось. Выходит, правду говорят, что каждому свое?..

– Наверно, – отрешенно молвила Наталья, продолжая думать о Михаиле и о том, как теперь должна поступить она.

– Раньше иначе было. Сын наследовал отцу.

– Да разве в профессии дело, дедушка?

– Не знаю, в чем, а только не такой я видел свою старость. Совсем не такой... – Он тяжело вздохнул. – И мать, бабушка твоя, не была бы довольна, поглядев на вас. Неразумная птица гнездо вьет, каждый год домой прилетает, а тут!.. Нет, не зря Борька Костриков говорит, что мир наперекосяк пошел и дал трещину.

– Это он когда лишнего выпьет, – сказала Наталья.

– На свои пьет! – неожиданно возразил старик Антипов. – И семья у него нормальная, и дети как дети. А тебя взять?.. Четверть века прожила, а ни семьи, ничего. По чужим углам скитаешься, словно своего дома нету. Откуда в тебе это?..

И тут он всномнил невестку, и как она не хотела возвращаться в их семью, вспомнил, что росла Татьяна в детском доме, и со страхом подумал, что, может, Наталья-то унаследовала от матери это упрямое нежелание жить, как живут все, унаследовала не по своей воле, а значит, весь век так и будет скитаться, и после его смерти вообще забудет о своем родстве, об антиповском корне, и дети ее никогда не узнают, кто был и как жил их прадед, не узнают даже, какую он носил фамилию... Он сидел какой-то потерянный, точно упустил из рук своих последнюю тонкую нить, связывающую его с этим миром, в котором пребывал он семьдесят долгих лет, работал, страдал и радовался, на что-то надеялся, к чему-то стремился...

– Показала бы город, что ли, – сказал старик Антипов, поднимаясь.

– С удовольствием, дедушка!

Они бродили по Белореченску, и Наталье все казалось, что дед внимательно, как-то чересчур уж внимательно интересуется всем, расспрашивает, как называются улицы, по которым они проходят, куда эти улицы ведут, как будто бы он бывал здесь раньше и не просто вышел погулять, а словно ищет чего-то...

Сразу за рынком начинался Еловый переулок, там не было ничего достопримечательного, и Наталья не собиралась вести туда деда, однако он неожиданно заупрямился.

– Пойдем сюда.

– Это тупиковый переулок, – сказала Наталья. – Всего несколько домов.

– А мне интересно! – настаивал старик Антипов. – Я люблю всякие тупики.

Они свернули. Возле дома шесть дед вдруг остановился, подумал и направился к калитке.

– Ты куда? – спросила Наталья удивленно.

– Я сейчас, сейчас... – Он собрался толкнуть калитку, но тут из-за дома выбежала огромная собака, звеня длинной цепью, и стала бросаться на забор.

Наталья схватила деда за руку и потянула прочь.

– Да что с тобой?

– Ничего, ничего... – бормотал он, отступая.

Старик Антипов понимал, что должен рассказать внучке, почему пришел сюда, в Еловый переулок. И не мог. Может быть, боялся ее упреков, что не рассказал раньше...

– Что-то неладное творится с моей головой, – сказал он и потер виски.

– Тебе плохо? – спросила Наталья.

– Уже легче.

Было у него еще желание разузнать втайне от Натальи что-нибудь об Елене Александровне, порасспрашивать людей – здесь ее каждый знал, однако он отказался от этой затеи, напугавшись, что тем самым выдаст себя, и на другой день, не найдя поддержки, за которой приехал в Белореченск, но обретя малую надежду, что старшая внучка, возможно, не приживется здесь, старик Антипов вернулся домой.

* * *

Зиновий Евграфович проболел совсем недолго – у него не оказалось инфаркта, как предполагали сначала. В первый же день после выхода на работу он пригласил Наталью.

На столе перед ним лежали гранки с материалами о будущем Белореченска.

– Я прочитал, Наталья Михайловна, – сказал редактор. Был он озабочен, и Наталья подумала, что материал ему не понравился.

– Не получилось? – спросила она.

– Вот, взгляните. – Он протянул ей листок.

Это было коллективное письмо от жителей улицы 9‑го января. Они жаловались, что их дома собираются сносить. Наталья знала об этом. Более того, она ходила по дворам вместе с комиссией, которую возглавлял Сергей и которая занималась подсчетом и оценкой фруктовых деревьев и кустов в личных садах. Не все радовались скорому переселению в новые, благоустроенные дома. А одна женщина бросилась на снег поперек дорожки, ведущей во двор, и не хотела пропускать комиссию. «Не отдам! – кричала она. – Своими руками, своим горбом все сделали, а теперь под бульдозер?! Уходите!..» Наталья тогда еще подумала, что хозяйка просто неумна...

– Ну? – спросил Зиновий Евграфович.

– Я не совсем понимаю...

– Что вы не понимаете – это простительно, – перебил ее редактор. – А другим следовало бы понимать. Вы человек нездешний, новый... Видите, что люди пишут? Как же мы можем публиковать ваш материал, в котором вы так захватывающе расписываете перспективы жизни в благоустроенных домах...

– Но авторы письма не правы! – резко сказала Наталья. Ей не понравился тон редактора.

– Не так все просто, Наталья Михайловна. Некоторые считают, что новое строительство нужно начинать с центральной части города. Сносить, стало быть, деревянные дома. Их называют презрительно «деревяшками»...

– Правильно, Зиновий Евграфович! Будет прекрасный, красивый город.

– Одну минутку. Есть и другая точка зрения: начинать застройку следует с пустырей, которых вполне достаточно. Эти люди считают, что в ближайшие пятнадцать—двадцать лет нет необходимости сносить дома, которым стоять и стоять. Кто прав?

– Двадцатый же век на дворе, Зиновий Евграфович! Люди живут в собственных домишках, как в норах, словно сто лет назад. Никаких удобств. Простите, но в уборную ходят на огород!

– Я тоже хожу, – сказал редактор. – Уверяю вас, ничего страшного. Все дело в том, Наталья Михайловна, что́ понимать под удобствами. На ваш взгляд и на взгляд тех, кто добивается уничтожения «деревяшек», – это горячая вода, ванна, газ, теплая уборная... Но не это же главное!

– Главное личный огород и живность? – Наталья усмехнулась, вспомнив вдруг, как застала осенью за уборкой навоза Ираиду Александровну.

– Может быть. Удобства – это то, что дает людям возможность жить так, как им удобно. Простите за каламбур. И легче тоже.

– Как раз в новых домах и будет легче!

– Там будет проще, а не легче, – возразил Зиновий Евграфович. Он взял письмо. – Вот подпись Андрея Ивановича Цыганкова. Пришел с войны без руки, а у него четверо детей, дом-развалюха и есть нечего. С одной рукой он поставил новый дом. Строили они его лет пятнадцать. Недоедали, недосыпали, детишки в школу босиком бегали, а теперь ему говорят, что дом этот снесут, потому что он не соответствует Генеральному плану, который разрабатывали и утверждали люди, далекие от забот Андрея Ивановича... Переселяйся, Андрей Иваныч, в квартиру с теплой уборной! Выгребную яму не надо чистить, дернул цепочку – и все дела!.. – Зиновий Евграфович побледнел, глаза его не были, как обычно, добрыми, ласковыми – они были яростными. – Побывайте у Цыганковых, посмотрите, какой они вырастили сад!

– За сад им уплатят.

– Да разве можно деньгами оплатить такой труд? – воскликнул редактор. – А насчет удобств... Те же Цыганковы живут не на зарплату, Наталья Михайловна. Они живут именно за счет огорода и живности. – Он отпил из стакана чаю. – Совсем остыл, черт бы его побрал.

– Выходит, что мы поощряем частную собственность? – сказала Наталья, усмехаясь.

Он поднял голову, удивленно посмотрел на нее.

– Не надо мне читать лекций по политграмоте. Не стоит, Наталья Михайловна. Между прочим...

Зиновий Евграфович не умел обижать людей и никогда не делал этого. А мог бы в назидание Наталье и ее молодой горячности рассказать, что еще тогда, когда ее не было на свете, он приехал работать в деревню и ему казалось, что он может и должен перевернуть мир, переделать всех людей, то есть сделать их лучше, чем они есть, приучить к культурной, цивилизованной жизни, будучи убежден, что достаточно читать газеты и книги, слушать радио и плевать на всякую собственность, даже если эта собственность – всего-навсего огород... Много позднее появилось понятие «цивилизованные варвары», а когда-то и Зиновий Евграфович, молодой и тоже горячий, считал, что не у земли и не в земле будущее человечества. Он мог бы рассказать, как его не понимали люди, которым он желал добра и только добра, и как он не понимал этих людей, мучился, что не понимает, и было время, когда он готов был плюнуть на все и вернуться к прежней городской жизни. Но однажды к нему зашел местный фельдшер, проживший сорок лет в деревне, и открыл простую истину: не бывает всеобщего благополучия, каждый понимает его по-своему, и всегда, во веки веков люди будут устраивать личную жизнь на собственный лад...

Нет, не стал Зиновий Евграфович рассказывать Наталье об этом, подумав, что либо она поймет сама, либо... Доказать нельзя. Именно потому и нельзя, что у каждого человека свое представление о жизни.

– Дело не в частной собственности, – сказал он. – Вы любите хорошую свиную отбивную? И я люблю. Андрей Иванович тоже не откажется. А кто подсчитал, сколько мяса, молока и овощей давали личные хозяйства раньше и сколько они дают, а вернее не дают, сегодня?.. Разорять всегда легче. Во имя ли новой жизни, во имя ли красоты. А может, и красота города в том, что он такой?.. Вообще же, Наталья Михайловна, не будем спешить. Генплан утвержден не во всех инстанциях, и мы еще поборемся за его пересмотр.

– Значит, материал не пойдет?

– Я не могу дать его, не обижайтесь.

Наталья ушла от редактора в растерянности. Кажется, она попала в какой-то заколдованный круг – что бы ни сделала серьезного, все не так. Кто же прав: Сергей со своим энтузиазмом и убежденностью, что Белореченск надо строить чуть ли не заново, или Зиновий Евграфович и те, кто прислал в редакцию письмо?.. Страшно не то, понимала она, что может оказаться на стороне неправых. Страшно то, что, в сущности, ей это абсолютно безразлично...

– Что нужно ЗЕТу? – поинтересовалась Колесникова.

– Ничего особенного, – ответила Наталья и подумала, а не спросить ли у нее, где бы она предпочла жить: в своем доме с огородом и хозяйством или в новом доме с удобствами.

– Вот холера! – воскликнула Ираида Александровна. – Ведь забыла накормить кур. Голова моя садовая. Старуха не догадается, сидит на печи, кости греет... Слушай, Наташка, я слетаю домой, а ты, если что, скажи, что я пошла в «Сельхозтехнику».

– По-моему, ты была в «Сельхозтехнике» вчера, – улыбнулась Наталья. Ее смешила постоянная ложь Колесниковой и неумение придумать что-нибудь новенькое.

– Тогда на молокозавод, ладно?

– Скажу, что ты у первого секретаря райкома.

– Что ты! Ни в коем случае.

Едва она убежала кормить кур, явился Володя. Он всегда появлялся, как только Наталья оставалась одна, словно специально выслеживал этот момент.

– Можно у тебя покурить? – спросил он.

– Кури, – разрешила она. И тоже закурила.

– ЗЕТ зарубил материал?..

– Зарубил, Володя. Да бог с ним. – Она вспомнила, что Володина семья тоже живет в собственном доме, и решилась. – Если бы вам предложили квартиру в новом доме, вы поехали бы?..

– Нам уже предлагали, – сказал он.

– Ну?..

– Отец категорически против.

– Но ведь он не любит заниматься хозяйством!

– Говорит, что все могут разбегаться после его смерти.

– А ты что думаешь?

– Я поехал бы, – признался Володя. – А вообще... Копыловы в прошлом году переехали, их дом снесли. Афанасий Петрович раньше не пил. Выпивал, конечно, но редко. А теперь хлещет напропалую! Делать, говорит, все равно нечего... Я понимаю, почему ты спрашиваешь об этом. Вот года два-три назад на рынке у нас всего было навалом, а сейчас не разбежишься... Черт его знает, кому как. – Он потушил окурок и встал. – Я зашел, чтобы взять обратно свои стихи.

Наталья отобрала два его стихотворения, чтобы поместить в газете, и была удивлена, что Володя решил забрать их.

– А в чем дело?

– Слабые они еще, недоработанные, – сказал Володя смущенно. И было видно, что думает он иначе.

Наталья не стала его разубеждать.

– Это верно, слабые, – согласилась она. – Но лучших-то нет. И никто их вам не пришлет...

У нее случайно вырвалось «вам», и она хотела бы, чтобы Володя не обратил на ее оговорку внимания. А он, кажется, обратил – посмотрел на Наталью как-то странно, пожал плечами и вышел...