Текст книги "4-05. Finale spiritoso (СИ)"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 44 страниц)
– Ты... все-таки решила оставить ребенка?
– Решила! – упрямо заявила девушка. – Мама, я же не знаю, что с нами случится. Вдруг этаи захотят... ну, куда-то опять меня утащить. Они же не люди, мы их логику не понимаем. Пусть хоть ребенок от меня останется, если что.
– Ох, Фучи, рожать в пятнадцать лет... – мать покачала головой. – Я бы не стала. Бедра у тебя узкие... Молчу, молчу! – поспешно добавила она, пока Фуоко не успела разразиться отповедью. – Я помню, что у тебя тело больше не развивается, что в будущем лучше не станет, а Дзии большой специалист по родам. Но учиться и ребенка одновременно воспитывать... Ты даже подготовительный колледж еще не закончила!
– Мне же спать не надо, – напомнила Фуоко. – У меня в полтора раза больше времени, чем у других людей, все двадцать два часа в сутках мои. И Дзии пообещала, что поможет. Справлюсь как-нибудь. А что пятнадцать, так полтора века назад в двенадцать рожали, и ничего. А тогда нынешнюю акселерацию еще не изобрели.
– Ну, дай-то бог...
Лимузин затормозил и свернул к подножию высокого белого кирпича Дворца правосудия. Сопровождающие мотоциклисты просигналили сиренами, развернулись и уехали восвояси. Тише, однако, не стало. Даже сквозь толстые стекла машины снаружи донесся гул гигантской толпы, столпившейся перед главный входом, запрудившей не только подъезды и тротуары, но и обширные газоны. Тут и там над головами возвышались плакаты с кривыми, от руки сделанными надписями, пестрящие словечками вроде «позор», «слава», «человечество», «этаи», «паладары», «герои», «долой» и «даешь». Цепи полицейских с трудом сдерживали напирающие ряды журналистов, ощетинившиеся микрофонами и объективами камер, полыхающие блицами, словно тропическое море искрилось под полуденным солнцем. Фуоко оцепенела, чувствуя, как напрягшиеся пальцы Кириса до боли стискивают ее руку.
– Что... что там такое? – пролепетала она, чувствуя, что в глазах темнеет.
– Все то же самое, Фучи, – сочувственно сказала мать. – После того, как паладары опубликовали свой доклад, пресса как с цепи сорвалась, а через них – и остальные. Я уже на людях и показываться-то боюсь. Ну, ты не бойся, внутрь всех не пустят, я специально с судьей говорила. Не более тридцати аккредитованных журналистов, только в зал на время заседания и исключительно при условии тихого поведения. И ни одного представителя светских журналов и желтой прессы, только серьезные новостные агентства, журналы и телеканалы.
– Можно кусаться? – деловито поинтересовался Гатто, через окно оглядывая окрестности. – Царапаться? Мясо клочьями, кровища рекой? Только журналистов или всех подряд?
– Лучше инфразвук, – не согласилась Зорра. – Массово. Быстро. Надежно. Паника, давка, тысячи трупов – классное развлечение!
– Дэйя Фуоко, дэй Сэйторий, вы бы окоротили своих телохранителей, – посоветовал Джион, поспешивший стереть с лица мелькнувшую одобрительную ухмылку. – Не ровен час, действительно что-то учудят. А любая паника, даже без жертв, сыграет против вас.
– Да-да, именно, – поспешно кивнул Себастиан. – Спасибо, дэй Айдари, прямо мои слова.
Фуоко глубоко вздохнула и задержала дыхание, хотя и понимала всю бессмысленность трюка для своего контролируемого этаи организма. Однако приступ паники подавить он помог. Девушка глянула на друга и, вопреки своим опасениям, увидела на его лице не угрюмую гримасу затравленного хулигана, а иронично-свирепую улыбочку. По каналу от него пришла волна эмоции, примерно соответствующей «не дрейфь, прорвемся». А ну и ладно! Мы не боялись ни пиратов и волют в реальности, ни чудищ в виртуальности, так что журналюг и подавно не испугаемся. Мало, что ли, мы их видели?
– Кир! – решительно скомандовала она. – Бери сумку, но никого ей по башке не бей. У меня там хрупкая косметика, духи и пудреница, разобьешь – голову оторву. На ноги наступать можешь, но незаметно. Зорра, Гатто! Держаться рядом, никуда не шнырять, помалкивать и никому на голову с неба не падать, поняли? Лая, мама, идите позади, Джион прикроет вас с тыла. Дэй Проциано, а вы...
– Ладно, ладно, вака, в смысле дэр командир! – адвокат шутливо поднял руки. – Я плетусь в арьергарде и действую по ситуации.
Фуоко решительно толкнул дверцу лимузина и выбралась на дорожку, сейчас представляющую узкий проход между полицейскими в колышущемся человеческом море. Она одернула блузку и сообразила, что лифчик не надела, и очертания грудей отчетливо проступают сквозь тонкую ткань. Ну и ладно, там нечего стыдиться – пусть меньше, чем хотелось бы, но все равно неплохо. Пусть все смотрят и завидуют – и ей, и Киру. Она поправила брошку-кулон на цепочке и решительно зашагала к входу в здание, стараясь улыбаться в камеры своей наиболее очаровательной улыбкой. Кирис, как она видела краем глаза, пружинисто шагал рядом с сосредоточенной мордой. От него тянуло веселой готовностью в любой момент дать в морду, за которой по-прежнему не чувствовалось ни капли страха или смущения. Зорра и Гатто трусили впереди на четырех задних лапах, приподняв переднюю половину туловища и приветственно размахивая передним лапами. Фуоко с удовлетворением видела, что по крайней мере половина камер направлена на парсов. Журналисты за полицейским оцеплением выкрикивали вопросы наподобие тех же, что в аэропорту, но девушка их игнорировала, продолжая скалить зубы.
Впрочем, когда за ними захлопнулись тяжелые дверные створки и вокруг воцарилась гулкая прохладная тишина большого холла, она на несколько секунд остановилась и расслабилась. Все-таки психологическое давление оказалось больше, чем она предполагала. Плюс к тому издалека отчетливо прорезалось любопытство мамы-розы, заинтересовавшейся обстановкой. Хорошо хоть она не послала зонды, чтобы поисследовать толпу получше. Только стаи волют сейчас не хватало для комплекта!
– Куда дальше? – поинтересовалась она, оглядывая окружение. Раньше она сюда не попадала ни разу, но две массивные дуги посреди барьера, перегораживающего холл в дальнем конце, сразу за сувенирным магазином и стойкой приема посетителей, выглядели странно и необычно. Она никогда раньше не видела в государственных учреждениях ничего подобного. «Детекторы угроз предоставлены представительством университета „Дайгака“ в Барне», – гласили таблички на заграждении. «Просьба пройти под арками и предъявить свои удостоверения охране». Около арок стояли несколько мужчин в форме, с интересом рассматривающих новоприбывших.
– Вверх по главной лестнице на второй этаж, там налево, – объяснил адвокат. – Комиссия нас уже ожидает.
Вся компания прошла под арками, среагировавшими на парсов, Джиона и Себастиана с его огромным портфелем тихими мелодичными трелями. Охранники почти не прореагировали – по всей видимости, прекрасно знали, кто перед ними. Старший вежливо кивнул и сделал приглашающий жест рукой в сторону лестницы. Фуоко нерешительно кивнула в ответ и, чтобы скрыть внезапно нахлынувшее смущение, с разбегу через две ступеньки взлетела на площадку между этажами, резко развернулась, ухватившись за массивные перила, и с той же скоростью преодолела второй пролет. Догнавшие парсы с восторгом запрыгали вокруг нее. Несколькими секундами позже к девушке присоединился Кирис.
– Фучи, не бегай по коридорам! – строго заметила снизу неторопливо поднимающаяся мать. – Здесь люди работают. Веди себя прилично.
Фуоко хмыкнула и осмотрелась. Вокруг не виднелось ни души. Лестница уходила и дальше вверх, по ее бокам тянулись шахты лифтов. Здесь, на втором этаже, лестничная площадка являлась частью огромного, по меньшей мере трехэтажного холла, обладавшего вместо стены на улицу сплошным цветным витражом с абстрактными завитушками. Стены и потолок покрывала лепнина, в которой тут и там проглядывали суровые лица отцов-основателей в длинных париках и неудобоваримые фразы на средневековом кваре. Паркет ярко блистал разноцветными бликами от бьющих сквозь витраж солнечных лучей. По периметру зала стояли деревянные, жутко неудобные на вид диванчики с резными спинками. Кое-где между ними размещались застекленные витрины, в которых виднелись то доспехи, то странные длинные палки с металлическими набалдашниками, то какие-то толстенные книги и отдельные листы с текстом.
– Здесь человек пятьдесят поселить можно, – заметил Кирис. – Если на комнаты разбить, типа. А люди в халупах друг у друга на головах живут. Понты, блин...
– Не бурчи. Старый город пустой стоит, там десятки тысяч поселиться могут. А что из суеверий никто не хочет, так это их проблемы. Куда нам сейчас, влево?
– Туда, – Кирис мотнул сумкой вдоль коридора. – Да не мандражи ты, стой спокойно. Сейчас остальные подтянутся, и пойдем.
Нетерпение, однако, играло внутри, распирало грудь и голову, и Фуоко в сопровождении парсов медленно пошла по залу, а потом по коридору, постукивая по паркету подошвами сандалий и оглядываясь по сторонам. Здесь, однако, не наблюдалось ровным счетом ничего интересного: просто длинный коридор с кучей закрытых дверей и ровно горящими под потолком лампами дневного света. Она попыталась представить, как сюда возят на суд разных преступников, как те тяжело шагают, вонючие и оборванные, позвякивая ручными и ножными кандалами, роняя на паркет ошметки грязи с тяжелых тюремных ботинок и волочащихся цепей, а настороженная охрана крадется позади, подталкивая их в спины остриями пик и алебард... Тьфу. Надо завязывать с воображением. Какие еще пики и алебарды? Какие кандалы? И вообще, бандитов судят совсем в другом месте, а в Дворец правосудия ходят чистенькие отглаженные юристы по делам о миллионных взятках и отмывании денег в мировом масштабе. Она остановилась и дождалась, когда ее нагонят остальные. Мать осуждающе глянула на нее, но развивать тему не стала.
Мимо бесконечных дверей и еще двух лестниц коридор привел их в тупик в торце здания, где возле окна стояли столики и диванчики, на сей раз мягкие и удобные на вид.
– Дэйя Марта, дэйя Лойза, дэй Айдари, вам придется подождать здесь, – адвокат указал на диваны. – Комиссия вряд ли захочет вас видеть рядом во время осмотра. Дэйя Фуоко, дэй Сэйторий, прошу за мной. Ваших... э-э, животных тоже нужно оставить в коридоре.
– Он назвал нас животными... – задумчиво проговорила Зорра.
– ...а животные кусаются и лягаются... – подхватил Гатто.
– ...и нападают на людей! – хором закончили они, разворачиваясь к адвокату. – И загрызают их насмерть!
Себастиан попятился.
– Эй, эй! – неуверенно сказал он, отгораживаясь портфелем. – Молодые люди, утихомирьте своих... э-э...
– Они называются «парсы», дэй Проциано, – вежливо сказала Фуоко. – Они совсем не животные и очень умны. И еще они наши друзья. Поскольку они следят за нашим здоровьем, они не могут нас оставить. Не беспокойтесь, они не нападают на людей без серьезного повода. Они просто так шутят.
– Шутят? – адвокат с сомнением посмотрел на парсов, демонстрирующих внушительные клыки в растянутых до ушей ухмылках. – Хм. Ладно, не мое дело, с психиатрами разбирайтесь. Прошу.
Он громко постучал в дверь кабинета и толкнул ее.
– Войдите! – донеслось оттуда.
Фуоко шагнула к двери, но остановилась. Ни с того ни с сего ее начала бить крупная нервная дрожь. Она стиснула руки и напряглась, пытаясь ее унять, но лишь ухудшила ситуацию: руки омыло знакомое тепло, с них начали срываться поначалу мелкие, но все более крупные молнии. Внутри неостановимой волной начал подниматься страх. Успокойся, дура! – зло сказала она себя. Ты с психиатрами уже дважды из Хёнкона разговаривала. Чего мандражишь? Ну, в крайнем случае признают тебя мертвой, тебе-то что? Останешься без денег? Вот проблема! Чего перепугалась?
И тут она поняла. Слова координатора о том, что от нынешних слушаний зависят судьбы миллионов людей, просто скользнули мимо нее там, в автомобиле – но всплыли сейчас. Миллионы. Там, в виртуальности, когда они с Кирисом сделали шаг навстречу маме-розе, больше не сонной и встревоженной, но грозной и смертельно опасной, они знали, что рискуют только собой. Чужие жизни от них не зависели. Даже умереть, распасться, оказаться препарированными и разобранными на атомы мыслей и чувств любопытными пришельцами тогда казалось не так страшно, как сейчас. Миллионы людей. Возможно, десятки миллионов. Сотни. А то и судьба всей цивилизации.
Как хорошо, что паладары ничего не сказали раньше. Как хорошо, что они тянули до последнего, прежде чем взвалить на них такую ношу! Несколько дней таких моральных пыток она бы не выдержала и общаться с психиатрами в таком состоянии не смогла бы.
А сейчас сможет?
Сильные руки обняли ее, прижали к твердому теплому телу. Она прильнула к груди Кириса, наслаждаясь идущей от него уверенностью, усмешливой снисходительностью – женщины! – и спокойной незыблемой поддержкой. Какое-то время она просто стояла так, не двигаясь и постепенно успокаиваясь. Потом осторожно оттолкнулась.
– Спасибо, Кир, – шепнула она. – Я уже в порядке. Меня можно отпускать.
– Трусы сухие? – деловито поинтересовался несносный пошляк, ослабляя объятия. – А то я сортир рядом видел. Переодень, пока не поздно, вот сумка. И волют убери, пока я их не щелкнул, а то людей пугают.
В наказание за насмешку Фуоко ткнула его кулачком в брюхо и огляделась. Мать и Джион с безмятежными физиономиями расслабленно сидели на диванчиках. Лойза пялилась на них с Кирисом, приоткрыв рот от изумления, адвокат с каменной рожей стоял рядом, придерживая открытую дверь. Парсы сонно помаргивали, замерев на полушаге. Из-за горизонта вновь текло давящее любопытство мамы-розы, и десятка два волют кружились вокруг медленным хороводом. Их сердцевины мерцали багровыми узлами зондирующих эффекторов, как их обозвал координатор. Вздохнув, Фуоко мягким мысленным импульсом отправила их восвояси, стараясь не думать, что члены комиссии усмотрели через открытую дверь и что решили по этому поводу.
– Идем, Кир! – решительно скомандовала она, ступая через порог и едва не запнувшись о проскользнувших вперед парсов.
Вопреки ее ожиданиям, в комнате сидели лишь двое психиатров, уже ей знакомых. Первый, пухлый жизнерадостный толстячок Ренато Сальва, уютно устроился в глубоком мягком кресле, странно выглядящем посреди стеклянно-зеркальных столиков и стеклянных же шкафов с книгами вдоль стен. Сегодня он не носил халат, сменив его на невозможно легкомысленные цветастые шорты до колен и не менее цветастую рубашку с отложным воротником и короткими рукавами, словно явился сюда прямо с бульварной прогулки. Вторая, пасанта Венуста, монашка ордена святой Кабриры, с суровым морщинистым лицом, носящая свою обычную траурно-черную рясу и крылатый белый капор, сидела на стуле поодаль, прямая как палка. На ее лице отчетливо читалось неодобрение – то ли своего коллеги, то ли фокусов Фуоко, то ли вообще всего мира. После слов координатора о том, что к иску присоединилась Церковь, ее непонятное присутствие наконец-то встало на свое место.
– Доброе утро, дэй, тесса, – вошедший следом адвокат закрыл за собой дверь и коротко поклонился. – Мы прибыли. Э-э... а где остальные? Задерживаются?
– Доброе утро, разумеется, доброе, – дэй Сальва вскочил на ноги, с энтузиазмом потирая ладони. Венуста едва наклонила голову. – Здравствуйте, молодые люди. Как прошел перелет из Хёнкона? Не устали? Передохнуть не хотите? Чай? Минеральная вода? Конфеты, где-то здесь в шкафу лежали? Нет? Дэй Проциано, мы посовещались и решили, что всей толпой действовать на нервы нашим молодым людям смысла нет никакого. Так что остальные трое сейчас сидят в другой комнате и наблюдают прямую трансляцию посредством видеокамер безопасности, – он указал под потолок, где в углу на кронштейне и в самом деле висел внушительный блок телекамеры с большим объективом. Э-э... дэй Проциано, спасибо за то, что опекаете наших молодых людей, но в ближайшее время в вашем присутствии нет необходимости.
– Я хотел бы присутствовать во время вашего разговора с моими клиентами, – сухо заявил адвокат.
– Дэй Проциано! – монашка резко поднялась со стула. – Вы путаете медицинское обследование с допросом следователя. Не сомневаюсь, что клиенты-преступники извлекают несомненную пользу из вашего присутствия, но за отсутствием медицинской квалификации здесь и сейчас вы мешаете.
– Но я...
– Вы сомневаетесь в наших профессиональных навыках или порядочности?
– Нет, тесса, но...
– Тогда покиньте комнату! – Венуста требовательно вытянула руку в сторону двери. – И не входите, пока не пригласят.
Адвокат поколебался, но в конце концов кивнул и вышел.
– Зверей с собой заберите! – вдогонку приказала монашка.
Себастиан дернул плечом и, не ответив, с тяжелым ударом захлопнул дверь.
– Парсы являются не зверями, а автономными устройствами паладаров с функциями персональной защиты и медицинского наблюдения, – высоким чистым голосом без тени эмоций проговорила Зорра, прежде чем Фуоко или Кирис успели хоть что-то сказать. – С учетом осложнений в состоянии здоровья дэя Сэйтория и дэйи Деллавита нам предписано непрерывно оставаться в зоне досягаемости сенсоров. Оставлять их без нашего присмотра нецелесообразно и опасно для их жизни. Уверяю, что мы не станем вмешиваться в обследование и как-то влиять на его итоги. Тесса Венуста, со всем должным уважением просим пересмотреть ваше решение.
Фуоко ошарашенно уставилась на свою пеструю шестиногую подружку. Она и не подозревала, что Зорра способна на такие речи. Очевидно, монашку тоже проняло, потому что она захлопала глазами и неуверенно посмотрела на доктора Сальву. Тот развел руками.
– Я лично ничего не имею против устройств медицинского назначения, пусть даже выглядящих как домашние питомцы или... хм, движущиеся игрушки, – рассудительно сказал он. – Я бы не стал сомневаться в мудрости дэя Дзии и настаивать на их отсутствии, тесса. Паладары есть паладары...
– Именно. Паладары есть паладары, и мне чрезвычайно не нравится их вмешательство в не свое дело, – ледяным тоном заявила женщина. – Но настаивать не стану. Вы двое... как вас, тарсы? Разместитесь вон там, у двери, и сделайте так, чтобы я вас не замечала.
– Да, тесса Венуста, – хором ответили парсы. Неторопливой семенящей походкой они отбежали к двери и легли по ее бокам, неподвижно застыв, словно скульптуры маленьких львов по бокам лестниц.
– Начнем с дэйи Деллавита. Ты, вака, – монашка перевела немигающий взгляд на Кириса и указала на кресло в дальнем углу, – сядь вон туда и молчи. Я все еще не уверена, что вас следует опрашивать в присутствии друг друга...
– Ну, с учетом необычного состояния наших молодых людей, думаю, небольшое нарушение процедуры не помешает, – успокаивающе улыбнулся Ренато, наблюдая, как Кирис угрюмо топает в угол и, ни слова ни говоря, плюхается в кресло. – Дэйя Деллавита, хотя мы уже дважды общались дистанционно, к сожалению, даже средства связи паладаров не позволяют провести надлежащее обследование нервной системы. Поэтому мы начнем с осмотра. Пожалуйста, разденьтесь.
– Да, дэй Сальва, – послушно согласилась Фуоко. Она сбросила сандалии, блузку, выскользнула из шорт и трусиков и бросила одежду на ближайший стул.
– Что ты делаешь, вака? – возмущенно спросила монашка.
– Разделась, как просили... – Фуоко недоуменно посмотрела на нее. – Что-то не так?
– Поразительное бесстыдство! – прошипела та. – Тебе совсем незачем снимать нижнее белье! Ты же в присутствии чужого мужчины!
– Кого?
– Мужчины! Даже нескольких мужчин!
– Простите, тесса, но один из них мой любовник, а другой – врач, – вежливо ответила ничего не понимающая Фуоко.
– Любовник! – с омерзением выдохнула монашка. – Как у тебя язык поворачивается такие слова произносить! В твоем возрасте в куклы играть положено, а не о любовниках рассуждать.
– Тесса... – заговорил Ренато, но Фуоко, в которой вспыхнуло раздражение, перебила его.
– Я сама знаю, что мне положено, тесса Венуста! – зло сказала она. – Мы с Киром сто раз друг другу жизнь спасали! И я от него беременна, понятно?
– Что? – казалось, монашку сейчас хватит удар. – Беременна? Тебе только что пятнадцать лет исполнилось, вака, а твоему другу еще лишь четырнадцать! Ты сможешь вступить в брак не раньше, чем через два года, но уже живешь во грехе с мужчиной, да еще и хвалишься тем? Бесстыдство какое!
– У меня есть мама, и она не возражает! – Фуоко отчаянно попыталась расслабиться, чтобы отогнать снова нарастающее в руках тепло. – И лично ректор Университета ничего против не имеет. И главный врач Университета – тоже. А еще я в Хёнконе на свободных пляжах тусуюсь, а там все голые ходят! А еще у меня одежда сто раз на людях сгорала, даже перед толпой бандитов, которые мне палец отрезать хотели! И я не стесняюсь, понятно? Никого не стесняюсь! Что плохого в сексе и наготе? Что их в вашей Церкви попы не любят? Они мальчиков из хора предпочитают в одиночных кельях трахать через дырку в штанах?
– Как ты смеешь!..
– Так, стоп! – властно сказал доктор Сальва, и монашка осеклась на полуслове. – Тесса, напоминаю, что мы здесь вовсе не для того, чтобы обсуждать моральный облик дэйи Деллавита и проблемы подростковой беременности. У нас совсем иные задачи. Дэйя, могу я попросить вас надеть нижнее белье?
– У меня лифчика с собой нет, – пожала плечам девушка, натягивая трусики. – Простите, дэй Сальва, чем меньше тряпок, тем лучше. Они на мне горят. Буквально, я от волнения искрить начинаю, и они обугливаются. Знаете, сколько я одежды пожгла за последние полгода?
– Искрить?
– Ну... – Фуоко заколебалась. Комиссия должна определить, является ли она живым человеком. Если демонстрировать им доказательства обратного, все может кончится плохо. С другой стороны, если сейчас что-то скрыть, ложь аукнется позже. У нее так и не хватило духу прочитать, что именно паладары сообщили о ней миру, и, вполне возможно, ее способности они описали. И вообще, она не собирается врать и изворачиваться. Она ни в чем не виновата – в том числе, что у нее дядюшка мерзавец-потаскун и что какой-то совершенно незнакомый поп заочно ее невзлюбил. – Разряды. Молнии микроскопические. А иногда не очень микроскопические. Вот так примерно...
Она протянула вперед руку и очень аккуратно пустила по ней волну синих искорок. Аккуратности не получилось: на кончиках пальцев молнии вздулись в искрящийся ком, оторвавшийся от руки и немедленно превратившийся в небольшую волюту. Монашка осенила себя косым знамением, а Ренато с откровенным любопытством уставился на энергоплазменный зонд этаи, медленно покачивающийся в воздухе.
– Та-та-та... – пощелкал он языком. – Впечатляет, дэйя. Весьма впечатляет. А можно ли... убрать эту штуку?
– Молча и скрипя зубами, – подал голос из своего кресла Кирис, щелкая пальцами в воздухе, и в голове Фуоко тут же лопнула неслышная струнка. Мир перед глазами на мгновение смазался, а когда снова настроился на резкость, волюта пропала. – Я тоже фокусы показывать умею не хуже Фучи. Я вообще могу этот дом нахрен развалить, в пыль. Мы оба эйлахо, ясно? А хотите меня нелюдем назвать – валяйте, я не обижусь.
– Мы не биологи и не антропологи, чтобы такие диагнозы ставить, – пожал плечам доктор. – И даже не философы. У нас специализация весьма узкая, знаете ли, вака. Но мы отвлеклись. Дэйя Деллавита, давайте оставим электричество на потом. Могу я попросить вас встать прямо, закрыть глаза и вытянуть руки прямо перед собой?
Следующие минут двадцать доктор и монашка издевались над Фуоко как могли. После многократных обследований и в Хёнконе, и здесь, в Барне, она уже почти наизусть знала все позиции и движения, но на сей раз доктора превзошли самих себя. Ее заставляли касаться носа с закрытыми глазами, балансировать на цыпочках и перекатываться с них на пятки, ходить на пятках (оказалось, что на твердом паркете такое развлечение, мягко говоря, неприятно), наклоняться в разные стороны и замирать в акробатических позах. Ей заглядывали в рот, осматривая зубы и язык, словно у продаваемой лошади, и светили маленьким фонариком в зрачки, особо заинтересовавшись слепым глазом. Уложив на диван, ей до боли перекручивали руки и ноги, постукивали по суставам молоточком, тыкали и чиркали острой спичкой по коже на всех частях тела, интересуясь об ощущениях, а потом очень долго щупали и кололи вокруг сетки шрамов на левом виске, оставшейся от злополучного осколка гранаты.
По ходу дела психиатры обменивались тихими непонятными словами. Под конец Ренато даже вытащил из-за кресла приличных размеров чемоданчик, водрузил его на стол и торжественно открыл. Внутри оказалась приборная панель с кучей кнопок, верньеров и циферблатов. Штуковину воткнули в стенную розетку, водрузили девушке на голову резиновую шапочку с кучей проводков и принялись изучать кривые линии, прыгающие на крохотном мерцающем зеленым дисплее.
– Бред какой-то... – наконец недовольно заметила монашка. – Не бывает таких графиков, дэй Сальва. То ли прибор не работает, то ли...
Она замолчала, разглядывая Фуоко.
– Тесса, у меня невозможно снять энцефалограмму, – стараясь контролировать раздражение, ответила та. – Я же объясняла, у меня внутри энергоплазма. Повсюду, в голове в том числе. Она полностью экранирует биоэлектрическую активность нервов, а вместо нее шумы и наводки дает. Даже паладары сейчас ни энцефалограмму, ни кардиограмму поверхностными электродами снять не могут. Уже много декад так. Видите контактные площадки? – она провела пальцем по телу вдоль одного из рядов блестящих кругляшков. – И здесь, – она сдвинула электродную шапочку на голове. – Видите? Электроды напрямую в нервы вживлены, только через них и можно, и то не всегда.
– Да, мы помним, вака, – сухо сказала монашка. – Но попытаться все равно следовало. Дэй Сальва, у мальчика, как мне помнится, та же история, так что аппарат можно убрать.
– Убрать так убрать, – доктор безразлично пожал плечами. – Все равно не более чем праздное любопытство.
Он аккуратно снял с Фуоко шапочку с электродами, уложил ее в чемодан вместе с проводом питания и закрыл крышку.
– Одевайтесь, дэйя, – он жестом показал на стул с блузкой и шортами. – Кулон не забудьте. Ну, что я могу сказать... Не вижу ни малейших проблем с вашей нервной системой. Мышечная координация и рефлексы отличные, чувствительность кожи слегка ослаблена, но в пределах нормы, никаких существенных отклонений и синдромов не наблюдаю. Если бы я не имел полного анамнеза от дэя Дзии и не увидел самолично следы травмы, я бы даже и не заподозрил, что с вами что-то не так. Тесса?
– Свое мнение я изложу письменно, – холодно ответила монашка. – Теперь ты, вака, – она посмотрела на Кириса.
– Да пожалуйста, – тот поднялся, сдернул майку, потом резким энергичным движением спустил шорты вместе с трусами и повернулся к ней. – Так?
На его лице играла презрительная полуулыбка.
– Я так понимаю, вака, ты ожидаешь, что я при виде голого мужчины завизжу и в обморок упаду? – иронично прищурилась Венуста. – Извини, разочарую – я все-таки врач. Но учти, что все происходящее здесь записывается и может быть предъявлено другим экспертам для анализа. Не хочешь надеть белье?
Кирис явно поскучнел, разочарованный неудавшейся провокацией.
– Да мне пофиг, – буркнул он. – Валяйте, записывайте.
– Как скажешь.
Кириса мучили в два раза дольше. Стрелки часов над дверью успели отмерить полноценные полчаса, а Фуоко откровенно заскучала. Наконец психиатры сжалились.
– Одевайся, вака, – сказала монашка. – Да, коллега, перемежающаяся потеря чувствительности кожи – действительно интересный феномен. Даже и не припомню ничего подобного по специальной литературе. Придется, видимо, новый термин изобретать.
– Да-да, – кивнул доктор Сальва, задумчиво поигрывая молоточком и наблюдая, как Кирис натягивает шорты. – И вы обратили внимание, тесса, что потеря чувствительности никак не связана с утратой тонуса мускулатуры? Я не раз сталкивался с повреждениями нервов, но они всегда приводили к атонии, а зачастую и к мышечной дистрофии. И смещение участков с пониженной чувствительностью, тем более такое быстрое – крайне интересный феномен. Словно зайчики от зеркала по коже бегают, н-да. Вот, кстати, и заготовка для термина – синдром солнечного зайчика. Юноша, я бы с большим интересом понаблюдал за вами, а заодно бы провел обследование в нормальных условиях... впрочем, наверное, обычная аппаратура окажется не более эффективной, чем энцефалограф.
– Уже все? – нетерпеливо спросила Фуоко. – Можно идти?
– Идти? – удивился Ренато. – Моя прекрасная юная дэйя, все только-только начинается. Считайте, что мы закончили разминку и теперь приступаем к самом интересному – удовлетворению моего... э-э, нашего любопытства насчет того, что происходит в вашей прелестной головке.
– Но ведь мы же уже разговаривали...
– Ну, дэйя! – доктор развел руками. – Для старичков вроде нас одно дело – телеэкран, пусть даже такой совершенный, как новая техника паладаров, и совсем другое – поговорить вживую. Присаживайтесь, присаживайтесь!
Он шустро сдвинул два кресла и указал на них рукой. Для себя и монашки он поставил еще два кресла, но не напротив, а лицом друг к другу, боком к Фуоко с Кирисом. Венуста даже в глубоком мягком кресле сидела на самом краешке, прямая как шомпол, с руками, чинно сложенными на коленях. Ренато же, напротив, утонул в своем кресле почти полностью, вытянув ноги и блаженно откинувшись на мягкую спинку.
– Возраст! – пожаловался он. – И остеохондроз замучил. Вроде и сам прекрасно знаю, как лечиться, а вот на ж тебе! Ох, молодые люди, старость не радость... Дэйя Деллавита, можно нескромный вопрос? У вас над левой грудью старый шрам, вроде как от ожога. Откуда он?
Поколебавшись, Фуоко рассказала об инциденте пятилетней давности, когда стая волют внезапно появилась возле их прогулочной яхты в открытом море и начала тщательно зондировать людей – то есть тогда это выглядело как обстрел шаровыми молниями, взрывавшимися при контакте с предметами. Один матрос погиб на месте с разнесенной головой. Несмотря на то, что Джион успел утащить ее, брыкающуюся и вопящую от ужаса, в каюту, волюты проломили борт своими молниями и проникли и туда. Один из плазменных сгустков взорвался совсем рядом с головой с трудом увернувшегося Джиона. Даже наполовину оглушенный взрывом, телохранитель сумел расстрелять волют из пистолета, однако один из заполыхавших сгустков энергоплазмы все-таки упал ей на грудь. Фуоко тоже потеряла сознание и очнулась только в больнице. Но все обошлось, остался лишь небольшой ожог.
Доктор слушал, сочувственно кивая и задавая вроде бы мелкие и незначащие вопросы. Девушка не успела опомниться, как рассказала ему про способности эйлахо, проявившиеся два года спустя и медленно прогрессировавшие – ничего особенного поначалу, просто тепло и мелкие, но постепенно увеличивающиеся электроразряды вокруг рук, про то, как она с ужасом скрывала их от всех, в том числе от родителей. Жизнь в родительском доме, навязчивая опека слуг и телохранителей, властная безапелляционность матери, снисходительное терпение отца, сносившего ее капризы и даже согласившегося отправить ее в обычную школу, первая встреча с Кирисом – взаимная нелюбовь и яростные пикировки – появление Карины Мураций в роли Рисы Сереновой, инцидент на Косом пляже, где Кирис закрыл ее собой от волюты...
