Текст книги "4-05. Finale spiritoso (СИ)"
Автор книги: Евгений Лотош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 44 страниц)
Погромы неуклонно расширялись. Жители бедных кварталов и трущоб, со времен Первого Удара быстро расползавшихся по городам, словно раковые опухоли, тоже вышли на улицы. Большинство из них не без оснований считало, что правительство их бросило. Во многих местах шли стихийные митинги, где ораторы, потрясая кулаками, призывали громить и жечь – и многие прислушивались к ним. Уличная шпана и профессиональные грабители устремились в магазины с дорогой электрической и электронной техникой, разбивая витрины и унося и вывозя на тележках все, до чего дотягивались. К ним присоединялось все больше и больше обычно законопослушных граждан.
Премьер-министр Кайтара Чьяко Ментеллано выступил с экстренным обращением к нации, в котором уверял, что опасности нет никакой. Эффект получился обратным: уверенные, что им лгут, кайтарцы начали паниковать с удвоенной силой. Кайтарские города превратились в озера хаоса. В урбанизированной области Большого Дриммада с совокупным населением в тринадцать миллионов человек из-за ошибок персонала одной из энергетических подстанций произошло короткое замыкание. Ее отключение немедленно вызвало цепную реакцию перегрузок и замыканий на десятках других подстанций. На полтора часа, пока паладарские дроны и местные электрики искали и устраняли причину аварии, регион остался не только без света, воды, лифтов, холодильников и кондиционеров, но и без связи и средств массовой информации, что отнюдь не способствовало стабилизации обстановки.
В многочисленных малых государствах Фисты и севера Типпы, где граждане привыкли ждать от властей лишь очередной подлости, ситуация развивалась по гораздо худшему сценарию. Оружие, легальное или нелегальное, имелось как минимум в каждом пятом доме. Армия и полиция, куда, надеясь на власть и поживу, шли в первую очередь головорезы, не просто не препятствовали грабежам, но и сами с удовольствием подключились к ним. Началась стрельба, гибли люди – и участники грабежей, и просто случайные прохожие, и даже те, кто не вовремя выглянул в окно. В четырех государствах Фисты – Трансгрии, Мерташе, Твадоре и Курубине – под шумок произошли военные перевороты: в первой – при негласной поддержке ставрийского посольства (Ставрия давно целилась заменить руководство обильной магнетитом страны на более сговорчивое, готовое перенацелить поставки обогащенной руды с западного направления на восточное), а в остальных – потому что претенденты на власть, в отличие от местных диктаторов, сохранили ледяное хладнокровие.
Однако не имело ни малейшего значения, кто находился у власти: двадцать четыре страны Фисты с общим населением в триста семьдесят миллионов человек на несколько декад полностью утратили даже подобие управляемости. Власть диктаторов и немногочисленных демократически избранных правительств в них на тот период сократилась в лучшем случае до пределов столиц, а в худшем – до границ президентских и парламентских дворцов. Надрывно мычали недоенные коровы, разбредались из хлевов некормленые свиньи, а в северной части континента, где как раз наступила пора сбора урожая, зерно осыпалось из спелых колосьев: достать бензин фермеры больше не могли, и комбайны стояли под навесами мертвыми грудами металла.
На Могерате, где уважение к власти впитывалось (и жестоко вбивалось) в каждого человека с младых ногтей, беспорядков удалось избежать. Паника выразилась в массовом паломничестве к храмам всех богов. Монахи и послушники даже самых захудалых и обычно не избалованных вниманием святилищ Миндаллы с изумлением наблюдали за скапливающимися толпами. В закатных лучах собравшиеся, сложив дары в огромные груды перед алтарями и статуями и помолившись, не уходили восвояси. Вместо того они оставались поблизости – присев на корточки, с тревогой переговаривались с соседями и напряженно вглядывались в вечернее, а затем и переливающееся ночное небо в поисках волют. Войска в казармах подняли по тревоге, и солдаты в полной экипировке сидели на плацах рядом с тяжелыми грузовиками, напряженно ожидая, куда их отправят. Командиры пытались поддерживать тишину, но нервные шепотки порхали от человека к человеку, а пальцы томительно ощупывали спусковые крючки автоматов и карабинов. Управы благочиния разослали всех служащих, даже простых машинисток и вахтеров, наблюдать за скоплениями народа – совершенно бессмысленно, поскольку справиться с вспыхнувшими массовыми волнениями они бы не смогли. Левые министры и их дайнагоны сидели в залах заседаний, молча слушая сводки и рапорты, пока Правые министры срочно уводили в подземные бункеры королей, их жен, любовниц, родственников и избранных слуг.
Но не все жители Могерата покорно ждали своей судьбы. Под зловещим красным плащом умирающего заката, мешающегося с радужными переливами, накатывающими с востока, меж людей появлялись зловещие тени. Проповедники, носящие на шее просверленные посередине монеты, а на левом локте – плотную повязку, нашептывали людям о последних днях мира, о жрецах, давно забывших богов и всякий стыд, о набравших силу коварных дхайнах, обосновавшихся в Хёнконе, и о лучшей жизни, ожидающей тех, кто примкнет к Братству Локтя. Секта локтевиков пользовалась дурной славой – люди не забыли ни взрывов во время религиозных процессий, ни убийств жрецов, ни слухов о людях, отдававших все свое богатство и загадочно умиравших, ни недавней катастрофы в храмовом комплексе Санъямы. Однако слова проповедников падали на благодарную почву. Всеобщая беспросветная бедность, в которую континент погрузился после Первого Удара, и постоянный страх перед чудовищами, сотканными из бесплотного тумана, постепенно размывали тысячелетние привычки подчиняться и молчать.
Оставив Ставрию на усмотрение Суоко и Народного Председателя, паладары выпустили публичное обращение на остальных трех материках. Регент Хёнкона Сторас Медведь оповестил, что угрозы нет. Энергоплазменные образования, которых вы видите, не опасны, говорилось в сообщении. Уже много декад не зафиксировано ни одной смерти ни от выстрела волюты, ни внутри кольчона, внезапно накрывшего город. Они всего лишь внешние проявления скрытых от человеческого глаза процессов в Красной Звезде и давно перестали представлять опасность. Волюты, которых вы видите, убеждал регент, не причинят вам вреда. Паладары просят всех перестать паниковать и вернуться к нормальной жизни. Четвертый Удар, случившийся девять дней назад, не повторится.
Однако в отличие от предыдущих раз, сейчас обращение эффекта не возымело. Слишком много людей еще рыдали над свежими могилами и урнами с пеплом. Слишком часто за последний год на Палле происходили нашествия. И, слушая выступление регента, слишком многие вспоминали про Большую Игру, закончившуюся на планете совсем недавно, и у слишком многих начали возникать неприятные мысли, подавленные Четвертым Ударом.
Один из них тысячу лет развлекался с нами, словно с бессловесными куклами, угрюмо переговаривались люди. Чужие создали нашу вселенную, нашу планету, нашу звезду лишь для того, чтобы отвлечься от скуки. Наша история – всего лишь сценарий театральной постановки, написанный неизвестно кем. Чужие никогда не заботились о нас, и сейчас, возможно, они рассказывают нам сказки, преследуя какие-то свои цели. Откуда мы знаем, что они говорят правду? Откуда мы знаем, что Красная Звезда – не их хитроумное изобретение, чтобы поработить нас? Но они могли и промолчать о настоящей истории, возражали сторонники паладаров. И Красная Звезда возникла до них, и создавать Университет их никто не заставлял. И космодром они строят для нас, а не для себя. Какой им смысл обманывать нас? Противники паладаров, пока что немногочисленные, неуверенно замолкали, но мысли продолжали бродить в их головах – и распространяться среди окружающих, словно круги на воде.
Так прошла ночь с новота на децинот последней декады лета года тысяча двести тридцать второго от основания Кайтарской империи.
10.30.1232. Хёнкон. Палла
Под потолком мягко прозвучал гонг.
– Транспорт прибудет через тридцать секунд, – оповестил звонкий голос Райники. – Прошу приготовиться к встрече гостей.
Кирис дернулся, и голова Фуоко почти соскользнула с его коленей, затянутых в скользкий сенсорный комбинезон.
– Эй! – недовольно сказала она, усаживаясь и потягиваясь. Ее сенко натянулся, обрисовывая каждую черточку тела. – Ты чего скачешь?
– Ну... встретить, типа, – неуверенно проговорил парень. Он чувствовал, что пальцы мелко подрагивают. С самого утра его не покидало предчувствие чего-то очень плохого. План эксперимента, предложенного Фучи, ему крайне не нравился. Возвращение обратно в виртуальность? К старому маразматику Брагате, или кто он там на самом деле? К мальчишке, который на самом деле свихнувшийся неб Демиургов, умеющий рулить даже законами физики? В место, где сражаются армии и кидаются с ножами чокнутые компании, а гориллы высотой в треть цулы сражаются дубинами?
(А ведь одна из тех горилл как бы не ты сам, кольнула неприятная мысль. Та, что рыжая.)
– Кир, ты мою маму ни разу не видел, что ли? Или Рису? – фыркнула подруга. – Ты чего мандражишь так?
На последних словах ее голос внезапно сорвался, и Кирис удивленно глянул ей в лицо. А ведь она сама на взводе, вдруг сообразил он. По каналу от нее текла тонкая струйка напряженного ожидания. Дебил. Тебе эксперимент не нравится – а она-то как себя чувствует? Или дело не в эксперименте? Ну да, папаша откинулся – та еще новость. Другая бы сейчас в три ручья ревела, но Фучи молодец, держится.
Массивная внутренняя дверь тамбура неслышно растворилась, послав по помещению воздушную волну, и через порог шагнула Марта Деллавита. Она полностью изменилась. От вчерашней раздавленной горем женщины, с трудом стоящей на ногах, не осталось ничего. Сейчас она выглядела почти так же, как в Барне: деловой серый костюм (только с черной траурной лентой, приколотой на груди), лакированные туфли на низком каблуке, уложенные в стильную прическу волосы, умело наложенный строгий макияж и твердая уверенная походка. Если бы не глаза в мелких красных прожилках, догадаться о ее вчерашнем состоянии не смог бы никто. То ли Дзии по уши накачал ее успокоительными, то ли сама себя в руки взяла... Если второе, то характером Фучи, пожалуй, не только в папашу, но и в мать.
Следом за женщиной неслышно вошла ректор – сегодня опять в образе Рисы-малолетки, босая, в спортивных трусах и маечке, словно на уроке физкультуры в барнской школе. Она прикрыла за собой дверь и неподвижно замерла.
– Доброе утро, – неловко сказал Кирис, вставая.
– Привет, мам! – Фуоко вскочила, подбежала к матери и обняла ее. Та ответила крепким объятием. Какое-то время они стояли, замерев и, кажется, даже не дышали. Затем Марта разомкнула руки и слегка отстранила дочь.
– Как ты? – с тревогой спросила Фуоко.
– Я уже в порядке, – мать ласково провела ладонью по отрастающему ежику седых волос Фуоко. – Извини за вчерашнее. Долгая дорога меня совсем из колеи выбила. Как у тебя дела?
– Нормально, – в голосе девушки опять скользнуло напряжение. – Мам, мне нельзя волноваться. Арасиномэ с ума сходить начинает, волюты повсюду появляются, а химия на меня совсем не действует... Я себя контролирую. Главное, чтобы ты в порядке...
– Я выдержу, не беспокойся. Здесь очень хорошие врачи.
Мать перевела взгляд на Кириса, и тот с трудом подавил внезапное желание прикрыться: сенко не слишком-то отличался от полной наготы.
– Здравствуй, Кир. Рада тебя видеть. Да... понимаю, что Фучи нашла в тебе такого, – она попыталась изобразить, вероятно, слегка лукавую улыбку, но ее губы уродливо исказились, и на восстановление контроля за лицом ушло несколько секунд. – Она тебе не слишком много проблем доставляет?
– Все в порядке, дэйя Деллавита, – неловко сказал Кирис. Он совершенно не понимал, как себя вести. Когда жизни не учит, она неплохая тетка, как выяснилось по последним барнским каникулам, но зачем Фучи придумала какую-то конференцию на четырех персон? Им бы с мамашей наедине друг другу в плечо пореветь, легче бы стало.
– Ну и хорошо... зятек, – на сей раз улыбка матери вышла почти натуральной. – Главное, что все в порядке... а на досужие разговоры внимания можно не обращать. Тем более – вам.
Досужие разговоры? Кирис насторожился, параллельно заметив, что Фуоко тоже внимательно глянула на мать.
– Дэйя Марта, – сказала с потолка Дзии женским голосом, – я преобразую медицинские капсулы в диваны на двоих. Поскольку, как я понимаю, речь пойдет о строго приватных материях, я прекращаю акустический и визуальный мониторинг помещения даже в безличном режиме. Если кому-то потребуется медицинская или иная помощь, Карина меня позовет.
Медицинская капсула перед Кирисом проглотила постельное белье и оплыла, преобразуясь из кровати в параллелепипед с двумя выдавленными в нем креслами. Он оглянулся: капсула позади него проделывала те же эволюции.
– Да не стоит беспокойства, дэйя Дзии, – махнула рукой мать. – Не такие уж они и приватные. Все равно газетчики уже в курсе, рано или поздно растрезвонят... дэйя Дзии?
– Она уже отключилась, Марта. – Риса отделилась от стены и приблизилась. – Давайте сядем.
Она взяла мать Фуоко под локоть, подвела к одному из двойных кресел и вежливо, но настойчиво усадила, опустившись рядом. Фуоко села на второй диван и потянула Кириса за руку, принуждая к тому же.
– Так вот, значит, как выглядят сенсорные комбинезоны на людях, – задумчиво сказала Марта Деллавита, беззастенчиво разглядывая Кириса. – Да, не могу не согласиться: вид совершенно неприличный. По телевизору не показать, особенно женщин. Но, думаю, небольшие декоративные элементы проблему решат. Заодно и отличительные знаки можно разместить...
– То есть вы решили принять наше предложение? – с интересом спросила Риса.
– Я... не... не знаю. Дэйя Мураций...
– Риса. Мы же договорились.
– Хорошо, Риса. Я пока не готова принимать какие-то важные решения. Я летела сюда лишь для того, чтобы с дочерью повидаться, – женщина слабо улыбнулась. – Знала бы, чем кончится, ни за что бы не явилась.
– А чем кончилось? – с подозрением спросила Фуоко. – Волюты тут стайкой полетали – ну и? Или я чего-то не знаю?
– Фучи, потом, – Риса помахала ладошкой. – Давайте в порядке приоритета. У Марты есть важная информация, касающееся... юридических формальностей в отношении тебя и Кира. Ты тоже хотела сообщить о чем-то важном, раз меня позвала, верно? Поскольку ты никогда раньше так не поступала, мне кажется, что твоя информация важнее, поэтому начнем с формальностей, чтобы потом не отвлекаться. Не возражаешь?
Фуоко молча покачала головой.
– Хорошо, – Риса повернулась к матери Фуоко. – Марта?
– Да-да...
Та вытащила из кармана делового жакета (как она не запарилась по такой жаре?) носовой платок, расправила его, поднесла к носу, чтобы высморкаться, но не стала, нервно скомкав и сунув его обратно в карман.
– Фучи, я должна проинформировать тебя о папином завещании, – в ее голосе снова проявились надтреснутые нотки, словно от тщательно удерживаемых слез. – Он оставил весьма точные инструкции по распоряжению наследством... пересмотрел старое завещание еще до того, как ты уехала в последний раз. Он... в общем, ты получаешь пятьдесят миллионов леер. Столько же, сколько и я, и Лойза. Остальное уходит Симе. Наследство выделяется в виде чистых денег, не в виде доли в имуществе. Симе потребуется какое-то время, чтобы сначала полностью вступить в наследство, собрать такие суммы. Акции продавать... сейнеры... у Аницето, его назначили распорядителем, есть инструкции, я в них не разбиралась... Может затянуться надолго, до зимы, а то и весны. Вот...
Пятьдесят миллионов леер? Да, нехило. Кирис постарался удержать на лице бесстрастную мину. При таких деньгах за Фучи начнет охотиться половина кайтарского высшего общества. Карраха, да и вторая половина с удовольствием разведется ради такого брака. Ну, он никогда иллюзий не питал. Нищий мальчишка с улицы шансов не имел с самого начала.
– Мам, меня не волнует наследство, – твердо сказала Фуоко. – Если бы я могла вернуть папу, я бы с удовольствием нищей осталась. Да и в Хёнконе мне деньги не нужны, а уехать из него я больше не могу, слишком опасно для людей. Хочешь, в твою пользу откажусь? И Кир париться перестанет по поводу богатой наследницы...
– Кир... ах, да. Кир... – Марта Деллавита аккуратно, чтобы не размазать тушь, помассировала глаза пальцами сквозь опущенные веки. – Я отвлеклась, забыла... Кир, ты...
Она подняла взгляд и посмотрела Кирису в глаза.
– Тебе тоже оставлено наследство. Пять миллионов леер.
Несколько секунд Кирис молча смотрел на нее, пытаясь осознать, что она сказала. Потом ему словно от души врезали по скуле. Сердце заколотилось, перед глазами поплыли белые круги. Щеки начали полыхать.
– Как – наследство? – тупо спросил он. – Какое наследство? При чем тут я?
– Кир, я понимаю, что для тебя новость полностью неожиданна. Но Хавьеро сказал – он обсуждал со мной, и я согласилась – что жених нашей дочери не должен быть уличным попрошайкой. Кир...
Она снова достала из кармана платок и принялась нервно комкать его в пальцах.
– Кир, меня предупреждали, что ты можешь отказаться. Прошу, не надо. Никаких условий, никаких обязательств с твоей стороны – просто поставишь подписи, где положено, и все. Документы пришлют почтой попозже. Пять миллионов, налог в двадцать пять процентов выплачивается распорядителем из остального наследства, ты получаешь чистую сумму. Гражданские имущественные права появляются в пятнадцать лет, тебе ведь совсем скоро исполнится?.. Фучи... прошу тебя, и ты не вздумай отказаться. Папа... он очень тебя любил. Он хотел твоей полной независимости, в том числе от нас, от семьи. Чтобы делала, что хотела... в Университете училась или что угодно еще. Через два года станешь полностью совершеннолетней, сможешь за Кириса выйти или как угодно поступить... Ладно?
– Ох, мам... – Фуоко тяжело вздохнула. – Я даже думать о таких вещах не хочу. А! Идея. Риса, а если я деньги Университету пожертвую? Или в управление отдам?
– Фучи, – Риса покачала головой, – как ректор и руководитель рабочей группы паладаров на Палле я официально заявляю, что ни Хёнкон как государство, ни университет «Дайгака» как организация, ни паладары как частные лица не примут твои деньги ни в дар, ни в управление. Мы не хотим иметь к ним никакого отношения – по мотивам как политическим, так и этическим. Кир, к тебе тоже относится.... как, впрочем, и к любому студенту или сотруднику Университета. Марта, вы ведь сможете при необходимости посоветовать хорошего управляющего? Или попросить дэя Аницето Перито о том же?
– Да, конечно, – женщина быстро кивнула. – У меня ведь та же проблема. И у Лойзы.
– А почему Симе в управление не отдать? – осведомилась Фуоко. – Он же в деньгах разбирается лучше нас всех, вместе взятых. И выделять деньгами ничего не придется. Только Киру его часть отдать надо, чтобы он от нас не зависел. Но пять миллионов же совсем немного, их можно из операционных средств выделить.
– Ничего мне не надо, – буркнул Кирис, у которого голова все еще шла кругом. Отец никогда на своем кране больше ста пятидесяти в месяц не имел, докеры редко больше полтинника зарабатывают, а для нее пять миллионов – «немного»? Блин, как была Фучи принцессой избалованной, так ей и осталась.
– Сима... – Марта Деллавита отвела взгляд. – Давай про Симу потом поговорим.
– Потом? Почему «потом»? – Фуоко наклонилась вперед. – Мам, у меня сейчас эксперимент намечен. Я могу в кому уйти надолго, может, на полгода или год, если не повезет. Что не так с Симой?
– В какую кому? – встревоженно спросила женщина. – Фучи, что за эксперимент такой? Я... я ничего не знала. Почему в кому? Ты же выздоровела...
– Мам, я и не болела. Я провела несколько дней где-то внутри Арасиномэ и сейчас туда возвращаюсь. Долго объяснять. Кир потом расскажет. Или координатор – скажи, что я разрешила. Мам, что не так с Симой? Он тоже пострадал? Что с ним?
На последних словах ее голос сорвался почти в истеричный выкрик. Марта стиснула руки и уставилась в пол.
– Фучи, я ним все в порядке... я имею в виду, он здоров. Но он... я даже не знаю, как сказать...
– Марта, можно мне? – спросила Риса. – История уже попала в барнские газеты определенного толка, мы кое-что знаем.
Женщина судорожно кивнула, не поднимая взгляд.
– Фучи, – в детском голосе ректора прорезались взрослые ноты сожаления, – боюсь, что брат настаивает на признании тебя юридически мертвой. На слушании завещания он в присутствии двух десятков свидетелей высказался именно так. Иск уже подан.
– Он сказал, что из-за тебя умер папа... – прошептала Марта. – Что ты – причина его инсультов. Фучи, он говорил ужасные вещи... что ты неживая... что ты умерла на Могерате, когда граната взорвалась... Когда я сюда отправлялась, он заявил, что ты марионетка Красной Звезды и паладаров... Фучи, он совсем обезумел от горя...
Фуоко откинулась на спинку своего кресла и некоторое время молчала. От нее плеснуло волной грусти и едкой горечи.
– Ну и дурак, – сказала она наконец. – Ну и пусть. Переживу. Или не переживу. Мам, он же прав. Я реально умерла. И мое сознание на самом деле непонятно где, а здесь просто труп говорящий.
– Не говори глупости, Фучи, – укоризненно сказала Риса. – Ты не более мертва, чем я или Рикона. Координатор уже провел исследование кайтарских законов. Он высказал мнение, что шансов на самом деле признать тебя мертвой у Массима нет никаких – при грамотной защите, во всяком случае. Твой брат просто не в себе после смерти отца. Он успокоится и образумится. Не суди его строго за нынешние слова, а лучше просто забудь пока про них. Марта, – она повернулась к матери Фуоко, – у вас есть еще какие-то важные сведения? Если нет, мне хотелось бы еще раз обсудить целесообразность эксперимента.
Мать отрицательно покачала головой.
– Я... я должна сказать что-то важное, – голос Фуоко дрогнул. – Только сразу предупреждаю, не надо меня отговаривать от эксперимента. Я все равно не откажусь. Юно там один, его спасать надо. И Брагату, если это он в замке...
– Надо ли? – задумчиво спросила Риса, подбирая под себя ноги. – Фучи, Юно не маленький ребенок, он в состоянии о себе позаботиться. Да и сомневаюсь, что сможешь ему помочь хоть чем-то. А что за важная вещь?
– Я...
Неожиданно Фуоко схватила Кириса за руку, вложила свою ладонь в его и переплела их пальцы. Парень почувствовал, что ее бьет мелкая дрожь, а по каналу от нее струились страх и мощное чувство вины. Да что же с ней такое? Он успокаивающе погладил ее по предплечью свободной рукой, посылая ей ободряющий импульс, и девушка благодарно чуть сжала пальцы.
– Я... Риса, попроси, пожалуйста, Дзии подключиться.
– Сделано, – после короткой паузы откликнулась ректор. – Дзии в канале.
– Я... в общем, я... – Фуоко резко выдохнула. – Беременна. Кир, мне больно!
Кирис, опомнившись, ослабил хватку и подобрал отвисшую челюсть.
– Как – беременна? – глупо спросил он. Кажется, для десяти минут вторая оплеуха такого калибра – уже слишком.
– Фучи, ты уверена? – спокойно спросила Риса. – Анализы делались? Дзии?
– Проведенный вчера вечером тест Винсенто-Шварца дал положительный результат, – откликнулся неб. – Повторный тест незадолго до встречи также оказался положительным. Сомнений нет.
– Тогда эксперимент, разумеется, отменяется, – все так же спокойно констатировала Риса. – И все остальные ваши эксперименты – тоже. Дзии, ввиду особой сложности ситуации, я полагаю, в перинатальную поликлинику мы историю болезни передавать не станем. Полагаюсь на тебя...
– Нет! – выкрикнула Фуоко, и на сей раз внезапно стальная хватка ее пальцев заставила уже Кириса поморщиться от боли. Покалечим мы друг друга сегодня, мелькнула у него мысль. – Риса, нет! Я же сказала, что меня не надо отговаривать, – уже тише продолжила она. – Я должна. От меня сейчас столько всего зависит... Кир, прости, ладно? Я знаю, я эгоистка, только о себе думаю. Но если я и в самом деле больше не вернусь... Риса, я знаю, я читала, женщины могут рожать в коме! Я хочу, чтобы хоть что-то от меня осталось, понимаешь? А я в любой момент навсегда отключиться могу, с экспериментами или без них, понимаешь? Мама! Ну скажи что-нибудь!
Кирис молча встал, подхватил ее на руки, оборвав бессвязный поток слов, и прижал к себе. Девушка обхватила его за шею, и ее тело вздрогнуло в удерживаемых рыданиях.
– Мне нельзя плакать, Кир, – прошептала она. – Опять волюты появятся, а тут мама... Кир, прости, ладно? И ребенка вырасти, никому не отдавай...
– Ты головой о стену ударилась? – поинтересовался Кирис, усаживаясь в кресло и устраивая подругу поудобнее у себя на коленях. – В самом деле помирать собралась, что ли? Так я тебя вообще никуда не пущу. Никаких экспериментов, дошло?
Фуоко затихла, прижавшись к нему. В комнате наступила мертвая тишина. Парсы, замершие в углу комнаты, синхронно переводили взгляды между Кирисом, Фуоко и ее матерью. Мать изо всех сил стиснула платок, пальцы ее побелели.
Потом Фуоко швыркнула носом и подняла голову.
– Я действительно головой о стенку ударилась, – тихо сказала она, но на сей раз в ее тоне и в прямом канале слышались совсем иные нотки: спокойное упрямство и легкое отвращение. – Сцены устраивать начала на пустом месте...
Она потянулась и поцеловала Кириса в уголок губ, потом соскользнула с его коленей и выпрямилась.
– Извините, – сказала она, повернувшись к матери и Рисе. – Я просто переволновалась ночью. Спать не получается, ну и вот... Я уже в порядке, никаких больше истерик.
Она шагнула вперед и взяла руки матери в свои, бережно обхватив их ладонями.
– Мама, я не собираюсь умирать, – твердо заявила она. – И я рожу ребенка. Я сама его воспитаю. Мне же спать ночами не надо, времени на треть больше, чем у других людей. И на воспитание время останется, и на учебу. Не беспокойся, ладно?
– Фучи, ты понимаешь, как рискуешь? – задумчиво спросила Риса, почесывая кончик носа. – Твое тело больше не развивается. Что, если то же самое случится с плодом? Или энергоплазма начнет перестраивать его прямо в матке? Мы ведь даже наркоз тебе дать не сможем, чтобы хирургические роды провести.
– Не проблема, я уже думала. – Фуоко выпустила руки матери, шагнула назад и опустилась в свое кресло. – Во-первых, я боль почти не чувствую, можно так резать. Во-вторых, энергоплазмой не одна я заражена. Ты же сама говорила, что сейчас почти все ей пропитаны. А рожать женщины не перестали, и ни у кого пока такая проблема не возникла, Дзии подтвердила. И потом, мне теперь навсегда рожать запрещено? Если я больше не развиваюсь, какая разница, сейчас или через пять лет?
– Ты не абы кто, Фучи. Ты уникальна, не надо сравнивать себя с другими. Но я тебя понимаю... – голос миниатюрного ректора оставался все таким же задумчивым. – Есть еще один вариант. Дзии, – она подняла глаза к потолку, – ты возьмешься за искусственное вынашивание плода в местных условиях? Если я правильно понимаю местную гинекологическую науку, на начальной стадии беременности можно извлечь зародыш через естественные родовые пути с помощью обычных инструментов.
– У меня отсутствует такого рода опыт с данной разновидностью человеческой расы, и уж тем более – с настолько примитивным оборудованием, как паллийское, – проинформировал неб. – Но исходя из общих соображений, я оцениваю вероятность успеха не ниже, чем в восемьдесят восемь процентов. Остальные двенадцать относятся на гибель зародыша. Ущерба матери я не допущу в любом варианте, так что оплодотворение мы сможем повторить, возможно даже – сразу в пробирке. Заказ на необходимые медикаменты и компоненты искусственной среды я разместила по обычным каналам еще вчера вечером, все остальное у меня есть. На сегодняшний день намечены предварительные консультации с паллийскими сотрудниками медслужбы Университета, специализирующимися в гинекологии и связанных областях.
– Отлично. Так что скажешь, Фучи? Мы извлечем эмбрион из матки и разместим его в камере для вынашивания. И тебе хлопот меньше, и риск тяжелых родов ликвидируем – рано твой рост остановился, узковаты у тебя бедра, уж извини. Чем раньше решишься, тем проще и безопаснее операция.
– Я... не знаю пока, – Фуоко слегка пожала плечами. – Нужно подумать. Риса, скажи, а я могу сейчас завещание составить? Да нет же, не в том смысле, что я вот-вот ласты склею, а просто для порядка. Раз у меня собственность образовалась, все случаи предусмотреть надо.
– Правильное отношение, Фучи, – неожиданно ректор широко улыбнулась. – Ты у нас сильная и умная девочка, я тобой горжусь. Но не знаю насчет завещания, нужно с кайтарскими юристами советоваться. У нас юрисдикция совсем другого государства, видишь ли, и не факт, что составленные здесь документы имеют силу в Кайтаре. Однако завещание подождет, сейчас о другом речь. Фучи, мне по-прежнему не нравится идея эксперимента, но я не имею фактической возможности запретить тебе его устроить. Да и морального права, вероятно, у меня нет. Я поддержу любое твое решение – при одном условии?
– Каком? – недоверчиво спросила девушка.
– Пообещай мне, что приложишь все усилия, чтобы выжить.
– Да я же сказала...
– Нет, Фучи, ты сказала другое. Я верю, что у тебя нет суицидальных настроений. Но там, в искаженной и изломанной виртуальности, у тебя могут возникнуть разные фантазии. Например – отдать жизнь ради какой-то высокой идеи. Юно спасти, или что-то аналогичное.
– Я его бросить должна, что ли? – агрессивно спросила Фуоко.
– Не обязательно. Но я хочу, чтобы ты осознала: ты – единственный наш канал связи со Станцией Брагаты и, возможно, с Чужой расой, что за ней сейчас стоит. От тебя, возможно, зависит дальнейшее существование вашей цивилизации. Но молодежь вроде тебя склонна к черно-белому восприятию мира и героическому самопожертвованию по пустякам. Не имея жизненного опыта и в одиночку, ты вполне можешь совершить какую-нибудь глупость. Фучи, если станет выбор между твоей жизнью и жизнью Юно или любого другого человека... или группы людей, ты должна выбрать себя. Обязана. Не имеешь права ни на какой другой вариант. Не ради себя не имеешь – ради всей планеты. Пообещай мне, Фучи, что выживешь любой ценой. Прямо сейчас пообещай, или я запрещу всей Паллийской рабочей группе поддерживать твой эксперимент.
Фуоко прищурилась, встречая прямой взгляд ректора. Некоторое время они в упор пялились друг на друга. Затем Фуоко расслабилась, ее лицо стало безмятежным.
– Риса, я не могу дать такое обещание. Разное же случается. Например, что, если выбор встанет – я или вся планета? Даю честное слово, что поведу себя предельно осторожно и не стану рисковать по пустякам. И глупостей не совершу. Достаточно?