Текст книги "Северин Морозов. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 49 страниц)

– Нас вы не испугали.

– Но, согласитесь, порядком разозлили. Цель оправдывает средства, как говорите вы, люди.

– Если вы полагаете, что цель заключалась в том, чтобы я пришел в расположение Двенадцатого эскадрона Шестого бронемеханического батальона под Амулваэлхом и вышиб из вас все дерьмо, а гекхайан Нишортунн Справедливый и Беспорочный лишил вас имени, рода и титула, то, безусловно, эта цель была с блеском достигнута.

«Сейчас он зарычит, как подраненный зверь, – хладнодушно подумал Кратов, – а потом бросится на меня, роняя мебель. Вломятся конвоиры и начнут в темноте садить из разрядников без разбору. Его… гм… накажут за очередное нарушение режима, а меня погрузят в челнок, доволокут до ЧудаЮда и вышвырнут за пределы Светлой Руки. Не посмотрят, что я личный друг гекхайана. И все наши с Дези хитроумные психологические построения пойдут прахом».

Кьеллом Лгоумаа медленно поднес ладонь к прыгающему в светильнике язычку пламени.

– После трех лет на Рондадде, – сказал он, – моя кожа так задубела, что огонь ее не прожигает. Я мог бы собирать горстями стекляшки в Садах Равновесия. На что рассчитывали вы со своими булавочными уколами?

Кратов мысленно перевел дух.

– У меня не так много врагов, – промолвил он. – Каждый на вес золота. Если вам это льстит, вы в числе самых отпетых.

– Доктор Кратов, – сказал Кьеллом Лгоумаа, словно пробуя эти слова на вкус. – Или я все же вынужден буду обращаться к вам, как того требует устав Аатар?

– Не надейтесь на поблажку. По вашим отзывам, Рондадд – не лучший из миров, но он все еще пребывает под юрисдикцией Светлой Руки. Всякий из нас получил то, что заслужил, и что мое – то мое.

– Что привело вас в мою лачугу? Неразрешимые наследственные вопросы? С этим лучше обратиться к старому т’гарду, все скрижали рода хранятся в его библиотеке. Если, разумеется, он сочтет возможным с вами разговаривать. Все же он настоящий Лихлэбр, и его титул у него никто не отнимал.

– Последний раз мы виделись год с небольшим тому назад. Это была очень содержательная беседа. Она стоила старому т’гарду бочонка бесценного вина из родовых подвалов, а мне – жестокой головной боли наутро.

Лицо эхайна дрогнуло, хотя голос оставался насмешливым.

– Он ведь не называл вас сыном?

– На подступах к дну бочонка у него пару раз проскочило: «И вот что я тебе скажу, сынок…»

– Как здоровье старика?

– Гораздо лучше, чем до моего визита. Все же я обязан заботиться о благополучии хранителя традиций… как формальный глава рода.

– Он спрашивал обо мне?

– А как вы полагаете?

– Полагаю, нет.

– Правильно полагаете. Старый т’гард верен не только традициям, но и присяге. – Помедлив, Кратов добавил: – Я сам ему рассказал о вас.

Кьеллом Лгоумаа усмехнулся.

– Могу представить его реакцию.

– Если уж брать бочонок за систему отсчета времени, то гдето к середине вместилища он сказал, что понимает вас, но не одобряет. Когда на дне оставалось не больше пары кружек, мы вновь принялись мыть ваши косточки, и т’гард сделался более радикален. Он заявил, что не понимает вас и не одобряет. Что вы поступили безответственно, свалив все заботы на плечи безродного выскочки и не озадачившись даже наследником или двумя.

– Но ведь у вас наверняка есть дети.

– Да, я решил проблему продолжения рода Лихлэбров, – сказал Кратов уклончиво.

Кьеллом Лгоумаа выждал паузу, рассчитывая на развитие сюжета, но Кратов молчал.

– Впрочем, оставим сантименты, – сказал эхайн. – Что понадобилось четвертому т’гарду Лихлэбру в этом убогом уголке мироздания? Лирикой, вроде будоражащих душу воспоминаний, предлагаю пренебречь.

– Снисхождение гекхайана, – сказал Кратов. – Воссоединение с семьей. Разумеется, никакой политики, никакой военной карьеры.

– Посмотрите вокруг. Здесь нет ни политики, ни Двенадцатого эскадрона, который я собственными руками собрал из разномастного сброда и превратил в грозную боевую единицу. Сейчас мне все это не нужно, и этого у меня нет. Прощение гекхайана? Не уверен, что я готов его принять. И еще менее уверен, что Нишортунн готов его мне даровать. Семья? А нужен ли я своей семье, когда отец…

– Нужны, – сказал Кратов. – Уж в этом будьте совершенно уверены.

Эхайн коротко рассмеялся.

– Как говаривали в ваших плохих боевиках… кого я должен убить?

– Надеюсь, никого, – сказал Кратов. – Всего лишь, пользуясь своим высоким положением и мерзкой репутацией, войти в расположение Оперативного дивизиона Бюро военнокосмической разведки Черной Руки в замке Плонгорн и получить аудиенцию у грандадмирала Вьюргахихха.

– У меня нет дел с этим лысым психопатом, – отрезал Кьеллом Лгоумаа.

– Значит, пора их затеять, – сказал Кратов. – Охотно верю, что с вашим хамством и гонором беседа продлится от силы полторы минуты, после чего вы расстанетесь взаимно раздосадованные, едва сдерживаясь, чтобы не швырнуть друг другу в лицо все перчатки, какие окажутся при себе. Этого будет достаточно…

– …чтобы ваш агент сделал свою работу? – спросил Кьеллом Лгоумаа, иронически приподняв бровь.

– Приятно иметь дело с профессионалом.

– Этот агент – эхайн?

– Нет.

– Его обнаружат еще на подступах к штабу. Или вы научились подделывать эхайнский психоэм?

Кратов не отвечал. Кьеллом Лгоумаа промолвил, морщась:

– Оставьте. Я бывал в диверсионных миссиях, вы бывали в какихто там своих переделках… Успех авантюры зависит от степени доверия между авантюристами.

– У нашего агента вообще не будет психоэма, – неохотно сказал Кратов.

– Дело становится забавным! – воскликнул эхайн с веселым изумлением. – Робот? Киборг? Ваше биологическое супероружие – человек2?

– Люди2 не оружие, а часть нашего общества, отличающаяся лишь своим генезисом. В нашем же случае это человек из плоти и крови. Более того: это женщина.

– Как вам это удалось… хотя вот этого уж вы точно не скажете, не так ли?

– Разумеется, не скажу.

– Женщина без психоэма… Вы ничего не упустили, любезный т’гард, что бы еще могло привлечь внимание охранных контуров Плонгорна?

– Наш агент не привлечет внимания. Все, кто увидят его своими глазами, не исключая вас, будут полагать, что перед ними стопроцентный эхайн. Мониторы же визуального наблюдения, которые, в отличие от вас, не подвластны наведенному внушению, будут искусственно дезориентированы.

– Этот ваш агент… женщина… она хотя бы достаточно высокого роста?

– Шесть футов три дюйма – что существенно ниже среднего роста эхайнской женщины. Но вы, кажется, прослушали: все будут видеть в ней рослого молодого эхайна в военной форме Светлой Руки.

– Понадобится не меньше пяти эхайнов, чтобы агент укрылся от беглого взгляда контролеров защитного контура.

– Двое уже есть. Вы и специалист по системам наблюдения. До утра следующего дня я жду от вас еще три кандидатуры верных вам эхайнов.

– Выглядит заманчиво. Войти в Плонгорн, натянуть темнякамнос и удалиться с приятным чувством беспримерного предательства… Как кропотливо и умело вы стараетесь поссорить все эхайнские Руки между собой!

– В том нет нужды. Вы и без нас неплохо вздорите.

– Пожалуй… вместо того чтобы объединиться перед лицом общего врага…

– …который изначально и был придуман практически из ничего с этой единственной целью. Но, как выяснилось, впустую. И эхайны не объединились, и враг оказался неважнецкий.

– Ну, коекто не оставляет еще надежды вас как следует раздразнить… – Лицо Кьеллома Лгоумаа вдруг приобрело мечтательное выражение: – Как вы думаете, после того, что случится, грандадмирал захочет со мной поквитаться?

– Совершенно в этом уверен.

– Этот мирок достаточно неблагоустроен и уныл. Но с реальными опасностями здесь беда. Раз в месяц у когото из каторжан выбивает пробки в мозгу, и он идет убивать соседей… но разве же это потеха?!

– У грандадмирала длинные конечности. Однако вряд ли они дотянутся до Рондадда.

– Очень надеюсь, что вы недооцениваете старину Вьюргахихха.

– Итак, ваше слово, яннарр.

– Я не яннарр. Уважайте устав Аатар, т’гард… Здесь, на Рондадде, таких, как я, принято называть « риарайг» – повашему, ренегат. Даже созвучно.

– С высоты моего положения я сам вправе выбирать, как мне к вам обращаться.

– Вы быстро учитесь, т’гард… Мой ответ – нет.

«Эхайны всегда говорят «нет», – подумал Кратов. – И только потом начинают думать. И самое главное сейчас – удаляться не выказывая и тени разочарования, но с тем расчетом, чтобы он успел изменить свое решение».

– Это ваш выбор, – сказал он, поднялся, неспешно обошел вокруг стола и направился к выходу.

Уже на пороге в спину ему прилетел отчаянный вопль:

– Поимей вас демон, т’гард… Да!!!

Кратов обернулся, изо всех сил сдерживая ухмылку.

– Признайтесь, вы знали, что я соглашусь? – спросил Кьеллом Лгоумаа досадливо.

– Конечно, знал. Это чтото меняет?

– Теперь уже нет… Не надейтесь, что я купился на ваши посулы. Или вдруг проникся дружеским к вам расположением. Ничего подобного. Я хочу выбраться отсюда. Либо я здесь сторчусь от болячек, либо ослепну, и меня вышвырнут подыхать на болота парни покрепче. А у меня нет ни малейшего желания подохнуть в этой паскудной дыре. Я хочу домой, понимаете?

– Сейчас разрыдаюсь, – сказал Кратов холодно. – Давайте уж и вы без иллюзий. Я попрежнему считаю вас подонком и убийцей. И наказаны вы по заслугам. Век бы о вас не вспоминал… У вас есть то, что мне нужно. Ваша сволочная натура и ваш эхайнский психоэм. И я это покупаю. Родовое имение на Юкзаане. Могу вам обещать. Но ни шагу за пределы. Будете вести себя хорошо – гекхайан благосклонно рассмотрит прошение о частичном восстановлении в правах. Начнете шустрить – вернетесь на Рондадд. Только уж навсегда: мой интерес к вам не простирается за рамки этой сделки.

– Годится. Никогда не любил метрополию… А если я вдруг решу сыграть в свою игру?

– Не решите. Все, что вам нужно для игры, находится в пределах Светлой Руки. Но там вы больше не разыграетесь… А в Черной Руке, на Эхитуафле, кому вы будете нужны? Там своих игроков навалом, вам не чета.

– Но вы должны мне рассказать, ради какой цели я должен буду сунуть руку в котел с углями. Чем вам так насолил милашка грандадмирал?

– Ваша коронная тема, – сказал Кратов. – Заложники. Помните, однажды на планете Эльдорадо вы взяли в заложники двоих граждан Федерации?

– Кажется, нынче мы уже поминали этот инцидент, – кивнул эхайн. – Он положил начало цепочке необратимых и трагических последствий. Как для меня, так и для Светлой Руки.

– Не уверен насчет Светлой Руки… вы всегда имели наклонности к преувеличению собственной значимости.

Кьеллом Лгоумаа глумливо осклабился.

– Так вот, – продолжал Кратов. – Грандадмирал оказался удачливее вас. Но я хочу положить конец его неслыханному везению.

– Послушайте, т’гард… К чему все эти сложности, все эти игры, заговоры? Дайте мне несколько дней, я, не выходя из своего загона, соберу взвод отпетых головорезов и просто возьму штурмом этот гадюшник в Плонгорне. Если нужно, принесу вам голову грандадмирала на серебряном блюде. Ну, или притащу ее вместе с тушкой, если вы лично захотите у него чтото узнать о заложниках. Я его спрошу, и он будет чрезвычайно словоохотлив. Он вам расскажет все, что знает и чего не знает. Он будет петь, как небесная птица Фтаа.

– Становитесь в очередь, риарайг, – усмехнулся Кратов. – Не вы первый предлагаете мне прийти и взять то, что нужно. Помнится, вы всегда питали склонность к простым решениям. Да что там, я и сам иногда бываю непростительно прямолинеен. Но это не тот случай. Гекхайан Нишортунн сейчас не готов ссориться с гекхайаном Эвритиорном.

– Политики обожают все усложнять. От этого все проблемы.

– А военные – упрощать. Вот онито и есть главная проблема.

…Глубоко за полночь Кратов вернулся на Сирингу, в тот же номер отеля, откуда отправился на Рондадд, и обнаружил Ледяную Дези спящей под пледом на диванчике в гостиной перед беззвучно трепещущим полотном видеала. Она даже не проснулась при звуке его шагов. Или сделала вид – как это она умела делать лучше всех на свете.

Мичман Нунгатау в отключке

Рядовой Юлфедкерк, продолжая держать на прицеле распростертое тело серебристого пилигрима, осторожно приблизился к валявшемуся рядышком – колода колодой! – мичману.

– Вы в порядке? – спросил он почемуто шепотом.

Нунгатау неразборчиво промычал нечто угрожащее в том смысле, что сейчас самое время для идиотских вопросов.

– Дышать можете? – уточнил рядовой.

Мичман попытался кивнуть, но шея тоже не повиновалась. Все тело превратилось в мешок, набитый, так и хотелось сказать – дерьмом, но нет, скорее колючими мурашками, словно какимто образом удалось все наличные шесть с половиной футов долго и старательно отлежать. К счастью, как это и бывает с отдавленными членами, чувствительность понемногу возвращалась, хотя и не так скоро, как хотелось бы.

– Вам бы лучше сесть, – участливо сообщил рядовой. – То есть, конечно, всего разумнее было бы полежать, но с минуты на минуту подтянутся посторонние, невесть что о вас подумают, затеют оказывать помощь и вызывать медиков, а ни вам, ни нам это, как я понимаю, ни к чему.

– Пф… попф… – Язык все еще напоминал собой кусок замороженной рыбы, и Нунгатау отказался от попыток артикулировать свои намерения.

Он завозился на полу, кляня себя за беспомощность, с громадным трудом ухватился за протянутую руку рядового, мысленно взвыл от боли в пальцах и отказался от намерений изменить постыдно лежачую позу на чтонибудь более приемлемое для его воинской чести.

Но на этом испытания для чести эхайна и воина не закончились.

Рядовой Юлфедкерк подергал плоским носом.

– Чем это воняет? – спросил он озадаченно. Взгляд его упал на пустую миску. – А, супчик. Янрирр мичман, похоже, вас вырубили этой миской.

– Ззззаткнись!.. – прошипел Нунгатау.

Рядовой, бормоча извинения, ухватил его под мышки, оттащил к стене и привалил там, устроив голову так, чтобы не падала на грудь.

– Юлфа, – шепнул мичман. – Погляди, у меня на правой руке все пальцы на месте?

Тот поглядел.

– Так точно, все.

– Вывихнуты?

– Полагаю, что нет, янрирр мичман. Скорее всего, сильно ушиблены – ни царапин, ни крови. Неужели вам удалось его разок приложить?

– Нет, – честно ответил тот, сгорая от стыда. – Это он у меня скерн выбил с такой силой. Махнул рукой, и… Юлфа, найди мой скерн.

Держа оружие двумя пальцами наотлет, приблизился бармен.

– А вот оно, – сказал рядовой. – Не потерялось, так что не беспокойтесь, янрирр мичман.

– Я в него стрелял, стрелял, – с обидой сказал Нунгатау, – все равно что слюной плевал… ему, видать, надоело, он меня и того… унизил.

– Этелекхи, – промолвил Юлфедкерк со значением. – Их так просто не взять.

– Но тебето удалось!

– Он меня не видел, на вас отвлекся. Или спешил очень… Я же со спины зашел. А вас, янрирр мичман, он видел прекрасно. Вы стреляли и вреда не причинили не потому, что у него здоровья навалом. А потому что не попали ни разу. Он успевал уклониться.

– Я же в упор садил, – сказал мичман упрямо.

– Да хоть впритык. Этелекхи умеют двигаться быстрее мысли. Ну, не все, конечно. А уж те, кто прошел сквозь все защитные контуры со сканерами в придачу, определенно умеют.

– Откуда ты знаешь… – проворчал Нунгатау.

– На спецкурсах рассказывали. Вот вы до сих пор думаете, что нас, троих раздолбаев, вам придали в наказание за ваши прегрешения. А нас, между прочим, к подобным казусам специально готовили. В то время как вас, янрирр мичман, при всем уважении, на улице подобрали.

– И что? – ревниво спросил Нунгатау. – Столкнись ты с этим гадом нос к носу, смог бы его упаковать?

– При всем уважении, – без тени сарказма повторил рядовой Юлфедкерк. – Так ведь это я его и упаковал. А от вас супчиком разит и пальчики бобо. И келументари от вас ушел своим ходом, даже ручкой не помахавши. Поэтому вы пока отдыхайте, янрирр мичман, а я пойду злоумышленника паковать дальше, потому что живой он или мертвый, покажет только аутопсия.

Крыть было нечем, и мичман, изнывая от стыдобушки и ненависти к злой своей судьбе, смежил веки. Над ним происходило какоето смутное движение. Кажется, госпожа Боскаарн выразила робкое намерение отправить раненого в госпиталь, благо тут неподалеку. «Это я раненый, – подумал Нунгатау отрешенно. – Но мне отсюда нельзя…» К его разбитому виску приложили чтото холодное и невыразимо приятное.

– Это лед, – сказала госпожа Боскаарн. – Вот еще чашка со льдом, опусти туда пальцы, малыш, чтобы снять опухоль.

Как сквозь туман, донесся непривычно серьезный голос сержанта Аунгу:

– Соображает?

– Мичманто? – переспросил рядовой. – Соображает, но плохо. Этелекх его отключил.

– Чем это так смердит? – с отвращением спросил сержант. – Как будто супчиком!

– Миской с той бурдой, что вы здесь называете супчиком, этелекх мичмана и вырубил. А потом обезоружил и обездвижил.

– «Длинные пальчики»? – деловито и с какимто профессиональным интересом уточнил Аунгу.

– В точку, янрирр сержант. Виртупрессура в натуральном виде. Коннотативно и денотативно.

«Умный, сука, – подумал мичман. – Только прикидывается говорящим поленом. Тоже, небось, магистр… спецкурсы опять же… А ты как полагал, скорпион? Что тебя отправят на такое ответственное задание с тремя строевыми придурками и голой задницей?» Он вдруг понял, что в его теперешнем положении есть и свои выгоды. Пока он сидит в уголке и без больших усилий притворяется бесчувственным телом, можно разузнать очень много интересного о боевых товарищах.

– Он вот так стоял, – между тем объяснял рядовой, энергично жестикулируя, – а мичман вот так лежал… супчиком накрытый… Сколько между ними было? Пять локтей?

– Никак не больше, – поддакнул сержант.

– Стандартная боевая дистанция. Ему даже нагибаться не нужно было. Первым пассом обезоружил, вторым обездвижил. Я о таком и прежде слыхал, да не очень верил.

– И зря, – сказал Аунгу. – Инструкторам верить нужно, если жизнью и честью дорожишь. Твоим инструкторам нынче – особое почтение. – Затем спросил с опаской: – А он нас самих… того… не обездвижит? Лежит вроде бы смирно, и все же… Както уж очень легко он тебе достался.

– Говорю же, торопился он, – сказал Юлфедкерк. – Бдительность утратил в спешке. Иначе, конечно, это мне лежать бы сейчас рядом с мичманом в луже той баланды, что вы здесь внутрь закачиваете.

«Ну, подожди, – подумал Нунгатау. – Я тебе однажды припомню этот супчик!»

– И к тому же я его… – здесь рядовой Юлфедкерк богато уснастил свою речь терминами явно профессиональными, но никогда прежде мичманом не слышанными, в то время как сержант Аунгу издавал одобрительное урчание: «Молодец… Это ты хорошо придумал…»

И наконец потянуло шмалью.

– Не повезло мичману, – заметил Аунгу, с наглым чмоканьем затягиваясь.

– Это как сказать, – обнаружил свое присутствие ефрейтор Бангатахх, доселе безмолвствовавший. – Сострадательный мичману этелекх попался. Мог бы единым пальчиком шевельнуть, и отдыхал бы уже наш начальник, вкопать его в грунт стоймя, мать его девственница, в Воинских чертогах Стихий. А так он посидит у стеночки, как набивная кукла, и вскорости оклемается.

– Этелекхи так не делают, – сказал рядовой. – Могут, но не делают.

– А ты сделал бы? – спросил сержант с обычным своим весельем.

– Конечно, – отвечал рядовой. – Сколько раз попадется мне этелекх на узкой тропинке, столько раз и завалю гада.

– Странный ты, Юлфа, – заметил сержант. – Не могу тебя раскусить.

– И не нужно, янрирр сержант. Я вам не орех, чтобы меня раскусывать.

– Я думал, ты бахвалишься… что, мол, начнешь валить этелекхов пачками, тосе… Теперь вижу, не врешь. Можно на тебя положиться. Если это и есть твоя высокая логика, меня устраивает… Из какого ты отдела?

– Не понимаю, о чем речь, янрирр сержант.

– Ладно, расслабься, ты так и должен говорить. Я и сам так говорю, когда спрашивают. Но ведь не рядовой, я полагаю?

– Я рядовой, янрирр сержант, а вы сержант, янрирр сержант. Давайте на том и остановимся.

– Ну давай, – хохотнул Аунгу. – Только во благовременье, если вдруг окажется, что ты старше меня по роду и званию, чтобы без обид…

– Катафалк вызвали? – негромко спросил ефрейтор Бангатахх.

– Уже в пути.

– Куда его потом?

– Для порядка попытаются допросить. Поймут, что напрасно тратят время. – Сержант снова засмеялся. – А потом… кто знает? Может быть, к своим, на Троктарк. А может быть, для таких, как он, специальная зона предусмотрена.

– Как бы он не очухался раньше, чем приедут.

«О ком это? – подумал Нунгатау. – Обо мне или об этелекхе? Ну как он может очухаться после такой чувствительной дозы местного гостеприимства… А мне катафалк и вовсе ни к чему: я еще немножко полежу, пока гадские мурашки внутри меня совершенно угомонятся, а потом встану и погоню эту хитрую братию пинками вдогонецза келументари. И если вдруг выяснится, что у них на нашу миссию какието свои, особенные планы, то я эти планы живо приведу в полное соответствие с моими собственными. А кому из этих трепаных магистров убойных наук не понравится, так выбор будет небольшой: либо смириться и подчиняться, либо разряд между глаз, и пускай потом их начальство присылает катафалки пачками…»

Вдруг образовавшийся сквознячок принес прохладу и свежесть. Помещение наполнилось голосами, а небогатый предвечерний свет, пробивавшийся сквозь узкие окнабойницы под самым потолком, окончательно померк.

– Патрульные, в грунт их по уши, мать их распутница, – процедил сквозь зубы сержант Аунгу. – Кто вызвал?!

– Никто, – откликнулся рядовой Юлфедкерк. – Получили сигнал с мониторов и прибыли. Видите, повсюду камеры слежения натыканы.

Ефрейтор негромко, но очень забористо выругался.

– Бросить оружие! – послышался свирепый командный рык. – Пять шагов к стене, опуститься на колени, руки положить на затылок и не вякать без прямо заданного вопроса!

Те же и Гайрон

Гатаанн Гайрон, дипломатический представитель Лиловой Руки Эхайнора в метрополии Федерации, вернулся с прогулки в прекрасном расположении духа. С просторного клетчатого дождевика стекала вода, непокрытые волосы были влажны: в Лимерике в это время дня всегда моросил дождик. Так здесь было заведено – не то какимто неведомым синоптическим расписанием, не то традицией. Прогулки под дождем тоже были его маленьким личным ритуалом. Гайрон обожал ритуалы: эхайн до мозга костей, он воспринимал их как самый простой способ внести гармонию и ясность в хаотичность бытия, дабы тем самым сообщить ему хотя бы видимость порядка. И никогда не упускал случая превратить собственные устоявшиеся привычки в традиции.

Он сразу заметил, что кованые ворота ограды были открыты, и пожурил себя за рассеянность. Но уже пересекая небольшой палисадник по гравийной дорожке между низко подстриженных кустов барбариса, почувствовал чужое присутствие. Чужой эмоциональный фон. Нельзя сказать, чтобы его это не насторожило. Все же он был на Земле, среди людей, а люди всегда отличались особо трепетным отношением к персональным правам. Вторжение в чужое личное пространство без церемоний и позволений было чемто из ряда вон выходящим… хотя, с другой стороны, само понятие «личного пространства» трактовалось весьма широко. Сбавив шаг, Гайрон прикинул, не следовало ли ему поставить в известность своего куратора в резиденции дипломатической миссии. Повод к тому мог быть довольно серьезный. В пределах любой из Рук Эхайнора это означало бы прямую угрозу, за которой могло последовать что угодно, от ареста с агрессивным допросом и неизбежной высылкой до попытки физического устранения.

Но никак не на Земле. Здесь это было невозможно. Даже если принять во внимание местную пословицу о том, что тихие воды текут в глубине.

К тому же, едва взойдя на крыльцо двухэтажного старинного особняка, во всех двенадцати комнатах которого он обитал в одиночестве, Гайрон обнаружил и узнал того, кто послужил невольной причиной его треволнений, во плоти, во всей красе и во всем спектре эмоций.

Доктор ксенологии Кратов, известный в профессиональной среде как «Галактический Консул», а в оперативных сводках спецслужб Лиловой Руки проходивший под псевдонимом Наглец, сидел в белом патриархальном кресле посреди веранды, нагло, то есть в полном соответствии со своим псевдонимом, закинув ноги в перепачканных садовой глиной ботинках на низкий мраморный столик. Джинсы и куртка его потемнели от сырости, а сам он выглядел озябшим и нахохленным.

– Вы не поверите, – сказал Кратов без предисловий, – но в последнее время я както особенно много времени провожу на верандах. Куда ни прилетишь – повсюду эти чертовы веранды, насквозь продуваемые или безобразно мокрые, как у вас.

– Это вы безобразны, сударь, – промолвил Гайрон с плохо скрываемой неприязнью, – коли решили, что вам позволено вторгаться в мой дом без приглашений.

– Я не вампир, – возразил тот. – Мне приглашение не требуется.

– Понятие экстерриториальности для вас пустой звук?

– Насколько мне известно, вы не истребовали специальный дипломатический статус для этого участка ирландской земли.

– Tacito consensu omnium ^[53], – сказал Гайрон сквозь зубы.

– Privata conventio iuri publico nihil derogat ^[54], – с готовностью возразил Кратов. – Вы ведь не откажете мне в короткой личной аудиенции?

– Что, если откажу? – осведомился Гайрон испытующе.

Кратов порывисто поднялся – Гайрону на миг почудилось, что громадная и одновременно легкая на шаг фигура Консула необъяснимым образом двоится. «Не может же он перемещаться с такой скоростью, что глазу не уследить! Чтото здесь не так…» Он старательно проморгался, а когда открыл глаза, все было в порядке. Кратов стоял перед ним, обхватив себя руками, и смотрел в глаза – прямо и нахально.

– Нельзя ли куданибудь уйти с этой промозглой веранды? – спросил он. – Например, на балкон? Я приметил у вас прелестный эркер с мозаикой.

– Обойдетесь, – сказал Гайрон. – Отсюда вас легче выставить вон.

Кратов рассмеялся и вернулся в кресло.

– Признайтесь лучше, что здесь у вас активные регистраторы, – сказал он. – А до эркера небось руки не дошли.

– Дошли, – заверил его Гайрон, демонстративно продолжая стоять. – Что там у вас, я персона занятая.

– Да ведь вы уже знаете, – сказал Кратов.

– О чем?

– Северин Морозов пропал.

– Мальчик, который решил стать эхайном? – Гайрон привычно изобразил недоумение. – Неужели он оказался настолько отважен, что добрался до Эхайнора?

– И вы ему в том помогли.

– Оставьте, сударь. Ничему нельзя помочь одними словами. Ничему и никому. Не скрою, я обсуждал с ним рискованные темы… давал опрометчивые советы. Мне и в голову не приходило, что он ими воспользуется. Он ни на йоту не производил впечатления деятельной натуры.

– Вы лжете, господин посол.

Гайрон усмехнулся.

– Желаете сподвигнуть меня на Суд справедливости и силы?

– Сподвигнуть… словото какое! Подтолкнуть к подвигу… Да только где же тут подвиг – валтузить друг дружку, полагая, что у кого кулак здоровее, у того и чести больше? Ну да, желал бы. Но это ничему вас не научит. И ничего не исправит.

– Что вы желали бы исправить?

– Ситуацию, разумеется. Юноше восемнадцати лет от роду нечего делать в вашем мире.

– В нашем мире и взрослым вроде вас не место… Но есть маленький нюанс: этот юноша, в отличие от вас, эхайн, всего лишь возвращается домой.

– Оставьте, Гайрон. Его дом здесь. Я не знаю подробностей, но в свое время этого мальчика грубо вышвырнули из дома, перед тем уничтожив всю его семью.

– Быть может, он желает знать, что послужило тому причиной.

– Ничего он не желает. Жажда самостоятельности, неоправданное стремление повзрослеть, поиск интересных и безопасных приключений. А тут появляетесь вы и дурите ему голову.

– Если уж быть справедливым, это он меня нашел.

– Со стороны именно так и выглядит. Но упаси вас бог, если вдруг обнаружится, что Северин Морозов оказался фигурой в одной из ваших многоходовых комбинаций!

– Мы все – фигуры в различных играх. Вот только игроки у нас разные.

– Философию оставим на потом… Поведайте лучше, что вы ему напели про зов зеленой эхайнской крови.

Гайрон не сдержал саркастической улыбки.

– Зеленая кровь, сударь, это ваш атрибут, – сказал он. – Это вы парвеню и варвар. В отличие от юного высокородного эхайна, которого полагаете своим подопечным. И, в таком случае, чего это ради я стою перед вами навытяжку? – спросил он с изумлением, придвинул к столу пустовавшее кресло и сел, сообщив своим членам не менее вызывающую позу. – Нгаара Тирэнн Тиллантарн не просто отпрыск древнего почитаемого рода…

– Ну, продолжайте, – подбодрил его Кратов.

– Вы знаете, что такое «тартег»?

– Родовой медальон. Такая красивая металлическая безделушка с буковками.

– Безделушка! – пренебрежительно фыркнул Гайрон. – Обладание такой безделушкой в старые добрые времена приводило в гекхайанский дворец…

– Вы же не имеете в виду, что Северин отправился предъявлять родовые права на Черную Руку.

– У Тиллантарнов был шанс. Но они упустили его в прошлом веке. Насколько мне известно, к этой теме они больше не возвращались. Тем более что перед ними открылись иные, не менее ослепительные альтернативы.

– Любопытно, – сказал Кратов. – Продолжайте.

– Не уверен, стоит ли. В конце концов, это дело эхайнов, а не людей. Люди здесь вообще ни при чем… Вы прочли те, по вашему выражению, буковки на тартеге?

– Я умею читать прописной эхойлан.

– Тут нечем гордиться, даже моя дочь умеет его читать… А поняли написанное?

– А должен?

Гайрон не ответил, глядя кудато сквозь него, в пустоту, с рассеянной улыбкой на лице.

– Обожаю этот дом, – сказал он наконец. – Эти этажи… лестницы… пустые комнаты… На Гхакэннаск у меня никогда не было такого жилища. И не будет, когда я вернусь. Даже мне, с моим послужным списком и чинами, не полагается и сотой доли того, что я здесь имею. Демографический кризис перенаселения… Может быть, потому я не тороплюсь выкладывать перед вами все свои козыри, чтобы вы не вышвырнули меня из этого дома и из этого мира, с его дождем, с его зелеными праздниками… и даже с его пивом, хотя голова с него делается такой же дубовой, как и те бочки, в которых его варят. Вы же не воспользуетесь формулой Суда справедливости и силы, не так ли? Вы, люди, слабо представляете, что такое честь, какая это тонкая, уязвимая, болезненная субстанция, и что бывает легче умереть, чем жить с такой болью. Вы предпочтете мстительно выдворить меня за пределы Федерации, чтобы лишить меня общения с дочерью и превратить в кошмар остаток моих дней, но никогда не позволите залечить раны моей чести, поскольку вашей чести от этого ни холодно ни жарко…

– Можете не сомневаться. Как только прояснится степень вашего участия и, повторюсь – упаси вас бог, заинтересованности представляемых вами спецслужб Лиловой Руки в исчезновении Северина. Я горжусь тем, что ваша биологическая дочь – мой друг и коллега, но даже это обстоятельство меня не остановит. Чтото мне подсказывает, что в этом вопросе она будет на моей стороне.