Текст книги "Северин Морозов. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 49 страниц)

Было от чего выронить пончик, пролить содержимое стакана себе на пузо и свалиться с кровати вместе с подушкой и покрывалом.

Я увидел перед самым носом темнозеленые туфли и ядовитозеленые брючины. Далее следовали: майка травяного цвета и зеленый пиджак. Очки болотного цвета сеньор Крокодил держал двумя пальцами наотлет.

Я продолжал валяться на полу дурак дураком, залитый липким пойлом, и потрясенно следил за тем, как он расправляется с моим видеалом – убирает с экрана поисковую машину, чистит реестр и уничтожает временные данные в постоянной памяти.

– Не желаешь ли переодеться, дружок? – спросил сеньор Крокодил без тени издевки в голосе.

И утонуть мне в альбарикоке, если я этот голос гдето прежде не слыхал!

8. Сеньор Крокодил

Пока я приводил себя в порядок и в чувство возле зеркала в ванной, искал свежую рубашку и менял шорты, в моей голове растревоженным осиным роем роились вопросы.

Как он проник в мой дом сквозь запертую дверь? Или я не запер? Конечно, не запер – хотя был период, когда пришлось вспомнить про замки. Одно время Чучо имел обыкновение вламываться ко мне посреди ночи для задушевных разговоров, и связано это было напрямую с его тогдашним увлечением, которое звали ЛурдесАманда, а я был избран на неблагодарную роль поверенного в душевных вопросах. Когда у него не прокатило с дверью, он взял за обычай влезать в окно… После того как ЛурдесАманда покинула «Сан Рафаэль» – родители сочли климат пустыни Гибсона более подходящим, – Чучо, слава богу, угомонился, и моя привычка герметизировать обиталище тоже понемногу сошла на нет… Все равно, какое он имел право вторгаться на мою суверенную территорию без приглашения? Когда даже учитель Кальдерон делает это крайне редко, с видимой неохотой, и долго после этого оправдывается… А как он узнал, чем я тут занимаюсь? И какое, собственно, его дело? Чего это он лезет к моему видеалу, как к своему? И отчего он проявляет ошеломляющую осведомленность в инциденте с «Согдианой»? И, наконец, где я мог слышать этот голос?

Разогревшись до нужного эмоционального градуса, я вернулся в комнату с твердым намерением ничего незваному гостю не спускать. В конце концов, я давно уже не мальчик…

– Пора мне, пожалуй, представиться, – сказал сеньор Крокодил, который уже не лапал мой видеал, а мирно сидел в кресле под торшером, умостив руки на коленях. – Томас Иероним Андерсон, инспектор отдела активного мониторинга Департамента оборонных проектов. – Он помолчал и, неожиданно сощурившись, осведомился: – Что, не впечатляет?

– Не очень, – ответил я с вызовом. – Вы имеете какоето отношение к пану Забродскому?

– Самое непосредственное, – фыркнул Андерсон. – Он мой шеф.

– Он вас приставил следить за мной?

– Надеюсь, ты не питаешь иллюзий, что ты пуп Земли и центр мироздания?

Я насторожился. Это были почти в точности мои слова, которыми я корил Антонию в последнюю нашу встречу.

– О чем вы?

– Ну подумай сам: для чего мне следить за тобой? Неужели ты представляешь какуюто угрозу обществу? Или мы чегото о тебе не знаем?

– Тогда зачем вы здесь?

Андерсон вдруг захохотал.

– Вот уже битых несколько минут мы разговариваем исключительно вопросами, – объявил он. – Это ненормально, ты не находишь?

Я находил слишком много ненормального во всем происходящем, и это ясно читалось на моем лице.

– Хорошо, – сказал Андерсон. – Карты на стол.

– Какие еще карты?! – снова подобрался я.

– Красивая энергичная фраза, – усмехнулся он. – Не обращай внимания… Я здесь не затем, чтобы следить за тобой. Я здесь не затем, чтобы вообще за кемто следить. Это чересчур примитивное представление о методах работы Департамента.

– Вообщето у меня нет никакого представления даже о самом вашем Департаменте.

– И прекрасно… В широком смысле, моя задача состоит в обеспечении безопасности всех обитателей колледжа «Сан Рафаэль» на тот случай, если означенной безопасности вдруг возникнет хотя бы малейшая угроза. В узком же смысле, я должен безусловно обеспечить благополучие нескольких воспитанников колледжа, в отношении безопасности которых руководство Департамента испытывает легкую тень сомнения. Ты, если тебе это пощекочет самолюбие, входишь в их число. Но, вопервых, ты не единственный, вовторых, ты далеко не единственный, и втретьих, головной боли ты причиняешь меньше всех. По крайней мере, до этого вечера… Доступно излагаю?

– Неа, – признался я, позволяя себе расслабиться и присесть на край кровати. – Что это значит: угроза безопасности обитателям колледжа?

– Ну, если угодно, еще одна энергичная фраза. Хотя, согласен, не настолько чеканная, как предыдущая. Мы имеем счастье обитать на поверхности одной из самых защищенных и безопасных планет Галактики. Ты можешь не знать этого и не замечать, но поверь, так оно и есть. И в том нет заслуги Департамента, потому что круг его задач намного уже. За благоденствие граждан Федерации отвечают другие службы, и они прекрасно справляются со своими обязанностями.

– И тем не менее, вы здесь, – заметил я с нескрываемой иронией.

– Да, да, – покивал он. – Доктор Забродский рассказывал мне о твоей матушке… командор Климова… о ее чрезвычайно предвзятом отношении ко всем проявлениям нашей деятельности. При этом он постоянно винил себя, рвал волосы и посыпал голову пеплом. В особенности его удручало то обстоятельство, что это искаженное представление наверняка было внушено и тебе… Я здесь лишь потому, что мы не желаем никаких случайностей. То есть вообще никаких. Ни единого шанса негативному развитию событий. Но, если быть откровенным, это синекура. Наверное, я отчасти заслужил ее всей своей безупречной карьерой. Теплое море, горячий песок, красивые пальмы, красивые люди, красивые дети… Я даже фенестру эту вашу дурную полюбил. Ты бы никогда и не обратил на меня внимания. В самом деле, одним чудаком больше, одним меньше… И вдруг, ни с того ни с сего, эта твоя выходка!

– Что же я такого натворил?

– Ну как же! – Андерсон всплеснул руками. – Ты совершил попытку несанкционированного доступа к сугубо конфиденциальной информации. Ты целых восемь минут сорок две секунды пасся на густо унавоженных нивах, куда тебе, при самых благоприятных вариантах развития биографии, путь будет заказан еще лет десятьпятнадцать!

– Все равно я ничего там не понял…

– А это и несущественно. Ты вообще не должен был даже подозревать о самом существовании закрытых разделов Инфобанка. И то, что система разграничения доступа непозволительно долго проверяла твои полномочия, еще станет предметом отдельного разбирательства. Всегото и нужно было, что сопоставить местонахождение актуализированного кода доступа с физическим местонахождением его владельца…

– Консул не виноват, – буркнул я.

– Да никто его и не винит, – отмахнулся Андерсон. – Защита информации – не его забота. Все равно этот код должен быть дискредитирован завтра в полночь. Таков уж порядок. Тебе, можно сказать, повезло, что ты успел им воспользоваться.

– Говорю же, я не успел!

– Успел, успел, – вздохнул сеньор Крокодил. – Ведь ты узнал про «Согдиану».

– Большое дело! Можно подумать, погиб целый галактический лайнер с пассажирами, а никто и не знал?!

– Отчего же, знали все. Но! Согласно официальной версии, «Согдиана» не вышла из экзометрии в расчетной точке. Ведутся поиски. Это дает надежду родным и близким. И до определенной степени соответствует действительному положению вещей.

– Подождите… ничего не понимаю. Ведь лайнер же погиб! Я же своими глазами видел… Какая еще надежда?!

– Лайнер погиб, – кивнул Андерсон. – Пассажиры – нет.

9. Захват «Согдианы»

Седьмого мая 133 года пассажирский лайнер Федерации «Согдиана», следовавший рейсом Эльдорадо – Титанум, вышел из экзометрии в зоне промежуточного финиша, в непосредственной близости от планеты Кантара, что в звездной системе Гианфар, она же лямбда Дракона. На Кантаре, обладающей разреженной кислородосодержащей атмосферой, находится Галактический маяк, который работает в автономном режиме. Иными словами, постоянное присутствие обслуживающего персонала там не обязательно. Однако же, по стечению обстоятельств, в описываемый момент времени там находилась бригада смотрителей с плоддерпоста Этамин. После обмена рутинными сообщениями между лайнером и маяком должен был состояться вход «Согдианы» в экзометрию. Но вместо фиксации момента отбытия маяк внезапно зарегистрировал появление в опасной близости к лайнеру трех посторонних объектов сопоставимой с ним массы. «Что у вас там происходит?» – осведомился мастерплоддер Оливер Т. у первого навигатора «Согдианы» Винсента де Врисса. «Я думал, вы мне объясните, – раздраженно ответил тот. – Нас берут на абордаж». – «Чтооо?!» – «Они причалили к грузовому люку и сейчас вскрывают его снаружи». – «Повторите сообщение», – потребовал Оливер Т., не веря своим ушам. Но повтора не последовало. Спустя пять минут неустановленный член экипажа вышел на связь в последний раз. Поскольку изображения уже не было, по акустическому отпечатку голоса удалось установить, что это был инженернавигатор Геррит ван Ронкел. «Всем кораблям Звездного Патруля, – объявил он почемуто шепотом. – Мы захвачены пиратами. Это не люди, хотя очень похожи. Они вооружены и чрезвычайно агрессивны. Первый навигатор де Врисс ранен. Огромные, как гориллы, и разговаривают на непонятном языке. Они не понимают нас, а мы не понимаем их. Уводят пассажиров на свой корабль. Уводят силой. Экипаж пока не трогают, но что с нами будет, я не знаю. Они…» На этих словах передача оборвалась и больше не возобновлялась. Минуло еще несколько минут, и маяк зафиксировал мощный световой импульс и гравитационные возмущения в точке пространства, где находилась «Согдиана». Последующее сканирование зоны промежуточного финиша показало наличие многочисленных мелких металлосодержащих объектов, которые беспорядочно двигались по центробежным траекториям. Очевидно, это было все, что осталось от космического судна длиной пятьсот двадцать пять метров и массой шестьдесят восемь тысяч тонн.

Оливеру Т. не оставалось иного, как подать сигнал тревоги и ждать прибытия патруля. Сам он, со своим утлым «кормораном», без внешних палуб, причалов и манипуляторов, с однимединственным стыковочным узлом, никому и ничем помочь не мог. Это по непонятным причинам – как будто он был во всем виноват! – привело мастерплоддера в такое бешенство, что его спутники, тоже матерые плоддеры, шарахались от него, как ошпаренные.

Вместе с патрульным кораблем «Эксельсиор» – кстати, одним из самых больших в своем классе – прибыли и сотрудники Департамента оборонных проектов, числом полтора десятка, со своим оборудованием, среди которого угадывались сверхточные масссканеры, когитры классом никак не ниже шестого и до невозможности навороченные мемоселекторы. Кроме того, на борту «Эксельсиора» размещались четыре миникатера для автономных полетов. Из чего следовало, что инциденту сразу было придано надлежащее значение. Пока зона бедствия исследовалась катерами, люди из Департамента изучали записи переговоров с «Согдианой» и снимали показания с плоддеров.

Причина странного поведения Оливера Т. разъяснилась сразу же.

Во время оно бравый мастерплоддер трудился в одном из подразделений Департамента и, в частности, занимался расследованием гибели пассажирского лайнера «Равенна». Как известно, прошлый инцидент был целиком на совести Светлых Эхайнов, которые и не отрицали своей вины, упирая, впрочем, на то сомнительное обстоятельство, что общее руководство операцией осуществлялось штабом штурмовых акций Черной Руки, который счел за благо объявить мирную «Равенну» военным крейсером Федерации. Так или иначе, лайнер был расстрелян, все, кто находился на борту, погибли.

Оливер Т. был среди тех, кто собирал рассеянные в пространстве останки.

Потрясение оказалось слишком тяжелым. Психотерапия и длительный отдых ожидаемого результата не принесли. Вернувшись на работу, Оливер Т. принялся осаждать высокие кабинеты с тщательно разработанным планом силовой акции возмездия и устрашения. Его отказывались слушать. Это и было понятно… «Будут новые атаки, – твердил он. – Будут новые жертвы. Не исключено, что в следующий раз эхайны окажутся умнее и возьмут заложников. Хорошо, если они станут использовать их как живой щит. Плохо, если они пожелают диктовать нам условия. Потому что мы вынуждены будем идти на эти условия, чтобы не пострадали наши люди. Поэтому необходимо ударить по ним прямо сейчас, пока они помнят, за что именно, и не имеют живого щита. И ударить намного сильнее, чем они ударили по нам». – «Мы не агрессоры, – раз за разом объясняли ему со всем терпением, какое было только возможно в общении с психически неуравновешенным собеседником. – Мы не воюем с эхайнами. И никогда не станем воевать. Сама мысль о войне отвратительна человеческой морали». – «Но эхайны уже воюют с нами!» – «Федерация слишком велика и могущественна, чтобы замечать эти комариные укусы». – «А вам доводилось разыскивать в облаке металлического мусора замороженные тела жертв комариных укусов?!» Здесь обычно беседа завершалась, и начиналась истерика.

Карьера Оливера Т. катилась под откос. Он был отлучен от активных акций на периферии и переведен в службы, занятые сбором безобидной информации общего свойства, к тому же – никаким боком не касающейся Эхайнора. Психотерапия все же принесла свои плоды: приступы агрессии прекратились… но на смену им пришла скрытая деятельность. Оливер Т. оставил службу и принялся воплощать свой план в одиночку.

Ему даже удалось получить доступ к списанному, но все еще вполне дееспособному кораблю класса «ламантинтурбо». Сугубо транспортное судно легко поддавалось любым модификациям, в том числе и переоборудованию в боевую единицу. Дальности полета вполне хватало, чтобы достичь внешних рубежей Эхайнора. Правда, на обратный путь ресурсов могло и не хватить… но кто собирался обратно?

Вечером того же дня, когда Оливер Т. неосмотрительно сделал запрос в службы обеспечения Звездного Патруля по поводу тяжелого фогратора класса «протуберанс», в дверь его дома деликатно постучали. На крыльце стоял высокий худой мужчина, довольно пожилой, с костистым морщинистым лицом, в просторном плащепелерине и высокой старомодной шляпе. В руке он держал зонтиктросточку, который был, впрочем, загодя сложен. Между тем, шел проливной дождь, и его капли неподобающе весело плясали на широких полах диковинной шляпы.

Доктор высокой словесности Виктор Авидон, писатель и педагог, лауреат премии «Пангалаксиум» в гуманитарной сфере. И одновременно – Генеральный секретарь Наблюдательного совета при Департаменте оборонных проектов. То есть, человек, мнение которого даже такими монстрами, как Голиаф, президент Департамента, или вицепрезидент Ворон, высоко чтилось и являлось для них приказом, требовавшим немедленного и неукоснительного исполнения.

– Я пришел один, – сказал Авидон и поспешно снял шляпу – дождь радостно забарабанил по макушке с торчащими прядями редких седых волос. – Нам нужно поговорить.

В бытность Оливера Т. сотрудником Департамента они встречались пару раз, не больше, и вовсе не общались. Визит подобного уровня предвещал мало доброго.

Оливер Т. отступил, впуская нежданного гостя под навес.

– Заложники? – спросил он одними губами.

– Нет, – ответил Авидон. – Ничего не происходит. Ровным счетом ничего. Вы заблуждались. Следовательно, ваш страшноватый план лишен смысла. И потом… все равно никто не может позволить вам продолжать то, чем вы занимались все это время.

Оливер Т. бросил короткий взгляд на пристройку, где хранилось все, что он собирался установить на свой корабль.

– Да, – сказал Авидон печально. – Там уже ничего нет. Личные затраты будут вам возмещены. Так мы можем поговорить?

Оливеру Т. понадобилось немало усилий, чтобы преодолеть барьер колоссального уважения, которое он питал к своему собеседнику, и продолжать выглядеть саркастичным и разочарованным.

– Не сейчас, – сказал он. – Позже. Когда эхайны возьмут заложников, у нас, словно бы из ниоткуда, возникнет много тем для разговоров.

– Этого не случится, – мягко возразил Авидон. – Активность эхайнов за последнее время резко снизилась. Возможно, им по какимто малопонятным причинам не до нас.

Оливер Т. досадливо скривился. Это была ложь во спасение: уже случились и Зефир, и Форпост, и Сторверк. И вдвойне было неприятно слышать наивную дезинформацию из уст такого почитаемого человека, как Виктор Авидон.

– Это случится непременно, – сказал он. – В тот момент, когда никто этого не ждет. Так всегда и происходит, я специально изучал этот вопрос…

– Мы тоже не сидим сложа руки, – проворчал Авидон.

– У них всегда будет преимущество.

– Возможно. Но мы ничего не можем с этим поделать. Хищник всегда в более выгодном положении, нежели жертва. А мы не хищники.

– Я уже слышал эту песенку. – Оливер Т. с неудовольствием поймал себя на неучтивости, но ничего не мог с собой поделать: была задета так и не зажившая рана. – Спойте ее родственникам пассажиров «Равенны». – Он прикрыл глаза и, ненавидя себя, прибавил: – И планетографов с Зефира.

– Так вы знаете про Зефир, – проговорил Авидон озадаченно.

– А вы научились лгать, доктор, – хмыкнул Оливер Т. – Вы стоите на пороге моего дома. Но, кажется, уже запамятовали, что когдато я работал под вашим призором. Я ещё способен извлекать рассеянную информацию из Глобального инфобанка и делать правильные обобщения.

– Отчего вы не пригласите меня в свой дом и не позволите присесть? – спросил Авидон;

– Я не ждал гостей, и у меня беспорядок, – ответил Оливер Т. и покраснел.

– Понимаю, – вздохнул Авидон, вертя шляпу в руках. – Поверьте, друг мой: этот разговор для меня тягостен не меньше вашего. И я действительно ощущаю себя в чуждой для меня роли, для которой подхожу хуже всего. Я отложил на неопределенный срок незавершенные труды, от которых, подозреваю, человечеству было бы много больше пользы, чем от моего секретарства в Наблюдательном совете. Мне приходится заниматься делом, которое вызывает глубокие нравственные колебания, но только потому, что я не могу доверить его комунибудь другому… у кого таких сомнений не в пример меньше, как у Ворона, или нет вовсе, как у вас. Вы должны простить мне излишнюю прямоту, но вы не мальчик, чьи чувства следует щадить, а я гожусь вам в прадеды и учил еще тех, кто учил ваших учителей. Гдето, очевидно, произошел сбой… Ворон хотел направить к вам какихто функционеров – я запретил ему. Он хотел прибыть лично – я запретил ему и это. Мне важно понять самому, что движет вами и такими людьми, как вы. Вы же понимаете, что вы не один. И это не может не настораживать.

– У нас разные углы обзора, – усмехнулся Оливер Т. – Вы видите все человечество, а я – лишь пару сотен человек, что могли бы оставаться частью этого человечества, не помешай тому эхайны.

– Я понимаю вас, – сказал Авидон. – Можете мне не верить… единожды солгавши, кто тебе поверит… но это так. Понимать всех – часть моей работы. Я понимаю и тех, кто лишился своих близких. В отличие от вас, я говорил с ними вот так, как сейчас говорю с вами, с глазу на глаз. Горе их безмерно, но в большинстве своем они не готовы мстить. Прекрасно сознаю, что на то есть разные причины. Ктото не чувствует в себе сил и трезво оценивает возможности. Ктото знает, что местью ничего не исправишь и никого не воротишь. Ктото и хотел бы сурово наказать виновников, но не питает никаких чувств ко всему Эхайнору. Ни ненависти, ни любви. В конце концов, эхайны не сделали ровным счетом ничего, чтобы завоевать нашу признательность. Что ж… это ничего не меняет. Друг мой, мы не станем воевать с Эхайнором. Мы будем умело обороняться и настойчиво искать ненасильственные пути к умиротворению наших строптивых оппонентов. Доброта, терпение и снисходительность. Как бы непереносимо это ни звучало для вас… Но пока мое мнение не пустой звук в этом мире, будет так и только так. Слава Господу, тех, кто согласен со мной, многократно больше тех, кто согласен с вами. И мы добьемся своего, не проливая крови, не сжигая городов и не взрывая планет. Возможно, я не самый умный человек и не самый последовательный гуманист, но мне отвратительна перспектива видеть в моем мире призывные пункты, медкомиссии по набору «диких гусей» и военные госпитали.

– Кажется, вы все еще не уразумели, доктор, – пробормотал Оливер Т. – Это не игра. Вашему вселенскому гуманизму брошен грубый вызов.

– Ошибаетесь, – возразил Авидон. – Я уразумел это раньше всех, чьи имена вертятся у вас на языке. Кстати, те адресаты, кому вы направляли свои памятные записки, не понимают этого до сих пор.

Лицо Оливера Т. дернулось. Он и впрямь пытался достучаться до Совета по социальному прогнозированию, до Совета ксенологов и даже до Академии Человека. Действительный член которой в данный момент переминался с ноги на ногу на его крыльце… Всюду его участливо выслушали, всюду обещали отнестись к его зловещим пророчествам с должным вниманием, и всюду с ним разговаривали, как с душевно неуравновешенным субъектом.

– Я не желаю вовлекать все население моего мира в эту ничтожную межрасовую дрязгу, – продолжал Авидон. – Это глупо, смешно и недостойно человечества. Это попросту мелко! Главный смысл моей работы я вижу в том, чтобы мой мир даже не подозревал, что некие генетически близкие, но перенасыщенные адреналином белковые тела ведут против него военные действия.

–  Моймир уже вовлечен в то, что вы называете «дрязгой». С того дня, как погибла «Равенна».

– Будем последовательны: с того дня, как Федерация стала членом Галактического Братства, масштаб ее проблем существенно увеличился. С этим нужно смириться, это нужно принять. И противостоять новым вызовам, даже самым грубым и наглым, никогда не изменяя своим принципам. В конце концов, теперь мы не одни. За нами – а иногда и впереди нас – стоит вся мощь цивилизованной Галактики. У нас есть преданные, искушенные союзники. Поверьте, мы можем и будем эффективно защищаться. Перефразируя слова Сына Божия: не меч пришел я принести, но щит…

Оливер Т. понял аллюзию. Авидон имел в виду галактический оборонный проект «Белый щит», чьей задачей была радикальная защита космического флота Федерации от агрессии Эхайнора. Сюда входили и прямой мониторинг активности эхайнов в непосредственной близости от их космопортов, и дисторсионные генераторы возле экзометральных порталов, и высокомощные изолирующие поля на ксенологических стационарах, автономных космических поселениях и всех транспортных средствах скольконибудь значительной массы, и многое другое, что укладывалось в определение «непреодолимая пассивная оборона». Ходила байка о происхождении названия проекта: едва ли не сам Авидон в сердцах задал вопрос Голиафу, не пора ли Федерации выкинуть перед эхайнами белый флаг, на что последний совершенно от балды ответил в том смысле, что Федерации более к лицу белый щит.

– Мы можем сколько угодно долго уклоняться от схватки, – сказал Оливер Т. – Прятаться от их штурмовиков, не реагировать на их угрозы, и при этом наши принципы не пострадают. Пострадают отдельные люди. Потому что эхайны не уважают и не понимают наших принципов. Эхайны уважают и понимают только силу. Они будут нападать и угрожать. И это не кончится никогда… если мы наконец не дадим сдачи. Третий закон Ньютона никто еще не отменял…

– Мы не станем давать сдачи. Поймите же наконец: мы не такие, как они. Мы другие. И мы никогда не опустимся до того, чтобы играть по их правилам.

– Всетаки игра, доктор… вы слишком много своего времени провели среди детей. Есть у меня опасение, что вы отвыкли воспринимать реальную жизнь иначе, чем игру, а взрослых считаете теми же детьми, только покрупнее да помохнатее. Хорошо, пускай это игра, но в ней мы изначально обречены на поражение. Потому что человечество играет в величественного исполина, изнывающего от собственного гуманизма, который не устает твердить, как заводной: жизнь бесценна… бесценна… и с высоты своей вселенской нравственности не замечает, как его пожирают мелкие злобные паразиты, для которых жизнь – ничто, и уж в особенности чужая.

– Мы заплатили дорогую цену за право называться разумными. И не станем отступать в неолит потому только, что не нравимся неандертальцам. Да, мы величественны и гуманны. И такими останемся несмотря ни на что. Разумеется, комуто… да хотя бы и вам… может показаться, что мы беспомощны и не знаем, как поступить, когда на нас нападают. Но это этическая дилемма, которую никому еще не удалось разрешить. Опуститься до уровня примитивных варваров, взимать плату оком за око, рубить гордиевы узлы фотонным мечом. Или, с миссионерским риском для собственного благополучия, относиться к ним, как они того и заслуживают: как к варварам, которых следует терпеливо и бережно приобщать к высоким ценностям Галактического Братства. И убедить их, наконец, что жизнь бесценна, действительно бесценна, и это непреложный императив всякого разумного существа. Доброта, терпение и снисходительность. Я бы еще прибавил: любовь. Но сознаю, что пока не вправе ни от кого, даже от самого себя, ожидать этого высокого чувства к эхайнам. Я говорил уже: они до сих пор не дали нам ни единого шанса. – Авидон беспомощно развел руками. – Боже, но почему в первой половине двадцать третьего века от Рождества Христова я вынужден сызнова зачитывать прописные истины вам, моему брату по крови, который должен понимать это не хуже меня?!

– Но вы же хотели поговорить, – хмыкнул Оливер Т.

– Меня не оставляет ощущение, что разговор так и не сложился. Это нервирует меня столь же сильно, как тема нашего разговора и даже мой голос нервируют вас. Быть может, виной всему мое нынешнее косноязычие – за недостатком времени я не подготовился должным образом обсуждать с вами столь высокие материи… Что вы собирались сделать со своим «ламантином»?

– Добраться до пределов Эхайнора, – откровенно сообщил Оливер Т. – И, если повезет, атаковать их внешнее кольцо обитаемости.

– Полагаете, они настолько наивны, что не заметят чужой корабль в своих пределах?

– Можно было бы вынырнуть из экзометрии гденибудь вблизи Деамлухса. Естественно, до самой планеты мне не добраться – перехватят и распылят. Но я и не стал бы соваться к планете. Есть более доступные цели – к примеру, исследовательская станция «Эмбарусса» или орбитальный космопорт Целлеск.

– Это гражданские объекты, – сказал Авидон, демонстрируя неожиданно глубокое знание предмета. – На «Эмбаруссе» постоянно живет и работает около трехсот эхайнов – ученые, техники, пилоты. А пропускная способность Целлеска – полторы тысячи пассажиров в пиковые периоды.

– Меня это устраивает.

Авидон раздраженно ударил шляпой о колено – во все стороны полетели брызги.

– Кому вы собирались мстить, сеньор Зорро? – спросил он. – Тихому астрофизику, жизнь свою посвятившему поискам закономерности в пульсациях гравитационного фона в окрестностях планетыгиганта Хаммогайт? Каботажному драйверу, который только что доставил смену космических монтажников для ремонта обшивки станции и зашел в местный бар выпить прохладительного? Семье отпускников, прибывших с Юкзаана полюбоваться на живописные руины деамлухских крепостных сооружений эпохи Изначального Катарсиса и спокойно дожидающихся ближайшего челнока на смотровой палубе? Никто из них и слова такого никогда не слышал – «Равенна»… Я еще понимаю, если бы у нас в руках вдруг оказался регистр эскадры штурмовиков Светлой Руки, а еще лучше – список личного состава штаба штурмовых операций! Это была бы по крайней мере достойная тема для обсуждения в предлагаемом контексте…

– Не вижу разницы.

– Это эхайны – точнее будет сказать: некоторая часть эхайнов не видит разницы. А мы видим! Я вижу, он видит, все видят. Отчего же вы, друг мой, вдруг утратили способность различать белое и черное?!

– С некоторых пор, – раздельно произнес Оливер Т., – я вижу только замороженные глаза мертвых пассажиров «Равенны»… Скажите честно: у меня был шанс?

– Да, – с неохотой, после долгой паузы, ответил Авидон. – И я абсолютно счастлив, что вам не удалось его реализовать. Вы тоже должны быть счастливы, но, увы, отчегото не желаете проникнуться этим светлым чувством. Иначе у эхайнов возникла бы вредная иллюзия, будто мы ничем не отличаемся от них. И тогда нас действительно можно объявить врагами и воевать с нами спокойно и серьезно.

– Но разве сейчас они поступают иначе?

– Да они в растерянности! – воскликнул Авидон. – Они не понимают, почему мы ведем себя так безучастно! Разумеется, они гдето слышали, что война давно уже нам неинтересна, но не верят, что такое возможно. Ведь мы так похожи на них! Но как воевать с тем, кто не замечает агрессии, и как называть врагом того, кто постоянно предлагает братскую дружбу?! Это раздражает эхайнов, это вносит неприятную раздвоенность в их мироощущение. И это, что ни говорите, связывает им руки.

– Не уверен, – сказал Оливер Т. – Не уверен. Думаю, просто они ищут способ обойти ваш «Белый щит». И в следующий раз они возьмут заложников.

– Вам не кажется, друг мой, – сказал Авидон с тяжким вздохом, – что мы пошли по второму кругу?

– Мне кажется другое, – сказал Оливер Т. – Вы так меня и не услышали. И никто меня услышал. Ничего нет приятного выслушивать мрачные предсказания. Не знаю уж, как мне вас убедить.

– Вы не правы. Я услышал вас. И я понял вас и ваши доводы. Но принять их я не смогу никогда.

– Тогда хотя бы не глядите на меня, как на сумасшедшего.

– Что вы себе навыдумывали?! – возмутился Авидон. – Я встречал душевнобольных, они выглядят иначе и ведут себя иначе. Допускаю, что это обидно ранит ваше самолюбие, но вы не маньяк, увы… Вам нужно вернуться к работе. К нормальной жизни в человеческом окружении. Здесь у вас нет врагов. Ну, если вам так хочется, можете считать меня своим врагом. У меня никогда не было врагов на Земле, и это внесет в мою жизнь некое экзотическое разнообразие. В конце концов, я намного больше вас виноват в том, что случилось с «Равенной». Почему, думаете, к вам пришел я, а не ктото из моих подчиненных, у кого не в пример больше свободного времени?

– Похоже, вам удалось както договориться с собственной совестью, доктор. Я не такой счастливчик. Поэтому я вам мешаю. Как… как застарелая заноза. И вы явились затем только, чтобы вытащить эту занозу. Что ж – теперь, когда вы забрали мой «ламантин», у меня больше не осталось аргументов.

– Вы мне не мешаете, – пожал плечами Авидон. – Откуда столько сарказма, столько непримиримого негативизма? Я просто выполнил свою работу и пришел объяснить, в чем она состоит. Для совести у меня есть иные лекарства. Прощайте, Оливер. Если захотите продолжить беседу, мой личный код в вашем распоряжении. Просто назначьте время и место. Только уже не сегодня и, по возможности, не завтра. И надеюсь, вы не станете делать непоправимых глупостей.