Текст книги "Северин Морозов. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 49 страниц)

Но до этого было еще далеко, и на Дхаракерте – по крайней мере, вокруг маяка, – бурлила очень разнообразная жизнь.

Если и была когдато на свете Вавилонская башня, то она должна была выглядеть именно так. Разница заключалась в том, что на сей раз Господь, кажется, ничего не имел против.

Мне даже захотелось изменить свои планы и остаться здесь. В конце концов, я попрежнему не сознавал себя ни копьем, летящим в цель, ни даже бумерангом. Скорее, дурачком, заблудившимся в трех соснах, и имена тем соснам были – Обида, Гордыня и Авось… Здесь непременно должно было найтись место для неквалифицированного, но полного неопределенных устремлений и нереализованных амбиций работника.

Жаль только, что я был слишком неквалифицированным. Я не умел ничего. Вообще ничего, что могло бы пригодиться на. этой колоссальной стройке.

Я поймал на себе чейто взгляд. Великан, стоявший у стены в окружении десятка людей и нелюдей, чтото снисходительно объяснял им невнятным шепотом. Еще бы ему не быть снисходительным! Он нависал над слушателями, как башенный кран, а вернее – как статуя с острова Пасхи, с которой имел разительное внешнее сходство. Такой же громоздкий, нелепый и большеухий. Весь какойто серый и не то усталый, не то просто глубокий старик. В окружении разинувших рты детишек… Но при этом он неотрывно смотрел на меня своими запавшими тусклыми гляделками.

Тахамаук.

«Нгаара, на своем пути вы неизбежно встретите существ, которые наглядно явят вам многообразие Вселенной. Надеюсь, они окажутся дружелюбны к вам или по меньшей мере равнодушны. Это даже вам на руку. Но там, где существует возможность выбора, постарайтесь иметь дело с виавами. Это легкая задача, потому что виавы есть везде. Виавы очень похожи на людей, они – то, чем станут люди после нескольких тысячелетий эволюции, если не произойдет ничего экстраординарного. С высоты своей мудрости виавы не видят культурологической разницы между людьми и эхайнами. Но, разумеется, обычный человек может заблуждаться на ваш счет, а виав сразу поймет, кто перед ним. Притом что наши распри, какими глубокими и болезненными ни казались бы они нам, для виава – всего лишь детская ссора в песочнице. Они давно уже отвыкли относиться к чему либо всерьез. Сама жизнь для них игра. Долгая, нескончаемая игра с меняющимися правилами. Виавы только и делают, что бегут от скуки. Но все уже видано перевидано, все испытано, все утомляет. Быть может, они и не умирали бы никогда, если бы не надежда, что после смерти их ждет новая игра по неизвестным правилам. Поэтому ваше появление виав воспримет как новый поворот игры и с охотой примет в нем участие.

Иное дело тахамауки. Они – другие. Они настолько же чужды вам, насколько виавы близки. Тахамауки – сумрачная раса. Сто тысяч лет цивилизации – это тяжелое бремя. Однажды они отказались от смерти, и отныне и навсегда отмечены печатью этого выбора… К тому же, они гермафродиты, что оптимизма никому не прибавляет. Тахамауки ненавидят эхайнов. Я даже могу предположить, в чем причина. В нас они видят самих себя, какими были в начале своего пути. Они испытывают болезненную зависть к той энергии, которая есть в нас и никогда уже не вернется к ним, и прикрывают эту зависть старческим ханжеством по отношению к бойким юнцам. Когда то они ядерным огнем и лучевым мечом собрали в свою империю добрую четверть Галактики, а потом все незаметно растеряли. И твердят без устали, что нельзя повторять их опыт… Поэтому тахамаук, которого вы, может статься, повстречаете, увидит в вас угрозу и отнесется к ней со всей серьезностью. Он захочет задержать вас. Вам удастся обмануть всех, кроме тахамауков. Впрочем, его ненависти противостоит ваша личная неприкосновенность – не забывайте этого…»

Быть может, серый гигант читал мои мысли? Или воспринимал мое эмоциональное состояние, как дядя Костя? И то, что творилось у меня на душе, вызывало у него какието подозрения?

Он узнал во мне эхайна. Какую же угрозу он увидел во мне?

Эхайн на строительстве Галактического маяка Федерации.

Нечего эхайну здесь было делать. В особенности, эхайну без сопровождения. И уж тем более эхайну, одетому, как человек, ведущему себя почеловечески, прибывшему с Земли с человеческими вещами, с федеральной энекткартой, то есть всеми способами выдающему себя за человека. Если, конечно, эхайн не собирался какнибудь навредить этому строительству.

Еще немного, и серый великан бросит свою аудиторию и двинется ко мне, тыча долгим указующим перстом и вопя во все горло: «Эхайн! Держите эхайна!..»

Как может эхайн скрыть свою сущность? Только выдав себя за эхайна!

И было бы неплохо отыскать подходящего виава. Который выслушал бы меня, развесив уши, и поверил бы всей душой.

Я схватил за рукав белобрысого юнца в просторном комбинезоне попугайных расцветок, заляпанном и прожженном на коленях.

– Здесь есть виавы? – спросил я вполголоса.

Можно было ожидать, что он столь же бесцеремонно выдернет рукав и помчится дальше по своим делам, озабоченно буркнув чтонибудь невежливое про психов, что мешают занятым людям.

Вместо этого он остановился и с полминуты хлопал белесыми ресницами, словно соображая, как ему подоходчивее ответить.

– Да навалом, – наконец нашелся он.

– Где я могу найти хотя бы одного? – спросил я, воспрянув духом.

– Ты уже нашел, – объявил он, светясь от удовольствия.

Белобрысого звали вот как: Авуурцамв Акшогхэххадгуар Цтентх Утонсаметухакиу. Выговорить это единым духом было невозможно никому, кроме самого обладателя имени. Он повторил свое имя трижды, потом показал свою визитку, потом принялся диктовать по слогам, и одному богу было известно, что бы он еще выдумал, пока до меня не дошло, что он попросту прикалывается. Я понял: отступать особенно некуда, и назвал свое имя.

– Нука еще раз, – сказал он, зажмурившись от наслаждения.

– Нгаара Тирэнн Тиллантарн, – повторил я.

– Совсем неплохо, – промолвил он. – Кажется, люди стали понимать толк в именах… Но постойка, ведь это типично эхайнское имя!

– Я и есть эхайн.

Виав окинул меня беглым взглядом.

– Точно, эхайн, – легко согласился он. – Отчаянно молодой Черный Эхайн, в натуральную величину. Полагаю, мне следует задать вопрос: как этот эхайнский вьюнош здесь оказался?

– Это ошибка, – сказал я. – Недоразумение. Мне во что бы то ни стало нужно поскорее убраться из этого мира.

– Еще бы! – хохотнул он. – Здесь и более сильные натуры теряют голову… Мячик.

– Чточто?! – изумился я.

– Так меня все называют, – пояснил он беспечно.

– Сева, – представился я.

– Тоже неплохо, – улыбнулся он. – На планете Дхаракерта, на самом Фронтире, встретились два жукоглазых монстра – Мячик и Сева…

Никак этот парень не напоминал бесконечно мудрого представителя древней расы, которой, вдобавок ко всему, угрожало вырождение. Хотя шуточки его были мне не оченьто понятны. Такой вот специфический, уточенный юмор античной культуры. Ну, может быть, чуть проще, чем сатиновые трусы на веревке.

– Итак, что у нас имеется, – сказал он. – Немного испуганный молодой эхайн в человечьем гардеробе, который утверждает, что заблудился, и желает поскорее отсюда исчезнуть.

– Я не шпион и не террорист, – проворчал я. – Все, что мне нужно, это поскорее вернуться домой.

– И где же твой дом, Сева?

– На Эхитуафле, – сказал я. Помедлив, добавил: – Это такая планета Черной Руки.

– Я знаю, – сказал Мячик. – Более того: я тебе верю и охотно помогу. Ты действительно не шпион, хотя бы потому, что всех местных шпионов я знаю лично, и с некоторыми даже на дружеской ноге. Видишь ту девушку в темносинем свитерке с капюшоном, что разговаривает с диспетчером грузоперевозок? Она работает в Полярном отряде топографов. Все парни от нее без ума. На самом деле она – шпионкаиовуаарп.

– И что? – спросил я.

– А то, что об этом знаю не только я, но и все высшее руководство проекта. И относится к ее миссии не только с сочувственным юмором, но и даже с уважением. Иовуаарп обожают играть в шпионов. Особенно среди людей, на которых они так похожи. Мы все помогаем ей чем можем на ее нелегком поприще. – Он прищурился и оценивающе посмотрел на меня снизу вверх. – Полагаю, ты не станешь мне рассказывать, Сева, какие ветры занесли тебя в человеческую область Галактики.

– Если я скажу, что был там на экскурсии… – начал я.

– …то я согласно кивну, но не поверю, – закончил он. – Черные Эхайны не устраивают экскурсии туда, где пахнет человечьим духом. Скорее, они совершают туда корсарские набеги. Но на корсара ты похож еще меньше, чем на шпиона.

– В общем, это долгая история, – вздохнул я.

– Обожаю долгие истории! – воскликнул он и на мгновение неуловимо напомнил мне тетю Олю. Которая тоже любила слушать и редко дослушивала до конца. Так и казалось, что сейчас он воскликнет «Уой!» и зажмурится, но все обошлось. – Хотя чтото мне подсказывает, что надеяться на это не стоит.

Мне не оставалось ничего, кроме еще одного вздоха.

Мячик снова умело изобразил недоверие на своем подвижном лице.

– А может быть, ты покажешь мне свой… – он сделал многозначительную паузу, – тартег?

– Ага, – сказал я. – Сейчас… гдето у меня завалялся… куда же я его засунул?

Разумеется, он ждал, что я ляпну какуюнибудь околесицу типа «вот незадача, дома оставил!» или чтото в этом роде. Его постоянная улыбка уже начала преображаться в ироническую ухмылку. Но тут я, как бы внезапно осененный, воскликнул: «А! Как я мог забыть!», потянул за цепочку на шее и выудил заветный медальон.

Улыбка Мячика замерзла, не завершив трансформации.

– Спрячь немедленно, – сказал он, бросив один короткий взгляд на мое сокровище. – Проклятие! Я сам мастер розыгрыша, и уже был совершенно готов к твоему признанию поражения. И вдруг такой неожиданный поворот! Эхайн провел виава. Возможно, впервые в истории Галактики. Ценю.

Я покраснел, хотя не слишком понял, в чем заключалась причина его сетований.

– Надеюсь, тебя не оскорбила тень недоверия, промелькнувшая между нами, – промолвил он. – Для эхайна ты слишком похож на человека. А я, будь уверен, видел настоящих Черных Эхайнов, правда – в естественной для них среде обитания. С другой стороны, для человека ты имеешь при себе слишком много эхайнских атрибутов…

– Только один, – заметил я.

– Которого более чем достаточно, – сказал он и мгновенно сделался серьезен. – Мой долг помочь тебе вернуться домой, и я намерен его немедленно исполнить. Следуй за мной, юный Тиллантарн.

Но как он за пару секунд сумел разглядеть письмена на моем тартеге, да еще и прочесть?!

– У меня достаточно острое зрение, – сообщил он, заметив удивление на моем лице. – Но я ничего не прочел. Зато в формах эхайнских тартегов я разбираюсь неплохо. Когдато ваша родовая атрибутика входила в сферу моих интересов… Конечно, возникали сомнения: тартеги Эйлхакиахегеххов имеют те же овальные очертания, но на них наличествуют три поля, а не два, как у вас.

«Нгаара, всякий эхайн гордится своим родом, даже если этот род вот уже несколько поколений влачит жалкое существование и давно уже не прославлен никем из своих представителей. Если задеть родовую честь эхайна, он становится раздражителен, как больной ребенок. Сопоставление, пусть и позитивное, пусть и с тем из родов, что занимают более высокую ступень в обществе, хотя бы даже и с правящим, конечно, не послужит основанием для Суда справедливости и силы, но омрачит самую безобидную беседу…»

– Глупости! – перебил я со всем высокомерием, на какое только был способен. – Между моим родом и этими… нет ничего общего.

– Нуну, – сказал он увещевающе. – Я никого не желал задеть. Просто вы все такие похожие, между вами так мало различий, и, может быть, поэтому вы так стараетесь отличаться. Как будто в этом присутствует какойто смысл, высшая мудрость, способная оправдать вас перед небесами…

– Присутствует, – отрезал я, безбожно переигрывая. – И смысл, и мудрость, и честь.

– Нуну, – снова проворчал он. – Вот мы, кажется, и пришли. Правила следующие: говорить буду я, а ты…

– Надувать щеки и шевелить усами, – фыркнул я.

– Шевелить усами, – сказал Мячик очень серьезно, – здесь умеют лучше кого бы то ни было.

Он толкнул пластиковую перегородку с надписью на двух языках (один из которых был положительно непонятен, а другой являлся отчегото архаичной латиницей и доводил до всеобщего сведения, что далее имеет место быть офис представительства Первой транспортной компании халифата – о! – Рагуррааханаш) и затейливой эмблемой – чтото вроде перепутанной лозы с торчащими шипами, и протиснулся в тесное, плохо освещенное помещение. Половину офиса занимал громадный стол, возле которого громоздилось нелепое кресло с кожаной обивкой и на колесиках. Все остальное пространство было заполнено разнообразными коробками, ящиками и контейнерами, за полупрозрачными крышками некоторых мне мерещилось суетливое шевеление.

Над столом, раскинув по нему просторные ладони, нависал мохнатый субъект самого мрачного вида. Он был облачен в мешковатую хламиду, а может быть, и халат, – в халифатах все ходят в халатах! – из толстого синего материала с длинным свалявшимся ворсом. А мохнатым выглядел не только и не столько изза халата, сколько изза яркосиней с белыми проплешинками шерсти, что целиком покрывала его круглую голову, и в некоторых местах носила следы тщательного ухода. Шерсть росла и на короткой толстой шее, и на тыльной стороне ладоней, которые, вдобавок ко всему, были семипалыми (крайние пальцы необычно раздваивались от первого сустава на манер клешней) и когтистыми. Что еще привлекало взгляд, так это небольшие заостренные уши – разумеется, с кисточками, – внимательные темные глазки чуть навыкате, а также полное отсутствие рта и носа. Усы, однако же, были – пышные и вразлет. Еще один нечеловек на моем пути.

Мячик старательно сморщился и несколько раз негромко мяукнул. В ответ дивовидный хозяин офиса собрал шерстистую физиономию в гармошку и отозвался в том же духе, обнаружив при этом довольно крупный рот.

– Ну и прекрасно, – сказал Мячик и плюхнулся в кресло. – А теперь, директор Мурнармигх, перейдем на эхойлан, чтобы нас понимал наш юный друг.

– Эхойлан нехорошо знать, – промурлыкал тот.

– Что же в том нехорошего?! – поразился я.

– Директор Мурнармигх имел в виду, что его владение эхойланом далеко от совершенства, – пояснил Мячик.

«Мое тоже», – заметил я про себя.

– В таком случае, нам ничего не остается иного, как избрать в качестве средства межрасового общения земной интерлинг, – сказал виав. – Если, разумеется, у вас, Сева, нет возражений.

– Ни малейших, – ответил я, утопив на уровне второго эмоционального слоя любые проявления радостного облегчения.

– Интерлинг знать классно, – отозвался Мурнармигх, и это вновь прозвучало более чем двусмысленно. Не то он был высокого мнения о своем знании человеческого языка – что не слишкомто соответствовало действительности, – не то утверждал, что таковое знание есть великое преимущество или даже привилегия. А может быть, отвесил мне, эхайну, комплимент.

– Если мне не изменяет память, – сказал Мячик, – ваша компания единственная в этой области Галактики имеет постоянное транспортное сообщение с эхайнскими мирами.

– О, так! – горделиво подтвердил Мурнармигх.

– Этот юноша – Черный Эхайн.

– Мрррм, – лицо директора, которое так и подмывало назвать мордой, сложилось в отчетливо недоверчивую гримасу. – Так сказать?

– Именно так он и сказал, – кивнул Мячик.

– Слишком человечный, – продолжал сомневаться Мурнармигх.

– Меня это также поначалу ввело в заблуждение, – сказал Мячик. – Но затем юноша предъявил убедительные доказательства.

– Тартег? – уточнил директор, склонив голову на плечо.

– Совершенно верно, – промолвил Мячик с удовлетворением.

Наступила томительная пауза, на протяжении которой мохнатый директор переваливал башку с одного плеча на другое, стучал когтями по столешнице, прядал ушами и разнообразно гримасничал, я обливался холодным потом и хотел к маме, а Мячик безмятежно смотрел в потолок.

– Эхайны здесь не быть, – наконец объявил Мурнармигх и сопроводил сказанное угрожающим горловым звуком. Бог знает, что он имел в виду: что здесь до сей поры не ступала нога эхайна; что эхайнам вообще нечего здесь делать; что данному конкретному эхайну самая пора выметаться; а может быть, все сразу и одновременно.

– Согласен, – сказал Мячик.

– Маршрут нет эхайны, нет люди, – продолжал директор в своей экономноиносказательной манере. – Только вукрту.

– Простите… – не утерпел я.

– Вряд ли это станет нелегким испытанием для высокородного эхайна, – сказал Мячик, откровенно веселясь. – Провести по меньшей мере два рейса в компании, целиком состоящей из вукрту, то есть представителей великой расы, к которой счастливо принадлежит директор Мурнармигх, – тот покивал с самым важным видом, на какой только была способна его физия. – Ни один из которых не говорит ни на интерлинге, ни на эхойлане.

– Изъятия редкость, – вставил директор. – Каюта? Кресло?

– Багажный отсек, – пробурчал я.

Директор подался вперед, выкатил глазки сильнее обычного и зловеще промяукал:

– Нет багажный отсек. Ноль свободный объем. Кресло. Четверть часа третий причал. Рагуррааханаш, затем сразу Анаптинувика.

Под левой его лапой какимто образом оказался лист толстой бумаги, голубоватой, в тон его шерсти, а в правой возникло вполне обычное стило, которым директор начертал несколько размашистых строк.

– Вукрту помогать виавы, – сказал директор, небрежным жестом отправляя подорожную в мою сторону. – Помогать люди. Помогать эхайны. Вукрту помогать все. Расходы…

Я внутренне напрягся.

– Расходы чепуховина, – закончил он. – Нет расходы.

Ну, это речение было понятно даже такому тормозу, как я.

– Чеширский Кот, – сказал Мячик, когда мы оказались в коридоре. – Правда, похож? А иногда сущий ВинниПух. Нехорошо знать эхойлан, однако великолепный администратор… Тьфу! Лапидарный стиль общения досточтимого директора весьма прилипчив. Всякий раз требуется время, чтобы вернуться в привычное состояние.

– Представления не имею, кто эти достойные господа, – притворился я.

– Действительно, вряд ли в Эхайноре знакомы с книгами Кэрролла и Милна, – притворился виав.

Мы обменялись понимающими улыбками.

– А что читают дети в Эхайноре? – не унимался он.

– Четверть часа, – сказал я, сделав вид, что не расслышал. – Что это значит?

– А то, что если через… ммм… четырнадцать уже минут ты не окажешься на борту вукртусского транспорта, каковой ожидает тебя у причала номер три, то рискуешь зависнуть на Дхаракерте до следующего рандеву с директором Мурнармигхом. И вряд ли я окажусь рядом, чтобы снова выручить тебя.

– Значит, я не успею посмотреть на маяк?

– Нет, не успеешь. А зачем тебе, простому эхайнскому пареньку, глазеть на Галактический маяк? Или ты все же шпион?

– Нет. Просто мне любопытно.

– Конечно, любопытно, – сказал он. – Уж поверь, там есть на что посмотреть… Послушай, Сева, – вдруг оживился он. – Если у тебя есть возможность выбирать… ведь ничто не мешает тебе просто остаться здесь. Вот так взять и остаться! Ничего, что ты эхайн. Большое дело! Нам нужны специалисты. Нам нужны дилетанты. Лам нужны просто рабочие руки и мыслящие головы. Ты же наверняка чтото умеешь делать своими руками, что будет полезно здесь, на Дхаракерте! Ведь умеешь? Здесь интересно. Нет, черт возьми: здесь очень интересно! Это такой котел! Люди, виавы, вукрту, хтуумампи… тахамауки эти несчастные. – Я вздрогнул. – А хочешь, я тебя со шпионкойиовуаарп познакомлю? Она славная. Ее Дашей зовут…

– Нет, Мячик, – сказал я, стиснув зубы. – Меня ждут дома.

Единожды солгавший… Никто не ждал меня там, куда я держал свой несообразный ни с каким здравым смыслом путь.

Он замолчал, глядя на меня печальными влажными глазами.

– Вы, эхайны, такие упрямые, – сказал он наконец. – И с вами трудно, и вам с собой еще труднее… Если я протяну тебе руку, это не затронет твою честь?

– Нет, – сказал я. – Это сделает мне честь.

Его ладонь была сухая, теплая и мягкая, как у ребенка.

– Мячик, – сказал я. – Сколько тебе лет?

Виав залился жизнерадостным смехом.

– Это самый простой вопрос, какой ты мог бы мне задать! Потому что одно время я отвечал на него по сто раз на дню. Мне четыреста восемьдесят четыре человеческих года. Извини, что не говорю «эхайнских» – я не знаю, с какой планеты ты явился… Я еще достаточно молод, чтобы совершать глупости. Что я и делаю прямо сейчас.

Тахамаук ошивался у входа в тоннель, что вел к третьему причалу. Был ли это тот самый, что застукал меня в вестибюле космопорта, или какойто другой, оставалось только гадать. Он просто торчал здесь без определенной цели, размеренно поводя ушастой головой из стороны в сторону. Мимо него прошествовали, перемурлыкиваясь на ходу, несколько вукрту, больших и маленьких, в своих комичных халатах всех расцветок, и ни один из них не доставал ему до пояса. Тахамаук не удостоил их вниманием.

Еще бы! Ведь он караулил меня.

Я отпрянул за угол, вжался в стену. Сердце бешено долбило в грудную клетку, словно хотело вырваться на волю. Ладони сделались омерзительно влажными. Челюсти свело гадкой кислятиной. Видели бы меня друзья из «СанРафаэля»… видела бы меня Антония.

Так. Успокоились. Сосчитали до двадцать… дольше не стоит, так недолго и на рейс опоздать. Допустим, он меня заметит. Что дальше? Вытащит из кармана острый нож и зарежет под аплодисменты благодарной аудитории? Сдаст с рук на руки местному правосудию, которое меня тут же и линчует? Что он вообще может сделать мне? Что бы я ни говорил, как бы ни поступал, за кого бы себя ни выдавал, я все еще оставался свободным гражданином Федерации, наделенным всеми правами личности, да вдобавок ко всему, находился на своей территории. А он был здесь в гостях, в лучшем случае – приглашенным специалистом. Так что это скорее я мог взять его за шкварник – если, разумеется, дотянусь, – и строго вопросить, что он тут делает, по какому праву и какие цели преследует, напуская на себя столь мрачный вид, что малые дети пугаются…

Полегчало? Чтото не очень…

Но через несколько минут от третьего причала отправлялся транспорт на Рагуррааханаш. Он вполне мог покинуть этот мир без меня.

Так. Снова успокоились. Считать не нужно, нет времени… Я человек, и я в своем праве. Но даже если я эхайн – что с того? Этот серый верзила что, накинется на меня с кулаками, или обхватит своими безразмерными конечностями и призовет подмогу? Или что еще он может учудить? Нет у него права хотя бы както ограничить мою свободу. Вот даже ни малюсенького! Конечно, будь он представителем местного самоуправления, блюстителем порядка, или как это может здесь называться… Но тахамауки никогда не снисходят до отправления административных функций в чужих мирах, и это я знал совершенно точно. И от Антонии, и от дяди Кости, и от Гайрона. «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». Тахамауки выше этого, им это не нужно, им это неинтересно. Интересно, а что им вообще интересно?! Это каламбур у меня получился, или катастрофически упал словарный запас? От эмоциональной перегрузки? Но! В подобных условиях эхайн перестает испытывать страх, избавляется от рефлексий и начинает действовать. Эхайн я, в конце концов, или хвост собачий?..

Все, что он может мне сделать, так это спросить: «Эхайн?» Все, что потребуется от меня в этой ситуации, так это дать ответ, по возможности остроумный, и невыносимо язвительный.

Пошел он к черту.

Я оттолкнулся локтями от стенки и двинулся к разверстому жерлу тоннеля. Наверное, с теми же чувствами грешники вступают во врата ада. Колени мои подсекались, во рту попрежнему было кисло, хотя я и пытался насвистывать какуюто легкомысленную мелодию. И даже помахивать сумкой на ходу.

Тахамаук молча пялился на меня пасмурными зенками. Какой же он был старый и изнеможенный! Что там говорил о них мой маарари? «Однажды они отказались от смерти, и навсегда отмечены печатью этого выбора…»Уж не знаю, была ли это какаяте зловещая метафора, но нависший надо мной серый гигант выглядел восставшей из саркофага мумией, что против своей воли тянула на этом свете уже не одну тысячу лет.

От него даже пахло заброшенным чердаком!

Когда я, старательно глядя прямо перед собой, поравнялся с ним, тахамаук прошипел, словно внутри него ктото открывал и перекрывал вентиль у сифона с газировкой:

– Эхххайн…

– Ага, – ответил я просто.

И проследовал своей дорогой.

7. Дхаракерта – Рагуррааханаш

Наконецто! Ни одного человеческого существа вокруг! Никаких разговоров по душам! Лишь мягкий сумрак, негромкое деловитое мурлыканье, да изредка нарушавшие атмосферу общей расслабленности технологические шумы откудато изпод ног.

Я прошел в пассажирский салон, старательно пригибаясь – эти своды явно не были рассчитаны на существ нестандартной комплекции. Должно быть, тахамауки никогда не пользовались услугами Первой транспортной компании халифата… Передо мной бесшумно возник вукрту в белом с синими ромбами халате и, вперя очи кудато на уровень моего пояса, красноречиво протянул семипалую ладошку. Я вложил в нее подорожную. Белосиний молча перевернул ее и старательно изучил начертанные лапой блистательного директора Мурнармигха каракули. Затем так же молча вернул документ мне и, слегка склонясь в талии, указал широким приглашающим жестом на свободное место. В его глазках легко читалась насмешливость. Конечно, в этом кресле, скорее похожем на детскую колыбельку, я мог поместиться лишь сложившись втрое. Ну и ладно. «Благодарю», – сказал я отчегото шепотом и осторожно вставил свой зад в хрупкую на вид конструкцию. Белосиний неопределенно мурлыкнул и кудато удалился со всей степенностью, на какую только способны большие разъевшиеся коты.

Удивительно: при виде этих созданий, что неспешно размещались в салоне, переговаривались между собой на своем языке, прогуливались в ожидании старта в проходах между кресел, заложив лапы за спины – словом, вели себя с потешной разумностью, – я вовсе не думал о моей Читралекхе. Она была другая, совсем другая. Она была настоящая, а вукрту выглядели рисованными персонажами анимашек, чтонибудь вроде «Синие суперкоты атакуют Галактику».

Отвлекая меня от размышлений, вернулся белосиний распорядитель – не то старший стюард, не то помощник капитана, а может быть, чем черт не шутит, и собственно капитан. Да не один, а в обществе мощного вукрту, чья шерсть была скорее седой, чем синей, а вместо халата присутствовала пижама в белую и зеленую полоску и на три размера больше. «Неужели нашелся переводчик? – в ужасе подумал я. – Сейчас попытаются скрасить мой досуг умными беседами!» И поспешно объявил вслух, сопровождая слова энергичной жестикуляцией: «Все хорошо! Я ни в чем не нуждаюсь! Мне здесь удобно!» Полосатый воздел когтистый палец, прерывая мои речи. Затем взъершил седые усы, страшно сморщился, и…

Вначале я вдруг понял, что мой полет будет продолжаться шестнадцать часов в полном комфорте и покое. Никто не станет досаждать мне расспросами, хотя половина пассажиров этого рейса способна внятно изъясняться на интерлинге в силу своей профессиональной деятельности. В конце концов, это сменные строители Галактического маяка Федерации и члены их семей. Врожденная скромность удерживает их от проявлений столь же врожденного любопытства при виде столь необычного спутника. Чтобы закрыть эту тему, до всеобщего сведения уже доведено, что я лечу транзитом и не имею намерений задерживаться на Рагуррааханаше.

Затем до меня дошло, что мое кресло лишь выглядит таким утлым, на самом же деле это стандартный пассажирский кокон, какие применяются в Галактике повсеместно для гуманоидных рас. Просто сейчас он специально адаптирован под пассажиравукрту, но если я обращу свой взор к сенсорной панели на подлокотнике (я немедленно обратил), то смогу выбрать наиболее приемлемую для себя конфигурацию. Люди, виавы и эхайны обычно используют конфигурацию, обозначенную пиктограммой наподобие «палка, палка, огуречик» (я немедленно использовал). Колыбелька с приятным шуршанием раздалась в стороны, слегка потеснив соседние кресла. Я с наслаждением откинулся на выросшую до привычной высоты спинку и вытянул ноги.

И напоследок я нечувствительно постиг, что при использовании вполне знакомой по предыдущим перелетам панели внутри кокона я смогу получить стандартный набор услуг, хотя нет гарантий, что прохладительные напитки «кисиусарсотипсу фраппэ» или «миокиталондуэку биттер лайм» придутся мне по вкусу. Люди и эхайны обычно предпочитают все, что содержит ключевое слово «пиво», но мне наверняка подошел бы «альбарикок розовый». Я даже не удивился… Кроме того, в моей голове сам собой возник перечень транквилизаторов, которыми обычно пользуются эхайны, между тем как люди и виавы предпочитают другой набор успокоительных. «Постойтека, ведь я же…» Мне понадобилось некоторое усилие, чтобы осознать: мой внутренний советчик прав, я и есть эхайн.

Так что – приятного полета, юный янрирр.

Мордуленция полосатого разгладилась, и он поглядел на меня выжидательно: мол, нет ли у меня какихнибудь особенных пожеланий. Таковых не обнаружилось. Я чувствовал себя замаянным, разбитым и постаревшим лет на сто. То, что сулил мне этот сказочный перелет, выглядело подарком судьбы. Очевидно, полосатый понял это так же отчетливо, как и я только что воспринимал его мысли. Он приложил лапу к сердцу, величественно кивнул и ушествовал восвояси. Со всей степенностью, на какую только способны большие, разъевшиеся и очччень умные коты с наклонностями к телепатии.

Я заказал альбарикок. Не прошло и минуты, как явился стюард в ядовитожелтом облачении, изящно неся на далеко отставленной лапе подносик с тремя бутылочками со знакомыми розовыми этикетками. Это было как встреча добрых друзей. «Когда мы стартуем?» – спросил я без надежды услышать ответ. «Уже, янрирр», – промурлыкал стюард. Это прозвучало у него как «яунннрирррммррр».

Еще сутки назад я был обычным земным подростком Севой Морозовым. На Дхаракерте чтото изменилось, и я уже и сам не знал, кто я… Здесь я был эхайн, все видели во мне эхайна, и никто во мне не сомневался.

Кроме меня самого.

Чтобы не разреветься от избытка переживаний и внутреннего раздрызга, я раскинул кокон (он оказался мне впору, что недвусмысленно означало: я был далеко не первым эхайном на этом космическом судне), выбрал первый попавший эхайнский транквилизатор с наукообразным названием «намахакхетат активный», вдохнул рассеянный горьковатый аромат полной грудью и уснул безмятежным эхайнским сном.

8. Рагуррааханаш. Космопорт незнаюкакназывается

Должно быть, долгий сон не помог восстановиться моей истерзанной психике. Или же эхайнская медицина оказала на мой организм, более привычный к земной, не то влияние, какое предполагалось. А могло быть, что всему виной стала пониженная гравитация космопорта прибытия. Оттого, наверное, чрезвычайно краткое пребывание на орбите Рагуррааханаша запомнилось мне очень смутно. Все, что я совершал, требовало усилий. Я с трудом проснулся, а покидал корабль, держась за стены. Мне было дурно, меня колотило, в глазах трепыхался черный тюль, выпитый альбарикок просился наружу, причем через верх. Полосатый телепат, пробегая мимо, бросил на меня короткий тревожный взгляд, из которого следовало, что я мог получить медицинскую помощь прямо здесь и сейчас. «Ни за что», – буркнул я самонадеянно, зная, что пожалею о своем отказе и обо всей этой авантюре. Телепат скукожил гримасу так, что даже уши отлегли, после чего стремительно унесся прочь, а меня сию же минуту немного отпустило.