Текст книги "Северин Морозов. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 49 страниц)

Евгений Филенко

Северин Мороз. Дилогия

АННОТАЦИЯ

Евгений Филенко

Бумеранг на один бросок

ПРОЛОГ

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГОСТИ В ДОМЕ

1. Бегство домой

2. Маленькие хитрости большого мальчика

3. Леший цитирует Блейка

4. Удары судьбы

5. Удивительные визитеры

6. Внезапная тетушка

7. Точки над «и»

8. Мертвые дети

9. Полнымполно эхайнов

10. Я – эхайн

11. Мамина история

12. Бутерброд с ветчиной

13. История тети Оли Лескиной

14. Ждем еще одну историю

15. Атака пенатов

16. СидоровПетровДжонс, он же Забродский

17. Деликатное интервью с эхайном

18. Гости уходят, мы остаёмся

19. Лферры, оркочеловек Локкен и другие познавательные истории

20. Возвращение в Алегрию

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

АНТОНИЯ ИЗ ДРУГОГО МИРА

1. Стыд и ужас на поле фенестры

2. Не хочу быть игроком

3. Появляется Антония

4. Самая красивая страшилка

5. Только со мной

6. Идем в океанариум

7. Подводная любовь

8. История Антонии СтоккеЛиндфорс

9. Учитель Кальдерон о любви

10. Пишем рефераты как можем

11. Те же и Консул

12. Сдаем рефераты как можем

13. Мы, дельфины и море любви

14. Летим в Картахену

15. Картахенский кошмар, или Нужны ли мы нам

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

ГОЛОС КРОВИ

1. Инцидент, или Все девчонки спятили

2. Особа королевских кровей

3. Бросаю Антонию

4. Учитель Кальдерон о женской сущности

5. Время лечит как умеет

6. Тщетные попытки самопознания

7. Сую нос куда не следует

8. Сеньор Крокодил

9. Захват «Согдианы»

10. Преступление и наказание

11. Двести заложников

12. Проект «Бумеранг»

13. Хочу быть эхайном

14. Мне не позволяют стать эхайном

15. Решение принято

16. Шантаж во всех видах

17. Лечу в Ирландию

18. Тетя Оля в зеленом

19. Все эхайны Земли сразу

20. Тетушка разбушевалась

21. Беседы с Гайроном

22. История Хесуса Карпинтеро

23. Прощаюсь с пенатами

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

БУМЕРАНГ БРОШЕН

1. Земля – Титанум

2. Титанум. Космопорт Рагнахокн

3. Титанум – Тайкун

4. Тайкун. Космопорт Каркарас

5. Тайкун – Дхаракерта

6. Дхаракерта. Космопорт «Единственный»

7. Дхаракерта – Рагуррааханаш

8. Рагуррааханаш. Космопорт незнаюкакназывается

9. Рагуррааханаш – Анаптинувика

ЭПИЛОГ

Вектор атаки

Пролог

Часть 1***Забавы дилетантов

Зыбкие покровы тайн

Спецканал ЭМсвязи, протокол XDT (eXometral Depeche Transfer), сугубо конфиденциально

Розовый конверт

Бессонница

Время действовать

Возвышение мичмана Нунгатау

Игры разумов

Титания в бешенстве

Факты биографии мичмана Нунгатау

В каюткомпании

Малый ксенологический конвент

Мичман Нунгатау в лабиринтах бюрократии

В лимбургском стиле

Человек из прошлого

Мичман Нунгатау в «Бездонной Заднице»

Господа торпедиры развлекаются как умеют

Мичман Нунгатау в «Бездонной Заднице» (окончание)

Откровения человека со странностями

Консулу нужен хороший психомедик

Спецканал ЭМсвязи, протокол XDT, сугубо конфиденциально

Эрик Носов наедине с собой

Мичман Нунгатау торопится в герои

Часть 2***Боги из машин

«Дайте нам знать!»

Ледяная Дези

Мичман Нунгатау в своем мире

Капком Магхатайн не верит в случай

Грандмайор Джахакрударн в поисках мотыги

Спецканал ЭМсвязи по анонимному эхайнскому протоколу голосового обмена

Спецканал ЭМсвязи, протокол PXVE (Protected eXometral Voice Exchange)

Как спят дикие слоны

Мичман Нунгатау наводит шороху

Последняя партия

Дези отправляется в поход

Мичман Нунгатау и рыжая дева

Беспечные беседы в экзометрии

Мичман Нунгатау меж двух огней

Призраки подсознания

Часть 3***Изгнанники и отщепенцы

Мичман Нунгатау летит по следу

Пигрины и другие обитатели Сиринги

Мичман Нунгатау раздает указания

Маршбросок к черту в пасть

Мичман Нунгатау близок к цели

Спецканал ЭМсвязи, протокол PXVE

Личный друг гекхайана

Мичман Нунгатау огребает по полной

Враг на вес золота

Мичман Нунгатау в отключке

Те же и Гайрон

Те же без Гайрона

Гайрон сам по себе

Мичман Нунгатау ищет неприятностей

Грандмайор Джахакрударн мысленно аплодирует

Спецканал ЭМсвязи по анонимному эхайнскому протоколу голосового обмена

Эрик Носов не видит трагедии

Мичман Нунгатау на распутье

Под сенью библейского древа

Эпилог

Ономастикон

Действующие лица

Люди, граждане Федерации Солнца

Заложники – экипаж и пассажиры лайнера «Согдиана»

Высшие чины Бюро военнокосмической разведки Черной Руки Эхайнора

«Болтуны», специальная поисковая группа в непосредственном подчинении грандадмирала Вьюргахихха

Эршогоннары, «Истребители Миров», офицеры Десятой Космической армии Черной Руки Эхайнора

Эхайнский персонал колонии заложников

Черные Эхайны

Светлые Эхайны

Красные Эхайны

Лиловые Эхайны

Упоминаемые персоны

Некоторые топонимы, этнонимы и специфические термины

Кнакабум: обзорный очерк и словарь

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47

48

49

50

51

52

53

54

55

56

57

Евгений Филенко

Северин Мороз. Дилогия

Название: Северин Морозов. Дилогия в одном томе

Автор: Филенко Евгений

Издательство: Самиздат

Страниц: 748

Год: 2014

Формат: fb2

АННОТАЦИЯ

Северин Мороз. Подросток, который вырос как обычный земной мальчишка, даже не подозревая, кто он в действительности... Долгие годы Департамент оборонных проектов просто следил за Северином – но теперь его пытаются использовать в сложной и опасной игре с эхайнами. Кем предстоит ему стать? Героем – или марионеткой?

Евгений Филенко

Бумеранг на один бросок

Чтото демоны распелись

При полной луне…

Март наступает.

Кётансубеки

ПРОЛОГ

Меня зовут Северин Морозов. Я обычный человеческий детеныш. Ну хорошо, не совсем обычный… Скоро мне исполнится восемнадцать лет. Я удрал из дома, за десять дней пересек полГалактики, пережил множество удивительных приключений, горел в огне и тонул в воде, сражался с дивовидными монстрами и злобными инопланетянами, разрушил полдюжины планет и взорвал пару сверхновых…

Ну, шутка. Ничего этого не было. Про десять дней – это правда. Все остальное – несбывшиеся ожидания самого мрачного свойства.

Честно говоря, нисколько не сожалею, что они не сбылись. Я не самый большой любитель приключений. Зато я любитель старинной музыки, своей мамы, а еще одной кошки и одной собаки. И сам уж не рад, что вдруг бросил все, что любил, и плюхнулся с головой в эту авантюру.

Двести парсеков – вовсе не половина Галактики, это я, можно сказать, только чиркнул по краешку. Монстров тоже не было, а вот инопланетяне были, но вполне дружелюбные и вовсе не безобразные. Даже симпатичные. Если не считать одного или двоих… хотя я так и не уверен, что их было двое. Нигде я, конечно, не горел и не тонул, а почти все время прилежно дрых, с небольшими перерывами на приведение себя в относительный порядок, на еду и пересадки с корабля на корабль. Отчего у меня в данный момент опухла физиономия, одеревенел загривок и тормозят мозги.

В общем, это было самое скучное путешествие в моей жизни.

Но теперь оно завершилось. Или нет? Или все только начинается?

Это я и пытаюсь сейчас понять, прилагая громадные усилия, чтобы заставить свои мозги проснуться и работать.

Я стою посреди гулкой пустоты чужого космопорта. Все космопорты одинаковы, в этом я имел прекрасную возможность убедиться. Хотя бы потому, что по Галактике летают в общем одинаковые корабли, да и маршрут был специально проложен через миры, чьи обитатели ходят на двух ногах и думают головой, в затылке которой обычно чешут пальцем руки, а не щупальцем… И все космопорты посвоему чужие. Чужое солнце, или даже несколько солнц… чужие запахи… Этот – не исключение. Хотя, в силу обстоятельств, мне бы полагалось видеть в нем дверь в родной дом. Но ничего похожего на радость возвращения я не испытываю. Ну, долетел, ну, респект тебе в хобот. Дальшето что? И если ктонибудь спросит, зачем я вообще все это затеял, пускай не ждет вразумительного ответа.

Поэтому я молча таращу глаза на раскинувшееся за высокими стрельчатыми окнами плотное, темносерое с белыми разводами и легкомысленными завитушками, чужоенебо.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГОСТИ В ДОМЕ

1. Бегство домой

Когда мне исполнилось четырнадцать, мама забрала меня из колледжа «Сан Рафаэль» в Алегрии и привезла домой. Зачем она сделала это в самый разгар учебного процесса, я тогда не понимал. Сейчасто я могу предполагать, что это была паническая попытка сберечь меня для себя. А в ту пору я был всего лишь глуповатым тощим подростком, вернее – переростком, на полторы головы выше любого из своих сверстников, Дылдой, Веретеном, Жирафом, кем угодно… и, однако же, таким, как все. И потому не понимал ни фига.

Мама явилась в колледж утром, а уже к обеду я сидел в кабинке гравитра, летевшего над средиземноморской волной из ПуэртоАрка в Валенсию, нахохленный, растерянный, сердитый и очень раздосадованный тем, что вечером матч по фенестре с «Бешеными пингвинами» из Картахены пройдет без меня.

Я был раптором, очень перспективным раптором, в основном – благодаря своему росту; сравниться со мной мог только один негр у «Панголинов», но он куда хуже прыгал. К тому же я пользовался успехом у группы поддержки, что само по себе льстило моему самолюбию, и по меньшей мере две девчонки – ЛиндаБарракуда и ЭксаМурена – были мне небезразличны. Не сказать, чтобы както особенно небезразличны… в общем, мы дружили как умели.

А теперь я маялся на заднем сиденье гравитра, согнувшись в три погибели, и старательно дулся на маму.

Мама выглядела взволнованной, хотя изо всех сил старалась не подавать виду. Она сама вела машину, и делала это прекрасно. То есть, конечно, управлять гравитром дело нехитрое, на это способен любой олух, даже я, – достаточно отдавать осмысленные команды автопилоту. Ха! Попробуй только гнать ему идиотские команды, или веди себя как идиот, и он попросту посадит машину на ближайшей стоянке, и шиш его заставишь тронуться с места!.. Мама всегда отключала автопилот и вела гравитр сама, руками. Отчего заурядная летающая коробка для транспортировки пассажиров из пункта А в пункт Б превращалась в элитный гоночный болид. «Пристегнись, малыш», – говорила мама и закладывала такие виражи, что чертям становилось тошно. «Ты уверен, что хочешь этого?» – спрашивала она, хитро выгнув бровь. «Даа!» – самонадеянно пищал я, замирая от восторга. И она показывала мне, что такое классическая «петля Нестерова», «разворот Иммельмана», «гамадриада» или «циклоида Фалькенберга». Вряд ли я был в состоянии оценить ее пилотаж по достоинству, потому что чаще всего зажмуривал глаза, втискивался в кресло и ждал, когда закончится этот ужас… «Примерно так», – буднично говорила мама, легкими касаниями выравнивая гравитр. Она была фантастическим водителем – чем я гордился, пожалуй, больше, чем она. Потому что мама скрывала это неоспоримое достоинство от всех, кроме меня. Такой вот досадный факт… Да и мнето демонстрировала свое искусство, как порой казалось, не затем, чтобы поразить детское воображение или, тем более, провести наглядный урок истории авиации, а чтото доказывала или напоминала самой себе.

Вдобавок мама не терпела слово «водитель», старательно заменяя его на «драйвер». «Водят хороводы, – ворчала она, – водят за нос…» – «А гравитр – драйвят!» – поддакивал я со всей серьезностью, старательно выговаривая все эти «трдр». «Все равно, – не сдавалась она. – Драйв – это порыв, это устремление вперед. Драйвер – звучит гордо!»

Это словечко она перетащила в свою нынешнюю жизнь из жизни прежней, о которой мне, грубоватому и нелюбопытному балбесу, известно было очень немного.

Я знал, что она много и тяжело работала за пределами Земли, «в Галактике», как говорила она сама, вкладывая в это слово столько смысла и произнося его с такой неповторимой интонацией, что оно звучало как бы с большой буквы. Та «галактическая» часть жизни, очевидно, была несравнимо ярче и полнее теперешнего существования. В ней были настоящие приключения, опасности и даже, кто знает, подвиги… Но мама никогда и ничего не рассказывала. У нее никогда не было гостей из прежней жизни, она никогда не связывалась с друзьями и коллегами, чтобы устроить какойнибудь там вечер воспоминаний у костерка… Впрочем, сейчасто я подозреваю, что по причине полного отсутствия любознательности я просто не знал об этом, и эти встречи, возможно, случались за моей спиной, и гости жаловали в мое отсутствие. В конце концов, почти все свое время, как и все нормальные дети, я проводил в колледже, в спортивных лагерях, в походах и экскурсиях…

Нет, кажется, одного гостя я все же видел.

Както, вернувшись из Алегрии раньше запланированного, своим ходом, на перекладных (вообщето нас таких было трое – я, мой дружок Хесус Карпинтеро, которого все звали Чучо, потому что в Испании всех Хесусов, кроме Спасителя, называют Чучо, и еще одна девчонка, Экса, которую все звали Муреной за вредность: отчегото считалось, что у рыбымурены скверный характер; кажется, это заблуждение происходило от какогото забытого уже мультика; она увязалась за нами именно из вредности, всю дорогу ныла и пилила нас за то, что мы вовремя ее не отговорили, жаловалась на неудобства путешествия в товарном отсеке «огра», строила глазки моему приятелю, требовала, чтобы я не пялился на нее, когда она переодевалась в закуточке – в общем, всячески скрашивала наш досуг; Чучо хотел посмотреть на собор Парижской Богоматери, Мурена сама не знала, чего хотела, и они соскочили в Орлеане, а я двинулся дальше), я ввалился на веранду, пыльный, усталый, с криком: «Мама, я дома, я хочу есть!» – и увидел, что она не одна. Вместе с ней в гостиной находился очень странный тип, в странном костюме и со странной прической… Все в нем было необычно, будто он явился из другого мира, что, по всей видимости, и имело место. Лицо его было зеленоватокоричневым от нездорового, неземного загара; посреди этой прозелени ясносиним светом горели запавшие глаза, вороные волосы заплетены были в тысячу косичек и украшены бусинами всех цветов и размеров. Комбинезон из грубой синей материи выглядел так, словно им несколько лет мыли полы, потом выбросили на свалку, и уже там подобрали, чтобы носить. Когда этот тип встал изза стола, чтобы приветствовать меня, то показался мне сущим уродом. Я выронил все из рук и стоял с открытым ртом, не зная, что сказать и как себя вести при виде этого монстра. Но тут мама схватила меня за руку и со словами «Боже, на кого ты похож, а нука марш в ванную!» увела меня прочь. Когда же я вернулся, незнакомца и след простыл, все было прибрано, расставлено по прежним местам, как если бы все мне пригрезилось.

Удивительно, что я почти ничего не помню об этом эпизоде: ни того, как выглядела мама рядом с этим чудиком, что выражало ее лицо, что было у нее в руках, во что она была одета, что находилось на столе; ни того, сказал ли он мне хоть слово до того, как я был удален прочь, или был деморализован не менее моего и точно так же порыбьи шлепал губами.

А еще удивительнее, что я даже не спросил у мамы, кто был этот неведомый визитер, как его зовут, откуда он прибыл, такой чудной, и куда в конечном итоге убыл.

Повторяю, я был нелюбознателен тогда. Я и сейчас этого не знаю, и все еще не могу набраться решимости спросить о нем у мамы, хотя многое изменилось во мне и вокруг меня, и я уже не такой, как в те годы. В одном я совершенно уверен: это был выходец из прежней маминой жизни, и уродский загар его говорил об этом яснее ясного – «загар тысячи звезд», какой против воли, словно несмываемую отметину, приобретают вечные космические скитальцызвездоходы.

Впрочем, здесь я ошибаюсь. Маме за долгие годы земной жизни удалось от него избавиться. Наверное, она смыла его с себя вместе с собственным прошлым. Во всяком случае, не помню, чтобы ее лицо когданибудь было таким отвратительно зеленым. Хотя, может быть, все дело в том, что ее лицо для меня было всегда самым родным, какого бы оттенка ни был его загар.

Итак, я возвращался домой, злясь на весь белый свет, мама сидела за пультом гравитра, прямая и недвижная, как изваяние, уставясь вперед, не проявляя даже тени обычных наклонностей к лихачеству, а в это время «Бешеные Пингвины» рвали моих ненаглядных «Архелонов», как кошка тряпку.

Спустя час мы уже сидели на палубе пассажирского «симурга», державшего путь на Дебрецен. Я все еще дулся, а мама все еще молчала, и вот так, молча, мы слопали с ней по три порции бананового мороженого и запили четырьмя бутылками альбарикока.

А еще два часа спустя мы уже поднимались на веранду нашего дома в Чендешфалу, и Фенрис облизывал мои липкие от мороженого щеки, стоя на задних лапах, а передние устроив у меня на плечах, что не составляло ему никаких трудов (при моемто росте!), а Читралекха валялась на скамейке, языком суслила себе пузо и не проявляла ко мне никакого интереса, как и четыре, и два года назад, словно я никогда и не покидал этого порога.

Я прошел в свою комнату, метнул сумку в дальний угол (комната тоже выглядела так, будто я покинул ее прошлым вечером, даже мемокристалл с «Лабиринтом Ужаса» валялся под кроватью, куда я его и обронил) и вернулся в гостиную.

– Я что, могу забыть про колледж?!

Драматические ноты в моем голосе были непритворны.

Мама стояла у открытого окна и курила.

– Можешь забыть, – сказала она через плечо.

Коротко и твердо, как всегда.

– Я что, под домашним арестом?!

– Ты просто дома, – сказала мама.

– Что происходит?! – закричал я. И осекся, потому что понял, что она плачет.

Мама никогда не плакала – при мне. Скорее заплакали бы каменные болваны в нашем саду. Скорее заплакала бы Читралекха.

Ей было плохо. Ей было во сто крат хуже, чем мне. Потому что у меня была она, опора и защита, а у нее не было никого. Вдруг оказавшись в тупике, о котором я даже не подозревал, она не знала, как поступить. Для мамы, с ее железным характером, такое положение было невыносимо.

– Можно я поговорю с ребятами? – спросил я потрясение.

– Конечно, – сказала она, не оборачиваясь. – Можешь даже пригласить их на выходные…

Я ушел в свою комнату, но ни с кем говорить не стал, а просто свалился на кровать не раздеваясь и целую вечность таращился в потолок, без мыслей, без чувств, будто какойнибудь грибмухомор.

А пришел в себя от того, что настольный видеал пропел песенку вызова. Это Чучо не запозднился, чтобы сообщить: злосчастные «Пингвины» выиграли у родных моих «Архелонов». Они, наверное, все равно бы выиграли, но со мной не случилось бы такого позорного разгрома.

Мы потрепались еще минут десять: я узнал, что на ужин были фаршированные ананасы с соусом «калор тропикаль» (вот дряньто!..), что Мурена едва не подралась с Барракудой непонятно изза чего, как это у них всегда и бывает, что «Гринго Базз» оказался полным отстоем, а «Тернистый Путь» – напротив, полный улет, что в муниципальном театре будут давать спектакль «Черные лебеди, белое небо», что Чучо еще не решил, с кем будет сидеть рядом после моего ухода, и для всех было бы лучше, чтобы я вернулся до того, как он определится с выбором, что жизнь – сложная штука, что Барракуда – дура, но Мурена не в пример дурнее, что медики всех замучили, что тренер спрашивал, не приеду ли я на игры кубка, что позавчерашняя новенькая ничего себе, и что жизнь – штука все же довольнотаки простая.

Хорошего не бывает в избытке: разговор сошел на нет, и я завел «Тернистый Путь» – на пробу, без картинки. Что бы ни твердил Чучо, но для меня что «Базз», что «Путь» – все едино отстой… Чтобы не страдать попусту без музыкального сопровождения, я поставил «Ктото постучался» Эйслинга и просто лежал и слушал, пока не уснул.

Сквозь сон я слышал, как заходила мама, но ничего не делала, а тихо постояла надо мной немного и ушла.

На смену ей явилась не запылилась Читралекха, долго умащивалась у меня в ногах, вылизывалась и копошилась, и наконец успокоилась, уснула, наполняя мою келью вечным домашним теплом.

2. Маленькие хитрости большого мальчика

День, когда все изменилось.

Ну, начиналсято он как обычно.

– Мам, можно я слетаю к ребятам?

– Нет.

– А в город?

– Здесь нет никакого города.

– Но я же видел…

– До него далеко. Ты заблудишься.

– Как заблужусь, так и найдусь. Тоже мне, джунгли!

– Там нечего делать.

– Это тебе нечего делать, а я бы нашел…

– Ты чтото желаешь возразить мне, Северин Морозов?

– Ну можно я посмотрю на него из гравитра?

– Там не на что смотреть. Город как город. И, между прочим, ты еще не приготовил уроки и не убрал за кошкой.

И так всякий раз.

Нет, если это не домашний арест, тогда и Эдмон Дантес в своем замке Иф попросту бил баклуши, гонял слонов и загорал на солнышке…

Ворча и стеная, тащусь убирать за Читралекхой.

«Убирать за кошкой» – вовсе не то, что можно подумать навскидку применительно к кошке, а гораздо более сложная и утомительная процедура.

Нужно обойти весь дом и поставить на место всякую мамину финтифлюшку, которую злокозненное животное срыло на пол за время своих ночных обходов вверенной его попечению территории.

Нужно повесить как висели все картины, до которых дотянулась эта тварь.

Нужно найти, а затем с боем изъять похищенные ею и употребленные в качестве стройматериала для уютного гнездышка теплые шерстяные вещи, както: мамины кофты и шали, мои носки и свитера – словом, все, что было опрометчиво оставлено в гостиной на ночь.

Нужно найти грызунов, задушенных этой жертвой первобытных инстинктов и принесенных в дом для отчета о проделанной работе, и сделать это до того, как их найдет Фенрис, нажрется падали, заболеет и умрет (махровый мамин предрассудок: несколько раз Фенрис использовал мою халатность себе во благо, с громадным аппетитом сжирал дохлую садовую крысу и делался от этого только веселее и жизнерадостнее, чего нельзя было сказать о Читралекхе, которая долго потом блуждала по дому и искала добычу с самым оторопелым видом – мол, вот только что положила на место… и вот те нате, лещ в томате… хватьпохвать, уже ктото стырил… ничего, ну буквально ничегошеньки нельзя в этом доме оставить без присмотра!).

Нужно найти саму виновницу торжества и провести воспитательную работу, то есть: строгонастрого, помавая пальцем перед чумазым равнодушным мордулятором, запретить впредь поступать подобным образом и пригрозить какиминибудь страшными с кошачьей точки зрения карами.

(…Неужели мама надеялась, что наступит день, и Читралекха поймет, что поступает скверно, устыдится и раскается, и уйдет, чтобы впредь не грешить?! Похоже, я лучше знал эту кошку. Не было ни единого шанса на ее раскаяние. Поэтому я ограничивался тем, что брал ее за передние лапы, ставил на дыбки и, глядя в бесстыжие голубые глаза, говорил одно и то же: «Однажды ты дождешься!» Если только Читралекха хоть чтото понимала в обращенных к ней речах, они должны были ее бесконечно интриговать: чего же она в конце концов дождется? Что же это будет за изысканный сюрприз или новая забава?.. Но, может быть, это не мама совершала ошибку, а я: собственно ожидание и делало Читралекху такой несносной, и она всякую ночь творила свои злодеяния, искренне рассчитывая, что вот теперьто, после всего, что случилось, этимто утром наконец утолят её безмерное кошачье любопытство!..)

Линялую шерсть по дому за Читралекхой подъедал роботуборщик, которого, словно бы ей назло, сделали похожим на крысу, только оранжевую с полосками. А все остальное Читралекха справляла в саду, и меня это не касалось.

Чтобы както облегчить свой труд, однажды я целый день убил на составление точной объемной модели дома с обратной связью, после чего перед сном зафиксировал местонахождение каждого предмета и отправился баиньки. Утром мне оставалось только учесть все отклонения от сохраненного состояния и вручную восстановить статускво… Как бы не так! Модель честно и скрупулезно отметила каждую крошку, каждую былинку, переместившиеся за ночь хотя бы на микрон. Я таскался по дому, занятый все тем же обычным мартышкиным трудом, и придумывал, какие ввести ограничения и как учесть фактор «кошачьего участия», а когда понял, во что ввязываюсь, махнул рукой и вернулся к прежней технологии.

Итак, я слоняюсь по дому, по всем его комнатам и этажам – на фига нам столько места двоим, с собакой, кошкой и рыбками?! – подбираю, поднимаю, укладываю и ворчу, ворчу, ворчу… Возле чердачной лестницы набредаю на Читралекху, которая, похоже, меня дожидается. Беру ее под локотки, ставлю на цыпочки:

– Однажды ты дождешься!

В голубых зенках, похожих на две стекляшки, ни единой мысли, ни малейшего отклика на эти слова. Кошки не выражают эмоций глазами. Они замечательно делают это всем телом. Я отпускаю Читралекху, и та демонстрирует спиной, хвостом, ушами, как сильно она разочарована. «Ну вот, – говорят ее уши. – Я так и знала. Опять обманули. Ждала, ждала и снова не дождалась. Эх… ужо устрою я вам нынче Варфоломеевскую ночку!»

Я спускаюсь на первый этаж.

– Иду делать уроки!

– Хорошо! – отзывается мама из своей комнаты.

Беру в охапку свой мемограф, пригоршню кристалликов, ухожу в сад и там прячу все добро в укромном месте. В дупле одного очень старого дерева, название которого по своей нелюбознательности так и не удосужился выяснить. Совершенно определенно это не дуб и не береза – вот и все, что я о нем знаю, день за днем беззастенчиво эксплуатируя его достоинства.

И я отправляюсь гулять.

Иду между деревьями, по усыпанной палыми листьями упругой земле, на слабый, едва различимый шум воды. Безымянная речка в черте поселка давно упрятана в позеленевший от времени каменный желоб. Но мутная вода все равно пахнет лесом, тьмой и дикостью. Я стою на горбатом мостике над несущимся бурым потоком, слушаю его голос, и сквозь прижмуренные веки он представляется мне спиной гигантского змея, который ползет по своим чудовищным делам и, по счастью, не обращает на меня внимания. По ту сторону мостика начинается собственно поселок Чендешфалу. Дома прячутся среди деревьев; то тут, то там выглядывает кусочек стены, лоскуток крыши, палисадничек, пробегает озабоченная незнакомая собака, предупредительно вильнув хвостом, и совсем уж редко можно встретить когонибудь из жителей поселка во плоти. Наверное, здесь все такие же отшельники и нелюдимы, как и мама. И ни у кого нет детей. Простому человеку четырнадцати лет от роду не с кем словом перемолвиться… А когдато, еще на моей памяти, поселок был как поселок, и людей было полно, и раскланивались, когда мама вела меня за руку по этой самой тропинке, и приглашали в гости, и мы заходили!.. и детей хватало – с кемто же я качался на тех качелях, и носился по той площадке, и бултыхался в той заводи!.. Куда все подевались? Что с ними случилось? Повальная эпидемия анахоретства?.. Не напевая, а скорее нервно бубня под нос кантилену Эйслинга, пересекаю поселок. Ишь, затаились! А сами, небось, подглядывают изза прикрытых ставен, изпод приспущенных шторок, кто это в такую пору, средь бела дня, тащится через их земли, с какой такой целью, и не замышляет ли чего дурного против них… Инстинктивно держусь поближе к деревьям, чтобы в случае чего укрыться за стволами…

– Мальчик!

– Аа!!!

Так и последнего ума лишиться можно!

На подкашивающихся ногах пробегаю несколько шагов и только тогда оборачиваюсь.

Человек маминых примерно лет, то есть вовсе без возраста, в изысканных, я бы сказал, городских одеждах (в нашей глухомани все же одеваются проще): кремовые брюки, заутюженные в стрелку, и щегольская бежевая рубашка с короткими рукавами. Лицо совершенно обычное, неприметное, слегка заостренное во всех чертах. Волосы светлые, редкие и гладко прилизанные. Росточка небольшого, и сам весь такой ладный, аккуратный, не лишенный изящества. Глядит на меня снизу вверх (тоже, нашел мальчика! В состоянии покоя и сытости – два метра от пяток до макушки!..), и в руках… нет, не кольтмагнум, не винчестер, ни даже фогратор модели «Калессин Марк X», а обычный старомодный зонтик, из тех, что в сложенном состоянии в половину твоего роста, а не помещаются в кармане, как положено. Голос ровный, участливый, немного ироничный.

– Ты не заблудился?

– Ннет… Я здесь живу… неподалеку.

– Правда? Никогда тебя прежде не встречал.

Можно подумать, я хоть когдато встречал этого хмыря!

– Тебя как звать?

– Северин…

Стоп, стоп, мама както говорила: «Если можешь, не разговаривай с незнакомыми людьми». Что она при этом имела в виду, я, как всегда, не понял и, как всегда, поленился уточнить. Но, наверное, у нее были какието на этот счет свои резоны. У нее всегда и на все существует пропасть резонов, которыми она не считает нужным делиться со мной!

– Мм… До свидания.

– Северин, – промолвил он задумчиво. – Северин Морозов. Вот ты какой…

Ну вот, пожалуйста, он знает, кто я, но спрашивает. Уточняет.

Произвожу конечностями некое подобие прощального жеста и в спешке удаляюсь.

– Северин, – говорит он мне вдогонку. – Передай маме, что ей не нужно прятаться.

«А никто и не прячется!» – думаю я с досадой. И уже на выходе из поселка, немного придя в чувство, начинаю обдумывать его слова и все обстоятельства этой странной встречи.

И, к своему неудовольствию, понимаю, что мы с мамой как раз и прячемся самым возмутительным образом. и все, что мы делаем в последнее время, с самого момента моего несуразного похищения из колледжа, где мне было неплохо, хорошо и прекрасно, есть не что иное, как натуральная игра в прятки со всем белым светом!

Слава богу, на стоянке за поселком есть свободный гравитр. (У нас дома – тоже, но не мог же я воспользоваться маминой машиной, специально, кстати, перенастроенной под ее драйверские ухватки, без ее ведома!) Даже два: один старенький, серостального цвета с облупившимися опознавательными знаками, а другой – хоть куда, в моем вкусе, раскрашенный под тигра, с тигриной же мордой на носу. Да вот беда: в «тигре» уже есть пассажир – сидит и чегото ждет, не взлетает. А серый старикан как раз наоборот – совершенно свободен и к моим услугам. Увы, этот мир все еще далек от гармонии! Вздыхая и ворча (в последнее время это мое обычное состояние, и мама всегда называла меня «маленький старый ворчун», даже когда я перерос ее на полторы головы), плетусь к свободной машине.

– А ты с управлением справишься?

Вот еще напасть на мою голову! Из «тигра» выглядывает сиделец и проявляет всевозможный интерес к моей персоне.

– Вообщето мне четырнадцать, и я довольнотаки большой мальчик… – ворчу я.

– Да уж, Северин, мальчик ты очень крупный, – хмыкает сиделец.

И этот, как я погляжу, знает мое имя.

Похоже, сегодня мне не суждено совершить запланированную вылазку во внешний мир. Сегодня у меня сплошные непредвиденные встречи. И все незнакомцы, попавшиеся на моем пути, имеют передо мной весомое преимущество: они знают, кто я такой, а вот я не имею ни малейшего представления ни о ком, каждого вижу впервые в жизни и назавтра уже не узнаю в лицо. А самое главное – вовсе не горю желанием расширять круг своих знакомств. И лучше мне, пожалуй, оставить попытки к бегству на свободу до лучших времен, а сейчас с максимальной поспешностью вернуться к домашним обязанностям, к маме под крылышко. Мама все понимает, мама все знает, мама разберется, что к чему.