Текст книги "Северин Морозов. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Евгений Филенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 49 страниц)

– Странно, – сказал Оберт. – Долго и тщательно скрывать, а потом вдруг ни с того ни с сего выдать истинное положение вещей… Неужели эхайны настолько глупы? Или легкомысленны?

– Это не они глупы, а мы, – буркнул Руссо.

– Возможно, – сказал Оберт. – И мы сами приучили их к этой мысли. Своей ненаблюдательностью, граничащей с безразличием. Вот они и расслабились.

– Не нужно обобщать, – сказал Ниденталь ревниво.

– Да, да, – рассеянно промолвил командор Хендрикс. – Нам повезло, что у нас оказались вы… с вашей исключительной наблюдательностью. А может быть, это очередная игра?

– Во что? – с интересом спросил Оберт. – В циферки? Или в зарубки на стволах? Воля ваша, но я не могу представить себе капитана Ктелларна, под покровом тьмы с сопением выкапывающего все ктимокабрены за домом нашего друга, дабы заменить их на точно такие же, но с другими зарубками!

– Здесь мое воображение тоже пасует, – сказал командор. Он оборотился к Ниденталю: – В ваших замечаниях, Франц, есть пища для размышлений. Хотя я не очень понимаю, как это может повлиять на наше положение.

– У нас почти не осталось времени, – нервно сказал Руссо. – Пора расходиться.

– Вы к себе, Дирк, – распорядился командор Хендрикс, – я останусь здесь, а вы, Антуан, и вы, Франц…

– Жаль, – огорчился Ниденталь. – Я не успел вам поведать еще о двух фактах, возможно – наиболее любопытных.

– О господи, – вздохнул командор. – О каких еще фактах?

– Человек по имени Феррейра, – промолвил Ниденталь. – И надпись на тангутском языке. – Он красноречиво покосился в сторону Руссо. – Последнее – к вопросу о «чтото и както». Но это уж, как видно, завтра.

– Вы интриган, Ниденталь, – сказал Оберт удрученно. – В нашей ситуации завтра может и не наступить.

Консулу нужен хороший психомедик

Кратов открыл глаза и понял три вещи: что наступило утро, что сон так и не пришел и что ни одна из задач не получила даже намека на решение. Глаза можно было бы и не закрывать, но так ему удавалось создать для себя хотя бы иллюзию покоя. На столике в изголовье россыпью валялись капсулки какихто транквилизаторов. Кратов даже не помнил, откуда они взялись. Интересно, кому в голову пришла идея их подсунуть? Не самому же… или самому?! На протяжении сорока с лишним лет он ни разу не пользовался психотропиками, чтобы совладать со своими нервами. Может быть, пришла пора начать?

Он поднялся с дивана, на котором провел почти всю ночь в тщетной надежде отключиться, подошел к распахнутому окну. Окно он тоже позабыл закрыть, а потом всю ночь дремотно удивлялся, отчего в помещении так зябко. За те три дня, что он здесь провел, этот пейзаж с серебристыми башнями на фоне холодной океанской равнины порядком надоел. Подобное однообразие начинало угнетать: в какой бы точке земного шара он ни оказался, всюду за окном видны были какието башни и какойнибудь океан.

«На что надеюсь? Или на кого? Что вдруг явится некий «бог из машины» и одним взмахом крыла разведет все беды?!

Всю ночь напролет

жду, не запоет ли кукушка, –

фонарь в саду не гашу… ^[42]

Наивно. И глупо вдобавок».

Браслет услужливо предъявил ему серию пропущенных вызовов. Оказывается, он все же спал какоето время… Самым первым шел поцелуй от Рашиды. («В течение этой недели, а то и следующей, я буду занят. Очень занят. Я люблю тебя, но постарайся не отвлекать меня разговорами – ты же знаешь, что можешь без труда меня отвлечь. Если у меня будет пауза, я сам с тобой свяжусь, хорошо?» – «Конечно, мой господин…» – «Ктото хочет, чтоб его отшлепали!» – «Просто мечтает об этом, мой господин…» – «Вредина! Мне послали тебя небеса в наказание». – «Ммм… это как посмотреть… Ну да, конечно, не ангел. А зачем тебе еще один ангел?») Что ж, она держала слово: один поцелуй, посланный на расстояние в полторы тысячи километров, не мог повлиять на ход его мыслей…

Далее – сообщение от Стиганта:

– Доброй ночи, Консул. Ведь там, где вы сейчас, кажется, ночь? У меня плохие новости. Как вы и предполагали, тектоны вновь отклонили нашу просьбу о помощи. Мотивировка стандартная: бескомпромиссная позиция невмешательства в межрасовые конфликты. С этим ничего нельзя поделать, мы должны уважать их право на одинаковую симпатию, или хладнодушие, кому как удобнее полагать, ко всем носителям разумного начала без исключений по субъективным критериям… В качестве вялого реверанса мне было сообщено, что, по мнению некоторых тектонов, наблюдающих за Эхайнором, людей в пределах метрополии Черной Руки нет. Разумеется, я задал прямой вопрос? «Как это следует воспринимать? Нет – в физическом смысле?» Ответом было сдержанное недоумение по поводу моего непонимания. Или непонимание моего недоумения, опятьтаки кому как нравится. Иногда тектоны бывают просто невыносимы… Как вы думаете, что бы это значило? Удачи вам, Консул…

Одному черту было известно, что это могло означать. Например, то, что тектоны ошиблись. Тектоны тоже ошибаются. Особенно в мелочах. Особенно когда им наплевать. Или когда хотят ошибаться. В конце концов, рассеять две сотни людей, с их специфическими психоэмами, среди миллиардов эхайнов, было тривиальной задачей. Так ли уж сильны тектоны в различении людей от эхайнов?.. А еще эхайны могли научиться глушить или маскировать эмоциональный фон. Это неприятно, это усложняет задачу, но по крайней мере психологически приемлемо.

Он даже и думать отказывался, что людей нет, потому что их вообщенет.

– Мои приветствия, Костя. Неужели вы спите? Это радует, я уж грешным делом решил, что у вас окончательно вошло в обычай саботировать, простите за невинные экивоки, императивы собственной плоти.

Жан Батист Рошар, собственной персоной и в собственном репертуаре.

– По вашей просьбе я снесся с дипломатической миссией тшарилхов. Как вам, полагаю, известно, гуманоиды – не моя стихия, мне ближе и понятнее плазмоиды или, по крайности, сцифоиды, да и то еще не всякие. Впрочем, мы – здесь подразумеваются великий магистр Нкрур «Корундовый Клюв» Нкетрзанк, статссекретарь Акргар «Третье Крыло» Рмтамаукар, каковой, если я не ошибаюсь, курирует все контакты Н’Гиоху… нужно ли мне напомнить вам, что это метрополия цивилизации тшарилхов?.. с Эхайнором и как бы волею случая оказался на Сфазисе, когда мы вдруг обозначили свой интерес к данной тематике, еще несколько персон, от оглашения своих имен и титулов по какимто соображениям деликатно уклонившихся, и, разумеется, ваш покорный слуга… Так вот, все мы были удовлетворены ходом консультаций, носивших подчеркнуто неформальный характер. Но отнюдь не результатом. Причем, как мне представляется, вы окажетесь удручены гораздо более меня, хотя сказать, что я удручен, значит не сказать ничего. Да, тшарилхи разочарованы позицией Эхайнора относительно проблемы заложников. Да, они неоднократно доводили свое разочарование до компетентных инстанций Черной Руки, равно как и предлагали свое посредничество в урегулировании конфликта в обмен на весьма привлекательные для эхайнов, в их актуальном статусе галактических enfants terribles, предложения и проекты. Но! Предпринимать же какието активные действия они категорически отказываются по целому ряду соображений моральноэтического свойства, каковые соображения они готовы были перечислять довольно долго, но я решил ограничиться двумятремя, после чего счел за благо откланяться и довести эту информацию до вашего сведения…

Кратов, поморщившись, подошел к столу, развернул видеал и вызвал Рошара.

– Что, это все? – спросил он неодобрительно.

– И я также весьма рад вас видеть, – промолвил Рошар, энергично массируя помятую со сна физиономию. – Вы будете поражены, но на Сфазисе, в земном секторе, глубокая ночь. А у вас?.. Но, коль скоро я принужден к бодрствованию – что конкретно вас интересует?

– То, что они откажут в действенной помощи, было ясно с самого начала. Припомните лучше, не возникали ли в вашей беседе какието случайные, прежде неизвестные подробности о состоянии заложников?

– И великий магистр, и статссекретарь старательно подчеркивали свою полную неосведомленность в деталях. По их мнению, заложники живы и не покидали метрополии Черной Руки. Этим все и ограничилось. Впрочем, Рмтамаукар позволил себе некоторые аналитические спекуляции. Так, он утверждает, что высшее руководство Эхайнора, а именно – верховный квинквумвират, не исключая, между прочим, и представителя Черной Руки, в свое время крайне неодобрительно отнесся к захвату заложников, сочтя использование живого щита из мирных жителей ущербом для чести эхайнского сообщества. Но, как вы знаете, вмешательство правящей пятерки в военную сферу каждой из Рук имеет свои пределы и носит по большей части рекомендательный характер. Иными словами, мнением квинквумвирата на Эхайнетте было решено пренебречь.

– Как вы любите словоблудие, коллега!

– Это всего лишь моя уникальная манера изъясняться, милый Костя. Вы просто отвыкли. Вам надлежит принять ее и смириться. И вы не станете спорить, что скорость, с которой я это делаю, практически компенсирует некоторую, согласен, лексическую избыточность моих дозволенных речей…

– Вы забыли упомянуть, что я вынужден мириться с вашей манерой топить собеседника в архаичных оборотах, потому что смиренно жду хоть какойто ценной информации.

– Но я же предупредил вас: рассчитывать не на что… Между прочим, статссекретарь намекнул, что ситуация с заложниками неоднозначно воспринимается и в самой высшей администрации Черной Руки. Ввиду сомнительной этической мотивации, равно как и по естественным утилитарным соображениям. Очевидно, содержание колонии людей и соблюдение абсолютной секретности обходятся эхайнеттской казне отнюдь не дешево. Есть мнение, что и сами эхайны уж не знают, что им делать с людьми и как выйти из тупиковой ситуации, по возможности не потеряв лица.

– Никто не пробовал довести до их сведения, что можно просто взять и отпустить людей на свободу?

– Вы смеетесь над стариком, Костя. Мы делаем это по всем доступным дипломатическим и неформальным каналам изо дня в день вот уже двадцать лет…

Следующим в очереди пропущенных вызовов был Эрик Носов. В отличие от словоохотливого Рошара он был лапидарен и конкретен.

– Константин, если ты спишь, продолжай спать. По линии Департамента пока ничего нового. Разве только военные союзники Федерации – традиционно я имею в виду Директорию Вифкенх, Галактический архипелаг Утхосс и Империю Ярхамда, а сейчас добавилось еще и Планетарное герцогство Эгдалирк – подтвердили свою готовность участвовать в активной фазе операции по извлечению заложников с любого из миров Эхайнора, если у нас возникнут какиелибо затруднения. Не мне тебе говорить, что затруднений у нас до черта…

Обсуждать с Носовым детали возможной военной акции не было никакого желания. Поэтому он был счастлив воспринять еще один дистанционный поцелуй от Рашиды («Кратов, я соскучилась!» – «Соскучилась? Я тоже, но… Отвлекись на чтонибудь полезное. Или, что получается у тебя намного лучше, на бесполезное. Ты ведь хотела, кажется, расцветить свою обитель в психоделическом стиле, чтобы всякому, кто туда войдет, моментально выносило мыслительный аппарат…» – «И чем я, потвоему, сейчас занята?!»), а следом за ним открытку с двумя кувыркающимися лягушатами от Марси («Это мы с Иветтой, будет время – угадай, кто есть кто, а пока мы тебя целуем, угадай, кто в какую щеку…» – «В правую. И в левую! Я угадал?»)

Последним был пустой вызов из университетского городка Уппсалы.

Пожав плечами, Кратов послал ответный вызов.

Вначале на экране возникла рыжая с сильной проседью борода, затем мощные челюсти, в которых зажата была нераскуренная трубка, и только потом – доктор медицины Стеллан Р. Спренгпортен анфас.

– Чему обязан, доктор?

– Видите ли, доктор… Забавно: мы будто бы дразним друг друга. – Поскольку каменная физиономия Кратова не отразила никакой ответной реакции, Стеллан смущенно откашлялся и продолжил: – Я долго думал после нашей встречи. Поверьте, было над чем… Мне нужно было сделать некий весьма нелегкий выбор, поэтому я так запозднился с моим ответом.

– Ответом – на что?

– Да, я помню, вы ничего от меня не потребовали и, расставаясь, не задали никаких вопросов. Хотя могли бы… Но ведь вы приходили не только затем, чтобы справиться о судьбе случайно встреченного на заре своей юности странного существа по имени Харон или, там, восстановить некую лакуну в собственной биографии. Вы приходили с просьбой о помощи, на которую в тот час я не откликнулся. Да и не мог, потому что это касалось не меня одного.

– Извините, доктор… я не в лучшей форме. Чувствую, что вы старательно интригуете, но не в состоянии оживленно реагировать на ваши обиняки.

– Похоже, не у одного меня была бессонная ночь, – хохотнул Стеллан не слишком весело.

– В самую точку. Две ночи я просто не спал. А сегодня вот решил позволить себе расслабиться, но реакция организма оказалась не той, на какую я рассчитывал…

Стеллан выдержал паузу, а затем подался вперед и произнес отчетливо:

– У меня есть на примете хороший психомедик. Он в два счета приведет вашу расшатанную нервную систему в порядок.

– Тронут заботой, но с давних пор я никому не доверяю свое психологическое здоровье, – проворчал Кратов.

Стеллан молча разглядывал его маленькими блеклоголубыми глазками, и до Кратова понемногу начал доходить смысл фразы.

…«Это Харон, – говорил ему Стеллан двадцать с лишним лет назад, при самых неприятных для него обстоятельствах, вспоминать о которых без стыда было тяжко и по сю пору. – Очень хороший психомедик. Но очень ленивый. Как в нем сочетаются эти два качества, уму непостижимо…»

– Хороший психомедик? – переспросил он, подобравшись. – Очень хороший?

– Чрезвычайно, – подтвердил Стеллан с удовлетворением.

– А достаточно ли он ленив?

– В данном случае – наоборот. Я бы даже сказал: весьма деятельная натура.

– Харон… Он был не единственным вашим подопечным, не так ли?

– Я бы не хотел комментировать это вольное предположение. Повторюсь: это не только моя тайна… Сойдемся на иной формулировке: после трагической неудачи с Хароном мне, еще при жизни моего мальчика, теми же таинственными визитерами была вверена судьба другого воспитанника.

– И что же? На сей раз этим лиходеям повезло больше?

– Я бы выразился энергичнее: они потерпели сокрушительный успех… констатировав который, прекратили все эксперименты и свернули свою активность в этой части мироздания. Во всяком случае, так мне было заявлено со всей убедительностью, на какую только способны выходцы с чертовых куличек.

– Какое чудное решение! Коли был успех, что их остановило? Обескуражил результат?

– Они всегонавсего достигли поставленной цели. Убедились, что все сделали как надо. Зафиксировали положительный эффект и вздохнули с облегчением. Это так редко случается, друг мой, – положительный эффект!

– Вы правы, – сказал Кратов, натягивая свитер. – Вот уж от чего бы я не отказался, так это от положительного эффекта хотя бы в чемнибудь… Поэтому мне срочно нужен хороший и, что важно, деятельный психомедик.

– Меня несколько настораживает ваш энтузиазм, – сказал Стеллан. – Вы ведь не думаете, что это было легкое решение, по крайней мере – с моей стороны? Я даже не знаю, насколько могу вам доверять. И насколько бережно вы отнесетесь к моему подопечному.

– Как к хрустальному сосуду с олимпийским нектаром, – заверил Кратов. – Обещаю сдувать пылинки. Где он обитает? В вашей любимой Уппсале?

– Собственно говоря, – озабоченно промолвил доктор Стеллан Р. Спренгпортен, – это не он, а она.

Спецканал ЭМсвязи, протокол XDT, сугубо конфиденциально

02.06.152 – 07.00.25

(Федеральное нормализованное время)

НОМАД – ВОРОНУ

Информация о гибели объекта «Эфеб» фактического подтверждения не находит. В то же время событие инцидента с применением оружия в полетной зоне полностью подтверждено, но в значительной мере и, как представляется, умышленно транслируется в юмористическом аспекте. Сам объект «Эфеб» на территории космопорта не обнаружен.

02.06.152 – 07.15.15 (ФНВ)

ВОРОН – НОМАДУ

Продолжать мониторинг ситуации. Разведывательную группу разделить. Малыми силами вести наблюдение за космопортом «АнаптинувикаЭллеск». Остальным выдвинуться в сторону мегаполиса Хоннард, рассматривая последний как наиболее целесоответственный участок для расширения зоны поиска. В отношении полученных сведений сохранять максимальный уровень секретности.

02.06.152 – 08.35.10 (ФНВ)

НОМАД – ВОРОНУ

Во исполнение вашего указания группа разделилась – если это можно так назвать. Я, полагая свою легенду в значительной степени скомпрометированной, остался в районе космопорта «АнаптинувикаЭллеск». Остальные члены группы направились на прорыв защитных контуров Хоннарда с разных направлений. Шансы невелики, но попытаться можно. Подробный отчет и диспозиции прилагаются.

Эрик Носов наедине с собой

Эрик Носов прочел переписку еще раз от начала до конца и выключил видеал. Со второй попытки – пальцы дрожали, – подцепил лежавший перед ним патрон, опустил в чернильницу и захлопнул крышку. «Не сейчас, – подумал он, трудно дыша, как после марафонской пробежки. – Не этим утром. Жди своего часа». Вышел изза стола, собирая ногами ковер с эллиническим орнаментом. Достал из шкафчика массивную емкость из темного стекла и сделал долгий глоток прямо из горлышка. Посмотрел в потолок – в том направлении, где, по его предположениям, могло располагаться эхайнское гнездовище. «Весело вам, да? Юмористический аспект? – Он глотнул еще, дождался, пока голова слегка поплыла, и убрал емкость на прежнее место. – Я тоже люблю веселье, вскорости мы непременно и от души повеселимся… но мой юмор вряд ли придется вам по вкусу».

Мичман Нунгатау торопится в герои

…Когда он посреди ночи вломился в казарму, в коленях все еще ощущалась гнусная слабость, гдето в районе желудка трепыхался страх, в голове звенела пустота, изредка прерываемая призрачными отголосками мумифицированного голоса.

А во внутреннем кармане, возле самого сердца, холодной змейкой свернулся презентик для келументари…

Мичман включил свет, весьма кстати обнаружил на тумбочке возле лежанки початую фляжку какойто прохладительной дряни, впрочем – уже нагревшейся до комнатной температуры и оттого сделавшейся еще мерзостнее. Как раз то, что было ему сейчас нужнее всего – жидкое и мерзкое… Винтом засосал содержимое фляжки, передернул плечами, стряхивая последние лохмотья наваждения.

– Команда, подъем!!!

Вверенные ему в подчинение раздолбаи, числом трое, зашевелились на лежанках, ктото лишь натянул одеяло на голову, но ни одна сволочь не поднялась.

– Я сказал: подъем, уроды!

Нунгатау отвесил пинка тому, кто был поближе. Ему не повезло: это оказался сержант Аунгу, записной хам и пижон («Надеюсь, вы не выстрелите мне в спину, сержант…» – «Никак нет, янрирр мичман. Любоваться на мужские спины и задницы не приучен. Говорю в лицо, бью в лицо, а будет нужда – туда же и выстрелю…»), и оный, не продравши даже толком глаз, тотчас же наметил кулачищем обидчику в табло.

– Сержант, мисхазер, отставить! Пристрелю за неподчинение!..

Это был скорее вопль отчаяния, нежели реальная угроза, потому что сержант, если верить личному делу, и с закрытыми глазами мог оружие отобрать и употребить для нанесения максимального урона чести, достоинству и физическим кондициям противника. Однако же сержант Аунгу приоткрыл гляделки, погонял шарики в своей непропорционально маленькой в сравнении со всем остальным, хотя бы даже с теми же кулаками, напрочь обритой головенке, чтото там вспомнил и счел за благо изобразить подчинение:

– Виноват, янрирр мичман… Осмелюсь, однако, доложить: на дворе ночь, команда отдыхает согласно распорядку…

– Все, отдых закончен! Выдвигаемся в пункт назначения!

– А что у нас нынче пунктом назначения? – попытался дерзить сержант Аунгу.

Остальные, напротив, свое место понимали вполне отчетливо и потому собирались молча, одними лишь спинами демонстрируя крайнюю степень неудовольствия.

– Анаптинувика! – рявкнул мичман. – Еще вопросы есть? Ктото желает выразить претензию?!

В ответ он получил реакцию, какую ожидал менее всего.

– Анаптинувика – это хорошо, – умиротворенно проурчал сержант. – Это, можно сказать, наш с янрриром мичманом дом родной, вам, сынки, понравится…

Один из «сынков», не оборачиваясь, процедил сквозь зубы длинное ругательство.

– Что ты сказал?! – взвился Нунгатау.

– Палец прищемил, – равнодушно пояснил ефрейтор Бангатахх. – Виноват, не сдержался.

– Хорошо, что палец. Ежели что иное нужно будет прищемить, обращайся…

Спустя десять минут они уже неслись по ночным улицам в «ракушке» – как все, вне зависимости от родов войск, именовали военнотранспортный штабной катер на гравигенной тяге «Урштер ТЛ», который, со своей стороны, получил название от летающего моллюска с предгорий Умкарна. (Означенный моллюск способностей к полету, разумеется, не имел, но мог парить в воздушных потоках благодаря пустотам в раковине, заполненным некими инертными газами – за каким лядом он это делал, для мичмана, воочию имевшего случай наблюдать сей феномен, так и осталось загадкой, несмотря на личные разъяснения грандадмирала Линталурна, непонятливостью своего лучшего проводника весьма удрученного…) Водитель, заспанный и потому ничуть не менее злой, пристроил «ракушку» в самом нижнем эшелоне, то есть практически между городскими строениями, да вдобавок еще старался выбирать самые темные переулки, словно бы нарочно стараясь лишить пассажиров созерцания ослепительных картин ночной столичной жизни – как и они лишили его сладкого сна. На попытки мичмана, по праву главного устроившегося в кабине, заговорить на отвлеченные темы он отвечал агрессивными междометиями, а то и не реагировал вовсе.

Скоро внимание мичмана было отвлечено тем обстоятельством, что рядовой Юлфедкерк развернул среди личного состава религиозную пропаганду, что уставом настрого возбранялось. Выглядело все достаточно безобидно и подавалось в форме некой поучительной притчи.

– Случилось, что Назидатель Нактарк явился на циркулярный диспут с учениками с большим опозданием, облаченный в скорбные одежды и в легком подпитии… – размеренным, немного заунывным голосом вещал рядовой.

– Ну, диспут я еще понимаю, – заметил сержант Аунгу. – А что такое «циркулярный»?

– Это когда ученики по кругу задают Назидателю вопросы на любые темы, проверяя таким образом его эрудицию и универсальную способность к логическим построениям, – охотно пояснил Юлфедкерк. – Итак: пораженные переменами во внешности Назидателя ученики задали ему вопрос нециркулярного свойства, не приключилось ли какой беды, не утратил ли он коголибо из родных или друзей. На это Назидатель Нактарк ответствовал, что нынче в диспуте участвовать не станет, поскольку с печалью в сердце и на языке пришел проститься с любезнейшей аудиторией. Причиной тому, по его словам, стало одно прискорбное обстоятельство: во дворе его дома внезапно остановились часы, которые шли неизменно с того еще момента, когда свет был осчастливлен появлением прадедушки почтенного Назидателя, из какового обстоятельства проистекает естественный вывод, что ход времени на этом пресекается. Ученики попытались склонить Назидателя к веселью, осыпая его равно шутливыми и целесоответственными по их мнению пропозициями, как то: вызвать умельца, который упомянутые часы приведет в годность, не скаредничать и обзавестись новыми, и тому подобное. Выслушав всех, Назидатель Нактарк поблагодарил учеников за изреченные советы, отдал дань их остроумию, а в заключение разъяснил, что часы, каковые к его сугубому сокрушению пресекли нынче свой ход, были солнечные.

– Гдето я уже слышал эту историю, – заявил ефрейтор Бангатахх.

– Конечно, слышал, – легко согласился рядовой Юлфедкерк. – Любое слово в этом мире уже произнесено хотя бы однажды. Все дело в порядке слов.

Не успел Нунгатау разогреться до необходимого градуса злости и призвать к порядку, как город закончился, и без какойлибо паузы возникла военизированная периферия, с гарнизонами, базами и складами, с настороженно вперившимися в темное небо вышками противокосмической защиты, с непременными защитными полями и патрулями, тоже невыспавшимися и потому особенно злыми. Впрочем, предъявляемый по требованию и без такового церрег мгновенно преисполнял патрульных несвойственной роду их занятий кротости.

Немного утомленный свалившимся на его бедную голову вниманием Нунгатау и не заметил, как впереди замаячил военный космопорт «Гелелларк».

При подлете к территории космического объекта высшей категории секретности «ракушку» принудили припарковаться в последний раз и обшмонали с особым тщанием. Церрег был осмотрен с обеих сторон и просканирован неким прибором, напоминавшим архаичную синюю лампу для лечения простуды и чирьев. Из карманов злонравного сержанта Аунгу, о котором, судя по всему, патруль имел особые сведения, было вытряхнуто все содержимое и частично изъято.

– Я за эту траву половину жалованья отдал!.. – попытался было ерепениться сержант, но патрульный унтер пресек его роптание одним лишь коротким взглядом, в котором мороза было не меньше, чем во всей Ктетхонской тундре.

Испытав от этой картинки короткий пароксизм удовлетворения, мичман, однако же, счел за благо вступиться за подчиненного и, вдобавок ко всему, соплеменника.

– Янрирр офицер, нам не нужны неприятности. Для выполнения возложенной на меня миссии мне требуются именно такие люди, как…

– Следуйте своим курсом, – проронил патрульный, пропуская его речи мимо ушей.

Водитель, все это время старательно и умело изображавший деталь интерьера, шумно выдохнул, ожил и с видимым облегчением проследовал в дозволенном направлении.

– Сука, попадется он мне в увольнении! – досадовал сержант Аунгу, распихивая по карманам всякую ерунду.

– Помню, сопровождал я както герцога Кордарна в инспекционной миссии по службам технического обеспечения… – начал было водитель в приступе нервической общительности.

Но мичман Нунгатау, у которого настроение сменилось на прямо противоположное, резко оборвал его:

– Если какаянито тыловая фикаважелает поделиться конфиденциальными сведениями, случайным носителем коих попущением Стихий оказалась, со сторонними персонами, буде и военнослужащими при выполнении особого задания, то означенная фикаваесть или провокатор, или тупое трепло и в обоих случаях подлежит искоренению!

Водитель обиделся и заткнулся, и ко времени: урштер уже прибыл в пункт назначения, а именно: на стартовую площадку сто двадцать семь, где в ожидании команды «болтунов» разводил пары военный галактический транспорт класса «Тинкад ВГТ» – маломерный, с повышенной обтекаемостью и теплозащитой для скоростных маневров в плотных газовых оболочках, и чрезвычайно прыткий. Курьерский «доккан», на котором Нунгатау прибыл в метрополию (восемнадцать часов мертвой скуки в четырех голых стенах, прерываемых сном вполглаза; в одной руке скерн на боевом взводе, в другой – бронированный кейс со зловещим розовым конвертом… уж кто мог напасть на курьера посреди экзометрии с целью завладеть сверхсекретным посланием, мичман не мог взять в толк, но инструкция есть инструкция, сочиняли ее либо умники на основании собственного боевого опыта, либо полные идиоты, никогда из своей канцелярской клетушки носа не казавшие… последнее, по итогам общения с несуразным контрадмиралом из Отдела криптопочты, представлялось более правдоподобным), перед этим шустриком мог показаться речным паромом в сравнении с глиссером.

Экипаж «тинкада», по причине давно сбитых биологических циклов сонливостью не страдавший, был уведомлен заранее и находился в полной готовности рвануть на Анаптинувику. Первый пилот, как ему и полагалось, находился на центральном посту, а второй встречал команду у трапа и выглядел при этом отвратительно бодрым.

– Что, мичман, торопитесь в герои? – спросил он.

Нунгатау, привычно ощетинясь, изготовился было ответить чтонибудь в особенно оскорбительном ключе, но по общему равнодушию выражения лица и голоса летчика вдруг понял, что тот говорит примерно одни и те же слова всякому, кто ступает на борт его корабля. Будь то специальная команда, отправляющаяся к черту на рога на поиски ожившего мифа, будь то кучка военных инспекторов, скукожившихся от постоянного корпения над документами… в розовых, мать их салфетках, конвертах… будь то штурмовая когорта девиц облегченного поведения для поддержания боевого духа гарнизона на какомто забытом всеми Стихиями форпосте.

Поэтому он промолчал и нырнул в душное жерло люка.

И уже оттуда услыхал, что сержант Аунгу не погнушался и таки ответил:

– Да уж не рассчитываем отсидеться в жестяной скорлупке в рассуждении, что авось не заденет и пронесет!

Пилот, против ожидания, не обиделся:

Пушинкой пронесусь над битвой,

Себя не уронив молитвой…

А сержант, чью кривую ухмылку Нунгатау ощутил буквально лопатками, неожиданно докончил строфу:

…Скользя по кромке тьмы и света,

Покуда тлеет сигарета.

И они обменялись понимающим смешком.

«Я чтото о тебе не знаю, Аунгу, сволочь? – подумал Нунгатау. – Сигарета у него, изволите видеть, тлеет! А сам наколотит, небось, в штакетину самой гнусной травы, той же гнячки, и скользит… по кромке тьмы и света…» Однако же до расспросов решил не унижаться, а лишь гаркнул напоследок:

– Располагаться на отдых!

И ушел в командирскую каютку – чуть просторнее гальюна, рослому эхайну и ног не распрямить. К мичману это не относилось, он, как и все кхэри, был приземист и потому со всем комфортом обрушился не раздеваясь на жесткую, без матраца и покрывала, койку, несколько раз глубоко вдохнул стоячий, напитанный застарелыми корабельными запахами воздух и легко скользнул в нездоровый, даже нервический сон. Впрочем, успев перед этим подумать: «Ну да, тороплюсь. В герои не в герои… а к вершинам жизни, это уж точно…»

И сразу же увидел перед собой страшные синие глаза без зрачков.

Часть 2***Боги из машин

«Дайте нам знать!»

– Не понимаю, за каким чертом мы это делаем, – проворчал Оберт.

– А мне нравится, – сказал Руссо.

– Мне тоже, – откликнулся де Врисс.

– По вам не скажешь, – усмехнулся Оберт.

– Просто я себя неважно чувствую. Но мне нравится смотреть, как вы все работаете.

– Труд облагораживает, – сказал Руссо. – Мы, историки, все еще придерживаемся гипотезы, что труд превратил древнюю обезьяну в древнего человека.

– Современного человека он превращает в лошадь, – возразил Оберт сварливым голосом.

– Один старинный русский поэт писал: все мы немножко лошади, – заметил де Врисс. – Вам не повредит, если вы станете лошадью чуточку больше остальных.

Оберт прекратил копать и выпрямился, опершись о лопату.