Текст книги "Лето и осень сорок пятого (СИ)"

Автор книги: Евгений Белогорский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 84 страниц)

Японские зенитчики ещё отчаянно пытались подороже продать врагу свои жизни, а новый мощный удар уже начал терзать истерзанную землю Муданьцзяна. Ужасный вал огня, дыма и огня созданный парнями полковника Самуэля Уоррена, резво пробежался с одного края до другого, уничтожая все, что ещё не было уничтожено.

Подобно некому пахарю, что педантично перепахивает уже вспаханную землю с целью обеспечить благоприятный рост посевов, американские пилоты неторопливо бомбили позиции японцев. Чтобы потом, вернувшись на базу, они могли, честно глядя в глаза высокому начальству лихо доложить, приложил ладонь к пилотке: – Мы сделали это, сэр. Раскатали их в пыль, как вы нам приказали.

И в этих словах была большая доля истины. Ковровое бомбометание основательно искорежило не только оборонительные укрепления врага, но и затронуло сам город Муданьцзян. Ведь в нем тоже могли укрыться зловредные японские бактериологи, доставившие столько бед и горя любимой Америки, так за чем дело стало? Бомб у нас на всех хватит.

Поднятые взрывами столбы пепла и пыли уже успели осесть, уже ушли к горизонту огромные серые машины, а воздухе над Муданьцзяном гул никак не утихал. Но только на этот раз он был порожден не разрывами бомб или могучими моторами американских бомбардировщиков. Это был гул пожаров. Горело всё; здания, дома, склады, фортификационные сооружения и даже сама земля. Треск от многочисленных пожаров стоял такой, что было неслышно человеческих голосов, все утопало в этом страшном шуме.

Самолет разведчик, что шел в самом конце американской армады, специально сделал несколько кругов над поверженными в прах окрестностями Муданьцзяна, чтобы во всех подробностях запечатлеть картину разгрома.

После сомнений, возникших после просмотра фотографий бомбардировки харбинского центра, высокое командование распорядилось отправить в этот рейд самолет разведчик, оснащенный высокоточной аппаратурой.

Помня приказ генерала Макартура привезти исчерпывающие данные, "чтобы второй раз не гонять наши бомберы в такую даль", летчик сделал снимки горящего укрепрайона с различных ракурсов. Пользуясь отсутствием зенитного огня, американский разведчик прошелся из угла в угол, и не успокоился, пока не заглянул почти под каждый листочек и под каждую травку.

Итогом его работы, стало огромное количество фотографий, которые легли на стол генерала Макартура, сразу после отпечатывания и обработки их специалистами воздушной разведки. Вооружившись указками, они принялись гордо давать пояснения генералу, что вооружившись сильной лупой, с интересом разглядывал снимки.

Все увиденное на снимках, вместе с красочными пояснениями экспертов, вполне удовлетворило командующего Тихоокеанскими силами Америки. На всей площади, что подверглась воздушному удару, не было ни единого места целого места, где мог находиться вражеский центр по производству биологического оружия. Так все было качественно перепахано воронками от бомб.

Отбросив в сторону ненужную лупу, Макартур с торжественным видом обвел всех присутствующих и произнес. – Очень надеюсь, что у японцев нет ещё одного чумного центра. Впрочем, если он есть, наши парни уничтожат и его. Главное знать, что бомбить.

Примерно в том же духе высказался и президент Трумэн, когда ему принесли, свежую почти со снимками Муданьцзяна и многостраничным пояснением. Ознакомившись со всем присланным Макартуром, он радостно воскликнул.

– Я молю Бога, что нам больше ничего не придется уступать мистеру Сталину в обмен за информацию о всякой чуме, холере и язве. Хватит, этот господин нас и так хорошо подоил!

Последние слова Трумэна были связаны с тем, что кроме заявления по Испании, для полной убедительности предлагаемой информации, Сталин приказал Вышинскому попытаться выжать с американцев обещание возобновить поставки по ленд-лизу, но не оружием, а промышленными товарами так необходимых разоренному войной СССР.

Сделано это было с целью убедить американцев в достоверности предоставляемой информации. Говоря простыми словами, русские только ткнули пальцами в пустоту, а господин Майлз воспринял этот жест со всей серьезностью. Между ним и Вышинским завязался отчаянный торг, который только укрепил позиции советской стороны на этих переговорах.

Товарный ленд-лиз Москва за своего "кота в мешке" конечно же, не получила, но вот несколько пароходов с продовольствием, рельсами и листами легированной стали, все же перепало.

Удовлетворенный полученным известием об уничтожении "второго чумного центра", президент Трумэн прервал свое пребывание в Денвере и двинулся в Солт-Лейк-Сити. Теперь он с чистой совестью мог смотреть своему электорату.

– Да, коварный враг, вновь нанес нам свой подлый удар, но на этот раз мы полностью вырвали все его ядовитые зубы – таков был лейтмотив его речи, которую предстояло услышать потомкам мормонов в своей столице.

Ничего не подозревавший Трумэн усердно готовился к встрече жителями Юты, русские наперсточники продолжали свою игру. Если можно поживиться с одной из воюющей страны, почему нельзя сделать это и с другой? Чем товарищ Малик хуже товарища Вышинского? Пусть он тоже возьмет свою крепость на дипломатическом фронте приказал советский лидер, и товарищ Малик не подкачал.

На очередной встрече с господином Миядзава, Яков Александрович сразу перешел в наступление, огорошив собеседника крайне неприятным вопросом об изменении позиции Японии по поводу территориальных уступок.

– Наличие хоть какого-либо прогресса в этом вопросе позволило бы существенно изменить нынешние отношения между нашими странами, – смиренным голосом поинтересовался Малик у японца, стараясь не замечать ту гамму чувств, что появились у него на лице. – Тогда мы смогли бы серьезно расширить наш военно-технический обмен и вывести его из тени секретности.

На японского поверенного в тайных переговорах, в этот момент было жалко смотреть. Времена былого могущества страны Восходящего Солнца, когда пользуясь слабостью своего северного соседа, она творила на его границах все, что хотела. Когда прикрываясь вежливыми словами и дежурными улыбками, японские представители откровенно хамили советским дипломатам, нисколько не опасаясь за свое браконьерство в советских водах, стрельбу через границу или высадку разведывательных групп на территорию Камчатки или Приморья.

Все было. Хасан и Халхин-Гол несколько сбил спесь с зарвавшихся самураев, но и только. Все четыре года войны с Германией, Квантунская армия стояла вдоль всей советской границы с винтовкой на изготовке, готовясь в любой момент пересечь Амур.

Особенно трудно было летом сорок второго года, когда многим казалось, что немцы вот-вот перемахнут через Кавказский хребет, возьмут Баку и вступят в дружественную им Персию. Тогда концентрация японских войск на советской границе достигла максимальных размеров и если бы Сталинград, пал в сентябре как планировал Гитлер, Япония бы объявила войну СССР.

В возможности этого не приходилось сомневаться, советские разведчики в Маньчжурии работали хорошо но, слава Богу, для Страны Советов все хорошо закончилось. Война на два фронта не состоялась и теперь гордые самураи должны были торговаться с северными варварами о судьбе своей страны.

Теперь дружеские улыбки на их лицах скрывали не презрение к собеседникам, а боязнь сделать что-то не так, что могло серьезно навредить родине.

– Он рассматривается, господин Малик но, к сожалению, в правительственном кабинете нет полного согласия по этому вопросу. Не все министры готовы позабыть традиции предков – с трудом выдавил из себя Миядзава. – Вот если бы советская сторона сделала шаг вперед и объявила о продлении пакта о ненападении, тогда бы число министров несогласных с территориальными уступками значительно уменьшилось.

Красиво завернутая и хорошо пахнущая приманка была сделана по лучшим рецептам восточной дипломатии, но Яков Александрович её проигнорировал.

– В ваших словах, несомненно, есть большая доля правды, господин Миядзава, однако не только у вас есть традиции, через которые трудно переступать. Боюсь, что Верховный Совет СССР не поддержит подобные действия товарища Сталина, если ему не будут предоставлены убедительные причины, необходимости этого шага – не моргнув глазом, ответил Малик, с трудом сдерживая на своем лице маску скорби и сожаления.

Возможно, несколько знавший советскую действительность Миядзава не поверил словам посла, но японец не посмел открыто выказать свои сомнения. Горестно разведя руками, по поводу того, какой упускается момент в отношениях двух стран, он приступил к переговорам, а точнее сказать к торгам.

Советский посол имел хорошее представление о тех трудностях, которые испытывала японская армия в этот момент. Горюче-смазочные материалы, трофейные германские зенитки "пум-пум" и ленд-лизовские эрликоны доставленные из Владивостока, худо-бедно помогали решить японцам одну их проблем. Однако больше всего им были необходимы самолеты, истребители.

Большинство оставшихся в строю самолетов, японцы бросили на защиту Кюсю. Именно там, решалось быть или не быть империи самураев, при всем при этом кто-то должен был защищать и небо над столицей. Сейчас на аэродромах Хонсю жалкие остатки некогда могучего воздушного флота империи и японцы хотели решить эту проблему при помощи советской стороны.

– Господин Малик, наши военные обсудили ваше предложение относительно поставок нам самолетов "як" вместо "ла". Не скрою, что оно вызвало серьезное разочарование среди них. Мы рассчитывали на понимание наших трудностей, из-за которых мы согласились проводить обмен наших кораблей на ваше вооружение – с осуждением в голосе произнес Миядзава, но Малик и бровью не повел. Изображая полнейшее внимание к словам собеседника, он терпеливо ждал конца его речи.

– Наши военные самым решительным образом настроены на получение истребителей марки "ла", но находясь в затруднительном положении согласны, чтобы первая партия самолетов состояла из машин марки "як".

– Я очень рад такому решению ваших военных, поскольку вижу в нем первый луч надежды по возможности достижения компромисса между нашими странами, господин Миядзава. Однако если вы заговорили о претензиях к нам, то позвольте выразить вам свои замечания. Наши специалисты осмотрели ваш линейный крейсер "Харуна" и были поражены увиденным. Конечно, вооружения корабля впечатляет, но его состояние оставляет желать лучшего. По мнению наших моряков, корабль может просто не дойти до Владивостока.

– Но наши моряки уверяют, что этого не произойдет! – горячо воскликнул японец, но Малик едко парировал.

– Уверяют, но не гарантирую. Хорошо если переход крейсера закончиться благополучно. А если нет? За чей счет прикажите списывать убытки или вы согласны подождать получения самолетов до завершения операции.

– Вы прекрасно знаете, господин Малик, что мы не можем ждать и хотим получить ваши машины как можно скорее – вынужден был признать японец.

– Исходя из желания, сделать наши отношения более дружескими и доверительными, советская сторона согласно пойти на риск связанный с приобретением крейсера "Харуна", если он будет передан вместе с линкором "Негато".

– Как "Негато"? Мы сегодня должны были обсуждать передачу авианосца "Хосе", но никак не линкора. Все согласно ранее утвержденному графику обмена – изумился японец и стал яростно искать в своем портфеле злосчастную бумагу.

– Я прекрасно понимаю ваше законное недоумение господин Миядзава, но планы и интересы моего правительства поменялись. Товарищ Сталин просит изменить график обмена и вместо авианосца "Хосё" просит обсудить передачу линкора "Негато".

– Генералиссимус Сталин, конечно, может решить изменить график обмена, но мы не готовы к этому. Сегодня в плане стоял "Хосё" и японская сторона хотела обсудить обмен именно этого корабля, а не линкора – упрямо отстаивал свою линию японец.

– Почему? В результате обмена крейсера и линкора вы получите гораздо больше самолетов и прочих военных материалов, чем при обмене авианосца. А вы сами только, что сказали, что очень нуждаетесь в самолетах. Кстати, первая партия "яков" предназначенных для обмена уже прибыла из Новосибирска во Владивосток и ждет сигнала к перелету – теперь, советский посол азартно тряс перед носом японца аппетитной приманкой, и Миядзаве стоило больших трудов устоять.

– Это невозможно, господин Малик. График утвержден заранее и не в моей власти, его менять – упрямился Миядзава.

– Очень жаль, что вы не цените дружеского к вам расположения нашей страны и не желаете пойти на малозначащую нам уступку. Вам важнее соблюдение графика обмена. Хорошо давайте обсуждать обмен авианосца "Хосё". Сколько тонн топлива, и какое количество зенитных установок вы хотите получить за этот корабль.

Малик говорил короткими отрывистыми фразами и его колючий взгляд не сулил собеседнику ничего хорошего.

– Почему только топливо и зенитки, господин Малик, а куда делись самолеты? Ведь они также есть в вашем списке, – запротестовал японец и взмахнул бумажным листком, – вот!

– Я прекрасно помню содержание этого документа, господин Миядзава. Да, в нем числятся истребители, однако соглашаясь передать вам, их моя страна подвергается большому риску. Ведь одно дело поставлять воющей стороне топливо и трофеи, и совсем другое дело собственное вооружение. Появление наших самолетов не останется незамеченным американцами и это вызовет серьезные нарекания со стороны президента Трумэна. Наша страна готова рисковать, но только когда и ей идут навстречу и никак иначе. Итак, сколько тонн топлива вы хотите за авианосец?

Вскормленный на идеи самурайского превосходства над северными варварами, господин Миядзава разрывался между двумя страстными желаниями. С одной стороны ему страшно хотелось ответить ударом на удар, а с другой, он очень боялся, что своим поведением он сорвет так нужные для императора и страны переговоры.

Давно русский медведь не разговаривал с потомками богини Аматерасу в подобном тоне. Ровно сорок лет, они диктовали свои условия противнику и вот, пришла пора самим испробовать горькую чашу унижения и позора.

С огромным трудом, Миядзава проглотил жгучий ком ненависти, застрявший в горле и, изобразив на лице улыбку, заговорил.

– Раз вы так остро ставите вопрос, то японская сторона готова сделать свой шаг навстречу и очень надеется, что советская сторона по достоинству его оценит. Давайте поговорим о линкоре "Негато".

Начались яростные торги. Оба переговорщика постоянно советовались со своими консультантами, до этого момента смиренно сидевших в стороне и тихо молчавших.

За два корабля японцы запросили 70 самолетов, что вызвало бурную реакцию у Малика.

– Вы хотите, получить целую авиационную дивизию, за два основательно потрепанных корабля? – гневно вопрошал посланник Сталина, но японцы упорно не сбивали цену, отчаянно расхваливали свой товар. На помощь Малику пришли военные специалисты, которые помогли сбить цену до пятидесяти двух машин. Остальное, японцы согласились добрать топливом.

Обе переговорщика остались довольны сделкой, но возникла маленькая загвоздка в расчетах, которая поставила под угрозу достигнутые договоренности. Советская сторона была готова перегнать двадцать два самолета сразу, остальное же только после передачи кораблей. Японцы пытались протестовать, угрожать срывом сделки, но Малик был неумолим.

В качестве разумного компромисса, он был готов поставить топливо вперед и в полном объеме, благо подобный шаг был согласован с Москвой. А вот относительно самолетов, расчет мог быть завершен только после того, как пройдя Цусимский пролив, оба корабля возьмут курс норд-ост 23 градуса. В этом вопросе советский посол стоял насмерть, и японцам пришлось согласиться. Теперь не они диктовали условия и, отдав корабли за аванс, должны были дожидаться окончательного расчета.

Глава XII. Все ближе, ближе мы к победе.

Любой генерал не чужд возможности погреться в лучах славы, поэтому прессу иногда допускают в высокие штабы, где позволяют задать героям войны пару другую вопросов. Генерал Макартур не был исключением и, разрываясь между наступлениями в Китае и на Кюсю, он дал согласие принять у себя в штабе журналистов.

В момент триумфа и торжества для представителей газет и журналов накрывают столы, наливают шампанское и предлагают бутерброды с икрой, а если её нет креветок и лобстеров. Ведь сытый журналист гораздо полнее и красочнее сможет передать важность исторического момента, на который его пригласили, чем голодный и злой ловец жареных фактов.

Во все прочие моменты, акулам пера скромно предлагают чай, кофе или стакан колы на выбор, стейки, сэндвичи и бутерброды с икряной закуской, давая ясно понять, что идет война. И вместе с этим чуть приоткрыв дверь, позволяют заглянуть в святую святых любой армии штаб, где принимаются все главные решения.

В штабе генерала Макартура никто естественно не собирался позволить лихим щелкоперам слишком далеко заглянуть, но позволить прикоснуться и почувствовать свою сопричастность к большому делу легко согласились. Американский народ должен знать своего героя, для собственного успокоения.

По замыслу устроителей этой встречи, лучший момент для единения, командующего с прессой, было окончание завтрака. Демонстративно отставив от себя поднос с остатками омлета и недопитым стаканом апельсинового сока, генерал Макартур принял жаждущих сенсаций журналистов.

В мятой походной форме, сидя на стуле и закинув ногу на ногу, он совершенно не походил на тех чистеньких деятелей из Вест-Пойнта, которые нудным противным голосом объясняли всему остальному миру, что такое хорошо и что такое плохо. В этот момент, в виде Макартура не было ничего героического и необычного. Перед журналистами сидел усталый, плохо выспавшийся человек, который днем и ночью усердно тянет лямку по спасению Америки.

Добирая очки популярности, он сдержанно улыбнулся и деловито произнес: – О кей парни, у вас десять минут, чтобы успеть выпотрошить меня, прежде чем начну это делать с японцами.

Шутка Макартура пришлась по душе пишущей братии, они дружно застрочили в блокноты, а затем один самый бойкий и проворный задал свой вопрос.

– Скажите, сэр, как обстоят дела на Кюсю? Когда вы принудите их капитулировать? – говоря о капитуляции, журналист подразумевал окончание войны на Тихом океане, но командующий предпочел не касаться этой темы.

– По примеру господ политиков бы много сказать вам кучу правильных и красивых слов, из которых вы ничего бы не поняли, но я военный человек и скажу просто и прямо. Дела на Кюсю обстоят не так хорошо, как нам того хотелось бы, но гораздо хуже чем того хотели бы японцы. Совместными усилиями армии, флота и корпуса морской пехоты, мы уже задали жара этим чертям и зададим ещё, можете в этом не сомневаться – бодро заверил приглашенных генерал, но не все разделили его оптимизм.

– Пока под контролем наших войск только одна треть острова. Если дела будут идти в том же темпе, то вряд ли мы управимся к январю – подал голос представитель когорты скептиков, которые обязательно имеются в любом журналистском пуле.

– Если вы хотите точно знать, когда Кюсю падет, обратитесь к астрологам и гадалкам, они вам в этом помогут. Что касается меня, то я не делаю никаких прогнозов, так как заниматься ими на войне, дело неблагодарное. Единственное, что я могу гарантировать точно, так это то, что мы приложим все усилия, чтобы это случилось как можно быстрее – такой общий ответ не вполне устроил скептика, но продолжить диалог он не успел.

– Как вы оцениваете своего противника, сэр? – задал вопрос, заранее подготовленный журналист.

– Как умного, опытного и хитрого врага, фанатично преданного своему императору и которого мы обязательно принудим сложить оружие – гордо отчеканил генерал, и журналисты вновь уткнулись в блокноты, кроме скептика.

– Именно фанатичностью японцев объясняются наш невысокий темп продвижения на острове, а также наши потери в живой силе и технике – подал он голос, воспользовавшись наступившей тишиной. Поднявшие головы журналисты подумали, что после подобной бестактности генерал обидеться и выкинет их вон из своего кабинета, но этого не произошло.

– Невысокий темп наших войск объясняется не только фанатизмом японских солдат. Любая армия мира всегда медленно продвигается вперед, когда к её приходу успели хорошо подготовиться. Японцы мастера рыть норы и тайные бункера и за четыре года войны, которую вы освещаете, могли было понять это. С самого первого дня высадки десанта на Кюсю, мы были готовы к такому виду войны, где нет больших сражений, а есть только медленное продвижение вперед. От рубежа к рубежу, с тщательной зачисткой всей территории, чтобы в самый опасный момент, противник не появился у тебя за спиной и не ударил штыком. Также не надо забывать, что японцы сражаются на своей земле и здесь, против нас воюют не только солдаты, но и мирное население. Надеюсь, я полностью ответил на ваш вопрос и мы не будем к нему возвращаться – генерал властно окинул взглядом сидящих перед ним людей, призывая экономить отпущенное им время.

– А что вы скажите о потерях у нас и у японцев? – поспешил задать традиционный вопрос "правильный" журналист. Америку всегда в первую очередь волновали собственные потери.

– К моему огромному сожалению, ни одна война не обходится без потерь. Да, они у нас, есть, но по соображениям секретности, я не могу их вам назвать. Одно могу сказать вам со всей откровенностью, на одного погибшего нашего солдата у противника приходится убитыми четыре человека. Думаю, эта пропорция сама за себя говорит – на этой оптимистической ноте Макартур собирался завершить свое общение с прессой, но проворные журналисты успел задать ещё один вопрос, ответить на который было невозможно.

– Скажите, почему нашим атомным оружием вы помогаете воевать китайцам, вместо того, чтобы с его помощью принудить японцев к капитуляции!? – выкрикнул один из корреспондентов прежде, чем офицер объявил об окончании конференции.

– Своим атомными бомбами мы не просто помогаем китайцам в войне, а совместными действиями как раз и принуждаем японцев к капитуляции. Вас это может удивить, но это так. Чем больше погибнет их солдат на полях в Китае, тем меньше они смогут перебросить их домой, и тем скорее наступит день их капитуляции. Что же касается применения атомного оружия против самих японцев, то мы уже взорвали две бомбы, но это только сплотило японцев вокруг своего императора. Что поделать – фанатики – сокрушенно вздохнул генерал и на этом конференция закончилась.

Поругивая скупость командующего, пишущая братия дружно бросилась строчить репортажи о встрече с Макартуром. Теперь самое главное суметь придать ему нужную форму, у разных издательств были свои взгляды на войну в Японии, а затем успеть первым отправить с манильского телеграфа свое творение в Штаты. Связь работала хорошо, и можно было не сомневаться, что репортаж ещё сегодня окажется у редактора на столе. После этого можно будет отправиться в ресторане у толстяка Аю, достойно отметить свой журналистский успех, а затем весело провести досуг. Из-за большой конкуренции, местные девочки были все по одной таксе в два доллара.

Совсем иные заботы и думы были у генерала Макартура. Вместо сенсационного репортажа ему предстояло принять окончательное решение по плану новой операции в Китае, разработанной его штабом.

Как это не парадоксально звучало, но кодовое обозначение операции звучало как "Красный ноябрь".

– У коммунистов в это время наступает пора их главного праздника, день русской революции. Китайцы Мао также как и все красные будут отмечать его и наверняка утратят бдительность из-за подготовки к этому торжеству. Мы преподнесем им свой красный подарок – объяснил генерал свою причуду офицерам и никто не возразил. Желание поквитаться с противником, посмевшим присвоить себе часть победных лавров Америки, было у всего штаба Макартура и потому, янки работали с полной отдачей.

В распоряжении Макартура находилась ещё одна атомная бомба с нежным именем "Нэнси". Она уже была доставлена с Гавайев в Манилу, и оставалось только отдать приказ на её применение.

Не испытывай Макартур такого огромного давления со стороны президента, он не стал, применять "Нэнси" сейчас. Положение снайпера, который должен поразить цель одним выстрелов одним единственным патроном, совершенно не устраивало генерала. Будь на то его воля, Макартур дождался бы поступления обещанных на коней ноября ещё двух бомб и только тогда приступил бы к активным действиям.

Привыкший действовать с размахом и запасом, он до сих пор не мог понять, как в сорок первом году, практически разгромленные русские армии, смогли не только остановить немцев под Москвой, но и отбросить их от столицы на сотни километров.

Типичное дитя своей страны и своего времени, Макартур охотно соглашался со словами тех, кто утверждал, что русские остановили врага, забросав его трупами своих солдат. Это было проще и понятнее, чем признать у их генералов наличие полководческого таланта.

– По своему фанатизму, эти русские мало чем отличаются от японцев. С той лишь разницей, что у японцев бог – микадо, а у русских – Сталин – доверительно делился своими мыслями Макартур со своей секретаршей Мэри Энн, в те минуты, когда возникала острая необходимость поделиться с кем-то тяжелым грузом души.

– Такие же упрямые азиаты, только с другим цветом кожи и также терпеть не могут нашу Америку. Но ничего, сначала мы разобьем одних, а потом заставим уважать себя других при помощи нашей атомной дубины – вещал Макартур подобно римскому авгуру, смотря в преданные васильковые глаза девушки.

Все это было прекрасно, но очень часто политики диктуют генералам свою волю, а не наоборот. И потому, многозвездный генерал армий США должен был начать операцию "Красный ноябрь", чтобы прикрыть от гнева народа зад президента и стоящих над ним людей.

Недовольный тем, что сброс второй бомбы не принес ожидаемых результатов, Макартур потребовал от летчиков предоставить ему лучшего из пилотов, для выполнения такого ответственного задания. И такой пилот был найден.

Кандидатура майора Конрада Мэйси подходила по всем статьям. Он не только был хорошим летчиком и отличным исполнителем боевого задания, расценивавший его неисполнение как личное оскорбление. У майора были свои кровные счеты за брата, погибшего в Коралловом море вместе с авианосцем "Йорктаун".

Командующий остался доволен таким выбором, а личная встреча с майором, полностью убедила Макартура в его правильности. Генералу было достаточно посмотреть летчику в глаза, крепко пожать руку и перекинуться парой слов, чтобы понять, что он говорит с майором на одной волне.

– Нам очень важно, чтобы бомба была сброшена точно в том районе, что вам укажут в полетном задании. По известным причинам я не могу полностью посвятить вас в план нашей операции. Могу сказать лишь одно, от того как вы выполните задание зависит, как скоро противник сложат оружие здесь в Китае, а затем у себя на родине. Ваш удачный вылет, поможет сохранить жизни многим нашим парням в этой чертовой войне, подполковник. Желаю, удачи и очень на вас надеюсь – сказал Макартур и с чувством пожал Мэйси руку.

– Спасибо за добрые слова, сэр. Удача нам пригодиться, но вы немного ошиблись, я не подполковник, а майор – поправил генерала пилот, но тот хитро улыбнулся в ответ.

– Нет, не ошибся. С сегодняшнего дня вы подполковник, а после вашего возвращения, я с удовольствием подпишу представление к президенту США о награждении Серебряной звездой – хорошо зная психологию таких служак как Мэйси, генерал уверенно давал на нужные кнопки.

Узнав о своем повышении, подполковник вытянулся как струнка и, вскинув руку к козырьку фуражки, порывисто произнес.

– Благодарю, вас сэр, за ваше высокое доверие. Можете не сомневаться, что я сделаю все, чтобы его оправдать – после чего круто повернулся и покинул комнату.

После этих слов, у Макартура не осталось и капли сомнения, что задание будет выполнено.

– Вот с такими парнями как этот Мэйси мы сможем одержать победу над любым противником. Будь он японцем, немцем, русским или даже марсианином. Лишь бы нам только не мешали делать нашу работу – сказал генерал, начальнику штаба, приступая к утверждению плана операции, которая в официальных документах отправленных президенту была обозначена как "Охота на лис". Название "Красный ноябрь" в этом случаи было недопустимым.

Суть этой операции состояла в нанесении мощного удара, который должен был полностью изменить положение на фронтах Китая в пользу американских союзников и тем самым подтолкнуть микадо к капитуляции. Офицеры штаба командующего разделились на две группы, которые с пеной у рта доказывали друг другу, куда именно следует нанести удар ядерной дубиной.

Первые стояли, что удар следует нанести в районе Сюйчжоу, с последующим выходом к городу Цзынань и захватом переправ через Хуанхэ. Этот вариант позволял приблизиться к Пекину, где находилась ставка японского командования войсками в Китае. Кроме этого войска Гоминдана получали возможность установления контроля над Шаньдунским полуостровом, где действовали разрозненные отряды 8 армии НАОК.

Ни американцы, Чан Кайши не хотели дать своим коммунистическим конкурентам, возможность поставить под свой контроль хотя бы часть, такой важной провинции как Шаньдун. Появление нового слоеного пирога разновластья на территории Китая, было недопустимо.

Сторонники второго варианта нисколько не отрицали важности Шаньдунского полуострова и выхода на дальние подступы к Пекину, но предлагали отложить это на потом. Куда более важным на их взгляд являлся разгром японских войск удерживавших часть Центрального Китая. Они предлагали нанести удар в районе города Кайфын и отрезать эту часть войск противника от остальной группировки.

– Заняв Цзынань, мы только обозначим угрозу для Пекина, но никак не уменьшим численность его защитников. Тогда как ударом на Кайфын, мы не только значительно уменьшим количество японских дивизий, но и нанесем сильный удар по их боевому духу и настрою. Японцы могут упорно сражаться, веря в свою окончательную победу, но поражение и пленение части их войск, заметно снизят их решимость продолжать войну – уверенно вещали представители второго варианта и после недолгого размышления, Макартур поддержал их.

– Нам надо как можно скорее заставит противника сдаться, а это можно сделать, только разгромив его армии, но никак не созданием угроз. Кроме этого, главная цель наступления на север должен быть не Пекин, а Тяньцзинь, с его портами. Заняв этот район, мы лишим японцев морского подвоза, аэродромов и серьезно осложним снабжение их войск – сказал свое золотое слово командующий, подводя черту под бурными прениями.