Текст книги "Лето и осень сорок пятого (СИ)"

Автор книги: Евгений Белогорский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 84 страниц)

В мгновение ока советские солдаты ворвались на считавшиеся неприступными позиции противника, и завязалась рукопашная схватка. Штыком, прикладом, камнем, кулаком, они стремились погасить не до конца оплаченные кровные счеты. Иногда, в серой пелене окутавшей склоны Реурбергет раздавались одиночные выстрелы, но они тонули в ней, вместе с криками умирающих людей.

Яростная борьба развернулась на этом Богом забытым клочке норвежской земли, в которой никто не хотел уступать своему заклятому врагу. В этом коротком и беспощадном бою, обе стороны имели право на успех. Так отчаянно они бились, но чашу весов перевесили новые цепи советских солдат, поднявшихся по каменистым кручам вслед за редеющим туманом.

Около пятнадцати минут провисел он на вершине горы, но этого вполне оказалось достаточно для захвата вражеских позиций отрядом подполковника Кривенко. Стремительным ударом, русские сломили сопротивление врага, уничтожив или рассеяв егерские роты.

Всего два небольших взгорка пришлось преодолеть советским солдатам, чтобы достичь своей главной цели – станции Бьернфьепль. Охранявший её взвод шотландских стрелков попытался остановить орлов Кривенко, но это оказалось невозможным. Перекатив по зыбким осыпям и каменистым откосам, по самому краю государственной границы пушку сорокапятку, советские артиллеристы привели вражеских стрелков к молчанию. За несколько минут, в пух, и прах было разнесено двухэтажное здание вокзала, из окон которого шотландцы вели огонь.

Победа была полной. Однако мало было её одержать, нужно было защитить и удержать, достигнутые успехи. Ещё поднимался черный дым из окон железнодорожного вокзала, а советские солдаты уже энергично окапывались вблизи Бьернфьепль.

Ровно тридцать пять минут отпустил им на это британский генерал Гаген, узнавшего о разгроме своего правого фланга, из доклада Ника Милиндера. Старому вояке потребовалось меньше минуты, чтобы понят дерзкий и смелый замысел маршала Говорова. Захват станции не только обесценивал значение Нарвика, он ставил под угрозу все соединения короны по эту сторону Ромбакс – фьорда. Бьернфьепль следовало вернуть как можно скорее, и Гаген бросил на незваных гостей три роты из своих резервов.

Генерал бы с огромным удовольствием для выправления положения дал бы Милиндеру больше, но активность Полынина не позволяла ему сделать это. К тому же, Гаген прекрасно понимал, что по кручам Реурбергета противник не мог перебросить большое количество войск, и значит, выделенных войск должно было хватить.

Гладко выстроенные планы хорошо смотрятся на бумаге, но в жизни всегда возникают обстоятельства способные спутать их. В особенности, когда имеешь дело с русскими. Мало того, что они с горем пополам сумели устроить некоторое подобие обороны и встретили солдат Его королевского Величества пулеметным огнем. Эти варвары, каким-то непостижимым способом сумели перетащить две батареи минометов. Притаившись по ту сторону холмов, они нанесли существенный урон наступающим англичанам и заставили их отступить.

Самым простым и эффективным способом дать сдачи после звонкой оплеухи, по мнению генерала Гагена и офицеров его штаба, было ударить по врагу из артиллерии и раскатать его танками. Идея вполне стоящая, но вот только с исполнением вышла заминка. Танков у генерала Гагена не было, ровно, как и лишних батарей и он был вынужден прибегнуть к помощи корабельной артиллерии.

Выполняя приказ командующего, британские эсминцы и сторожевики вошли вглубь вод фьорда, насколько им позволяла осадка, и открыли свой губительный огонь. Их могучие орудия, один за другим изрыгали смертоносные снаряды, стремясь, раз и навсегда уничтожить защитников станции. Перепахать, развеять в пыль, стереть с лица земли, хотели английские комендоры, исправно опустошая свои артиллерийские погреба, но справиться на отлично, им мешали горы, надежно прикрывавшие подходы к станции со стороны моря.

Не имея возможности вести прицельный огонь, англичане били по площадям, что в условиях скалистой Норвегии было малоэффективным занятием. Королевские канониры перепахали горные склоны, так и не смогли нанести существенного ущерба русским позициям.

Куда более успешным был налет "Харикейнов" вызванных на подмогу генералом Гагеном. Внезапно обрушившись с небес, они стали яростно утюжить бомбами и пулеметами прилегающие к станции горные склоны, а заодно и саму станцию. Подобно беспощадным валькириям носились они над защитниками узкого прохода, что соединял станции Хумдалан и Бьернфьепль, щедрой рукой сея смерть и разрушение.

Взрывом бомбы ранило подполковника Кривенко, серьезно повредив ему ногу. В трудный для отряда момент, он посчитал своим долгом находиться вместе со своими бойцами, а не раздавать приказы, сидя в штабе. Скрипя зубами от дикой боли в раздробленной голени, он самостоятельно наложил на ногу жгут из ремня для остановки кровотечения. Бледный от потери крови, с осунувшимся от боли лицом, он категорически отказался покидать поле боя и во многом, благодаря этому решению, отряд остановил рвущегося к станции врага.

Многих своих бойцов недосчитали взводные и ротные после этой атаки. Кто был ранен, кто убит, однако ещё больше осталось солдат врага на подступах к станции. Немцы, поляки, норвежцы, ирландцы, валлийцы, все они пытались пробиться через узкую горную горловину, но так и не смогли сломить сопротивление советских воинов. Сраженные свинцом, они лежали вповалку друг на друге, безжизненными кулями цвета хаки.

Благодаря их мужеству и храбрости, были выиграны самые трудные, самые тяжелые минуты боя, после которых наступил перелом. Вызванные с аэродрома Тромсе маршалом Говоровым истребители, не только прогнали прочь "Харикейнов", но и заставили покинуть фьорд королевские эсминцы. Британские моряки очень трепетно относятся к своим кораблям, и как только им начинает угрожать опасность, предпочитают покинуть поле боя, чем биться на нем до конца.

Стремясь спасти положение, генерал Гаген бросил в бой весь гарнизон Нарвика, но это было запоздалым решением. Пока британцы двигались от Сильдвика к Хумдалан, комдив Полынин прорвал оборону врага у Кубергета и вышел к фьорду. Падение этого участка британской обороны делало бессмысленным борьбу по эту сторону фьорда. Окруженным англичанам оставалось либо сдаться, либо при помощи кораблей укрыться от врага в Нарвике.

Начался бег к морю, на берегу которого возникла давка за места в шлюпках, присланных с кораблей. Русские не стали мешать эвакуации противника. Они только развернули за холмами свои гаубицы и неторопливыми ударами, подгоняли британцев покинуть эту сторону фьорда. Весь свой главный удар, маршал Говоров направил сначала на станцию Хумдалан, а затем стал наступать на сам Нарвик.

Было около шести часов вечера, полярное солнце ярко блистало на небосводе, не думая заходить, когда советские войска вышли на рубеж Сильдвик – Бейсфьорд. С него можно было обстреливать Нарвик из артиллерийских орудий. Судьба порта была предрешена, однако Говоров не стремился занять его любой ценой.

Следуя указанию Сталина, он только обозначил угрозу Нарвика, позволив англичанам сохранить порт за собой.

– Пусть они как можно дольше будут вынуждены тратить на его оборону людей и материальные средства. Нам Нарвик не нужен, пусть у этого авантюриста Черчилля болит голова, как разрешить эту проблему. А мы усердно поможем ему в этом деле – шутил Сталин с Говоровым, обсуждая план северо-норвежской операции.

Маршал полностью выполнил замысел Ставки на самом северном направлении противостояния бывших союзников. Совсем иная картина возникла на юге, в районе другого важного стратегического порта Триеста. В этом месте столкнулись интересы англичан, стремившихся не допустить перехода под контроль коммунистов столь стратегически важного порта и лидера югославских коммунистов маршала Тито, объявившего себя собирателем славянских земель на Адриатики.

Согласившись в июне месяце на требование генерала Моргана передать занятый югославами Триест под контроль англичан, Тито не спешил с отводом войск. Единственное что позволил югославский лидер, это продвинуться 2-у английскому корпусу к Триесту за разграничительную линию в районе Гориции. Дальше дело продвигалось с большим скрипом и к началу операции "Клипер", под контролем англичан находились лишь предместья Триеста.

Обе стороны на словах выказывали дружеское расположение друг к другу, но по мере развития конфликта в Германии, напряжение между англичанами и югославами стремительно нарастало. К 20 июлю, оно достигло своего максимума. Достаточно было любой маломальской искры, чтобы вспыхнул пожар, и этой искрой стали поляки генерала Андерса.

Находясь в составе 8 английской армии, эти изгнанники, считали себя не только полноправными членами антигитлеровской коалиции, но и полноценными победителями. Польские солдаты, облаченные в британскую форму, с гордостью демонстрировали югославам свои красно-белые шевроны с медной варшавской сиреной, называя себя освободителями.

– Мы взяли Монте-Кассино, освободили Рим и Болонью. Мы надрали зад немцам, итальянцам и вашим усташам. Сегодня мы устанавливаем порядок в Триесте, а завтра пойдем наводить порядок Варшаве. И мы наведем его, даже если при этом придется надрать зад ещё кое-кому. Ведь с нами англичане и американцы. Вместе мы великая сила! – петушились поляки на площадях и в трактирах Триеста.

Остановленные в шаге от города, они не смели переступить разделительную черту, но могли свободно посещать его увеселительные заведения. Ведь как-никак союзники, вместе сделавшие большое дело.

Во время очередного посещения поляками Триеста, в кабачке "Белая лилия" произошел конфликт, переросший в массовую драку. Подвыпившие местной ракии, поляки стали хвастаться перед югославами своими победами над немцами, начиная с Монте-Кассино. И на их беду, в кабачке оказался человек, бывший непосредственным свидетелем этих событий.

Также хорошо приняв на грудь, он смело подошел к полякам и громко обозвал их хвастунами и захребетниками.

– Вы взяли Монте-Кассино!? Враки! Наглые враки! Это не вы, а немцы надрали вам задницы в боях за монастырь. Сколько ваших там полегло во время штурма? Тысяча, две? Не считали? И сидели немцы в Монте-Кассино, пока марокканцы с алжирцами, по горным тропам не пробрались к ним в тыл и перерезали дорогу в монастырь. Вот тогда немцы и отступили. А пока марокканцы грабили ближайшие деревни, насиловали женщин и резали мужиков, вы и заняли Монте-Кассино, неприступную крепость – выпалил свидетель истории, опершись на стол поляков.

Понятно, что столь унизительное разоблачение своих боевых подвигов славные паны не стерпели. Вскочив из-за стола, они бросились с кулаками на обидчика их воинской славы. К огромному сожалению, для правдолюба, численное превосходство было на стороне поляков, которые одержали пусть маленькую, но все же победу.

Одержанная виктория изрядно вскружила головы ясновельможным панам. Не ограничившись топтанием ногами поверженных югославов, они принялись сдирать с их формы знаки воинского различия, а с фуражек красные звезды. Но на этом защитники чести и достоинства польской истории не остановились. Почувствовав сладкий воздух шляхетной вольницы, поляки стали срывать со стен кабачка висевшие в большом множестве югославские флаги, рвать и топтать их ногами.

Ограничься этот инцидент стенами кабачка, его можно было замять и притушить, но поляки выбрались на улицу, где и продолжили свои геройства, во славу далекой родины. Первой их жертвой стали югославские солдаты, прогуливающиеся по улицам Триеста под ручку с девушками. Затем пострадал патруль попытавшийся утихомирить не в меру разошедшихся буянов. Только когда из трактира "Под липами" высыпали гулявшие там югославы, британские ландскнехты были посрамлены и повержены.

Даже после этого, возникший конфликт можно было локализовать и свести на нет, но судьба сулила им иное. Несколько сбежавших с "поля боя" поляков, принесли в корпусные казармы весть, о том, что югославы убивают их боевых товарищей. Между коммунистами Тито и антикоммунистами Андерсена и до этого были склоки и бытовые конфликты. Все то, что до этого тлело и коптило, мгновенно вспыхнуло ярким пламенем и польские солдаты, все как один, бросились спасать своих соратников от кровавых застенков коммунистов.

Охранявшим подступы к городу югославским караульным заставам, было вполне под силу охолодить горячие головы пылких борцов с коммунизмом. Для взбудораженной толпы вооруженной стрелковым оружием, их пулеметы были бы хорошим аргументом к началу мирного диалога. Однако в конфликт славян неожиданно вмешалась третья сила, в лице взвода английских броневиков. Приданные польским соединениям две недели назад, они так вовремя поддержали выступления разгневанных выходцев с Вислы, что невольно возникало подозрение о хорошо подготовленных действиях.

Приблизившись к заставе у часовни святого Варфоломея, они снесли шлагбаум и шквальным огнем из пулеметов, в считанные минуты разогнали растерявшуюся охрану. Ободренные столь успешным началом, поляки радостно затопали по улицам спящего Триеста. Пугая мирных обывателей воинственными криками, они добрались до злополучного трактира, но задержанных поляков там не оказалось. Патрульные отвели иностранных забияк на гауптвахту, что находилась в центре города рядом с ратушей.

Казалось, что конфликт исчерпан и следует дождаться наступления утра, для дальнейшего разрешения вопроса мирным путем. Однако присутствие британских броневиков приподняло воинственный пыл поляков до самых небес. Под выкрики "Свободу братьям", они продолжили свой ночной поход. Сметая на своем пути застигнутые врасплох югославские патрули, жолнежи генерала Андерсена двинулись к центру города. Им оставалось пройти всего несколько кварталов, когда идущие в авангарде броневики наткнулись на непреодолимую для себя преграду.

С момента начала военного конфликта Англии и СССР, югославы начали с опаской относиться к своим союзникам и по совету советских инструкторов предприняли некоторые превентивные меры. Так комендант Триеста полковник Джилич, приказал установить на подступах к центру города несколько баррикад. В основном это были сваренные на скорую руку противотанковые ежи, за которыми располагались, хорошо укрепленные пулеметные точки.

Установленные за сутки до описываемых событий, они стали роковой преградой на пути британских броневиков в ночном сражении за Триест. Впервые столкнувшись с подобным видом заграждений, британцы сначала попытались их протаранить, а потом попытались уничтожить их огнем своих пушек и силами сопровождавших броневики солдат.

Пока ночные гости были заняты разрушением баррикад, югославы пришли в себя и сумели дать им отпор. Противотанковой артиллерии у гарнизона Триеста не было, но вот советские противотанковые ружья и трофейные фаустпатроны в казарме имелись.

Застрявшие у ежей броневики, представляли собой идеальную цель для стрельбы и югославские солдаты не заставили себя долго ждать. Не прошло и десяти минуты, как ярко вспыхнула головной броневик англичан, пораженный выстрелом из фаустпатрона. Охваченный страхом, экипаж броневика попытался покинуть обреченную машину, но едва они показались из люка, заговорил притаившийся в ночи пулемет.

Длинная очередь в одно мгновение смела на землю не только гордых бриттов, но и примкнувших к ним поляков. Расплавленный свинец и брызги горячей крови моментально охладили наступательный порыв подданных Джона Буля, заставив их искать спасение на жестком булыжнике мостовой.

Невыносимо долгую минуту, защитники демократических ценностей приходили в себя. Только стоны и ругань были слышны в ночи, прежде чем четыре оставшихся броневика не разразились огнем. Безудержно трещали пулеметы, яростно грохотали пушки, стремясь смыть кровью югославских солдат нанесенное оскорбление британской короне. Со сладостным упоением крушили они, то место, откуда велся огонь. Пули и снаряды превратили в сплошное решето афишную тумбу, вблизи которой расположился пулемет. Казалось, что от пулеметчика должно было остаться мокрое место, однако когда поляки попытались продвинуться вперед, несносный пулемет вновь заговорил, только из другого места.

Разъяренные британцы принялись охотиться за своим обидчиком, щедро прошивая мрак ночи трассирующими очередями и выстрелами из пушек. В этой суматохе, никто не обратил на одинокую фигуру человека, притаившегося за старинным платаном. Выглянув из-за ствола дерева и определив расстояние до ближайшего броневика, удачным выстрелом из фаустпатрона, он добавил освещения улицы короля Эммануила.

Понеся ощутимые потери, британские броневики дружно откатились назад, предоставив полякам право выхода на ратушную площадь. Мелкими перебежками, под прикрытием британских пулеметов, они пробрались за колючую баррикаду, где столкнулись с ожесточенным сопротивлением югославов.

Опытные бойцы, они рассредоточились по всевозможным углам и подворотням, не давая своим метким огнем противнику, приблизиться на бросок гранаты. То один, то другой солдат армии польской, падал на землю сраженный свинцом, так и не увидав, дорогую сердцу Варшаву.

Пули роем носились из одной стороны в другую. Никто из славян не хотел уступать друг другу жемчужину Адриатики. Сербы, своим огнем не давали полякам прорваться на ратушную площадь, те в свою очередь не позволяли фаустникам уничтожить свой броненосный аргумент в этом бою. Возникла патовая ситуация, жирную точку в которой поставили прибывшие из казармы расчеты с противотанковыми ружьями. Укрывшись за каменным парапетом уличных кабачков, они быстро привели к молчанию две боевые машины противника.

Обнаружив присутствие на поле боя смертельного для себя противника, оставшийся броневик попытался ретироваться. Он стал медленно отползать, но брошенная с крыши одного из домов бутылка с зажигательной смесью, прервала этот маневр. Объятый пламенем броневик попал колесами в канаву и беспомощно встал, накренившись на один бок.

Лишившись огневой поддержки, поляки моментально пали духом. Они ещё пытались удержать рубеж баррикад в надежде, что из лагеря к ним подойдет помощь, однако югославы не позволили им её дождаться. Дворами, они обошли польских жолнежей и ударили им в тыл.

При свете дня, ещё можно попытаться определить численность напавшего на тебя врага, ночью это сделать весьма трудно. Особенно когда тебя уже хорошо умыли кровью твоих товарищей, а грозная поддержка мистера Буля догорает сизым пламенем. При таких обстоятельствах трудно держать высокую марку и потому, хрустнув подобно сухой галете, изрыгая проклятья клятым коммунистам, паны стали отступать.

Они отступали с той же легкостью, что совсем недавно наступали. Длинные очереди сербских пулеметов заставляли героев Монте-Кассино усиливать свой бег, дабы навек не остаться в Триесте. Подталкиваемые подобным образом в спину, поляки оставили злополучный кабачок, где возникла вся эта история, и были готовы полностью очистить город, но в этот момент из лагеря подошла долгожданная помощь.

Ведомые господами полковниками батальоны, не только остановили позорное бегство мстителей, но захватили два квартала на северной окраине города. Каменные постройки домов, оказались хорошим укрытием для стрелков генерала Андерсена, получивших приказ любой ценой закрепиться в Триесте. Прикрываясь выброшенными из домов мирными жителями, поляки сумели отбить атаки югославов и прочно закрепиться на захваченном ими рубеже.

Весь последующий день, обе стороны отчаянно пытались улучшить свое положение. Сербы стремились очистить Триест от врага, поляки при поддержке англичан расширить зону своего контроля. Первыми ударили поляки, двинув в ход, батальонные и полковые минометы. Югославы ответили артиллерийским огнем. Выкатив орудия, они прямой наводкой разнесли несколько домов, превращенных противником в опорные пункты. Это сразу поставило под угрозу всю оборону поляков, но в самый критический момент к ним на помощь подошли британские танки.

Сбив югославский заслон у Гориции, они с боем прорвались к Триесту и их появление, кардинальным образом изменило всю картину боя. Получив столь чувствительную подпитку, поляки с утроенной силой ринулись в бой, и теперь настала очередь пятиться назад югославов.

Преследуя их, поляки дошли до "липового" кабачка. В знак торжества справедливости, они моментально увешали его множеством красно-белых флажков. Казалось, что фортуна наконец-то повернулась к ним лицом, но это только казалось. За время боев, по настоянию советских советников, у кабачка выросла баррикада из противотанковых ежей. Вновь повторилось ночное противостояние, только с той разницей, что английским бронированным машинам противостояли не метатели фаустпатронов и бронебойщики, а мощные противотанковые пушки. По рекомендации генерала Баграмяна они были тайно переброшены Тито в Триест.

И тут, британский враг очень хорошо почувствовал, что значит удалый славянский бой. Метким огнем были подбиты головные машины врага, и вся колонна встала, зажатая стенами домов. Когда противник попытался обойти "ежовую" баррикаду по соседним улицам, то там его ждал неприятный сюрприз.

Один из отрядов нарвался на противотанковые мины и кинжальный огонь батареи сорокапяток, установленных по обе стороны улиц. Несмотря на свой скромный калибр, благодаря близкому расстоянию, пушки пробивали броню британских танков. Другой отряд счастливо избег мин и артиллерийских засад, но также не смог продвинуться вперед. В тот момент, когда казалось, что все страшное позади, раздался страшный взрыв. Это советские саперы заложившие мину на первых этажах одного из домов взорвали её. Рухнувшее здание частично перегородило улицу, а когда англичане попытались объехать завал, по ним ударили метатели фаустпатронов и бутылок с зажигательной смесью.

Потеряв во время штурма сразу двенадцать танков и броневиков, англичане прекратили атаки, бросив вперед польскую пехоту. Завязались ожесточенные бои за каждый дом, за каждый переулок, которые по несколько раз переходили из рук в руки. Для перелома сражения в свою пользу, генерал Морган бросил на Триест весь польский корпус. Подразделения 4-ой югославской армии не могли сдержать продвижение противника, так как подверглись ударам английских бомбардировщиков.

Против столь мощных сил, державшийся из последних сил гарнизон Триеста устоять не смог бы. Не считаясь с потерями, поляки прорвали бы оборону югославов и взяли бы город, если бы, не вмешалась третья сила в лице советской авиации. По личной просьбе маршала Тито, Баграмян обратился за поддержкой к маршалу Толбухину. Поднятые с венских аэродромов, советские штурмовики успели перехватить колонны поляков на подходе к Триесту и полностью их разгромить.

В течение всего дня, на разбомбленной автостраде горели автомобили и бензозаправщики, сожженные советскими летчиками. Черные столбы дыма, что резво поднимались в голубое югославское небо, имели двоякое значение. Для обороняющих город югославов они были добрым знаком братской помощи со стороны Красной армии, тогда как для штурмующих Триест поляков, они символизировали печальные вести о провале англо-польского блицкрига.

Конфликт начал затягиваться и для его скорейшего завершения, обе противоборствующие стороны предприняли новые энергичные меры. Под руководством генерала Баграмяна, 4-я югославская армия стала наседать на английскую лазейку в Гориции, стремясь отрезать польский корпус от остальных соединений 8-й армии генерала Моргана. Два дня в районе побережья шли упорные бои, принесшие успех югославам. Полностью перекрыть дорогу на Триест они так и не смогли, но благодаря подтянутой артиллерии, позволила им простреливать её насквозь.

Впрочем, к тому моменту, борьба за контроль над дорогой утратил свою актуальность. Приковав внимание югославов к Гориции, англичане нанесли новый удар по Триесту. Сначала они нанесли массированный бомбовый удар по центру города и обратили в руины гарнизонные казармы. Теперь черный столб дыма, поднимающийся в небо, был добрым знаком для поляков и грусти для югославов. Вечером того же дня, в акваторию порта Триеста вошел британский флот с десантом на борту.

Высадка десанта всегда была одной из самых трудных задач для военных моряков. Для организации десанта требовалось хорошее прикрытие с моря и воздуха, транспортные суда и хорошо обученная пехота. Все это у британцев было в избытке, что вновь наводило мысли о заранее спланированной акции.

Под прикрытием корабельной артиллерии и авиации, десант полковника Хепгуда не только удачно высадился на берег и взял под свой контроль порт. Воспользовавшись бедственным положением защитников Триеста, англичане сумели соединиться с казалось отрезанными от основных сил поляками Андерсена. Соединившись друг с другом, они развернули полномасштабное наступление и почти дошли до ратушной площади.

Несколько раз, желая выслужиться перед "старшим братом" и водрузить красно-белое знамя над развалинами казарм, поляки шли в атаку, но каждый раз югославы заступали им дорогу. Под градом пуль и снарядов, держась из последних сил, солдаты с красными звездами на пилотках, отбрасывали врага, чьи конфедератки украшал белый орел.

Груды тел лежали не только на подступах к ратушной площади, но и на ней самой, ибо один раз, поляки сумели перебраться через руины казарм. Завязалась отчаянная рукопашная схватка. В ход шли не только автоматы и винтовки, но и ножи, камни и кулаки. Озлобленные люди душили, резали, убивали друг друга под торжествующие крики победителей и глухие хрипы побежденных.

Возможно, что в этот день полякам и удалось бы укрепить свое знамя победы, на основательно разбитой английскими бомбами стариной ратуше. Многое, и усталость не спавших две ночи югославов и понесенные ими потери, способствовало бы этому. Однако на пути "солдат свободы" с Вислы встали советские инструктора и советники. В самый ответственный момент одни собрав последние резервы, организовали контратаку, другие подтянули минометы и их огнем, полностью отсекли прорвавшихся на площадь поляков.

Обозленные неудачей, поляки и англичане решили предпринять совместную атаку, благо дорога на ратушную площадь им уже была известна. В исходе нового штурма никто не сомневался. Для удержания города югославам были как воздух нужны свежие силы, а их не было. Положение защитников Триеста было критическим и для его исправления, вновь потребовалась помощь советской авиации.

Вновь были подняты в воздух штурмовики, которые нанесли удар по стоявшим в порту английским эсминцам, крейсерам и миноносцам. Большого ущерба кораблям короны штурмовики нанести не могли, ни один вымпел не был потоплен. Однако и того, что разрушили и повредили своим огнем русские "летающие танки", было достаточно, чтобы основательно напугать британцев. Не прошло и часа после налета, как королевский флот покинул Триеста, пообещав вернуться в самое ближайшее время.

Казалось, что сражение за Триест уже достигло своего пика и переросло в локальные вялотекущие бои. Обе стороны уже выложили на стол все свои козыри и для организации новых наступлений, нужно было время. Англичане очень надеялись на помощь со стороны 5-й американской армии, а югославы ждали подхода из Словении соединений 1-й и 2-й освободительных армий. По мнению генерала Баграмяна этого было достаточно, чтобы сбросить поляков и англичан в море, но оказалось, что ещё не все британские консервы были вскрыты.

На шестой день конфликта, в Загребе произошло выступления хорватских усташей. Начавшись как мирные демонстрации против притеснений со стороны югославской милиции, на другой день они превратились в массовые столкновения хорватских националистов с силами местного самопорядка.

Это выступление были хорошо подготовлено и точно рассчитано. Все наиболее боеспособные воинские части Югославии находились вдоль границы с Австрией и Италией. Для переброски войск в ставший тыловым городом Загреб, требовалось время, а его у штаба Тито не было.

– Товарищ генерал, наше положение гораздо сложнее и опаснее, чем может показаться на первый взгляд, – говорил Баграмяну Тито, во время внеочередной личной встрече. – Подавить выступление усташей в Загребе мы сможем. Силы у нас есть, да и большую часть этой нечестии мы либо выгнали с нашей земли, либо взяли в плен. В Загребе выступили те, кто сумел ускользнуть от взора югославских коммунистов, натянув на себя овечью шкуру. Их не так много, но их пример очень опасен. Вслед за хорватскими усташами, могут выступить сербские четники, боснийские легионеры и это может разорвать пока ещё хрупкое единство новой Югославии.

– Я все прекрасно понимаю, товарищ маршал но, к сожалению, Красная армия в данный момент не может двинуть в Югославию, ни одного солдата. Все чем мы располагаем на данный момент, приковано к военному конфликту в Германии. Нет никакой гарантии, что господа бывшие союзники не двинут против нас войска в Тюрингии, Моравии, Богемии или Австрии. Я уже разговаривал с товарищем Сталиным, и он настоятельно просил нас обойтись собственными силами. Все, чем мы можем немедленно помочь югославской армии, так это авиация.

– Товарищ Баграмян. Вы здесь человек новый и вам трудно разобраться во всех наших тонкостях, но поверьте моему опыту, Загреб нужно отбить как можно скорее. Иначе ставленники английских империалистов прольют реки людской крови – продолжал настаивать Тито.

Иван Христофорович Баграмян был хитрым и опытным полководцем. Его полководческий взлет после киевской трагедии, одним из виновников которой он был назван приказом Ставки, был редким случаем в Красной армии. Своими победами на фронтах Баграмян сумел вернуть к себе доверие Сталина, по достоинству ценившего его таланты. Конфликт вокруг Триеста мог, как поднять Баграмяна по картерной лестнице, так и отбросить его назад. Прецедентов подобному, на войне было много.

Генерал прекрасно понимал, что югославский лидер во многом прав, давая оценку беспорядков в Загребе. Из всех важных объектов в хорватской столице, к исходу третьего дня, под контролем югославских коммунистов оставались управление полиции и аэродром. Все остальное, включая вокзалы и мосты через Саву, были в руках националистов.

Иностранные уши во всей этой каше, были хорошо видны. Уж слишком слаженно действовали усташи и очень быстро, у них появилось оружие. И это притом, что главный арсенал находился в управлении полиции.

Вместе с этим, Иван Христофорович отчетливо видел, что бунт в Загребе был направлен на отвлечение воинских сил Югославии от Триеста. В частности 2-й народно-освободительной армии, чьи соединения должны были усилить защитников Триеста. Все это многоопытный генерал давно уже понял и просчитал, и теперь ему следовало сделать непростой выбор.