Текст книги "Мумия блондинки (Сборник)"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Патрик Квентин,Адам Сент-Моор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 27 страниц)

 Глава 3

Кажется, было около половины второго ночи, когда мы поставили темно-серый «седан» Сейлоров в гараж колледжа и пошли назад к Пигот-холлу. Все мы чувствовали себя скверно после вечеринки, даже Норма выглядела вялой и унылой, так же как и белые орхидеи на ее плече. Я чувствовала себя опустошенной и была не в состоянии думать о событиях этого злополучного вечера.

И все же я не могла выбросить из головы слова Г рейс о том, что Джерри любит меня. Я была очень счастлива и быстро заснула. И если бы не моя спартанская привычка спать с открытым окном, проспала бы до самого утра и не видела тех троих, кто позднее втянул меня в события, очень важные для многих. Но мое окно было распахнуто, и капли холодного дождя, брызгавшие прямо в лицо, разбудили меня среди ночи.

Я проснулась лишь наполовину и не посмотрела, вернулась ли Грейс, а просто встала с постели, чтобы закрыть окно. Пока я возилась со шпингалетом, мое внимание привлек шум мотора. Затем сноп света залил двор, и появилась машина, которая неслась от колледжа с такой скоростью, словно за ней гнались все силы ада. Я видела ее обтекаемый корпус не более секунды, но сразу узнала его: это был желтый «седан» Пенелопы Хаднатт.

Если бы я знала, какие события нам предстоит пережить, то обратила бы большее внимание на эту машину. Но в тот момент, окончательно не проснувшись, я просто удивилась, куда это наша непогрешимая деканша женского факультета так поздно направилась. Потом снова нырнула в постель.

Не успела я заснуть, как сквозь дремоту услышала, что тихонечко скрипнула открываемая кем-то дверь. Наконец-то вернулась Грейс, подумала я, давно пора.

Шаги по ковру приближались ко мне. Я удивилась, что все это Грейс проделывает так тихо, ибо она, подобно большинству близоруких людей, обычно спотыкалась и наталкивалась на мебель. Шаги затихли у моей кровати, и я почувствовала, как кто-то склонился надо мной,– совсем как во сне. Потом шаги заскользили к кровати Грейс. Я ждала знакомого звука, с которым моя соседка всегда натягивала на себя одеяло, но так и не услышала его. «Странно»,– сонно подумала я.

Потом мои мысли прервались, потому что снова послышались шаги, еще более осторожные: кто-то крался к двери. Не знаю, почему меня это напугало. В конце концов, Грейс могла забыть запереть дверь, да было и еще множество простых объяснений. Но мне, в моем дремотном состоянии, это показалось очень страшным.

Я села на кровати, вглядываясь в темноту, и увидела неясные очертания человека у самой двери.

– Грейс, это ты?

На мгновение неясный силуэт на фоне менее темной стены замер, потом выскользнул за дверь.

Тут уж я по-настоящему проснулась – в паническом страхе, что в нашу комнату забрался кто-то посторонний.

Разум подсказывал мне, что бояться нелепо. Если ночным гостем была не Г рейс, значит – Элейн, Норма или любая другая девушка из Пигот-холла. Но разуму было трудно преодолеть бредовые ночные страхи. Казалось, прошло несколько часов, прежде чем я осмелилась приподняться и взять сигарету.

Теперь дождь усилился и громко стучал по оконному стеклу. Но когда я бежала босиком к туалетному столику за сигаретой, то снова расслышала глухой шум автомобильного мотора во дворе колледжа.

Я думала, что это опять желтый «седан» деканши, но ошиблась. Свет под портиком позволил мне разглядеть блестящий от дождя зеленый корпус, и я опять сразу узнала машину: двухместный закрытый автомобиль с откидным верхом Мерсии Перриш. А желтая машина еще не вернулась!

После этого я долго стояла у окна с забытой сигаретой в руке. Потом взглянула на часы – 4.20 утра.

Сначала Пенелопа Хаднатт, потом Мерсия Перриш умчались на машинах среди ночи неизвестно куда. И вдобавок – кто-то пробрался ко мне в комнату. Определенно в Вентворте творилось что-то из ряда вон выходящее!

Я докурила сигарету, погасила окурок, вернулась в постель и, как ни странно, заснула.

Где-то задребезжал звонок. Он-то и разбудил меня. Я открыла глаза и посмотрела на кровать Грейс – она была пуста. Грейс Хау так и не вернулась домой.

Полагаю, большинство людей не усмотрели бы ничего из ряда вон выходящего в том, что девушка из колледжа пробыла где-то всю ночь. Но в Вентворте, с его железной дисциплиной, о подобных случаях и не слыхали. Виновницу ждало суровое наказание.

Глядя на несмятую постель Грейс, я подумала, что

у нее вчера было странное настроение и, возможно, она угодила в какую-то скверную историю...

  Но затем, когда я перебирала в памяти события вечера, мне пришла в голову другая мысль: во всех поступках и словах Грейс было что-то прощальное. Просила меня опустить письма, завела необычный для нее разговор о Джерри, наконец, она поцеловала меня, чего не делала никогда раньше,– как будто уезжала навсегда... Кроме того, еще этот морской офицер, .автор загадочных писем. Почему они уехали вместе?

  Тут я ощутила прилив жгучего любопытства. Все наводило на мысль о тайном бегстве с возлюбленным. Пока я одевалась, это предположение казалось мне все более и более резонным. Оно объясняло многое из того, что вчера еще казалось совершенно непонятным.

  Грейс пришла в страшное волнение, получив последнее письмо. Впервые в жизни накрасилась. И она обрушилась на Норму с уверенностью человека, задумавшего нечто романтичное и эффектное.

  Становился понятным и еще один удивительный эпизод – сцена между Г рейс и Робертом Хаднаттом в фойе театра. Это было как раз в ее стиле – разыграть мелодраматическую сцену прощания с прежним возлюбленным, перед тем как сбежать с новым. А зная Хаднатта, легко было представить себе, как подобная сцена в столь многолюдном месте смутила его, заставив наговорить бог знает что!

  Я поспешила к завтраку, восхищенная своими способностями к дедукции. И только когда я вернулась в Пигот-холл, мне пришла в голову другая мысль, взволновавшая меня. Грейс была необычайно порядочной, беря что-то в долг, а вчера вечером она взяла мою меховую шубку. Я была уверена, что она ни за что не уехала бы из Вентворта, не вернув ее мне.

  Я подошла к шкафу – шубки не было. Именно этот пустяк всерьез встревожил меня.

  Единственным, кто мог развеять мои страхи, был Джерри. Одно из трех писем Грейс адресовано ему в больницу. Если он его уже получил, то может знать, что произошло. И я решила повидаться с ним, прежде чем что-либо предпринимать.

  Когда медсестра ввела меня в палату, Джерри сидел, откинувшись на подушки. Он был бледен и мрачен, но я не сразу это заметила. Первые минуты, когда я была с Джерри вдвоем, я видела только его беспокойные голубые глаза и твердую линию челюсти. Джерри был словно частью моей жизни. Помнится, он испытывал силу своей власти, заставляя меня взбираться на устрашающе высокие деревья в саду Хау.

 Мне показалось, что он удивился, увидев меня.

 – Хелло, Ли! Думал, ты позабыла о моем существовании.

 Я присела на край кровати, боясь потревожить его ногу.

 – Я по поводу Г рейс, Джерри. Она не вернулась вчера вечером. Ты не знаешь, может, она сбежала?

 –  Сбежала?

 Он наклонился вперед, пижама была расстегнута на груди.

 –  Но с кем, черт побери, она могла бы сбежать?

 Я рассказала ему о получении письма спецдоставкой, о неожиданном изменении планов Грейс и о ее последующем поведении в театре «Кембридж».

 – Она, наверное, уехала с тем морским офицером. Это единственное объяснение, которое пришло мне в голову,– неуверенно добавила я.

 Джерри нахмурился.

 – Но это безумие, Ли! Я не имел понятия, что у Г рейс есть друг моряк.

 – Я тоже. Но ведь кто-то писал ей эти заказные письма. Мне она никогда не говорила, от кого их получает.

 Мне было больно видеть растерянное выражение его лица. Джерри был очень привязан к своей трудной старшей сестре. После трагической смерти их отца он чувствовал себя ответственным за ее судьбу и старался прикрыть ее от всех возможных неприятностей щитом своей популярности.

 Джерри протянул руку поверх одеяла к моей.

 – В одном я абсолютно уверен, Ли. Сестренка не могла сбежать из дома и выйти замуж тайком от меня.

 – Может быть, она решилась на это в последнюю минуту? И у нее просто не было времени поговорить с тобой?

 –  Нет, время у нее было. В том-то и дело...

 Джерри сжал губы.

 – Понимаешь, сегодня рано утром я получил от нее письмо. Ночная сестра сказала, что его доставили в больницу около четырех часов ночи.

 Интуиция меня не подвела!

 – Его подсунули под дверь больницы, а медсестра утром принесла мне. Если бы Грейс решилась сбежать, она бы наверняка написала об этом. Понимаешь? – На его щеках проступили пятна.– Чертовски странное письмо. Я не собирался его никому показывать, но мне хотелось бы, чтобы ты его прочла. Может быть, кое-что ты сумеешь объяснить.

 Он вытащил из-под подушки конверт и подал его мне. Я вынула из него тетрадный листок, на котором было написано:

 «Джерри, дорогой!

 Ты знаешь, как трудно даются мне разговоры на некоторые темы. Поэтому я пишу тебе письмо. А это важно, очень важно. Мне нужно предостеречь тебя от Нормы Сейлор. Она испорчена до мозга костей. Она всегда старается унизить меня, потому что презирает. Тебя она не любит и вообще не в состоянии никого любить, кроме себя. Она сделает тебя страшно несчастным, если ты ей это позволишь. Поэтому, пожалуйста, не влюбляйся в нее! Я всегда мечтала для тебя о самой лучшей девушке, Норма же – самая худшая! Это меня безумно мучает. Понимаешь, мне известно, как ужасно любить того, кто не любит тебя,– я бы не перенесла этого. Прости меня за то, что я тебе все это написала.

 Любящая тебя Грейс».

 Я вложила письмо в конверт и вернула Джерри.

 –  Ты что-нибудь поняла из этого?

 Мысленно я представила себе Грейс, какой видела ее накануне вечером, вспомнила ее слова: «Я хочу заставить Джерри понять, насколько испорчена Норма... Все они еще пожалеют, что вызвали у меня такую ненависть к себе...»

 – По крайней мере, ожидала этого,– ответила я.– Видишь ли, сначала Грейс попросила меня отправить тебе письмо.

 И я рассказала, как Грейс вынула из сумочки три конверта, а потом убрала их обратно. Немного подумав, я .решила, что обязана сообщить ему мнение сестры о Норме.

 Его лицо еще сильнее покраснело.

 – Меня совершенно не волнует, что она наплела про Норму,– проворчал он.– Грейс была помешана на этой теме. Я не маленький и не нуждаюсь в няньках. Но меня больше всего удивляет, почему, черт возьми, письмо было доставлено среди ночи? Кому она поручила доставить это письмо? И почему она не рассказала мне про этого морского офицера и обо всем остальном? Ли, ты ведь не думаешь, что случилось что-то дурное? Действительно дурное?

  Его глаза были прикованы к моему лицу: ему хотелось, чтобы я успокоила его. Я чувствовала его близость, теплоту его тела. Мы словно вернулись к тем незабываемым дням до Вентворта, когда еще не потеряли друг друга в круговороте новых лиц и переживаний.'

Я ответила – по своей привычке надеяться на лучшее:

– Думаю, все будет в порядке.

Но на самом деле такой уверенности я не чувствовала.

–  Джерри, как ты считаешь, должна ли я рассказать про Грейс деканше?

Он кивнул.

– Да, Ли, скажи ей сразу же. Мы...

Он не договорил, отпустил мою руку и посмотрел поверх моего плеча на входную дверь.

– Хелло, Норма!

Я резко повернулась. Норма Сейлор небрежной походкой приближалась к кровати, стройная и гибкая, в плотно облегающем спортивном костюме. На ее потрясающих волосах каким-то чудом держалась маленькая зеленая шапочка.

– Хелло, дорогой!

Голос был вкрадчивым, собственническим.

–  У меня нет занятий до двенадцати, и я улизнула в парикмахерскую. По дороге решила занести тебе последний номер нашей газеты.

Она откуда-то достала «Вентворт Кларион» и бросила его желтые листки на постель. Только тут она соизволила заметить мое присутствие.

–  Как приятно, что ты послушалась меня и пришла навестить Джерри.

После этого она вообще перестала меня замечать.

Когда я выходила из палаты, то с удовлетворением подумала, что глаза Джерри не отрывались от меня и что Норма это видела.

 Глава 4

Визит в больницу только усилил мое беспокойство. Грейс ничего не рассказала Джерри про морского офицера, даже не намекнула о возможности своего бегства и исчезла, не вернув мою шубку. Чем больше я об этом думала, тем меньше мне нравилась вырисовывающаяся картина.

И тут я заметила, как через двор прямо ко мне бежит Элейн. Ее широко открытые глаза казались испуганными.

–  Дорогая, я с ног сбилась, разыскивая тебя. Что за ночь! Ник Додд только что сообщил мне, что Стив вернулся домой лишь утром...– Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание.– Полагаю, тебе уже известно, что Грейс вообще не вернулась. Смотрительница дортуаров сказала об этом Пенелопе, а та побежала в Пигот-холл, с лицом, как грозовая туча. Она ждет тебя сейчас у себя в кабинете. Мы погибли, дорогая! История с «Эмбер-клубом» выплыла наружу... Короче говоря, дело дрянь. Будь проклята Норма – вечно она все разболтает. И Грейс...

Я не стала ждать продолжения – скрываться и прятаться было глупо – и поспешила к административному корпусу.

Пенелопа Хаднагг в своем кабинете стояла у окна и нервно курила. Там же находился незнакомый молодой мужчина в сером костюме и темно-коричневом галстуке, в тон более светлой рубашке.

Деканша даже не взглянула на меня. Погасив сигарету, она сказала:

–  Полагаю, ты знаешь, что Грейс Хау не вернулась в колледж?

– Да.

Пенелопа Хаднатт указала на молодого человека.

–  Это лейтенант Трент, Ли. Из нью-йоркского Отдела насильственных смертей.– Я тихо ахнула.– Боюсь, что новости очень плохие.

Деканша отвернулась от окна и смотрела на меня в упор.

–  Ты должна взять себя в руки. Лейтенант получил донесение из Грейвилла, небольшого городка километрах в тридцати отсюда, по Олбани-Роуд. Там из реки извлечено тело девушки.

Наверное, я пошатнулась, потому что лейтенант Трент оказался рядом и подхватил меня под руку.

–  По меткам химчистки на одежде установили, что девушка из Вентворта. Мы, конечно, не совсем уверены, что это Грейс, но лейтенант Трент хочет, чтобы кто-либо поехал с ним в Грейвилл для идентификации.

Я больше не видела Пенелопы: ее лицо расплылось в призрачное небольшое пятно на фоне пятна больших размеров, в которое превратилась комната.

–  Как тебе известно, Ли, кроме брата, у Грейс нет близких родственников, а доктор Баркер заявил, что в настоящее время Джеральда Хау нельзя взять из больницы. Ты не обязана соглашаться – могу поехать я сама или еще кто-то с факультета. Но поскольку вчера вечером ты была вместе с Грейс, к тому же ты ее соседка по комнате и ближайшая подруга...

– Я поеду.

Я проговорила это не своим голосом, потом медленно повернулась к лейтенанту.

– Почему вы думаете, что это Грейс?

– Как была ваша подруга одета вчера вечером?

–  Розовое атласное платье и светло-серая меховая шубка.

– И маленькая бриллиантовая брошь?

– Эта девушка утонула?

Лейтенант Трент украдкой взглянул на деканшу, потом повернулся и внимательно посмотрел на меня, совсем как врач, сомневающийся в выносливости пациента.

–  Какая разница, услышит ли она об этом сейчас или позднее? – заметил он.– Нет, эта девушка не утонула. Ее убили сильным ударом по голове.

– Значит, это не может быть самоубийством?

–  Вряд ли, мисс Ловеринг. Скорее всего, это преднамеренное убийство.

 Глава 5

Большую часть пути лейтенант Трент не отрывал глаз от дороги и казался поглощенным проблемами дорожного движения. А когда что-то спрашивал меня о Грейс, то делал это как бы между прочим, словно интересовался обычной, живой и здоровой, девушкой из Вентворта.

Я рассказала ему то немногое, что мне было известно о семье Хау. Как они, состоятельные жители Нью-Хэмптона, неожиданно были ввергнуты в нищету и бесчестие. Мистер Хау, председатель крупной страховой компании, спекулировал доверенными ему деньгами и обанкротился. Он предпочел покончить с собой, нежели пережить неизбежное разоблачение. У Грейс и Джерри остались только страховки на их образование и страховка жизни Грейс.

–  После смерти отца Грейс лежала в больнице с нервным заболеванием,– продолжала я,– и пропустила целый семестр в Вентворте. Вернулась она из больницы совершенно другой.

– Как «другой», что вы имеете в виду?

–  Она больше, чем раньше, интересовалась мужчинами, ее тянуло к разного рода удовольствиям – как будто она поняла, что многое упустила, и отчаянно старалась наверстать упущенное.

– А что это были за мужчины?

Я осторожно описала роман Грейс со Стивом Картерисом, ее обожание Роберта Хаднатта и недавнюю переписку, кульминационным моментом которой стало вчерашнее появление рыжего моряка.

Лейтенант осторожно подготавливал меня к предстоящему.

– Ее тело в морге, мисс Ловеринг. В 2.15 состоится предварительное дознание. Но в первую очередь мы с вашей помощью должны произвести опознание.

Его серые глаза смотрели сочувственно, когда он помогал мне выйти из машины.

– Мужайтесь, все скоро закончится.

Мы вошли в здание морга. В нос ударил неприятный, сладковатый запах. Кто-то сказал:

– Одежда та же, что была на ней, когда ее нашли.

На мгновение меня охватил панический ужас, но я сумела взять себя в руки. Передо мной на мраморном столе лежала девушка, в которой я сразу же узнала Грейс.

Мертвая, она выглядела так же, как когда-то в Нью-Хэмптоне.

Мой взгляд скользнул по розовому атласному платью, мокрому и грязному, я заметила и розовые атласные туфельки, и бриллиантовую брошку. Не было только моей пушистой шубки. На нее был наброшен ярко-красный непромокаемый плащ, по тору совсем не подходивший к платью. Ни у Г рейс, ни у кого из моих знакомых девушек такого плаща не было.

– Это Грейс Хау, не правда ли? – осторожно спросил лейтенант.– Только не то пальто?

Я кивнула, не в силах что-либо произнести. Трент взял меня за руку и вывел из комнаты.

– Умница,– похвалил он меня, когда мы сели в ожидавшую нас машину.– Сейчас можете ничего не говорить: дознание еще впереди. Мне придется вас оставить – необходимо сделать несколько телефонных звонков.

Он подвез меня к единственному приличному отелю Грейвилла, где я просидела в одиночестве до половины второго. Потом вновь отвез меня в морг и провел по длинному коридору в большое помещение, где нас уже ждали. Я не сразу сообразила, что буду присутствовать на предварительном дознании.

Кто-то встал и сообщил, что сегодня рано утром тело Грейс нашли два мальчика, игравших под мостом через реку, на окраине Грейвилла.

Затем из сообщения патологоанатома, изобилующего латинскими терминами, я поняла, что Грейс была убита где-то между двумя и пятью часами утра и умерла примерно за полчаса до того, как ее тело было брошено в реку. Очевидно, что сама она не могла нанести себе такую травму ударом по затылку, как и прыгнуть с Грейвиллского моста. Поэтому самоубийство исключалось. Множество мелких ссадин и кровоподтеков на теле указывали на то, что Г рейс оказалась жертвой наезда автомобиля, однако травма головы не могла быть вызвана ударом о какую-либо часть машины.

Потом наступила моя очередь. Коронер подозвал меня к своему столу и попросил формально подтвердить опознание.

–  Да,– заявила я,– это моя соседка по комнате, Грейс Хау.

После этого он задал мне ряд вопросов о Г рейс. Были ли у нее враги? Кто был морской офицер? Вернули ли мне меховую шубку? Я старалась отвечать как можно точнее, а он продолжал спрашивать: сколько стоила эта шубка, сколько денег могло быть с собой у Грейс в сумочке, которую они так и не нашли? Думаю, он старался установить, не было ли мотивом преступления ограбление.

–  Единственная ценная вещь, какая была на Грейс,– это ее бриллиантовая брошка. Вероятно, она стоит больше, чем моя шубка.

Коронер кивнул и поблагодарил меня. Я снова села рядом с лейтенантом Трентом.

В конце концов они пришли к выводу: смерть от руки неизвестного или нескольких лиц.

Дознание было отложено до установления, в каком полицейском округе было совершено преступление.

Наконец все кончилось. Мы с лейтенантом Трентом поспешно вышли из этого темного, мрачного здания. Как ни странно – на улице сияло солнце.

 Глава б

В Вентворт мы вернулись уже в пятом часу. Занятия закончились, и двор, обычно тихий и спокойный в это время, был заполнен возбужденными группами студентов.

Лейтенант проехал через кампус к старому каменному дому, где жили Хаднатты. Мы вышли из машины.

– Вам лучше тоже зайти,– сказал он мне.

Горничная провела нас в продолговатую, красиво обставленную гостиную, где на низком столе был сервирован чай. Пенелопа Хаднатт с царственным видом сидела возле начищенного до блеска серебряного чайника, рядом с ней стояла Мерсия Перриш с сигаретой во рту, опираясь рукой на каминную полку.

Увидев нас, Пенелопа встала и шагнула навстречу.

– Ну что?

–  К несчастью, эта девушка – Грейс Хау,– осторожно начал лейтенант.

Ошеломленная Пенелопа промолчала. Мерсия подошла к ней и успокаивающе положила ладонь на ее руку, потом взглянула в лицо Тренту.

Полагаю, вы зададите нам кое-какие вопросы? Доктор Хаднатт и декан мужского отделения наверху, в кабинете. Мне их позвать?

– Будьте столь добры, мисс Перриш.

Ободряюще улыбнувшись Пенелопе, Мерсия торопливо вышла из комнаты и вскоре вернулась в сопровождении доктора Хаднатта, казавшегося почти тенью рядом с атлетически сложенным Гарольдом Эпплом, который тотчас плюхнулся в кресло. Хаднатт подошел к окну.

Комната с нарядным столом и высокими вазами с желтыми и белыми тюльпанами казалась удивительно мирной. И однако даже я чувствовала пугающую острую проницательность лейтенанта, которую он искусно скрывал под маской вежливости.

Он достал записную книжку и вкрадчиво произнес:

–  Для начала я бы хотел, чтобы мисс Ловеринг как можно точнее сообщила все, что ей известно о действиях и поведении Грейс Хау вчера вечером.

Он не стал помогать мне вопросами, а просто сидел и слушал мой довольно сбивчивый рассказ, начиная с прибытия злополучного заказного письма.

Разумеется, все о вечеринке Стива в «Эмбер-клубе» выплыло наружу. В другое время не миновать бы всем нам головомойки, однако миссис Хаднатт сейчас не интересовала наша глупая эскапада.

Для меня было сущим мучением рассказывать все это пятерым людям, слушавшим меня в напряженном молчании. Наверное, я особенно нервничала из-за того, что не знала, как подойти к описанию первого антракта в театре, где я стала свидетельницей непонятной сцены между Грейс и доктором Хаднаттом.

Я пробормотала:

–  Когда подошло время первого антракта, мы с Элейн побежали в театр. Мы...

–  Вы видели Грейс? – впервые прервал меня лейтенант Трент.

– Да, видела.

– И она была одна?

Я чувствовала на себе не только взгляд доктора Хаднатта за мной наблюдали, также Мерсия и Пенелопа.

Они страшно нервничали, будто опасались, что я метну ручную гранату.

–  Нет.– ответила я.– Она была с доктором Хаднаттом.– И, сделав небольшую паузу, добавила: – Они говорили о пьесе.

Сама не знаю, почему я солгала. Возможно, потому, что инстинктивно встала на защиту знакомых мне людей от безликой силы закона. И сразу атмосфера разрядилась.

Может, лейтенант что-то заметил, но промолчал и стал внимательно слушать о том, как странно познакомила меня Г рейс с Дэвидом, как она хотела передать мне три письма, по передумала, и о ее окончательном исчезновении вместе с морским офицером.

–  Не могли бы вы нам сказать, кому были адресованы эти письма, мисс Ловеринг? – невозмутимо спросил Трент.

–  Я видела только самое верхнее – оно было адресовано ее брату. И он его получил: письмо прибыло в больницу ночью.

– Благодарю вас, мисс Ловеринг.

Несмотря на некоторые противоречия, например исчезновение шубки, обнаружение тела так далеко от Нью-Йорка и Вентворта и история с этими письмами, дело кажется довольно ясным, не так ли?

Вопрос был обращен ко всем присутствующим, но мне показалось, что лейтенант подбросил нам крючок с наживкой.

 Его заглотила Пенелопа Хаднатт.

 – Совершенно верно,– согласилась она.– Не могу не выразить своего сожаления по поводу того, что не обратила внимания на эти слишком частые заказные письма... Грейс была трудной девушкой – она уже давно вызывала у меня тревогу. Если бы я только знала, что она все это тщательно скрывает...

 – Так вот как вы на это смотрите, миссис Хаднатт? – задумчиво произнес детектив.– Пылкая любовная интрига, письма, возможно, тайные свидания с каким-то морским офицером, недозволенная привязанность друг к другу, которую следовало пресечь в'корне? Иными словами, вы предполагаете, что Грейс убил моряк?

 Пенелопа вспыхнула:

 – Разумеется, в данный момент у меня и в мыслях нет кого-то обвинять. Но этот человек должен был отвезти ее в колледж. Она не вернулась, а он до сих пор не появился. Я считаю, что полиция должна найти его.

 – Я тоже. И поэтому звонил из Грейвилла в управление – там уже занялись его поисками. Вчера в Нью-Йорке не могло быть одновременно так уж много рыжих морских офицеров.

 Потом уже другим гоном он обратился ко мне:

 – Скажите, мисс Ловеринг, ваша приятельница хранила письма, присланные спецдоставкой?

 Нет. По-моему, она уничтожала их, как только прочитывала... Впрочем, последнее, которое пришло вчера вечером, она сунула в карман шубки, одолженной у меня.

 –  Той, которая бесследно исчезла...

 Трент обратился к преподавателям, застывшим в напряженных позах:

 – А что скажут остальные? Вы все были в театре вчера вечером. Не можете ли что-либо добавить?

 Пенелопа заявила ровным голосом:

 – Я не видела ни Грейс, ни этого моряка, поскольку не вставала с места, так как неважно себя чувствовала. Я и поехала-то в театр только по просьбе мужа, который очень хотел, чтобы я посмотрела игру этой актрисы.

 – А я видела Грейс несколько раз,– заговорила Мерсия, вновь подойдя к камину.– Наши места были в первом ряду балкона, и я время от времени смотрела вниз. Возможно, вам интересно будет узнать, что первые два акта Грейс сидела одна. Я почти уверена, что морской офицер появился лишь перед началом третьего.

–  Почему вы проявили такой повышенный интерес к мисс Хау? – бесстрастно осведомился лейтенант.

Мерсия вспыхнула.

–  Вполне естественно, что я заметила ее, потому что среди массы незнакомых зрителей в театре она была мне знакома. И потом, она – студентка нашего колледжа, и меня удивило, что не было других девушек...

– Понятно, не волнуйтесь, мисс Перриш.

Трент заглянул в записную книжку, потом посмотрел на декана мужского факультета.

– Вы видели Грейс, мистер Эппл?

Розовые щеки Большого Эппла вспыхнули.

–  Нет, я вообще не видел мисс Хау в театре.– Откашлявшись, он обеспокоенно оглянулся на Хаднатта.– Правда, мы с доктором Хаднаттом вчера встретили девушку при довольно странных обстоятельствах. Но думаю, об этом он расскажет лучше меня.

Я заметила, как Мерсия Перриш невольно сжала кулаки. Трент тоже это заметил, но его голос оставался бесстрастным.

– Итак, доктор Хаднатт?

Но тот, выжав подобие улыбки, заявил, что Эппл лучше опишет инцидент.

–  Ну что же,– пожал декан плечами.– Мы с Хаднаттом – члены строительной комиссии колледжа по сооружению новой лаборатории. Нам обоим пришло в голову, что можно сэкономить деньги, использовав для этой цели старую каменоломню, находящуюся примерно в полутора километрах от Нью-Йоркского шоссе. Вчера после ленча я прогуливался в этом направлении и встретился с Хаднаттом. Он только что побывал там, чтобы осмотреть место. Я решил воспользоваться случаем, чтобы принять окончательное решение, и попросил Хаднат-та вернуться туда вместе со мной. Вот тогда-то мы и увидели мисс Хау. Она сидела на груде камней в карьере. Настроение у нее было странное: она горько плакала. Очевидно, она ранее разговаривала с Хаднаттом, и он...

–  Полагаю, лейтенант Трент получит более точное представление, если дальше продолжу рассказ я,– вмешался Хаднатт с плохо завуалированным сарказмом – Декан Эппл нарисовал душераздирающую картину, но по сути дела он прав. Грейс Хау действительно плакала, и – в известной мере – причиной ее слез был я.

–  Должен ли я из этого заключить, что в карьере; у "вас было свидание с мисс Хау? – спросил Трент с угрожающим спокойствием, которое впечатляло больше, чем любой окрик.

–  Ни в коем случае. Когда я хочу поговорить с кем-либо из моих студентов, то делаю это в своем кабинете. Мисс Хау поехала вслед за мной в каменоломню по собственной инициативе. Я могу только предполагать, что близость выпускных экзаменов сделала ее немного неуравновешенной, поскольку то, что она мне наговорила, можно объяснить только нервами.

Я обратила внимание на то, что, говоря все это, он неотрывно смотрел на жену.

–  Она захватила с собой две последних своих работы, за которые получила тройку. Одно время эта студентка подавала большие надежды, но постепенно сдала свои позиции. Она хотела поговорить со мной об этих работах и потребовала объяснить, почему я поставил ей такие низкие отметки, да еще и обвинила меня в предвзятом к ней отношении.

Я постарался ее убедить, что работы были выполнены весьма посредственно, и посоветовал усиленно готовиться к экзаменам. А когда понял, что мое присутствие ее явно раздражает и только вызывает истерику, я уехал.– Он помолчал и добавил: – Вот почему она плакала, когда мы с деканом Эпплом приехали туда.

И тут Трент задал неожиданный вопрос:

–  Знала ли Грейс Хау, что вы собираетесь вечером в театр?

–  Возможно, я упомянул об этом, но точно не помню.

– Но вы с ней беседовали во время первого антракта?

Все присутствующие замерли. Вряд ли это ускользнуло от внимания лейтенанта.

–  Да,– удивительно спокойно ответил Хаднатт,– я с ней разговаривал.

– И она продолжила сцену, начатую в каменоломне?

–  Нет... Как сказала мисс Ловеринг, мы говорили о пьесе. Кажется, она попросила меня перевести какие-то стихи на английский.

Он солгал: я не только расслышала, но и запомнила его слова.

– Какие именно, доктор Хаднатт?

–  Прошу прощения, но я не помню. Мне кажется, мисс Ловеринг слышала наш разговор. Может быть, она вспомнит.

Хаднатт, разумеется, понимал: я знаю, что это ложь, но на всякий случай, в такой вот странной форме, просил его поддержать. Не легкое же дело вспомнить что-то из «Федры»! Но все же у меня в мозгу всплыла одна знаменитая строчка, которую я и выпалила отнюдь не на безукоризненном французском языке. Произнося ее, я сообразила, что при переводе мне не избежать слова «кворри», имеющего два значения: «каменоломня» и «добыча, преследуемая жертва».

Лицо Хаднатта моментально просветлело. Лейтенант наблюдал за нами обоими.

– Надеюсь, мисс Ловеринг, вы сжалитесь над невежественным полицейским и переведете это на английский?

Я была уверена, что он знает перевод, однако пробормотала: