Текст книги "Мумия блондинки (Сборник)"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Патрик Квентин,Адам Сент-Моор
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

 Глава 15

На ней были черные кожаные брюки, сильно обтягивающие ее мускулистые бедра и ляжки, и кожаная куртка. Светлые волосы вились, обрамляя запачканное лицо.

– Вот это сюрприз! – воскликнул Бассович.

– Рады меня видеть? – спокойно спросила девушка.

– Мы просто в восторге! – ответил Гунтер.

Она смотрела на них своими голубыми глазами, очень твердыми. Потом Гунтер увидел стоявшего позади нее мужчину. Старый человек, маленького роста, с серым лицом, в поношенном костюме. Увидев его глаза. Гунтер и Бассович поняли, что это профессиональный убийца. Они встречали десятки таких за годы своей службы. Профессионалы – из школ китайских, азиатских... У всех был такой же взгляд: мертвый, слишком пристальный.

– Вы немало попутешествовали в последнее время! – воскликнула Пусси Кэт.– Сицилия, Сардиния, а теперь Неаполь!

– Туризм – наша тайная слабость! – сказал Бассович.

Она тихонько засмеялась, потом ладонью похлопала по гробу.

– Значит, вы все-таки отыскали ее?!

 – Что именно?

– Мумию,– ответила Пусси Кэт.

Она встала и окинула ироническим взглядом ящик, типичный гроб бедняков, стоящий у ее ног.

– Так вот в каком ящике лежит знаменитая Мерседес! Добрая женщина, которая заставляла плакать народ, рассказывая ему сладкие сказки о том, что она – его сестра и мать одновременно! Мне не терпится посмотреть на нее! Открой ящик! – приказала она мужчине в поношенном костюме.

Тот встал на колени, достал из кармана большую отвертку и принялся за работу. Через несколько минул крышка уже лежала на полу.

Пусси Кэт нагнулась к стеклу и стала рассматривать восковое лицо на шелковой подушке.

– Как вы ее находите? – спросила она.

– Хорошо сохранилась,– ответил Бассович.– Но, безусловно, не так свежа, как вы,– галантно добавил он.

Пусси Кэт пожала плечами и посмотрела на Косту без особой нежности.

– Вы любите играть роль дамского угодника, а?

– Если дамы так же красивы, как вы,– конечно! – ответил Бассович, сохраняя свою светскую улыбку.

– Интересно знать, какое лицо вы сделаете, когда отправитесь на сотню метров ниже, с железом на ногах – заметила маленькая блондинка.– А это будет очень скоро!

– Вы собираетесь бросить нас за борт? – вежливо осведомился Гунтер.

– Укажите мне хоть одну разумную причину не делать этого,– отрезала Пусси Кэт.

– Драгоценности,– коротко бросил Гунтер.

Молодая блондинка с невероятной быстротой повернулась и остановилась перед ним.

–Что вы сказали?

– Я сказал, что если вы хотите получить драгоценности, вы не можете скормить нас рыбам.

– Какие драгоценности? – медленно переспросила она, побледнев.

 – Те, что вы ищете, – вы и все члены международной мафии,– ответил он.– Знаменитые драгоценности Мерседес Руйц– Ибарра, стоимостью в пять миллионов долларов, если быть точным.

Круглое лицо Пусси Кэт стало совсем серым, крепкие челюсти сжались.

 – Драгоценности, из-за которых вы пытали и сожгли старую мать-настоятельницу монастыря Санта-Клара ди Пиомбино, убили монсиньора ди Магистриса и монаха из монастыря Санта-Рочча,– добавил Бассович.– И главное заключается в том, что славное духовенство Ватикана, которому ничего не известно о драгоценностях в этом гробу, не может понять причин убийств добрых сестер и братьев!

– Где они находятся? – медленно спросила Пусси Кэт.

–Там, где они были, их уже нет!

– Откройте гроб! – приказала она жестким тоном.

Старый мафиози начал действовать с помощью Этторе, который доверил свое ружье Пусси Кэт. Без особых церемоний они свернули в сторону крышку гроба и вынули манекен.

–Эй! Что вы скажете на это?! – воскликнул Этторе.

С ошеломленным видом он держал на вытянутых руках голову в светлом парике.

Пусси Кэт злобно пожала плечами.

– Мне наплевать на эту добрую женщину, из стекла она или из чего другого! Откройте двойное дно.

Так как им не удалось обнаружить секрет, оба взломали дно с помощью отвертки. Этторе вынул металлический ящик и протянул его Пусси Кэт.

– Открой его! – нетерпеливо сказала она.

Им пришлось грубо поработать над ящиком не менее четверти часа, прежде чем удалось открыть его, взломав замок. Бассович с упреком смотрел на такое варварство. Маленькая блондинка схватила мешок и высыпала гравий на пол трюма. Наступило долгое, напряженное молчание.

– Потрясающе! – похоронным голосом прошептал старый убийца.

– Где камни? – наконец придя в себя, спросила Пус-си Кэт.

– В совершенной безопасности,– ответил Гунтер.– И, разумеется, не в монастыре Санта-Маргарита ди Пула. В свое время они отправились по почте в нужном направлении.

– Они лгут! – закричал Этторе, который смотрел на Гунтера со страшной злобой.– Я уверен, они лгут! Я все время наблюдал за ними!

– Они говорят правду! – сухо оборвала его молодая блондинка.– Если бы ты на самом деле следил за ними, ты бы знал, что камни у них.

– Этот славный Этторе! – насмешливо проговорил Гунтер.– Храбрый маленький мафиози, плюющий в колодец отцов, которые кормят его! Уверен, что дядя Бенефекто не будет доволен, когда узнает об этом!

– Дайте мне его! – прошипел Этторе.– Дайте мне его, и я заставлю его сказать, куда они спрятали камни!

– Закройся! – крикнула Пусси Кэт.– Перестань трещать!

Этторе побледнел и замолчал. Он отступил и стал в углу трюма.

– Итак? – спросила Пусси Кэт.– Что вы предлагаете?

– Наконец слышу разумные слова! – воскликнул Г унтер.

– Я слушаю.

– Что нас интересует? Мумия, а не драгоценности.– Она слушала с большим вниманием, полузакрыв глаза.– Но, как вы могли заметить, у нас нет мумии – у нас только манекен, похожий на нее. Но драгоценности у нас есть. Итак, я предлагаю вам обмен: мумию – на камешки!

Маленькая блондинка задумалась.

– Вам что, не нужны драгоценности? – спросила она.

– Нет, только мумия.

– Но у нас нет мумии.

– Найдите ее! – приветливо посоветовал Гунтер.

Молодая женщина казалась озабоченной. Она не предусмотрела такой ситуации.

– Мне нужно будет получить согласие моих шефов,– угрюмо проговорила она наконец.

– Это естественно,– согласился с ней Гунтер.

Подошел Этторе, по-прежнему державший ружье в руке. Он был бледен от ярости.

–Так мы не будем убивать их?

– Нет,– сухо ответила Пусси Кэт.

– Огорчен, старина? – улыбнулся Г унтер.

Красивый малый медленно проглотил слюну. Его лицо исказилось от ненависти.

– Я... я убью вас! – медленно проговорил он, поднимая свое страшное ружье.

– Спокойно! – закричала блондинка.

Она сделала шаг к нему. Этторе быстро отступил и наставил свою ружье на нее.

Пусси Кэт замерла. Она пыталась уговорить его спокойным голосом:

– Не будь идиотом, Этторе! Дай мне свое ружье.

– Не приближайтесь! – прошипел Этторе, глаза которого сузились от ярости.

Гунтер осторожно заложил руки за спину и стал медленно вытаскивать кинжал из тайника в рукаве. Он знал, что этот молодой кретин будет стрелять в них, что он убьет их даже в том случае, если для этого ему придется убить других. Этторе жаждал смыть свое унижение и стыд. Даже его страх перед мафией и их правилами не заставит его отказаться от мести. Этторе должен убить Гунтера, который унизил его перед женщиной.

– Спокойно, малыш,– вмешался старый убийца, приближаясь.– Дай мне свое ружье.

Он говорил грубым голосом, с уверенностью и спокойствием, как старый учитель, делающий замечание ученику за нарушение дисциплины.

–Дай! – повторил он.

– Назад! – прошипел Этторе.

У него были безумные глаза, рот перекосился. Мафиози сделал еще шаг вперед – и Этторе выстрелил. Выстрел снес старому убийце половину лица. С пронзительным криком молодая блондинка бросилась вперед. Крик испугал Этторе. Он повернулся и выстрелил во второй раз, попав блондинке в живот. Пусси Кэт завертелась, прижав руки к животу, дико крича, потом повалилась и больше не двигалась.

Этторе бросил свое разряженное ружье и лихорадочно стал вытаскивать из-за пояса револьвер. Кинжал Гунтера взлетел в воздух и на три пальца вонзился в основание горла Этторе. Красавчик с удивленным видом открыл рот и вырвал кинжал. Затем посмотрел на Гунтера все с тем же выражением удивления и упал на колени. Потом уткнулся лицом в пол.

Гунтер подошел к Пусси Кэт. Она держалась обеими руками за свой разорванный живот. Кровь сочилась сквозь пальцы. На таком близком расстоянии крупный заряд проделал в теле дырку, величиной в два кулака... Между тем девушка была еще жива. Она открыла рот, явно желая что-то сказать, по смогла лишь прошептать:

– Кретин...

Потом умерла и лежала, неподвижная, с открытым ртом и устремленными вверх глазами.

– Да,– заметил Г унтер,– настоящий кретин!

Он перевернул Этторе ногой. Донжуан из Санта-Маргарита ди Пула был мертв.

Послышался шум шагов по палубе, и появился старый бородатый моряк. Он посмотрел на три распростертых тела, потом на ружье, которое Бассович подобрал и успел уже зарядить двумя патронами из кармана покойного Этторе.

– Мама миа! – пробормотал старик, крестясь.

– Это издержки производства, мой друг,– сказал Коста.– Они умерли все трое.

Бородач с опаской покосился на ружье.

– Послушайте, патрон, я всего лишь бедный рыбак...

– Знаю, знаю,– перебил его Бассович.– Не напрягайся! Что мы теперь будем делать? – обратился он к Гунтеру.

– Отправимся в Неаполь, как было условлено,– пожал тот плечами.

Близ берегов Имиа они появились на следующий день, к концу вечера. Все три тела были утоплены с достаточным грузом на ногах, чтобы не смогли всплыть. Старый моряк вспомнил все молитвы, какие знал, прежде чем опустить трупы в море.

В этом месте, как он пояснил, встречались ямы глубиной более тысячи метров. Гунтер и Бассович видели, как один за другим тела погружались в воду и исчезали в ее синей глубине.

– Прекрасная могила все же,– произнес Гунтер.

Когда наступила ночь, судно подплыло к неаполитанскому порту, к молу Боверелло, куда обычно причаливали корабли с туристами. Не успел старый моряк закрепить швартовы, как высокий молодой человек подошел к краю причала.

– Вы господа Гибсон и Андропулос? – спросил он с небольшим акцентом.

– Да.

– Я от господина Фонтини.

– Мы следуем за вами.

– Предмет, который сопровождает вас, здесь?

– Да.

– В таком случае мы можем погрузить его в наш фургон,– сказал молодой человек.

Фургон оказался закрытым черным «фиатом» с номерными знаками Ватикана. Туда и поставили гроб, в котором фальшивая мумия заняла свое место, предварительно будучи завернута в покрывало. Старый моряк с беспокойным видом ожидал окончания операции, стоя на краю пристани.

– Мне кажется, нам не о чем больше говорить друг с другом, камарад,– сказал ему Гунтер.– Попутного ветра и доброй ловли!

Тот не заставил повторять это дважды. Он поклонился, приложив два пальца к поношенной каскетке, и прыгнул на барку с легкостью юноши. Судно отчалило так резво, что лопнули канаты. Очень скоро его огни затерялись вдали.

А Гунтер и Бассович влезли в фургон, который на большой скорости покинул порт и направился к автостраде делла Марина.

Кабинет был огромен. Свет проникал сквозь маленькие окна, которые окрашивали его в золотистый цвет, отражавшийся на блестящем паркете. Между окнами фрески Мелоццо и Форли представляли группы ангелов и бородатых пророков. Громадный Христос занимал всю стену около рабочего стола. Слышен был плеск фонтана под окнами.

Гунтер и Бассович встали, когда Его Преосвященство Понти, кардинал-викарий из Государственной канцелярии папы, вошел в кабинет быстрыми шагами. Он очень был похож на доброго кюре из какого-нибудь селения, с густой порослью волос на руках и в ушах, красноватым цветом лица и двойным подбородком. Глаза его были живыми и холодными – настоящие глаза дипломата.

– Садитесь, садитесь,– очень приветливо обратился он к ним.– Мы будем говорить без церемоний, не так ли?

Кардинал пренебрег высоким стулом у рабочего стола и сел в кресло подле посетителей.

– Спасибо, что пришли. Последние дни для вас были насыщены событиями и волнениями, а? Я в курсе, в курсе дела... Мы знаем о несчастье наших сыновей Святого Франциска, в тех местах, где, кажется, мало еще почитают Христа...

Он сложил свои толстые руки на коленях и сощурил глаза.

– Но, в конце концов, вы здесь, живые, здоровые, а это главное. И вы привезли бренные христианские останки этой несчастной женщины...

– Я прошу у вас прощения, Ваше Преосвященство,– осторожно начал Г унтер.– Но мы не привезли бренных останков Мерседес Руйц-Ибарра...

Кардинал-викарий удивленно поднял одну бровь.

–Не привезли?

– Нет. То, что мы привезли,– это манекен, который находится в гробу.

Наступило молчание.

– А! – наконец произнес кардинал-викарий.– Вы знаете...

– Мы знаем, но хотели бы узнать, где находится настоящая мумия усопшей жены президента.

Толстый человек деликатно почесал себе нос, потом сложил руки на животе и понизил голос:

– Может быть, я вас ошеломлю, мои дорогие сыновья, но нет больше бренных останков Мерседес Руйц-Ибарра...

Гунтер и Бассович переглянулись.

– Я не совсем хорошо вас понял, Ваше Преосвященство,– сказал Г унтер.

– Между тем все это очень просто, увы! – сказал кардинал-викарий.– Это было в 1956 году, когда правительство, которое свергло Руйц-Ибарро, решило избавиться от усопшей: она их слишком смущала. Вы знаете о том, что отряд офицеров темной ночью проник в Дом Синдиката и унес гроб. Тогдашнее правительство пыталось потом уничтожить все следы, захоронив в различных местах похожие гробы. Но относительно захоронения настоящей мумии усопшей обратилось в Ватикан. Царствующий папа – будь благословенно его имя! – посчитал возможным исполнить эту просьбу и поручил монсиньору да Магистрису столь деликатное дело. Он решил, что забальзамированное тело должно быть похоронено секретно, под вымышленным именем, в часовне какой-нибудь маленькой духовной общины в Италии.

Кардинал-викарий говорил тихим голосом, но очень ясно и отчетливо, так что не составляло труда слушать его.

– Но несчастью было угодно, чтобы военный самолет, на котором везли тело, исчез в море и уже никогда не будет найден. Испугавшись обвинения в умышленном уничтожении этого самолета, военное правительство приказало сделать манекен, в точности похожий на усопшую, и решило, что он и будет похоронен как настоящая усопшая Мерседес Руйц-Ибарра.

– Значит, мумия покоится где-то на дне океана? – спросил Бассович.

– Теперь и до воскрешения из мертвых! – ответил кардинал-викарий.

Снова воцарилось молчание в большом позолоченном кабинете. Где-то, очень далеко, было слышно приглушенное стрекотание пишущей машинки.

– В таком случае, для чего же эти погребения в разных монастырях? – спросил Гунтер.

– Так хотел папа,– ответил Его Преосвященство.– Он чувствовал большое почтение к усопшей, считал ее замечательной женщиной и истинной христианкой. Он опасался профанации.– Кардинал-викарий понизил голос.– Усопший святой отец имел склонность к секретам,– прошептал он.

– Какое решение примете вы относительно манекена? – спросил Гунтер.

Кардинал развел руками.

– Желательно, чтобы все осталось в том же положении и никто не знал об исчезновении истинного тела усопшей. Пусть муж получит это тело, которое он любил: ведь это все же ее изображение! И пусть народ, так любивший ее, снова поклоняется ей, если, конечно, этого захочет Господь. Иллюзия часто бывает более необходима, чем жестокая правда.

Он посмотрел на обоих мужчин своим холодным, пронизывающим взглядом.

– Мы поручаем мумию вам, если вы согласны,– сказал он.– Отдайте эту имитацию усопшей тем, кто ждет ее с таким нетерпением. Ведь не жалкие останки бренного тела будут воодушевлять их – движение души и любовь, которую она испытывала к ним, вызывали у народа ответные чувства. Не мощи творят чудеса, а вера того, кто им поклоняется!

Кардинал-викарий встал и внезапно улыбнулся; его круглая и красная физиономия сморщилась от удовольствия.

– Что вы скажете о стаканчике слез Христа?.. У меня племянник – торговец вином в Риме, и он присылает мне каждый год несколько ящиков с вином.

– Необыкновенно! – воскликнул И. С. Он указал на экран телевизора. Там море голов волновалось у президентского дворца. Тут были сотни тысяч, приветствовавших мужчину с брюшком, стоявшего на балконе с розой в руке. Слышны были невероятные, несмолкающие вопли. Они заглушали голос диктора, продолжавшего, тем не менее, что-то говорить.

– Их, должно быть, не менее двухсот тысяч! – продолжал И. С., жуя свой потухший окурок.

– Может быть, даже больше,– заметил Гунтер.

На экране крупным планом появилось изображение президента Руйц-Ибарро.

Хорошо было видно его опухшее лицо, все еще красивое, сутулая фигура. Это была карикатура на великолепного трибуна, который воодушевлял ту же самую толпу пятнадцать лет назад.

– У него неважный вид,– с беспокойством заметил И. С.– Надеюсь, у Руйц-Ибарро хороший врач.

Он не хотел потерять свою новую пешку, с таким трудом водворенную на шахматную доску. Хотел, чтобы эта пешка выполнила то, что от нее ожидали.

– Внимание! – проникновенным торжественным голосом сказал репортер.– Это она!

Камера была установлена в Доме Синдиката. Сейчас он напоминал кафедральный собор, с его свечами, зеленью и цветами, светом, стеклом и особенно – детскими хорами в белых стихарях, которые окружали катафалк с дубовым гробом.

Один из прожекторов направил свой розовый луч на стекло, сквозь которое улыбалось фарфоровое лицо в короне светлых волос.

Толпы народа проходили мимо гроба, становясь на пороге на колени. Женщины рыдали и простирали руки к гробу, протягивали детей.

Мужчины передвигались по залу на коленях, как паломники в святых местах.

– Это огромное стечение народа, пришедшего приветствовать свою Мадонну, потерянную и обретенную, продолжается в течение трех дней,– слышался голос репортера.– Три дня и три ночи, когда дескамизадос снова, наконец, смогли увидеть Мерседес Руйц-Ибарра. Они пришли из всех провинций, даже самых дальних, большинство пешком, миллионы мужчин и женщин – почти все население страны, стремясь лишь к одной цели: снова обрести свою умершую королеву! Потрясающий спектакль! Который будет продолжаться еще долго, так как...

– Вы проделали отличную работу, господа! – сказал И. С.– В самом деле, прекрасная работа!

Бассович бросил быстрый взгляд на Гунтера, который не дрогнул, будучи полностью согласен с кардиналом-викарием. Мерседес Руйц-Ибарра была действительно там, потому что миллионы славных людей верили в это.

– Посмотрите-ка на драгоценности,– продолжал И. С.– Президент высоко оценил этот наш жест. И народ тоже.

В витрине, охраняемой двумя синдикатскими молодчиками, сверкали роскошные драгоценности «светловолосой Мадонны». Они ослепительно сияли в лучах прожекторов. Гунтер улыбнулся, подумав о том, какие лица сейчас у сидящих перед экраном некоторых главарей мафии в Нью-Йорке, Риме и других местах. Они тоже должны видеть эти пять миллионов долларов в камнях, сверкающих рядом с усопшей.

Хотелось бы знать, сидит ли в данный момент перед экраном телевизора Его Преосвященство кардинал-викарий Понти. Очень хотелось бы знать, о чем он подумал, если действительно смотрел на все это.

– Невероятно! – повторял И. С., который смотрел на толпу, пребывавшую в трансе, с немного ошеломленным и даже испуганным видом. Его пуританские взгляды были оскорблены таким проявлением фанатизма, латинского и католического.– Вы еще увидите: в один прекрасный день эта мумия начнет творить чудеса!

 Патрик Квентин
Девушка и смерть

 Глава 1

Последнее из этих загадочных писем для Грейс Хау пришло в сумерки. Я видела, как мальчик-посыльный прошел через двор колледжа – «кампус», как мы его называли. Грейс как раз направлялась в спальню, чтобы переодеться для поездки в Нью-Йорк, где мы собирались праздновать день рождения Стива Картериса, которому исполнился двадцать один год.

Вечер был душный и совершенно безветренный, дни стояли теплые, как в июне, и в воздухе уже пахло сиренью, хотя было только самое начало мая. Вокруг в полутьме курили и смеялись расплывчатые тени. Спокойный вечер после спокойного дня – такой привычный для Вентвортского колледжа.

Посыльный и я одновременно подошли к Пигот-холлу.

–  Спецдоставка для мисс Грейс Хау,– сказал он, протягивая письмо.

–  Я отнесу ей,– предложила я и расписалась на квитанции: «Ли Ловеринг для Г. X.». Затем поспешила вверх по лестнице в мансарду, где мы с Грейс жили в одной комнате уже почти четыре года.

Теперь мне даже не верится, что я могла так спокойно взять это роковое послание, но за последние недели письма спецдоставки прилетали к моей соседке, как рой мух. Для многих они еще оставались объектом любопытства, но для меня уже давно утратили прелесть новизны. Меня даже стала раздражать на редкость затянувшаяся любовная лихорадка моей соседки.

Грейс смотрелась в зеркало, когда я вошла с письмом. Как ни странно, ее тоже пригласили на день рождения к Стиву Картерису, и она уже облачилась в свое розовое атласное платье, казавшееся слишком розовым и слишком нарядным для девушки с таким худым и бледным лицом.

– Кто-то, вероятно, безумно влюблен в тебя, Грейс,– заметила я.– Опять спецдоставка.

Ее светло-голубые глаза загорелись, она выхватила у меня конверт и, мельком взглянув на него, удалилась в ванную.

Временами Грейс просто бесила меня. Эти ее любовные переживания, подлинные или мнимые... Я была совершенно спокойна, когда она довольно скромно кокетничала – всего лишь на грани романа – со Стивом Карте-рисом, потому что Стив – чудесный парень и всегда было приятно видеть его. Но когда со Стивом все было кончено, я уже без всякого удовольствия выслушивала восторги Грейс по поводу Роберта Хаднатта, нашего красивого профессора французской литературы. Позднее Хаднатт женился на резковатой, неинтересной особе – декане женского факультета, однако Грейс продолжала чахнуть по нему, как какая-нибудь викторианская героиня. Я потеряла терпение и сказала ей, что она выглядит дурой и что ей следовало бы на него наплевать.

Очевидно, она в конце концов так и сделала, но не простила мне критики. И когда началась эта лихорадочная переписка, Грейс демонстративно не желала делиться со мной своими сердечными тайнами.

Поэтому-то я ничего и не знала об авторе писем, отправляемых спецпоставкой, и по этой же причине они меня ни капельки не интересовали. И я, конечно, не могла предположить, что этим неровным, неразборчивым почерком на бесчисленных конвертах медленно и неуклонно высекалась надпись на могильной плите Г рейс Хау.

Позднее я часто упрекала себя за свою слепоту, за то, что не была более снисходительной по отношению к Грейс. За последний год ей пришлось многое пережить. Самоубийство отца и потеря состояния Хау выбили почву у нее из-под ног. Кроме того, она была родной сестрой Джерри Хау, и моя давняя влюбленность в него должна была сделать меня более терпимой.

Но этого не случилось, и, только когда было уже слишком поздно, я поняла, как внимание и дружеское сочувствие могут помочь преодолеть страдание и горе.

Однако в тот вечер я очень спешила и меня не волновали подобные этические проблемы, особенно если они касались не меня, а кого-то другого.

Услышав спорящие голоса в соседней комнате, я поняла, что Норма и Элейн Сейлор заканчивают переодеваться. Норма должна была отвезти нас в Нью-Йорк на их машине, но, поскольку она недолюбливала меня – даже сильнее, чем я ее,– она с радостью ухватилась бы за любой предлог, чтобы уехать без меня.

Я взяла прошлогоднее зеленое бархатное платье и стала быстро приводить себя в порядок. Перспектива провести вечер в шикарном манхеттенском «Эмбер-клубе» приводила меня в восторг особенно потому, что это было восхитительной разрядкой от монотонной и скучной обстановки в Вентворте.

Когда Пенелопу Хаднатт перевели к нам из Оксфорда на должность декана женского факультета, всем студентам было строго запрещено ездить в Нью-Йорк, если целью их поездки не было «культурное обогащение». Оставалось лишь удивляться, сколько было изобретено именно таких «культурных целей» после введения этого правила.

На этот раз Грейс, сестры Сейлор и я обошли преграду, испросив разрешения посмотреть знаменитую французскую актрису Раулен в поставленной на Бродвее «Фед-ре». Поскольку имя Расина значилось в списке рекомендованной литературы по курсу, который вел муж Пенелопы, она была вынуждена дать согласие. Однако потребовала предъявить билеты, что обошлось каждой из нас в два доллара.

Но когда на носу выпускные экзамены, а позади недели зубрежки, два доллара за возможность на несколько часов окунуться в веселую атмосферу вполне пристойной пирушки кажутся сущим пустяком.

Я слегка подушила за ушами драгоценными французскими духами «Ночной экстаз» и была уже совсем готова, когда в комнату впорхнула Элейн, более искушенная, но менее эффектная из сестер Сейлор, закутанная в облако шифона янтарного цвета.

– Норма сказала, что уезжает через пять минут. Дорогая, тебе надо посмотреть на нее и ее новый туалет – он годится разве что для кабака.

Элейн повернулась к зеркалу и стала прихорашиваться. Ее особенно волновала коротко подстриженная челка.

– Будь проклята эта стрижка! Я думала, что буду похожа на Одри Хепберн, а получилась какая-то мужская прическа. Где Грейс? Все еще барахтается в ванне?

– Барахтается в своем романе,– не без злорадства уточнила я.– Снова была спецдоставка.

– Снова?

Элейн повернулась ко мне, ее клоунские брови взметнулись вверх.

– Дорогая, я просто умираю от любопытства. Ну кто, скажите мне, может так сходить с ума по Грейс?!

– Очевидно, тип еще более близорукий, чем она сама,– раздался голос от двери.

Как обычно, Норма Сейлор по-кошачьи неслышно прокралась в комнату и замерла в эффектной позе у двери. Ее до противного безукоризненная фигура была обтянута тафтой цвета пламени, одно плечо украшено букетиком белых орхидей, прелестная головка со светлыми волосами немного откинута назад. Надо отдать ей должное: Норма выглядела потрясающе – этого она и добивалась.

Приблизившись к зеркалу ленивой походкой, Норма отстранила Элейн.

– Ли, милочка, я задержалась на несколько минут в больнице – навещала Джерри Хау. Его колено почти в полном порядке, и он скоро выпишется. Ему там страшно надоело. Говорил, что очень хочет повидать тебя и что хорошо, если бы ты зашла вместе с Г рейс. Почему бы тебе этого не сделать? Вы же старые друзья, вместе росли и все такое...

В зеркале я видела, что она внимательно наблюдает за мной,– как всегда, когда она упоминала имя брата Грейс.

– Карантин снят только сегодня,– не удержалась я.– Вижу, что ты живехонько помчалась туда.

– А зачем мне медлить, милочка? Должна же я была поблагодарить Джерри за эти орхидеи.– Норма ярко-красным ногтем дотронулась до лепестков.– Он хотел еще, чтобы я приколола букет булавкой со значком его землячества. Но я сказала, что она маловата для такого очаровательного букета. Кстати, у тебя не найдется для меня какой-нибудь старой брошки или чего-нибудь в этом роде?

– Почему же ты не воспользовалась другими его булавками, которые хранишь про запас?

Норма знала о моих чувствах к Джерри и с удовольствием напоминала мне, что она всеми правдами и неправдами заставит его пасть к ее ногам. В глубине души я сомневалась, что это ей удастся, хотя и не могла помешать. Для Джерри я была всего лишь девчонкой из его родного города, с которой он вместе вырос. А Джерри был на редкость красивый силач, с умной головой на плечах. Он мог позволить Норме выпрашивать у него орхидеи, даже мог приударить за ней, но я была уверена, что рано или поздно восторжествует его здравый смысл, и Норма получит отставку.

Забыв о старой брошке, Норма продолжала:

– Бедняжка Джерри был страшно разочарован, когда я отказалась взять его значок. Но ты же знаешь, что это означает? А я не хочу ничем себя связывать. Он, конечно, славный парень, но у него ни гроша за душой, а иметь эту отвратительную Грейс в качестве...

Все же у нее хватило порядочности замолчать, когда распахнулась дверь ванной и вышла Г рейс. Моя соседка замерла в дверях, зажав в руке свою «спецдоставку».

С присущим ей умением унижать людей, менее привлекательных, чем она сама, Норма заставила чувствительную Грейс возненавидеть ее столь яростно, что это уже граничило с психопатией. Я с удовольствием ждала, когда полетят пух и перья.

И они полетели.

Моя соседка, глядя на Норму своими светлыми глазами, с пугающей яростью отчеканила:

– Не думаю, что эта «отвратительная Грейс» войдет в твою семью. Я предпочла бы умереть, да и Джерри видеть мертвым...

Похоже, Норма была потрясена искренностью этой неожиданной атаки. Даже я не ожидала ничего подобного. Но вообще-то такая реакция была типичной для Грейс. Одной фразой она превратила заурядную ссору во взрыв эмоций такого накала, что это выглядело почти неприлично.

Некоторое время мы стояли, хлопая глазами, потом Элейн поспешно сказала:

– Никакой перебранки, девочки! Поехали, иначе мальчики выпьют без нас все шампанское в «Эмбер-клубе».

Но Грейс не шевельнулась.

– Я не еду в «Эмбер-клуб».

И, обратившись ко мне, добавила слегка дрожащим голосом:

–  Ли, будь добра, объясни Стиву,'если он заметит мое отсутствие, что я не смогла приехать. Я только что узнала, что мой приятель сегодня вечером будет в Нью-Йорке. Естественно, нам захочется побыть вдвоем.

–  Ты имеешь в виду парня, отправляющего тебе письма спецдоставкой?

Казалось, Грейс не слышала.

–  Я подумала, Ли, что мы с ним сможем пойти на «Федру». Так что, если билет тебе не нужен, может,, ты отдашь его мне?

Я была поражена не меньше Нормы и ее сестрицы, но поспешила ответить:

–  Разумеется.– И достала билет из ящика туалетного столика.

– Благодарю.

Грейс обратилась к Элейн:

–  Так что вам даже не придется делать крюк: театр «Кембридж» находится как раз напротив клуба.

Когда она вкладывала билеты в свою записную книжку, я обратила внимание на первое из того, что должна была вспомнить позднее, когда все сделанное и сказанное Грейс в тот вечер приобрело особое значение.

Моя соседка всегда была до смешного скромна в косметике, но в этот вечер, прочитав полученное письмо, она переусердствовала с макияжем в ванной комнате: губы были густо намазаны яркой помадой, а щеки пылали – отчасти от щедро наложенных румян.

Все еще сжимая в руке письмо, Грейс подошла к зеркалу и неловко прикрепила к своему платью маленькую бриллиантовую брошь, единственную драгоценность, сохранившуюся у нее после банкротства отца. Затем она подошла к шкафу и достала свою вечернюю накидку – жалкую синюю пелерину с облезлой кроличьей опушкой.

Сама не знаю почему, я вдруг почувствовала какой-то ложный пафос происходящего: Грейс, прошлые романы которой никогда не заходили дальше периода «первого знакомства», собирается в театр, где встретится с настоящим поклонником, с этим безвкусным макияжем на лице и в устрашающе старой накидке...