Текст книги "Тридцать ночей (ЛП)"
Автор книги: Эни Китинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)
– А ведь, в свете того факта, что в любую минуту здесь появится твой друг, я должен ограничиться лишь поцелуями.
Он улыбнулся и начал закатывать рукава моей рубашки. Каждый раз, когда кончики его пальцев слегка касались моей кожи, моё сердце начинало стучать так громко, что я боялась, как бы он не услышал.
Закатав рукава рубашки, он отступил назад и пристально посмотрел на меня. Я была уверена, что выглядела нелепо.
– Почему ты выбрал рубашку для картины? – задала вопрос я, дабы отвлечь себя.
– Серия называется "La Virgen". Я не знаю, соответствует ли название действительности, но мне кажется, что завершение серии должно нести посыл как об освобождении, так и о принадлежности. Ты так не считаешь?
– Ты имеешь в виду принадлежности тебе?
Его глаза стали неистово-синими и тектонические плиты, которые я впервые разглядела в "Парадоксе", скрылись с поля зрения – равно как и отрешённый взгляд.
– Как минимум на картинах, – сказал он мгновение спустя
Он взял меня за руку и, выйдя из его спальни, мы направились по ещё более просторным коридорам. Наконец, мы достигли арочного дверного проёма, из которого струился яркий свет.
– После тебя, – сказал он, но прозвучало это так, будто подразумевал "для тебя".
Я в трансе шагнула внутрь.
Моя первая мысль была о том, что освещение здесь не потускнело.
Моя вторая мысль... умиротворение.
Две необъятные стеклянные стены, задрапированные абсолютно белыми портьерами, собранными по сторонам, обрамляли комнату. По ту сторону стекла девственный луг откосно опускался до непроходимого леса. Небесный свет лился внутрь, окутывая комнату едва ли не сакральной атмосферой. Пол был выложен выбеленным деревом, а в самом центре, где все лучи света соединялись в земную северную звезду, стояли шезлонг и кресло, идентичные тем, что были в спальне Айдена. Остальная часть комнаты была окрашена в тёплые белые тона, подобно сказочной версии чистого листа.
– Мебель такая же, как и в твоей спальне? – приглушённым голосом спросила я, боясь осквернить непорочность комнаты.
– Да, – голос Айдена был таким же тихим.
– Почему не в настоящей спальне?
– Потому что она не для присутствия в ней мистера Солиса. И я не был уверен, захочешь ли ты этого.
В его взгляде читалось сражение, словно если бы что-то тёмное душило слабый проблеск света, который освещал сапфировые глубины его глаз в определённый момент. Я взяла его руку обеими руками.
– Ты этого хочешь?
Глава 17
Хейл и Солнце
– Я не должен, – ответил он.
– Почему нет?
Он покачал головой. У меня не было представления о том, что означали его таинственные слова, но я понимала, что тоже не должна была хотеть этого. Я погладила его скульптурную щёку, затрепетав от контрастного сочетания острых граней, мягкой щетины и восхитительной кожи.
– Может быть, на сегодня мы оба сможем притвориться, что должны, – сказала я.
Он грубо притянул меня к себе. Его губы впились в мои с новой гранью противоречия. Словно одна сила побуждала его, а другая сдерживала. Через наружную дверь послышался голос Бенсона:
– Мистер Солис прибыл, сэр.
Эффект от вмешательства Бенсона был мгновенным. Осанка Айдена стала прямой и напряжённой. Он стал выше, также как и вчера на улице у моих апартаментов. Сражение в его глазах испарилось, а его место заняла сосредоточенность снайпера. Поначалу я считала, что этот взгляд означает, будто он взбешён, но сегодня я видела сумасшествие в его глазах, и сумасшествием был Дракон. Этот взгляд нёс в себе нечто иное. Настороженность. Или защита. Прежде чем я смогла придумать, что можно было сказать, он вылетел из комнаты.
Пока я была в одиночестве, я постаралась успокоиться. Будучи одетой в телесные трусики и расстёгнутую рубашку, мне будет довольно неловко находиться здесь с ними двумя. Вскоре послышалась их поступь снаружи комнаты. Я села на точную копию кресла из спальни, скрестила руки на груди и подогнула под себя ноги. Я не смогу справиться с присутствием Хавьера.
Первыми вошли в комнату Хавьер и Бенсон, неся с собой мольберт и картонные коробки, за ними следовал Айден. Хавьер не выглядел Хавьером. На нём была надета светло-голубая рубашка с воротником, тёмные джинсы, которые я никогда ранее у него не видела. Его единственные туфли были начищены лучше, чем качественно-новый паркетный пол.
Он направился прямиком ко мне и расположил коробку с вещами у моих ног. Не промолвив ни слова, он что-то вытащил из коробки. Моя белая простыня. Я едва не потеряла сознание, испытав облегчение. Он накинул её на мои плечи, так и не подняв глаз выше моего подбородка. Я натянула её на грудь, вцепившись в неё изо всех сил. Если бы я не была en déshabillé (перевод с франц. – раздета), я бы его обняла. Должно быть, он понимал, что я разваливаюсь на части. Он кивнул мне и слегка пожал плечами. Я кивнула ему в ответ, но затем заметила Айдена.
Его челюсть была резко-очерченной, поза неподвижной, тёмные глаза впивались в спину Хавьера. До того, как я смогла сделать вдох, он быстро подошёл к нам. Его плечи резко подёрнулись, когда он встал близ Хавьера, гораздо ближе, чем я видела его стоящего рядом с кем-либо ещё, кроме себя.
– Если ты больше не хочешь в этом участвовать, я могу всё отменить, – его голос был ровным, за исключением незначительного падения на каденцию32 на слове отменить.
Два часа назад это было бы подарком. Теперь же, это казалось ударом в живот. Не столько отмена написания картины, сколько необходимость покинуть его.
– Конечно, я хочу. Я лишь надела свою рабочую форму, – улыбнулась я, указывая на свою простыню. Он внимательно изучал моё лицо, вероятно в поисках подтверждения.
– Итак, мистер Хейл, что бы вы хотели видеть на картине? – вежливо встрял в разговор Хавьер.
Айден оторвал свой взгляд от меня и сосредоточил его на Хавьере.
– Я даю вам полный карт-бланш, мистер Солис. Мои единственные условия таковы: она остается в данном облачении, а вы используете ту же тему и цветовую гамму, как и в других работах.
Я не была удивлена, услышав, как его голос снова стал холодным и беспристрастным.
Хавьер кивнул и пошёл по комнате, рассматривая её иначе, чем делаю это я, и, надо полагать, иначе, чем Айден. Он пробежался рукой по стенам, мебели, портьерам. Я знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что в этот момент он вдыхает запахи, слышит звуки и, может быть, даже вкушает тонкий аромат сандала, витающий в воздухе.
Проводя рукой по шезлонгу, он задал свой очередной вопрос:
– Хотите ли вы, чтобы я использовал мебель, как часть послания?
– Послания?
– Да. Каждая картина несёт в себе послание. Учитывая выбор мебели, это довольно просто. Она может стоять, или может сидеть. Собирается оставаться или уходить. Или она может немного понежиться. Что вы предпочитаете?
Я горделиво заулыбалась как мамочка из родительского комитета. Хавьер знает своё дело.
Айден смерил Хавьера взглядом.
– Художник – вы. Мне будет гораздо интересней самостоятельно провести анализ.
Затем он пристально посмотрел на меня, и его слова, высказанные ранее, зазвучали у меня в ушах. Я не должен. Это всё? Компромисс между "должен" и "хочу"? Это та фантазия, которую он просит Хавьера увековечить?
– Хорошо, – кивнул Хавьер.
Взгляд Хавьера, брошенный искоса, сосредоточился на кушетке. Я готова была поспорить на свои оставшиеся тридцать дней, что его выбор на кушетку не падет. Для его манеры письма это было бы чересчур очевидным.
– Теперь, немного о деле, – сказал Айден. – Конечно, вы понимаете, что Фейн ожидает оплату за эту картину, даже, несмотря на то, что стало очевидным, кто является истинным художником. Я уверен, вы согласитесь, что лучше не давать ему повода применить ответные меры, ни к вам, ни к Элизе.
По мне пробежала дрожь. Айден был прав. Если Фейн ничего с этого не получит, он донесёт на Хавьера в CIS за воровство. Хавьер тяжело сглотнул – его собственный страх был хорошо замаскирован любезностью.
– Он сказал, что платит вам зарплату, – продолжил Айден. – Но мы все знаем, что это ложь. Поэтому я планирую заплатить вам такую же комиссию, какую я выплачиваю Фейну...
– Мистер Хейл, нет —, – начал было протестовать Хавьер, но Айден жестом руки прервал его.
– Я хочу, чтобы вы получили то, что заслуживаете, мистер Солис. По данному вопросу я не веду никаких переговоров.
Я хотела его. Прямо здесь, прямо сейчас. Не из-за его денег, а потому что он дал Хавьеру некое признание. Я знала, как много это значит для Хавьера. Хватило одного взгляда на его лицо, и я увидела туже признательность, какую испытывала и я.
– Спасибо, мистер Хейл, – Хавьер выглядел смущённо, его глаза опустились на начищенные туфли.
– Не за что. Ну а теперь, учитывая ваши обстоятельства, я уверен вы поймете, что это значительная сумма средств будет передана из-под полы. Я проконсультируюсь со своими юристами о лучшем способе провести оплату, но с вашей стороны, с юридической точки зрения, будет лучше, если вы сочтёте написание картины не как работу, а как подарок мне и Элизе.
Я ощутила покалывание, услышав о нём и мне вместе. Лоб Хавьера нахмурился – услышал ли он тоже, что услышала и я? – но он кивнул.
– Пусть будет подарок, – сказал он.
Айден кивнул в ответ, но его взгляд был полностью прикован ко мне. "Спасибо" лишь одними губами промолвила я ему, и он улыбнулся.
– Готова принять позу? – спросил Хавьер.
– Да, – ответила я с улыбкой, решив по мере возможности облегчить это для всех.
– Хорошо, откинься на кресле, – сказал он. Я была права. Никакой кушетки.
– Чуточку больше. Так. Расслабь левую руку вдоль подлокотника. Нет, не так словно ты упала. Вот так хорошо. Теперь ухватись за другой подлокотник своей правой рукой, словно ты поддерживаешь себя. Да, примерно так. Нет, не скрещивай ноги. Укажи своими пальчиками ног на дверь, – проинструктировал он, его глаз художника прослеживал каждое движение.
Правило Хавьера "Номер Один" – оставлять достаточно неопределённости для смотрящего, чтобы тот смог найти своё собственное послание. И эта поза соответствовала этой философии, подобно перчатке. Мне не терпелось спросить его о замысле, но он не скажет мне ничего, пока здесь присутствует Айден. Правило Хавьера "Номер Два" – никогда не раскрывать свою собственную интерпретацию своего ремесла. Я была единственным исключением в этом правиле.
Хавьер беспокойно вертел меня, пока не усадил так, как хотел. Я украдкой взглянула на Айдена. Но казалось, словно он снова поменялся местами с драконом. Его глаза были непоколебимо наведены на мои ноги, указывающие на дверь. Остальное в его позе излучало волны напряжения, сродни крыльям, покрытым чешуйками.
– Я вас оставлю, – выплюнул он и размашистым шагом вышел из комнаты, раньше, чем я успела сказать... хоть что-нибудь.
И, к счастью, до того, как Хавьер смог заметить яростный взгляд. Бенсон последовал за ним в обычной манере, держась на расстоянии в три фута от Айдена.
Почему он был зол? Какое послание он увидел в этой позе? Чтобы он не увидел, было ли это тем, чего он хотел? Я сделала глубокий вдох. Ладно, вечером, я приложу максимум усилий, чтобы уверить его в том, что если бы я могла, то не сидела бы в этом кресле, а предпочла бы лежать на шезлонге так долго, как он мог бы обладать мной.
Хавьер продолжал бродить по комнате, устанавливая мольберт, намечая концепцию, но занимался он этим молча.
– Ну, было достаточно мило с его стороны заплатить тебе так же, как и Фейну? – начала я.
– Да, очень мило, – он прозвучал немного расстроено.
– У тебя всё в порядке? – спросила я, пока он измерял высоту кресла.
Он призадумался и затем поднял на меня взгляд.
– А у тебя?
Я улыбнулась.
– Да. На удивление сегодня хороший день.
В течение нескольких минут он всматривался в меня, а затем глубоко вздохнул.
– Будь осторожна, пожалуйста. Он, похоже, немного ревностный. Я не знаю – но что-то не так.
– Что именно? – мой голос был одновременно и настороженным и пытливым.
Лоб Хавьера изрезали морщины, и он прищурил глаза, будто рассматривал образ.
– Он слишком отчаянно этого желает, – он покачал головой, как если бы образ ускользал от него.
Отчаянно желает? Не все ли мы отчаянно нуждаемся в своих фантазиях?
– На всякий случай держись на расстоянии. И так уже ситуация достаточно плоха без всего этого, – он мановением руки указал на комнату.
Я задрожала и ещё сильнее стиснула простыню. Он был прав, как всегда. Но сегодня – день без демонов.
– Я буду осторожна, – ответила я быстро. – А теперь расскажи мне какие у тебя задумки насчёт картины?
Он снова покачал головой, но выложил:
– Ну, ты больше хочешь остаться здесь, чем уйти, поэтому ты будешь сидеть и чувствовать себя расслаблено. Но мы знаем, что ты вынуждена уйти, таким образом, твои ноги указывают в направлении двери, чтобы наглядно продемонстрировать противоречие и неопределенность. Он сможет увидеть всё, что пожелает в этом образе.
Великолепно. Хавьер предоставил мне выбор в искусстве, в то время когда в настоящей жизни у меня его не было.
– С таким посланием я полагаю, ты не захочешь, чтобы я ухмылялась как сумасшедшая или выглядела угрюмой?
Хавьер улыбнулся.
– Ты правильно полагаешь. Я хочу, чтобы ты была сама собой. Думай только о сегодняшнем дне, только об этой комнате, и только о том, что ты чувствуешь прямо сейчас, – он взъерошил мне волосы и побрёл к своему мольберту.
Его глаза сфокусировались на мне. Я начала было закрывать глаза, но вдруг вспомнила, что на этот раз они должны быть открытыми. Звук движения грифеля по холсту сделал своё дело. Вскоре я стала витать в облаках.
Я стала гадать, где сейчас в этом роскошном доме был Айден. Может ли он нас видеть? Тотчас, я испытала трепет. Сама мысль о его взгляде на мне – то первобытный, то нежный – заставила меня пылать. Чем мы займемся, когда останемся наедине? Будет ли он всё ещё неистовым и прижмёт меня к стене, сорвёт мою простыню и прорычит мне на ухо "ты остаёшься"? Или это будет нежный Айден, который купил все до единого цветка, полагая, что среди них окажется мой любимый? Я не знала какого Айдена желала больше. Был ли способ объединить их вместе? Поцеловать их, укусить их. Мои бедра изогнулись, и я заёрзала в кресле.
Хавьер поднял взгляд.
– Что с тобой? Ты вся покраснела.
– Правда? Должно быть жарко из-за светильников, – пробормотала я.
– Тебе нужен перерыв или что-нибудь ещё?
– Нет, нет! Продолжай.
Перерыв это всё, что мне требовалось в данный момент. Я хотела, чтобы это закончилось поскорее, потому что прямо сейчас, в рубашке, пахнущей Айденом, мои нудящие бёдра были не единственной проблемой. Более серьезная проблема была тем, в чем была я абсолютно уверена, что люди подразумевают под "действительно влажная". И шёлковые трусики, очевидно, наглядно демонстрируют это. Водород 1.008, Гелий, 4.003, Литий, 6,94... Ох, чёрт, это не помогает. Верно. 173 на 432 – умм – 74,736.
– Всё. Объявляю перерыв, – наконец сказал Хавьер, качая головой.
Было вдвойне хорошо, поскольку в комнату вошла миссис Девис, принося лёгкие закуски и напитки. Я напала на мороженое, как отчаявшийся эскимос в пустыне Сахаре. После хлеба, салями и сыра, Хавьер снова вернул меня к работе.
Я вновь заняла своё место, мой взгляд переместился на настенные часы. Мгновенно каждая капля желания, которое опустошало моё тело всего минуту назад, исчезла. Тридцать дней. Было довольно мучительно сложно распределить их между Реаган, Хавьером и Солисами. Как вообще я могу подарить один единственный день Айдену? И что произойдёт, если подарю? Он уже ощущался неким образом существенно-важным для меня. Если я впущу его, способна ли буду отпустить его?
– Ладно, на сегодня всё, – объявил Хавьер, выдернув меня из мыслей.
Запнувшись, я приподнялась и вытянула ноги, прижимая простыню к груди, пока Хавьер складывал свои кисти.
– Ты собираешься всё оставить здесь?
– Да. Мне надо провести ещё несколько сессий, прежде чем вернуться к Фейну. Но сначала я сделаю твой эскиз, так тебе не придётся тратить своё время на это.
Когда он закончил собирать свои вещи, Бенсон предложил отвезти его домой.
– Иза? – Хавьер посмотрел на меня. – Ты идёшь?
Полагаю, я знала, что он спросит меня об этом.
– Думаю, я проведу сегодня вечер с Айденом.
Тень беспокойства затуманила взгляд Хавьера.
– Но я увижу тебя завтра. Да и частенько буду видеть после этого, до —, – я не смогла закончить предложение, так как у меня стянуло горло. А ещё и потому, что в комнате находился Бенсон.
Хавьер долго всматривался в меня – изучая моё лицо, подобно карте. Я не знаю, что он увидел там, но его губы слегка поджались, подбородок сморщился.
– Ты тоже нам нужна, дорогая, – ответил он и, кивнув на прощание, бросился вон из комнаты, Бенсон последовал за ним.
Удушающий вздох вырвался из моей груди, но я со скрежетом сжала зубы. Я побежала вниз по коридору, прямиком в спальню Айдена, борясь с пылающем в горле огнём. Моя одежда лежала у подножья кровати, там же где я её и оставила. Я медленно вошла в ванную комнату, закрыла дверь на замок и надела одежду. Неожиданно для самой себя, я решила оставить на себе свои новые трусики. Кто знает, что произойдёт сегодня вечером? Откровенно говоря, возможно я была самонадеянной, так как Айден не просил меня остаться. В противном случае, я оставлю их себе как сувенир.
Идея о ночи, проведённой здесь, развевалась надо мной, как Американский флаг в офисе миграционной службы. Я села на край мраморной ванны, которая выглядела так, словно могла вместить в себя минимум шесть человек. Этот образ заставил меня испытать приступ тошноты. Как много женщин побывало в этой ванне, сидело здесь точь-в-точь, как и я, вероятно ощущая такое же, как и я, отчаяние в вопросе Айдена Хейла? Могу ли я бы просто следующим номером? Могу ли я быть нечто большим? Даже когда часы отсчитывают моё время?
Подсознательно я крепко сжала часы отца, и благодаря силе этой хватки два ответа возникло из хаоса:
Во-первых, Айден Хейл – тёмная личность, возможно даже и опасная. Его предупреждающие знаки – мерцающий свет, отрешённый взгляд, физическая сдержанность, ярость, неистовство, которые исходят из него в определённые моменты – живые доказательства этой гипотезы. Правильным решением будет покинуть его и провести каждую оставшуюся у меня минуту с Хавьером и Реаган.
Во-вторых, я не смогу сделать этого.
Глава 18
Вне времени
Я вышла из спальни Айдена и направилась в сторону гостиной комнаты. Я потупила взор и удерживала его на своих красных туфлях, репетируя свои следующие слова, в тот момент как едва не столкнулась с ним на кухне. Ярость, похоже, куда-то испарилась. Он выглядел страстным, даже вызывающим головокружение. Это был образ, который вводил меня в заблуждение больше всего остального. Явная радость среди мрачности и изоляции. Такой же заключённый, как и я им. Я не смогла сдержать усмешку, которая разрывала моё лицо пополам.
– Ты же не пыталась ускользнуть, верно?
– Нет, вообще-то, я пришла в поисках тебя. Наверное, хорошо, что я не ушла далеко. Скорее всего, я бы потерялась.
Он рассмеялся.
– Тогда я думаю, самое время для экскурсии по дому. У меня не было шанса показать тебе всё ранее.
– Может быть, мы совместим это с уроком по искусствоведению. Ты же понимаешь, такие аспекты как, к примеру, двусмысленность указывающих кончиков пальцев ног.
Он снова рассмеялся.
– Я мог бы исследовать эти указывающие пальчики.
Пальчики, о которых шла речь, подогнулись от предвкушения. На мгновение я задалась вопросом, должна ли я навязать ему лекцию, но мой взгляд упал на настенные часы. Уже прошло шестнадцать часов и пятнадцать минут нашего эмбарго.
Его указательный палец лёг мне под подбородок.
– Никаких часов сегодня, – прошептал он и обнял меня за талию, склонив своё неземной красоты лицо к моему лицу.
Поцелуй был нежным и спокойным. Его язык очертил мои губы раз, два, три раза, четыре. Он не спешил. Мои губы приоткрылись, и только тогда его язык проник внутрь. Его руки стиснули мою талию сильнее. Неожиданно медленного темпа мне стало недостаточно. Я ухватила его нижнюю губу зубами и прикусила её так, как мне этого хотелось с момента, как я завелась в комнате, отведённой для написания картины. Он застонал и зажал в кулак мои волосы, отведя мою голову назад.
Он опустил свои губы к основанию моего горла.
– Эта первая часть твоего тела, которую я увидел на твоей картине, – прошептал он. – Мне ничего так не хотелось, как поцеловать её.
Его губы порхали по моей коже. Я была в огне. Тёплая пульсация между моих ног вызывала дрожь до тех пор, пока не затрепетала остальная часть меня вдоль и поперек.
Он отпрянул назад и взял меня за руку.
– Давай закончим эту экскурсию.
Он подошёл к настенным часам и выключил их. Затем он отключил микроволновку, духовой шкаф и звуковую систему. Он выключил все часы. Мы прошли по всем комнатам, и где бы он ни увидел часы, он выключал их и дарил мне поцелуй. Властный поцелуй, нежный поцелуй, долгий, мимолётный, с легкими покусываниями, смакующий поцелуй, воздушный поцелуй, вплоть до того, пока единственным, что удерживало меня от падения на деревянный пол, не оказалась его первобытная хватка вокруг моей талии.
В конце концов, мы вошли в его библиотеку. Она могла соперничать с коллекцией редких изданий Рида. Ряды полок из красного дерева от пола до потолка тянулись вдоль стен, на них хранились сотни, возможно тысячи, книг. Шахматная доска ручной работы была установлена в углу. Если бы мы не сгорали от нетерпения, и мои часы не вели бы свой отсчёт, я бы просидела здесь всю ночь напролёт. Он улыбнулся, заметив благоговение, которое, должно быть, было написано на моём лице.
– Что значат мужчины в сравнении с книгами и библиотеками, – усмехнулся он, перефразировав выражение Элизабет Беннет из романа "Гордость и предубеждение". Настолько чертовски умно.
– Вся их борьба была тщетной. Ничего не выходит, – исковеркала я слова мистера Дарси.
Он рассмеялся и прижал меня к себе сильнее.
– Действительно, тщетно, – сказал он, целуя меня в присутствии Остин и тому подобное.
Выходя из библиотеки, я заметила на полке каллиграфическую ручку с длинным чёрно-белым пером. Красивый Амхерст33.
Он заметил мой взгляд.
– Подарок моей матери. Она посчитала, что это подобающая мужчине ручка. Она купила одну для меня и вторую моему отцу, когда они были в Европе, – он закатил глаза, но когда он говорил о своей матери, в его глазах появилась какая-то болезненная тоска.
– Красивое, – прошептала я, подумав о перьевой ручке своей мамы, лежащей на моем комоде.
Это было подобно последнему предупреждению, предостерегающему от шага к ещё большим потерям. Я оттолкнула эту мысль прочь и взяла в руки перо. Оно трепетало, как и я. Я ласкающим жестом провела им по его щеке, немного задержавшись на шраме. Он взял перо из моих рук и пробежался им по моим губам, линии подбородка, шее и ключице. Мое дыхание стало прерывистым.
Держа перо в руке, он повёл меня из библиотеки вниз по коридору, и, наконец, привёл в спальню. Он отключил будильник и снял свои часы "Одемар", вытащил головку подзавода и положил их в комод. Его глаза пылали. Неторопливо, но с целеустремленной сосредоточенностью он направился в мою сторону.
Каждый мускул в моём теле скрутило в спираль и натянуло. Низ моего живота сжимало тёмной, вызывающей привыкание болью. Я была готова. Я хотела этого. Он нежно прикоснулся к моему лицу, всматриваясь в меня в поисках разрешения. Я смогла лишь кивнуть и потянулась к часам моего отца. Я не снимала их в течение четырех лет, но сегодняшний день был вне прошлого. Мои руки дрожали, пока я отстёгивала застёжку. Айден обхватил мою руку своей ладонью. Я полагала, что ощущаться это будет так, словно с меня сдирают кожу, но от прикосновения Айдена моё запястье испытало лёгкость.
Когда часы были сняты, мы их не остановили. Он аккуратно положил их в комод рядом со своими "Одемар". А затем он посмотрел на меня, одарив искренней улыбкой.
– Пусть время остановится, Элиза.
