Текст книги "Тридцать ночей (ЛП)"
Автор книги: Эни Китинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 32 страниц)
– Ты хочешь ещё один день эмбарго? – спросил он, прозвучав благоговейно.
Хочу ли я этого? Нет, не совсем. В какой-то момент между его первым поцелуем и последним желанием, суть вещей радикально изменилась для меня. Вместо желания ничем не делиться, за исключением настоящего момента, теперь мне хотелось разделить с ним всё, кроме части будущего. И в этом-то была огромная разница.
– Нет. Я хочу день с тобой. Мы оба можем выбирать, чем поделиться. Никаких правил, никакого эмбарго, только потому, что мы хотим этого.
Он медленно покачал головой и отпрянул назад. Он провёл рукой по волосам и сдавил пальцами переносицу. Неужели идея о ещё одном дне со мной настолько сложна?
– Это твой выбор, чем поделиться, Айден, – тихо произнесла я. – Я хочу, чтобы этот день принёс и тебе удовольствие. Точно так же, как ты сделал сегодня для меня.
– И в конце ты мне расскажешь то, что утаиваешь?
– Даю тебе слово.
Он сделал глубокий вдох и кивнул.
– Тогда пусть будет ещё один день.
Глава 21
Новое
Есть нечто в аромате розы, что не поддается биологии. Ты ощущаешь его своим разумом ещё до того, как все остальные чувства отреагируют на этот аромат. Так что первое, что я ощутила, так это то, как нечто мягкое кружило на моих губах. Я вдохнула, когда запах стал сильнее, смешавшись с ароматом сандала и корицы.
– Ох! – ахнула я, мои глаза распахнулись.
Айден сидел на краю кровати, его лицо было затемнено столистной розой кремового цвета, которой он трепетно водил по моим губам. Казалось, будто выглядел он ещё лучше после проведённой ночи. Дело было не только в его тёмных джинсах и светло-синей рубашке, которая прекрасно оттеняла цвет его глаз. На прикроватном столике стоял поднос с завтраком и, как только я открыла глаза, меня одарили слегка кривобокой улыбкой.
– Это было хорошее "ох" или плохое? – спросил он, легонько постукивая столистной розой по моим губам.
Ничего плохого не несло в себе это "ох". Совсем ничего плохого. Ох, ох, ох! Он здесь. И всё ещё всецело мой на целый день. Он положил розу на подушку и медленно наклонился, из-за его опьяняющего запаха все розы стали излишними. Он погладил мою щёку кончиками пальцев.
– Научное исследование завершено?
Я несколько раз моргнула.
– Что? – таков оказался мой эйнштейновский ответ.
– Ты наблюдала за мной достаточно критически, поэтому могу только предположить, что ты решала некую химическую сложную проблему.
– Не думаю, что у нас имеется сложная химическая проблема, – мой голос был нежным, словно превращался в пар из-за сухости во рту.
Он провёл большим пальцем по моей нижней губе. Под его прикосновением она тут же начала пульсировать.
– Нет, я тоже так не думаю, – он нежно поцеловал мои губы. – Боюсь, я укусил их довольно сильно, – сказал он, заскользив по ним языком, подобно бальзаму.
О, нет, у меня, наверное, несвежее утреннее дыхание? Ох, а кого это заботит!
– Ты можешь укусить их снова, если хочешь.
Он легонько подул на них и отодвинулся со вздохом.
– Может для начала ты должна съесть свой завтрак. Я уже и так лишил тебя ужина прошлым вечером.
Я хотела сказать, что с едой был перебор, но мой желудок предательски заурчал. Смутившись, я откинулась на изголовье кровати и взяла поднос в руки. Яичница, бекон, пшеничная булочка, апельсиновый мармелад, корнуэльский сливочный варенец, бокал "флейта" с клюквенным соком и стакан воды. Но самым лучшим было то, что там оказались дольки яблока и шоколадка "Бачи".
Я рассмеялась.
– Как ты узнал, что я люблю корнуэльский сливочный варенец.
– Твоя соседка упомянула об этом, когда выносила тебе выговор по поводу Колина Фёрта.
– Вау! У тебя прекрасная память.
Он пожал плечами.
– Хорошо, спасибо! Так красиво. Особенно "Бачи". Ты сам всё это сделал?
– Нет, Кора приготовила. Но если это поможет спасти мою репутацию в твоих глазах, то я размещал заказ и отправил Бенсона отыскать розу. Я дал ему фотографию розы, похожую на "Элизу".
– Ты спасён, – рассмеялась я, заложив за ухо розу и откусив немного яичницы.
– Ты прекрасна, – сказал он, практически выдохнув себе под нос.
Я уже было приготовилась отшутиться, но его губы приоткрылись, и я мгновенно уверовала в свою красоту. Затем я вспомнила, что у меня был открыт рот и вилка в руках. Я прожевала яичницу, не хватало ещё того, чтобы кусочки яичницы выпали изо рта на кровать и полностью уничтожили мой образ и его шёлковые простыни.
– Твой румянец заставляет розу ревновать, – ухмыльнулся он.
– Издержки профессии при работе с рубидием и парами брома, – я почувствовала себя неловко, поэтому перевела разговор на более важную тему. – Итак, расскажешь мне что-нибудь о себе, что не попадает под эмбарго?
Бирюзовая глубина его глаз застыла.
– Немного рановато для этого, так не кажется?
Возможно, он был прав. Кроме того, в моём распоряжении был весь день.
– Хорошо, так чем бы ты хотел заняться сегодня?
– Ну, я подумал, ты могла бы попозировать для написания картины, а затем этот вечер мы могли бы провести вместе.
Он выглядел так, словно провёл бесчисленное количество времени в размышлениях при разработке данного плана.
Моя вилка упала на поднос.
– Моя… моя картина? – было ощущение, словно что-то вылупилось из яиц прямо у меня в животе.
Его выражение лица осталось невозмутимым.
– Да.
– Я не хочу позировать, – выпалила я. Бокал "флейта" с клюквенным соком слегка задребезжал: – Я хочу провести время с тобой.
Он улыбнулся, но на этот раз улыбка не обнажила его ямочку, и подушечками пальцев он ласково прикоснулся к моей щеке.
– Мы и проведём. Вечером.
Он схватил вилку, зацепил яичницу и отправил её в мой рот, который был широко открыт из-за того, что мне ничего не оставалось, кроме как есть.
Я прожевала и проглотила настолько быстро, насколько смогла, чтобы сделать это без чавканья. Он снова наполнил вилку, но я остановила его руку.
– Айден, у нас договоренность провести вместе день. Я делюсь с тобой чем-нибудь, ты делишься чем-то, – я попыталась удержать свой голос на спокойной волне, вместо того, чтобы начать сетовать, когда на самом деле только этого мне и хотелось.
Челюсть Айдена изогнулась, словно он плотно сжал зубы. Он медленно положил вилку на поднос. Его левая рука с силой впилась в стёганое одеяло, так что побелели суставы. Вспышка ярости разгоралась в его глазах.
– Элиза, мы сможем провести вместе время, как только ты закончишь с позированием. Это не так уж и сложно, – его голос был уравновешенным, таким монотонным, из-за чего я могла лишь предположить, что тем самым он скрывал разбушевавшийся шторм. И он исключил часть "обмена личной информации".
– Я не понимаю. Почему эта картина так важна, что даже не может подождать один единственный день?
Он покачал головой и стал всматриваться в картины на стене. Я уже собралась было сказать, что ухожу, но в том, как он рассматривал их, было так много беспомощности. Затем его глаза сосредоточились на мне, подобно фокусным линзам.
– Потому что я объяснил тебе, Элиза. На картинах ты всегда будешь принадлежать мне.
Кислород застрял в моих легких. Всегда. Если «всегда» было тем, чего он желал, я не смогу ему этого дать. Но в его ответе таилось нечто ещё, что также напугало меня.
– Ты больше предпочитаешь образ, нежели настоящую девушку? – вопрос сорвался с моих губ по своему собственному желанию.
Мой желудок резко сжался от этой мысли – ещё более насильственно, чем я предполагала. Я взглянула на поднос с едой; двадцать девять оставшихся дней с силой подталкивали меня сбежать, прошлая ночь принуждала меня остаться. Проведённая ночь неким образом что-то изменила для меня. Нечто едва уловимое, однако, смелое. Теперь я не хотела быть лишь неким образом на картине.
Прерывистый вдох нарушил мою душевную погребальную песню. Мой взгляд вспорхнул в его сторону. В его глазах не осталось никакого намека на ярость. Тектонические плиты сдвинулись и замерли, и снова сдвинулись, как будто что-то разгоралось в самом сердце. Он обхватил руками моё лицо, его длинные пальцы закопались в моих волосах.
– Позвони мистеру Солису. Написание картины на сегодня отменяется, – его голос был тихим.
Я кивнула, мои внутренности скрутило.
– Ты отправляешь меня домой?
Он улыбнулся, но в уголке его рта закралась печаль.
– Нет, Элиза, не отправляю.
Внушало ужас, что такие простые слова могут вызывать такую колоссальную оздоравливающую гармонию.
– Спасибо, – промолвила я, обвив руками его шею и накрыв в поцелуе его рот.
Впервые с того момента, как я вкусила его, он ответил на поцелуй нерешительно. Он подул прохладой на мои губы, и затем медленными ласками языка заставил мои губы снова запылать. Я сжала в кулак пальцы в его волосах, желая притянуть его ещё ближе. Неожиданно его поцелуй изменился. Его губы перестали двигаться и плотно прижались к моим губам, словно он дышал моим воздухом. Затем он высвободил меня. В его глазах светилась первобытность. На короткий миг у меня возникло импульсивное желание обнять его сильнее, чтобы он не исчез.
Он поднялся и ущипнул мой подбородок.
– Почему бы тебе не закончить свой завтрак и не одеться? Мне необходимо сделать несколько звонков.
– Хорошо, – ответила я, задыхаясь либо от мягкости его голоса, либо от опустошения поцелуя, я не знала.
Широкими шагами он вышел из спальни, закрыв за собой дверь. Как только захлопнулась дверь, я развернула "Бачи" и закинула шоколадку рот, ритуал был нарушен. Когда знакомый вкус растаял у меня на языке, я прочитала записку.
"Любовь причиняет больше боли, когда меньше всего знает. Аноним."
Я покачала головой. Иногда мне кажется, такие послания заколдованы на прочтение мыслей чёртовых идиоток, которые верят в этот бред собачий, как называет это Реаган. Я положила записку на прикроватную тумбочку, выпила воды и клюквенный сок, и выбралась из кровати, чтобы сходить в ванную комнату для удовлетворения утренних нужд.
После того, как я оказалась в ванной комнате, не имея четкого представления чем могу заняться, я решила пошпионить. Шкафы из полированного дерева были упорядочены с военной аккуратностью. Зубная паста. Зубная нить. Расчёска. Старомодная кисточка для бритья и бритва. Его одеколон. Я уставилась на флакон, пребывая в неверии. Это был простой безликий флакон с выгравированными инициалами "А.Х." на нём. Проклятье, у него есть свой собственный одеколон! Я вдохнула его аромат и задрожала. Да, это был он.
По мере прохождения обыска, тот оказался не особо богатым на информацию. Я схватила его расчёску, чтобы распутать свои волосы, но когда уловила своё отражение в зеркале, решила провести более внимательный осмотр, но уже самой себя. Женщина, смотрящая на меня из зеркала, была обновлённой. Глаза ярче – аметист вместо лилового, щёки румяные, губы темнее и опухшие. Я нежно прикоснулась к ним. Они немного зудели под моими кончиками пальцев. У меня были секс-травмы. Блестяще!
Я покинула ванную комнату и оделась, натянув на себя свои собственные трусики. Повинуясь импульсу, я оставила часы отца в комоде Айдена. Затем вытащила свой разбитый телефон из сумочки и набрала Хавьеру и Реаган. Никто не ответил. Хавьер, вероятно, работал, а Реаган, наверное, страдала от похмелья, всё ещё находясь в отеле "Люсия". Я оставила обоим сообщения, неожиданно испытав недостаток в их уютных предсказуемых голосах. После этого на цыпочках я пробралась в гардероб Айдена, чтобы изучить содержимое красивой с ручной гравировкой деревянной коробки, которая расположилась на высоком шкафу в дальнем углу. Но едва я пересекла порог, как мелодия, которую я знала всю свою жизнь, донеслась до меня. "К Элизе".
Я рванула прочь из спальни, побежав вниз по коридору. Когда я добралась до порога гостиной комнаты, я остановилась, заставив тем самым свет постоянно мерцать. Но я была слишком заворожена, чтобы идти дальше.
Айден играл на фортепьяно. Снаружи, за стеклянной стеной, две лазурные птички пикировали вниз, вероятно, позавидовав его игре. Он улыбнулся, когда заметил меня. Отчаяние поцелуя испарилось. Он смотрел на меня, в то время как его пальцы порхали по клавишам, не пропуская ни единой ноты.
Я пошла в его сторону, слегка возмутившись великолепию комнаты, которая разделяла нас. Его глаза ни на секунду не отпускали мой взгляд, в то время как "К Элизе" набирала свой быстрый темп. Как удивительно! Я никогда не видела, чтобы пианист ни разу не опустил взгляд на клавиши. Мелодия завершилась, как только я подошла к нему, но он незамедлительно начал снова.
– Привет, – сказала я.
– Привет.
– Красивое исполнение.
– Должно быть дело в музе.
Я улыбнулась, наблюдая за его искусными пальцами, восхищаясь их многостороннему таланту: начиная с прищипывания сосков и заканчивая игрой на фортепьяно на уровне концертного мастерства.
– Как ты можешь играть настолько хорошо, не глядя на клавиши?
Он пожал плечами.
– Я просто играю.
Я пристально разглядывала эти независимые руки, которые, казалось, имели свои собственные глаза. Он улыбнулся.
– Ты играешь, Элиза?
– Не так.
Он откинулся назад, жестом приглашая меня сесть к нему на колени. Его права рука вновь легла на клавиши, как только я скользнула на его колени.
– Сыграй со мной, – шепнул он мне на ухо.
Я разместила свои пальцы на клавишах и начала играть. Он уткнулся носом в мою шею и глубоко вдохнул. Я пропустила "До мажор". Он довольно ухмыльнулся и прильнул губами к моей шее. Ещё один пропущенный "До мажор". Его губы проложили путь к мочке моего уха и ущипнули её. В итоге я махнула рукой на игру и сконцентрировалась на дыхании.
– Говорят, Элиза была той женщиной, которая разбила сердце Бетховену, – произнёс он мне прямо в ухо. – Он сделал ей предложение руки и сердца, но вместо него она выбрала аристократа.
Я повернулась, чтобы посмотреть на него.
– Есть другое мнение, что она была его ученицей, которая училась всему у него, вплоть до своей преждевременной смерти, – я поцеловала его в щёку, пытаясь понять его настроение.
– Мне больше нравиться первое предположение.
Он поцеловал меня, его губы и язык двигались в исключительной синхронности с фортепьяно. Гармония была настолько ошеломительной, что в этот миг, тепло зарождалось не в моём животе, а в моих глазах, как будто, слёзы закипали в них. Он завершил мелодию и обхватил меня руками.
– Прими мои извинения за то, что произошло ранее, – тихо произнёс он. Я замерла: – Я обещаю лучше контролировать свои... мысли сегодня.
– Мысли? Я думала, это была реакция. Неужели кто-то действительно может контролировать мысли?
– Ради тебя, я на это надеюсь, – он ухмыльнулся. А затем до того, как я успела задать вопрос, он продолжил: – А теперь давай начнём всё сначала. Чем бы ты хотела сегодня заняться?
Я решила запомнить его проблемы с контролированием мыслей для будущего досконального изучения.
– Давай сходим куда-нибудь.
Он замер и напрягся.
– Куда?
На мгновение я потерялась в его реакции. Такое сопротивление выходить наружу было как "за правило"? Или выражалось только для особенных мест? Я знала, куда на самом деле очень хотела пойти. Мне хотелось сходить в его место уединения, но я не могла пригласить туда саму себя, лишь потому, что сделала тоже самое для него.
– Должно же быть место в Портленде, штате Орегон, которое тебе нравится.
– О нет, это была твоя идея.
– Ладно, один из моих любимых авторов проводит сегодня встречу в "Городе Книг" "Пауэлса". Мы могли бы сходить, посмотреть на него и затем погулять по магазину? У них есть кое-что, что я бы хотела тебе показать.
Он улыбнулся, но его плечи не расслабились.
– Кто автор?
– Найджел Флеминг. Он учёный, вообще-то. Мы с моим папой опирались на его «Химию Сознания», когда совместно писали статью.
Он наблюдал за мной, его глаза что-то просчитывали.
– Элиза, что если я смогу договориться с ним о беседе с нами в приватной обстановке? Тебе бы это понравилось? Таким образом, нам не придётся иметь дело с толпами людей и очередями.
Я ахнула. Частная беседа с Найджелом Флемингом? Чёрт возьми! Я не знала ни одного химика, кто не поднял бы мензурку за это.
– Ты можешь это организовать? – спросила я, мой голос был хриплым с оттенком восхищения.
Он улыбнулся.
– Есть несколько преимуществ быть мной. Это значит да?
Я задумалась, дабы осмыслить ответ.
– Айден, это действительно очень чутко с твоей стороны, но нет, я не могу позволить тебе сделать это. Это будет стоить целое состояние. Давай просто сходим и послушаем его. Я испытаю от этого такое же удовольствие, особенно если ты будешь рядом.
Его плечи всё также оставались напряжёнными.
– Такие растраты я даже не замечу. Я бы хотел сделать это ради тебя. И ради себя, так как если быть немного откровенным, я не ожидаю в очередях и не стою в толпах, – по какой-то причине его голос стал суровым.
– Но это чересчур.
Он вздохнул и вытащил свой телефон из заднего кармана.
– Айден, что ты делаешь?
– Спасаю день, – он нажал одну кнопку, и прежде чем я успела моргнуть, кто-то ответил.
– Бенсон, найди личного агента по связям с общественностью Найджела Флеминга и договорись о продлении его выступления сегодня в "Пауэлсе" для частной аудиенции... Да... Как можно скорее... Затем арендуй "Пауэлс" на вторую половину сегодняшнего дня... Полностью... Перекрытие, конечно... Спасибо. Позвони мне, как всё организуешь, – он отключил телефон и взглянул на меня, с таким видом будто занимался таким каждый день.
Я попыталась вспомнить английский язык, моргая, делая дыхательные упражнения и всё что угодно в перерывах между этим, но так и не смогла. Проклятье, он просто взял в аренду самого Флеминга и два огромных городских квартала! Почему? Не буду лгать, это было настоящей фантазией иметь "Пауэлс" в своём собственном распоряжении, но в тоже время это было полным сумасшествием. Кто делает такое, лишь для того, чтобы избежать ожидания в очереди?
– Дыши, Элиза, – довольно ухмыльнулся он, нежно подув мне в лицо.
Запах корицы вернул меня к чувствам.
– Айден, спасибо. В самом деле. Но я думаю, ты – чокнутый.
Он снова довольно усмехнулся.
– Ты даже не представляешь, насколько права. Ну, а теперь, этого будет достаточно или нам потребуется курс психоанализа, чтобы обсудить все причины, которые заставили меня принять такое решение?
Он улыбнулся от осознания того, что выиграл, и на его щеке вновь появилась ямочка. Испытывая беспомощность изменить произошедшее только что событие, или противостоять его улыбке, я сдалась и поцеловала его в щеку.
– Я химик, а не психоаналитик, а это означает, что я обращаю внимание на факты. И сейчас я знаю, что ты любишь прикусывать губу, бесконечность и ночь, но ты не любишь выходить на улицу или быть среди людей. Таким образом, я делаю заключение, что ты вампир.
Его смех отразился эхом в комнате.
– Я не скажу Дентону или Флемингу об этом прегрешении в научной оценке. Но ты права, мне нравится кусать тебя.
Он начал целовать меня так, что все мои мысли испарились. Кончики его пальцев описывали мои бедра. От его вкуса все противоречия растворились и весь остальной мир исчез. Моё тело ожило. Я будто вновь открывала всё для себя, я помнила его, как если бы он был из другого времени. Не из прошлого. Возможно из будущего. Я потерялась в его губах, его языке; его пальцы порхали по моей коже. Выше. Выше. Он отвёл в сторону мои трусики, пробежавшись пальцем по моему лону, и вздохнул. Я сильнее прижалась к нему. Ещё один палец присоединился к пытке, словно он играл на фортепьяно.
– Болит? – прошептал он.
Мои ноги начали дрожать и единственный звук, который я смогла издать, был стон.
– По-видимому, нет.
Он расстегнул ширинку, впившись в меня глазами, пока доставал презерватив из заднего кармана и раскатывал его по своей длине. Его руки обвились вокруг моих бедер. Я закрыла глаза, ожидая, выяснить каким будет ощущение, таким же таинственным, как это было вчера. Но он не двигался. Я открыла глаза и он улыбнулся.
– Так лучше.
Он опустил меня на себя. Шипящий свист вырвался из меня. Это было точно так же сверхъестественно. На самом деле, даже лучше.
– Ах, ты, – выдохнул он и прислонил меня спиной к фортепьяно.
Сначала он двигался медленно, затем его темп изменился, быстрее, ритмичнее. Я ухватилась за клавиши и плавно качнула бёдрами вместе с ним. Я сконцентрировалась только на том, как он пульсировал внутри меня и на фальшивой фортепьянной прелюдии, которая, как минимум для меня, звучала гораздо лучше, чем Бетховен.
Глава 22
Чудо
Я пронеслась через апартаменты, словно за мной гналось всё подразделение ICE, поскольку Айден с Бенсоном ожидали меня в «Астон Мартин», чтобы доставить нас в «Пауэлс». Реаган всё ещё пребывала в отеле «Люсия» со своими родителями. За несколько секунд я приняла душ, неожиданно испытав удовольствие от того как горячая вода жалила любовные укусы Айдена. Затем заскочила в свою комнату за первой в своей жизни пачкой презервативов. Я надела мамино платье, фасона пятидесятых годов. Она одевала его в тот день, когда встретила моего папу. Мне всегда хотелось надеть его, но ни одно событие не ощущалось настолько правильным для этого. Я повесила себе на шею свою новую камеру, полученную в честь окончания колледжа, оставила записку Реаган и побежала на улицу, перепрыгивая через две ступеньки, чтобы вновь встретиться с Айденом.
Я скользнула на пассажирское сидение рядом с ним. Его поза была более напряжённой, чем я когда-либо ранее видела. Как будто все группы его мышц были туго натянуты его собственной кровью. Его глаза были сужены, но увидев меня, они немного утратили внутренний накал.
– Знаешь, я мог бы купить тебе немного одежды, Элиза, и избежать всего этого возвратно-поступательного движения.
– И потратил бы на меня ещё больше денег? Нет, спасибо.
Он скользнул пальцами по моей руке.
– Но, вероятно, я не смог бы найти ничего лучше этого платья. Ты прекрасно выглядишь.
– Спасибо. Это платье моей мамы, – всецело оговорилась я, теребя подол платья. – Я подумала, что будет весьма занимательно для ужина, хотя такие вампиры, как ты, вероятно, не едят.
Он склонился к моему уху и прошептал:
– О, я питаюсь. Мы можем отправиться домой прямо сейчас и досконально изучить мои предпочтения в еде.
О, Боже мой, он не может говорить об этом прямо сейчас.
– Всё что угодно лишь бы избежать посещения разных мест, Айден.
– Всё.
Кончики его пальцев заскользили вдоль края платья, задержавшись на моём бедре. Я начала по памяти повторять периодическую таблицу, в попытке отвлечь себя от напряжения внизу живота и предательской влажности в моих трусиках. К счастью для моего самоконтроля, Бенсон завёл двигатель, и автомобиль тронулся. Тотчас рука Айдена сжалась в тугой кулак и опустилась на его колено. Чем глубже мы пробирались в центр города, тем более неподвижным он становился. Его кулак ни на секунду не расслабился.
– Все в порядке? – спросила я.
– Всё прекрасно, – ответил он таким тоном, что означать это могло только лишь "нет". Он повернулся к Бенсону: – Бенсон, с нами в машине Элиза. Давай будем внимательно следить за дорогой. Тот мудак на белом фургоне двигается по двум полосам.
– Да, сэр, – ответил бедный Бенсон, уверенно удерживая машину на своей полосе.
– И вон та блондинка пишет сообщение. Оставайся с левой стороны.
– Да, сэр, – Бенсон выглядел так, словно предпочёл бы ехать в машине с той самой блондинкой.
Я никогда не слышала, чтобы Айден был таким резким с Бенсоном. Обычно эта драконья-речь предназначалась отсутствующим абитуриентам. Чувствуя ответственность за то, что день Бенсона повернул в худшем направлении, как только его попросили найти столистную розу кремового цвета, я решила привести в действие свою новую камеру и отвлечь Айдена от дороги.
Я сфотографировала его резкий профиль; его глаза сканировали окружающий мир, так словно он обращал внимание даже на самую маленькую его толику. В мгновение, когда вспыхнула вспышка камеры, его голова резко развернулась в мою сторону. На мгновение сверхнастороженность блеснула в его глазах, но затем сосредоточенность его глаз ослабла. Это произошло настолько быстро, что я не была уверена, видела ли это на самом деле. Медленно я опустила камеру, но он улыбнулся.
– Проверяешь смогу ли я проявиться на фотографии?
– Несомненно.
Моя самая любимая улыбка с ямочкой вернулась, и я сделала ещё одну фотографию. Он покачал головой. Я продолжила щёлкать затвором, его выражение сменилось с улыбки на смех, и потом на приподнятые брови, которые говорили коротко и ясно "достаточно или ещё". К моменту, как мы добрались до улицы Бернсайд, я лишилась преимущества своей камеры. Но как минимум теперь у меня было нечто его для последующих поколений. Я с трудом задышала, когда осознала, что видимо мне хотелось того же, что и ему: образ навсегда.
Каждая капелька тепла покинула моё тело, когда мир снаружи растворился в образе аэропорта PDX из моего ночного кошмара. «Покончи с этим. Покончи с этим прямо сейчас, если ты хочешь пережить двадцать девять дней», этот тихий голос завыл словно гарпия. Водород, 1.008. Гелий, 4.003. Литий, 6.94...
– Мы на месте,– приглушённо произнёс Айден, ласково касаясь моего колена.
Тепло его руки растопило лёд.
– Ты в порядке? – спросил он, глубокая V-образная складка пролегла меж его бровей.
Я кивнула, зарываясь лицом в его шею, его запах успокаивал меня больше, чем периодическая таблица. Он обхватил меня руками и приподнял мою голову.
– Что-то не так? – спросил он, его наделённые сознанием глаза внимательно изучали меня.
Я поцеловала его в щеку.
– Не сейчас, пожалуйста.
Он прошептал мне на ухо:
– Ты обещала рассказать мне.
– И я расскажу. Но прямо сейчас я хочу насладиться этим чересчур дорогим днём, который ты нам купил. И сделать как можно больше фотографий.
Он кивнул и передал мне камеру, всё ещё удерживая взгляд на моём лице. Я сделала ещё один снимок с ним и один с видом на двери в магазин "Пауэлс", на которых красовалась большая красная табличка с надписью: ЗАКРЫТО НА ЧАСТНОЕ МЕРОПРИЯТИЕ.
От одного этого вида я отпихнула все свои сомнения в сторону. Вместе с самым красивым мужчиной на земле, полностью в моём распоряжении был весь "Пауэлс", а я, как идиотка, трачу своё время впустую.
– Пошли, – сказала я, выбираясь из машины.
Перемена моего настроения, должно быть, была написана на моём лице, потому что он улыбнулся. Прошептав что-то Бенсону напоследок, он выпрямился, выйдя из машины. Его глаза всё время сканировали тротуар. Затем, обняв меня за талию, он шагнул к дверям и открыл их для меня.
– После тебя, Элиза.
Я знала это место, равно как и лабораторию Дентона, несмотря на это, сегодня оно ощущалось по-новому. Было тихо, лишь спокойная концертная мелодия лилась из звуковой системы. Два сотрудника молчаливо работали у прилавка, сортируя и укладывая несметное количество книг в стопы. Запах пергамента витал в воздухе. Но наибольшее отличие было не в пустоте. А в этом особом сегодняшнем ощущении, "Пауэлс" ощущался как моя собственная история. Я сделала фотографию, несмотря даже на то, что прекрасно понимала, что никогда этого не забуду.
Поблизости от меня усмехнулся Айден.
– Ты прекрасно выглядишь, когда удивлена.
Я широко улыбнулась, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в губы, не заботясь о том, что могу вызвать приступ тошноты у трудолюбивых сотрудников магазина.
– Я думаю это достойно трофея "Самое Лучшее Свидание".
– Ну, это разрывает в клочья весь мой замысел о путешествии на НАСА.
Я рассмеялась и потянула его за собой в лабиринт с цветовой кодировкой "Пауэлса".
– Думаю, Флеминг организовал беседу наверху, в Пурпурной комнате.
Он следовал за мной со знанием долга, целуя меня у каждого прохода между стеллажами, в который мы заглядывали, точно так же, как он делал и у себя дома, и в "Саду Роз". Я пристально рассматривала полки, наполненные до самых краёв книгами, казалось, мои глаза были недостаточно широко раскрыты для полного обозрения всей картины. К моменту, когда я закончила свой третий обходной путь в секции Исаака Ньютона и направилась в сторону Американских научных исследований, Айден, обхватив меня за талию, потянул назад, смеясь:
– Элиза, я мог бы оказаться в затруднительном положении, но ты, похоже, слегка отвлечена.
– Ты шутишь? Это же "Пауэлс"! Самый большой независимый книжный магазин в мире. Один миллион томов, 122 тематические зоны, 3,500 подразделов и комната с редкими изданиями. Проклятье, как я смогу уделить время всему этому? – мой голос принял панические нотки.
Он снова рассмеялся.
– Может, я смогу помочь, но давай для начала встретимся с Флемингом.
– Флеминг, да, верно, хорошо. Затем новейшая химия, Менделеев, Кюри, Остин, Достоевский, Неруда, Дикинсон —
Его рот накрыл мой, унося прочь все мои мысли, и я безвольно прогнулась в его руках.
– Тогда «50 Оттенков Серого», – сдавленно рассмеялся он.
Мои щёки залило гранатово-красным румянцем.
– Умм, технически человеческие глаза могут различать порядка двухсот пятидесяти шести оттенков серого, – пробормотала я, направляясь к Пурпурной комнате, дважды споткнувшись по пути.
Найджел Флеминг ожидал нас в зоне, отведенной для подписи книг авторами, стоя у кафедры с кипой бумаг и несколькими экземплярами своей книги. Выглядел он именно так, как и на фотографиях. Невысокого роста, с небольшим животиком, с белёсыми усами, с очками наподобие защитных, и в костюме из твида. Я сфотографировала его, ощутив, как комок нервов опускается вниз по моему горлу. Чтобы сделал папа, будь он здесь?
Флеминг поднял взгляд и улыбнулся.
– Ах, вы должно быть мистер Хейл! – произнёс он своим сильным манчестеровским акцентом.
От этого звука истинный кратер развёрзся в моей груди. Рука Айдена на моей талии напряглась. Он догадался?
– Профессор, спасибо вам за согласие на эту незапланированную встречу, – сказал Айден, пожимая руку Флемингу. – Я приношу свои извинения, что не смог поговорить с вами предварительно, но мы не могли упустить шанс встретиться с вами. Ваша работа по обмену между агути-связанным протеином и проопиомеланокортином оказала огромное влияние на вот этого начинающего химика, Элизу Сноу.
Флеминг посмотрел на меня, но я была настолько ошеломлена, чтобы смотреть на кого-то ещё, кроме Айдена. Я не знаю, что было написано на моём лице, но я почувствовала кондиционированный воздух "Пауэлса" на своих миндалинах. Откуда Айден знал химические термины? Он повернулся ко мне с улыбкой, искусно изогнув свою бровь. Я моргнула и взяла себя в руки.
– Как ваши дела, профессор Флеминг? Для меня огромная честь встретить вас, сэр.
– Ух, ты! Уроженка Оксфорда! – воскликнул он, беря мою руку и рьяно пожимая её, от чего мои зубы застучали.
– Как поживаете, мисс Сноу, как поживаете! Что такая прелестная леди, как вы, делает в Портленде, штате Орегон? – живот Флеминга вздымался и опускался с каждым чрезмерно произнесённым манчестеровским гласным звуком.
