Текст книги "Тридцать ночей (ЛП)"

Автор книги: Эни Китинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Я усадила её на дополнительную специальную детскую подушку, пристегнула ремнями безопасности до того, как он рванет прочь отсюда, в сторону Вест Хиллс.

– Айден повезёт нас, – скомандовала Анамелия, повелительно указывая на Айдена.

Мария повернулась и посмотрела на него с улыбкой.

– Анамелия, Айден поведёт красивую машину для того, чтобы она не разбилась, – сказала я и закрыла дверь, прежде чем девчушка скажет, что поедет с ним, чтобы помочь ему всё уладить в случае поломки. Её лицо сникло, и она прижалась пухлой ручкой к стеклу, словно махала ему.

* * * * *

Как только мы вошли в двери нашего дома, Айден прямиком направился в сторону библиотеки.

– Айден, а ты куда? – Анамелия окликнула его вслед.

– Мне надо сделать звонок, Анамелия. Всё хорошо, Элиза побудет с тобой.

Её верхняя губа выступила вперёд, но она быстро оправилась.

– Погоди! У меня есть телефон, – произнесла она, вытаскивая розовый телефон Барби из своего "Хелло Китти" рюкзака.

Она щелчком открыла крышку и протянула ему телефон.

Прошёл нескончаемый миг в фойе, пока девочки с Айденом смотрели на протянутую руку Анамелии. Затем его осанка распрямилась, он сдержанно вздохнул, и шагнул назад к Анамелии, осторожно беря у неё телефон.

– Ммм, спасибо, – произнёс он.

Она широко заулыбалась и захлопала в ладоши.

– Ты должен приложить его к своему уху.

Он приложил его к своему уху ("Привет, Бенсон"), запустил руку в задний карман и передал ей свой iPhone. Она захихикала и закружилась в своих туфельках "Мэри Джейн"⁶⁰. И после этого маленького обмена, мы всей толпой поспешили в гостиную комнату, Айден замыкал колонну, в то время как я сжимала его руку, чтобы не совершить нечто глупое, типа как упасть на одно колено и сделать ему предложение руки и сердца.

Как только мы перешагнули через порог, девочки сосредоточили всё своё внимание на моей чаше с шоколадками "Бачи" и на фортепьяно Айдена. Что касается Айдена, так он промаршировал на кухню, где Кора – благослови её, начиная с кончиков её каштановых волос, заканчивая её белым фартуком – выкладывала имбирное печенье. Он прямиком направился к нему и съел сразу четыре штуки. Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Он оказался "эмоциональным едоком".

К счастью, девочки решили выбежать в патио раньше, чем лейтенант Хейл поглотил бы всю целиком жареную курицу, приготовленную Корой. Они начали играть на диком лугу, перекидывая надувной мяч по кругу, тем самым сведя с ума лазурных птичек. Каждые несколько минут Анамелия прибегала к Айдену, который приставил уличный шезлонг заподлицо вплотную к стеклянной стене и соорудил баррикаду из книг по иммиграционной политике вокруг себя, и показывала ему то червя, то божью коровку, требуя чтобы он давал им имена. ("Ну, Бенсон? "Нет, это девочка" "Элиза?" "Нет!" "Анамелия?" "Урааа!")

Со временем мы оказались за обеденным столом, Айден сидел во главе, повернув спину к стене.

Возможно напряжённость дня обрушилась на меня, или дело было в том, как выглядел стол с четырьмя детьми, восседавшими за ним, с Айденом с одной стороны, и со мной с другой, но эмоция, которую я ранее никогда не испытывала, вспыхнула в моих лёгких и завладела всем моим телом. Самое приближённое к этому чувству, что я ощущала, так это счастье. Я всячески старалась подобрать слово, чтобы описать это чувство... Истинность – вот что это было! Смысл жизни пусть даже впереди ждал конец. Жизнь, о которой я всячески избегала даже помыслить, вплоть до этого момента. Моя собственная семья.

Я никогда не думала, что буду желать иметь детей спустя последние четыре года. Я никогда не хотела покинуть их, если бы со мной что-то случилось. Но теперь, видя Айдена таким уставшим, чем мне доводилось когда-либо его видеть, окружённого четырьмя маленькими ангелочками, поедающими картофельное пюре, и, чувствуя этот лютый покровительственный инстинкт внутри себя, я осознала правоту. Я хотела этого. Не фантазию. А действительность. С ним. Мощь осознания заставила мою кровь застучать в ушах. Как и всё то пробуждение, которое я испытала с Айденом, это было неожиданным, мгновенным и – у меня было ощущение – необратимым.

Я наблюдала, как Анамелия поедала горошек Айдена. Он передал им его с радостью, пытаясь сторговаться этим на возвращение печенья. Я улыбнулась. Они были так похожи, несмотря на разницу в возврате в тридцать один год. Может быть, его память вынудила его вернуться в своё собственное детство. В этот момент, у меня не было никаких сомнений, что он станет невероятным отцом. Потом я вспомнила, как он предупреждал меня, что не хочет иметь детей, поскольку папочка может изувечить их. Я задрожала, но не от страха. Я задрожала от потери. Потому что с ним, я смогла бы иметь так много детей, что можно было бы сформировать футбольную "Манчестер Юнайтед" – умм, "соккерскую" – команду.

Он поднял на меня взгляд.

– У тебя ещё есть горошек? У нас тут небольшой кризис с горошком, – сказал он, не подозревая о радикально меняющем жизнь прозрении, которое только что меня озарило.

Я передала свой горошек Анамелии. Айден пристально наблюдал за мной с той же сильной эмоцией на лице, как это уже бывало ранее. Частично паникующая, частично-что-то-нечто-такое-ещё. Я хотела поинтересоваться о том, что это было, но Бель смотрела на нас так, как Дентон наблюдал за кипящими реактивами: внимательно и чуть ли не моргая.

После ужина мы почитали девочкам «Перси Джексона». Анамелия настаивала, что Айден должен быть тем единственным, кто будет читать, поскольку она привыкла к мужскому голосу. Как только они устроились по обе стороны от нас с Айденом на кожаном диване, я, наконец, почувствовала, что мы с Айденом правильно поступили, учитывая все «за» и «против». Я поцеловала его, игнорируя их хихиканья и хлопки в ладоши.

– Спасибо, что делаешь это, – прошептала я.

Я не знала скольких лет стоил ему этот вечер. Он выглядел изнурённым. Тот ещё отпуск я ему предоставила.

Он улыбнулся и посмотрел на Анамелию, которая уютно устроилась на его коленях и уснула крепким сном, истекая слюной на его дизайнерские джинсы и сжимая в руке его iPhone. Даниэла постепенно затихла на моих коленях. Я решила устроить Марии с Антонио свободный вечер.

– Гости с ночёвкой? – беззвучно двигая губами, поинтересовалась я у Айдена.

Он пожал плечами.

– У нас есть комната.

Я позвонила Марии, которая пообещала нам испечь пирог "Трес лечес", и мы отвели девочек в одну из комнат для гостей, с бледно-голубой двуспальной кроватью размера "Кинг-сайз". Я посидела с ними, пока они одна за другой окончательно не уснули. Затем выключила свет и оставила дверь слегка приоткрытой.

С каждым сделанным прочь от девочек шагом, ужас этого дня – и его же красота – сокрушили меня. Я подумывала позвонить Реаган, но это только заставит её беспокоиться. Нет надобности расстраивать её, пока мы не разузнаем больше. Я устало поплелась в спальню, испытывая потребность лишь в одной паре рук.

Когда я вошла в спальню, Айден отключился, развалившись по диагонали на кровати и тихо похрапывая, он был полностью одет, руки раскинуты по сторонам, рот приоткрыт. Складывалось такое впечатление, будто он еле-еле дошёл до кровати. Как никогда, мне хотелось прикоснуться к нему, поцеловать его шрам, прошептать слова благодарности. Или просто раздеть его и уложить спать. Но я никогда не смогу взять и вот так просто разбудить его. Так что я сделала единственное, что могла. Наблюдала за его сном.

Его лицо расслабилось, очерченные брови были лишены глубокой V-образной складки, которая благодаря мне появлялась много раз в течение этого дня. Но даже во сне, напряжённость никогда не покидала его тело. Он спал, как воин. Всегда на страже, никогда не отдыхает. Мой страж. Буду ли я когда-нибудь способна прожить такой день без него? Смогу ли вообще дышать без него? Я покопалась в своих воспоминаниях в поисках момента, когда я чувствовала себя настолько защищённой, несмотря на всю опасность. Возник едва уловимый шёпот о монстрах и Питере Пене из детства. Если не считать реальных монстров – смерти, отдалённости, пустоты настолько тёмной, что ночи от этого становятся похожими на целые эпохи – был только Айден. Сильный, молчаливый, замкнутый..., тем не менее, чувствовала ли я себя когда-либо менее одинокой? Или более любимой?

Я нежно накинула на него одеяло. Его плечи напряглись.

– Я люблю тебя, – впервые я прошептала эти слова.

– Юблютебятоже, – пробормотал он.

Я не сводила глаз с его губ. Они двигались? Тишина вновь стала непостижимой, как будто эти слова сказаны не были. Единственным доказательством их существования было моё сердце, терзающееся в груди. Впервые после того, как часы были сняты с запястья Питера, я их остановила. 10:03 вечера. Я сняла их, как это сделал Айден целую жизнь тому назад, и положила их на прикроватную тумбочку, рядом с подаренной ему рамкой. Затем я тихонько свернулась клубком рядом с ним, оставив включённой одну из боковых ламп. Постель нагрелась от тепла его тела. Я вытянула указательный палец, прикоснулась к тыльной стороне его ладони и тут же одёрнула его назад. Незамедлительно его глаза открылись.

Я резко втянула в себя воздух.

– Эй, – пробормотал он и скользнул рукой под меня, перетягивая меня на себя.

Он целовал меня неспешно, как будто каждый поцелуй должен был длиться тысячелетия. Его пальцы сжались в кулак в моих волосах, а его губы порхая, поднимались по линии моего подбородка к моему уху.

– Я люблю тебя, – нашептал он.

Я застыла в его руках, дуновение теплилось в моём ухе.

– Айден? Ты проснулся?

Он отвёл мою голову назад, ласково скользя пальцами по моим губам. В его глазах появилась та самая сильная эмоция, которую я впервые увидела в его месте уединения. Та самая, у которой не было названия.

– Да.

Я надеялась на что-нибудь ещё нашёптанное или тихо произнесённое, но его тембр возвышался над нашим тяжёлым дыханием, бесспорно и самоуверенно.

– На самом деле, я не собирался ложиться спать, я хотел тебе признаться в этом. Я хотел, чтобы ты знала об этом, когда завтра будешь входить в офис Боба. Неважно, что они скажут, или, что это будет значить для нас, я люблю тебя.

Я погладила его щёку и нежно коснулась его шрама.

– Я люблю те —

– Шшш, не отвечай взаимностью.

– Почему нет? – попыталась я выяснить, но его губы завладели моими, не оставляя места ни для слов, ни для воздуха.

Он перекатил меня на спину, накрывая своим телом. Он прикасался ко мне без какой-либо многосложности, без какого-либо расчёта. Избавил меня от одежды, и сам разделся. Возможно, потому что мы оба думали лишь об одном, наши тела были тоже влюблены друг в друга. Его дыхание, скользящее по моим губам, было и моим дыханием. Его рука, ласкающая мою грудь, была и моей рукой. Я касалась там же, где касался он, и наши пальцы сцепились в замок. Мы ласкали друг друга, моя кожа слилась воедино с его кожей. Наши руки сплелись, когда он толкнулся внутрь меня. Его движения были степенными, подобно литании. Словно наши тела сохраняли иную жизнь в секрете. Когда кровь сгустилась, наши движения стали быстрее, интенсивней. Его пальцы намертво замкнулись между моими пальцами, и его железная хватка заставила мои руки онеметь. Я могла бы остановить его, но я не хотела этого, поскольку его потребность была моей потребностью. Моё тело создавалось заново и пылало, и мы кончили неистово, безмолвно, заглушив друг друга в поцелуе. Его зубы впились в мою нижнюю губу. Я получила незабываемое удовольствие от острой боли его укуса, поскольку это говорило мне о том, что он был настоящим. Это говорило мне о том, что только что произошедшее сном не было.

В тот же миг, как мой рот обрёл свободу, я произнесла громко и чётко:

– Я люблю тебя.

Глава 45

Выбор

«Он любит меня» повторяла я снова и снова, как заклинание в своей голове, пока Бенсон вёз нас в офис Боба. Он любит меня. Я люблю его. А любовь всегда побеждает. Верно?

Но по той причине – насколько мне было известно – что наука не проводила испытания по выяснению силы любви в противовес силе ICE, я сжала руку Айдена, дрожа в его объятиях.

Его объятие стянулось вокруг меня, и он склонил мою голову в изгиб своей шеи.

– Эй, шшш, – прошептал он в мои волосы. – Мы всё ещё сражаемся, любимая.

Любовь всегда побеждает.

Он пропустил через свои пальцы мои спутанные волосы – я не могла даже припомнить расчесывала ли я их.

– Хочешь, чтобы я изложил периодическую таблицу на русском?

Я покачала головой, уткнувшись в его шею. Я проводила этот трюк всё утро, в обратном порядке, в обычном порядке, на латыни, итальянском и испанском языках. Это не работало.

– Просто расскажи мне что-нибудь другое... всё что угодно. Мне просто хочется слушать твой голос.

Его руки опять обвились вокруг меня, он тяжело сглотнул, и этот звук вторил в его горле. Его тело превратилось в гранит, но для меня эти жёсткие грани оказались успокаивающими. Его губы, слегка касаясь моих волос, опустились к уху.

– Хочешь услышать небольшую историю? – прошептал он.

Я кивнула.

– У тебя есть день рождение, о котором ты не знаешь, – его шепот был практически улыбкой. Я попыталась поднять голову, чтобы посмотреть на него, но он удержал её в изгибе своей шеи: – Тринадцатое апреля, в ночь после битвы в Багдаде. Десять минут после полуночи. В песчаном окопе. Я был весь покрыт грязью, и пытался немного поспать, но образы в моей голове... ну, ты понимаешь. Там же, рядом со мной, был и Маршалл, он сидел с зажатым во рту фонариком, строча письмо Жасмин, на его лице сияла дебильная улыбка. Я был взбешён. Какого хрена он делает? Из-за него, с этим долбаным фонариком, нас перебьют. Но затем я осознал, что это была ревность. Маршалл собирался пройти через Ирак, благодаря этому. У него было нечто, ради чего стоит жить, и ради чего стоит умереть. У него была Жасмин. У меня же не было. Никогда и не хотелось. Но я сделал это той ночью. Я хотел, чтобы кто-то там, дома, ждал мои письма. Вот тогда и зародилась фантазия о тебе. В моей голове ты была прекрасна, но в реальной жизни ты гораздо лучше. И ты составляла мне компанию все те ночи. Ну, так, что же ICE может с этим поделать?

Отнять тебя у меня.

Я подняла на него взгляд, слёзы, стекая, капали с моих щёк и исчезали в его темно-сером пиджаке.

– Ни черта, ни шиша, – прогнусавила я.

– Ни черта, ни шиша, – он улыбнулся и вновь притянул меня к своей шее.

Я сосредоточила всё своё восприятие на его запахе до тех пор, пока Бенсон не остановил машину у обочины тротуара и не вышел из машины, вероятно, желая предоставить нам немного времени наедине. Или дать возможность совершить побег.

Айден обхватил руками, подобно наручникам, мои запястья.

– Что ты будешь помнить, когда войдёшь туда?

– То, что ты любишь меня.

– Правильно.

– А так же и то, что я тебя тоже люблю.

Его хватка на моих запястьях ослабла.

– Не надо, Элиза.

– Почему нет?

– Ты знаешь почему.

– Ты считаешь, что не заслуживаешь слышать это, не так ли?

Он нежно положил руку поверх моего рта.

– Не сейчас, – сказал он, и прежде чем я смогла начать протестовать, он открыл дверь; держа за талию, он приподнял меня, и мы вместе выбрались из машины в очередное моросящее утро.

Широкие шаги Айдена набирали скорость, как только мы шагнули через автоматические стеклянные двери в здание юридической компании "Норман Ривз", и направились в сторону приватного лифта, расположенного в углу фойе. Мы не опаздывали, но движение даровало нам обоим чувство удовлетворения – тело совершало нечто, даже если сердце не могло этого делать.

Я наблюдала за отражением Айдена в отполированной двери лифта. На нём был надет тёмно-серый, в тонкую полоску костюм и синевато-серый галстук, который хорошо гармонировал с его глазами. Его снайперское сосредоточение соответствовало его решительности, которую он источал в прошлый раз, когда мы посещали этот офис.

Чем всё закончится на этот раз?

Как только мы шагнули в приемную на двадцать шестом этаже, всё та же, похожая на Адриану Лиму, секретарша вскочила на ноги. На секунду, я подумала, что мои покрасневшие, воспаленные глаза напугали её, но её румянец и до безумия глупый разговор, который она попыталась завязать с Айденом, подсказали мне, что она попросту и не заметила моего присутствия. Она впустую расточала хлопанье своих ресниц.

– Мы знаем, куда направляемся, мисс Паттерсон, – Айден поднял руку, останавливая её попытки сопроводить нас, и демонстративно зашагал в сторону конференц-зала, расположенного за стенами из непрозрачного стекла.

Боб расхаживал у окна, вертя в руках свою ручку. Сразу же как мы вошли в зал, его взгляд незамедлительно порхнул на наши соединённый руки, и он улыбнулся.

– Варианты! – выпалил Айден, без какой-либо преамбулы.

Я опустилась в ближайшее кресло, которое смогла найти. Он занял место справа от меня, всё так же сжимая мою руку.

– Прежде чем мы перейдём к этому вопросу, у нас есть новости, – Боб резко сел в кресло, по другую сторону отделанного под мрамор стола, расположившись прямо перед нами. – Буквально десять минут назад нам позвонил наш контакт из Департамента Юстиции. Дела стали несколько сложнее. Они хотят опросить Элизу под присягой. Вероятно, до окончания её срока пребывания.

– Зачем? – прорычал Айден, а я ахнула в то же самое время.

– Ну, они очень заинтересовались в твоих сведениях о роде деятельности Фейна. Поскольку они видели твоё многократное появление на видеозаписях, они обоснованно предположили, что ты была свидетелем его дел.

– Да, но она ничего не знает о финансовых делах этого урода, – прошипел Айден. – Ей выплачивались копейки, причем не самим уродом лично. Она не могла даже находиться в этом грёбанном фойе. У этого скользкого типа уже есть криминальное прошлое, связанное с мошенничеством. Занимался жульничеством в колледже, обманывал свою бывшую жену с алиментами. А теперь он состряпал эту схему, пользуясь людьми, у которых нет прав вовсе.

Боб напустил на себя выражение лица того, кто на похоронах несёт гроб.

– Наверное, все приведённые аргументы могут оказаться правдой, но учитывая тот факт, что Элиза также была замечена и на его эскизах, полагаю, что она знает кое-что о Фейне и его живописи.

– О каких эскизах идёт речь? – прошептала я. – Я никогда не позировала Фейну для портрета.

Боб быстро пролистал большую стопу бумаг, находящуюся перед ним, и передал мне толстый конверт. Айден подался вперёд, дабы посмотреть, его горячее дыхание опаляло мою щёку. Трясущимися руками я вскрыла конверт, и мы оба ахнули. Эскизы были сделаны при подготовке к написанию картин Айдена. Я положила их на стол, лицевой сторон вниз, не в силах смотреть на то, как Хавьер изобразил мои глаза. Он придал им счастье, которое я могла обрести лишь на картинах.

Боб полностью развернул свой корпус, чтобы быть обращённым прямо ко мне.

– Я считаю, что настало время тебе рассказать мне правду, дорогая. Чтобы я смог тебе помочь. И помни – всё сказанное тобой будет адвокатской тайной, исключение составляет мистер Хейл. Всё что ты скажешь, останется при мне.

Я посмотрела на Айдена. Он кивнул без тени сомнения и наполнил мне стакан водой из изогнутого кувшина, стоявшего на столе.

– Я расскажу всё что знаю, но я не дам вам ни одного имени, – сказала я.

Боб кивнул, и я начала свой рассказ, каждый раз делая глоток воды, когда избегала упоминания имени Хавьера. В итоге, лицо Боба побледнело. У Айдена, в свою очередь, оно стало подобно закалённой стали.

– Моя дорогая, – выдохнул Боб и привёл в порядок стопу бумаг. – У тебя нет иного выбора, как рассказать всю правду Департаменту Юстиции. Если ты не будешь сотрудничать, отказ в выдаче грин-карты будет наименьшей из твоих проблем. Они могут вменить тебе вину в пособничестве и соучастии, или лжесвидетельство, или же препятствие свершению правосудия. За всё это грозит тюремный срок. А ты же не совершила ничего плохого. Зачем скрывать?

Пол под моими ногами закачался.

– Потому что они захотят выяснить имя моего друга! – угнетённо произнесла я.

Боб угрюмо кивнул.

– Да, захотят.

– И что тогда случится с ним? С моей семьёй?

Тягостная тишина опустилась на конференц-зал.

– Наиболее вероятно, он будет депортирован, и не будет иметь возможности вернуться, как минимум, в течение десяти лет. Они также могут вменить ему и мошенничество, и суд присяжных будет решать, кто из них двоих врёт: обманщик-художник или нелегальный иммигрант.

– Но он невиновен! Он не принимал участие в жульничестве Фейна! Он лишь рисовал, чтобы иметь возможность прокормить семью!

Рука Айден стянулась вокруг моих плеч, и он свирепо посмотрел на Боба.

– Что насчёт виз для защиты свидетелей и информаторов типа S-5, S-6⁶¹? – вновь прошипел он. – Они могут подать заявку на визу подобного рода для него? Возможно, он сам лично может выступить в качестве свидетеля и освободить её от этой ноши?

Боб покачал в отрицании головой.

– Правительство резервирует эти визы для свидетелей и информаторов по делам террористов и организованной преступности. Это не сработает для обособленного прецедента по мошенничеству.

– А что насчёт других свидетелей? Может ли кто-то ещё выступить вперёд и исключить необходимость в её показаниях? Неопровержимое доказательство, если угодно – чтобы расследование прекратилось до того, как они доберутся до неё.

– Кто ещё может знать об этом? – поинтересовался Боб, скосив глаза.

– Никто, – ответила я. – Фейн никому в этом деле не доверял.

– Мы кого-нибудь найдём, – рука Айдена вновь обвила мои плечи. – Я сделаю это сам, но я лишь затрону её будущее.

Боб покачал головой, всё больше вглядываясь в жилу на чёрном мраморе. Чем дольше он молчал, тем сильнее стягивало мои дыхательные пути.

– Это хорошая мысль, – в итоге произнёс он. – Но мы не можем полагаться на это. Ни тогда, когда осталось всего несколько дней. Кроме того, ей придётся пояснить о своей работе моделью. В противном случае, она всё равно окажется в проигрыше.

Глубокая V-образная складка пролегла меж бровей Айдена. Он упёрся подбородком в кулак, начав внимательно всматриваться в туже самую жилу на мраморе.

Боб повернулся ко мне.

– Элиза, я знаю, что это невыносимое положение. Но моя исключительная забота – это наилучшее обеспечение твоих интересов. Мой совет в том, что ты должна поговорить с Департаментом Юстиции и рассказать им правду. По существу, это поможет тебе с грин-картой. К середине июня ты будешь иметь на руках то, чего всегда хотела.

Моя голова быстро поднялась. Невзирая на блестящие глаза Боба, все страдания уступили место гневу. Чего я всегда хотела? Стул вновь начал сотрясаться. Мои зубы намертво сомкнулись вместе, прежде чем я смогла закричать. Неистовство загнало ярость в самое сердце и побудило меня вскочить на ноги.

– Пожалуйста, послушай! – произнёс Боб, приподнимая свои обрюзгшие руки. – Это не то, что я имел в виду, дорогая.

– Элиза? Пожалуйста? – очень тихо выговорил Айден, поднимаясь со своего места рядом со мной.

Я встретилась с ним взглядом. Как я могу слушать это с разрывающимся в груди сердцем? Как я могу сидеть, когда всё внутри меня дрожит, ровно также, как и тогда в морге четыре года назад? Он положил руку мне на плечо, нежно принуждая меня сесть. Я упала в кресло. Его рука вновь обернулась вокруг меня, подобно защитному оплоту.

Пока мы смотрели друг на друга, что-то изменилось в лице Боба. Оно стало истощённым, как будто всё то, что он увидел иссушило его. Адвокат исчез. Передо мной сидел почтенного возраста мужчина.

– Я понимаю, что прошу тебя сделать, – выдохнул он. – Но я хочу поговорить с тобой, как семидесяти восьмилетний мужчина с... внучкой.

Я посмотрела в его серые состарившиеся глаза. Как и в первую нашу встречу, я подумала о дедушке Сноу.

– Я не хочу лгать и говорить тебе, что ты не будешь сожалеть об этом до конца жизни. Ты будешь. В иные дни, это будет причинять такую огромную боль, что возможно ты даже будешь приходить на мою могилу и пинать её. Я не буду винить тебя за это. Но затем, однажды, держа своего мужа за руку, ты подаришь жизнь маленькому мальчику или маленькой девочке. Ты будешь держать их в своих руках, и ты посчитаешь, что всё стоило того, чтобы они смогли быть в этом мире. Ты вырастишь их со всей своею любовью, которую ты недополучила, и они проявят настойчивость в свершении хороших дел, изменят законы, спасут друзей. И то, что сейчас кажется таким чудовищным, будет причинять боль в меньшей степени, поскольку это привнесёт что-то красивое.

– И может быть, однажды, ты сможешь уладить ситуацию со своим другом. Тайком привезти его назад, всё исправить для его семьи. Ты переживёшь и это, точно так же, как ты пережила ситуацию со своими родителями. Не полностью, но всё же, в конце концов, всё обернётся к лучшему.

Комната погрузилась в тишину. Я закрыла глаза, пытаясь представить себе то, что обрисовал Боб. Светлая больничная палата, Айден в голубой медицинской униформе, мальчик с глазами цвета сапфиров или девочка с глазами Клэр в моих руках. «Я люблю тебя», произносит Айден. Медсестра поворачивается, чтобы надеть чепчик на голову нашего малыша. «Bendita» (перев. с испан. – Благослови) шепчет она и превращается в Марию. Открывается дверь, и девочки вваливаются внутрь палаты, чтобы познакомиться с малышом. Моим малышом. Антонио на коляске также вкатывается в палату, целая стопка связанных Марией детских свитерков лежит на его коленях. Последним входит Хавьер. С сияющей улыбкой, такой же, какую он излучал в тот самый первый раз, когда я вновь обрела силы станцевать танго. «Дорогая, тебе удалось», говорит он.

Я лицом уткнулась в ладони. Начались рыдания, и я никак не могла их остановить. Пол накренился, как это было в ту январскую ночь, четыре года назад, и я начала дрожать. Какую любовь я потеряю на этот раз? Мою семью или свою жизнь?

Я услышала суровое ругательство, сорвавшееся с губ Айдена, и его руки стянулись вокруг меня, пряча моё лицо в изгибе его шеи.

– Дай нам немного времени, Боб. Мы уведомим тебя завтра, – сказал он.

Я услышала шаги Боба, рука пожала моё плечо, и дверь в конференц-зал открылась, а затем закрылась. Стало тихо, Айден не двигался и не говорил. Он просто держал меня и позволил моим слёзам пропитать его пиджак. Единственным, что всё ещё было верным в моём мире – это был он.