Текст книги "Тридцать ночей (ЛП)"

Автор книги: Эни Китинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 32 страниц)

Глава 27

Последнее причастие

Я полусидела, почти растянувшись, в единственном кресле в нашей гостиной комнате, в изумлении смотря на раскинувшийся передо мной беспорядок. Реаган вырубилась на диване в своей «СОХРАНЯЙ СПОКОЙСТВИЕ И ВЫХОДИ ЗА ГАРРИ» пижаме и с изумрудно-зелёной шляпкой-таблеткой на голове. Две бутылки вина, недоеденная пицца, скомканные салфетки «Клинекс» и грязная посуда были разбросаны по всему кофейному столику. Лана Дель Рей тихо напевала на заднем плане – «Вот Что Делает Нас Девушками». На полу лежала кустарно-сделанная из старых носков, руками Реаган, кукла вуду. Имя «Айден Хейл» и литания слов, которые варьировали от «бог секса» до «придурок-извращенец» были написаны чёрным маркером вдоль её тела. И вот, несмотря на то, что было ещё только 20:00 вечера, моя истинная опекунша вышла из строя на некоторое время, единолично опустошив две бутылки вина.

В тишине – без голоса Реаган, мурлыкающего "всё будет хорошо" или визжащего "этот злобный мудак" – все вопросы всплыли на поверхность. Крича, как будто были разъярены от того, что их игнорировали. Как я могла позволить этому случиться? Почему он изменился? А изменился ли он? Или это его истинная природа? Почему? Нуждается ли он в спасении гораздо больше, чем я? Какого чёрта я должна с этим делать? Какого чёрта я вообще должна делать относительно всего этого?

Я сжала зубы вместе и запихнула все до единого вопроса обратно. Я сконцентрировалась лишь на известном мне ответе. Я должна покончить с ним и поскорее. Если это причиняет такую боль всего на всего после двух ночей, я не могу вообразить, каково это было бы, если бы мы продолжили.

Я начала двигаться впервые за последние несколько часов. Мои колени заскрипели от неожиданного движения, но я поприветствовала это. Как минимум, эту боль я могла понять. Я доковыляла до Реаган и сняла её шляпку, откинула рыжие локоны с её лица.

– Грёбанный говнюк, – пробормотала она и снова вернулась к похрапыванию.

– Я сама виновата, – прошептала я, накидывая поверх неё любимое ею овечье одеяло.

Мои глаза метнулись к часам на стене, что они делали каждый час или около того. Не в ожидании звонка от Айдена, а возвращения Хавьера с работы. Он будет волноваться обо мне. И мои новости – мои хорошие новости – осчастливят его. В 20:05 я неторопливо вошла в кухню и набрала ему.

– Алло? – Хавьер ответил сразу же после первого гудка.

– Привет, Хавьер, это я, – мой голос был осипшим.

– Иза? Что случилось?

Я прочистила горло. Ему не надо ещё больше тревог после шестнадцати часового рабочего дня. Или вообще когда-либо.

– На самом деле, хоть раз произошло нечто правильное, – сказала я, уходя от ответа на его вопрос. – Ну, может быть. Я не хочу сглазить, – я постучала по деревянному кухонному столу, когда произнесла эти слова.

– О, да? Что? – он прозвучал так, словно улыбался в этот момент.

– Думаю, что возможно нашла способ остаться, – я тоже улыбнулась.

Наступил краткий миг молчания, и затем раздался громкий вздох удивления.

– Ни хрена себе! Как? – теперь он кричал.

Ручаюсь, он вышагивал взад и вперёд насколько это позволял ему шнур телефона, установленного в кухне.

– Я заключила сделку по продаже своей добавки, – ответила я.

На линии повисла тишина, за исключением его дыхания.

– Он собирается её купить у тебя? – Хавьер прозвучал благоговейно.

– Да.

Еще больше молчания. Затем тихий свист.

– Не могу сказать, что понимаю пижона. Но за это я буду ему по гроб жизни обязан, – сказал Хавьер.

У меня возникло неожиданное желание рвануть через весь город и обнять его. Неважно, каковы были его чувства к окружающему миру, они всегда были вторичны по отношению к счастью членов его семьи.

– Да, мы оба ему будем обязаны. Но не сглазь меня, Хавьер, пожалуйста. Юристы не могут гарантировать это и они сказали, что мне, возможно, всё ещё придётся вернуться в Англию.

Хавьер рассмеялся.

– Ладно, ладно. Разве ты не должна быть учёным-рационалистом и всё такое? – я могла расслышать, как он стучит по дереву, вероятно, по кухонным шкафам.

– Не в этом вопросе, – решительно заявила я, не найдя ничего смешного в этом, и поцарапала свои костяшки пальцев в кровь о кухонный стол.

Он снова рассмеялся, и я услышала, как он говорит с Марией. Он говорил на испанском, но после четырех лет, проведённых с ними, я понимала всё: "Мама. Это Иза. Она полагает, что нашла способ остаться". Мария пронзительно завизжала, и через несколько секунд её заглушил хор девочек. Антонио добавил баритона в эту какофонию. Они все ворвались в разговор и стали говорить одновременно:

– Иза, amorcita, счастье, счастье – (пер. с испан. языка: amorcita – дорогая)

– Ох, как? Кто? -

– Когда? -

– Приезжай к нам, linda – (пер. с испан. языка: linda – милая)

– Мама готовит карнитас⁴⁴ —

– Карнитас? Забудь о карнитас. Я пеку пирог «Трес Лечес»⁴⁵. Хавьер, езжай за ней. Дора, включи какую-нибудь музыку.

– Мам, Анамелия проснулась.

– О, это хорошо, она любит музыку.

Наконец, глубокий голос Хавьера прогремел над всеми остальными голосами, обращаясь на английском:

– Вы прекратите? Это ещё не точно. Не сглазьте её.

В унисон, я услышала ещё больше постукиваний по дереву и ещё больше смеха. Девочки начали петь песню, в которой была лишь одна строка. «Она остаётся, она остаётся, ла-ла-ла, она остаётся».

– ¡Basta! – заорал Хавьер и, в конце концов, всё стихло. Я задыхалась от их радости. (пер. с испан. языка: Basta – хватит)

– Ну, так во всём остальном всё в порядке? – Хавьер пытался говорить, как ни в чём не бывало, но я понимала, о чём на самом деле он спрашивал: "как дела с Айденом?".

Я несколько раз сглотнула. Как много ответов на этот вопрос в дихтономическом ключе?

– О, ну ты знаешь, всё как обычно. ICE выгоняет меня, богатый мужчина хочет купить моё изобретение, запас шоколада истощается, – я попыталась отшутиться, настолько убедительно, насколько могла.

– Иза, хватит пороть чушь. Что случилось? – настаивал он.

Но я не могла ему рассказать. Он явно изведёт себя, беспокоясь. Всё и так достаточно плохо. А также он может начать ненавидеть Айдена. И, так или иначе, это ещё хуже. Я снова тяжело сглотнула и дала ему другое объяснение, которое по-прежнему являлось правдой, и было безопасным для всех.

– Ты был прав с самого начала, Хавьер. Лучше не привязываться. Особенно, ввиду того, что я не знаю, останусь ли здесь или уеду.

Он не мог поспорить со мной. Но он оставался на линии, чувствуя, что я всерьёз нуждалась в этом.

– Я могу пойти с тобой завтра на работу? – спросила я.

Именно так я планировала провести свои последние дни, до того как Айден перевернул всё с ног на голову. Один день с Хавьером, один день с Реаган.

Он усмехнулся.

– Иза, дорогая, завтра я крашу дом. Я должен быть на месте в шесть утра. Тебе это не покажется весёлым. Отсыпайся. Я загляну после работы, хорошо?

– Я не против проснуться рано. В любом случае, я поднимусь. И я могу помочь с хламом во дворе.

Мы уже так делали раньше. Он иногда так усердно работал, что брал меня на работу с собой, иначе мы никогда не смогли бы увидеть друг друга.

Он вздохнул.

– Ладно, твоя взяла. Я заеду за тобой без пятнадцати шесть. Ты такая чудачка, Иза. Иди, поспи немного.

– Ура, – взвизгнула я и захлопала в ладоши.

Он рассмеялся своим глубоким гортанным смехом.

– Noches, – сказал он, но ждал, пока я первой положу трубку. Он никогда не делал этого первым. (пер. с испан. языка: Noches – спокойной ночи)

– Доброй ночи, Хавьер.

Как только я окунулась в тишину, Айден овладел всеми моими чувствами. Я всё ещё могла ощутить его запах на своей коже и почувствовать его, когда двигалась. Жжение его щетины на моей шее, остроту его укусов на моей груди, боль от его толчков между моими ногами. И пустоту от его отсутствия между моими легкими.

Водород, инстинктивно подумала я, но затем остановилась. Удивительно, но я не хотела притуплять ничего из этого. Именно поэтому, сегодня вечером, я не стала помогать Реаган в осушении бутылок с вином. Я хотела всецело осознавать полный размах урона. У моего папы была теория. Когда у меня бывал небольшой жар, он не давал мне тотчас таблетки. Он говорил: «позволь своей иммунной системе бороться с этим, это сделает тебя сильнее». Тоже происходило и сейчас. Если я смогу пережить сегодняшний вечер, значит, справлюсь с этим. Безвозвратно изменившись, но, по существу, поныне я.

Я оставила стакан воды и несколько таблеток "Адвил" для Реаган, и устало побрела в свою комнату. Я сняла мамино платье, стараясь не думать о том, как Айден сбросил его с меня прошлой ночью. Казалось, будто всё это происходило сто лет назад. Когда я расстегнула свой бюстгальтер, выпала пуговица от его рубашки и угнетающе покатилась по полу. Я догнала её уже под своим столом, подняла и положила на прикроватный столик. Но она взывала ко мне так словно "горошина-под-матрасом", поэтому я спрятала её в ящик с нижним бельём. Новые рыдания росли в моей груди, и я приняла решение: я должна смыть его с себя. Так будет более здраво, даже, несмотря на то, что мою кожу стягивало всего лишь от единственной мысли об этом, как будто она хотела немного дольше удержать его запах на себе.

Это был самый долгий душ, который я когда-либо принимала. Мочалка жалила, как и горячая вода. С каждым движением мочалки, губы Айдена, его язык, его пальцы бесследно исчезали. Когда я полностью ополоснулась, невзирая на использование черничного скраба Реаган, я не сияла. Весь свет покинул мою кожу. Я бездумно представила себе умирающего светлячка. Внезапно я испугалась. Что если я никогда не смогу начать всё с начала? Что если я никогда не отвечу взаимностью другому мужчине? Потерять это сейчас, после того, как познала каково это, будет жестоко.

Не важно, как по-научному я пыталась развеять эту теорию, страх был настолько сильным, что мои колени подогнулись, и я осела в ванную на некоторое время. Я не плакала. Это было одно из таких вызывающих онемение горе, от которого замерзают твои слёзные протоки. Я уже переживала подобное этому горе. Потребовались недели, прежде чем я смогла заплакать. Мой разум работал в холостую, что было гораздо хуже, нежели он был бы пуст. Пустота это такое место, где разум часами может быть тише воды, ниже травы. Праздность же лезет ни в свое дело. Ищет повод, чем бы заняться, образы, чтобы вызывать их, чувства, чтобы их ворошить, вопросы, чтобы их задать. Сегодня вечером я не могла позволить себе праздность. Я постаралась сконцентрироваться только на хороших вещах, пока не пошла холодная вода. Я поднялась, выключила душ и вытерла себя насухо, игнорируя то, как полотенце причиняло жгучую боль при соприкосновении с любовными укусами Айдена.

Вернувшись в комнату, я натянула свою мягкую фланелевую пижаму, выключила свет и позволила ночи овладеть мной. У меня совсем не было сновидений. Вместо этого я видела образы, сталкиваемые обезумевшим разумом. Айден, мерцающий свет, жестокая напряженность его плеч и то, как они расслаблялись, когда я прикасалась к ним, его память, его ночной кошмар, его отношение к дверям и стенам, встреча с юристами, вновь и вновь. Словно песня засела в голове или слово, которое вертится на кончике языка. Мой разум переживал всё заново или делал открытие? Я ни в чём не была уверена.

Глава 28

Долгая ночь

Мой день с Хавьером прошёл непринуждённо. И, в тоже время, труднее, чем предполагалось. Было легко потому, как я проработала почти пятнадцать часов подряд и разработала формулу нетоксичной краски. Так что теперь я наконец-то была истощена, а истощение это то, в чём я нуждалась, чтобы уснуть сегодня вечером.

Но в тоже время это было и труднее, так как несмотря ни на что, тихий голос, подобно испорченной виниловой пластинке, всё время нашёптывал одно-единственное имя в моей голове – Айден Хейл, Айден Хейл, Айден Хейл. Он позвонил Фейну и отменил заказ на картину – что окончательно поставило точку во всём – но он всё равно заплатил Фейну комиссионные в полном объёме, что делало ситуацию ещё хуже. Как я могу выкинуть мужчину из головы, который продолжает спасать меня всеми способами?

– Итак, подписание договора продажи состоится завтра? – констатировал Хавьер, когда припарковал машину перед зданием, в котором находились мои апартаменты, чтобы высадить меня.

– Полагаю, что так. Посмотрим, звонил ли он.

Мой живот начало скручивать в тугой узел. У меня возникла великолепная идея оставить свой телефон дома, дабы избежать разговора. И поэтому, конечно же, я нервничала в предвкушении того, какое же меня ждало дома сообщение, или хуже того, что сообщения вообще не было.

Хавьер стиснул моё плечо.

– Всё будет хорошо. Ты поступаешь правильно.

Я кивнула, завидуя его уверенности.

– Я буду держать тебя в курсе событий. Спасибо за сегодняшний день.

Я обняла его и вышла из машины. Калико нежился на своём местечке на тротуаре, в ожидании своего ежедневного почёсывания. Я помахала на прощание Хавьеру и сфотографировала его "Хонду Цивик", когда та, лязгая, проезжала мимо блестящего чёрного седана.

Дома, развалившись на диване, смотря комедийное телешоу "Болтун", меня ждала Реаган, на ней была надета "ПОЦЕЛУЙ МЕНЯ, Я-БРИТАНКА" футболка. Она впитывала англицизм Алана Карра⁴⁶ вместо выпивки, хихикая и пытаясь подражать участникам шоу.

– Пьяная и разъярённая моська, – возвестила она, не отрываясь от телевизора, но когда увидела меня, она приглушила звук своих "фонетических уроков". – Привет, девчушка. Как прошёл день с Хавьером?

– Хорошо. Мы много работали. Надеюсь, что из-за качества моей покраски его не уволят.

Я зевнула. Да, физический труд дал свои результаты.

– Ты рассказала Дентону о своей сделке на миллион долларов?

– Да, я звонила ему с телефона Хавьера. Он был вне себя от радости. Он настоял пойти со мной на сделку.

– Здорово! – Реаган захлопала в ладоши. – У тебя будет защитный буфер от дракона. Кстати, говоря о нём, я принимала звонки от этого засранца весь полдень. Огромное спасибо, что оставила свой сотовый дома.

Я возненавидела то обоюдное чувство облегчения и, наряду с этим ужаса, которое ощутила от её слов.

– Прости, Рег. Что он сказал? – спросила я.

Реаган фыркнула.

– Ну, первый раз звонок раздался около двух, и он попросил, чтобы ты перезвонила ему. Я ответила "ладно, как хотите" и повесила трубку, – она прозвучала так, словно испытывала отвращение от того, что Айдену хватило смелости позвонить нам домой. – Второй раз был в середине обеденного периода, и когда я сказала, что тебя нет на месте, он потребовал сообщить, когда ты вернёшься. Я сказала ему, что не имею никакого представления, когда твоё свидание подойдёт к концу, – её зелёные глаза блестели так, что могли соперничать с глазами Калико.

Я вросла в диван, моя рука накрыла рот.

– Ты сказала ему, что я на свидании? – в ужасе прошептала я сквозь пальцы.

– Ага. И не надо на меня так смотреть. И если хочешь знать, ты заслуживаешь настоящего свидания после того какие штучки-дрючки выкинул вчера Айден Хейл.

Она выглядела так, словно готовилась выйти на боксёрский ринг. Единственное чего ей не хватало, так это боксёрских перчаток.

– Реаган, зачем ты сделала это? – простонала я, но мой голос был заглушен зазвонившим домашним телефоном. Я захныкала и вскочила с дивана.

– Боюсь об заклад, это снова он, – Реаган сжала губы так, будто ела лимон. – Хочешь, чтобы я взяла трубку и сказала, что ты не вернёшься ночевать домой?

– Нет. Я возьму, – выкрикнула я, пока бежала на кухню.

Она бежала следом за мной, при этом очень сильно смахивая на телохранителя. Я открыла ящик с рецептами и перерыла его вверх дном в поисках скрепки для бумаг. Я нашла две скрепки. Дзинь-дзинь-дзинь. Дзинь-дзинь-дзинь. Глубокий вдох. Кислород, 15.999.

– Алло? – ответила я.

Благодаря скрепке и грандиозному внутреннему усилию, мой голос прозвучал обыденно, несмотря на то, что была я в ещё большем беспорядке, чем иммиграционная система. Реаган одарила меня поднятым вверх большим пальцем.

– Элиза, – голос Айдена был тихим, тем не менее, каждая клеточка моего тела мгновенно отреагировала.

Я готова была побежать к нему, и в то же время, сломя голову, убегать от него прочь. Я грузно опустилась на кухонный стул.

– Здравствуйте, мистер Хейл, – формальное обращение к нему прожигало мой язык, но произнести Айден было бы гораздо болезненней.

Реаган послала мне ещё один подбадривающий палец вверх.

Наступила длинная пауза. Моя скрепка теперь приобрела вид неизогнутой проволоки.

– Как прошёл твой день? – спросил он несколько минут спустя ровным глубоким голосом.

– Хорошо, спасибо. Реаган сказала, что вы звонили, – мой голос был таким же ровным.

Мне должны вручить Оскара за это. Похвальная жестикуляция в виде вскинутых вверх рук Реаган подтверждала, что моё выступление было очень убедительным.

Он снова замолчал, и прочистил горло.

– Да, я подготовил договор со стандартными условиями, но мы сможем внести изменения, если ты пожелаешь. Завтрашний день всё ещё тебе подходит? – впервые за весь разговор его голос дрогнул, но это произошло настолько резко, что я не смогла с точностью наверняка сказать, случилось ли это из-за плохого качества связи, помех или чего-то ещё.

– Да, подходит. К слову сказать, профессор Дентон вне себя от восторга, и он попросил, или точнее сказать умолял, позволить ему завтра тоже прийти. Он был в этом проекте с самого начала, и я бы хотела предоставить ему такую возможность. Вы же не против?

Некоторое время он хранил молчание.

– Да, всё хорошо, – его голос скрипел. Дракон жив и здоров, и теперь нацелился на несчастного Дентона.

Чем дольше я оставалась на линии, тем больше тряслись мои колени. Это всего лишь вопрос времени, прежде чем мой голос начнёт дрожать. Я должна была закончить разговор, пока ещё была жива.

– Так в какое время завтра, мистер Хейл?

Реаган подала мне ручку с листочком для записей, как будто существовала вероятность, что я смогу забыть.

– Как насчёт десяти в моём офисе? Я могу послать Бенсона за тобой? – его тон смягчился.

– В десять нормально, но подвозить меня не надо. Профессор Дентон будет чувствовать себя очень оскорблённым, если я поеду с кем-то другим, а не с ним. Но в любом случае, спасибо вам за предложение, – я придерживалась английской учтивости, которая должна была стать стилем моего поведения завтра.

– Не за что, Элиза,– это прозвучало так, словно он хотел что-то ещё сказать. Он оставался на линии.

– Спасибо вам за то, что организовали всё так быстро ради моей выгоды. Я уверена, что у вас есть куда интересней дела, на которые стоит тратить ваше время.

Реаган бросилась в танец черлидерши, используя носовые платки вместо помпонов.

– Это было... катартически. Увидимся завтра, Элиза, – он повесил трубку.

Катартически? Этот мужчина вообще когда-нибудь говорит на незамысловатом, понятном английском? Я уставилась на телефонную трубку, крайне удивлённая тем, что она пережила такое потрясение. Реаган взяла её из моей руки и повесила обратно на стену.

– Ты была великолепна, – сказала она. – Настоящий профессионал. Если Айден думал, что ты будешь чахнуть по нему весь день напролёт, то он весьма разочарован. Ну, а теперь, серьёзный вопрос: что ты собираешься надеть?

Она рванула к своему шкафу, что-то бормоча себе под нос, пока я звонила Дентону. Когда я закончила разговор, у меня не было времени осмыслить произошедшее, так как Реаган начала забрасывать меня всевозможными нарядами. Она считала, что я должна выглядеть сексапильно, и предоставила мне четыре платья, которые больше подходили для посещения бара, нежели для зала заседаний совета директоров.

– Реаган, ни за что. Это слишком очевидно. Я не собираюсь идти туда, выглядя так, словно умоляю его заметить меня. Мне просто надо попытаться пережить завтрашний день максимально достойно, насколько это будет возможным, и разобраться со всем остальным самостоятельно.

Реаган надула губки.

– Ладно, я тебя поняла. Не то, чтобы я считаю, что ты должна соблазнять его. Просто полагаю, ты должна напомнить ему о том, что он теряет.

Напомнить Айдену? Айден не нуждается в напоминаниях. Он будет помнить каждую частичку меня – всевозможные недостатки, несовершенные стороны, которые не смогут гнаться за фантазией – вечно в его извечном разуме.

– Ты хочешь увидеть, что я собираюсь завтра надеть? – спросила я кротко.

Она улыбнулась и успокоилась.

– Да! Однако я считаю, что образ должен включать и шапочку. Или, как минимум, лёгкий шарфик.

Она последовала за мной в мою комнату, рассуждая о достоинствах шляпки-вуалетки. Я порылась в своём микроскопичном шкафу в поисках мешка для хранения одежды, который был запрятан глубоко внутри. Там находилось одно из моих самых драгоценных сокровищ. Мамино платье, которое она надевала на своё первое собеседование в музее Ашмола. Оно представляло собой одну из таких неустаревающих вещей, которые выглядели как нечто, что носила бы сама Джеки Онассис⁴⁷. Лиловое, рукав длиной в три четверти, строгого покроя. Мне никогда раньше не выпадало шанса надеть его. Когда я показала его Реаган, она присвистнула.

– Элиза Сесилия Сноу, это платье – поразительное! Да, забудь о чём-либо другом. Это именно то, что ты наденешь.

Она не прикоснулась к шелковистому материалу, но смотрела на него с благоговением.

– Но ты должна надеть мои счастливые Лубутены, – настаивала она, её глаза до сих пор неотрывно смотрели на платье.

– Счастливые? Насколько счастливые?

Я очень сильно нуждалась в удаче в эти дни.

– Ни один мужчина, вообще ни разу, не отверг меня, когда на мне они были надеты, – она пожала плечами.

– Реаган, это все, потому что ты – это ты. Это не имеет никакого отношения к твоим туфлям.

Она проигнорировала меня, выскочила из моей комнаты и вернулась назад, прежде чем я успела моргнуть, неся в руках телесного цвета "Счастливые Туфли" с их контрастной красной подошвой.

– Если я цокну каблуками три раза, вернут ли они меня домой?

– Только если твой дом тут, девчушка, – она обхватила меня рукой за плечи. – Ты серьёзно влюбилась в него, правда? Я никогда не видела, чтобы у кого-то подкашивались колени всего лишь от одного-единственного звука голоса, – с чувством высказалась она.

– Да, полагаю, что так. Но разве не так это происходит у каждой женщины после её первого раза?

Реаган уселась на мою кровать, качая головой.

– Не всегда, Иза. Я была влюблена по уши после своего первого раза, но мы встречались почти целый год. И я не дрожала от звука голоса Джейсона. Но у тебя это сильнее, чем было у меня, потому как Джейсон не продраконил меня утром. И он не выплачивал мне миллион долларов, чтобы вычеркнуть меня из своей жизни.

– Он, кроме того, спасает меня, Рег, – пробормотала я.

– Ага, из-за чувства вины.

Я теребила в руках одеяло, которое Мария связала на мой минувший день рождения.

– Так или иначе, это моя вина. Я знала, что это не закончится хорошо, и я до сих пор позволяю этому происходить.

Она схватила мою руку.

– Ты прислушаешься ко мне прямо сейчас, – сказала она, стискивая мои пальцы при каждом слове. – Это не твоя вина. Ты считала, тебе причинит боль то, что тебе придётся уехать. А не потому, что ты открылась мужчине, который поутру отнесся к тебе, как к проститутке.

Я вздохнула. Ощущение было незнакомым, пустым – словно ветер проносится сквозь бесхозный склеп.

– Ты должна немного отдохнуть, – сказала Реаган. – Завтра великий день, – она чмокнула меня в щёку и вышла из комнаты.

После того, как она закрыла дверь, я ещё немного посидела на кровати. Странно, но даже, несмотря на то, что она перечислила все причины, по которым стоило злиться на Айдена, злость покинула меня, подобно дыму в вытяжном шкафу.

Я сделала глубокий вдох и начала приводить в порядок свою амуницию на завтра. Условия сделки? Проверила. Наличие скрепок для бумаг? Проверила. Фотография папы, так он сможет пойти со мной? Проверила. Шоколадки "Бачи" на потом? Проверила. Неистовое сердцебиение? Перепроверила.

Подготовка заняла всего лишь двадцать минут. А вот остаток ночи – совсем другое дело. Я включила свою стереосистему возраста динозавра – находка на распродаже домашних вещей, проводимой в гараже – свернулась клубком в кровати и выключила свет. Лана тихонько проникновенно напевала о мужчине на миллион долларов с опасными изъянами.

«Я не могу быть с тобой... Ты должна начать жить собственной жизнью.»

Его сиплый голос отражался эхом в моей голове. Я сделала музыку громче, чтобы заглушить его, боясь пережить ещё один ночной кошмар. Но моё сердце колотилось быстрее, чем его удары могли быть сосчитаны. Я декламировала периодическую таблицу вдобавок к звучащей музыке, в попытке успокоить своё сердце. Это не помогло, и я понимала почему. Потому что дело было вовсе не в нервах. Дело было в испытываемом ужасе. В ужасе от того, что он пробудил меня, и поэтому я теперь могу испытывать слишком сильные чувства. От того, что он спасает меня от призраков, лишь для того, чтобы преследовать меня. От того, что он даёт мне свободу, хотя я никогда ещё не чувствовала себя настолько сильно связанной.

От того, что всё это по-прежнему конец, а вовсе не начало.