Текст книги "Собрание сочинений. Т.26. Из сборников: «Поход», «Новый поход», «Истина шествует», «Смесь». Письма"
Автор книги: Эмиль Золя
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 48 страниц)
А кроме того, совершенно неверно, что «Западня» – это клоака, где копошатся лишь испорченные, опасные существа. Я решительно отрицаю это. Людей смущает непривычная правдивая форма, они не в состоянии признать искусство, которое не лжет; отсюда отвращение читателей к подробностям, которые их, однако, не отталкивают в повседневной жизни. Я изображаю в своих книгах подлинную жизнь, надо принимать ее, как она есть. В жизни герцогов, как и в жизни кровельщиков, есть стороны, которые могут оскорбить, но я счел нужным воспроизвести их из уважения к истине.
Вот, любезный господин редактор, что я хотел сказать читателям республиканской газеты, пожелавшей опубликовать первую часть «Западни».
Примите уверения в совершенном моем почтении.
24 февраля 1877 г.
Вчера, перед тем как погасить свечу, я прочел Вашу брошюру [105]105
Очерк Гюисманса о «Западне», напечатанный в брюссельской газете «Актюалите», а затем вышедшей отдельной брошюрой.
[Закрыть]и был очень тронут Вашим теплым отзывом. Да, в Вашем очерке я таков, каким бы хотел быть; по таков ли я в действительности?
Вы меня перехвалили, и я принимаю Ваши восторги только потому, что кое-кого они ошеломят. А кроме того, это значит, что Вы поднимаете знамя, ведь так? Друг с другом мы можем быть вполне откровенны, но перед людьми станем держаться гордо и независимо.
Эстак, 29 июня 1877 г.
Любезный друг!
Благодарю за Ваше доброе и милое послание. Я не забыл Вас и даже собирался Вам писать, когда пришло Ваше письмо.
Вы проявляете благородное мужество, и я поздравляю Вас с тем, что Вы работаете. Сила дарования – в умении работать. Когда человек молод, как Вы, и решил написать книгу, он ее напишет наперекор всему. Возвращайтесь в Париж только по окончании книги.
Я нахожусь здесь уже месяц. Местность тут великолепная. Вам она покажется, быть может, бесплодной и унылой; но я вырос среди этих голых скал, в этих лишенных растительности пустошах, вот почему я волнуюсь до слез, когда вновь вижу этот край. Один запах сосен вызывает в памяти всю мою молодость. Поэтому я очень счастлив, несмотря на довольно примитивное жилье. Мы спим на отвратительных соломенных тюфяках, не говоря уже о прочих неприятностях. Но буйабесы и мидии, которыми я питаюсь, окупают в моих глазах все неудобства. Жара, благодаря свежим ветрам с моря, вполне выносима. А вот от москитов деваться некуда.
Однако я сразу взялся за работу. Моя комната выходит окнами на море, – оно в нескольких метрах от дома. Таким образом, когда я пишу, передо мной просторы горизонта. Я уже сделал три главы своего романа. [106]106
Речь идет о романе Золя «Страница любви» (отд. изд. – 1878 г.).
[Закрыть]Он кажется слишком бледным и слишком утонченным рядом с «Западней»; минутами я сам удивляюсь этому и испытываю беспокойство. Но я хотел этой новой ноты. Она звучит не так мощно, и в ней меньше личного, чем в прежней; но она внесет разнообразие во всю серию. Я надеюсь возвратиться в Париж с романом, готовым на три четверти. Он начнет печататься с ноября месяца в «Бьен пюблик».
От наших парижских друзей ничего нет. Даже Алексис не написал мне. Я думаю каждому по очереди послать несколько слов. «Колокола», – газета, упоминаемая Вами, как будто весьма преданна Алексису, – он прислал мне экземпляр, в котором напечатана его биография, по-видимому, продиктованная им самим. Известно ли Вам, что «Репюблик де Леттр» не существует более? Но подробностей я не знаю.
Работайте хорошенько и думайте о театре там, в Вашем уединении. Нам было бы очень важно завоевать подмостки. По-моему, нужно быть практичными, но новых своих позиций не сдавать.
Моей жене гораздо лучше, особенно в последние дни. Ей очень приятно Ваше дружеское отношение, она шлет Вам низкий поклон. Крепко жму руку. Сердечно Ваш.
Напишите мне, отвечу незамедлительно.
Эстак, 23 июля 1877 г.
Дорогой друг!
Уже давно собираюсь Вам написать. Но я имел глупость заболеть, у меня была сильнейшая мигрень и спазмы желудка, продержавшие меня целую неделю в постели, после чего я встал с мозгами набекрень. Но в общем мне лучше, я снова взялся за работу.
Получили ли Вы из Марселя сведения о Вашей актрисе? [107]107
Очевидно, Золя, по просьбе Э. Гонкура, наводил справки, нужные последнему для романа «Актриса Фостен» (вышел в свет 23 июля 1877 г.).
[Закрыть]Я поручил Анри Синьоре, молодому, очень толковому человеку, заняться розысками, о которых Вы меня просили. Я знаю, что он рылся в библиотеках, у букинистов и снесся с одним марсельцем, который неоднократно имел дела с упомянутой певицей. Но я его больше не видел и не знаю, написал ли он Вам.
Итак, я много работаю в полнейшем уединении. Помимо заказанных работ, я занят романом, который хочу продвинуть как можно дальше, так как с 15 ноября его начнут печатать в «Бьен пюблик». Закончены четыре главы книги, я ими очень доволен. Это весьма приятная, трогательная и простая повесть, совсем в другом роде, чем «Западня». Она будет противоположностью «Западни», и меня зачислят в категорию благонамеренных писателей. Я решил писать для пансионерок и стараюсь быть плоским и бесцветным. Ну а потом в «Нана» я опять стану беспощаден.
А что пишете сейчас Вы? Ведь Вы, кажется, говорили мне, что снова возьметесь за роман только зимой? Отступать нельзя. Нам надо завершить победу. Ничего! Этой зимой мы все-таки нанесли мощный удар. Я могу лучше судить об этом с тех пор, как голова моя свободна от забот. Через несколько лет Вы увидите последствия нашей атаки.
Места здесь чудесные, правда, я здесь вырос и люблю их. Но меня погубят буйабесы, перченые блюда, мидии и прочая упоительнейшая пакость, которую я ем безо всякой меры. Уверен, что эта-то вкуснота и свалила меня с ног. Вот почему я ее теперь остерегаюсь.
Никаких новостей ниоткуда, передо мною море, вдали огни Марселя, который по ночам весь в зареве, как от пожара. Уже шесть недель на небе не видно ни облачка, вот и все. Получил письмо от Тургенева: он вернулся из России, где у него был жесточайший приступ подагры. От Флобера и Доде – никаких вестей.
Если Вы знаете что-нибудь, напишите. Это развлечет меня в моей пустыне. Жена тоже была очень больна. Она шлет Вам привет.
Крепко жму руку, сердечно Ваш.
Эстак, 3 августа 1877г.
Дорогой друг!
Вы работаете, вот это хорошо! Напрасно Вы беспокоитесь заранее! Двигайте смело Вашу книгу вперед, не задумываясь, есть ли в ней действие, понравится ли она, не доведет ли она Вас до Сент-Пелажи! [108]108
В тюрьме Сент-Пелажи содержались лица, обвиненные в политических преступлениях, туда нередко попадали оппозиционные памфлетисты и журналисты. Золя упоминает Сент-Пелажи в связи с романом «Марта, или История одной проститутки», который вышел во Франции в следующем, 1878 году.
[Закрыть]Я заметил такую вещь: больше всего волнений стоили мне те мои романы, которые разошлись лучше других. Думаю, что мы должны полагаться каждый на свой талант и шагать вперед напрямик. Теперь совершенно ясно, что, если ты не умеешь дрожать от страха, художник из тебя не получится. Все это я пишу для того, чтобы сказать Вам, что мы рассчитываем на Вас и что Вы дадите нам боевую книгу.
Слава богу, мы с женой уже встали с постели и даже держимся довольно крепко на ногах. Вы и представить себе не можете, в каком я уединении, – просто замуровал себя. Порою я по три дня не выхожу из комнаты, – это очень узкая комната, где я работаю за детским столиком. Правда, в моем кабинете есть балкон, выходящий на море, оттуда чудесный вид, в глубине Марсель, а напротив, в заливе, – острова. Пока аппетит у меня отменный, и это мой большой недостаток. Здесь есть изумительные вещи, в Париже неизвестные, я не пробовал их уже много лет: фрукты и блюда с особой приправой, и прежде всего мидии, которые я просто пожираю, млея от наслаждения. Добавьте к этому, что пейзаж полон для меня воспоминаний, что солнце и небо – мои старые друзья, что некоторые запахи трав напоминают мне былые радости, и Вы поймете, что мое плотское «я» необыкновенно счастливо.
Романист во мне сейчас счастлив не меньше: я говорю «сейчас», потому что, как и у Вас, у меня тоже бывают дни ужасных сомнений. Я только что окончил первую часть моего романа, в котором будет пять частей. Это чуть-чуть глуповато, чуть-чуть простовато, но я думаю, что проглотят это не без приятности. Мне хочется удивить читателей «Западни» благодушной книгой. Я в восторге, что написал миленькую, бесхитростную страничку, которой на вид лет шестнадцать. Тем не менее я не могу поручиться, что меня вдруг не занесет на вещи не слишком пристойные. Но это лишь в виде исключения. Я приглашаю читателей на семейный праздник, где они встретят людей с добрыми сердцами. Наконец, первая часть завершится видом Парижа с птичьего полета, сначала утопающего в тумане, потом мало-помалу возникающего из дымки под лучами бледного весеннего солнца; и, по-моему, это пока одна из лучших, написанных мною страниц. Вот почему я доволен, и, как видите, изъясняюсь в лирическом тоне.
Вы толкуете мне о театре. Бог ты мой! Это было бы весьма приятно и даже весьма полезно. Но у меня на это здесь совсем нет времени. Я займусь им зимой, если быстро закончу свой роман. Кроме того, театр по-прежнему нагоняет на меня страх. Я понимаю, как необходимо мне зацепиться за театр, притулиться к нему, но я, право, не знаю, как и откуда его штурмовать. Дальше видно будет.
И не надейтесь, что получите от меня, из моего логова, какие-нибудь новости. Я никак не могу избавиться от монолога. Никого не вижу. Алексис еще здесь не показывался. Кругом только ужасные местные жители; правда, я, к своему несчастью, понимаю их тарабарщину, но тщательно избегаю всякого общения с ними. И мне приходится с волнением ждать парижских газет, а потом каждый день не без досады убеждаться, что читать в них совершенно нечего.
Я хотел бы вернуться в Париж, по крайней мере, с тремя готовыми частями моего романа, а так как я занят и другими очень тяжкими заботами, то, вероятно, задержусь здесь до конца октября. К счастью, я отделался от «Бьен пюблик», опубликовав отрывки своих статей, предназначенных для России.
Вот и все, дорогой друг. Главное, я хотел сказать Вам, что мы чувствуем себя хорошо, что я работаю и что Вы святой человек, если тоже трудитесь. Подгоните Сеара, пусть как следует возьмется за дело. Если увидите Мопассана, пожмите ему руку и передайте, что я ничего не получаю от Флобера и тем не менее собираюсь ему написать.
Жму руки всем, всем.
Моя жена рада, что Вы поминаете ее добром, и шлет Вам сердечный привет.
Искренне Ваш.
Дурацкое место для моей безделки. Нужно было уехать в глубь страны.
Эстак, 2 сентября 1877 г.
Любезный друг!
Не надо очень сердиться на меня за то, что я не сдержал своего обещания и не сразу Вам ответил. Я был полон добрых намерений, но стояла такая жара, что это, право же, смягчающее мою вину обстоятельство. Представьте себе, июнь и июль прошли как нельзя лучше. Все было упоительно, и воздух и свежесть. Я уже считал себя в безопасности от гнева небес, которым мне грозили. И вот как раз после 15 августа начались такие знойные дни, что я просто чудом не растаял. Никогда в жизни я не попадал в этакое пекло. У нас было 40°. К счастью, нам обещают дождь, но пока – ничего похожего.
Мой роман в последние две недели, разумеется, немного пострадал. Я намерен был вернуться в Париж, закончив четыре пятых книги, а привезу самое большее только половину. Я, как и Вы, мучительно сомневаюсь в объективном достоинстве того, что я пишу. Боюсь, что дал маху, взяв слишком нежную ноту, и что это не произведет никакого впечатления. Во всяком случае, это для меня нечто совсем новое. Успех наверняка будет средний. Но я утешаюсь тем, что уже начинаю думать о своей «Нана». Хочу, чтобы в моей серии звучали все ноты; вот почему я никогда не пожалею, что написал «Страницу любви», если даже и не буду ею доволен. Забыл Вам сказать: я окончательно остановился на этом названии. Взглянешь – и словно стакан сиропа выпил; это-то и повлияло на мое решение.
А новостей у меня маловато. На днях видел Алексиса; театр Жимназ наконец получил от него одноактную пьесу. Сеар и Гюисманс мне написали; они оба как будто работают. И ничего больше. Мы здесь купаемся, едим превосходные фрукты и ждем, чтобы спала жара и можно было погулять в поле. Места поистине чудесные; если бы чаще шел дождь, здесь был бы рай.
Вам известно, что из «Западни» делают драму в пяти актах и двенадцати картинах. Я усердно работал над ее планом; но никому не говорите, я не хочу, чтобы об этом знали. Подробно расскажу Вам об этом в Париже. Думаю, что пьеса пойдет и наделает шуму. Мы включили туда все самые рискованные сцены романа. Переделка «Западни» внушила мне страсть к театру, которую я – увы! – не могу удовлетворить, ибо поневоле погряз в своем романе по горло. И все-таки нужно будет заняться театром; когда-нибудь именно там мы нанесем решительный удар.
Вы много работаете, и это правильно. Воля все преодолеет. Этой зимой Вам необходимо выпустить роман у Шарпантье. Путь к самоутверждению в одном лишь творчестве; оно закрывает рот бесплодным, и только оно определяет великие литературные движения. Знать, куда ты хочешь идти, – очень хорошо; но нужно еще и показать, что идешь ты именно туда. Впрочем, Вы-то человек мужественный; я нисколько за Вас не беспокоюсь.
От всего сердца жму обе Ваши руки.
Эстак, 17 сентября 1877 г.
Давно уже, мой добрый друг, я хочу справиться у Вас о Вашем здоровье. Простите меня, что я не сделал этого раньше, – я много работаю и у нас здесь стояла такая жара, что вечером, после работы, у меня уже не хватало мужества остаться наедине с листом белой бумаги. Как Вы поживаете, а главное, как Ваша работа? Закончили ли Вы ту ужасную главу о науке, о которой мне говорили? Вы знаете, как я интересуюсь Вашими двумя простаками, [109]109
То есть Буваром и Пекюше, героями одноименного незаконченного произведения Флобера.
[Закрыть] – ведь Вам надо преодолеть огромные трудности, а я жду не дождусь Вашей победы. Но особенно хочется мне знать, собираетесь ли Вы провести зиму в Париже. Когда Вы думаете уехать из Круассе? Будем ли мы наслаждаться Вашими воскресеньями или, страстно Вас ожидая, должны будем скитаться, как грешники в чистилище?
А если у Вас есть иные новости, сделайте милость сообщите их мне. Но я знаю, как заботливо и ревниво охраняете Вы свое уединение, и не настаиваю. Я обменялся двумя-тремя письмами с нашим другом Тургеневым, у которого недавно был приступ подагры. Получил письмо от Гонкура, он усиленно занимается своей «Марией-Антуанеттой»; [110]110
Книга Гонкуров «История Марии-Антуанетты» впервые вышла в свет в 1858 году.
[Закрыть]говорят, Шарпантье выпустит ее в роскошном издании. От Доде ничего нет. Вот так! А известно ли Вам что-нибудь о наших друзьях?
Теперь расскажу Вам немного и о себе. Я живу в Эстаке вот уже скоро четыре месяца. Чудесные места. Прямо напротив меня Марсельский залив, а в волшебной его глубине видны холмы и ослепительно-белый город среди синей глади. И заметьте, что, несмотря на это соседство, я здесь в настоящей пустыне. А какие мидии, друг мой, какие буйабесы – дивная пища, от которой у меня горят внутренности! Признаюсь, я даже злоупотребил всеми этими благами, – пришлось полежать несколько дней в постели. Меня вылечили фрукты – великолепные персики, да еще инжир и виноград. У нас долго стояла сорокаградусная жара. Вечерами дул прохладный ветерок, и было очень хорошо. В общем, я весьма доволен проведенным летом. Жене много лучше. Мы пробудем здесь еще шесть недель, до 5 ноября, так что сможем насладиться начинающейся пышной осенью.
Что касается моего нового романа, то я написал примерно две пятых его. Он начнет печататься в «Бьен пюблик» с 17 ноября. Непременно хочу опубликовать этот том у Шарпантье в конце февраля. По правде сказать, я очень не уверен в ценности того, что делаю. Вы знаете, что я хочу удивить моих читателей, дав им нечто совершенно противоположное «Западне». И вот я нашел трогательный сюжет, который развиваю со всей возможной простотой. Бывают дни, когда книга кажется мне совсем серой, и я прихожу в отчаяние. Такая благонравная книжка будет для Вас неожиданностью, я и сам удивлен. Но в общем я не отступаю от правды, стараюсь не слишком падать духом и мужественно иду вперед.
Что же еще? Я разрешил двум славным малым инсценировать «Западню». Потом дал и себя втянуть в это дело, сам работал над планом пьесы, но, конечно, имя мое не будет упомянуто. В драме двенадцать картин. И теперь я твердо верю в ее успех.
Прислали бы мне письмецо, чтобы я хоть что-нибудь о Вас знал. Я здесь так оторван от всего, что Вашего письма мне хватило бы на целую неделю.
Моя жена кланяется Вам, а я шлю самое крепкое рукопожатие.
Искренне Ваш.
Эстак, 12 октября 1877г.
Мой добрый друг!
Я получил два Ваших письма, которые очень меня успокоили. Я возымел безумную идею, в коей должен пред Вами повиниться, чтобы наказать себя: я боялся, что огорчил Вас кое-какими статьями, в которых высказывал мысли, Вами не разделяемые. Это было глупо с моей стороны, но что поделать? Меня терзало беспокойство.
Собираюсь вернуться в Париж и жду конца этих гнусных выборов. [111]111
После правительственного кризиса 16 мая 1877 года депутаты большинством голосов выразили недоверие кабинету герцога де Брольи, сформированному из представителей монархических партий; тогда президент Мак-Магон распустил палату и назначил новые выборы. Республике во Франции угрожала серьезная опасность. Однако народ дал отпор реакционным силам, и на выборах 14 октября крупную победу одержали республиканцы.
[Закрыть]Обретем ли мы покой? Боюсь, что нет. А очень бы он нужен был для наших книжек.
Бузнах и Гастино, – под их именем пойдет инсценировка «Западни», – славные малые. Но, между нами будь сказано, я сам много работал над пьесой, хотя и поставил непременным условием, что останусь в тени. Добавлю, что пьеса внушает мне сейчас большие надежды. Двенадцать картин, по-моему, очень удались, и я верю в успех. Что касается «Бутона розы», то придется запереть его на ключ в ящике письменного стола. По правде говоря, вещица неважная.
Читали Вы, в каком тоне «Бьен пюблик» объявил о моем новом романе? Ну и стиль у этих молодцов! Но реклама кажется мне хорошей, поскольку в ней говорится, что мой роман можно читать в семейном кругу.
Трудитесь в поте лица своего, дружище, до самого Нового года. Мы еще проведем у Вас не одно приятное воскресенье, наперекор всем политическим крикунам.
Глубоко преданный Вам.
1878© Перевод С. Рошаль
Париж, 2 января 1878 г.
Дорогой друг!
Ждал Вас в воскресенье у Флобера, и так как я должен был передать Вам отрицательный ответ, то предпочитал сделать это устно.
Гюйо испугал только размер вещи – пять тысяч строк. Он уверяет, что не может дать в отделе смеси такую большую работу. Ему не хватает места. Я говорил, что в газете слишком много политики, что Ваш «Сент-Юбер» заполнит пустоту этого листка и наконец в нем будет что читать; все было напрасно, он упорно стоял на своем.
Впрочем, должен Вам сказать, я не считаю, что Вы избрали наилучший способ публикации. Это разбило бы Ваш очерк на маленькие куски. Почему Вы не обратитесь к Даллозу, у которого теперь есть свой журнал? Я говорил в воскресенье с Доде, и он сказал, что охотно устроит это. Подумайте над этим, уверяю Вас, что так будет лучше. Как бы там ни было, я очень досадую на себя, что не смог повести дело искусней в угоду Вашему желанию.
Сердечно Ваш.
Медан, 22 апреля 1878 г.
Любезный Бурже!
Хотел Вам писать, вернее, хотел Вас видеть, чтобы поговорить с Вами об «Эделе». [112]112
«Эдель»– поэма Поля Бурже, вышла в свет в 1878 году.
[Закрыть]Признаться, я был не очень им доволен, и это, возможно, послужило причиной моей лени. Но на днях я нашел в «Ви литерер» статью г-на Гранмужена, кажется, Вашего друга, который совершенно точно выразил и мое впечатление от Вашей поэмы. Тогда я решил написать Вам, так как полработы уже сделано.
Я, конечно, прихожу к выводам, противоположным г-ну Гранмужену. Но, как и он, я заявляю, что Вы, будучи современным поэтом, ненавидите современную жизнь. Вы восстаете против своих богов, Вы откровенно не приемлете свой век. Тогда описывайте другой. Почему Вы считаете вокзал безобразным зрелищем? Вокзал прекрасен. Почему Вы постоянно устремляетесь прочь от наших улиц, в романтические края? Наши улицы трагичны и очаровательны, они достаточно могут дать поэту. Так же и во всем остальном. Ваша героиня – лишь видение, а Ваша поэма – раздавшийся в ночи жалобный плач ребенка, который боится действительности.
Произведение Ваше говорит, разумеется, о большом таланте. Вы знаете, как я люблю Вас, потому я и строг. Но я хочу побеседовать с Вами будущей зимой и хочу повторить Вам уже сказанное. Вы признаете у Бальзака только его фантасмагории, Вас не трогает созданная им реальность, а именно в этом и заключается все его величие. Словом, ясно, что Ваше поколение тоже будет отравлено романтизмом.
Сердечно Ваш.
Александр Бутик– рабочий, мастер по черному дереву, человек весьма начитанный, прислал Золя поздравление по случаю выхода в свет романа «Западня».
[Закрыть]
Париж, 14 мая 1878 г.
Милостивый государь!
Ваше письмо доставило мне большое удовольствие. Вы человек сведущий, и Ваше одобрение я ценю больше, чем похвалы критиков, которые могут судить обо мне только как о художнике.
Вы угадали, я долго жил среди народа. Я был очень беден и видел народ вблизи. Это и позволило мне говорить о нем правду. И еще: Вы напрасно волнуетесь по поводу кое-каких суждений моих коллег. Они часто не знают, что говорят, зато часто отлично знают, что делают.
Еще раз благодарю Вас за превосходное письмо. Сейчас, когда на меня нападают со всех сторон, оно меня особенно тронуло.
Примите уверения в моем почтении и признательности.
