Текст книги "Господин Вечности (СИ)"

Автор книги: Елизавета Тьма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

   – Погуляем по городу? – предложил Ван, когда родич всё же оттаял. – Или сразу во дворец?

   – А нам вообще куда нужно? – поинтересовался Ильен, предоставив нам право решать.

   Все дружно уставились на меня, ожидая ответа.

   – Не знаю, – честно ответил я. – Искать придётся. Но начать можно и с Цитадели.

   – Ну тогда в Цитадель и идём, – решительно кивнул дядя.

   Вскоре мы оказались в Цитадели. Естественно, через главные ворота никто и не подумал входить, пробрались мы по небу и через окно.

   Увидевший нас в коридоре тёмный как-то странно изменился в лице, развернулся и дал дёру. Ильен вопросительно взглянул на нас, но мы синхронно пожали плечами, делая вид, что вообще не в курсе происходящего.

   Тут из-за поворота, к которому мы подходили, вырулил тёмный...

   – Шон?!

   От нашего слаженного восклицания старший братец пригнулся и попытался было рвануть обратно, но передумал и чуть не оглушил нас своим воплем:

   – Братцы!!!

   – Ты идиот?! – я бешеным ором оборвал попытку меня удушить. – Какого демона ты здесь делаешь, придурок в чешуе?!..

   Орали мы в итоге минут пять, а на робкие попытки тех же близнецов нас утихомирить, реагировали проникновенным рычанием.

   – Ладно, – махнул рукой я, понимая, что мозгов у брата не было и не будет, и он такой же бесконечно преданный семье придурок как я. Я бы тоже не раздумывая отправился за братом! Но то я, а Шон вроде взрослее и умнее должен быть. По идее. Не знаю правда, что это за идея такая... – Что с тебя, дурака здорового, взять... Я просто демонски рад тебя видеть!

   – А уж как я вам всем рад, – вздохнул братец. Притянул нас с Ваном к себе. Мы даже не сопротивлялись этой попытке удушения. Соскучился я по брату. До этого момента даже до конца не представлял до какой степени. – Малыш, когда же ты успел стать седым?.. – такая тоска и прозвучала в голосе брата, что я даже по привычке не стал фыркать на "малыша".

   – Да вот, пришлось... – глухо ответил я, отстранившись. – Кстати, брат, познакомься с нашим дядей. Шон, это Ильен. Ильен – это мой старший брат.

   Тут из-за поворота пулей вылетел ещё один тёмный.

   – Ильен, а это мой отец. Твой брат, получается...

   – Ага, – только и смог обалдело кивнуть родич.

   Папа обратил внимание на что-то ещё, только убедившись, что наша четвёрка ему не привиделась, что мы все живые, здоровые и даже относительно целые.

   – Брат, значит? – посмотрел отец на совершенно ошарашенного и потерянного тёмного. Улыбнулся тепло. – Ну, значит теперь я не самый младший в своём поколении...

   – Эм, пап, тут такое дело... – в потолок произнёс я, пытаясь со всех сил сдержать улыбку.

   – Ильен объективно тебя старше, дядя Райд, – не пряча усмешки, закончил за меня Ван. – Ему сто двадцать пять.

   – Но это объективно, – снова заговорил я. – На самом деле больше сотни лет Ильен провёл в летаргическом сне. Субъективно ему не больше, чем Шону.

   – Короче, тут всё сложно, – закончил Ван.

   – Не дети, а сплошной ходячий кошмар, – проворчал озадаченный родитель.

   – В родителей! – хором заявила наша троица императорских кровей.

   Далеко заполночь наконец-то мы закончили друг другу рассказывать о том, куда и как нас носило. Узнав, что оправил нас сюда даах, папа страшно ругался. Я ругался не меньше, узнав как сюда попал он, а следом и Шон. Последнее слово в виде "мама оторвёт вам обоим головы и будет права" всё равно осталось за мной. Взаимно обвинив друг друга в отсутствии мозгов, мы на этом успокоились, и дальше обходились без матов.

   Только под утро Ван, Шон и Ильен разбрелись спать, а Маньяки давно дрыхли в обнимку на диване.

   – Ты сильно повзрослел, сын, – произнёс отец, не отрывая от меня взгляда. Мы сидели в стоящих рядом креслах и периодически подливали друг другу в кубки лёгкого золотистого вина. Папа протянул руку, коснулся моего седого виска, полуматериальных перьев. В отличие от других, рука отца, касавшаяся крыла, не раздражала. – И изменился.

   – Мне пришлось, – тихо ответил я. Усмехнулся грустно, раскинул крылья, немного склонившись вперёд, придал им полную материальность. – Мне теперь всю одежду со специальными прорезями заказывать придётся. И это не единственный "подарок" Болота Мёртвых...

   Снова уложив крылья, я рассказал отцу всё, о чём умолчал при общем разговоре. Сглаживая подробности, стараясь скрыть слишком уж тяжёлое, но всё. Живо передо мной стояла картина памятника моей семье. И я, уткнувшийся в каменную ногу отца... "Никогда... какое страшное слово..."

   Сам не заметил, как за время рассказа оказался у окна, жадно гладя в небо, становившееся красным на востоке. Как вцепился в створку окна до побелевших пальцев...

   – Бедный мой сын... – Отец, оказавшийся рядом, когда я поднял взгляд, просто обнял меня. – Бедный ты мой маленький сын... Если бы я мог от всего этого тебя отгородить...

   – Ты просто не умирай, пап, – только и смог произнести. Горло свело. Больше даже при желании говорить я бы не смог.

   – Обещаю, – ответил папа.

   Как же хорошо, что у меня такой отец... И как же хорошо, что он рядом. И пусть горло свело, но как же тепло на душе. И никто не увидит скатившихся по лицу слёз, а отец и сам незаметно вытер лицо...

   Двойняшек так и оставили спать на диване. Только "поле тепла" я им обновил.

   Вана тоже хотели оставить спать, да эта вечно недовольная ушастая морда проснулся самостоятельно. И отправился с нами. Как и Шон, брать с собой которого в наши планы тоже не входило.

   Ильен, кажется, так и не смог уснуть. Наследник трона был бледен, устал. И скрывал свою растерянность под маской раздражительности. Ну вылитый я. Надо его подколоть, чтобы разозлился на меня и успокоился.

   Пока шли до малого тронного зала, мы с братьями втроём успели довести дядю до белого каления, попыток нас убить и отчаянной просьбы императору утихомирить своих наследников. В общем, дёргаться он перестал, что нас полностью устраивало.

   В зале с видом ждущих казни смертников нас ждали двенадцать Рыцарей. Отец зорко оглядел преклонивших колено тёмных. Повернулся ко мне.

   – Сын, дай-ка мне Старшую печать.

   – Тогда дай Младшую, – потребовал я, снимая кольцо.

   Подал артефакт отцу, безмолвно интересуясь: "Инструкция для юзера-лузера нужна?"

   "Ремня давно не получал?" – не менее ехидным взглядом ответил мне отец, забирая мою... хм... дедушкину печать и отдавая мне свою.

   А потом... потом было судебное разбирательство. Долгое. Муторное. Выматывающее всех участников. Папа вёл допросы при помощи печати, я его дублировал и помогал, потому что ведущую роль физически не выдержал бы. Ильен выступал как в качестве допрашивающего, так и в качестве свидетеля. К вечеру меня мутило от голода, беспощадно кружилась голова и было такое ощущение, будто меня весь день били ногами. Причём ногами, не в тапочки обутыми.

   – Что скажешь, Старший Наследник? – поинтересовался отец, не глядя на меня. Я сам только взгляд скосил, не поворачивая головы. Его мутило даже больше чем меня, что видно по лицу. Он в каждой душе читал, память им наизнанку выворачивал. Как его самого не вывернуло... Хотя, мы специально не ели.

   – Каждый из них заслуживает казни, – ледяным тоном отозвался я. – Но мы не можем себе позволить убить их сейчас, отец-Император. Это политически невыгодно в сложившейся ситуации. Я считаю, что мы должны рассмотреть ситуацию более полно в отношении десяти из двенадцати присутствующих.

   – Ты уверен? – повернулся ко мне отец.

   Я прекрасно понял подтекст его вопроса. И сам посмотрел на дядю.

   – Мне понадобится Тень. – Ильен тоже всё правильно понял.

   – У Кордана ар'Каэрта есть пара учеников, – проговорил Шон. – Любой из них будет рад стать настоящей Тенью тебе.

   Ильен не ответил, пристально глядя в глаза одного из тех, кто лишил его крыльев.

   – Нет, – тихо, но твёрдо ответил дядя. И добавил понятное нам всем слово: – Одиннадцати...

   – Ван, Шон, проводите консорта в северную башню, – холодно приказал папа. – Остальные будут ждать решения Владык Мира, и выполнять полученные ранее приказы.

   Арсен поднялся со своего места и тяжело произнёс:

   – Тень желает остаться с действовавшим до сего момента правителем. Я уже и так похоронил двух императоров, двух императриц и потерял двух наследников. Больше не хочу и не могу. Прости нас, если сможешь, Ильен. Мы совершили слишком много непростительных ошибок.

   – Воля твоя, Арсен, – ледяному тону могли позавидовать айсберги. Только на дне зрачков потемневших глаз отражалась горечь пополам с обидой. Ильен никогда не сможет их простить. – Отправляйся с Кайреаном, – и родителя своего "папой" он больше никогда не назовёт.

   Не могу сказать, что не понимаю родича.

   Шон с Ваном повели двух покорно шагающих тёмных в тюрьму. Проходя мимо нас, Кайреан замедлил шаг и с такой мукой взглянул на своего сына, что даже я едва смог удержать каменную мину. Но Ильен и бровью не повёл, не удостоив родителя взглядом.

   Папа, если б ты только знал, как я безмерно счастлив, что именно ты мой отец. И что мама у меня нормальная. Ну, то есть, примерно такая же нормальная, как всё семейство.

   Когда мы трое вышли из тронного зала, я уже всерьёз прикидывал, как бы половчее упасть куда-нибудь в наименее пыльный угол, и сколько мне удастся там поспать.

   – Папа, – я бессильно привалился к ближайшей опоре, оказавшейся отцовским плечом. – Пойдём кого-нибудь съедим.

   – Может, "чего-нибудь"? – сочувственно, но всё-таки с улыбкой спросил родитель.

   – Нет, пап, "кого-нибудь", – уверенно откликнулся я, заставляя себя встать прямо. – И прибейте меня кто-нибудь, пожалуйста...

   – Это мы всегда с удовольствием! – как из ниоткуда появились вездесущие близнецы. – Но мы предпочитаем здоровые и вменяемые жертвы. Поэтому мы тебя сначала покормим...

   – Какой ужас, – убито произнёс я, и повис на плечах Маньяков, молча эти плечи подставивших.

   Собрались мы только на следующий вечер. После допроса никто из нас не был способен даже говорить внятно. Нет, папа ещё более-менее держался, но я, оказавшись в той комнате, где мы вчера обменивались стратегически важными сведениями, с некоторым трудом одолел организованный двойняшками ужин, выпихал их с дивана и провалился то ли в сон, то ли в глубокий обморок...

   Утром папа куда-то испарился, а без него мы с Ильеном решили ничего не делать. Я так вообще прикинулся обивкой дивана, лёжа с книгой в руках и периодически таская со стоящего рядом столика еду. Делать что-либо ещё я отказывался наотрез.

   – Ух ты, какой дружный читальный зал! – папа стоял на пороге и ехидно скалился. Позади отца привалился к дверному косяку Шон.

   Да, дружненько вышло... Ильен забрался в кресло с ногами, что-то читая, близнецы валялись на полу тоже с книжками, Ван сидел на подоконнике с учебным пособием по риторике. Я, конечно же, занимал самое выгодно лежачее место. И читал отнюдь не учебник, а интересную космофантастику. "Долгий восход на Энне" # Второй раз перечитываю в условиях жестокой информационной голодовки. И не надоедает.

   # Евгений Гуляковский

   – Где вас обоих носило? – поинтересовался я с дивана, не спеша закрыть книгу и демонстративно глядя на страницу.

   – Где надо, там и носило, – хитро сощурился отец.

   Ой-ой-ой! Я знаю эту ухмылку на папином лице! Ой, знаю! Паранойя меня сейчас сожрёт, а ж... индикатор неприятностей предупреждает, что они, неприятности, будут крупными!

   Убрав книгу, сел, пристально взглянул и проникновенно спросил:

   – Ты что задумал, родитель?

   – Тебе понравится, – пообещал папа.

   – Пап, тебе по части неожиданностей дедушку не переплюнуть, но ты каждый раз стараешься, – проворчал я. – Может обойдёмся без сюрпризов?

   – Но так же совершенно не интересно! – воскликнул папа и улыбка на его лице стала широкой и довольной как никогда.

   Интересно, насколько крупную гадость отец задумал?

   Папа согнал с лица шкодливое выражение, задержал взгляд на Ильене. Дядя отложил книгу, поднялся. Папа повернулся к Шону:

   – Останься, сын.

   Шон вздохнул тяжко, но согласился. Мы переглянулись с Ваном и отправились за отцом и дядей.

   – Вы уверенны? – спросил нас отец.

   – Пап, ты об этом кого спрашиваешь? Нас с Ваном? Так мы, вроде бы, не новички в таких делах.

   Отец только кивнул. Шон отвернулся, чтобы мы не увидели, как исказилось его лицо. Брат на самом деле жалеет нас обоих. И злится на себя за то, что не мог защитить и отгородить нас от пролитой крови в прошлом, а теперь уже поздно что-то менять.

   – Ирдес, Ван, – позвал Данька и показал нам растопыренные пальцы. В тот же момент Манька едва заметным кивком указала на Шона, объясняя, почему они не с нами.

   Мы ответили молчаливым согласием.

   В северную башню поднимались в тишине.

   Покои заключения, которые язык не поворачивался назвать казематами, для двух пленников оказались обставлены хоть несколько аскетично, но удобно. Обычный набор – зал, кабинет, спальня, ванная комната. Обычная обстановка... Только решётки на окнах, чрезвычайно толстые стены и дверь, закрытая на наружный замок.

   Пленники сидели в креслах под окном. Облачённые в церемониальные одежды Рыцарей. Те, что без доспехов. Ополовиненный бочонок вина возле стены. В комнату проникали закатные лучи, окрашивая деревянный пол и светлые стены в багрянец. Арсен не шелохнулся, когда мы вошли. Кайреан поднял голову. Усталое, постаревшее лицо. Бездонная пустота в глазах.

   – Почему не позвали палача? – глухо спросил он.

   – Палач перед тобой, – с ледяным спокойствием отозвался отец. – Это семейное дело. Никто не имеет право казнить родичей Владык, кроме самих Владык. Являясь отцом моего брата ты – часть моей семьи, выродок.

   На последнем слове папа сорвался на рык. Впрочем, он быстро взял себя в руки. Мы с Ваном отступили за папину спину. Понадобимся – перестанем изображать предметы интерьера.

   Кайреан кивнул, прикрыв глаза. Произнёс медленно:

   – Я прошу пощады для моего друга. Для Арсена ар'Каэрта. У меня осталось ещё двое детей... они тир'Реаны. Арсен, я прошу тебя, только ты знаешь как их правильно воспитать и держать в узде безумие... Они ещё подростки... Литтории шестнадцать, Арейну только тринадцать.

   Как же у тебя наглости на такое хватило?..

   Ильена перекосило.

   – Какой же ты ублюдок, – хрипло произнёс родич. – Обрёк ещё двоих на непрекращающийся кошмар. Молодец, проклятый. Продолжал бы в таком духе, скоро бы вся наша раса вымерла.

   – Они останутся нормальными, если их правильно воспитать... – сдавленно выговорил консорт. – Я был молод, глуп, у меня не было наставника, который смог бы вовремя объяснить...

   – Зато у тебя был сын, которого ты сам убил, – тихо произнёс Ильен.

   Самое страшное преступление нашей расы – это детоубийство. А убийство ребёнка родителем – это вообще нечто запредельное. В этот закон входит и такая статья как "доведение до самоубийства". Кайреан довёл своего сына до самоубийства. Собственно, наследник Ильен умер. Остался жить другой, носящий то же имя. Господин Вечности, как звали его подданные Царства.

   – Я никогда не смогу простить себя сам. Поэтому, прости меня ты, сын... – консорт говорил так же тихо, не отрывая взгляда от Ильена. – И убей. Это тебе поможет...

   Тёмный поднялся, прошёл на середину комнаты, встал на колени. Склонил голову.

   Отец достал из личного пространства клинок. Узкий, длинной от локтя до запястья, кинжал с широкой рукоятью и чёрным лезвием. Его зовут Жало. Он всегда хранится у кого-то одного. У того, кто может убивать своих. Папа провёл ладонью по лезвию, нахмурился.

   – Малыш, дай-ка мне мою печать обратно.

   – А ты мне тогда мою... в смысле, дедушкину верни, – потребовал я, не фыркая на "малыша". Из уст отца это звучало совсем не обидно.

   Мы обменялись семейными артефактами и папа снова провёл по лезвию. Чёрный металл побелел до такой степени, что на него стало больно смотреть. Протянул Жало Ильену.

   – Это твоё право.

   Дядя принял кинжал, шагнул к выродку Хаоса. Положив правую руку на плечо консорта, приставил кинжал к его груди напротив сердца. Рука не должна дрогнуть. Своих всегда убивают одним ударом в сердце. Всегда левой рукой. Знаю. Дед просветил.

   Молчание затягивалось, а родич всё не спешил нанести удар.

   Когда звенящая тишина стала невыносимой, Ильен отступил на шаг. Развернулся, отдал Жало владельцу.

   – Я не могу.

   Папа с сомнением взвесил в руке лёгкий клинок. Погасил сияние, делавшее смерть казнимого безболезненной.

   – Что ж, судьба принца-консорта решена. Он остаётся жив. С наказанием решим позже.

   Кайреан поднял голову. В серых глазах полыхнула ярость.

   – Я совершил слишком много. Лишь за сотую долю моих деяний любого приговорят к смертной казни. Я пытался всё исправить. Столько, сколько мог. Я устал жить, мой император. Я... устал...

   Два последних слова он произнёс с небольшой паузой. На вдохе... выдохе...

   И перерезал горло собственным ножом.

   Его лицо исказила страшная, пробравшая морозом улыбка. И та застарелая, дикая тоска, что никогда не покидала серых глаз светловолосого тёмного, ушла, на мгновенье, лишь на мгновенье сменившись не радостью, только отголоском радости освобождения. Потом взгляд остекленел, потеряв выражение. И он упал...

   Выродок Хаоса... Последняя надежда разрушавшейся Империи... В луже крови и бликах алого света заката лежал лишь усталый тёмный старик, нашедший успокоение в смерти. Мне стало жаль. Потому что отчасти я мог его понять. Понять... но не принять и не простить.

   Ильен смотрел на тело с завидным равнодушием. Медленно произнёс:

   – Первые годы... я каждую ночь мечтал, что вернусь и буду долго убивать его. Через десяток лет в красках представлял, как он свалится с лестницы и сломает себе шею. Спустя полвека мне стало всё равно. И мне наплевать сейчас. Наверное это странно. Или страшно. Это должно быть страшно. Но мне просто всё равно...

   – Идём, – папа развернул Ильена к выходу, обнял одной рукой за плечи и вывел прочь.

   – Свободен, – коротко бросил Ван так и не двинувшемуся с места ар'Каэрту. – Но твою лояльность мы ещё проверим...

   Мы вышли из камеры заключения следом за отцом и дядей. За моей спиной послышался судорожный, задавленный всхлип и короткий полувой-полустон. Такой горький, что я замедлил шаг. Но не обернулся.

   – Знаешь, малой... – папа обратился к Ильену. – Не смотри на меня волком, был один малой, теперь двое. Субъективно тебе лет как моим сыновьям. Так вот, мелкий, я могу вернуть тебе Небо.

   Ильен остановился так, будто налетел на стену. Ошалело посмотрел на первого Императора и смог только просипеть в ответ:

   – Что ты сказал?.. Ты можешь вернуть мне крылья?!..

   – Ну, не обещаю, что это будут именно крылья, – отозвался отец. – Но это будет небо. Ты сможешь летать снова не хуже моих детей. И ты, малыш, запомни, – папа посмотрел на меня. – Даже если потеряешь крылья, я всегда верну тебе Небо.

   – Всегда знал, что мой папа – гений! – легко улыбнулся я.

   Вот что ты задумал? Это был отличный ход! Ильена заодно отвлёк в самый тяжёлый момент. Да и моё направление мыслей изменил. Ты гений, отец мой Император!

   ...Пустота. Пустота и темнота. Мягкий, тёплый мрак.

   Он висел в пустоте, распятый на железном кресте. Руки-крылья в цепях, пробивших плоть насквозь. Крест покрыт инеем. Осязаемый алый свет божественной крови, стекая с рук-крыльев, медленно разрушал эту страшную ловушку, заставляя железо ржаветь. Однажды ты сможешь вырваться отсюда, Феникс. Только хватит ли у тебя сил уйти?..

   – Феникс!.. – крикнул я, разрушая страшное безмолвие. – Феникс, держись! Я приду за тобой!..

   Мой смертный бог поднял голову. Я отшатнулся. Страшное, будто мумифицированное лицо. У него были глаза, но казалось, что их нет. Мутные, стеклянные, слепые. Мёртвые. Таких не бывает у живых. Ледяной Феникс мёртв.

   Мертвец с лицом моего бога выдохнул какое-то слово, инеем повисшее перед его лицом и осыпавшееся искристым мелким снегом.

   – Феникс... – полный отчаянья стон. Не мой. Брата. – Друг, не смей умирать!

   Мертвец снова попытался что-то произнести, но...

   ...Это появилось из мрака за его спиной. Легло плащом, впиваясь когтями богу в плечи, не имея лица, выглянуло из-за его спины, опустило чёрные крылья, обнимая перьями свою жертву.

   – Маленькие носители Искры... – голос одновременно был и не был, звучал везде, не нарушая тишину. – Какое лакомство...

   Страх парализовал сознание. Оно было и не было, живое и мёртвое, разумное и нет... И оно хотело ЖРАТЬ. А едой был я. Страх пропитывал всё вокруг, каждую мысль, каждый вдох, каждую судорожную попытку вырваться. Оно, сущее несуществующее, проникало пустотой внутрь, пробиралось призрачными жгутами под кожу, пробиралось в кровь, струясь холодом по венам. Сжимало горло, мешая дышать и не стесняя свободу дыхания. В глаза засыпали раскалённый, живой и ползающий песок, спешащий добраться до мозга, чтобы пожрать его. Холод и яд, жгущий болью, которая существовала и нет. От этого невозможно было защититься, потому что нельзя было понять, есть ли оно и от чего защищаться!

   Ужас пожирал, пропитав собой всё, пробираясь в самое моё "Я", не оставляя кроме себя ничего больше. Растворяя меня в себе, лишая способности сопротивляться...

   Ветер сжал кулаки. Меня отбросило с такой силой, что мир вокруг исчез...

   ...Открыв глаза я уставился в потолок. Сел на кровати. Сжал руками виски. Майка, в которой я спал, оказалась насквозь мокрой. Меня всё ещё колотило. Пришлось сцепить зубы покрепче, чтобы эти предатели не стучали.

   Ноги не держали, пришлось ползти на четвереньках, и путь до ванной комнаты казался ужасно длинным. Поочерёдно ледяная и горячая вода привели меня в чувство. Не знаю, сколько я тут трупака изображаю. Наверное, уже час, может и больше. Поначалу казалось – вообще вечность. Так же как вечность длился пережитый кошмар, без конца и края... От воспоминаний передёрнуло. Никогда раньше не переживал такого... даже не скажу чего. Как будто мгновенье смерти, растянутое в вечность.

   И я там почти умер. Если бы не Ветер...

   Ветер был мёртв. Я знал это, понял как только заглянул ему в лицо. Моя душа – его храм, поэтому я знаю... как никто другой знаю, что мой смертный бог – мёртв. Вот только... Смерть бога – не то же самое, что смерть любого другого существа. Совсем не то же самое...

   Что же теперь делать? Как собирать его по кускам, возвращая по капле душу? И где искать эти осколки ледяной души, разбросанные по сотням миров и, возможно, времён?

   Потянувшись было к брату, передумал касаться души. Вместо этого оделся и направился к нему в комнату. Дверь оказалась закрыта и на стук он не отзывался. Подумаешь, у меня ключ есть. Вану о том, куда запасной ключ делся знать вовсе не обязательно. Я и Шона, чьи покои рядышком, тоже обделил. Так, на всякий случай.

   Апокалипсис лежал на полу в паре метров от кровати.

   Помянув всех демонов разом, я бросился к брату. Он дышал. Еле-еле. Пульс едва прощупывался, сердце, кажется, судорожно пыталось не остановиться. Не холодный даже, а ледяной. И весь взмокший. Ван умирал.

   В оставленную распахнутой настежь дверь заглянул Шон.

   – Зови папу! – заорал я, чувствуя, как от ужаса у меня немеют руки.

   Шон не заставил повторять дважды. Но мне всё равно показалось, что прошла вечность, прежде чем в покои светлого вбежал перепуганный отец. С одного взгляда оценив его состояние, папа подхватил Вана на руки и отрывисто бросил нам с Шоном:

   – В лазарет! Быстро! Разыскать фельдшеров, всех! Бегом!

   Мы сорвались с места ещё до того, как отец договорил.

   ...Кошмар кончился только под вечер. Уставшие бегать из угла в угол близнецы сидели под дверью. Их больше всего бесило собственное бессилие. На исходе десятый час с тех пор, как Вана, прямо скажем, из Посмертия вытаскивают. Я просто лежу на диване и тупо смотрю в потолок.

   В отсутствие света, тьмой Вана накачали под завязку. И как ар'Грах, светлый легко принял тьму, будто родную стихию. Источником служил Ильен, я – проводником. Здесь не было всего что нужно, нам приходилось идти на разные риски, чтобы вытащить уже шагнувшего за грань Вана обратно в наш неприветливый мир. Кроме нас было ещё пятеро фельдшеров-тёмных.

   Не соображаю уже от усталости и ничем больше не могу помочь. Только не могу перестать неслышно шептать Небу молитву. Не оставь своих сыновей и на земле, Небо великое. Не дай моему брату умереть. Не дай умереть. Не дай...

   – Ваше высочество...

   Скосив взгляд, я увидел стоящую рядом миловидную девушку с подносом в руках. Запахло чем-то вкусным. Меня замутило.

   – Ваше высочество, вам надо поесть...

   – Не хочу, – поморщился я.

   – Воробей, тебе необходимо поесть. – Шон сел на краешек дивана, подвинув мои ноги. – Ты ведь столько сил потерял. Давай, хватит изображать диванный коврик. Я для тебя пирожные достал. Знаешь, как сложно было их здесь найти?

   – С клубникой? – заинтересованно взглянул на брата я.

   – И сливками, – кивком и улыбкой подтвердил Шон.

   – Уговорил.

   Пока я кое-как отдирал себя от дивана, принимая сидячее положение, девушка успела расставить всё на кофейном столике и куда-то испарилась.

   Оказалось вкусно, а компания в виде старшего брата отвлекла от тяжёлых мыслей.

   Закончив с завтраком, я некоторое время смотрел в пустоту перед собой, потом повернулся к брату. Он оборвал себя на полуслове.

   – Шон, ты меня прости, если что не так было... за всё. И за то, что я над тобой издевался всю жизнь, – попросил я.

   – Да ты с ума сошёл?! – старший брат скривился как от боли, обнял меня за плечи своей здоровой ручищей. – Да я же жить не смогу без твоих подколок. Зачем я тебя иначе бы провоцировал всю жизнь? Без твоей "я мстю и мстя моя страшна" – просто скучно! Ты же такой забавный, когда злишься. Эдакий боевой воробей...

   – Ну всё, тебе кранты! – зловеще пообещал я. – За "боевого воробья".

   – Орёл! Только мелкий, – тут же усугубил своё шаткое положение братец. – О, я знаю этот взгляд! Уже боюсь заранее, – едва справляясь со смехом, объявил Шон.

   – И правильно делаешь, – сощурился я, выдав одну из своих пакостливых улыбочек.

   Тут из комнаты, откуда меня выгнали пару часов назад, вышел отец. Стало не до взаимных подколок.

   – Выжил. Пока что, – устало произнёс второй император. – Вытянет ли – уже другой вопрос...

   – К нему можно? – поинтересовался Данька.

   – Мы просто рядом посидеть... – просительно добавила Манька.

   – Идите, – махнул рукой папа. – Хуже от этого не будет.

   Шон ушёл вслед за двойняшками, а папа занял освобождённое братом место. Ну вот, опять не дадут обивку дивана поизображать.

   – Ты не пойдёшь? – спросил отец.

   – Они все выдохнутся через пару-тройку часов, – ответил. – Тогда я их повыгоняю, чтобы отоспались. А пока что... слушай, пап, у тебя ещё силы остались? – кое-что вспомнив, спросил я.

   – Смотря для какой цели, – осторожно отозвался отец.

   Закатав рукав рубашки, я продемонстрировал отцу шрам на предплечье.

   – Косо срослось, что ли... Мало того, что доспеха нет, так ещё и рука болит.

   Папа нахмурился, провёл пальцами по татуировке.

   – Этого я не предусмотрел, – пробормотал отец, сосредоточенно изучая испорченный артефакт. – Пойдём-ка ко мне, я попробую исправить.

   Пол под ногами изображал из себя палубу корабля в страшный шторм, но до папиных покоев я всё же добрался. Папа вручил мне две белые капсулы и стакан с какой-то шипучей, невкусной фигнёй. Я покорно выпил.

   – Рубашку снимай и на диван ложись, – потребовал папа.

   Пока я расстёгивал пуговицы, успели занеметь кончики пальцев.

   – Что это ты мне дал? – поинтересовался я, укладываясь на диван так, чтобы рука с татуировкой была наверху.

   – Обезболивающее и снотворное, – честно признался папа, положив полотенце мне под локоть. Походу, крови должно быть не мало.

   – В следующий раз предупреждай про снотворное, – язык начал заплетаться и комната поплыла перед глазами.

   В руку воткнулась маленькая игла, под кожей почти сразу разлилось холодное онемение. Папа воспользовался ещё и местным наркозом. Так, это меня уже пугает, потому что обещает быть очень болезненным! Ой, а я ведь про кое-что забыл! Отец уставился на выступившую на месте укола капельку крови. На его лице явно нарисовалось сомнение в здравости собственного рассудка.

   – Пап, не бойся, это нормально. Не хотел тебе говорить... но раз уж такое дело... Это что-то вроде заражения. Я вроде как кровный брат бога... наверное... в общем, она правда светится, это не глюки...

   На последних словах я окончательно перестал соображать и отрубился...

   Просыпаться не хотелось. Глаза отчаянно сопротивлялись попыткам их продрать, внутренний голос уверенно рассуждал о том, что пару суток сна будет только на пользу и не нарушат никаких планов. Пришлось заткнуть эти соблазнительные посулы радикальным способом – рухнуть с дивана на пол. Но великая гравитация всё равно пыталась оставить меня лежать. Бешеных усилий воли стоило отодрать себя от пола.

   Плотно забинтованная рука нудно и тупо ныла. Добравшись до ванной комнаты, продолжил процесс пробуждения этого дохлого упыря с помощью холодной воды. Когда глаза более-менее перестали слипаться, взглянул на себя в зеркало и взялся за расческу. Убрал волосы под резинку. Никогда не привыкну к этой седой пряди у правого виска.

   Стоило мне направиться в сторону коридора, чтобы всё-таки добраться до лазарета и проверить, не сбежал ли в сторону Посмертия мой брат, как на пороге покоев появился отец. Окинул полудохлого меня оценивающим взглядом.

   – Не надо на меня так смотреть, ты сам как трупак недельной лежалости, – вместо "доброго утра" сказал я.

   – Я выносливей тебя раза в четыре, сын, – мирно отозвался папа. – А то и во все десять.

   – Когда мне будет сотня, я буду такой же, – скривился в ответ я.

   – Нет, – помотал головой папа. – Ты будешь куда сильнее.

   Даже так? Интересно, с чего ты это решил?

   – Как там Ван? – задал я самый главный на данный момент вопрос.

   – Плохо, – не стал обманывать отец. – Нужно как можно быстрее вернуть его домой. Ты мне не объяснишь, что всё-таки произошло?

   – Мы нарвались, – честно признался я. – На что-то настолько жуткое, что я раньше даже представить себе не мог, что такое может существовать. Сам чуть не помер. Больше часа пытался хотя бы подняться на ноги. Вану сильнее досталось, чем мне.

   – Как обычно, – вздохнул папа. – Если есть куда вляпаться – вы вляпаетесь. Ладно, чадо моё, пойдём, поассистируешь мне.